В принципе, это было неправильно. В принципе, Владимир Юрьевич Капустин должен был следить за тем, чтобы сотрудники милиции, защищая закон, не слишком его нарушали. Взяточники и прочие преступники должны были выметаться из рядов самым безжалостным образом.
   Райотдельский опер капитан Гринчук взяток не брал, рекетом не занимался и в связях, порочащих его, замечен не был. По мере сил тянул лямку, портил отношения с начальством, но при этом умудрился не выполнить личной просьбы тогда еще капитана Капустина. Пустяковую просьбу снять с крючка одного не в меру шустрого паренька.
   Паренек специализировался на квартирных аферах, разводил стариков на предмет обмена и продажи жилплощади, всегда делился с кем нужно и перспективы имел самые радужные. Пока не попал в поле зрения Гринчука.
   Перспективы вдруг потеряли праздничную расцветку, паренек запаниковал, а его милицейская крыша, лет пять благополучно покрывавшая деятельность махинатора, вдруг натолкнулась на нежелание Гринчука принимать во внимание не только смягчающих обстоятельств, но и увесистый конверт с деньгами.
   Более того, милицейская крыша была неприятно поражена в болезненные точки своего организма при попытке доверительного разговора с опером. Крыша, как это она делала обычно, обратилась к Капустину. Логика здесь была самая простая. Гринчук был, естественно, не единственным ментом с аллергией на взятки. И если кто-то из его единомышленников вдруг не принимал близко к сердцу деньги, то пожелания борцов за чистоту в милицейских рядах был принять вынужден. Каждому нормальному человеку понятно, что защищать закон и не подставиться при этом – может только либо гений, либо ангел. И тех, и других в милиции было не слишком много.
   Посему Капустин привычно взял гонорар и забежал, по дороге, в кабинет, который Гринчук делил со своими коллегами. Коллеги быстро сообразили что к чему и покинули кабинет. Они как раз курили в коридоре, нарушая все инструкции по пожарной безопасности, когда дверь кабинета распахнулась и оттуда вылетел борец за чистоту рядов.
   Появившийся следом Гринчук посочувствовал Капустину и посоветовал на будущее внимательнее смотреть под ноги. Капустин тогда промолчал.
   Он вообще старался не высказывать в слух свои мысли. Но весь инцидент запомнил. Стал внимательно следить за опером, неторопливо собирал все, что могло стать компроматом, и ждал своего часа.
   И, как ему показалось, прошлым летом этот час настал. Гринчук мало того, что принял от местного авторитета взятку купюрами с переписанными номерами, но умудрился это сделать под прицелом видеокамеры.
   Капустин возликовал, и даже прокуратура сочла доказательства достаточными, чтобы устроить обыск в квартире у Гринчука.
   Триумф обернулся фарсом, Гринчук непостижимым образом сумел не только выйти сухим из воды, но даже наказать Капустина и тогдашнего его приятеля. А еще Капустин понес материальные убытки. Свой золотой «ролекс» Капустин вспоминал с печалью и злостью.
   Гринчук сам выбирает свои неприятности, говорили знающие люди, но Капустин в это так и не поверил. Поэтому, когда до него дошла информация о конфликте Гринчука с тремя пацанами Атамана… с тремя покойными пацанами покойного Атамана… Капустин понял, что настал его звездный час.
   Старший лейтенант Горкин показания дал подробные. Да, Гринчук разговаривал с потерпевшими, да, разговор был напряженный, да, Гринчук говорил о стрельбе. Угрожал? Нет, но… О стрельбе говорил? Да. Значит, угрожал.
   Капустин так обрадовался, что не стал откладывать дел в долгий ящик, а умудрился попасть на прием к самому начальнику областного управления. Генерал выслушал его внимательно, покосился на телефон прямой связи с министерством и согласился. При этом в его взгляде Капустин увидел даже некоторое злорадство. Но только обязательно все делайте в контакте с прокуратурой, предупредил генерал.
   Прокуратура не возражала.
