Страница:
– Да-да, мне Столбов рассказывал, а он на всех похоронах играет. Можно, я крылышко одно съем, а все остальное – тебе? Только я сперва царапну стакашек, а?
– Не много будет? Ты хотел со мной поговорить…
– Ничего, это я с радости. Выпьешь со мной?
– Еще чего! Выпью, а Анька Мортира и водку на меня станет списывать.
– Какая Мортира? Что-то не знаю.
– Знаешь – Ветрова, вчера прозвали.
– Это они умеют, это – да. Ну, будем… А теперь карамельку… Они, Адам, все умеют, они о себе только думают, о частной собственности.
– О себе только дурак не думает. А частная собственность – что это такое?
– Это, Адам, все несчастье людского рода. Говорят, бог еще не создал землю, а она уж была огорожена. Так и это самое чувство собственности – раньше человека родилось, до него.
– Зачем же ты борешься с ним, если чувство это природное, если оно родилось для человека и свойственно только ему?
– Да вредное оно, бестолочь!
– Кому вредное?
– Всем. Если бы не собственность, мы теперь знаешь где были бы?
– Не знаю. – Адам взял куриную тушку, ловко разорвал пополам и одну половину пододвинул хозяину: – Ешь, мне одному не управиться. – И вкусно захрустел, разгрызая косточки, заурчал, замурлыкал. – По-моему, все просто: родился, жил, помер. Чтобы род не пресекался, оставь потомство. А для жизни надо есть, пить и двигаться.
– Работать.
– Это у вас. А у нас – добывать пищу. Но зачем вам так много пищи? И почему вы столько говорите? Ты две недели меня таскаешь на этот свой суд, люди кричат, спорят, ругаются – зачем? Делят пищу? Самок? Жилье? Но все это у вас есть. Вожаков мало?
– Хватает.
– Тогда, может, плохие они, слабые?
– Нет, хорошие, сильные. Если бы для всей земли был один начальник, да наш, советский, мы знаешь теперь где были бы! А то живем от войны к войне… Ты и мою порцию ешь, не стесняйся.
– Спасибо, наелся, пойду полежу. – Адам вытер лапой усы, в два прыжка оказался на печке и улегся там, как прежде, положив голову на лапы.
– Наелся и сбежал, а хозяин тут один думай. Или, может, не я хозяин, а ты?
– Неизвестно. Земля у нас общая, солнце общее, а вся жизнь идет от них. Возможно, людей больше, чем кошек, но, кроме нас, на земле живет тьма разных животных, зверей, птиц… А если посчитать насекомых, если взять все растения, микробов…
– Монаха наслушался? Ты, значит, природа, а я изверг природы?
– Нет. Ты правильный, правый, как всякий человек. Я вот ловлю мышей в твоем доме, грачи – червяков у тебя в огороде, воробьи – гусениц в твоем саду, козы дают молоко для тебя… Все тебе и для тебя. Ну а ты для кого и для чего?
– Я? Для вас. Я, если хочешь знать, за всех вас должен думать, переживать и отвечать.
– Перед кем отвечать? Перед собой самим? Языком больше мелете, а толку нет. Меня ответчиком сделали.
– Так ведь со мной вместе!
– Ты так, сбоку, а основной ответчик я. Смешно: сами вывернули жизнь наизнанку, а виноват кто-то другой.
– Так ведь мы оба с тобой животные по природе, только я разумный, а ты – нет. Правда, и ты от меня говорить научился.
– От тебя? Я всегда говорить умел, если уж хочешь знать, да не хотел. О чем с тобой говорить? Не буду я больше с тобой говорить, все!
