Владимир Родионыч закрыл глаза. Рука легла на левую сторону груди.
– Давно я не чувствовал такой слабости. Бессилия. Просто хочется выть. И знаете, что обидно?
Полковник отвернулся, не отвечая.
– Обидно, что мы с вами все время боялись разочароваться в Юрии Ивановиче. Мы все время боялись, что он проявит слабость. Обычную человеческую слабость, подастся соблазну, или угрозе. Что он перестанет быть человеком, которого хочется уважать, – Владимир Родионыч говорил тихо, глядя на свои руки. – И мы с вами не думали, что он просто может перестать быть человеком. Что он вот так вдруг станет просто машиной, автоматом, выполняющим программу. Михаила долго обрабатывали. Михаила готовили. Михаила программировали. И сделали машиной для убийства, которая снова хочет стать человеком. А Гринчук… Кем он хочет быть? Кем стал? Михаила можно остановить, для этого есть специальный код. Произнес – и все. И есть шанс, что мы найдем остатки той программы, что кто-то сможет вернуть Михаилу все то, что у него отобрали. А кто остановит Гринчука? Кто вернет ему то, что он сам из себя вытравил, что все мы выжгли из него…
И я не знаю, кто там сейчас на Юге – человек, сделавший ошибку и пытающийся ее исправить, или машина для совершения правосудия. Правосудия, не смотря ни на что. Любой ценой.
– Свободен? – спросил он.
– Далеко едем? – поинтересовался в ответ таксист.
– Вначале, на главпочтамт, – сказал мужчина. – А оттуда, куда скажу. Есть ограничения?
– В деньгах, – ответил таксист.
– Тогда ограничений нет, – засмеялся мужчина. – Поехали.
В здание главпочтамта они вошли вместе, таксиста с собой позвал пассажир, чтобы, как он выразился, не было соблазна сбежать.
– Гринчуку Ю. И. есть что-нибудь? – спросил пассажир, протягивая паспорт, и ему вручили письмо.
– Посмотрим-посмотрим, куда мы едем, – сказал пассажир, вскрывая конверт. – Во, смотри адрес.
Таксист посмотрел.
Аккуратным женским почерком было написано – Приморск, почта.
– Значит, нам туда дорога, – сказал пассажир. – Довезешь?
– Довезу, – сказал таксист. – Тебе повезло.
– В чем повезло? – уже в машине спросил пассажир.
– А в Приморск тебя бы чужой не повез. Туда только свои ездят.
– Во как, – засмеялся Гринчук. – И что же так?
– А не фиг чужим к нам в город ездить, заработки перебивать. А, кроме того, я привезу и помогу устроиться.
– До закрытия почты успеем? – спросил Гринчук.
– Успеем, – заверил таксист. – Часа за полтора.
Почти всю дорогу до Приморска пассажир дремал на заднем сидении. Так, во всяком случае, решил водитель. Вообще-то он хорошо разбирался в людях, мог легко понять, в каком именно настроении садится человек в его машину, мог поддержать разговор и выбрать нужную тему для разговора. Или помолчать, увидев, что пассажир не настроен болтать. Вот как, например, этот.
Водитель и вправду хорошо разбирался в людях. Но сейчас – ошибался. Пассажир вовсе не хотелось помолчать. Наоборот, Гринчук всю дорогу до Приморска разговаривал, спорил, доказывал…
Не, нужно, говорил Атаман. Не стоит оно этого. Просто останови машину и выйди на обочину. Сейчас все думают, что ты умер. И у тебя есть время, чтобы уйти, исчезнуть, пропасть. Ты же подготовил все это. Ты можешь… Позвони Инге, скажи, что скоро вы встретитесь, ты решил не играть в эту игру…
Слишком ты много знаешь, сказал Гринчук. И отчего-то все время пытаешься меня учить. А сам не смог даже просто лечь на пол тогда, в бильярдной, выполнить команду. Не смог. А был бы сейчас жив. И твои люди были бы живы, и Мастер до сих пор был бы хозяином города, и генерал бы до сих пор…
Судьба, извиняющимся тоном прошептал Атаман. Твоя судьба, спросил Гринчук. Или моя? Судьба, сказал Атаман. Если все это началось из-за меня – давай прекратим это. Я не хочу, чтобы ты…
– Но ты сказал, до скорого! – Я сказал глупость… – Уже ничего не изменишь.
