Страница:
– Я ее выполняю, – сказал Полковник. – Я не могу делать слишком резких движений. И я не знаю, кому можно доверять, а кому нельзя. Мне вообще кажется, что все застыло в каком-то непрочном равновесии, и если случайно толкнуть – все обрушится. Все рухнет нам на голову. И раздавит. Вам так не кажется?
– Не знаю. Будем надеяться, что это просто случайность. Что это не знак грядущего апокалипсиса. Случайность. Или судьба. Их очень трудно иногда отличить друг от друга. Нам остается только надеяться, что больше ничего страшного не произойдет.
Владимир Родионыч надеялся напрасно. Аварией все не закончилось. Хотя об этом Владимир Родионыч узнал только на следующий день. А вот Мастер…
Вначале, когда Левчик не приехал, как ему было приказано, на встречу, Мастер испытал чувство легкого раздражения. Левчик никогда не был образцом точности и аккуратности в быту. Зато был скрупулезно точен и аккуратен в финансовых вопросах. И та операция, которую Мастер сейчас проводил с деньгами общака, могла задержать Левчика.
Мастер подождал с полчаса. Потом набрал номер телефона Левчика. Никто не ответил.
Вот это уже настораживало. Левчик никогда не расставался со своим мобильником. Когда же еще через полчаса Левчик не появился, Мастер почувствовал беспокойство.
К Левчику домой отправились пацаны. Дверь никто на их стук не открыл. Команды ломать двери не было, пацаны позвонили Мастеру, и тот приказал искать.
Перепуганная консьержка рассказала, что утром Лев Феликсович вышел, как обычно. Часов около девяти. В девять тридцать он был в банке, сказали в банковской конторе, и закончил свои дела там около десяти. После чего Левчика больше не видел никто.
Пацаны еще раз съездили к Левчику домой. Закрытая дверь на этот раз остановить их не смогла.
Левчик так и не убрал обломки своего быта из квартиры. Все клочья, осколки и щепки были аккуратно собраны в кучу посреди большой комнаты. В спальне стояла раскладушка. Это было единственная деталь обстановки, которую Левчик купил после возвращения из больницы.
Понять – собирался Левчик уехать навсегда, или просто вышел по делам, было невозможно.
Мастер выслушал доклад молча. И внешне спокойно. Только все время тер щеку. А потом приказал искать Левчика.
И его стали искать.
Вокзалы, аэропорт, блок-посты, кабаки и гостиницы. К поискам подключились проститутки и мелкое жулье. Цыгане шастали везде, тщательно сверяя лица прохожих с фотографиями Левчика.
С утра следующего дня к поискам подключилась милиция. Начальник областного управления милиции отдал приказ искать важного свидетеля, и, неофициально, обратился за помощью в соседние области.
Мастер потребовал, чтобы искали круглосуточно, не переставая. Даже к поездам, которые ушли из города, или проходили через него за время, когда была обнаружена пропажа Левчика, были отправлены люди. Пришлось подключить городских авиаторов.
И при всем при этом Мастер не говорил причину такого волнения. Да, Левчик человек известный, но не занимал в обществе такого уж видного положения.
– Тоже мне, хрен с бугра, – сказал вечером первого июня Котик. – Он куда-то свалил, а мы теперь его искать должны. Спать хочу.
Котику и Синяку выпал Южный вокзал. И они топтались здесь уже сутки. Уже май закончился, и началось лето, а они все бродили по вокзалу, приставая к носильщикам с расспросами и, время от времени, отвечая на телефонные звонки. Нет, не видели. Какого рожна он будет здесь до сих пор тереться? Он или уже свалил куда-то, или его кто-то закопал.
– Слышал? – спросил Синяк. – Вчера машина Зеленого перевернулась.
– Слышал… – Котик зевнул и чуть не вывихнул челюсть.
Эту новость он уже обсуждал неоднократно. Ну, перевернулась. Сам Зеленый же целый? Целый. С ним ничего и не могло произойти. Почему? Это же Зеленый!
– Еще по пиву? – предложил Котик.
– Можно, – согласился Синяк. – Только твоя очередь платить.
Женя Синяк всегда внимательно следил за соблюдением справедливости. Прошлый раз пиво брал он. Позапрошлый – Котик. За сортир каждый платил за себя.
Они взяли по бутылке пива.
– Слышал, Зеленый женится, – сказал Синяк.
Ему хотелось спать, а разговор о женитьбе Зеленого показался достаточно бодрой темой.
– Да слышал я все это, слышал, – Котик тоже дико хотел спать, и этот вокзал, и этот Синяк, постоянно повторяющий старые новости, его конкретно задрали. – Ты мне лучше скажи, сколько еще этот беспредел будет продолжаться?
– Какой? – осведомился Синяк.
Он устроился на парапете возле входа в тоннель и медленно смаковал пиво из бутылки.
– Когда мы по хатам пойдем?
– Как найдем этого мудака Левчика, так и пойдем.
– А если не найдем? Если он уже уехал? – Котик допил пиво и поставил пустую бутылку на парапет.
Сбоку вынырнула старушка и забрала пустую тару. Бутылку она спрятала в потертую сумку, но не ушла, а остановилась в метре от пацанов, выжидающе глядя на Синяка. Вернее, на бутылку в его руке.
– Иди отсюда, – буркнул Синяк.
Пиво он любил пить медленно, смакуя, и не терпел всех этих собирателей пустой посуды. Старушка отошла в сторону.
– Задолбали, – пробормотал Синяк. – Спасу от них нет, блин.
– Глянь, – Котик толкнул Синяка в бок.
– Чего? – Синяк покрутил головой, но ничего, достойного внимания не обнаружил.
Как раз объявили посадку на какой-то поезд южного направления, и народ быстренько образовал пробку у выхода на первую платформу. Все, как обычно.
И то, что в толпе нарисовались Три Поросенка, тоже было вполне нормально. Когда же еще им чистить карманы и сумки, как не в толпе.
– Ты о Поросятах? – уточнил на всякий случай Синяк.
– Глянь, кого они пасут, – Котику даже спать перехотелось.
Синяк присмотрелся.
Ничего так баба, ухоженная. Высокая, спортивная, красивая, и, судя по прикиду и чемодану, не бедная. Таких сам бог велел наказывать. Синяк отставил бутылку в сторону.
Поросята работали по привычному сценарию. Один медленно и неумолимо сближался с клиенткой, второй был готов принять украденное, а третий, самый безобидный на вид, был готов как бы случайно оттереть клиентку, или задержать погоню. Братьями Поросята не были, и даже на поросят не были похожи, просто свинствовали они совершенно конкретно, и были настолько неразборчивы в выборе жертвы, что вызывали брезгливость даже у своих коллег.
– Ты ее узнаешь? – спросил Котик.