   Так что неприятности у Гринчука возникли самые конкретные. И он сам был в них виноват, в который раз подумал Капустин.
   Гринчука вызвали в областное управление не прямо к Капустину, а к начальнику штаба, которому Гринчук в качестве начальника оперативно-контрольного отдела формально подчинялся.
   Типа, какие-то формальности утрясти. Что-то там из министерства прислали.
   Гринчук усмехнулся, закончив телефонный разговор, напомнил Михаилу и Братку о расписании их дел на сегодня и отправился в областное управление.
   На входе его ждали два крепких лейтенанта, которые очень вежливо попросили его подняться не к начальнику штаба, а вовсе даже в кабинет Капустина. И заодно, по дороге, занести и сдать, согласно приказа, табельное оружие. Гринчук не возражал.
   Лейтенанты были напряжены, прапорщик на проходной старательно отводил взгляд, а в углу вестибюля, как бы между прочим, маячили четверо сержантов в бронежилетах и с оружием.
   – А танк куда спрятали? – громким шепотом спросил Гринчук у прапорщика.
   – Это… – смог выдавить прапорщик через полминуты терзаний. – Мне только что сказали…
   Это прозвучало как извинение. Узнав обо всем этом раньше, прапор, возможно, попытался бы Гринчука предупредить. Во всяком случае, прапорщик сейчас в это верил.
   – Пойдемте, – сказал один из лейтенантов.
   Второй тяжело вздохнул и покосился на сержантов. Сержанты старательно делали вид, что их в вестибюле нет и быть не может. И всего, что сейчас происходит в вестибюле, также нет, и не может быть. Это ведь Зеленый…
   – Слышь, друг, – сказал Гринчук прапорщику, и в руке подполковника вдруг оказался пистолет.
   Рукоятью вперед, с облегчением рассмотрел прапорщик.
   – Положи, пожалуйста, мой ствол к себе в тумбочку, а я потом буду идти назад и заберу. Ломает меня что-то тащить его оружейникам. Меня срочно ждет наша общая неподкупная совесть в звании майора. Сопровождающие меня лица не возражают. Не возражают? – Гринчук обернулся к лейтенантам.
   – Нет, – покачал головой один из них. – Потом можно будет забрать.
   Прапорщик взял пистолет и сунул его в ящик стола.
   – Хотя, – задумчиво покачал головой Гринчук, – в чужие руки оружие передавать не положено. Отдавай ствол взад!
   Прапорщик затравлено посмотрел на лейтенантов и пистолет вернул.
   – Я его с собой возьму, – улыбнулся Гринчук. – Он мне в кабинете Капустина душу согреет. А ты, товарищ прапорщик, следи здесь за порядком. И сержантам вон не позволяй отлынивать от работы. Взяли бы кого с улицы и побуцкали палками, пока суд да дело.
   – Смотри у меня! – погрозил пальцем Гринчук и пошел к лестнице. Лейтенанты бросились за ним.
   Лейтенантам вся эта история тоже не нравилась, но выбора у них не было. Просить извинения у Гринчука также не было смысла – мало ли что там на него накопал Капустин. Лейтенанты не хотели ссориться с самим Зеленым, но и карьеру свою губить не собирались.
   – Привет, – сказал Гринчук, входя в кабинет.
   – Садись, – ответил ровным голосом Капустин, указывая на стул перед своим столом.
   – Присаживайся, – поправил Гринчук, направляясь к стулу.
   – Садись, – повторил Капустин.
   Он с трудом сохранял невозмутимый вид. Довольная улыбка упрямо просилась на лицо. Вот и все, господин подполковник. Быстро ты звездочки получил, быстро и потеряешь. Даже сам не знаешь, как быстро. А ментовская зона не слишком отличается от обычной. И там с резкими ментами тоже происходят разные приключения.
   – Я вас слушаю, – Гринчук сел на стул.
   Вся его поза и уверенное выражение лица демонстрировали, что Гринчук ни в грош не ставит хозяина кабинета и что Гринчук уверен в себе.
