– Напоследок, – повторил Гринчук. – Вы думаете, что вы исключительные. Вам кажется, что вас понять может только гений. Или волшебник. И вы стали придумывать легенды о подполковнике Гринчуке, о том, что он чуть ли ни мысли читает… Бред. Но вы с удовольствием в этот бред поверили. И Рустамчик решил подставить меня и остальных только потому, что уверен был, что другие, менее гениальные менты, не смогут докопаться до его фокусов с наркотой.
   – Кстати, Егор, – Гринчук обернулся к Баеву. – Я полагаю, что в истории с наркотиками завязан Рустамчик. Посмотри, как следует.
   – Хорошо, – сказал Баев.
   – А на самом деле достаточно обычного патрульного сержанта, чтобы раскопать о вас все. Так что, прапорщика Бортнева с лихвой хватит для того, чтобы собирать информацию от стукачей. И хватит для того, чтобы ставить на место особо одаренных уродов из среды новых дворян. Бортнев еще молодой, еще может терпеть всякое дерьмо. А я устал. Я ухожу. Мы с Михаилом… – Гринчук обернулся к Михаилу. – Мишка. Нет!
   Выстрел.
   Пуля ударила в мрамор возле самых ног Рустама, отлетела и пробила дыру в окне.
   – Мишка! – Гринчук бросился к Михаилу, перекрывая собой линию огня.
   Михаил выстрелил снова. Пуля ударилась в мраморную статую фонтана.
   Наконец завизжали женщины.
   – Лежать! – крикнул Баев. – Все на пол!
   Выстрел. Разлетелся вдребезги хрустальный графин на столе.
   Баев рванул со стула Владимира Родионыча и опрокинул на пол. Прижал рукой. Два его подчиненных проделали ту же процедуру с Ингой и Полковником.
   Теперь кричали все.
   Кто-то наступил на микрофон, и показалось, что раздался взрыв.
   Несколько человек побежали к двери.
   Гринчук, наконец, схватил Михаила за руку и что-то прокричал ему прямо в лицо. Михаил обмяк.
   – Все, – обернувшись к орущей толпе, крикнул Гринчук. – Все. Убирайтесь отсюда. Все.
   Браток распахнул дверь. Врезал в лицо подбежавшему снаружи охраннику и отбросил его в строну.
   Новые дворяне стадом бежали на выход.
   Гринчук подхватил потерявшего сознание Михаила и осторожно опустил его на пол. Сел рядом.
   Дворяне толкались в дверях, отшвыривая друг друга. Упала мраморная скульптура, голова покатилась по полу. Кто-то наступил на нее и упал. Раздался вопль.
   Баев и его подчиненные бросились спасать упавших.
   Владимир Родионыч медленно встал с пола. Подал руку, помог подняться Полковнику и Инге.
   – А говорят, сейчас не умеют праздновать, – покачал головой Владимир Родионыч, оглядев останки праздника.
   Столы и стулья были перевернуты. Битая посуда, раздавленные фрукты. Перевернутая и растоптанная еда.
   – Давно я так не веселился, – сказал Полковник и медленно пошел к сидящему на полу Гринчуку.
   – Знаете, кто вы после этого, Юрий Иванович? – печально спросил Полковник.
   – Знаю, – ответил Гринчук. – Гражданский человек. Без всяких обязательств, кроме обязанности помочь Михаилу.
   – Сволочь вы, Юрий Иванович, – сказал Владимир Родионыч.
   – С вами не посоветовался?
   – На хрена было про стукачей трепаться? – спросил Владимир Родионыч. – Ну, поняли вы, что вами мы прикрыли свою сеть осведомителей, ну зачем же всем об этом рассказывать?
   Сад опустел.
   Только Владимир Родионыч, Полковник, Инга, лежащий на полу Михаил и сидящий возле него Гринчук. И разбросанные там и тут охранники Махмутовых.
   – Я же для вас старался, – выдавил из себя Гринчук. – Вам же не нужно, чтобы порядок ассоциировался, извините за выражение, только с гениальным опером Зеленым. Ваши дворяне признали, что я могу держать их в руках и имею право их ставить на место. А теперь они признают, что любой человек, занимающий мое место, имеет на это право. И может наводить среди них порядок. Так что – все довольны, все смеются.