Синяк задумался. Что знакомое в этой бабе было. Ясное дело, один раз встретив такую, неминуемо обратишь внимание и даже запомнишь. Но потом хрен вспомнишь, где именно ее видел.
Баба о чем-то говорила с пожилым мужиком интеллигентного вида. Лет на пятьдесят. Для Синяка все, кто старше сорока, были пожилыми. Мужик нес чемодан, брат-близнец того, что был в руке у бабы. Мужик что-то грузил бабе, а та отвечала коротко, но довольно резко. И оба они не обращали внимания на подошедшего уже вплотную карманника.
– Это же невеста Зеленого, – сказал Котик. – Помнишь, в кабаке?
Точно. Синяк спрыгнул с парапета. Не их дело лезть в работу карманников, но невеста Зеленого – невеста Зеленого. А то, что она шла с другим, никого не касалось. Может, она с отцом поругалась. Перед самым отъездом.
– Я больше не хочу этого обсуждать, – сказала Инга Полковнику. – И вы совершенно напрасно поехали со мной на вокзал. Я сказала тогда, и скажу сейчас – если Гринчук считает, что я менее важна для него, чем Михаил – пусть остается с Михаилом…
– Но поймите, Михаилу сейчас очень плохо. И…
– И присутствие Гринчука что-либо изменит? Что именно? – Инга даже остановилась и посмотрела Полковнику в лицо.
– Вы не понимаете…
– Это вы не понимаете. Не понимаете, что все это будет продолжаться, пока Юра будет тянуть все это за собой. Очень плохо, что Михаил попал в аварию. Ужасно. Но ведь он не разбился, не покалечился. Несколько порезов, вы сами говорили. И кроме этого, почему Гринчук мне ничего не объяснил? Почему не предупредил? Как тогда, на дне рождения у Махмутова. Ему все равно, что именно я подумаю? Что именно я испытаю в тот момент? Потом, конечно, он извинится, начнет все объяснять… И даже объяснит. Пусть и сейчас объясняет. Пусть найдет меня и объяснит, – Инга не стала дожидаться, что ей ответит Полковник, а снова двинулась к выходу на перрон.
Сзади раздался истошный то ли крик, то ли визг. Полковник и Инга оглянулись. Какой-то невзрачный парень лет двадцати пяти выл, прижимая руку к груди, возле него, вроде как успокаивая, стоял крупный молодой человек боксерской наружности.
– Простите, – кто-то тронул Ингу за рукав.
– Что? – Инга оглянулась.
Какой-то парень стоял рядом с ней и протягивал ей ее кошелек, который она обычно держала в сумочке.
– Вы кошелек обронили, – сказал парень.
– Спасибо, – Инга взяла кошелек.
Потом посмотрела на сумочку. Ее стенка была разрезана, и в разрез выглядывала расческа.
– Осторожнее нужно быть, – сказал парень. – Полный вокзал карманников, блин. Плюнуть некуда. Руки бы таким на фиг вырывать.
Инга оглянулась на кричавшего парня. Спортсмен что-то сказал бедняге, похоже, предложил свою помощь, взял пострадавшую руку у локтя и запястья. Сделал движения, словно вправлял вывих. Еще один вопль потряс зал ожидания. Спортсмен покачал головой, похлопал по плечу своего пациента и, особо не спеша, двинулся в сторону, противоположную идущему на крик милицейскому патрулю.
– На Юг собрались? – с улыбкой спросил парень.
– Что вам нужно? – вмешался Полковник.
– Ничего, без базара, – развел руками парень. – Юрию Ивановичу привет передайте от Котика. Если что – всегда…
Котик помахал рукой. В кармане у него запиликал мобильник, Котик достал трубку, послушал, облегченно улыбнулся, и ушел за спортсменом, предварительно еще раз помахав рукой Инге.
– Вот она, популярность, – сказал Полковник.
– Да, – кивнула Инга, – благодаря Гринчуку, теперь меня в городе каждый Котик знает. За кошелек, конечно, спасибо, но сумочку жалко.
– Инга, может быть, вы все-таки подождете, – Полковник поставил чемодан на пол. – Всего пару дней. Юрий Иванович звонил…
Инга открыла кошелек, достала оттуда билет:
– Это судьба, дорогой Полковник. Видите? Если бы не популярность Гринчука, я бы потеряла свой билет и осталась. А так…
Полковник протянул Гринчуку конверт, чувствуя себя глупо. Взрослые люди, серьезные и ответственные. Каждый по себе. А вместе – начали дурацкую мелодраматическую постановку. Он дал слово, она больше не может терпеть. Он должен сделать выбор и быть с ней честнее. Бред.
– Вы ей так ничего и не рассказали? – спросил Полковник.
– Вы о чем? – уточнил Гринчук, рассматривая конверт, словно приноравливаясь, с какого бока к нему подступиться.
– О всей этой истории с Приморском и архивом…
– И нечистой силе, – задумчиво сказал Гринчук, выдохнул, решаясь, и надорвал конверт.
– Далась вам эта нечистая сила, – недовольно протянул Полковник. – Что в конверте?
Гринчук молча протянул листок.
«Узловая, до востребования», – прочитал Полковник.
– И что это значит?
Гринчук засмеялся.
– Нет, серьезно, – Полковник еще раз перечитал записку и посмотрел на обороте.
Пусто.
– Это же элементарно, Ватсон, – Гринчук отобрал записку и спрятал ее в карман. – Это значит, что мне предписано явиться на станцию Узловая и на тамошнем почтамте получить письмо до востребования. А в том письме будет указано, куда ехать дальше. И рано или поздно, я настигну свою невесту. Судьба там, или не судьба.
– А вы ей говорили, все-таки, о Приморске?
– Дался вам этот Приморск. Что, мало мест на побережье без него? – Гричнук встал со стула, поманил официантку. – Счет дайте.
Официантка кивнула, и пошла к стойке бара за счетом.
– Вы еще здесь остаетесь? – спросил Гринчук.
– Нет, я ухожу, – Полковник тоже встал.
Было видно, что он волнуется.
– Да что с вами, Полковник? – удивился Гринчук. – Что-то по работе?
Пришла официантка, протянула счет. Гринчук достал деньги из нагрудного кармана рубашки и отсчитал официантке.
– Колитесь, Полковник, – сказал Гринчук, когда вместе с Полковником они вышли из кафе на привокзальную площадь. – Что-то случилось?
Полковник тяжело вздохнул:
– И на работе тоже. Мастера снова пробило. Он поначалу запсиховал, когда пропал Левчик…
– А что, пропал Левчик? – удивился Гринчук.
– Представьте себе! – язвительно сказал Полковник. – А вы и не знали…
– Откуда? Я эти два дня был занят выше крыши. Пока устроил Михаила, пока все объяснил бабе Ире и Доктору…
– А вы не боитесь, что в ваше отсутствие, у Михаила произойдет срыв? Мы ведь не знаем, что может пойти за новым сотрясением. У него же снова сотрясение?