– Постой, не решай с маху. И не брезгуй, не отворачивайся с презреньем, легче всего отвернуться… Я глоточек, капельку…
Титков почувствовал новый прилив сил и начал доказывать упорно не отвечающему Адаму, что такое жизнь и человек в быстротекущей жизни. Носатый Илиади думает, что человек состоит из трех частей, а он состоит из многих миллионов, и самая главная из них – разум. А ты знаешь, что такое разум? Это, Адам, такая штука, что может объяснить что хочешь, любую несуразность. Запросто! Объяснить и оправдать. Вот, например, ты презираешь меня. А отчего я запил, знаешь? От одиночества. Потому что я человек и у меня есть разум. Он у каждого человека есть, разум, и каждый человек своим разумом доволен. Понимаешь? Федька Черт, Заботкин, Анька Мортира, Витяй Шатунов, Митя Соловей, Сеня Хромкин… – все по-своему правы, хотя все они в чем-нибудь виноваты. Можно, конечно, считать, что каждый по-своему прав, но на самом деле каждый, по-моему, не прав.
Когда Илиади, видевший вчера падение Титкова со скамейки, приехал с молодым врачом на «скорой помощи», Титков сидел за столом и доказывал спящему на печке коту, что тот ничего не понимает в людях, потому что никогда не находился на ответственной работе…
XVI
– Не много будет? Ты хотел со мной поговорить…
– Ничего, это я с радости. Выпьешь со мной?
– Еще чего! Выпью, а Анька Мортира и водку на меня станет списывать.
– Какая Мортира? Что-то не знаю.
– Знаешь – Ветрова, вчера прозвали.
– Это они умеют, это – да. Ну, будем… А теперь карамельку… Они, Адам, все умеют, они о себе только думают, о частной собственности.
– О себе только дурак не думает. А частная собственность – что это такое?
– Это, Адам, все несчастье людского рода. Говорят, бог еще не создал землю, а она уж была огорожена. Так и это самое чувство собственности – раньше человека родилось, до него.
– Зачем же ты борешься с ним, если чувство это природное, если оно родилось для человека и свойственно только ему?
– Да вредное оно, бестолочь!
– Кому вредное?
– Всем. Если бы не собственность, мы теперь знаешь где были бы?
– Не знаю. – Адам взял куриную тушку, ловко разорвал пополам и одну половину пододвинул хозяину: – Ешь, мне одному не управиться. – И вкусно захрустел, разгрызая косточки, заурчал, замурлыкал. – По-моему, все просто: родился, жил, помер. Чтобы род не пресекался, оставь потомство. А для жизни надо есть, пить и двигаться.
– Работать.
– Это у вас. А у нас – добывать пищу. Но зачем вам так много пищи? И почему вы столько говорите? Ты две недели меня таскаешь на этот свой суд, люди кричат, спорят, ругаются – зачем? Делят пищу? Самок? Жилье? Но все это у вас есть. Вожаков мало?
– Хватает.
– Тогда, может, плохие они, слабые?
– Нет, хорошие, сильные. Если бы для всей земли был один начальник, да наш, советский, мы знаешь теперь где были бы! А то живем от войны к войне… Ты и мою порцию ешь, не стесняйся.
– Спасибо, наелся, пойду полежу. – Адам вытер лапой усы, в два прыжка оказался на печке и улегся там, как прежде, положив голову на лапы.
– Наелся и сбежал, а хозяин тут один думай. Или, может, не я хозяин, а ты?
– Неизвестно. Земля у нас общая, солнце общее, а вся жизнь идет от них. Возможно, людей больше, чем кошек, но, кроме нас, на земле живет тьма разных животных, зверей, птиц… А если посчитать насекомых, если взять все растения, микробов…
– Монаха наслушался? Ты, значит, природа, а я изверг природы?
– Нет. Ты правильный, правый, как всякий человек. Я вот ловлю мышей в твоем доме, грачи – червяков у тебя в огороде, воробьи – гусениц в твоем саду, козы дают молоко для тебя… Все тебе и для тебя. Ну а ты для кого и для чего?
– Я? Для вас. Я, если хочешь знать, за всех вас должен думать, переживать и отвечать.
– Перед кем отвечать? Перед собой самим? Языком больше мелете, а толку нет. Меня ответчиком сделали.
– Так ведь со мной вместе!
