Золотько Александр. Правосудие любой ценой

   Мила обиженно молчала до самой машины. Но когда Гринчук открыл дверцу перед ней, Мила заглянула ему в лицо:
   – Вы счастливы, Юрий Иванович?
   – Да, – улыбнулся Гринчук. – Я счастлив.
   – И вы уже не боитесь потерять Ингу? Помните, вы говорили?
   – Помню. Не боюсь. Не потеряю. Никогда. Ясно?
   – Ясно, – серьезно кивнула Мила. – Счастливая Инга…
   – Посмотрим, – Гринчук поцеловал Милу в щеку. – Новый молодой человек появился?
   – Пока нет. – Мида села в машину и помахала Гринчуку рукой. – До свидания.
   Гринчук посмотрел машине вслед. Не торопясь вернулся к «Клубу». Чуть в стороне от входа стояли отец Варфоломей и Доктор. Доктор что-то оживленно рассказывал, размахивая руками.
   Май выдался жарким, и хотя солнце уже село, стены и мостовая продолжали источать жар. Гринчук даже потрогал стену. Теплая, как остывающая сельская печь.
   Гринчук глубоко вдохнул. Где-то неподалеку цвела сирень.
   Хорошо, подумал Гринчук. Может действительно – все бросить, оборвать все связи и уехать далеко-далеко… Вот закончить свои дела и уехать. Помочь Михаилу и уехать. Проследить за тем, чтобы Доктор не спился на старости лет и уехать. Сделать…
   Гринчук улыбнулся. Ничего. Как бы там ни было – он сделает все как нужно и уедет. И никто не сможет его остановить. Будет так, как решит он, Юрий Иванович Гринчук. Будет так, как должно быть. И не иначе.
   – Гринчук!
   Голос прозвучал откуда-то сзади и слева. Знакомый голос. Гринчук, не оборачиваясь, усмехнулся. Смешное могло быть продолжение у вечера. Как в кино. Поздний вечер, улица, одинокий герой-милиционер, его окликают сзади и весело решетят из двух-трех стволов.
   Гринчук медленно обернулся.
   – Можно подойти? – спросил Абрек.
   – Медленно, с поднятыми руками, – засмеялся Гринчук.
   – Я подхожу, – предупредил Абрек и вышел из тени под свет фонаря.
   – А говорят, что вы и спиной видите, – приближаясь, сказал Абрек. – И ночью.
   – И сквозь стены, – добавил Гринчук. – Все правильно, но я ушел из ментовки, знаешь?
   – Ну… – замялся Абрек.
   – И вместе со стволом сдал и свои уникальные способности. Теперь я просто гражданин Гринчук. Но… – Гринчук вдруг оказался возле Абрека и взмахнул рукой.
   Абрек не успел отреагировать, рука Гринчука чувствительно ткнула Абрека в горло. Не ударила, а именно ткнула. Абрек закашлялся.
   – Но, – продолжил Гринчук, – и в качестве гражданина я не люблю, когда за мной следят. Даже если это такие симпатичные парни, как Абрек. Я вообще не хочу встречаться ни с кем из вас, пацаны, но если кто-то очень хочет поболтать со мной, то лучше заранее позвонить по мобиле.
   – Извините, – быстро сказал Абрек. – Я не успел… мы только узнали, что вы в городе… и что у вас тут…
   – А это не ваше дело.
   – Я, типа, знаю, но люди решили… Это… – Абрек оглянулся назад, в темноту.
   – Там что – целая делегация?
   Стукнула дверь «Клуба». Отец Варфоломей, заметив визитера, решил предупредить Графа.
   – Мы узнали, что вы… у вас… это… обручение, – Абрек повертел шеей, словно ворот рубашки мешала ему дышать.
   – И опять-таки – не ваше дело.
   – Я… – казалось, Абрек был готов провалиться сквозь землю. – Мы хотели поздравить и поблагодарить…
   – На всякий случай, – сказал Гринчук. – Чтобы не сглазил…
   Из дверей «Клуба» вышел Граф в сопровождении двух официантов.
   – Что тут у вас? – спросил Граф.
   – Ничего, – сказал Гринчук. – Просто беседуем.