   Михаил застонал.
   – Это срыв? – спросил Владимир Родионыч.
   – Не знаю, – тяжело мотнул головой Гринчук. – Черт…
   – Если бы это был срыв, – задумчиво произнес Полковник, – то здесь сейчас лежали бы кучи трупов.
   – Наверное, – согласился Гринчук.
   – Это тоже, что и возле бильярдной? – спросил Полковник.
   – Похоже, – сказал Гринчук. – Если бы я знал, что все так обернется, то не стал бы ломать эту воспитательную комедию…
   – Комедию? – тихо спросила Инга.
   – Извини, – тихо сказал Гринчук.
   – Комедию? – Инга подошла к Гринчуку.
   Тот встал, опираясь на стену.
   – И вчера, когда ты стоял на коленях передо мной, ты уже знал, что сегодня произойдет все это? – Инга обвела руками сад.
   – Я не думал, что именно так…
   – А ты можешь себе представить, что пережила я, когда все это происходило? Когда ты корчил из себя подонка, чтобы отвлечь внимание охраны от Михаила. Ты понимаешь, что я почувствовала, когда поняла, что у тебя нет шансов уйти от обвинения в… Во всем этом. Я хотела кричать, как та девчонка… И броситься на этого Рустама и его охрану… А ты просто решил, что так нужно для дела. Тебе никого не жалко. Никого! Кроме, разве что, Михаила. Ты переступишь через кого угодно, чтобы восстановить справедливость, как ты ее себе представляешь… – Инга внезапно ударила Гринчука по лицу.
   Гринчук зажмурился.
   Инга ударила снова.
   – А я поверила… Подумала, что мы сможем… – Инга всхлипнула.
   Владимир Родионыч отвернулся, дернув за рукав Полковника.
   – Мы сможем, – сказал Гринчук.
   Третьей пощечиной Инга рассекла ему губу, и кровь теперь стекала по подбородку на белую рубаху. Но Гринчук не пытался вытереть кровь. Он смотрел на Ингу.
   – Мы не сможем, – обреченно сказала Инга. – Ты не сможешь стать другим, а я не смогу принять тебя таким, какой ты сейчас.
   Инга отвернулась и медленно пошла к выходу.
   – Инга, – позвал Гринчук.
   Инга не оглянулась.
   – Инга, подожди! – крикнул Гринчук.
   Инга вышла из сада. Гринчук шагнул за ней, потом оглянулся на Михаила и остановился.
   Михаил открыл глаза. Сел. Удивленно посмотрел вокруг.
   – Что случилось? – спросил Михаил.
   – Ты сорвался, – сказал Гринчук. – Как тогда.
   Михаил оперся рукой о пол, под пальцы попал пистолет.
   – Ты стрелял, – сказал Гринчук.
   Михаил взял пистолет, достал обойму и быстро выщелкал из нее патроны. Пересчитал.
   – Я кого-то?.. – Михаил не смог закончить вопрос.
   – Ничего особенного, – объяснил Полковник, – одна статуя, два окна и, если я не ошибаюсь, графин. Как вы себя чувствуете?
   – Странно, – Михаил встал. – Я себя чувствую странно. Как тогда, в парке…
   Полковник протянул Гринчуку свой носовой платок:
   – Утритесь, а то на вас страшно смотреть.
   – Не смотрите, – отрезал Гринчук, но платок взял. – Мы пойдем.
   – Идите, – сказал Полковник. – Скажите там Баеву, чтобы он подогнал машину прямо к зданию.
   Гринчук оглянулся на Михаил:
   – Пошли.
   – Пошли, – согласился Михаил.
   Они подошли к брошенному на пол пиджаку Гринчука. Гринчук наклонился, поднял пиджак и достал из его внутреннего кармана удостоверение.
   – Вы мне когда-то его вручили, – сказал Гринчук, – без всяких формальностей. Сказали, что это только бумажка. Вот я вам ее без всяких формальностей и возвращаю.
