Секретарь Ярти кашлянул, Пазаир поднял голову.
   – Что-то не так?
   – Вызывают.
   – Меня?
   – Вас. Старший судья царского портика хочет немедленно вас видеть.
   Вынужденный подчиниться, Пазаир отложил кисточку и палетку.
   Перед царским дворцом, как перед любым храмом, был выстроен деревянный портик, где вершил правосудие судья. Там он выслушивал жалобы, отличал истину от беззаконной лжи, защищал слабых и спасал их от сильных.
   Старший судья заседал перед царским дворцом; примыкающее к фасаду строение, в центре которого находился приемный зал, имело прямоугольную форму и опиралось на четыре столба. Когда визирь отправлялся к фараону, он обязательно заходил поговорить со старшим судьей царского портика.
   Приемный зал был пуст. На позолоченном деревянном стуле восседал хмурый судья в переднике до колен. Твердость его характера и весомость речей были известны всем.
   – Вы судья Пазаир?
   Молодой человек поклонился с почтением: аудиенция у старшего судьи провинции была для него значимым событием. Внезапный вызов и встреча лицом к лицу не предвещали ничего хорошего.
   – Начало карьеры ошеломляющее, – проговорил старший судья, – вы удовлетворены?
   – Разве удовлетворение возможно? Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы человечество обрело мудрость и судейские конторы стали не нужны; но эта детская мечта рассеивается.
   – О вас много говорят, хотя вы в Мемфисе совсем недавно. Вы осознаете значение своего долга?
   – В нем вся моя жизнь.
   – Вы работаете много и быстро.
   – Однако, на мой взгляд, недостаточно; когда я лучше разберусь в трудностях моей задачи, я буду приносить больше пользы.
   – Пользы… Что значит это слово?
   – Одна справедливость для всех. Разве не в этом наш идеал и наш закон?
   – А кто утверждает обратное?
   Голос старшего судьи сделался хрипловатым. Он встал и принялся ходить взад и вперед.
   – Я не одобряю ваших выводов относительно зубного лекаря Кадаша.
   – Я подозреваю его.
   – Где доказательства?
   – В моем отчете уточняется, что я их не получил; поэтому я не предпринял против него никаких действий.
   – Тогда к чему эта бесполезная агрессивность?
   – Чтобы привлечь к нему ваше внимание; вы, наверное, располагаете более полной информацией, чем я.
   Старший судья замер, вне себя от ярости.
   – Берегитесь, судья Пазаир! Вы что же, намекаете, что я затормозил его дело?
   – Даже в мыслях не было; если вы сочтете необходимым, я продолжу расследование.
   – Забудьте о Кадаше. Почему вы преследуете Денеса?
   – В его случае правонарушение очевидно.
   – Разве формальная жалоба, поданная против него, не сопровождалась рекомендацией?
   – Да, действительно: «не давать хода». Поэтому я и занялся этим делом в первую очередь. Я дал себе клятву сопротивляться подобной практике из последних сил.
   – А вам известно, что автором этого… совета был я?
   – Достигший величия должен служить примером, а не пользоваться своим богатством для угнетения простых смертных.
   – Вы забываете об экономической необходимости.
   – Если она когда-нибудь возьмет верх над правосудием, Египет будет обречен на смерть.
   Слова Пазаира поколебали старшего судью. Он сам в молодости высказывал те же суждения, и столь же пылко. А потом пошли сложные случаи, продвижение по службе, необходимые примирения, компромиссы, уступки иерархии, зрелость…
   – Что вы вменяете в вину Денесу?
   – Вы сами знаете.
   – Вы полагаете, за такое поведение его следует осудить?
   – Ответ очевиден.
   Старший судья не мог сказать Пазаиру, что только что говорил с Денесом и что судовладелец просил его сместить слишком ревностного судью.
   – Вы намерены продолжать следствие?
   – Да, намерен.
   – А вы знаете, что я могу сей же час отправить вас обратно в деревню?
   – Да, знаю.
   – И такая перспектива не изменит вашего взгляда на вещи?
   – Нет.
   – Вы что, глухи к любым доводам рассудка?
   – Речь идет просто о попытке давления. Денес – мошенник; он пользуется неоправданными привилегиями. Раз его случай оказался в моем ведении, почему бы мне им не заняться?
   Старший судья думал. Обычно он действовал решительно, без колебаний, с полной уверенностью, что служит своей стране. Поведение Пазаира пробудило в нем столько воспоминаний, что он видел себя на месте молодого судьи, полного решимости неукоснительно исполнять свой долг. Эти иллюзии развеет время, но значит ли это, что не стоит пытаться достичь невозможного?
   – Денес – человек богатый и могущественный. Его жена известна своей деловой хваткой. Благодаря им товары доставляются повсюду наилучшим образом. Зачем их беспокоить?
   – Не ставьте меня в положение обвиняемого. Если Денес будет осужден, грузовые суда не перестанут ходить вверх и вниз по Нилу.
   После долгого молчания старший судья сел в свое кресло.
   – Исполняйте свои обязанности как знаете, Пазаир.