   – Ну-ну, – ответил Граф, – а мы тут просто подышим свежим воздухом.
   – Ты, Абрек, совсем с ума сошел, – сказала Гринчук ласково. – Крыша поехала у тебя, хороший мой. Тебя же Мастер с дерьмом съест, если узнает…
   – Он знает, – сказал Абрек. – Он тоже вместе со всеми… Хотел поздравить. Мы тут вместе…
   – А во-вторых, когда это я принимал презенты от вас? – уже другим голосом, жестким и холодным, спросил Гринчук.
   – Так вы уже не мент. Это уже не может быть взяткой. Это подарок… Знак, типа, уважения, – Абрек даже улыбнулся.
   Он поймал Гринчука. Точно – не мент. Значит – не взятка.
   – А если я просто скажу, что мне в падлу принимать от вас хоть что-то? – спросил Гринчук.
   – А зачем? Мы же просто хотим поздравить. Вы что, это, думаете, мы не можем человека поздравить? Мы не можем уважать мента? Бывшего мента. Не можем? Мы не люди? Или ты не человек? Если к тебе собака подбежит – ты ее пнешь? В морду сапогом? – Абрек заговорил быстро. – Ты лучше нас? Лучше, я знаю. Но почему…
   Абрек замолчал. Скрипнул зубами. Гринчук посмотрел в темноту, туда, откуда вышел Абрек.
   – Ладно, – сказал Гринчук. – Я не прав. Извини.
   – Ничего, – Абрек оглянулся назад и махнул рукой.
   Появились два бойца. Один нес гигантский букет цветов, а второй – два пакета.
   – Цветы вашей невесте, – сказал Абрек. – А в пакетах – подарки ей и вам.
   – Бабе – цветы, – сказал Гринчук.
   – Ага, – кивнул Абрек. – И платье свадебное. А вам… Али посоветовал…
   – И что же посоветовал Али? – принимая подарки, спросил Гринчук.
   – Это… Типа, саблю. Со стены снял и отдал. Сказал, что настоящим мужикам нужно дарить настоящее оружие. Я еще ствол хотел подарить, но он сказал, что лучше саблю. Ей лет пятьсот.
   Гринчук оглянулся на Графа. Тот отдал команду, и один из рослых официантов забрал у Гринчука подарки и цветы.
   – Поздравляю, – сказал Абрек.
   Потоптался на месте.
   – Спасибо, – сказал Гринчук.
   – Да ладно, – пожал плечами Абрек.
   – Правда, спасибо, – Гринчук протянул руку. – Спасибо.
   Рукопожатие получилось крепкое.
   Когда Абрек с сопровождающими лицами исчез в темноте, Граф подошел к Гринчуку.
   – Знаешь, Юрка, странный у тебя талант.
   – Какой из многих? – спросил Гринчук.
   – У тебя мало друзей. Но те, кто тебя должен, в принципе, ненавидеть, тебя уважают.
   – А я их тоже уважаю, – Гринчук потер мочку уха. – Понимаешь, я могу их ненавидеть, и буду землю рыть, чтобы их наказать. И если это гнида – я его раздавлю. Сделаю так, что он перестанет поганить землю. Но если он человек…
   Гринчук глубоко вздохнул:
   – Когда я только начинал служить в спецназе, мы выехали в деревню брать банду. Ублюдок к ублюдку, убийцы. Десяток трупов было на банде. Когда мы вышли к дому, они дали бой. Автоматы, гранаты… Мой командир пошел первым и схлопотал пулю в лицо. В щеку вошло и за ухом вышло. Но остался жив и даже командовал операцией. И знаешь, что он мне сказал о главаре? Настоящий, сказал, мужик, из него мог классный мент получиться.
   – А из тебя мог получиться настоящий авторитет, – сказал Граф, и было непонятно, спрашивает он или констатирует.
   – Надо жить по закону, – сказал Гринчук. – По тому закону, который выбрал. И нужно этот закон выполнять и защищать. Если ты мужик. И человек. И нужно уважать того, кто защищает свой закон. Понимаешь?