   Удостоверение пролетело над остатками банкета и плюхнулось под ноги Полковника. За ним прилетело второе. Михаила.
   – Сегодня мы съезжаем с квартир в вашем доме, – сказал Гринчук. – Нас можно не провожать.
   – Где вы там? – спросил появившийся на пороге Браток.
   – Уже идем.
   – Там Инга психует, – начал Браток, но посмотрел на Владимира Родионыча и замолчал.
   – Вы ко мне сегодня вечером, если сможете, загляните, Иван… э-э…
   – Николаевич, – подсказал Полковник.
   – Да, Иван Николаевич. Если сможете – зайдите.
   – Сможет, – не оборачиваясь, сказал Гринчук. – Обязательно сможет.
   И они вышли.
   – И даже не знаю, – сказал Владимир Родионыч, – огорчен я или испытываю чувство облегчения…
   Он поставил один из стульев и сел.
   – Жалко Гринчука.
   Полковник наклонился и поднял с пола удостоверение.
   – Знаете, – сказал Владимир Родионыч. – есть в этом какая-то ирония. На общем празднике Юрий Иванович начал свою деятельность, на празднике же и подвел итог.
   – Он сейчас, наверное, чувствует себя, словно голый. Без удостоверения. Думаю, он действительно уедет сегодня.
   – Без Инги, – сказал Владимир Родионыч.
   – Вы рады?
   – Я? Не знаю. Нет, наверное. Наверняка, нет. Пора бы мне уже привыкнуть за долгие годы, что судьбу не переупрямишь, но всякий раз надеюсь. Если не за себя, так за кого-то другого. Вот еще немного. Еще самую малость, и кто-то сможет переломить жизнь. Еще чуть-чуть… а потом оказывается, что сам человек свое поражение и готовит. Ведь он мог просто ей сказать. Просто предупредить. И тогда все бы закончилось хорошо. А он… – Владимир Родионыч покачал головой.
   Застонал охранник, на долю которого досталась тарелка, брошенная Михаилом.
   – А я ведь сегодня Зеленому поверил не сразу, – сказал Владимир Родионыч. – Все ждал, когда он достанет туза из рукава. И только, когда Инга, там за столиком…
   – Я помню, – сказал Полковник.
   – И тогда я поверил, что Гринчука поймали, наконец, и что он на ходу создает экспромт.
   – А оказалось, что он снова всех купил. И продал. И сделал так, что все работали на него. И ушел бы он полным победителем, если бы не проблема с Михаилом, – Владимир Родионыч грустно улыбнулся. – Ингу жалко.
   – А Гринчука?
   – А пошел он, ваш Гринчук! – вспылил вдруг Владимир Родионыч и вскочил со стула. – Пусть сам выкручивается. И пусть радуется, что я добрый человек. А то бы денежки с его счета убрать бы приказал…
   – Не получится, – Полковник снова наклонился, на этот раз за пистолетом, который Михаил оставил на полу. – Табельное оружие бросил… За такие вещи можно и пострадать.
   – Это почему у меня не получится? – осведомился Владимир Родионыч. – Нужно только позвонить в банк…
   – Я сегодня с утра на всякий случай проверил. Со вчерашнего дня на счету Юрия Ивановича нет ни копейки. И куда они были переведены, толком выяснить не удалось. – Полковник рассмотрел оружие и хмыкнул.
   – Что там еще?
   – Не пострадает. Это наверняка не пистолет Михаила. Это «беретта», и я сомневаюсь, что она может быть табельным ментовским стволом. У них, похоже, сегодня только Браток был с родным оружием.
   – Правильно, – кивнул Владимир Родионыч. – Только он и должен был остаться на работе после сегодняшнего мероприятия. Гринчук предусмотрел практически все. Он вообще очень предусмотрительный человек. Я не удивлюсь, если окажется, что у него все готово к отъезду, и что он сейчас отдает последние указания.
   Владимир Родионыч был прав.
   Вещи и Гринчука и Михаила уже были упакованы с самого утра. Более того, они уже даже лежали в багажнике свежекупленного «джипа». «Джип», выделенный оперативно-контрольному отделу Советом, был передан, вместе с документами, Братку.