– Ты так, сбоку, а основной ответчик я. Смешно: сами вывернули жизнь наизнанку, а виноват кто-то другой.
– Так ведь мы оба с тобой животные по природе, только я разумный, а ты – нет. Правда, и ты от меня говорить научился.
– От тебя? Я всегда говорить умел, если уж хочешь знать, да не хотел. О чем с тобой говорить? Не буду я больше с тобой говорить, все!
– Постой, не решай с маху. И не брезгуй, не отворачивайся с презреньем, легче всего отвернуться… Я глоточек, капельку…
Титков почувствовал новый прилив сил и начал доказывать упорно не отвечающему Адаму, что такое жизнь и человек в быстротекущей жизни. Носатый Илиади думает, что человек состоит из трех частей, а он состоит из многих миллионов, и самая главная из них – разум. А ты знаешь, что такое разум? Это, Адам, такая штука, что может объяснить что хочешь, любую несуразность. Запросто! Объяснить и оправдать. Вот, например, ты презираешь меня. А отчего я запил, знаешь? От одиночества. Потому что я человек и у меня есть разум. Он у каждого человека есть, разум, и каждый человек своим разумом доволен. Понимаешь? Федька Черт, Заботкин, Анька Мортира, Витяй Шатунов, Митя Соловей, Сеня Хромкин… – все по-своему правы, хотя все они в чем-нибудь виноваты. Можно, конечно, считать, что каждый по-своему прав, но на самом деле каждый, по-моему, не прав.
Когда Илиади, видевший вчера падение Титкова со скамейки, приехал с молодым врачом на «скорой помощи», Титков сидел за столом и доказывал спящему на печке коту, что тот ничего не понимает в людях, потому что никогда не находился на ответственной работе…
XVI
Прошло пять лет. Хмелевцы не забыли серьезных рекомендаций товарищеского суда и все это время не сидели сложа руки. И хотя сделали меньше, чем могли бы, жизнь заметно изменилась.
Как сообщила хмелевская районная газета, труженики райцентра, выполняя принятые на себя обязательства, превратили родную Хмелевку в настоящий поселок городского типа. Деревянные тротуары вдоль домов стали асфальтовыми, замощены сейчас все улицы, закончено строительство дороги с твердым покрытием от центра к пристани длиной два километра, сделали профилированным проселок до Суходола, засыпали его гравием и в нынешней пятилетке заасфальтируют. Построено два пятиэтажных дома городского типа и строятся еще три. Газ теперь не привозной, в сменных баллонах, а магистральный, от нитки газопровода, протянутой сюда стараниями Балагурова и Межова. Кстати, их очень ценят за хорошую службу и поощряют. Недавно о Межове был в областной газете очерк, где его хвалили. Авторы очерка Кирилл Мухин и Лев Комаровский тоже выросли, потому что их печатают в областной газете. Не часто, но печатают, и, в основном, положительные материалы о замечательных людях. Фельетоны и другие сатирические жанры, по совету товарищеского суда, наши журналисты охотно забыли. Неприбыльное это дело, сатира.
Председатель райпотребсоюза Заботкин пополнил свои кадры за счет выпускниц местной средней школы, и эти молодые продавщицы не берут от покупателей никаких благодарностей, кроме спасибо.
Потребление табачных изделий, как и винно-водочных, в целом за пятилетку увеличилось на несколько процентов, а минеральной воды и тонизирующих напитков сильно уменьшилось из-за нерегулярного завоза, недостатка транспорта и других причин, не касающихся вина и водки.
Заметные изменения произошли в судьбах рядовых хмелевцев.