– Сотрясение, – подтвердил Гринчук.
– Год назад травма закончилась кризисом и убитыми. А вы единственный, кто на сегодняшний момент можете его остановить.
– Типа, слово знаю, – немного болезненно усмехнулся Гринчук.
– Да.
– Теперь не я один. Теперь этот код знает еще и Ирина. Это на всякий случай, – Гринчук вдруг стал серьезным. – Мало ли что может произойти на отдыхе.
– Типун вам.
– Не нужно быть таким суеверным, – назидательным тоном сказал Гринчук. – Вы же сами говорили, что мистикой в этом вопросе и не пахнет. А для всех не мистических сил я уже не интересен. И, кроме этого, если я вдруг, вернувшись, стану проситься на прежнюю работу и буду настоятельно возвращать Ингу в приемную Владимира Родионыча, вы тут же поймете, что меня подменили, кликните отца Варфоломея и дружненько, с применением святой воды и электрошока, выбьете из меня эту чертовщину. Изгоните, так сказать, беса.
Гринчук взглянул на электронные часы на фасаде вокзала.
– Мне пора. Скоро отправление, – Гринчук протянул руку. – До встречи. Где-нибудь через месяц-два. Я уже давно не отдыхал, и мне вполне может понравиться. Вот найду Ингу…
– А где она вообще может быть? Вы строили какие-то планы на отдых?
– Вот на Узловой и узнаю. Инга читала какие-то проспекты, говорила, что мне понравится.
– Перезвоните мне?
– А зачем? Я даже мобилу с собой не беру. Отдыхать, так отдыхать, – Гринчук еще раз пожал руку Полковнику и, забросив сумку на плечо, легким шагом двинулся к вокзалу.
Полковник молча смотрел ему вслед.
Инга что-то там выбирала в проспектах, повторил Полковник. Или нужно было сказать об этом Юрию Ивановичу? Сказать о том, что Алла, прибирая в столе, обнаружила пару курортных журналов и несколько рекламных проспектов. Алла отдала все это Владимиру Родионычу, чтобы выяснить, нужно это хранить, или можно утилизировать. Владимир Родионыч посмотрел сам, а потом дал посмотреть Полковнику.
Полковник еле удержался, чтобы сразу не позвонить Гринчуку. Решил дождаться личного разговора. И так и не сказал.
Инга не знала о Приморске. Для нее это был один из городов на побережье. И один из городов, рекламируемых в журналах. А гостиница «Южанка» и пансионат «Приморск» были всего лишь персонажами двух из десяти рекламных проспектов. Вероятность – двадцать процентов. Сейчас, когда Гринчук уже скрылся в здании вокзала, такая вероятность вдруг показалась пугающе большой.
Полковник даже шагнул к вокзалу, но тут подал голос его мобильник. Звонил Али. Срочно нужно было встретиться. Мастер, никому ничего не объясняя, уничтожил трех своих охранников. Когда ему задали вопрос, Мастер взорвался, кричал что-то о сволочах, с которых он, Мастер, поснимает шкуру. После чего разговоры о том, что Мастера пора убирать, пошли с новой силой.
Нужно принимать какое-то решение. Иначе процесс будет неуправляемым.
Полковник посмотрел на вокзал, потом махнул рукой, и пошел к своей машине. Гринчук сам сможет разобраться со своими делами.
Если бы Полковник пошел следом за Гринчуком, то, наверное, был бы сильно удивлен.
Первое, что сделал Гринчук, зайдя в здание вокзала, отправился в туалет. В туалете он зашел в кабинку, закрыл за собой дверь, повесил сумку на крючок возле нее.
Достал из кармана джинсов массивную золотую цепочку. Надел ее себе на шею. Снял рубашку, предварительно вынув мелочь из кармана, и, небрежно скомкав, сунул рубашку в сумку. Достал футболку с импортной надписью. Надел. Из сумки же достал массивный золотой перстень с печаткой, натянул на мизинец правой руки. Потер о джинсы. Подумал секунду, стащил джинсы, спрятал их в сумку и надел вместо них длинные, ниже колен, шорты. Из сумки извлек шикарную барсетку, мобильник, который повесил на пояс.
Спустив воду, Гринчук вышел из кабинки, остановился перед зеркалом. М-да, подумал Гринчук, одежда не красит человека, она его полностью преображает.
Гринчук оглянулся. Кроме него в туалете не было никого.
– Фильтруй базар, – процедил Гринчук, глядя в зеркало.
Не то. Нужно что-то более типажное. Есть. Гринчук улыбнулся. Несколько лет назад он услышал фразу, полностью передающую содержание «фильтруй базар», но при этом имеющую совершенно восхитительный скандальный оттенок. Конкретный наезд и провокацию конфликта.
– Выпасай хрюканину! – сказал Гринчук своему отражению.
Пальцы на правой руке оттопырились автоматически. Рефлекторно.
Инга наверняка оценит. Когда увидит. Если увидит, мелькнула дурацкая мысль. Слышь, Зеленый, ты и сам выпасай свою хрюканину! Какие могут быть «если»! Когда увидит. Типа.
Гринчук прошел через зал ожидания, купил в киоске бутылку самого дорогого пива и, прихлебывая его, не торопясь, подошел к своему вагону.
Проводница стояла на перроне. Проводнице было лет тридцать, но выражение перманентного конфликта на лице старило ее еще лет на десять.
– Когда едем, красавица? – спросил Гринчук.
– Билет давай, – потребовала красавица.
– А без билета, типа, ты меня уже в вагон и не пустишь?
– Не пущу, – сурово ответила проводница.
– Правильно, – одобрил Гринчук и протянул проводнице бутылку, – подержи.
Проводница механически взяла бутылку, потом на лице ее стало проступать возмущение.
– Сейчас, – поднял палец Гринчук, раскрыл барсетку и стал искать билет среди пачки стодолларовых купюр.
Взгляд проводницы замер, потом заметно подобрел.
– Нашел, – сказал Гринчук и сунул билет проводнице. – Забирай.
– Проходите, я потом соберу…
– Забери сейчас, чего я буду мозги забивать. Еще кончаться, не дай бог, – Гринчук отобрал у проводницы пиво и вошел в вагон. В тамбуре остановился. – Какое у меня место?
– Девятнадцатое, пятое купе. Нижняя полка.
– Чего? – оглянулся Гринчук. – А это что, не люкс?
– Это купе.
– Блин, вернусь, башку секретутке сворочу. Говорил же – люкс. А, может, мы моих соседей пересадим на фиг? – Гринчук присел на корточки, чтобы видеть лицо проводницы. – Я забашляю.
