Зубко Алексей. Волхв-самозванец

   — А много ли в селе люду?
   — Мы грамоте не очень обучены… Это хата Кузьмы Кривоногого. С ним ютятся жонка явойная, Клавдия, вредная баба, детишек штук, почитай, семь будет. Старшенький-то их, Вукол, все к моей Проське сватается. Лоботряс.
   — Ага.
   Прикинув со слов старосты численность населения, я определил его как три десятка взрослых и с полсотни малышни.
   — То моя хата, — с гордостью указал староста на «шедевр» местного зодчества. — Я, Евдокия, Проська, Степа — младшенький мой, вот и все.
   — А кто живет вон в том доме? — Я указал на кособокое строение, расписанное народными умельцами.
   — Убогонький. Прибился того году. Срубил хату, так и живет. По дереву мастерит помаленьку, тем и кормится. А мне что? Человек тихий, безопасный — пускай себе живет.
   — Спасибо.
   — Не задерживайтесь, — посоветовал староста и удалился.
   Я же направился к ближайшей хате.
   Но конструктивной беседы не получилось. Собеседник отвечал неохотно, больше внимания уделяя стройной фигурке Кэт, чем моим вопросам.
   Ничего так и не добившись, я вышел с подворья, пропустив ведьму вперед.
   Раздался рев, и прямо на нас выскочил озверевший бык. Ведший его на поводу пастух полетел в придорожные лопухи, сопроводив свое падение гневной тирадой, оборвавшейся на полуслове.
   Наклонив массивную голову, увенчанную острыми рогами, бык, злобно фыркая и вращая красными глазами, направил свою ярость на меня.
   Кэт заверещала.
   Выйдя из оцепенения, я дернул ее в сторону и втолкнул во двор, оставшись на пути озверевшей скотины.
   Трое-из-Тени рванули меня каждый в свою сторону, вследствие чего я совершил головокружительное двойное сальто. Желудок подскочил к горлу, а затем рухнул в пятки.
   — Ё! — только и сказал я, оказавшись на спине несущегося быка. Пальцы рефлекторно впились в грубую шерсть. Ошарашенный исчезновением объекта атаки, бык обиженно замычал и принялся крушить все вокруг. И все это со мной на спине.
   Бросаемый из стороны в сторону, я тем не менее умудрялся каким-то чудом удерживаться на беснующемся животном. А уж он-то оттягивался по полной программе: с крушением плетней, вскапыванием земли копытами и исполнением гопака.
   Если то, что я чувствовал, совпадает с тем, что чувствуют ковбои на родео, то хоть убейте — не понимаю, что заставляет их заниматься подобным самоистязанием.
   Проделав очередную дыру в заборе и загнав очередную жертву в дом, бык бросился дальше.
   «Что делать?» — мелькнуло в голове, когда я почувствовал, что пальцы предательски немеют и вот-вот разожмутся.
   — Держи его! — донесся чей-то крик. Очередной скачок моего «скакуна» — и я слетаю с него, успев в последний момент ухватиться за хвост.
   Не упал я только потому, что меня вовремя подхватили Трое-из-Тени.
   Бык рванулся вперед, но боль заставила его умерить пыл. Он осмотрелся и увидел виновника своих бед.
   В этот миг я висел, вцепившись в его хвост в метре от земли.
   — Хозяин, бросай! — закричал Пусик. Но я не мог разжать пальцы.
   И тут началось представление.
   Бык пытается достать меня, Трое-из-Тени — не дают ему этого сделать, я же болтаюсь между небом и землей.
   Все селяне попрятались по хатам, гадая, кто кого. И лишь Кэт оседлала метлу и теперь нарезает надо мной круги.
   Хвост проскочил между пальцев, и меня забросило на крышу дома.
   Бык со всей мочи припустил в сарай, где и забился в угол, дрожа всем телом.
   — Фу-у-у, — облегченно вздохнул я, и тут солома подалась, и я провалился в образовавшуюся дыру.