   Слишком уверен, подумал, давясь улыбкой, Капустин. Ну-ка…
   – Ознакомьтесь, – Капустин открыл папку и выложил на стол перед Гринчуком несколько листов бумаги и фотографии.
   Зеленый взял сначала фотографии и с интересом их просмотрел. Дамба, водоем. Машина, не слишком помятая, но с выбитыми стеклами. И три мертвых тела.
   – Узнаешь? – спросил Капустин.
   Гринчук поманил его пальцем и, наклонившись к столу, прошептал:
   – На всякий случай – я по званию немного старше тебя, могу, в принципе, тебя и по стойке «смирно» поставить. Во всяком случАе – Гринчук сделал ударение на «а» – тыкать себе не позволю. Уяснил?
   Капустин кивнул. Пусть подполковник немного покуражится.
   – Узнаете?
   – Пруд – нет, машину и пацанов – да.
   – Узнаете, – удовлетворенно протянул Капустин. – А…
   – Протокол будем писать? – спросил Гринчук.
   – Успеем, – позволил себе, наконец, улыбнуться Капустин. – Пока – просто побеседуем.
   – Под видеокамеру? – уточнил Гринчук и помахал рукой стоящему на подоконнике кондиционеру. – Я хорошо освещен? Вообще-то я лучше получаюсь в профиль. Повернуться?
   – Почитай дальше, – посоветовал Капустин.
   – Да я прочитаю, – успокоил его Гринчук, – я быстро читаю. Просто помню, что у тебя обычно с видеозаписями не все складывается.
   – Не волнуйся за меня, читай.
   – Читай… – протянул Гринчук, просматривая листки. – Читаю. Читаю. Читаю. Прочитал.
   Гринчук отодвинул бумажки в сторону и посмотрел в лицо Капустину:
   – Дальше что?
   – Ты последний листок внимательно прочитал? – осведомился Капустин.
   – Этот, что ли? – уточнил Гринчук. – Там где прокуратура не возражает и даже настаивает?
   – Именно.
   – И ты меня прямо вот сейчас заарестуешь? – Гринчук все еще улыбался, причем, улыбался самым естественным образом.
   Капустин откашлялся и подвинул бумаги к себе. Он и не рассчитывал, что Зеленый испугается сразу. Он знал, что Гринчук всегда контролирует ситуацию, и застать его врасплох очень и очень трудно. Вот, как тогда со взяткой. Но даже Гринчук не мог себе представить, что есть у Капустина возможность как следует надавить на двух-трех товарищей с чистой биографией. Так надавить, что те подтвердят все, что угодно. Вот, как подтвердили, что наблюдали подполковника милиции Гринчука Юрия Ивановича возле места падения легкового автомобиля в пруд. Причем, сразу же после падения. Буквально через секунду. И даже, кажется, с выражением радости на лице.
   Сами эти люди о падении не сообщили, но свои показания под диктовку написали практически без возражений.
   – А вот еще пара очень смешных документов, – сказал Капустин довольным голосом и протянул Гринчуку те самые показания.
   – Фигня, – сказал Гринчук, прочитав тексты-близнецы. – Вы диктовали, господин майор?
   – А какая разница? – Капустин забрал показания и спрятал их в папочку. – Важно не как написано, а что. И из всего этого следует, что это ты принял участие в смерти тех троих бойцов покойного Атамана.
   – Мир праху его, – сказал Гринчук.
   – Что? А, ладно, – откинулся на спинку кресла Капустин. – И выходит, что светит тебе статья, как минимум, о соучастии в убийстве.
   – Что ты говоришь?! – ужаснулся, всплеснув руками, Гринчук. – А скотоложество в особо крупных размерах там никак не вырисовывается?
   – Веселишься? – Капустин попытался решительно хлопнуть ладонью по столу, но больно ушиб палец и поморщился. – А мы тебя сейчас в СИЗО, а там, не торопясь, поработаем с тобой, пообщаемся.