9

   Нефрет уже два дня предавалась медитации в одной из комнат школы медицины в Саисе, в Дельте, где будущие врачи подвергались испытанию, природа которого всегда была тайной. Многие его не выдерживали; в стране, где продолжительность жизни нередко достигала восьмидесяти лет, в сословие лекарей принимали только самых одаренных.
   Удастся ли девушке осуществить свою мечту и посвятить себя борьбе со злом? Она познает трудности и неудачи, но не отступит и будет стремиться победить страдание. Но сначала надо удовлетворить требованиям саисских светил медицинской науки.
   Жрец принес ей сушеного мяса, фиников, воды и медицинские папирусы, которые она уже столько раз читала и перечитывала; некоторые понятия начинали путаться. То волнуясь, то веря в успех, она погрузилась в созерцание большого сада с циратониями[21], разбитого вокруг школы.
   Когда солнце склонилось к горизонту, за ней пришел хранитель смирны – аптекарь, занимавшийся изготовлением смесей для окуривания больных лечебным дымом. Он провел ее в специальное помещение, где она предстала перед несколькими его коллегами. Каждый попросил Нефрет выполнить рецепт, приготовить различные снадобья, оценить токсичность вещества, определить сложные ингридиенты, подробно рассказать о сборе растений, смолы, меда. Чтобы справиться с этим, ей не раз приходилось напрягать свою память.
   По окончании пятичасового экзамена четыре аптекаря из пяти дали положительную оценку. Пятый их мнения не разделял: Нефрет дважды ошиблась в дозировках. Не принимая во внимание усталость, он требовал дополнительной проверки ее знаний. Если она откажется, ей придется покинуть Саис.
   Нефрет выдержала. Не изменяя своему обычному мягкому тону, она отражала натиск придирчивого аптекаря. Он сдался первым.
   Не получив ни малейшей похвалы, она удалилась в свою комнату и заснула, как только легла на циновку.
 
***
 
   Аптекарь, так сурово испытывавший ее накануне, разбудил ее на рассвете.
   – Вы можете продолжать. Вы настаиваете?
   – Я в вашем распоряжении.
   – У вас есть полчаса на омовение и завтрак. Предупреждаю: следующее испытание опасно.
   – Я не боюсь.
   – Подумайте.
   На пороге испытательного помещения аптекарь повторил предостережение.
   – Не пренебрегайте моим предупреждением.
   – Я не отступлю.
   – Как вам угодно. Держите. – Он дал ей рогатину. – Войдите и приготовьте лекарство из ингредиентов, которые там найдете.
   Аптекарь закрыл за Нефрет дверь. На низком столике – пузырьки, чашечки, кувшины; в самом дальнем углу под окном – закрытая корзина. Она подошла. Плетение крышки было достаточно редким, чтобы она могла видеть, что внутри.
   Она в ужасе отпрянула.
   Рогатая гадюка.
   Укус ее смертелен, но ее яд составляет основу очень действенных лекарств против кровотечений, нервных расстройств и сердечных болезней. Она сразу поняла, чего ждет от нее аптекарь.
   Подождав, пока дыхание вновь станет ровным, она приподняла крышку; рука не дрожала. Осторожная змея не торопилась покидать свое укрытие. Сосредоточившись и замерев, Нефрет смотрела, как она переползает через борт корзины и выбирается на пол. Метровая гадюка перемещалась быстро, два рога угрожающе торчали из головы.
   Нефрет изо всех сил сжала палку, встала слева от змеи и собралась прижать ей голову рогатиной. На какой-то момент она зажмурилась; если она промахнется, гадюка скользнет вверх по палке и укусит ее.
   Тело змеи отчаянно извивалось. Она не промахнулась.
   Нефрет встала на колени и ухватила гадюку за голову. Теперь она заставит ее исторгнуть драгоценный яд.
 