Анька Мортира к своему пятидесятилетию получила Похвальную грамоту райсовета, но все же мечтает расстаться с продмагом, получить пенсионную книжку и выполнять обязанности бабки – нянчить внучонка. Ее дочь так и не поступила в институт, но зато стала неплохой портнихой в бытовом комбинате и заставила Витяя Шатунова, которому вернули водительские права, жениться на себе. Правда, ненадолго. Через полгода он перебежал к ее подруге Светке Пуговкиной, но шесть месяцев спустя затосковал, восстановил с бывшей женой прежние отношения и… через полгода.опять возвратился к Пуговкиной. Так у них и идет. Обе они притерпелись к подобным изменениям в своей жизни, потому что знают своего верного Витяя и, регистрируясь в браке или расторгая его, даже не меняют фамилий: лишние хлопоты с обменом паспорта. Все равно он от них никуда не денется. Как, впрочем, и они от него. Ведь они с детства дружили втроем, привыкли.
Верными супругами сделались Митя Соловей и Клавка Маёшкина. Произошло это не сразу и не легко, потому что им пришлось ждать смерти могучей Варвары, которая сильно огорчалась изменой неверного мужа и тем расстроила свое здоровье. Клавка ее жалела, но во время регистрации прирастила к своей фамилии редкую фамилию мужа.
Клавка гордится, что ее Митя председательствует в товарищеском суде, и когда она отправляет сливки на маслозавод или обрат на животноводческую ферму, то в накладных расписывается на всю страницу: «К. В. Маёшкина-Взаимнообоюднова».
Мягкий, но неотступный Митя Соловей отвадил ее от жульничества и суетливости, научил вежливой жизни, и теперь Клавку серьезно зовут Клавдией Васильевной. Впрочем, иначе и называть-то трудно: обаятельной, несравненной женщиной она стала, Правда, родить не смогла, но это был последний и извинительный случай обмана: зачем солидным людям поздние дети. В остальном Клавдия Васильевна безупречна. Сейчас ей за сорок, во внешности есть какие-то потери, но они не очень заметны при тех значительных духовных приобретениях, какие пришли вместе с неустанной культурно-воспитательной доработкой, проводимой новым мужем. Когда теперь Клавдия Васильевна неторопливо идет по улице благоустроенной Хмелевки, красивая, статная, одетая по моде, старая ее подружка Анька Мортира подносит к глазам платок, а хмелевцы провожают долгим взглядом и шепчут зачарованно: «Артистка!» Никак не могут оставить человека без прозвища, даже уважаемого.
Иван Кириллович Чернов со своей Марфой еще живы, но оба заметно сдали. Кириллыч вышел из членов товарищеского суда, уступив это почетное место инспектору рыбнадзора т. Сидорову-Нерсесяну, сидит зимой у телевизора, а летом на завалинке и обсуждает со старухой возможность возникновения колхозов в США. В будущем, конечно. Сейчас они до этого еще не доросли.
Юрьевна продолжает секретарствовать в товарищеском суде, собирается бросить курить и уже достала полсотни таблеток табекса. Некурящие сноха и сын Анатолий Ручьев поощряют это ее серьезное намерение.
Федя-Вася окончательно отошел от милицейских дел по старости, попал в жестокую зависимость к своей Матрене и иногда сбегает от нее на денек-другой к дочерям Алке и Светке, которые живут своими семьями отдельно. Он надеется, что внуки унаследуют его призвание и по достижении совершеннолетия пойдут в милицейские училища. Почему? А потому, что все мечты у нас, даже самые дерзкие, рано или поздно сбываются. Надо только не мешать их осуществлению.
Майор Примак по рекомендации товарищеского суда переименовал свою Гаубицу в Галатею. Жена его Галя обиделась, что собаке он дал имя красивей, чем у нее, родной жены, и зовет Галатею Гапкой. Собака откликается и на него, но при этом не виляет хвостом, как на Галатею.
Одряхлел егерь охотничьего хозяйства, верный заступник природы Федор Шишов. Его хотели отправить на пенсию, но он написал письменный протест: «Пусть я Монах и Робинзон, но все равно я непреодолимый в охране природы страж, вечный ее ученик и охранник. Не нужна никакая ваша пенсия, ни поощрительство. Я и так до самого конца смерти буду помогать терпению сноровистой природы, которая живет с чумовым человечеством, и не перестану быть в готовности ее защиты от вашего глупого хозяйничанья».