У меня был соблазн, признался Гринчук. Был, над обрывом, когда тот ненормальный метнулся к автомату. Я мог всадить ему пулю в голову, а потом пристрелить его приятелей… Имел право. И даже был обязан… Они ведь могут вернуться. И они убили уже не одного человека. Можно было даже просто столкнуть их сразу, вместе с машиной.
Тот рыжеволосый молодой убийца прыгнул за автоматом. Пистолет повел стволом, отслеживая, и Гринчуку понадобилась вся его сила воли, чтобы не убить, чтобы выстрелить в плечо.
Убийцу развернуло и бросило в пыль. И капли крови медленно-медленно взлетели вверх… И гильза медленно вылетела в выбитое лобовое стекло, стукнула о капот и отскочила в сторону.
Киллер в машине что-то кричал, он видно решил, что сейчас, из-за глупости подельника, его тоже пристрелят. Он еще не видел, что тот жив, что только плечо…
Был соблазн, признался себе Гринчук. Был. И тогда, когда он сам взял в руки автомат и расстреливал «опель» на краю пропасти. И когда «тойота» толкнула «опель», и он, сорвавшись вниз, пролетел до камней внизу, ударился боком и отлетел в море.
Был соблазн все бросить, вот также. Был озноб, было желание прекратить, не играть больше с судьбой, которая дала новый шанс, которая позволила остаться живым.
Оружие киллеров полетело в море вслед за машиной. Его владельцы уехали, а Гринчук стоял над пропастью и смотрел вниз.
«Опель» утонул и лежал на дне. Солнце проникало глубоко в прозрачную воду. Темные точки поднимались от машины на поверхность и растекались кляксами. Все бросить – и уехать, подумал тогда Гринчук. Он сильно замахнулся и бросил свой пистолет. Небольшой всплеск потерялся среди солнечных бликов на воде.
Бросить все…
И вовсе не ты меня остановил, сказал Гринчук Атаману. И не мое обещание Гире. Мастер. Вот, кто меня остановил, кто заставил идти до конца.
Так не должно быть. Никто не имеет права ломать человека. Никто не имеет права превращать человека в то, во что превратился Мастер.
Кто бы это ни был: дьявол, тайные организации или инопланетяне. Никто.
Нужно доводить до конца начатое дело, сказал себе Гринчук.
Ради меня самого, сказал Гринчук. Ради меня самого. Даже если это будет угрожать моей жизни.
Вот в чем все дело. Только в этом. Иначе это буду не я.
Гринчук открыл глаза. Заметив это, таксист ткнул пальцем в сторону знака. – Приморск.
– Приморск, – со странным выражением произнес пассажир. – Приморск.
Солнце начинало садиться в тучи, море и город казались залитыми кровью.
– Вон, – сказал таксист, – мэр приказал поставить.
В самом начале спуска к Приморску, возле дороги стоял плакат.
Солнце, старинная башня на фоне моря, деревья. И надпись.
А за плакатом, словно его увеличенная копия, были солнце, море и старинная башня. Только надписи не было. Надпись была только на плакате.
Вы здесь оставите свою душу.
– Был здесь когда-нибудь? – спросил таксист.
– Не был, – признался пассажир. – И до недавнего времени не собирался.
– Тебе понравится, – сказал таксист.
– Не сомневаюсь, – сказал Гринчук. – Городу, я надеюсь, тоже.
Июнь,2003.
– Давно я не чувствовал такой слабости. Бессилия. Просто хочется выть. И знаете, что обидно?
Полковник отвернулся, не отвечая.