   Капустин понизил голос и наклонился к столу:
   – А ты слышал, что в СИЗО иногда ошибаются, и могут сунуть мента в общую камеру? И знаешь, что там с ментами происходит?
   – Ужас, – спокойно сказал Гринчук. – Просто кошмар. Я вся дрожу, не пойму от чего.
   – А мне и не нужно, чтобы ты боялся, – уже не скрывая злорадства, выдохнул Капустин. – Мне нужно, чтобы ты сел. Пусть на время. А там я найду способ тебя развлечь. Все мы под богом ходим…
   – А некоторые, так еще и под тобой, – усмехнулся Гринчук.
   Он все еще не может поверить, что это происходит с ним, подумал Капустин. Ничего, когда ему наденут браслеты и проведут по коридорам Управления…
   – Ты знаешь, где я живу? – спросил Гринчук.
   – А что?
   – Крутой дом?
   – Не испугаешь, – отмахнулся Капустин.
   – А я и не пугаю. Я объясняю, – Гринчук потянулся. – В этом крутом доме на входе стоит камера наблюдения. Пардон, на двух входах, на основном и запасном. Все входящие попадают на компьютерный диск. Знаешь, такой забавный, вроде как стеклянный. А в углу, в правом нижнем, там обозначается белыми буковками дата и время записи. Достаточно посмотреть диск, чтобы увидеть – я в ту ночь пришел около полуночи, а вышел уже утром, около девяти.
   – Диск… – настроение Капустина начало ухудшаться. – А где он там?
   – У охраны. Мне охрана не подчиняется. Тебя, если что, тоже пошлет очень далеко. Так что – у меня есть алиби.
   Капустин сложил в папку бумаги. Папку положил перед собой и выровнял ее по краю стола. Погладил папку ладонью, словно прощаясь.
   – Мне нужен этот диск, – сказал Капустин.
   – Давай, – разрешил Гринчук. – Забирай.
   – Я серьезно, – Капустин принялся барабанить пальцами по папке. – Если я не получу этот диск, то вначале закрою тебя, а потом получу разрешение на выемку…
   – От следователя прокуратуры, – закончил Гринчук. – А разве следователь не сидит где-нибудь в соседнем кабинете, чтобы приняться за меня сразу, по мере надобности? Нет?
   Капустин еле сдержался, чтобы не выругаться. Следователь действительно находился в соседней комнате. Капустин все подготовил для того, чтобы эту ночь Зеленый провел уже в камере. И вот теперь все начинало катиться под откос. Любое другое алиби можно было проверить завтра, или послезавтра. Можно было бы даже попытаться его, мягко говоря, подмочить. Но диск…
   Тягостные раздумья Капустина прервал Гринчук:
   – Хорошо. Не будем тянуть с этим идиотизмом. Пошли кого-нибудь из лейтенантов, а я позвоню, чтобы им выдали диск без бумаг. Давай, а то мне некогда.
   – Давай, – тяжело вздохнул Капустин.
   Он подвинул Гринчуку телефон.
   – Але! Кто у аппарата? Алеша? Привет. Там к тебе минут через пятнадцать подъедет один шустрый летеха из управления… Отдай ему диск с записью позавчерашней ночи и вчерашнего утра. Да. Под мою ответственность, конечно. Подготовь сейчас, чтобы я не слишком долго отвлекал от копания в грязных носках одного очень занятого товарища. Мерси, – Гринчук положил трубку и посмотрел на Капустина. – Отправляй гонца, я подожду.
* * *
   – Я подожду, – сказал прапорщик Бортнев и отправился на лавочку, стоявшую посреди двора морга.
   В это заведение Браток попал впервые и чувствовал себя не совсем в своей тарелке.
   Городской морг располагался в старинном особняке почти в центре города. Как раз через дорогу от музыкальной школы. Детки могли регулярно наблюдать за выносом тел, что, по мнению директора школы, наносило вред их психике, а по замечанию одного местного журналиста, готовило будущих музыкантов к их профессиональному будущему. Играть на похоронах – не самый скверный заработок для музыканта в наше суровое время.