   – Прямо сейчас уезжаете? – грустно спросил Браток.
   – Прямо сейчас, – кивнул Гринчук.
   Но сразу же уехать не удалось. По той простой причине, что Гринчук включил, наконец, свой мобильник.
   Вначале позвонил Абрек. Он очень горячо извинялся за свою вчерашнюю неявку, и просил, просто умолял о личной встрече.
   – Меня, помню, и Атаман просил о встрече, – сказал Гринчук в телефонную трубку, и Абрек замолчал почти на минуту.
   – Давайте встретимся, очень нужно поговорить, – умоляюще тянул Абрек.
   Это было настолько неприлично, что Гринчук согласился и приказал Абреку ждать за городом возле блок-поста. Абрек безропотно согласился, не уточнив даже, сколько именно придется ждать.
   Потом позвонил Граф. Каким-то образом он уже знал о случившемся, в нескольких энергичных выражениях выразил свое отношение к умственным способностям Гринчука, который не может просто уехать, не устроив Ледового побоища или гибели Помпеи. Гринчук не возражал. Он только просил, чтобы Граф взял под свою личную опеку Милу Чайкину. Граф пообещал. Потом попросил, чтобы Граф лично занялся ближайшей судьбой отца Варфоломея.
   – Понимаешь, – пояснил свою просьбу Гринчук, – если священники в конце марта начинают заниматься рукопашным боем, а в прошлом году какие-то молокососы на день рождения Гитлера попытались побуянить на кладбище возле церкви, поневоле напрашивается вывод, что это двадцатое апреля будет ознаменовано чем-то выдающимся. И лучше, чтобы молокососы получили урок, а священник к разборке не успел.
   – Сделаем, – сказал Граф. – Что еще?
   – Еще? – Гринчук помолчал, оглянулся на сидящего на заднем сидении машины Михаила. – За Ингой посмотри. Обиделась она.
   – Можно я не буду называть тебя козлом? – ласково спросил Граф.
   Гринчук потрогал разбитую губу и разрешил.
   – Я все сделаю, – сказал Граф. – Но и ты, тогда, выполнишь одну мою просьбу. Лады?
   – Лады.
   И Гринчук получил задание заехать в больницу к Левчику.
   Левчик, как оказалось, очень обиделся на Мастера и хотел…
   – Мне это не интересно, – быстро перебил Графа Гринчук.
   – Вот сам ему об этом и скажешь. Но обязательно лично. Ты мне все равно должен.
   – Хорошо, – сказал Гринчук и поехал в больницу.
   По дороге ему позвонила Мила, и пришлось ее успокаивать и обещать, что все будет нормально. И с ней, и с ним, и с Ингой.
   – Все будет нормально, – повторил Гринчук.
   – Вы мне обещаете? – спросила Мила.
   – Да, – тяжело вздохнув, пообещал Гринчук. – И, если что, обращайся прямо к Графу.
   Потом неожиданно позвонил майор Капустин и долго заплетающимся языком просил прощения, клялся в вечной любви и просил, чтобы это недоразумение было забыто.
   Гринчук уточнил, какое именно недоразумение, Капустин быстро сказал «Спасибо» и отключился.
   Разговор в больнице занял всего десять минут. Левчик сделал предложение, Гринчук хотел сразу же послать Левчика к лешему, но решил пожалеть сердечника и пообещал подумать.
   Потом они заехали за Ириной.
   Доктор прощаться не пришел, объяснил по телефону, что очень занят. Михаил помог загрузить Ирине вещи в машину. Помог сесть ей на заднее сидение и сам сел рядом.
   – Ну, – сказал Гринчук, – поехали.
   Возле блок-поста их остановили. Старший лейтенант извинился и сообщил, что его просили передать Юрию Ивановичу, чтобы он подождал здесь некоторое время.
   – Кто звонил? – спросил Гринчук и сам себе ответил. – А какая, собственно, разница. Приказали – жди.
   Тем более что и Абрек уже топтался в отдалении, выскочив из машины при появлении Гринчука.
   – Что у тебя, в натуре? – спросил Гринчук, оглядываясь на свою машину.