Рыбаки Иван Рыжих и Федька Черт перекрыли все планы рыбодобычи и стали ударниками пятилетки.
А вот верующая старушка Прошкина, которая подозревала Титкова и его кота Адама в краже просяного веника, два года спустя покаялась в грехе напраслины (веник нашелся в подпечке) и после покаяния отдала богу душу. Отпевать себя она завещала отцу Василию, но он по пенсионной старости уже не отпускал никакие требы, и службу исполнял молодой, двадцати шести лет, священник отец Игорь. Верующие были недовольны его отпеванием за поспешность, при которой пропадает торжественность обряда, но они не знали, что отец Игорь торопился к своим прерванным делам: в тот день он ремонтировал мотоцикл «Ява» и хотел сгонять в областной центр за сигаретами «Стюардесса», любимыми им. Впрочем, возможно, верующие правы, потому что все наши земные дела, по Священному писанию, есть суета сует и их нельзя почитать выше великого таинства смерти.
Дал дуба и главный противник частной собственности, убежденный атеист Титков Андрон Мартемьянович. Его осиротевшего Адама взял к себе на перевоспитание сам товарищ Башмаков. В тот же день он из педагогических соображений отрубил ему хвост. Адам, защищаясь в неравной борьбе, исцарапал Башмакову руки и сбежал. Теперь этот бесхвостый злодей живет полудиким образом, отбирая пищу у хозяйских котов и кошек, ночует на разных чердаках и где придется. Людей к себе он не подпускает. Однако свои обязанности выполняет еще ревностней, и теперь все коты и кошки в Хмелевке серые, с тигровыми полосами. Такое вот сильное у Адама семя.
За разведение романовских овец совхоз «Волга» пока не взялся, но Мытарин добивается включения овцеводства в план следующей пятилетки. И добьется. По итогам работы за прошлую его совхоз заметно увеличил производство зерна и занял первое место среди хозяйств района. А к передовикам у нас прислушиваются. На совхозном собрании, посвященном итогам пятилетки, выступал в числе других механик по трудоемким процессам в животноводстве С. Буреломов, известный больше как самодеятельный философ-изобретатель Сеня Хромкин. Его прочувствованными и хорошо продуманными словами я и закончу эту историю:
– Дорогие товарищи по совместной работе и уважаемые сотрудники по подчинению общему начальству! За этот продолжительный период времени действия наша текущая действительность добилась высокой практики сельской недостаточной продукции животноводства и полеводства. НТР закусила удила железной челюстью и несет нас только вперед, поскольку она не имеет обратного хода. Прежние факты отставания недоделок остались позади текущих завтрашних событий настоящей современности, и мы должны добиться, чтобы вся жизнь нашей Хмелевки, нашего района и остального земного шара, неровного от географической эллипсности и овражной рельефности пейзажного ландшафта, шла в радости по правильному советскому направлению счастливой коллективности мира и остатков природы земного существования…
Как сообщила хмелевская районная газета, труженики райцентра, выполняя принятые на себя обязательства, превратили родную Хмелевку в настоящий поселок городского типа. Деревянные тротуары вдоль домов стали асфальтовыми, замощены сейчас все улицы, закончено строительство дороги с твердым покрытием от центра к пристани длиной два километра, сделали профилированным проселок до Суходола, засыпали его гравием и в нынешней пятилетке заасфальтируют. Построено два пятиэтажных дома городского типа и строятся еще три. Газ теперь не привозной, в сменных баллонах, а магистральный, от нитки газопровода, протянутой сюда стараниями Балагурова и Межова. Кстати, их очень ценят за хорошую службу и поощряют. Недавно о Межове был в областной газете очерк, где его хвалили. Авторы очерка Кирилл Мухин и Лев Комаровский тоже выросли, потому что их печатают в областной газете. Не часто, но печатают, и, в основном, положительные материалы о замечательных людях. Фельетоны и другие сатирические жанры, по совету товарищеского суда, наши журналисты охотно забыли. Неприбыльное это дело, сатира.