   – Наверное…
   – Его можно ненавидеть, с ним можно драться, но его нужно уважать, – Гринчук потер лицо. – Ладно, что-то меня на лирику пробило. Пошли к гостям.
   – Вначале – в кабинет, – напомнил Граф. – Тебя там ждут.
   – Вначале – в кабинет, – согласился Гринчук. – Потом – домой. Утром рано утром я уеду в клинику к Михаилу. Вернусь тридцатого мая. День на подготовку. Затем первого июня мы с Ингой уедем в предсвадебное путешествие. Потом – свадьба. Потом…
   – Ты все уже расписал? – спросил Граф.
   – Да, – ответил Гринчук. – И все будет так, как я решил.

* * *

   Тридцатого мая он приехал к Инге. Тридцать первого они купили билеты на поезд. Первого июня утром Гринчук внезапно позвонил Инге.
   – Я не смогу поехать с тобой сегодня, – сказал Гринчук.
   – Тогда я уеду одна, – сказала Инга.
   – Я приеду к тебе, – сказал Гринчук.
   – Если найдешь, – сказала Инга.
   – Я найду, – сказал Гринчук.

Глава 9

   Май выдался непростым. Поначалу, правда, казалось, что месяц будет как месяц, без особых вывихов и переломов. Даже Мастер, типа, перебесился, и стал похож на прежнего уверенного и авторитетного Мастера. После стрельбы на дороге, в которой погиб Крот, в городе все вроде как притихло. Северяне ничего не предъявили, занялись перетряхиванием своих рядов в поисках гниды, Мастер, вопреки своему обещанию, никого искать не стал.
   Из больницы вышел немного осунувшийся Левчик. Побродив по разгромленной квартире, он несколько раз печально вздохнул, покормил рыбок в аквариуме и отправился к Мастеру. Того интересовали варианты размещения части общака в бизнесе. Времена, когда общак лежал в чемодане под кроватью, прошли. Нет, изрядная сумма имелась и наличными. На всякий случай. Но две трети бабок крутились в банковской системе, принося прибыль и позволяя контролировать некоторые фирмы совершенно законным способом.
   И тут Левчик был практически незаменим.
   Мастер знал это и ценил. То, что Левчик был наказан, ничего не меняло. У Левчика была работа, и уйти с нее на пенсию было невозможно.
   – Как сердце? – спросил Мастер, поздоровавшись.
   – Стучит еще, – ответил Левчик.
   Врачи рекомендовали ему не волноваться. Поэтому он старался не вспоминать о расплющенном обручальном кольце и нарезанных в мелкую лапшу картинах.
   – На меня зла не держишь? – спросил Мастер.
   Левчик выразительно пожал плечами. Действительно, обижаться на Мастера или не обижаться – все было одинаково бесполезно. Левчик был Левчик, а Мастер… Если бы Левчик даже захотел перегрызть обидчику горло, то не смог бы допрыгнуть. Не тот уровень. Не тот уровень, раз за разом напоминал себе Левчик. Не нужно иметь желания там, где не имеешь возможностей.
   Свое место Левчик знал, но от этого легче не становилось.
   – Ничего, – сказал Мастер, усаживаясь за обеденный стол у себя в комнате. – Я хотел с тобой посоветоваться. По поводу нашего безнала.
   – Да, – Левчик достал из кармана «паркер» и блокнот тесненной кожи.
   Левчик любил красивые и добротные вещи.
   – Убери, – недобро улыбнулся Мастер. – Я тебе буду говорить, а ты запомнишь. Прикажу забыть – забудешь. Прикажу сделать – сделаешь.
   Левчик торопливо кивнул. С Мастером вообще спорит было опасно, а когда он говорил подобным тоном – смертельно опасно.
   Беседовали они долго, почти до самого вечера. Беседу прервал телефонный звонок. Мастеру сообщили, что Зеленый в городе. И что у него сегодня вроде как обручение.
   – Ладно, – сказал Мастер и отпустил Левчика до завтра.
   Потом Мастер созвонился с приближенными и вбросил идею о подарке Зеленому. Правильный мужик, сказал Мастер. Из ментовки ушел. Из города уехал. Вел себя по-человечески. Почему бы и не поздравить?