   Сам Браток в жизни не приехал бы сюда, но так распорядился Гринчук. И Браток, в общем, был с Гринчуком согласен – пацанов нужно было нормально похоронить.
   Ярика, Грыжу и Сливу Браток лично не знал и особо нежных чувств к ним, естественно, не испытывал. Но так получилось, что у всех троих не было родственников в городе, а братва принимать участия в их похоронах не собиралась. Типа, заподло оказывать последние почести тем, кто на Атамана руку поднял.
   И Гринчук отдал распоряжение заняться всеми вопросами похорон Братку.
   Браток прибыл в морг, но оказалось, что и там бывают очереди. Браток хотел, было, сунуть в физиономию дамы из канцелярии удостоверение, но сдержался. Как ни противна была дама, но место, по мнению Братка, к повышенным тонам не располагало.
   Погода была хорошая. Теплая. Светило солнце. Из музыкальной школы напротив доносилось какая-то мелодия, что-то живенькое, из классики, как понял не слишком образованный в этой области Браток. Хотя, он вообще готов был принять за классику все исполняемое на рояле.
   На лавочке кроме Братка размещались еще трое мужиков, приехавших за телом родственника одного из них. Мужики курили и трепались по поводу того, что да, жаль Коляна, только вот дом отремонтировал, и баба у него толковая, шалава, правда, но заботливая. Толковая. Хотя и рогов Коляну навешала… Точно. С половиной поселка.
   Мужики говорили со знанием дела, обсудили достоинства вдовы, потом перешли на количество закупленной для поминок водки, потом начали вспоминать, как погуляли на свадьбе у Бороды, потом, почему-то, заговорили о ценах на уголь, потом…
   – Это в морг?
   – Что? – не понял Браток.
   Возле него стояла старушка неопределенного, но весьма преклонного возраста. Небольшого роста, в темном платье, в белом платочке и с узелком в руке.
   – Это в морг? – повторила свой вопрос старушка.
   – В морг, мамаша, – сказал один из мужиков.
   – А кто крайний? – спросила старушка.
   В музыкальной школе заиграла труба. Это мелодию Браток знал. Сам не помнил откуда, но мелодия была неаполитанская. В детстве они еще пели на этот мотив: «Милая бабка, сыграй мне на скрипке, а за это тебе, бабка, подарю…»
   – Кто крайний? – повторила старушка, потому что и мужики, и Браток ошарашено молчали.
   «… кило сосисок!» – допела труба и замолчала, захлебнувшись сложной мелодией.
   – Тьфу ты, господи! – опомнился мужик, сидевший с краю. – Ты, бабка, оформлять пришла? Иди туда, направо.
   Старушка кивнула и медленно пошла к канцелярии, опираясь на палочку.
   – Будь ты неладна, – сказал второй мужик. – Ляпнет такое… И не поймешь, плакать или смеяться.
   Третий мужик молча достал из кармана пачку сигарет и протянул ее приятелям. Взяли по сигарете. Мужик протянул пачку Братку, но тот отказался.
   – Да… – неопределенно протянул Браток.
   Мужики согласно кивнули.
   – А она того… – сказал мужик, тот, что с краю. – Верно сказала. Все мы в очереди туда.
   Все посмотрели в ту сторону, куда мотнул головой мужик. Вход в подвал.
   – Некоторые туда и без очереди попадают, – сказал родственник покойного.
   – Раньше в очередях номерки на руках писали, – вспомнил первый мужик. – Чтобы, значит, не просчитаться…
   Все автоматически посмотрели на свои руки. Помолчали.
   – У меня есть с собой, – сказал родственник.
   – Давай, – поддержали приятели.
   Душа требовала разрядки.
   Пили из горлышка. Третий, вытерши губы, протянул бутылку Братку. Тот, было, потянулся за ней, потом покачал головой:
   – Я на службе.