Председатель райпотребсоюза Заботкин пополнил свои кадры за счет выпускниц местной средней школы, и эти молодые продавщицы не берут от покупателей никаких благодарностей, кроме спасибо.
Потребление табачных изделий, как и винно-водочных, в целом за пятилетку увеличилось на несколько процентов, а минеральной воды и тонизирующих напитков сильно уменьшилось из-за нерегулярного завоза, недостатка транспорта и других причин, не касающихся вина и водки.
Заметные изменения произошли в судьбах рядовых хмелевцев.
Анька Мортира к своему пятидесятилетию получила Похвальную грамоту райсовета, но все же мечтает расстаться с продмагом, получить пенсионную книжку и выполнять обязанности бабки – нянчить внучонка. Ее дочь так и не поступила в институт, но зато стала неплохой портнихой в бытовом комбинате и заставила Витяя Шатунова, которому вернули водительские права, жениться на себе. Правда, ненадолго. Через полгода он перебежал к ее подруге Светке Пуговкиной, но шесть месяцев спустя затосковал, восстановил с бывшей женой прежние отношения и… через полгода.опять возвратился к Пуговкиной. Так у них и идет. Обе они притерпелись к подобным изменениям в своей жизни, потому что знают своего верного Витяя и, регистрируясь в браке или расторгая его, даже не меняют фамилий: лишние хлопоты с обменом паспорта. Все равно он от них никуда не денется. Как, впрочем, и они от него. Ведь они с детства дружили втроем, привыкли.
Верными супругами сделались Митя Соловей и Клавка Маёшкина. Произошло это не сразу и не легко, потому что им пришлось ждать смерти могучей Варвары, которая сильно огорчалась изменой неверного мужа и тем расстроила свое здоровье. Клавка ее жалела, но во время регистрации прирастила к своей фамилии редкую фамилию мужа.
Клавка гордится, что ее Митя председательствует в товарищеском суде, и когда она отправляет сливки на маслозавод или обрат на животноводческую ферму, то в накладных расписывается на всю страницу: «К. В. Маёшкина-Взаимнообоюднова».
Мягкий, но неотступный Митя Соловей отвадил ее от жульничества и суетливости, научил вежливой жизни, и теперь Клавку серьезно зовут Клавдией Васильевной. Впрочем, иначе и называть-то трудно: обаятельной, несравненной женщиной она стала, Правда, родить не смогла, но это был последний и извинительный случай обмана: зачем солидным людям поздние дети. В остальном Клавдия Васильевна безупречна. Сейчас ей за сорок, во внешности есть какие-то потери, но они не очень заметны при тех значительных духовных приобретениях, какие пришли вместе с неустанной культурно-воспитательной доработкой, проводимой новым мужем. Когда теперь Клавдия Васильевна неторопливо идет по улице благоустроенной Хмелевки, красивая, статная, одетая по моде, старая ее подружка Анька Мортира подносит к глазам платок, а хмелевцы провожают долгим взглядом и шепчут зачарованно: «Артистка!» Никак не могут оставить человека без прозвища, даже уважаемого.
Иван Кириллович Чернов со своей Марфой еще живы, но оба заметно сдали. Кириллыч вышел из членов товарищеского суда, уступив это почетное место инспектору рыбнадзора т. Сидорову-Нерсесяну, сидит зимой у телевизора, а летом на завалинке и обсуждает со старухой возможность возникновения колхозов в США. В будущем, конечно. Сейчас они до этого еще не доросли.
Юрьевна продолжает секретарствовать в товарищеском суде, собирается бросить курить и уже достала полсотни таблеток табекса. Некурящие сноха и сын Анатолий Ручьев поощряют это ее серьезное намерение.