   Идею поддержали, быстренько собрались и прикинули, что дарить «шестисотый» смысла нет, а вот что-то для души…
   Наверное, кто-то из авторитетов подключился к выбору подарков только из-за того, что это предложил Мастер. Кто-то искренне хотел сделать что-то этакое странному и не похожему на других Зеленому. Мастер же исходил из совершенно конкретных соображений. Этими соображениями он ни с кем не делился. Он даже и сам толком не знал, понадобится ли ему это, но если окружающие будут думать, что у них с Гринчуком трений нет – будет спокойнее. Особенно, если придется рано или поздно Зеленого убрать.
   Мастер помнил ночной разговор. Помнил, как сорвался тогда, помнил, что мент полез туда, куда ему лезть не следовало. Не следовало также и торопиться. Мастер не любил спешки. Ждать удобного случая он мог долго. И ожидание это даже доставляло Мастеру какое-то странное удовольствие.
   Твердо Мастер знал одно – все нужно решать этим летом. Больше ждать нельзя. И терпеть больше нельзя. Невозможно больше терпеть.
   Подарок Зеленому вручил Абрек. Не через «шестерок» же передавать подарок уважаемому человеку. Абрека, к тому же, если что, не так жалко.
   На следующий день Зеленый уехал. Многие вздохнули облегченно. Подарки подарками, а то, что Гринчук может приносить несчастье, уже верили почти все пацаны. Его появление было сродни появлению Летучего Голландца. Может быть, просто испугает. Может быть, отправит на дно ко всем чертям.
   Тридцатого мая Гринчук вернулся в город. Вместе с ним приехал Михаил. Первый визит они нанесли, естественно, Владимиру Родионычу. Визит был кратким, официальным.
   Михаил сказал, что чувствует себя хорошо, что врачи не находят у него ничего опасного или даже серьезного. Владимир Родионыч поулыбался, пожелал удачи и попрощался. Перед Гринчуком Владимир Родионыч извинился за то, что не сможет сразу отпустить Ингу с работы. Принимая во внимание ее скорое увольнение, времени на передачу дел новой секретарше было очень мало.
   Новую секретаршу звали Алла, она имела два образования – юридическое и финансовое, была ослепительно красива и, естественно, совершенно одинока в свои тридцать лет. Где Владимир Родионыч умудрялся находить таких – оставалось загадкой.
   Инга успела только помахать Гринчуку рукой и договориться с ним встретиться вечером.
   – Вы ее долго не задерживайте, – сказал Гринчук Алле на прощание, улыбнувшись как можно обаятельнее.
   Алла даже не оглянулась в его сторону.
   – Старею, – покачал головой Гринчук и вышел из приемной.
   Чем он занимался в течение всего дня, никто толком не знал. Видели Гринчука возле «Клуба», потом возле гимназии. Заехал он также к отцу Варфоломею. Михаил сопровождал его во всех поездках, сидя за рулем. Выглядел Михаил спокойно, как, впрочем, и всегда. К своим знакомым Михаил не заезжал. Вечером завез Гринчука к Инге домой, а сам отправился ночевать в пустующую квартиру Ирины.
   Утром Инга на работу не пошла.
   Михаил отвез ее и Гринчука на вокзал, где они купили билеты на завтра. Потом проехали по магазинам. Михаил ждал в машине, а Гринчук и Инга ходили от одного отдела к другому, подробно расспрашивая продавцов и громко обсуждая планы на отдых. После обеда Инга поехала в приемную к Владимиру Родионычу, забросив предварительно пакеты с покупками к себе домой.
   У Гринчука была какое-то дело за городом, и ночевать он собирался там же.
   – До завтра, – сказала Инга.
   – Пока, – Гринчук помахал рукой, и «джип» уехал.
   Утром тридцать первого мая…
   Маю оставался всего один день. Тридцать дней до этого он вел себя почти прилично, не заставляя людей маяться больше обычного. Ему нужно было потерпеть всего один день. А он не смог.
   Или от последнего месяца весны зависело не все. Может быть, что-то или кто-то, все решил за него. Может быть, его кто-то просто подставил.
   Как бы там ни было, утром тридцать первого мая притихшая, было, жизнь, сорвалась с цепи.