– Там посмотрим, – сказала проводница. – Вообще-то мест свободных на Юг сейчас не бывает.
– Ой, посмотри, красавица, – сказал Гринчук и пошел в свое купе.
Интересное ощущение. Словно одет в средневековые доспехи. Можешь говорить, что хочешь. Можешь вести себя как угодно. Нацепил маску, и развлекайся. Забавно.
– Вечер добрый, – Гринчук остановился на пороге купе, огляделся.
Парень с девушкой, лет по двадцать. Со свежими обручальными кольцами. И выражением испуганного счастья на лицах. Молодые сидели, держась за руки, и слушали крупного мужика лет сорока, с бородой и лысиной. На приветствие Гринчука все трое обернулись, и у всех троих на лицах мелькнуло приблизительно одинаковое выражение. Даже не брезгливость, а какая-то обреченность.
– Типа, попутчики? – спросил Гринчук.
– Да, – кивнул мужик.
– Юра, – Гринчук помахал рукой. – Можно просто – Юра.
– Оля.
– Иван.
– Василий, – сказал мужик.
– Это ж надо, – восхитился Гринчук, – живого человека – Васей назвать!
Живой человек измерил Гринчука скептическим взглядом:
– Юра, ты, к сожалению, не первый, кто мне об этом говорит.
– Во, блин, – засмеялся Гринчук. – А девятнадцатое место это какое?
– Это тут, – засуетилась Оля. – Мы сейчас уступим.
– А у вас, значит, – Гринчук сделал неопределенный жест рукой, – верхние полки?
– Да, мы сейчас, когда тронемся… – Оля посмотрела на молодого супруга, тот отвел взгляд.
Похоже, они надеялись уговорить кого-то из попутчиков уступить нижнюю полку. И начинать разговор должен был муж. И не начинал.
– Все мы тронутые, – сообщил Гринчук и сел возле двери. – Я, например, могу, типа, и на верхней поспать.
– Спасибо, – пробормотала Оля.
– Ага, – продолжил Гринчук, – сверху виднее, если дама ночью на нижней полке заголится. Помню, ехал я в столицу…
Зычный голос проводницы потребовал, чтобы провожающие покинули вагон. Поезд дернулся.
– Поезд двинулся, и мы тронулись, – сказал Гринчук и допил свое пиво.
В голову отчего-то лезли шутки старые, избитые. Жутко мешали цепочка и перстень. И барсетку все время держать в руках было чертовски неудобно.
Поезд тронулся. Гринчуку забросил свою сумку на верхнюю полку, пристроил за нее барсетку, и вышел в коридор.
Вагон за день раскалился, и сидеть в купе было просто невозможно. Оставалось надеяться, что сквозняк сквозь открытые окна в коридоре смогут спасти жизни хотя бы некоторым пассажирам.
Гринчук выглянул в окно. Встречный ветер ударил в лицо. Мимо плыли огни каких-то стрелок и семафоров. И окна вдалеке. Проскочили мост.
На несколько секунд открылось шоссе, в светлых потеках автомобильных фар. Гринчук проводил их взглядом и отвернулся.
Откуда он мог знать, что как раз в этот самый момент по автостраде, на заднем сидении своего служебного «вольво» в столицу ехал начальник областного управления милиции. А если бы Гринчук даже это каким-то образом узнал, то что толку рассматривать ночью из окна поезда быстро едущие автомобили.
Генерал-лейтенант получил вызов внезапно, приказано было явиться с самого утра, поэтому выезжать пришлось немедленно. И внезапный вызов, как водится, был не только внезапным, но и очень несвоевременным.
В городе могла начаться разборка. Или, как любят выражаться журналисты, война между преступными группировками.
Генерал посмотрел в окно, на светящийся огнями поезд.
Пропал Левчик – это еще не беда. Хотя, отчего так засуетился по этому поводу Мастер, генерал понять не мог. А Мастер объяснять не стал.
Но вот то, что Мастер своими руками…
Генерал скрипнул зубами и стукнул кулаком по спинке переднего сидения. Сидевший там капитан оглянулся.
– Ничего, – буркнул генерал.
Мастера он знал давно, и карьеры свои они делали параллельно, помогая друг другу по мере сил. Боже упаси, Мастер никогда не стучал, он просто иногда подсказывал будущему начальнику областного управления милиции, кто именно может иметь информацию по тому или другому вопросу. И никогда не обращался к будущему генералу по мелочам. Только в самом крайнем случае, и только один на один. И обычно ставил генерала в известность о своих будущих рискованных операциях. Когда требовалось прикрытие.
Но вчера, второго июня, Мастер заранее ничего не говорил. Он и потом, скорее всего, ничего бы не сказал, но у генерала были и другие источники. И источники эти сообщили, что Мастер приказал приготовить с утра для разговора трех своих охранников. Пацанов быстренько скинули в подвал за городом, пристегнули к стене и оставили там дожидаться Мастера. Двери в подвале были тяжелые, в проеме сидели плотно, поэтому никто из оставшихся за пределами подвала ничего так и не услышал. Мастер вошел, оставался за дверью час, потом вышел, брезгливо вытирая руки.
Коротко бросил: «Приберите там!» и уехал.
Одного из двух ребят, оставшихся для уборки, стошнило прямо на пороге. Второй оказался покрепче, но и ему пришлось несколько раз выходить для перекура.
– Ты что там, охренел? – генерал звонил по незарегистрированному телефону, поэтому мог дать волю чувствам. – Ты что творишь?
– Пасть закрой, – заплетающимся языком ответил Мастер, и генерал с ужасом понял, что Мастер пьян среди белого дня. А это было очень плохим признаком. – Чего звонишь? Бабок снова хочешь? А ты их заработал? Ты от своих доходов в общак отстегивал?
– Если твоих жмуриков найдут, ты понимаешь, что начнется…
– Не найдут, – сказал Мастер. – Не найдут. А ты мне нашел Левчика? Нет? Так какоего ты хрена ко мне лезешь с вопросами? Я тебя просил? Нет? Ну и пошел на хрен!
Разговор оборвался. Генерал несколько часов мучительно обдумывал, что именно может происходить с Мастером, но ничего в голову не приходило.
Ничего хорошего не приходило в голову и Абреку с коллегами. Мастер, конечно, был Мастером, но, прежде чем валить кого-то, пусть даже и не самого значимого в обществе, нужно было соблюсти какие-то приличия. Хотя бы обвинить в чем-то. Да просто сказать остальным, что замочил, мол, за дело, а за какое – вас пока не касается. Но и этого Мастер не сделал.
Мастер сидел у себя дома и пил. Охрану вокруг дома несли самые доверенные люди.
На всякий случай, о безопасности вспомнили все. Пацаны получили стволы, приказано было всем быть на связи, и в случае чего, немедленно сообщать старшим. И не понятно было, Мастер сам кого-то боится, или представляет собой угрозу для других.
