— Не нужно из-за меня задерживаться, освободите на обратном пути, — сказала Ната.
   На ее предложение ворон ответил серией криков и щелканьем клювом.
   — Одну оставлять тебя нельзя, — поглядывая на ворона, решил я. — Значит, кто-то должен остаться. Данила, ты. А ты, Кэт, отправишься назад и какими угодно посулами, желательно без применения грубой физической силы, уговоришь лешего помочь нам.
   — Идите дальше — спасайте царевну, — топнула ногой Натка.
   — Призрак, — обняв подругу, я поцеловал ее в щеку, — я тебя люблю.
   — Я тебя тоже. Идите.
   — Уже идем. Данила, Кэт, вы знаете, что нужно делать. Снимете — догоняйте. До встречи.
   С Прокопом и Василием мы пошли дальше.
   Кот, павший было духом, успокоился, повеселел и принялся делиться своими соображениями по поводу размера вознаграждения, которое нам следует запросить за истребление врага рода человеческого:
   — Собственным царством мы уже обзавелись, теперь займемся разведением коров. Представляешь: просыпаешься — а тебе молоко парное, сливки отборные, сметанка жирная. А на обед сырники со сметаной и топленым молоком, а вечером…
   — А вечером пиво… с молоком, — прервал я его мечтания.
   — А может, не будем его убивать?
   — Кого его? — Мне не сразу удалось ухватить ход кошачьей мысли.
   — Да Кощея же. Поймаем, посадим в клетку и отвезем в твой мир. Там за него любой музей такие деньги отвалит… или лучше будем сдавать напрокат голливудским режиссерам для натуралистичных съемок фильмов ужасов и исполнения каскадерских трюков. Это же бездонный кладезь…
   — Заткнись! — в один голос посоветовали мы с Прокопом.
   — Молчу-молчу. А вы подумайте…