   Михаил завез Гринчука к Графу. Нужно было обсудить где, когда, а главное – как праздновать свадьбу.
   Стоянка перед «Клубом» была запрещена, поэтому Михаил, выгрузив Гринчука, отправился по его просьбе на рынок за цветами.
   Разговор с Графом занял минут сорок. Граф угостил Гринчука каким-то совершенно эксклюзивным квасом, изготовляемым в «Клубе» по древнему рецепту. Гринчук попробовал, подтвердил, что да, что всякие колы и рядом не стояли с таким шедевром национальной кулинарии. Граф, по обыкновению, проводил Гринчука до выхода.
   – Все нормально? – спросил Граф.
   – Абсолютно, – сказал Гринчук. – Совершенно. Все готово, все просчитано. Можно начинать.
   – Не волнуешься?
   – А ты как думаешь?
   Граф посмотрел на часы.
   – Владимир Родионыч у тебя сегодня завтракает? – спросил Гринчук.
   – И даже с Полковником, – Граф снова посмотрел на часы.
   – Боишься, что опоздают?
   – Они, как правило, не опаздывают, но мне не хотелось, чтобы их завтрак пришлось выбрасывать, а потом готовить заново.
   – Ничего, разогреете, – улыбнулся Гринчук.
   – В «Клубе» ничего не разогревают, – гордо заявил Граф. – В «Клубе» только готовят.
   Из-за поворота показалась машина Владимира Родионыча.
   – Не переживай, – сказал Гринчук, – клиенты приехали вовремя.
   – Ага, – кивнул Граф. – Но что-то мне подсказывает, что завтрак сегодня…
   – Здравствуйте, Юрий Иванович, – сказал, выходя из машины Владимир Родионыч. – Знал бы, что вы здесь – пригласил бы Ингу с собой.
   – Ничего, – улыбнулся Гринчук. – Я как раз собирался к ней. Сейчас приедет Михаил.
   – Здравствуйте, Граф, – Полковник пожал Графу руку, потом поздоровался с Гринчуком.
   По причине жаркой погоды, Полковник был одет в легкую светлую рубашку с короткими рукавами. Как, впрочем, Владимир Родионыч и Гринчук. Только Граф, как обычно, был в строгом сером костюме.
   – Как, кстати, Михаил? – спросил Полковник.
   – А как, кстати, ваши поиски остатков той самой лаборатории? – поинтересовался в ответ Гринчук. – Те гении, которым я показывал Михаила, ничего такого не нашли. Все нормально. Нервы. Сейчас такое бывает часто. Он, кажется, еще перенес сотрясение мозга не так давно, обнаружил добрый дядя-доктор. Давайте поколем немного укольчиков, побалуем электричеством и еще хрен знает чем. А я киваю и улыбаюсь. А Мишка за этот месяц трижды вырубался. Замирал со странной улыбкой на лице, будто в нем какой-то проводок отходит. Или батарейка.
   – Но вы его забрали из клиники, – сказал Владимир Родионыч.
   – Забрал. Что ему там делать? Сейчас вот приехал за Доктором, хватит ему спиваться. И хватит на старости лет тратить свои нервы на душеспасительные беседы с взбалмошными дамочками.
   – А ведь его хвалят, – заметил Граф. – Уже даже мои официанты рассказывают, что за столиками разговоры все о Докторе, о его таланте и тому подобным чудесах.
   – Даже официанты, – подтвердил Полковник. – А официанты, это люди, которые знают жизнь.
   – Напрасно иронизируете, – обиделся Граф. – Мало кто так знает людей, как официант со стажем. Поверьте мне, официант, если он, конечно, не полный кретин, за пятнадцать секунд может просчитать своего клиента, понять, что тот может заказывать, как его лучше обслуживать, чтобы получить максимальную выгоду.
   – Я гимн пою официанту! – пропел Гринчук.
   – Вот именно, – Граф посмотрел на часы.
   – Вы куда-то торопитесь? – уточнил Владимир Родионыч.
   – Нет, завтрак будет подан через семь с половиной минут. Можно еще не торопиться.
   – Жарко, – сказал Владимир Родионыч. – Вы завтра уезжаете, Юрий Иванович?