Федя-Вася окончательно отошел от милицейских дел по старости, попал в жестокую зависимость к своей Матрене и иногда сбегает от нее на денек-другой к дочерям Алке и Светке, которые живут своими семьями отдельно. Он надеется, что внуки унаследуют его призвание и по достижении совершеннолетия пойдут в милицейские училища. Почему? А потому, что все мечты у нас, даже самые дерзкие, рано или поздно сбываются. Надо только не мешать их осуществлению.
Майор Примак по рекомендации товарищеского суда переименовал свою Гаубицу в Галатею. Жена его Галя обиделась, что собаке он дал имя красивей, чем у нее, родной жены, и зовет Галатею Гапкой. Собака откликается и на него, но при этом не виляет хвостом, как на Галатею.
Одряхлел егерь охотничьего хозяйства, верный заступник природы Федор Шишов. Его хотели отправить на пенсию, но он написал письменный протест: «Пусть я Монах и Робинзон, но все равно я непреодолимый в охране природы страж, вечный ее ученик и охранник. Не нужна никакая ваша пенсия, ни поощрительство. Я и так до самого конца смерти буду помогать терпению сноровистой природы, которая живет с чумовым человечеством, и не перестану быть в готовности ее защиты от вашего глупого хозяйничанья».
Рыбаки Иван Рыжих и Федька Черт перекрыли все планы рыбодобычи и стали ударниками пятилетки.
А вот верующая старушка Прошкина, которая подозревала Титкова и его кота Адама в краже просяного веника, два года спустя покаялась в грехе напраслины (веник нашелся в подпечке) и после покаяния отдала богу душу. Отпевать себя она завещала отцу Василию, но он по пенсионной старости уже не отпускал никакие требы, и службу исполнял молодой, двадцати шести лет, священник отец Игорь. Верующие были недовольны его отпеванием за поспешность, при которой пропадает торжественность обряда, но они не знали, что отец Игорь торопился к своим прерванным делам: в тот день он ремонтировал мотоцикл «Ява» и хотел сгонять в областной центр за сигаретами «Стюардесса», любимыми им. Впрочем, возможно, верующие правы, потому что все наши земные дела, по Священному писанию, есть суета сует и их нельзя почитать выше великого таинства смерти.
Дал дуба и главный противник частной собственности, убежденный атеист Титков Андрон Мартемьянович. Его осиротевшего Адама взял к себе на перевоспитание сам товарищ Башмаков. В тот же день он из педагогических соображений отрубил ему хвост. Адам, защищаясь в неравной борьбе, исцарапал Башмакову руки и сбежал. Теперь этот бесхвостый злодей живет полудиким образом, отбирая пищу у хозяйских котов и кошек, ночует на разных чердаках и где придется. Людей к себе он не подпускает. Однако свои обязанности выполняет еще ревностней, и теперь все коты и кошки в Хмелевке серые, с тигровыми полосами. Такое вот сильное у Адама семя.
За разведение романовских овец совхоз «Волга» пока не взялся, но Мытарин добивается включения овцеводства в план следующей пятилетки. И добьется. По итогам работы за прошлую его совхоз заметно увеличил производство зерна и занял первое место среди хозяйств района. А к передовикам у нас прислушиваются. На совхозном собрании, посвященном итогам пятилетки, выступал в числе других механик по трудоемким процессам в животноводстве С. Буреломов, известный больше как самодеятельный философ-изобретатель Сеня Хромкин. Его прочувствованными и хорошо продуманными словами я и закончу эту историю:
– Дорогие товарищи по совместной работе и уважаемые сотрудники по подчинению общему начальству! За этот продолжительный период времени действия наша текущая действительность добилась высокой практики сельской недостаточной продукции животноводства и полеводства. НТР закусила удила железной челюстью и несет нас только вперед, поскольку она не имеет обратного хода. Прежние факты отставания недоделок остались позади текущих завтрашних событий настоящей современности, и мы должны добиться, чтобы вся жизнь нашей Хмелевки, нашего района и остального земного шара, неровного от географической эллипсности и овражной рельефности пейзажного ландшафта, шла в радости по правильному советскому направлению счастливой коллективности мира и остатков природы земного существования…