   Родственник покойного посмотрел на Братка и набрал воздуха, видно что-то хотел спросить. Но не успел. Из двери канцелярии послышался истошный женский вопль.
   Браток и мужики вскочили с лавочки и бросились в канцелярию.
   Визжала канцелярская дама, а старушка стояла перед ее столом, держа узелок обеими руками.
   – Вон отсюда! – снова закричала дама и ткнула пальцем в сторону двери.
   – Милая, – пробормотала старушка, – ну, пожалуйста.
   – Ты с ума сошла, бабка! – выкрикнула дама и только сейчас заметила вошедших. – Помогите мне ее отсюда вывести.
   – А че случилось? – спросил родственник покойного.
* * *
   – А что случилось? – переспросил Капустин. – Что?!
   Капустин посмотрел на скучающего Гринчука, и на лице майора появилась усмешка.
   – Точно? – спросил Капустин в телефонную трубку, и улыбка его стала еще шире.
   Ответ Капустину явно понравился.
   – Подожди, – сказал майор в трубку и поцокал языком.
   – Что там у тебя радостного? – спросил Гринчук.
   – А у тебя проблемы, – сообщил Капустин. – Бо-ольшие проблемы.
   – Что так?
   – А нету диска с записью. Все есть, а этого – нет.
   Гринчук недоверчиво усмехнулся:
   – Как это нет?
   – Отсутствует. Охранник порылся в архиве и обнаружил, что на месте диска с записью находится диск без записи. Чистый, – теперь лицо Капустина было практически счастливым. – Так что – нету у тебя алиби, подполковник.
   «Подполковник» было произнесено с особым нажимом и выражением. Пока подполковник, уже не подполковник…
   – Дай трубку, – потребовал Гринчук.
   – Держи.
   – Кто там? Отдай трубку охраннику… да… как это нету? С ума посходили, что ли? У вас там что – проходной двор? Еще раз посмотри… Четвертый… И пятый посмотри. Подписаны… Сам знаю, что они у вас подписаны. А тот, чистый? Тоже подписан… То самое число и время?..
   Гринчук бросил быстрый взгляд на Капустина. Майор просто светился от счастья.
   – Внимательно смотрел? – упавшим голосом спросил Гринчук. – А если завалился куда? Я тебя прошу – посмотри как следует. Лейтенант пусть возле тебя покрутится. Если найдешь… я говорю, если найдешь – отдай ему и пусть он сразу перезвонит Капустину. Да, Капустину. Майору.
   Капустин бесцеремонно отобрал у Гринчука трубку и, не сводя с Зеленого счастливого взгляда, отдал распоряжение лейтенанту. Дождаться, когда закончатся поиски. И если – Капустин сделал ударение именно на «если» – найдется диск, немедленно везти его в Управление.
   – Кажется, – не торопясь, произнес Капустин, – ваше везение закончилось, гражданин Гринчук. Кто бы мог подумать? Пропал диск с записью…
   – Можно допросить охранников, которые тогда дежурили, – сказал Гринчук.
   – Можно, – согласился Капустин. – Но завтра. Или даже послезавтра. Я очень занят. И мне кажется что и следователь будет очень занят.
   Капустин встал из-за стола и прошелся по кабинету.
   Повезло. А он уже чуть не опустил руки. Бог – не фраер, вспомнил старую дурацкую присказку Капустин. Бог – не фраер.
   Не зря, выходит, Капустин подсуетился этой ночью, выдергивая из постелей разных людей. И встретят Гринчука в СИЗО как нужно. Самого Гринчука! Великого Гринчука.
   – А может договоримся?
   – Что? – резко обернулся Капустин.
   Этого не мог сказать несгибаемый Гринчук. Он не мог этого сказать. И уж во всяком случае, не Капустину. Он ведь всегда давал понять, что относится к Капустину как к… Даже не хочется об этом думать.
   – Договоримся? – тон стал просительным.
   Гринчук смотрел на крышку стола, а пальцы, это поразило Капустина еще больше, нервно теребили куртку.