   – Да.
   – Завидую. Море, солнце, любимая женщина… Вы уже, кстати, решили, где будете отдыхать?
   – Нет. Инга хочет все решать на месте. А я не спорю. Слово дал. Вот сейчас заеду за Ингой, приедем сюда пообедать, потом отвезу ее домой, вы уж извините.
   – Извиняю, – кивнул Владимир Родионыч.
   – Потом насильно забрасываю Доктора в машину и отправляю их с Михаилом ко мне в лес. А завтра…
   – Вот, кстати, и Михаил, – сказал Полковник.
   «Джип» вынырнул из-за угла.
   – Сейчас поздороваемся и пойдем, – сказал Владимир Родионыч. – Мы еще успеваем?
   – Да, – сказал Граф, не отрывая взгляда от приближающейся машины.
   «Джип», похоже, тормозить не собирался.
   – Что это с ним… – успел пробормотать Владимир Родионыч, когда Гринчук вдруг рванул его и Полковника в сторону, к стене.
   «Джип» сходу ударился колесами в бордюр. Отлетел колпак с правого переднего колеса и лязгнул о стену возле Графа.
   «Джип» бросило в сторону, к деревьям напротив «Клуба». Машина не тормозила. Она выскочила на тротуар. Ударилась левым боком о дерево. «Джип» развернуло, снова бросило на дорогу. Опрокинувшись на бок, машина со скрежетом проехала еще несколько метров. Остановилась. Грохот, звон бьющегося стекла, скрежет рвущегося метала…
   Тишина.
   Гринчук бросился к «джипу». Граф следом за ним.
   Левая дверца машины, ставшая теперь верхней, открылась с лязгом. Появился Михаил.
   – Мишка! – крикнул Гринчук.
   Лицо Михаила было залито кровью.
   Гринчук схватил его под мышки и потянул на себя. Граф поддержал Михаила, помог отнести его в сторону.
   – Мишка, ты меня слышишь? – спросил Гринчук. – Мишка…
   Михаил не ответил. Он просто сидел на тротуаре, прислонившись к стене, там, куда его посадили.
   – Да что ж вы его подняли, – возмутился Полковник. – А если у него что-то с позвоночником?
   Михаил смотрел прямо перед собой. Кровь на лице, на рубахе, на его руках и руках Гринчука.
   Откуда-то прибежали охранники Владимира Родионыча.
   – Машина не взорвется? – спросил Полковник.
   Один из охранников подошел к машине, а второй торопливо поднес к губам рацию.
   – Давай занесем его в «Клуб», – предложил Граф.
   – Я скажу охране… – Владимир Родионыч обернулся к охраннику.
   – Не нужно, – остановил Гринчук. – Мы сами.
   Они с Графом осторожно подняли на ноги Михаила. Кровь испачкала рубаху Гринчука и костюм Графа. Только на рубашке она была красной, а на сером костюме – коричневой.
   – »Скорую» вызовите, – приказал Полковник.
   – Не нужно, – сказал Гринчук. – Дверь лучше подержите.
   Полковник открыл перед ними дверь «Клуба».
   – У тебя есть бинты? – спросил Гринчук у Графа.
   Владимир Родионыч подошел к машине.
   Лобовое стекло высыпалось на дорогу хрустящими льдинками. Цветы лежали на руле и на сидении. Несколько роз вылетело на мостовую. Словно на похоронах, подумал Владимир Родионыч.
   Из-под машины появилась струйка воды. Как кровь из-под трупа.
   Начали собираться прохожие.
   Владимир Родионыч ушел в здание клуба. Полковник стоял в вестибюле возле двери кабинета.
   – Что там?
   – Послали меня на хрен, – ответил Полковник. – Я сунулся с советами по поводу «скорой».
   – А что такое?
   – Гринчук не хочет ее вызывать. Твердит, что это его дело. Его и Михаила. Что он виноват, не нужно было тащить Михаила с собой, – Полковник нервно потер руки.
   – Может, действительно нужна помощь? – спросил Владимир Родионыч. – Я не уверен, что Гринчук сейчас полностью себя контролирует. Он же собрался завтра уезжать.