***
 
   На корабле, увозившем Нефрет в Фивы, девушке почти совсем не удалось отдохнуть. Множество врачей засыпали ее вопросами по тем отраслям медицины, которыми она занималась во время учебы; каждый интересовался своей специальностью.
   Нефрет легко приспосабливалась к новым условиям. В самых непредвиденных обстоятельствах она знала, как себя вести, принимала резкие повороты судьбы, разнообразие людских характеров и мало думала о себе, стремясь постичь скрытые силы и тайны. Ей хотелось счастья, но и превратности не встречали протеста – через них девушка чаяла обрести радость, таящуюся под невзгодами.
   Ни разу не ощутила она враждебности по отношению к своим мучителям, ведь они укрепляли ее дух и проверяли, насколько тверда она в своем призвании.
   Вновь увидеть Фивы, свой родной город, было для нее огромной радостью. Небо здесь казалось ей синее, чем в Мемфисе, а воздух – чище. Когда-нибудь она вернется сюда, будет жить рядом с родителями, сможет снова гулять по местам своего детства. Она вспомнила о своей обезьянке, оставленной на попечение Беранира с надеждой, что она с уважением отнесется к старому учителю и будет проказничать поменьше.
   Два жреца с бритыми головами распахнули перед ней ворота, за высокой оградой располагалось несколько святилищ. Там, во владениях богини Мут, чье имя одновременно означало «мать» и «смерть», врачи проходили посвящение.
   Девушку встретил верховный жрец.
   – Я получил донесение из саисской школы; если желаете, вы можете продолжать.
   – Я желаю.
   – Окончательное решение принадлежит не людям. Сосредоточьтесь, ибо сейчас вы предстанете перед судьей, принадлежащим иному миру.
   Верховный жрец надел на шею Нефрет веревку с тринадцатью узлами и велел ей встать на колени.
   – Тайна целителя[22], – поведал он, – в знании сердца – от него видимые и невидимые сосуды расходятся ко всем органам и ко всем членам. Поэтому голос сердца слышен во всем теле. Когда вы станете слушать пациента, накладывая руку на его голову, затылок, руки, ноги или другие части тела, старайтесь прежде всего уловить голос сердца и его пульсацию. Удостоверьтесь, что оно прочно держится на месте, никуда не смещается, что оно не слабеет, что ритм его танца не нарушен. Помните, что по телу идут каналы, переносящие неуловимую энергию точно так же, как воздух, кровь, воду, слезы, сперму или фекальные массы. Следите за чистотой сосудов и лимфы. Если возникла болезнь, значит, что-то нарушилось в циркуляции энергии. За симптомами старайтесь разглядеть причину. Будьте откровенны со своими пациентами и сумейте поставить один из трех возможных диагнозов: болезнь, которую я знаю и вылечу; болезнь, с которой я буду бороться; болезнь, против которой я бессильна. Идите навстречу своей судьбе.
 
***
 
   В святилище царила тишина.
   Нефрет ждала, сидя на пятках, положив руки на колени, закрыв глаза. Время перестало существовать. Духовно сосредоточившись, она подавила в себе тревогу. Как не преисполниться доверия к братии жрецов-врачевателей, испокон веков, сколько существует Египет, благословлявших призвание целителей?
   Ее подняли двое жрецов; перед ней отворилась дверь из кедрового дерева, ведущая в молельню. Жрецы за ней не пошли. Не ощущая ни страха, ни надежды, Нефрет ступила в погруженную во мрак длинную комнату.
   Тяжелая дверь закрылась у нее за спиной.
   И тотчас же Нефрет ощутила чье-то присутствие, кто-то таился в темноте и наблюдал за ней. Опустив руки вдоль туловища, с трудом переводя дыхание, девушка не утратила ясности мысли. До сих пор она шла одна, и теперь будет защищаться одна.
   Вдруг луч света, упавший с крыши храма, осветил диоритовую статую возле дальней стены. Она представляла выступающую вперед богиню Сехмет – наводящую ужас львицу, которая ежегодно пытается истребить человечество, насылая мириады миазмов, болезней и тлетворных микробов. Ежегодно обходит она землю, принося с собой лихо и смерть. Только лекари могут противостоять свирепой богине, им она покровительствует; она одна может обучить их искусству врачевания и тайнам целительных снадобий.
   Ни один смертный, как часто доводилось слышать Нефрет, не смел смотреть в лицо богине Сехмет под страхом смерти.
   Ей следовало опустить глаза, отвести взгляд от жуткой статуи, от лица кровожадной львицы[23], но она не дрогнув воззрилась на богиню.
   Нефрет смотрела на Сехмет.
   Она молила богиню распознать, правда ли у нее есть призвание, проникнуть в самые потаенные глубины ее души, дабы понять, подлинно ли оно. Луч света стал шире и осветил целиком каменную фигуру. Ее могущество подавило девушку.
   Произошло чудо: ужасная львица улыбнулась.
 