– Обидно, что мы с вами все время боялись разочароваться в Юрии Ивановиче. Мы все время боялись, что он проявит слабость. Обычную человеческую слабость, подастся соблазну, или угрозе. Что он перестанет быть человеком, которого хочется уважать, – Владимир Родионыч говорил тихо, глядя на свои руки. – И мы с вами не думали, что он просто может перестать быть человеком. Что он вот так вдруг станет просто машиной, автоматом, выполняющим программу. Михаила долго обрабатывали. Михаила готовили. Михаила программировали. И сделали машиной для убийства, которая снова хочет стать человеком. А Гринчук… Кем он хочет быть? Кем стал? Михаила можно остановить, для этого есть специальный код. Произнес – и все. И есть шанс, что мы найдем остатки той программы, что кто-то сможет вернуть Михаилу все то, что у него отобрали. А кто остановит Гринчука? Кто вернет ему то, что он сам из себя вытравил, что все мы выжгли из него…
И я не знаю, кто там сейчас на Юге – человек, сделавший ошибку и пытающийся ее исправить, или машина для совершения правосудия. Правосудия, не смотря ни на что. Любой ценой.
* * *
…Вечером четвертого июня к стоящему на привокзальной площади Узловой таксисту, подошел молодой мужчина, лет тридцати пяти.– Свободен? – спросил он.
– Далеко едем? – поинтересовался в ответ таксист.
– Вначале, на главпочтамт, – сказал мужчина. – А оттуда, куда скажу. Есть ограничения?
– В деньгах, – ответил таксист.
– Тогда ограничений нет, – засмеялся мужчина. – Поехали.
В здание главпочтамта они вошли вместе, таксиста с собой позвал пассажир, чтобы, как он выразился, не было соблазна сбежать.
– Гринчуку Ю. И. есть что-нибудь? – спросил пассажир, протягивая паспорт, и ему вручили письмо.
– Посмотрим-посмотрим, куда мы едем, – сказал пассажир, вскрывая конверт. – Во, смотри адрес.
Таксист посмотрел.
Аккуратным женским почерком было написано – Приморск, почта.
– Значит, нам туда дорога, – сказал пассажир. – Довезешь?
– Довезу, – сказал таксист. – Тебе повезло.
– В чем повезло? – уже в машине спросил пассажир.
– А в Приморск тебя бы чужой не повез. Туда только свои ездят.
– Во как, – засмеялся Гринчук. – И что же так?
– А не фиг чужим к нам в город ездить, заработки перебивать. А, кроме того, я привезу и помогу устроиться.
– До закрытия почты успеем? – спросил Гринчук.
– Успеем, – заверил таксист. – Часа за полтора.
Почти всю дорогу до Приморска пассажир дремал на заднем сидении. Так, во всяком случае, решил водитель. Вообще-то он хорошо разбирался в людях, мог легко понять, в каком именно настроении садится человек в его машину, мог поддержать разговор и выбрать нужную тему для разговора. Или помолчать, увидев, что пассажир не настроен болтать. Вот как, например, этот.
Водитель и вправду хорошо разбирался в людях. Но сейчас – ошибался. Пассажир вовсе не хотелось помолчать. Наоборот, Гринчук всю дорогу до Приморска разговаривал, спорил, доказывал…
Не, нужно, говорил Атаман. Не стоит оно этого. Просто останови машину и выйди на обочину. Сейчас все думают, что ты умер. И у тебя есть время, чтобы уйти, исчезнуть, пропасть. Ты же подготовил все это. Ты можешь… Позвони Инге, скажи, что скоро вы встретитесь, ты решил не играть в эту игру…
Слишком ты много знаешь, сказал Гринчук. И отчего-то все время пытаешься меня учить. А сам не смог даже просто лечь на пол тогда, в бильярдной, выполнить команду. Не смог. А был бы сейчас жив. И твои люди были бы живы, и Мастер до сих пор был бы хозяином города, и генерал бы до сих пор…
Судьба, извиняющимся тоном прошептал Атаман. Твоя судьба, спросил Гринчук. Или моя? Судьба, сказал Атаман. Если все это началось из-за меня – давай прекратим это. Я не хочу, чтобы ты…
– Но ты сказал, до скорого! – Я сказал глупость… – Уже ничего не изменишь.