   Ирина и Михаил вышли из «джипа» и пошли к лесу. Михаил поддерживал Ирину под руку и что-то ей говорил. Ирина улыбалась.
   – Ну? – обернулся Гринчук к Абреку.
   И Абрек поведал ему страшную историю о мертвом Кроте, злом Мастере и поисках суки, заказавшей Крота и подставившей Мастера.
   – И что ты от меня хочешь? – спросил Гринчук. – Я уже не при делах. Я уже уезжаю. И я уже больше не мент.
   – Ты – Зеленый, – уверенно сказал Абрек.
   И это прозвучало так, будто то, что Гринчук – Зеленый, делало его если не всемогущими, то, на крайняк, великим.
   – Мастер сказал, что это кто-то из нас, из тех, кто знал о том, когда эти козлы с Севера приедут. Я чую, что он снова кого-то хочет убрать. С ума сошел этот Мастер.
   Подменили его, сказал Атаман. Заколдовали меня, сказал Мастер. Угадай, сказал Мастер. Или будешь жить, как я, сказал Мастер.
   Гринчук мотнул головой, отгоняя наваждение.
   – Я бы понял, если бы он, типа, для дела людей подставлял. Типа, сам с этого что-то имел. Так он же себе во вред это делает, – Абрек сплюнул. – Ему бы сейчас успокоиться, а он конкретно с цепи сорвался. Так и хочет, чтобы его кто мочканул…
   Абрек замолчал и посмотрел на Гринчука.
   – И ты хочешь… – засмеялся Гринчук.
   – Не я один. Все хотят, – быстро сказал Абрек, не сводя взгляда с Гринчука.
   – И все тебе об этом сказали?
   – Зачем все? Кто сказал, а кто просто подумал. Али твой телефон дал.
   – Али – умный, – Гринчук снова оглянулся на Михаила.
   Михаил улыбался. В руках у Ирины уже голубел небольшой букетик.
   – Помоги, – попросил Абрек. – Нужно, чтобы Мастера убрал кто-то чужой. Своего мы сами потом должны будем наказать. Понимаешь?
   – А я, типа, смогу? Думаешь, я стану принимать заказ у пацанов на авторитета? А ты не хочешь, чтобы я сейчас позвонил Мастеру?
   – Ты не позвонишь, – уверенно, но слишком быстро ответил Абрек. – И если Зеленый захочет, то Мастер…
   – Сам умрет, – засмеялся Гринчук. – Ты тоже поверил в эту сказку о моем проклятии? В то, что я душу дьяволу продал?
   – Нет, – отшатнулся Абрек. – Но если вдруг с Мастером что-то случится, мы, в натуре, все что угодно. Все. Честно. В натуре.
   Абрек выкрикивал это и медленно пятился к своей машине.
   – Может, ты сам душу продашь? – спросил Гринчук. – Могу адресок сообщить.
   – Не надо, – сказал Абрек и быстро пошел, почти побежал к своей машине.
   – Эй, Абрек! – крикнул ему вдогонку Гринчук.
   К блок-посту подъехала машина Полковника. Старший лейтенант подбежал к ней, заглянул на заднее сидение и что-то стал говорить, указав даже пару раз рукой в сторону Гринчука.
   – Что? – не возвращаясь, спросил Абрек.
   – Ты, если жить хочешь, запусти там среди своих одну мульку, – Гринчук помахал рукой в стороны машины Полковника.
   Абрек посмотрел туда же и заволновался еще больше:
   – Что сказать?
   – Вы когда узнали, что Крот бабки привезет? – спросил Гринчук.
   – Вчера, уже у Мастера. Это, типа, что он с бабками. А то, что приезжает – позавчера.
   – И маршрут уже знали, и время?
   – Нет, – подумав, ответил Абрек.
   – И как же вы тогда умудрились засаду организовать, да еще так ловко и четко? Не подумал, Абрек?
   Судя по выражению лица, Абрек действительно не подумал.
   – Вот и запусти мульку, что это кто-то из северян Крота замочил и стрелки на Мастера перевел. Только Мастер и северяне знали весь расклад. Мастеру не с руки так подставляться, вот и выходит, что северные свои разборки на вашей территории провели.