   Высыпавшие на улицу селяне извлекли меня из-под соломы и вынесли на улицу.
   — Все в порядке, — успокоил я их.
   Попытался подняться, но не смог. Ноги не держали, и все тело болело так, словно его пропустили через мясорубку.
   Подошел староста, покачал головой.
   — В дом тебя все равно никто не пустит, — сообщил он.
   — Я, — сказал кто-то хриплым голосом. — Я пущу.
   Все взоры обратились к сказавшему это. Мой тоже.
   Он сильно отличался от остальных селян. Сереющее небо не позволяло всего рассмотреть, но рассматривать-то особенно и нечего. Длинный выцветший плащ, закрывающий человека с головы до ног, наброшенный на голову капюшон и широкая маска с прорезями для глаз.
   — Несите, — приказал староста, и меня отнесли в нелепый дом со странными картинками на стенах.
   Спустя несколько часов, лежа с открытыми глазами в полной темноте, я раздумывал о сложившейся ситуации.
   У меня остался только один завтрашний день, чтобы найти маньяка. Уже следующей ночью он будет вновь творить свое грязное дело. А я, как назло, едва могу шевелить руками и ногами…
   Из угла раздался стрекот сверчка. Тотчас что-то тяжелое полетело в тот угол и с грохотом ударило о стенку. Сверчок затих.
   Оказывается, наш гостеприимный хозяин ненавидит сверчков.
   У всех свои странности…
   Донесся далекий волчий вой.
   Собаки ответили лаем.
   На нос сел комар. Пытаюсь прихлопнуть его, но из-за скованности в мышцах лишь хлопаю себя по лицу. Комар взлетает и принимается кружить надо мною, изводя меня своим писком.
   Из-за занавески, за которой расположилась Кэт, раздаются шорохи и неразличимый шепот.
   Затем возня усиливается, слышится звук оплеухи.
   Да что там такое происходит?
   — Отойди! — кричит она.
   И я спешу на помощь. Но мои ноги, оказывается, привязаны к ножкам кровати, которые, в свою очередь, намертво прибиты к полу. Падая, я успеваю выставить руки, чем сберегаю целостность собственного лица.
   — Кэт!
   Во мраке, царящем в хате, не видно даже кончика собственного носа, не говоря уже об остальном.
   Мимо прошлепали босые ноги, кто-то загремел посудой, потом резко столкнулись два камня, высекая сноп искр, от которых загорелась лучина.
   Когда она разгорелась, я увидел нашего хозяина, так и не потрудившегося снять свой плащ. Он, прикрывая рукой лучину, приблизился ко мне и ударил ногой в лицо. Словно лошадь копытом лягнула. Из разбитых губ брызнула кровь.
   Он равнодушно развернулся и зашел за занавеску.
   Его размытый силуэт черной тенью заплясал на волнообразной поверхности ткани.
   Рванувшись так, что мышцы ног свело судорогой, я дотянулся до занавески и, вцепившись в нее что было мочи, дернул на себя. Ткань затрещала и серым облаком опустилась на пол.
   — Хочешь посмотреть? — поинтересовался человек в плаще. — Смотри, мягкотелый.
   Он воткнул лучину в стену и склонился над привязанной к кровати Катариной.
   — Значит, я для тебя не хорош? — зло бросил он, затягивая узел на ее запястьях.
   Ведьма не смогла ему ответить, поскольку он засунул ей в рот кляп. Лишь гневным мычанием она выразила протест против его действий.
   Рванувшись, я попытался освободиться, но только ободрал кожу на щиколотках. Ножки кровати даже не затрещали, чего не скажешь о моих костях.
   Мне бы мой меч… Но что толку думать о том, что в данный момент недосягаемо? Уж об этом хозяин странной хибарки позаботился в первую очередь. Еще, как назло, мой пояс с несколькими потайными кармашками остался в избушке Бабы Яги вместе с чудесной кольчугой, которая не подошла к моему новому одеянию.