У меня был соблазн, признался Гринчук. Был, над обрывом, когда тот ненормальный метнулся к автомату. Я мог всадить ему пулю в голову, а потом пристрелить его приятелей… Имел право. И даже был обязан… Они ведь могут вернуться. И они убили уже не одного человека. Можно было даже просто столкнуть их сразу, вместе с машиной.
Тот рыжеволосый молодой убийца прыгнул за автоматом. Пистолет повел стволом, отслеживая, и Гринчуку понадобилась вся его сила воли, чтобы не убить, чтобы выстрелить в плечо.
Убийцу развернуло и бросило в пыль. И капли крови медленно-медленно взлетели вверх… И гильза медленно вылетела в выбитое лобовое стекло, стукнула о капот и отскочила в сторону.
Киллер в машине что-то кричал, он видно решил, что сейчас, из-за глупости подельника, его тоже пристрелят. Он еще не видел, что тот жив, что только плечо…
Был соблазн, признался себе Гринчук. Был. И тогда, когда он сам взял в руки автомат и расстреливал «опель» на краю пропасти. И когда «тойота» толкнула «опель», и он, сорвавшись вниз, пролетел до камней внизу, ударился боком и отлетел в море.
Был соблазн все бросить, вот также. Был озноб, было желание прекратить, не играть больше с судьбой, которая дала новый шанс, которая позволила остаться живым.
Оружие киллеров полетело в море вслед за машиной. Его владельцы уехали, а Гринчук стоял над пропастью и смотрел вниз.
«Опель» утонул и лежал на дне. Солнце проникало глубоко в прозрачную воду. Темные точки поднимались от машины на поверхность и растекались кляксами. Все бросить – и уехать, подумал тогда Гринчук. Он сильно замахнулся и бросил свой пистолет. Небольшой всплеск потерялся среди солнечных бликов на воде.
Бросить все…
И вовсе не ты меня остановил, сказал Гринчук Атаману. И не мое обещание Гире. Мастер. Вот, кто меня остановил, кто заставил идти до конца.
Так не должно быть. Никто не имеет права ломать человека. Никто не имеет права превращать человека в то, во что превратился Мастер.
Кто бы это ни был: дьявол, тайные организации или инопланетяне. Никто.
Нужно доводить до конца начатое дело, сказал себе Гринчук.
* * *
Попробуй, сказал Мастер. Узнай. Может быть, тебе повезет, и ты просто умрешь… До скорого свидания, сказал Атаман.* * *
Знаете, сказал когда-то Михаил, мне очень трудно бывает понять, почему я делаю то или другое. И мне страшно, что это решаю не я, а моя программа, тот демон, которого в меня посадили. Очень страшно думать, что я улыбаюсь людям не потому, что они мне нравятся, а потому, что так требует программа. Очень страшно. Единственное, в чем я уверен, это мое отношение к вам, к маме Ире, к Братку… Я знаю, я чувствую, что это – от меня. От того, что осталось во мне моего. И я готов ради вас, ради остатков меня прошлого, сделать все, что угодно. Даже если это будет угрожать моей жизни. Ради меня самого…Ради меня самого, сказал Гринчук. Ради меня самого. Даже если это будет угрожать моей жизни.
Вот в чем все дело. Только в этом. Иначе это буду не я.
* * *
– Подъезжаем, – сказал таксист.Гринчук открыл глаза. Заметив это, таксист ткнул пальцем в сторону знака. – Приморск.
– Приморск, – со странным выражением произнес пассажир. – Приморск.
Солнце начинало садиться в тучи, море и город казались залитыми кровью.
– Вон, – сказал таксист, – мэр приказал поставить.
В самом начале спуска к Приморску, возле дороги стоял плакат.
Солнце, старинная башня на фоне моря, деревья. И надпись.
А за плакатом, словно его увеличенная копия, были солнце, море и старинная башня. Только надписи не было. Надпись была только на плакате.
Вы здесь оставите свою душу.
– Был здесь когда-нибудь? – спросил таксист.
– Не был, – признался пассажир. – И до недавнего времени не собирался.
– Тебе понравится, – сказал таксист.
– Не сомневаюсь, – сказал Гринчук. – Городу, я надеюсь, тоже.
Июнь,2003.