– Не знаю. Будем надеяться, что это просто случайность. Что это не знак грядущего апокалипсиса. Случайность. Или судьба. Их очень трудно иногда отличить друг от друга. Нам остается только надеяться, что больше ничего страшного не произойдет.
Владимир Родионыч надеялся напрасно. Аварией все не закончилось. Хотя об этом Владимир Родионыч узнал только на следующий день. А вот Мастер…
Вначале, когда Левчик не приехал, как ему было приказано, на встречу, Мастер испытал чувство легкого раздражения. Левчик никогда не был образцом точности и аккуратности в быту. Зато был скрупулезно точен и аккуратен в финансовых вопросах. И та операция, которую Мастер сейчас проводил с деньгами общака, могла задержать Левчика.
Мастер подождал с полчаса. Потом набрал номер телефона Левчика. Никто не ответил.
Вот это уже настораживало. Левчик никогда не расставался со своим мобильником. Когда же еще через полчаса Левчик не появился, Мастер почувствовал беспокойство.
К Левчику домой отправились пацаны. Дверь никто на их стук не открыл. Команды ломать двери не было, пацаны позвонили Мастеру, и тот приказал искать.
Перепуганная консьержка рассказала, что утром Лев Феликсович вышел, как обычно. Часов около девяти. В девять тридцать он был в банке, сказали в банковской конторе, и закончил свои дела там около десяти. После чего Левчика больше не видел никто.
Пацаны еще раз съездили к Левчику домой. Закрытая дверь на этот раз остановить их не смогла.
Левчик так и не убрал обломки своего быта из квартиры. Все клочья, осколки и щепки были аккуратно собраны в кучу посреди большой комнаты. В спальне стояла раскладушка. Это было единственная деталь обстановки, которую Левчик купил после возвращения из больницы.
Понять – собирался Левчик уехать навсегда, или просто вышел по делам, было невозможно.
Мастер выслушал доклад молча. И внешне спокойно. Только все время тер щеку. А потом приказал искать Левчика.
И его стали искать.
Вокзалы, аэропорт, блок-посты, кабаки и гостиницы. К поискам подключились проститутки и мелкое жулье. Цыгане шастали везде, тщательно сверяя лица прохожих с фотографиями Левчика.
С утра следующего дня к поискам подключилась милиция. Начальник областного управления милиции отдал приказ искать важного свидетеля, и, неофициально, обратился за помощью в соседние области.
Мастер потребовал, чтобы искали круглосуточно, не переставая. Даже к поездам, которые ушли из города, или проходили через него за время, когда была обнаружена пропажа Левчика, были отправлены люди. Пришлось подключить городских авиаторов.
И при всем при этом Мастер не говорил причину такого волнения. Да, Левчик человек известный, но не занимал в обществе такого уж видного положения.
– Тоже мне, хрен с бугра, – сказал вечером первого июня Котик. – Он куда-то свалил, а мы теперь его искать должны. Спать хочу.
Котику и Синяку выпал Южный вокзал. И они топтались здесь уже сутки. Уже май закончился, и началось лето, а они все бродили по вокзалу, приставая к носильщикам с расспросами и, время от времени, отвечая на телефонные звонки. Нет, не видели. Какого рожна он будет здесь до сих пор тереться? Он или уже свалил куда-то, или его кто-то закопал.
– Слышал? – спросил Синяк. – Вчера машина Зеленого перевернулась.
– Слышал… – Котик зевнул и чуть не вывихнул челюсть.
Эту новость он уже обсуждал неоднократно. Ну, перевернулась. Сам Зеленый же целый? Целый. С ним ничего и не могло произойти. Почему? Это же Зеленый!
– Еще по пиву? – предложил Котик.
– Можно, – согласился Синяк. – Только твоя очередь платить.
Женя Синяк всегда внимательно следил за соблюдением справедливости. Прошлый раз пиво брал он. Позапрошлый – Котик. За сортир каждый платил за себя.
Они взяли по бутылке пива.
– Слышал, Зеленый женится, – сказал Синяк.
Ему хотелось спать, а разговор о женитьбе Зеленого показался достаточно бодрой темой.
– Да слышал я все это, слышал, – Котик тоже дико хотел спать, и этот вокзал, и этот Синяк, постоянно повторяющий старые новости, его конкретно задрали. – Ты мне лучше скажи, сколько еще этот беспредел будет продолжаться?
– Какой? – осведомился Синяк.
Он устроился на парапете возле входа в тоннель и медленно смаковал пиво из бутылки.
– Когда мы по хатам пойдем?
– Как найдем этого мудака Левчика, так и пойдем.
– А если не найдем? Если он уже уехал? – Котик допил пиво и поставил пустую бутылку на парапет.
Сбоку вынырнула старушка и забрала пустую тару. Бутылку она спрятала в потертую сумку, но не ушла, а остановилась в метре от пацанов, выжидающе глядя на Синяка. Вернее, на бутылку в его руке.
– Иди отсюда, – буркнул Синяк.
Пиво он любил пить медленно, смакуя, и не терпел всех этих собирателей пустой посуды. Старушка отошла в сторону.
– Задолбали, – пробормотал Синяк. – Спасу от них нет, блин.
– Глянь, – Котик толкнул Синяка в бок.
– Чего? – Синяк покрутил головой, но ничего, достойного внимания не обнаружил.
Как раз объявили посадку на какой-то поезд южного направления, и народ быстренько образовал пробку у выхода на первую платформу. Все, как обычно.
И то, что в толпе нарисовались Три Поросенка, тоже было вполне нормально. Когда же еще им чистить карманы и сумки, как не в толпе.
– Ты о Поросятах? – уточнил на всякий случай Синяк.
– Глянь, кого они пасут, – Котику даже спать перехотелось.
Синяк присмотрелся.
Ничего так баба, ухоженная. Высокая, спортивная, красивая, и, судя по прикиду и чемодану, не бедная. Таких сам бог велел наказывать. Синяк отставил бутылку в сторону.
Поросята работали по привычному сценарию. Один медленно и неумолимо сближался с клиенткой, второй был готов принять украденное, а третий, самый безобидный на вид, был готов как бы случайно оттереть клиентку, или задержать погоню. Братьями Поросята не были, и даже на поросят не были похожи, просто свинствовали они совершенно конкретно, и были настолько неразборчивы в выборе жертвы, что вызывали брезгливость даже у своих коллег.
– Ты ее узнаешь? – спросил Котик.
Синяк задумался. Что знакомое в этой бабе было. Ясное дело, один раз встретив такую, неминуемо обратишь внимание и даже запомнишь. Но потом хрен вспомнишь, где именно ее видел.