   Не обращая внимания на мои попытки освободиться, незнакомец схватил Кэт за волосы и притянул ее лицо к своему.
   — Не нравлюсь? Брезгуешь?
   — Отпусти ее, — упершись в кровать плечом, я попытался оторвать ее от пола.
   Не получилось.
   Незнакомец рывком отбросил в сторону одеяло и склонился над ведьмой. Катарина замычала. Он провел рукой по ее груди.
   — У нее была такая же. Вот только волосы. Как ты изменилась, — залепетал незнакомец и бросился к груде инструмента. Порывшись там, он нашел то, что искал.
   Поняв, что силой мне не освободиться, я сел на кровать и принялся думать. Как бы мне перехитрить психа. Заставить его приблизиться ко мне… уж тогда он никуда не денется. Дайте только добраться до его горла.
   Он тем временем сорвал с Кэт одежду и принялся красить ее волосы голубой краской. Не оставив на теле ни одного неокрашенного волоска, он отбросил полупустую банку в сторону и вытер руки о простыни.
   «Надо вызвать его на разговор, — мелькнула мысль. — И переключить его внимание на меня».
   — Эй, ты!
   Но он продолжал смотреть на Кэт и бубнить себе под нос:
   — Они тоже смеялись надо мной. Сперва. Затем молили о пощаде, жалели о сказанном. Почему? Почему ты предала меня? — Он коснулся рукой ее груди. — Разве я не делал все, что ты велела? Я мыл руки перед едой. Я позволял бить себя. Я целовал твои ноги, которые пинали меня. Я отдал все, что у меня было. Почему?! От его крика я содрогнулся. Этот человек сошел с ума.
   — Почему, Мальвина? — шепотом спросил он. При звуке имени, которым псих назвал Катарину, что-то щелкнуло в моем мозгу.
   — Скажи, ты меня любишь?
   — Как же она тебе ответит, если ты засунул ей в рот тряпку?
   Псих повернул голову и уставился на меня невидящими глазами.
   — Что?
   — Ты неправильно себя ведешь. Женщины любят иначе.
   — Как? — заинтересовался «радушный» хозяин.
   — Их нужно приручать понемногу, ненавязчиво. Говорить хорошие слова, дарить цветы, разные сладости.
   — Я говорил. — Человек в плаще сделал шаг ко мне. — Я подарил ей свой ключик.
   — Какой?
   — Золотой.
   — А она?
   — О Мальвина… Она сперва была моей. Это было чудесно. Она привязывала меня к кровати и любила долго и горячо. Кнут в ее руках жалил безжалостно. Она была такой страстной…
   — И что же случилось?
   — Ты спрашиваешь, что случилось? А вот что! — Он сорвал с себя маску. — Древоточец. Он пожирает меня изнутри.
   Представшее предо мной лицо и в самом деле способно было привести в ужас кого угодно. Грубо вырезанное из цельного куска дерева, оно было покрыто червоточинами, а на месте носа зиял провал, из которого при каждом вздохе поднималось облачко трухи.
   — Буратино? — догадался я.
   — Кто?
   — Ты.
   — Меня зовут Пиноккио.
   — Как ты сюда попал?
   — Она оказалась тварью. За моей спиной сговорилась с этим невинным страдальцем — Арлекино. Он-то и научил ее, как извести меня. Да только забыли, что я не тону… Они там развлекаются, командуют моим цирком, а я здесь, в этой глуши рассыпаюсь заживо.
   — Тебе можно помочь.
   — Как?
   — Обработать этиловым спиртом, проморить. Покрыть лаком, и будешь как новенький. Отпусти нас, и мы тебе поможем.
   — Нет. Ты умрешь. А Мальвина… Я буду ее любить, как их всех, там, в лесу… пламенно, страстно. Сегодня ее.
   Разговор закончился ничем, если не считать того, что я узнал имя маньяка. Буратино свихнувшийся. Вот это номер! Как-то все запутано… Только толку от этого будет мало, если я не смогу остановить его. И сам погибну понапрасну, Кэт подведу, Аленушку из плена Кощеева не спасу и лесных дев от напасти не избавлю.