   Полковник вышел из машины и двинулся к Гринчуку.
   – Спасибо, – сказал Абрек. – Если что-то будет тебе… вам нужно – только скажи.
   – Иди уже, добрая фея, – Гринчук отвернулся от Абрека и пошел навстречу Полковнику.
   – Вот, – сказал Полковник, – решил с вами попрощаться.
   – Прощайте, – сказал Гринчук.
   – А вы не погорячились?
   – Думаю, нет, – ответил Гринчук. – Все. Я уже уехал. Меня уже нет в городе. У меня здесь осталась только Инга, но ее я все равно заберу.
   – Я знаю, – кивнул Полковник. – Возьмите удостоверение.
   Гринчук посмотрел на документ:
   – Нет.
   – Оно вам может понадобиться.
   – Нет. Не понадобится. Все уже решено, – Гринчук развел руками. – И я уже не хочу по-другому.
   – Где вы будете жить? – спросил Полковник.
   – Приеду на место – сообщу. Потом возьму Михаила и поеду к столичным светилам. Потом – как получится. К июлю планирую жениться. На Инге.
   – Вы уверены, что вас оставят в покое? – спросил Полковник.
   – Вы?
   – Нет, те, из Приморска, – Полковник поморщился, взглянул на небо и поднял воротник плаща.
   Только тогда Гринчук сообразил, что моросит дождь.
   Михаил и Ирина сели в машину.
   – Думаю, что я для приморских не интересен. И не собираюсь туда ехать. А они, как мне кажется, интересуются людьми влиятельными. Типа, Мастера.
   – Мастера мы не тронем, – сказал Полковник. – И, если понадобится, будем поддерживать. Нам не нужна в городе война и беспредел.
   – Это я понимаю, – кивнул Гринчук, – но Мастеру осталось недолго. Поездка в Приморск плохо отразилась на его умственных способностях. Пока он держится на авторитете. Но время идет. Песок сыплется.
   Взревела машина Абрека. Полковник задумчиво посмотрел ей вдогонку:
   – Этот хочет убрать Мастера?
   – Они все его хотят убрать. И, – Гринчук наклонился к уху собеседника, – мне кажется, что и Мастер хочет того же.
   – И, все-таки, будьте осторожнее, – попросил Полковник. – Эта история с диском… Похоже, у нас в обороне есть дыры. Это организация. И организация эта отчего-то выбрала своей мишенью вас.
   Гринчук внезапно хлопнул себя рукой по лбу:
   – Хорошо, что вы напомнили. Я забыл его отдать!
   Гринчук достал из кармана квадратный пластиковый конверт с диском:
   – Отдайте это в архив.
   – Так это вы… – задохнулся Полквоник.
   – Я.
   – Зачем?
   – А как еще, по-вашему, я мог убедить Капустина, что меня можно уже намазывать на хлеб? И как я мог заставить генерала принять меня немедленно?
   Полковник взял диск, взвесил его на руке.
   – И все это ради того, чтобы быстро подписать рапорт об увольнении?
   – И ради этого тоже, – улыбнулся Гринчук.
   – Недобрый вы человек, Юрий Иванович, – сказал Полковник.
   – Браток при первом знакомстве вообще назвал меня человеком заподлистым.
   – И был совершенно прав. Устраивать такое для того, чтобы получить мелочь, мелочь, которую вы и так могли…
   Дождь усилился.
   – Хорошо, – сказал Гринчук. – ладно. Я вам объясню. Но только вам.
   – Валяйте, – согласился Полковник.
   От машины подбежал его водитель и принес зонтик.
   – Я случайно попал в эту странную историю с Приморском, – начал Гринчук, когда Полковник открыл зонтик. – И понял, что не знаю, с какой стороны по мне врежут. И еще понял, что из этой истории нужно уходить, пока не поздно.
   – Пока не поздно, – повторил Гринчук. – И уйти нужно так, чтобы напрочь отрезать все, чтобы стало совершенно понятно, что я не представляю ни какой ценности для волшебников из Приморска. Или для Сатаны. Или для тайной организации. А интересовать я мог в этом смысле или по ментовской линии, или по линии наших любимых новых русских дворян. Понятно?