Баба о чем-то говорила с пожилым мужиком интеллигентного вида. Лет на пятьдесят. Для Синяка все, кто старше сорока, были пожилыми. Мужик нес чемодан, брат-близнец того, что был в руке у бабы. Мужик что-то грузил бабе, а та отвечала коротко, но довольно резко. И оба они не обращали внимания на подошедшего уже вплотную карманника.
– Это же невеста Зеленого, – сказал Котик. – Помнишь, в кабаке?
Точно. Синяк спрыгнул с парапета. Не их дело лезть в работу карманников, но невеста Зеленого – невеста Зеленого. А то, что она шла с другим, никого не касалось. Может, она с отцом поругалась. Перед самым отъездом.
– Я больше не хочу этого обсуждать, – сказала Инга Полковнику. – И вы совершенно напрасно поехали со мной на вокзал. Я сказала тогда, и скажу сейчас – если Гринчук считает, что я менее важна для него, чем Михаил – пусть остается с Михаилом…
– Но поймите, Михаилу сейчас очень плохо. И…
– И присутствие Гринчука что-либо изменит? Что именно? – Инга даже остановилась и посмотрела Полковнику в лицо.
– Вы не понимаете…
– Это вы не понимаете. Не понимаете, что все это будет продолжаться, пока Юра будет тянуть все это за собой. Очень плохо, что Михаил попал в аварию. Ужасно. Но ведь он не разбился, не покалечился. Несколько порезов, вы сами говорили. И кроме этого, почему Гринчук мне ничего не объяснил? Почему не предупредил? Как тогда, на дне рождения у Махмутова. Ему все равно, что именно я подумаю? Что именно я испытаю в тот момент? Потом, конечно, он извинится, начнет все объяснять… И даже объяснит. Пусть и сейчас объясняет. Пусть найдет меня и объяснит, – Инга не стала дожидаться, что ей ответит Полковник, а снова двинулась к выходу на перрон.
Сзади раздался истошный то ли крик, то ли визг. Полковник и Инга оглянулись. Какой-то невзрачный парень лет двадцати пяти выл, прижимая руку к груди, возле него, вроде как успокаивая, стоял крупный молодой человек боксерской наружности.
– Простите, – кто-то тронул Ингу за рукав.
– Что? – Инга оглянулась.
Какой-то парень стоял рядом с ней и протягивал ей ее кошелек, который она обычно держала в сумочке.
– Вы кошелек обронили, – сказал парень.
– Спасибо, – Инга взяла кошелек.
Потом посмотрела на сумочку. Ее стенка была разрезана, и в разрез выглядывала расческа.
– Осторожнее нужно быть, – сказал парень. – Полный вокзал карманников, блин. Плюнуть некуда. Руки бы таким на фиг вырывать.
Инга оглянулась на кричавшего парня. Спортсмен что-то сказал бедняге, похоже, предложил свою помощь, взял пострадавшую руку у локтя и запястья. Сделал движения, словно вправлял вывих. Еще один вопль потряс зал ожидания. Спортсмен покачал головой, похлопал по плечу своего пациента и, особо не спеша, двинулся в сторону, противоположную идущему на крик милицейскому патрулю.
– На Юг собрались? – с улыбкой спросил парень.
– Что вам нужно? – вмешался Полковник.
– Ничего, без базара, – развел руками парень. – Юрию Ивановичу привет передайте от Котика. Если что – всегда…
Котик помахал рукой. В кармане у него запиликал мобильник, Котик достал трубку, послушал, облегченно улыбнулся, и ушел за спортсменом, предварительно еще раз помахав рукой Инге.
– Вот она, популярность, – сказал Полковник.
– Да, – кивнула Инга, – благодаря Гринчуку, теперь меня в городе каждый Котик знает. За кошелек, конечно, спасибо, но сумочку жалко.
– Инга, может быть, вы все-таки подождете, – Полковник поставил чемодан на пол. – Всего пару дней. Юрий Иванович звонил…
Инга открыла кошелек, достала оттуда билет:
– Это судьба, дорогой Полковник. Видите? Если бы не популярность Гринчука, я бы потеряла свой билет и осталась. А так…
* * *
– … а на перроне она достала из кармана конверт, – закончил свой рассказ Полковник, – и попросила передать его вам, Юрий Иванович. Что я и делаю, не знаю, с сожалением или с удовольствием.Полковник протянул Гринчуку конверт, чувствуя себя глупо. Взрослые люди, серьезные и ответственные. Каждый по себе. А вместе – начали дурацкую мелодраматическую постановку. Он дал слово, она больше не может терпеть. Он должен сделать выбор и быть с ней честнее. Бред.
– Вы ей так ничего и не рассказали? – спросил Полковник.
– Вы о чем? – уточнил Гринчук, рассматривая конверт, словно приноравливаясь, с какого бока к нему подступиться.
– О всей этой истории с Приморском и архивом…
– И нечистой силе, – задумчиво сказал Гринчук, выдохнул, решаясь, и надорвал конверт.
– Далась вам эта нечистая сила, – недовольно протянул Полковник. – Что в конверте?
Гринчук молча протянул листок.
«Узловая, до востребования», – прочитал Полковник.
– И что это значит?
Гринчук засмеялся.
– Нет, серьезно, – Полковник еще раз перечитал записку и посмотрел на обороте.
Пусто.
– Это же элементарно, Ватсон, – Гринчук отобрал записку и спрятал ее в карман. – Это значит, что мне предписано явиться на станцию Узловая и на тамошнем почтамте получить письмо до востребования. А в том письме будет указано, куда ехать дальше. И рано или поздно, я настигну свою невесту. Судьба там, или не судьба.
– А вы ей говорили, все-таки, о Приморске?
– Дался вам этот Приморск. Что, мало мест на побережье без него? – Гричнук встал со стула, поманил официантку. – Счет дайте.
Официантка кивнула, и пошла к стойке бара за счетом.
– Вы еще здесь остаетесь? – спросил Гринчук.
– Нет, я ухожу, – Полковник тоже встал.
Было видно, что он волнуется.
– Да что с вами, Полковник? – удивился Гринчук. – Что-то по работе?
Пришла официантка, протянула счет. Гринчук достал деньги из нагрудного кармана рубашки и отсчитал официантке.
– Колитесь, Полковник, – сказал Гринчук, когда вместе с Полковником они вышли из кафе на привокзальную площадь. – Что-то случилось?
Полковник тяжело вздохнул:
– И на работе тоже. Мастера снова пробило. Он поначалу запсиховал, когда пропал Левчик…
– А что, пропал Левчик? – удивился Гринчук.
– Представьте себе! – язвительно сказал Полковник. – А вы и не знали…
– Откуда? Я эти два дня был занят выше крыши. Пока устроил Михаила, пока все объяснил бабе Ире и Доктору…
– А вы не боитесь, что в ваше отсутствие, у Михаила произойдет срыв? Мы ведь не знаем, что может пойти за новым сотрясением. У него же снова сотрясение?