   В прыжке схватив Пиноккио за рукав плаща, я рванул его к себе. Он попытался оттолкнуть меня, но мне удалось сбить его с ног и подмять под себя.
   — Ненавижу! — Взвизгнув, он ударил меня по ребрам. Я накинул цепь, которой был прикован, ему на шею и что было мочи потянул.
   Раздался треск, но Буратино сдаваться не собирался. Он лягался, как взбесившийся жеребец, извивался и сыпал проклятиями.
   Я шепнул Троим-из-Тени: «Помогайте» и приналег на цепь.
   Трухлявое дерево поддалось — шея человека, бывшего некогда поленом, рассыпалась в прах.
   Он последний раз дернулся и затих.
   — Кэт, не волнуйся, уже все в порядке. Кто-нибудь обязательно придет и освободит нас.
   Я оттолкнул деревянное тело и обессиленно растянулся на полу.
   В углу застрекотал сверчок. Он выводил замысловатые рулады, видимо радуясь избавлению от постоянной угрозы получить чем-нибудь тяжелым по голове.
   Ожидание начало угнетать, но тут осторожно приоткрылась дверь и в комнату проник волк.
   Не успел я испугаться, как он крутанул сальто и принял человеческое обличье.
   — Сейчас освобожу, — сказал он, первым делом вытащив кляп изо рта Катарины.
   — Как ты узнал, что нам нужна помощь?
   — А вот он сообщил. — Волк встал в углу на колени и что-то взял в руку.
   Поднеся кулак к моему лицу, он раскрыл его, и я увидел сверчка. Обычного, черненького сверчка.
   — Спасибо, — поблагодарил я его.

Глава 17
РАЗНОШЕРСТНАЯ РАТЬ

   Публичная казнь проводится не для наказания виновного, а в назидание тем, кого еще не признали таковыми.

Томас Торквемада

   Вдоль дороги нет ни одного дерева, ветви которого не имели бы рукотворных украшений. Покачиваясь на ветру, гниют висельники, над ними кружат стервятники, согнанные появлением нашего отряда.
   Ураган недовольно трясет головой и сердито пофыркивает, его беспокоит сладковатый запах смерти. Я поглаживаю его гриву, пытаясь успокоить, а у самого желудок подступил к горлу и просится наружу. Да и весь мой отряд выглядит не очень бодро. Бойцы устали не столько от монотонного движения, сколько от вида окружающей обстановки.
   Волкодлаки все как один приняли человеческое обличье, и, чтобы заставить их идти в разведку, приходится прибегать к уговорам. Чародеи чего-то наколдовали, окружив себя резким ароматом чеснока, который единственный смог отогнать вонь разлагающейся плоти. Перевертыш обернулся львом, пояснив, что так его меньше раздражает окружающее.
   Я обернул лицо куском ткани, но толку от этого чуть.
   Вернулся посланный вперед разведчик и доложил, что в нашем направлении движется вражеский отряд. Я сделал знак остановиться. Отряд послушно прекратил движение.
   — Сколько их? — спросил я.
   — Много. Целый отряд закованных в железо мечников. И с десяток лучников. Все на конях.
   — Понятно. Они далеко?
   — Уже близко. Скоро…
   Договорить он не успел. До моего слуха донесся топот копыт, и тут же показался вражеский отряд.
   Они в недоумении остановили коней, решая, что делать дальше.
   Мне не оставалось ничего иного, кроме как крикнуть:
   — К бою!
   Промедление смерти подобно. Если сразу же не прорваться к лучникам, то, завязши в отряде мечников, мы ляжем под прицельным огнем в течение одного мига.
   Чародеи направили на замерших всадников магические посохи. Воздух содрогнулся, и по противнику ударили одна за другой две огненные вспышки. Особого вреда они не причинили, но изрядно напугали коней. Нескольким из них удалось сбросить своих седоков и ускакать в лес. Навстречу своей смерти. Там под каждым кустом ловушка.