   – И вы устроили все это, что продемонстрировать свой уход? Дать понять, что вы уже не интересны для вербовки. Что вас можно не трогать, ведь обратный путь закрыт вам и в органы и…
   – И на почетную должность мента для новых русских, – закончил Гринчук. – Всего два скандала. Мне надоело такая жизнь. Я хочу…
   – Понимаю, – кивнул Полковник, – домик, цветы, сад и любимая жена.
   – Именно, – сказал Гринчук. – Именно. Если бы вы собирались чистить все это, выгребать дерьмо и с Мастером, и с генералом – я, может быть, и остался. Но вы следите за равновесием. Вы беспокоитесь о политике, вы беспокоитесь о внешнем порядке. И вы даже попытаетесь найти общий язык с Приморском, если получится. Так ведь?
   Полковник не ответил. Очень красноречиво не ответил.
   – С Приморском нельзя договориться, – сказал Гринчук. – Можно только попытаться продать ему душу.
   – Глупости, – сказал Полковник. – Мы для вашего Сатаны – слишком твердый орешек.
   – Да, за вами же целая система, – чуть брезгливо улыбнулся Гринчук. – А система – это сила. Никто, даже самый крутой в одиночку ничего не сможет сделать.
   – А разве это не так? – спросил Полковник.
   – Не помню, где именно, то ли в мультфильме, то ли в книжке, – Гринчук потер мочку уха. – За человеком гонялась большущая змея. Которую никто не мог победить. Тогда человечек сунул змее в пасть ее собственный хвост, и змея сама себя съела.
   – Красивая сказка. – согласился Полковник. – Я даже видел несколько попыток вот так бороться со змеей… Печальные были попытки.
   – Вот и я о том же. Лучше я займусь своей жизнью. И жизнью Михаила, – Гринчук протянул Полковнику руку. – До свидания.
   – До свидания, – ответил на рукопожатие Полковник. – Берегите себя.
   – Взаимно, – засмеялся Гринчук.
   – Вас проводить до машины? – предложил Полковник.
   – Да вы что? Это же весенний дождик. Я пробегусь, – Гринчук легко побежал к своей машине, но неожиданно сделал круг и вернулся к Полковнику. – Проконсультируйте меня, Полковник.
   – Если смогу, – сказал Полковник.
   – Предположим, если мне понадобится сделать запись телефонного разговора между генералом милиции и уголовным авторитетом, как мне сделать это без дополнительной аппаратуры, без разрешения прокурора, но так, чтобы потом эту запись можно было использовать в суде?
   Полковник задумался.
   – Время идет, Полковник, – продолжая бежать на месте под дождем, прикрикнул Гринчук.
   – Не знаю, – покачал головой Полковник. – Наверное, никак.
   – Неправдочка ваша, – засмеялся Гринчук. – Все очень просто. Вы берете свой мобильник и просите в телефонной конторе записывать ваши собственные разговоры. Типа, к вам иногда звонят с угрозами. Потом звоните уголовнику и просите его поговорить с генералом. И передаете телефон генералу. Если вам удастся найти для беседы интересную тему – все будет нормально. И вы получите официальную запись разговора, не нарушив ни одного закона.
   – Чушь, – подумав, сказал Полковник. – Полная чушь.
   – Вот в этом ваша проблема, Полковник.
   Гринчук помахал рукой и убежал к своей машине. Уже возле самого «джипа» он поскользнулся, но удержался на ногах.
   – А на свадьбу я вас приглашу! – крикнул Полковнику Гринчук. – Где-нибудь к июлю.
   К июлю, подумал Полковник, проводив взглядом машину Гринчука.
   – Дай-то Бог, – сказал Полковник. – Дай-то Бог.

Глава 8

   То, что Гринчук уехал из города, важной новостью перестало быть скоро. Высшее общество помнило о скандале на дне рождения, а пацаны, узнав о внезапном отъезде Зеленого, комментировать его не стали. Не хрен ломать голову, когда точно знаешь, что ничего не поймешь – так озвучил общую мысль Котик.