***
 
   Коллегия фиванских врачей собралась в большом зале с колоннами и бассейном в центре. Верховный жрец подошел к Нефрет.
   – Тверды ли вы в своем намерении лечить больных?
   – Богиня была свидетелем моей клятвы.
   – То, что рекомендуешь другим, нужно прежде испробовать на себе самом.
   Жрец поднес чашу, полную красноватой жидкости.
   – Вот яд. Выпив его, вы определите его природу и поставите себе диагноз. Если он будет верен, вы получите хорошее противоядие. Если неверен – умрете. Закон Сехмет оградит Египет от плохого лекаря.
   Нефрет приняла чашу.
   – Вы вольны отказаться пить и покинуть это собрание.
 
***
 
   Похоронная процессия, сопровождаемая плакальщицами, прошла вдоль ограды храма и направилась к реке. Бык тянул повозку, на которой стоял саркофаг.
   С крыши храма за игрой жизни и смерти наблюдала Нефрет.
   Вконец обессилев, она радовалась ласковым прикосновениям солнечных лучей.
   – Вам будет холодно еще несколько часов, но яд не оставит никаких следов в вашем организме. Быстрота вашей реакции и точность диагноза произвели большое впечатление на собрание.
   – А вы спасли бы меня, если бы я ошиблась?
   – Кто лечит других, должен быть безжалостен к себе самому. Как только вы поправитесь, вы вернетесь в Мемфис и займете свой первый пост. На своем пути вы встретите немало препятствий. Такая молодая и одаренная целительница будет вызывать зависть. Не будьте ни слепы, ни наивны.
   Над храмом резвились ласточки. Нефрет думала о своем учителе Беранире – о том, кто научил ее всему и кому она была обязана жизнью.