   Тем временем вперед рванули волкодлаки, сорвав одежду, на ходу переворачиваясь через голову и продолжая атаку в волчьем обличье. Они еще больше пугают лошадей и начинают вырезать лучников, которые оказываются на земле, не успев сделать ни одного выстрела. С мечниками этот номер не проходит. Они закованы в броню, и добраться до них не так просто.
   Сверкает сталь, ржут лошади, рычат волки, кричат люди. Кровь льется рекой.
   Лев врывается в гущу схватки, запрыгивает на круп лошади, отчего та садится на зад, и отрывает всаднику голову одним мощным ударом, смяв стальной шлем, словно он сделан из фольги.
   Один из мечников, потерявший коня в самом начале сражения, выскакивает из схватки, чтобы не попасть под ноги беснующихся от страха коней, и попадает под спаренный залп моих чародеев. Его охватывает пламя, и он, дико крича, бросается в придорожные кусты, но натыкается на болтающийся на суку труп и падает на землю. Где, катаясь, заживо сгорает.
   В этот момент Ураган сталкивается грудью с вражеским конем. Я парирую удар бородача с вырванными ноздрями мечом-кладенцом. Делаю ответный выпад. Сталь сталкивается со сталью, гремит выстрел, и пораженный (одновременно морально и физически) противник вылетает из седла. Его скакун испуганно шарахается в сторону и, споткнувшись о чье-то агонизирующее тело, летит вверх тормашками.
   Надрывно воет разрубленный пополам волк, гребя слабеющими лапами черную от пропитавшей ее крови землю.
   Проткнув очередного противника со спины, пока он пытался оттолкнуть повисшего на нем волка, я издаю вопль, которому позавидовал бы и Кинг Конг. Волки подхватывают мой клич, и мы дожимаем оставшихся противников.
   Отправляю двух самых выносливых волкодлаков на разведку — не спешит ли помощь. Не к нам, понятное дело. Нам помощи ждать неоткуда. А сам принимаюсь подсчитывать наши потери. Три волкодлака погибли, еще с десяток получили серьезные ранения, но, если не будет заражения крови, они должны поправиться, хотя это и займет много времени. Чародеи наскоро заговаривают раны, останавливая кровотечение. Перевертыш заработал несколько несерьезных царапин: болезненных, подпортивших шкуру, но не опасных.
   Противник понес более серьезные потери. Из двенадцати стрелков не выжил ни один. Трупов мечников насчитали девятнадцать, трое раненых, старательно пытающихся изобразить мертвецов, и двое пленных.
   Пока приводили в порядок оружие, я с помощью чародеев нарубил трехметровых ветвей, которые мы прикрепили к седлам коней на манер индейских волокуш.
   — Как неудачно вышло, — со вздохом произнес чародей — совсем молоденький парнишка с печальными глазами и шрамом через все лицо.
   — Да. Придется разделиться. Не тянуть же раненых с собой.
   Подошел перевертыш, успевший обратиться в человека.
   — Что с пленниками делать?
   — Связали?
   — А то. Раздели и спеленали аки младенцев.
   — Допросить бы надо. Но сперва погибших похоронить.
   В клубах пыли на дороге показались посланные в разведку волки. Затормозив у самых моих ног, они, высунув языки и тяжело дыша, принялись рассказывать, перебивая один другого.
   — Сбежал… не догнали… их там тьма…
   — Давайте по порядку, — остановил я их. — Кто сбежал?
   — Да один из этих, — кивок в сторону мечников. — Мы почти догнали, но… там целая армия.
   — Чья армия?
   — Да Кощеева же.
   — Много?
   — Тьма. Конца-краю не видно.
   — Раненых на волокуши. Ты, ты, вон ты и вы двое — в сопровождение. Выберетесь из Кощеевых владений, уходите лесными тропами. Мы попробуем задержать войско. Все по коням.