   Владимир Родионыч прошел по коридору, нервно потирая руки. Его отражение суетливо перепрыгивала из одного зеркала в другое.
   Черт. Ну, как тут не стать суеверным…
   Я сумел заставить судьбу, сказал на обручении Гринчук. И все будет теперь зависеть только от меня, сказал Гринчук.
   Открылась дверь, появился Граф. Пиджак он снял. На правом манжете белоснежной рубашки было пятно крови.
   – Что? – в один голос спросили Полковник и Владимир Родионыч.
   – Ничего особо опасного, – сказал Граф. – Лицо порезано, но не так чтоб очень сильно. Могло быть и хуже. Переломов, кажется, нет. Но…
   – Что?
   – Он не отвечает на вопросы. Сидит на стуле, не мешает бинтовать лицо и молчит. Просто молчит. И смотрит перед собой. Словно лунатик. А Гринчук бинтует, матерится и пытается добиться от него ответа.
   Граф задумчиво поцокал языком:
   – Похоже на сотрясение. Не знаю… Гринчук вызвал Братка. Я так полагаю, что он собирается отвезти Михаила к себе, в лес. Или прямо в клинику. Туда, где Михаил обследовался.
   Владимир Родионыч посмотрел на Полковника:
   – Полагаете, нужно предупредить Ингу?
   – Он ей звонил, – сказал Граф. – Только что.
   – И?
   – Не знаю, что она конкретно ответила, но Гринчук после этого разговора позеленел.
   – Он ей объяснил все? – спросил Полковник.
   – Сказал только, что завтра не сможет с ней уехать.
   С улицы послышался звук милицейской сирены.
   – Полковник, вы не могли бы выйти объясниться? – спросил Владимир Родионыч.
   Полковник молча кивнул и вышел.
   – Ни хрена себе! – выразил свое эмоциональное состояние лейтенант милиции Прошин, приехав на место происшествия и узнав, что разбитая машина принадлежит самому Гринчуку.
   Через полчаса об этом узнали многие. Еще через час информация о том, что сам Гринчук вместе со своим подчиненным попал в аварию, пришла к Мастеру. К этому моменту уже было известно, что никто не погиб, что пострадал только Михаил. И то не сильно.
   Видели, как подъехала к «Клубу» машина Братка. Видели, как Браток и Зеленый вывели Михаила с забинтованными лицом и головой и посадили в машину. Потом с блок-поста подтвердили, что Гринчук и Михаил выехали из города. Кроме них в машине были еще трое – два крепких парня, вроде как близнецы, и старик.
   – Он забрал с собой Кошкиных и Доктора. И увез, – сообщил Полковник Владимиру Родионычу. – Сказал, что никому в этом городе не доверяет, что Михаилу будет безопасней в клинике под присмотром Доктора, Ирины и Кошкиных. И я с ним не мог не согласиться. Бортнев остался в городе.
   – Что Михаил?
   – Не знаю, – Полковник сел в кресло. – Я ушел до того, как они уехали. Гринчук был в таком состоянии, что лучше было его не трогать.
   – М-да… – протянул Владимир Родионыч. – И как вы полагаете, что именно произошло?
   Полковник тяжело вздохнул.
   – Да что вы вздыхаете, как забеременевшая монахиня, – вспылил Владимир Родионыч. – Можете говорить ясно и спокойно?
   – А вы на меня не кричите! Машину сейчас проверяют именно для того, чтобы понять – это была диверсия или случайность. Но лично я думаю, что ничего мы в машине не найдем. Что Гринчук действительно допустил ошибку. Не нужно было ему пускать Михаила за руль. И что это состояние Михаила – не результат аварии, а причина. Он отключился, сидя за рулем. Как там сказал Гринчук? Батарейка отошла, – Полковник, повысив голос вначале, говорил все тише и тише.
   Последнюю фразу он произнес почти шепотом.
   – Извините, – сказал Владимир Родионыч. – Нервы. Пришла вдруг в голову мысль, что это кто-то начал… Ну, вы понимаете…
   – Приморск? – спросил Полковник.
   – Что-то вроде того. Вы же так и не выполнили моей просьбы…