– Сотрясение, – подтвердил Гринчук.
– Год назад травма закончилась кризисом и убитыми. А вы единственный, кто на сегодняшний момент можете его остановить.
– Типа, слово знаю, – немного болезненно усмехнулся Гринчук.
– Да.
– Теперь не я один. Теперь этот код знает еще и Ирина. Это на всякий случай, – Гринчук вдруг стал серьезным. – Мало ли что может произойти на отдыхе.
– Типун вам.
– Не нужно быть таким суеверным, – назидательным тоном сказал Гринчук. – Вы же сами говорили, что мистикой в этом вопросе и не пахнет. А для всех не мистических сил я уже не интересен. И, кроме этого, если я вдруг, вернувшись, стану проситься на прежнюю работу и буду настоятельно возвращать Ингу в приемную Владимира Родионыча, вы тут же поймете, что меня подменили, кликните отца Варфоломея и дружненько, с применением святой воды и электрошока, выбьете из меня эту чертовщину. Изгоните, так сказать, беса.
Гринчук взглянул на электронные часы на фасаде вокзала.
– Мне пора. Скоро отправление, – Гринчук протянул руку. – До встречи. Где-нибудь через месяц-два. Я уже давно не отдыхал, и мне вполне может понравиться. Вот найду Ингу…
– А где она вообще может быть? Вы строили какие-то планы на отдых?
– Вот на Узловой и узнаю. Инга читала какие-то проспекты, говорила, что мне понравится.
– Перезвоните мне?
– А зачем? Я даже мобилу с собой не беру. Отдыхать, так отдыхать, – Гринчук еще раз пожал руку Полковнику и, забросив сумку на плечо, легким шагом двинулся к вокзалу.
Полковник молча смотрел ему вслед.
Инга что-то там выбирала в проспектах, повторил Полковник. Или нужно было сказать об этом Юрию Ивановичу? Сказать о том, что Алла, прибирая в столе, обнаружила пару курортных журналов и несколько рекламных проспектов. Алла отдала все это Владимиру Родионычу, чтобы выяснить, нужно это хранить, или можно утилизировать. Владимир Родионыч посмотрел сам, а потом дал посмотреть Полковнику.
Полковник еле удержался, чтобы сразу не позвонить Гринчуку. Решил дождаться личного разговора. И так и не сказал.
Инга не знала о Приморске. Для нее это был один из городов на побережье. И один из городов, рекламируемых в журналах. А гостиница «Южанка» и пансионат «Приморск» были всего лишь персонажами двух из десяти рекламных проспектов. Вероятность – двадцать процентов. Сейчас, когда Гринчук уже скрылся в здании вокзала, такая вероятность вдруг показалась пугающе большой.
Полковник даже шагнул к вокзалу, но тут подал голос его мобильник. Звонил Али. Срочно нужно было встретиться. Мастер, никому ничего не объясняя, уничтожил трех своих охранников. Когда ему задали вопрос, Мастер взорвался, кричал что-то о сволочах, с которых он, Мастер, поснимает шкуру. После чего разговоры о том, что Мастера пора убирать, пошли с новой силой.
Нужно принимать какое-то решение. Иначе процесс будет неуправляемым.
Полковник посмотрел на вокзал, потом махнул рукой, и пошел к своей машине. Гринчук сам сможет разобраться со своими делами.
Если бы Полковник пошел следом за Гринчуком, то, наверное, был бы сильно удивлен.
Первое, что сделал Гринчук, зайдя в здание вокзала, отправился в туалет. В туалете он зашел в кабинку, закрыл за собой дверь, повесил сумку на крючок возле нее.
Достал из кармана джинсов массивную золотую цепочку. Надел ее себе на шею. Снял рубашку, предварительно вынув мелочь из кармана, и, небрежно скомкав, сунул рубашку в сумку. Достал футболку с импортной надписью. Надел. Из сумки же достал массивный золотой перстень с печаткой, натянул на мизинец правой руки. Потер о джинсы. Подумал секунду, стащил джинсы, спрятал их в сумку и надел вместо них длинные, ниже колен, шорты. Из сумки извлек шикарную барсетку, мобильник, который повесил на пояс.
Спустив воду, Гринчук вышел из кабинки, остановился перед зеркалом. М-да, подумал Гринчук, одежда не красит человека, она его полностью преображает.
Гринчук оглянулся. Кроме него в туалете не было никого.
– Фильтруй базар, – процедил Гринчук, глядя в зеркало.
Не то. Нужно что-то более типажное. Есть. Гринчук улыбнулся. Несколько лет назад он услышал фразу, полностью передающую содержание «фильтруй базар», но при этом имеющую совершенно восхитительный скандальный оттенок. Конкретный наезд и провокацию конфликта.
– Выпасай хрюканину! – сказал Гринчук своему отражению.
Пальцы на правой руке оттопырились автоматически. Рефлекторно.
Инга наверняка оценит. Когда увидит. Если увидит, мелькнула дурацкая мысль. Слышь, Зеленый, ты и сам выпасай свою хрюканину! Какие могут быть «если»! Когда увидит. Типа.
Гринчук прошел через зал ожидания, купил в киоске бутылку самого дорогого пива и, прихлебывая его, не торопясь, подошел к своему вагону.
Проводница стояла на перроне. Проводнице было лет тридцать, но выражение перманентного конфликта на лице старило ее еще лет на десять.
– Когда едем, красавица? – спросил Гринчук.
– Билет давай, – потребовала красавица.
– А без билета, типа, ты меня уже в вагон и не пустишь?
– Не пущу, – сурово ответила проводница.
– Правильно, – одобрил Гринчук и протянул проводнице бутылку, – подержи.
Проводница механически взяла бутылку, потом на лице ее стало проступать возмущение.
– Сейчас, – поднял палец Гринчук, раскрыл барсетку и стал искать билет среди пачки стодолларовых купюр.
Взгляд проводницы замер, потом заметно подобрел.
– Нашел, – сказал Гринчук и сунул билет проводнице. – Забирай.
– Проходите, я потом соберу…
– Забери сейчас, чего я буду мозги забивать. Еще кончаться, не дай бог, – Гринчук отобрал у проводницы пиво и вошел в вагон. В тамбуре остановился. – Какое у меня место?
– Девятнадцатое, пятое купе. Нижняя полка.
– Чего? – оглянулся Гринчук. – А это что, не люкс?
– Это купе.
– Блин, вернусь, башку секретутке сворочу. Говорил же – люкс. А, может, мы моих соседей пересадим на фиг? – Гринчук присел на корточки, чтобы видеть лицо проводницы. – Я забашляю.
– Там посмотрим, – сказала проводница. – Вообще-то мест свободных на Юг сейчас не бывает.