   Пока устраивали раненых, я с помощью чародеев приготовил несколько «сюрпризов» Кощееву воинству. На что-либо серьезное не хватило времени, но… это должно задержать их и заставить идти осторожнее, а значит, медленнее.
   Собрав остатки своего отряда, я изложил план:
   — Отходим на место предыдущего привала и готовим там небольшую ловушку. Потом я спрячусь в лесу, а остальные продолжают отступать. Оставляйте за собой завалы, ловушки, но не сильно задерживайтесь — и между вами и неприятелем должно быть достаточно большое расстояние. Упаси бог догнать себя. Предупредите заставы, пусть готовятся к защите.
   — А ты?
   — Я пропущу войско, а сам проберусь в замок и постараюсь устроить царевне побег. Если она там…
   — Тебе одному нельзя, мы с тобой, — сказал Владигор.
   — Потом разберемся, а пока нужно двигаться. Возможно, армия Кощея немного задержится, пока беглец будет рассказывать о том, что здесь произошло. Но думаю, это не надолго.
   Вскочив на Урагана, я направил его по следам волокуш. Отряд двинулся следом.
   Повешенные вдоль дороги стеклянными глазами проводили тех, кто нарушил их покой.
   Едва отряд удалился от места побоища, как спугнутые нашим присутствием стервятники начали осторожно вылетать из лесной чащи. И лишь только последний человек скрылся за поворотам, как воронье черной тучей с нестерпимым карканьем накрыло все, происходившее на дороге от всевидящего ока небес.
   Достигнув места предыдущей стоянки, я спрыгнул с коня и развил бурную деятельность. Так мало времени и так много нужно успеть! А тут еще страх дамокловым — мечом качается над самым темечком.
   Пока волкодлаки с перевертышем валили придорожные деревья, создавая искусственный бурелом, я приготовил несколько самострелов: закрепил в кустах луки, приведенные в боевую готовность, так, чтобы они выстрелили, как только кто-то наступит на неприметную веточку на земле.
   Чародеи тем временем тоже устроили одну своеобразную ловушку.
   Они срезали несколько молодых побегов ясеня, воткнули их в землю и, шепча заговоры, принялись заряжать эти веточки силой. Как они пояснили, теперь в этом месте земля проснулась и стала ненасытной. Стоит ступить на нее, и она поглотит неосторожного.
   Серьезного ущерба врагу наши старания не нанесут, но они на это и не рассчитаны. Главное — задержать его, лишить нападение фактора неожиданности и дать каравану с ранеными достигнуть безопасных мест.
   — Все готово, — доложил волкодлак, потирая ушибленное плечо.
   — Вот и хорошо. Отправляйтесь в путь.
   — Сначала определись, кто пойдет с тобой?
   — А кто-нибудь знает эти леса?
   Воинство отрицательно покачало головой.
   — В эти края и птицы-то стараются не залетать. Разве что стервятники какие…
   — Ладно. Тогда со мной пойдет Владигор и… — На миг задумавшись, я все же остановил свой выбор на Яринте. — Вот он.
   Выбранные мною волкодлаки сняли свою потрепанную одежду и приняли облик волков.
   Попрощавшись с остальными, мы проводили их взглядом и начали углубляться в лес, где на каждом шагу таится смерть, где вода ядовита, по земле ползают лишь змеи, а воздух пропитан страхом и отчаянием.
   Двигаясь предельно осторожно, проверяя каждый листик перед тем, как поставить ногу, стараясь не задевать ветвей, мы удалились от дороги и зарылись в листья.
   Донеслось едва слышное, с заметной ноткой неудовольствия, ржание Урагана, тем выражавшего свое отношение к нашей разлуке.
   Осталось только ждать.