10

   Пазаиру было все труднее и труднее сосредоточиться на работе, в каждом иероглифе он видел лицо Нефрет.
   Секретарь принес ему штук двадцать глиняных пластинок.
   – Список ремесленников, принятых на работу в арсенал за последний месяц; нам надо проверить, не имел ли кто из них проблем с правосудием.
   – И как быстрее всего это выяснить?
   – Заглянуть в регистрационные записи большой тюрьмы.
   – Вы можете этим заняться?
   – Только завтра; сегодня мне надо домой пораньше, мы отмечаем день рождения дочери.
   – Желаю хорошо повеселиться, Ярти.
   После ухода секретаря Пазаир перечитал текст, который он написал, чтобы вызвать в суд Денеса и изложить ему суть обвинения. В глазах потемнело от усталости. Он накормил Северного Ветра, и тот улегся спать у дверей конторы, а судья отправился немного пройтись вместе со Смельчаком. Бредя наугад, он очутился в тихом квартале рядом со школой писцов, где будущая египетская элита постигала секреты своего ремесла.
   Вдруг в тишине хлопнула дверь, послышались крики и отголоски музыки – угадывались звуки флейты и тамбурина. Пес навострил уши; Пазаир, заинтригованный, остановился. Ссора набирала обороты; за угрозами последовали удары, кто-то закричал от боли. Смельчак, не выносивший насилия, прижался к ноге хозяина.
   Метрах в ста от того места, где стоял Пазаир, молодой человек в красивом белом одеянии писца перелез через стену школы, спрыгнул в переулок и со всех ног понесся в его сторону, горланя слова непристойной песни, прославлявшей распутных девиц. Когда он пробегал мимо судьи, лунный свет осветил его лицо.
   – Сути!
   Беглец резко остановился и обернулся.
   – Кто меня звал?
   – Кроме меня, здесь никого нет.
   – Скоро будут, меня хотят побить. Побежали!
   Пазаир не заставил просить себя дважды. Смельчак, обезумев от радости, помчался с ними. И подивился, как плохо бегают люди, потому что минут через десять они уже остановились, чтобы перевести дух.
   – Сути… так это ты?
   – Верно, как то, что ты – Пазаир! Еще немного – и мы в безопасности.
   Все трое укрылись в пустом амбаре на берегу Нила, вдали от тех мест, которые патрулировала вооруженная стража.
   – Я надеялся, что мы скоро встретимся, но не при таких обстоятельствах.
   – А что, обстоятельства презабавные! Я только что сбежал из этой тюрьмы.
   – Это великая мемфисская школа писцов – тюрьма?
   – Я бы там помер со скуки.
   – Ты же хотел стать ученым, когда пять лет назад уезжал из селения.
   – Да я бы что угодно придумал, лишь бы в городе оказаться. Мне только одно разрывало душу – что пришлось тебя, моего единственного друга, бросить там, среди крестьян.
   – Разве там мы не были счастливы?
   Сути лег на пол.
   – Были временами, ты прав… Но мы же выросли! Развлекаться и жить настоящей жизнью в селении было уже невозможно. Я мечтал о Мемфисе!
   – Ну и как, сбылась мечта?
   – Поначалу я терпел; учиться, работать, читать, писать, слушать, как тебе отверзают разум, познавать все сущее, все, что сотворено создателем и записано Тотом, небо и то, что на нем, землю и то, что в ней, что таят в себе горы, что несет река, что растет на спине земли…[24] Тоска! К счастью, я быстро начал захаживать в пивные дома.
   – В эти дома разврата?!
   – Ой, только не надо наставлять меня на путь истинный, Пазаир.
   – Ты же любил читать больше чем я.
   – О книги и мудрые изречения! Зa пять лет мне этим все уши прожужжали. Хочешь, изображу наставников? «Люби книги, как свою мать; нет ничего превыше их; книги мудрых – это пирамиды, чернильница – их дитя. Слушай советы тех, кто мудрее тебя, читай их речи, запечатленные в книгах; стань человеком ученым, не предавайся лени и праздности, дай знанию проникнуть в твое сердце». Ну как, я усвоил урок?
   – Отлично.
   – Пустая приманка для слепцов!
   – Что произошло сегодня вечером?
   – Сегодня я устроил вечеринку.
   – В школе?
   – Да-да, в школе! Большинство моих товарищей – люди скучные, печальные и безликие; им надо было выпить вина и пива, чтобы забыть о своих любимых занятиях. Мы музицировали и пили, мы блевали и пели! Лучшие ученики барабанили по собственному животу, нацепив на себя цветочные гирлянды.
   Сути расправил плечи.
   – Наши забавы не понравились надзирателям, они ворвались к нам с палками. Я защищался, но ребята меня выдали. Пришлось бежать.
   Пазаир был ошеломлен.
   – Да ведь тебя исключат из школы.
   – Ну и хорошо! Не суждено мне стать писцом. Никому не причини вреда, избегай сердечных тревог, не оставляй ближнего в нужде и страдании… Оставим эту утопию мудрым! Я жажду приключений, Пазаир, больших приключений!
   – Каких?
   – Еще не знаю… Нет, знаю: армия. Я буду много странствовать и увижу разные страны, разные народы.
   – Тебе придется рисковать жизнью.
   – Пройдя через опасности я стану дорожить ею еще больше. Стоит ли думать о благополучии, если смерть все разрушит? Поверь, Пазаир, надо жить одним днем и ловить каждый миг наслаждения. Ведь мы не более чем бабочки, так будем же перелетать с цветка на цветок.