– Ой, посмотри, красавица, – сказал Гринчук и пошел в свое купе.
Интересное ощущение. Словно одет в средневековые доспехи. Можешь говорить, что хочешь. Можешь вести себя как угодно. Нацепил маску, и развлекайся. Забавно.
– Вечер добрый, – Гринчук остановился на пороге купе, огляделся.
Парень с девушкой, лет по двадцать. Со свежими обручальными кольцами. И выражением испуганного счастья на лицах. Молодые сидели, держась за руки, и слушали крупного мужика лет сорока, с бородой и лысиной. На приветствие Гринчука все трое обернулись, и у всех троих на лицах мелькнуло приблизительно одинаковое выражение. Даже не брезгливость, а какая-то обреченность.
– Типа, попутчики? – спросил Гринчук.
– Да, – кивнул мужик.
– Юра, – Гринчук помахал рукой. – Можно просто – Юра.
– Оля.
– Иван.
– Василий, – сказал мужик.
– Это ж надо, – восхитился Гринчук, – живого человека – Васей назвать!
Живой человек измерил Гринчука скептическим взглядом:
– Юра, ты, к сожалению, не первый, кто мне об этом говорит.
– Во, блин, – засмеялся Гринчук. – А девятнадцатое место это какое?
– Это тут, – засуетилась Оля. – Мы сейчас уступим.
– А у вас, значит, – Гринчук сделал неопределенный жест рукой, – верхние полки?
– Да, мы сейчас, когда тронемся… – Оля посмотрела на молодого супруга, тот отвел взгляд.
Похоже, они надеялись уговорить кого-то из попутчиков уступить нижнюю полку. И начинать разговор должен был муж. И не начинал.
– Все мы тронутые, – сообщил Гринчук и сел возле двери. – Я, например, могу, типа, и на верхней поспать.
– Спасибо, – пробормотала Оля.
– Ага, – продолжил Гринчук, – сверху виднее, если дама ночью на нижней полке заголится. Помню, ехал я в столицу…
Зычный голос проводницы потребовал, чтобы провожающие покинули вагон. Поезд дернулся.
– Поезд двинулся, и мы тронулись, – сказал Гринчук и допил свое пиво.
В голову отчего-то лезли шутки старые, избитые. Жутко мешали цепочка и перстень. И барсетку все время держать в руках было чертовски неудобно.
Поезд тронулся. Гринчуку забросил свою сумку на верхнюю полку, пристроил за нее барсетку, и вышел в коридор.
Вагон за день раскалился, и сидеть в купе было просто невозможно. Оставалось надеяться, что сквозняк сквозь открытые окна в коридоре смогут спасти жизни хотя бы некоторым пассажирам.
Гринчук выглянул в окно. Встречный ветер ударил в лицо. Мимо плыли огни каких-то стрелок и семафоров. И окна вдалеке. Проскочили мост.
На несколько секунд открылось шоссе, в светлых потеках автомобильных фар. Гринчук проводил их взглядом и отвернулся.
Откуда он мог знать, что как раз в этот самый момент по автостраде, на заднем сидении своего служебного «вольво» в столицу ехал начальник областного управления милиции. А если бы Гринчук даже это каким-то образом узнал, то что толку рассматривать ночью из окна поезда быстро едущие автомобили.
Генерал-лейтенант получил вызов внезапно, приказано было явиться с самого утра, поэтому выезжать пришлось немедленно. И внезапный вызов, как водится, был не только внезапным, но и очень несвоевременным.
В городе могла начаться разборка. Или, как любят выражаться журналисты, война между преступными группировками.
Генерал посмотрел в окно, на светящийся огнями поезд.
Пропал Левчик – это еще не беда. Хотя, отчего так засуетился по этому поводу Мастер, генерал понять не мог. А Мастер объяснять не стал.
Но вот то, что Мастер своими руками…
Генерал скрипнул зубами и стукнул кулаком по спинке переднего сидения. Сидевший там капитан оглянулся.
– Ничего, – буркнул генерал.
Мастера он знал давно, и карьеры свои они делали параллельно, помогая друг другу по мере сил. Боже упаси, Мастер никогда не стучал, он просто иногда подсказывал будущему начальнику областного управления милиции, кто именно может иметь информацию по тому или другому вопросу. И никогда не обращался к будущему генералу по мелочам. Только в самом крайнем случае, и только один на один. И обычно ставил генерала в известность о своих будущих рискованных операциях. Когда требовалось прикрытие.
Но вчера, второго июня, Мастер заранее ничего не говорил. Он и потом, скорее всего, ничего бы не сказал, но у генерала были и другие источники. И источники эти сообщили, что Мастер приказал приготовить с утра для разговора трех своих охранников. Пацанов быстренько скинули в подвал за городом, пристегнули к стене и оставили там дожидаться Мастера. Двери в подвале были тяжелые, в проеме сидели плотно, поэтому никто из оставшихся за пределами подвала ничего так и не услышал. Мастер вошел, оставался за дверью час, потом вышел, брезгливо вытирая руки.
Коротко бросил: «Приберите там!» и уехал.
Одного из двух ребят, оставшихся для уборки, стошнило прямо на пороге. Второй оказался покрепче, но и ему пришлось несколько раз выходить для перекура.
– Ты что там, охренел? – генерал звонил по незарегистрированному телефону, поэтому мог дать волю чувствам. – Ты что творишь?
– Пасть закрой, – заплетающимся языком ответил Мастер, и генерал с ужасом понял, что Мастер пьян среди белого дня. А это было очень плохим признаком. – Чего звонишь? Бабок снова хочешь? А ты их заработал? Ты от своих доходов в общак отстегивал?
– Если твоих жмуриков найдут, ты понимаешь, что начнется…
– Не найдут, – сказал Мастер. – Не найдут. А ты мне нашел Левчика? Нет? Так какоего ты хрена ко мне лезешь с вопросами? Я тебя просил? Нет? Ну и пошел на хрен!
Разговор оборвался. Генерал несколько часов мучительно обдумывал, что именно может происходить с Мастером, но ничего в голову не приходило.
Ничего хорошего не приходило в голову и Абреку с коллегами. Мастер, конечно, был Мастером, но, прежде чем валить кого-то, пусть даже и не самого значимого в обществе, нужно было соблюсти какие-то приличия. Хотя бы обвинить в чем-то. Да просто сказать остальным, что замочил, мол, за дело, а за какое – вас пока не касается. Но и этого Мастер не сделал.
Мастер сидел у себя дома и пил. Охрану вокруг дома несли самые доверенные люди.
На всякий случай, о безопасности вспомнили все. Пацаны получили стволы, приказано было всем быть на связи, и в случае чего, немедленно сообщать старшим. И не понятно было, Мастер сам кого-то боится, или представляет собой угрозу для других.