   – Договориться предлагаешь… – Капустин вернулся на свое место. – Может, еще взятку предложишь? Это ничего, кстати, что я с тобой на «ты»?
   Гринчук промолчал.
   Сломался. Сломался, несгибаемый Зеленый. Капустин наслаждался каждым мгновением этого зрелища. Подрагивающие пальцы, опущенный взгляд… Хорошо. Неожиданно хорошо.
   – О чем мы с тобой можем договариваться? – спросил Капустин.
   – Ты…
   – Вы, – жестко поправил Капустин.
   – Вы ведь все равно понимаете, что у меня найдутся свидетели, которые подтвердят мое алиби…
   – Не знаю, – губы Капустина пренебрежительно искривились. – Не знаю, посмотрим. Завтра. Или послезавтра.
   – Мне нельзя в камеру… – с явным усилием выдавил Гринчук.
   – Отчего же? Очень даже можно. И даже нужно.
   – Не нужно загонять меня в угол, – глухо произнес Гринчук.
   – Это угроза?
   – Я прошу, – помолчав, сказал Гринчук. – Не нужно в камеру.
   Понимает, злорадно подумал Капустин, что не зря его хотят закрыть хотя бы на день. На ночь, уточнил про себя Капустин.
   – Сколько ты хочешь? – спросил Гринчук.
   – Что?
   – Я спрашиваю, сколько ты хочешь за то, чтобы не отправлять меня в СИЗО?
   – А, ты же у нас не просто чистенький мент. Ты у нас еще и богатенький мент. Неужели и вправду не врут о тех баксах? Ты их и действительно нашел и зажал? – Капустин продолжал улыбаться, но в голове уже начал стучать арифмометр.
   Деньги или удовольствие? Удовольствие или деньги? Такое вот поле чудес получается.
   Деньги… Деньги с Гринчука можно взять немалые. Если он и вправду зацепил те бабки. Но чтобы их получить с него, нужно будет выпустить его из Управления… А что он потом сделает, не знает никто. Просто исчезнет на пару дней, пока не подготовит защиту и не подключит своих влиятельных друзей.
   Капустин знал, что совсем недавно судьбой подполковника Гринчука интересовался сам министр. Деньги, конечно, хорошо, но если подумать о дальнейшей карьере…
   Человек, сваливший Зеленого, в этом городе будет пользоваться очень большим авторитетом. Чертовски большим. И даже «ролекса» не жалко по такому поводу. Потом все окупится.
   – Мы взяток не берем, – сказал Капустин. – И законов не нарушаем. Меру пресечения мы тебе выберем – содержание под стражей. Такие вот у тебя дела.
   – Дела… – тихо повторил Гринчук.
   Голову он опустил так, что лица Капустин уже рассмотреть не мог. Но голос звучал глухо и обреченно.
   Капустин снял трубку с телефона и быстро набрал номер:
   – Мне генерала. Да. Майор Капустин… Мной задержан подполковник Гринчук. Да. У него нет алиби на ту самую ночь. Да. Свидетели у меня есть. Как докладывал. И следователь прокуратуры приглашен. Как вы приказали. Да. Спасибо.
   Капустин повесил трубку.
   – Ты дурак, Капустин, – сказал вдруг Гринчук и поднял голову.
   Капустин вздрогнул, увидев выражение лица Гринчука.
   – Ты дурак, Капустин, и не знаешь инструкций. Это тебя и погубит, – Гринчук, наверное, думал, что улыбается, но со стороны это было похоже на волчий оскал. – Ты почему послал лейтенантов меня арестовывать?
   – Не арестовывать, а…
   – Правильно, приглашать меня в кабинет, да еще и после того, как я сдам оружие… Меня ведь задерживать должен был старший офицер, а не эти пацаны. Вот ты, например, мог. И мог потребовать у меня сдать оружие. Причем, при тех беднягах-сержантах, которые не знали, куда глаза девать от неловкости. Послать сержантов на подстраховку задержания подполковника. Совсем с ума сошел, Капустин. А сам ты побоялся?