   Смельчак зарычал.
   – Кто-то идет, надо уходить.
   – У меня голова кружится.
   Пазаир протянул руку; Сути уцепился за нее, чтобы встать.
   – Обопрись на меня.
   – А ты все такой же, Пазаир. Просто скала.
   – Ты – мой друг, я – твой друг.
   Они вышли из амбара, обогнули его и пошли по лабиринту маленьких улочек.
   – Благодаря тебе они меня не найдут.
   Ночная прохлада отрезвила Сути.
   – Я больше не писец. Ну а ты?
   – Просто не решаюсь тебе признаться.
   – Тебя что, ищет стража?
   – Не совсем.
   – Контрабанда?
   – Тоже нет.
   – Значит, ты грабишь честных людей!
   – Я – судья.
   Сути замер на месте, схватил Пазаира за плечи и уставился ему прямо в глаза.
   – Ты меня разыгрываешь.
   – Да я же не умею.
   – Это правда. Судья… Клянусь Осирисом, это невероятно! И ты арестовываешь виновных?
   – Да, я имею право.
   – Мелкий судья или крупный?
   – Мелкий, но в Мемфисе. Я отведу тебя к себе, у меня ты будешь в безопасности.
   – А ты при этом не нарушишь закона?
   – Но ведь против тебя никакой жалобы не подавали.
   – А если бы подавали?
   – Дружба – священный закон; предав ее, я был бы недостоин своей должности.
   Друзья обнялись.
   – Ты всегда можешь рассчитывать на меня, Пазаир; жизнью клянусь.
   – Ты повторяешься, Сути; в тот день, в селении, когда мы смешали свою кровь, мы стали больше чем братья.
   – Слушай… А стражники у тебя в подчинении есть?
   – Два: нубиец и павиан, один страшнее другого.
   – У меня мурашки бегут по коже.
   – Успокойся, из школы писцов тебя просто исключат. Постарайся не натворить ничего серьезного, а то дело может пройти мимо меня.
   – Как же здорово снова найти друг друга, Пазаир!
   Смельчак прыгал вокруг Сути, а тот бегал с ним наперегонки, к величайшей радости пса. Хорошо, что они нравятся друг другу, думал Пазаир. Смельчак тонко чувствовал людей, а у Сути доброе сердце. Разумеется, он не одобрял ни его мыслей, ни его образа жизни и боялся, как бы они не завели его слишком далеко; но он знал, что Сути то же самое думает о нем. Если они будут вместе, каждому, наверное, удастся почерпнуть в характере друга что-нибудь поистине ценное.
   Поскольку осел тоже не имел ничего против, Сути беспрепятственно переступил порог дома Пазаира; он не стал задерживаться в конторе, где папирусы и таблички навевали неприятные воспоминания, и поднялся на второй этаж.
   – Не дворец, конечно, – заметил он, – но дышать можно. Ты один?
   – Не совсем, со мной живут Смельчак и Северный Ветер.
   – Я имел в виду женщину.
   – У меня полно работы, и потом…
   – Пазаир, друг мой! Ты что, все еще… невинен?
   – Боюсь, что да.
   – Ладно, это мы уладим! А вот я наоборот. В деревне у меня ничего не вышло из-за бдительности парочки мамаш. Зато здесь, в Мемфисе, просто рай! Первый раз я занимался любовью с малышкой нубийкой, у которой любовников уже было больше, чем пальцев на руках. Когда пришло наслаждение, я подумал, что умираю от счастья. Она научила меня ласкать, ждать пока и ей станет хорошо, и, переведя дух, предаваться играм, где нет проигравших. Второй была невеста школьного привратника; перед тем как стать верной супругой, ей захотелось молоденького мальчика, почти подростка. Ее ненасытность наполнила меня блаженством. У нее были великолепные груди, а ягодицы прекрасны, как нильские острова перед разливом. Она научила меня изысканным ухищрениям, и мы вместе кричали от удовольствия. Потом я развлекался с двумя сириянками из пивного дома. Опыт незаменимый, Пазаир; их руки были мягче бальзама, и даже ноги умели заставить трепетать мою кожу.
   Сути снова оглушительно расхохотался, Пазаир не мог больше сохранять видимость достоинства и разделил веселье друга.
   – Скажу не хвастаясь: составить список моих побед было бы долгим делом. Это сильнее меня – я не могу обойтись без тепла женского тела. Целомудрие – постыдная болезнь, и лечить ее надо решительно. Завтра же займусь тобой.
   – Знаешь…
   В глазах Сути блеснул лукавый огонек.
   – Ты отказываешься?
   – У меня работа, дела…
   – Ты никогда не умел врать, Пазаир. Ты влюблен и бережешь себя для своей красавицы.
   – Обычно обвинительный приговор выношу я.
   – Это не обвинение! В великую любовь я не верю, но с тобой все возможно. То, что ты судья и мой друг одновременно, это подтверждает. И как зовут это чудо?
   – Я… Она ничего не знает. Может, я обольщаюсь.
   – Замужем?
   – Как ты можешь!
   – Запросто! В моем списке как раз недостает добродетельной супруги. Сам навязываться не буду, я человек не безнравственный, но если представится случай, не откажусь.
   – Закон карает супружескую измену.
   – При условии, что он о ней знает. В любви помимо самих утех самое главное – скрытность. Не буду тебя терзать расспросами о твоей избраннице; сам все разузнаю и, если надо, помогу.