   Медленно текут минуты, вязкой патокой заливая вращающиеся шестеренки мозга. Исподволь, капля за каплей накапливается злость. Начинает раздражать попавший за шиворот листок… но я терплю. Тело нагревается, начинается обильное потоотделение, сопровождаемое нестерпимым зудом, словно сотни муравьев проложили свои охотничьи тропы по моему телу. Все равно терплю. Рядом сопят волки. А в промежутках между их вздохами мерзко скрипит веревкой раскачиваемый ветром висельник. Я сдерживаю тяжелый вздох, сжимаю зубы и продолжаю лежать не двигаясь. Порывом ветра доносится смрад гниющей плоти, и возникает непреодолимое желание чихнуть. Пытаюсь сдержаться: задерживаю дыхание и шевелю кончиком носа из стороны в сторону. Вроде бы немного помогает.
   И в этот момент слышится топот копыт и в пределах видимости возникает разъезд Кощеева войска. Мелькая в редких просветах между деревьев, они приближаются к месту завала. Слышатся перепуганные голоса.
   Наверное, им понравились «гостинцы», оставленные нами на месте сражения. То-то они осторожничают, как выпускница института благородных девиц, оставшаяся наедине с подвыпившим гусаром.
   Тем не менее, погоняемые выкриками и руганью командира, они принимаются исследовать завал.
   Хлестко бьет лук, и один из разведчиков с криком хватается за ногу. Стрела раздробила ему кость и разворотила плоть, войдя по самое оперение.
   Его друзья не спешат на помощь, наоборот, они стараются держаться подальше от несчастного. Словно боясь заразиться его невезением.
   — Сбросьте это бревно с дороги! Что вы топчетесь, как безголовые курицы? Тащите!
   Бревно начинают оттаскивать.
   Освобождается насильно согнутая ветвь, все веточки на которой я заботливо превратил в коротенькие, всего сантиметров по семь-восемь, но очень острые сучочки. Удар. Вопли ярости и боли.
   — Куда, трусы?! — надрывается командир. — А ну назад!
   Потеряв еще пару человек, разведчики сталкивают одно из деревьев с дороги.
   Командир ругается и отвешивает затрещины направо и налево.
   Протяжно воет раненный в живот мечник. Он судорожно сжимает обломок кола, который разворотил ему всю брюшину и застрял в позвоночнике.
   Меня начинает мутить, и я утыкаюсь лбом в прелые листья, пытаясь унять желудок. Боже мой, зачем так много боли и насилия?!
   Слышу свист клинка и глухой удар, оборвавший стенания несчастного. Шум усиливается. Это до завала добрались передовые отряды войска Кощея. Ржут лошади, скрипит сбруя. Переговариваются предводители отрядов. Среди новоприбывших находится кто-то смекалистый.
   Нашли веревки, которыми цепляют деревья и при помощи лошадей оттаскивают в сторону. Ветви с шипами сокрушают лишь воздух, стрелы идут в молоко.
   Кто-то из молодых да резвых пытается обойти завал. Едва он углубляется в лес, как до нас доносится громкий вскрик, переходящий в быстро затихающий стон. Комок подступает к моему горлу, когда я понимаю, сколько опасности таится вокруг. Один неосторожный шаг…
   Проходит еще полчаса, и завал разобран.
   Орет командир, поет горн и колонна трогается. Пропустив вперед свежий отряд разведчиков. От прежних мало что осталось. Резко взяв в карьер, они влетают в заговоренный моими чародеями круг. Лошади теряют твердую опору под ногами и летят вверх тормашками. Их всадники вылетают из седел. Одним везет приземлиться за пределами круга, очерченного воткнутыми в землю прутиками. Они отделались ушибами и вывихами. Остальные оказываются в топи, с жадностью проглатывающей их тела.
   Снова остановка и ругань.
   Новые разведчики отправляются вперед. Но резвости у них заметно поубавилось.
   Во мне просыпается сочувствие к ним. Но ведь это не мы решили напасть на них. Вернее, в какой-то степени, конечно, мы, ведь мы на их территории… но они первые начали. И уж конечно они, доведись им захватить город, не станут сдерживать себя. Они будут жечь, грабить, насиловать и убивать, убивать, убивать. Всех подряд. Мужчин, женщин, детей…