Глава 37
НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ТРЕХ ДОРОГ

   Как она идет! Восторг в адрес женщины
   Как он стоит! Восторг в адрес мужчины

   — Передохнем? — спрашивает Василий, расположившийся на моей шее на манер мехового воротника.
   — Еще немного, — отвечаю я. — Прокоп, осилишь?
   — Сдюжу, не то что некоторые…
   Баюн делает вид, что не заметил камушка в свой огород:
   — И перекусить не мешало бы…
   Бурчанием пустого желудка организм поддерживает данное заявление. Вот только мы не в турпоход собирались и провизией не запасались. Из съестных припасов в моих карманах отыскалась маленькая жменька сухих хлебных крошек и два кусочка сахара, которые я прихватил, чтобы дать Урагану, но запамятовал. Сдув крошки, я угощаю спутников.
   Внимательный домовой, заметив, что мне кусочка не досталось, предлагает свой или хотя бы половину.
   — Не хочу, — отказываюсь я.
   — Правильно, — говорит кот-баюн, — зубы надо беречь. Они даются нам раз в жизни, не считая молочных, и жевать ими надо так, чтобы потом не было мучительно больно….
   Закончить свою мысль он не успел, потому что путь нам преградил раскрашенный в черно-белую полоску шлагбаум, предостерегающе опущенный. Коснувшись его рукой, я удостоверился в том, что это мне не почудилось. Изготовленный из цельного ствола дерева, от времени рассохшегося и потрескавшегося, с осыпающимися чешуйками облупившейся краски, шлагбаум совершенно реален и, следовательно, является предупреждением об опасности, грозящей всякому, кто нарушит запрет и проследует дальше. Если бы я просто гулял, то, вполне возможно, просто отказался бы от намерения проникнуть дальше в этот загадочный мир, но выбирать не приходится: Кощей прошел здесь — и я пройду. Однако для начала попытаюсь узнать, что же это за опасность, которая подстерегает путника.
   — Э-ге-гей! Пройти можно?
   — Видишь же, никого нет, — говорит баюн.
   — Вижу… но кто-то же шлагбаум опустил.
   — Время, оно, знаешь ли, безжалостная штука, — философски замечает Василий. — Что хочешь опустится, и чего не хочешь — тоже. Особенно если ждать, пока придет добрая тетя и все за тебя поднимет. Возьми дело в свои руки, и смело вперед.
   — Ты это о чем?
   — Подними, и пойдем дальше!
   — Может, лучше не трогать? Может, осторожненько подлезем и тихонько дальше пойдем.
   — Да нет же никого…
   Домовой, видимо устав следить за нашей полемикой, подошел к шлагбауму и, подпрыгнув, ухватился за противовес. Полосатое бревно со скрипом качнулось и начало медленно переходить из горизонтального положения в вертикальное, открывая дорогу.
   Воздух по ту сторону шлагбаума заискрился, и из придорожной пыли восстало привидение… или призрак… а может статься, и фантом. Кто их разберет. Судя по голографическому изображению, при жизни он был весьма крепким мужчиной: широкие плечи, плотно обтянутые короткой кожаной курткой, сильные ноги, обутые в кирзовые сапоги, шлем-шишак на голове, из-под которого торчат соломенные волосы, и мощная челюсть, покрытая недельной щетиной. Не очень приятная внешность, а если добавить сюда нездоровый синюшный оттенок кожи, отсутствие осмысленности в стеклянных глазах и явную нематериальность тела… Я немного испугался.
   — Стой! Кто идет?
   Кот-баюн мигом сориентировался в ситуации и, обвиснув на моей шее, изобразил то ли глубокий обморок, то ли воротник из натурального кота. Домовой, чьи ноги едва выглядывают из-за массивного блина противовеса, просто затих.
   — Э… это вы мне? — слегка заикаясь, спрашиваю я, делая небольшой шажок назад.
   — Что надо? — рокочет призрак, не разжимая губ.
   — Пройти бы… — Я делаю еще один шаг назад.
   — Прохода нет, — категорично заявляет призрачный стражник, смещаясь в моем направлении.
   — А если очень нужно?
   — Прохода нет, — остановившись под поднятым шлагбаумом, повторяет он.
   И тут Прокоп разжал пальцы, и крашенное в косую черно-белую полоску бревно начало возвращаться в привычное горизонтальное положение. Его траектория пролегла там, где в данный момент находилась голова призрака, произошло вытеснение нематериального материальным, и призрак с отчетливо слышимым «Пук!» лопнул, оставив витающие в воздухе клубы пыли.
   — Ловко ты его, — мгновенно придя в себя, похвалил домового баюн.
   Потирая ушибленный при падении зад, Прокоп довольно улыбнулся.
   — Все это, конечно, замечательно, но как мы пройдем?
   — Сейчас. — Прокоп вскакивает и повисает на противовесе.
   История повторяется с точностью до паузы в репликах. Только кот-баюн на этот раз не притворяется воротником, а орет мне на ухо с пафосом:
   — Кто пойдет на нас, тот от шлагбаума и погибнет! «Пук!» — и очередной призрак оседает пылью на камень ступеней.
   — Давайте сделаем по-моему, — предлагаю я.
   — Давайте, — соглашается Прокоп.
   — А как? — интересуется кот Василий.
   — Не поднимая шлагбаума.
   — Ты будешь лупить призраков по голове мечом… жаль, весла нет.
   — Мне кажется, что призрака вызывает поднятие шлагбаума, а если осторожно подлезть под него, то можно будет спокойно пройти дальше.
   Ссадив с плеч кота, я поднырнул под полосатое бревно, стараясь не задеть его ни спиной, ни головой, а затем сделал несколько шагов туда-сюда. Пыль заклубилась под моими ногами, но призрак не появился.
   — Давайте.
   Кот миновал границу без проблем, а вот Прокоп, едва переступив заветную черту, широко и сладко зевнув, опустился на землю и громко захрапел.
   — Э-э-э… Прокоп! — Я потрепал его по плечу.
   Но он только засопел и перевернулся на другой бок. Обеспокоенный, я поднял его на руки. Он тотчас распахнул глаза:
   — Что такое?
   — Ты заснул.
   — Почему?
   — Устал, наверное, — сказал я, опуская его на землю. — Перенервничал.
   Но как только волосатые ноги домового коснулись дороги, его глаза сами собой начали закрываться, он упал мешком и, растянувшись, сладко захрапел.
   Подняв его на руки, я посоветовал коту держаться поближе ко мне и отправился в путь. Оторвавшись от земли, Прокоп тотчас утратил сонливость.
   — Это, наверное, наказание, — предположил он. — Ох, не послушался я вас, хозяин, простите меня неразумного.
   — Ну, будет тебе… Ведь ничего страшного не случилось, правда?
   — Да как же я вам помогать в бою-драке супротив Кощея злобного буду, коли лишь ногами на землицу стану — тотчас без задних ног дрыхну, аки сурок какой? Этакий я вам в тягость, ярмом на шею… Ох-хо-хохушки…
   — Не тужи, выше голову держи.
   — Как же мне не тужить не горюниться, коли пользы от меня ни на грош? Как же дальше жить, горемычному? Век с ветки на ветку прыгать, словно глупому пингвину?
   — Не переживай, беда твоя — дело временное. Пройдет.
   — А скоро?
   — Мне думается так, что беда твоя связана с местом. Вот воротимся назад, за шлагбаум полосатый, так хворь твою как рукой снимет.
   — Так оставьте меня здесь, а будет на то воля ваша, на обратном пути подберете.
   — А ты меня бросил бы в беде?
   — Нет, но… я ведь всего-навсего домовой, а вы волхв великий.
   — В дружбе, Прокоп, не размеры важны. Дружба, она взаимности требует, иначе это не дружба, а глупость с одной стороны и мерзость — с другой.
   Домовой притих, видимо раздумывая над моими словами. Против обыкновения молчал и четвероногий поэт. Так, в полном молчании мы и вышли к очередному оазису, значительно превосходившему ранее встреченные как величиной, так и характером местности.
   Едва покинув лестницу, я по пояс утонул в густых папоротниках, среди которых, извиваясь юркой змеей, затерялась тропинка. Широколистные зеленые побеги густой и упругой массой сопротивляются напору моих ног, превращая каждый шаг в противоборство. Пришлось взять на плечи и кота-баюна. Он хоть и из семейства кошачьих, но уподобиться дикому коту не в состоянии. Он не может лазать по деревьям и прыгать с ветки на ветку — мешают солидное брюшко и хилость лап, привыкших к балалайке.
   — Внимательно смотрите по сторонам, — предупредил я кота и домового. — В таком лесу очень просто устроить засаду или ловушку. Времени у Кощея было предостаточно.
   — Может, кота вперед пустить? — предложил домовой. — Как наименее ценного бойца. Если Бессмертный засаду устроил, то он нас предупредит, его-то не заподозрят — ну шныряет котяра по кустам, и пускай его, а коли лиходей подлянку придумал… невелика потеря.
   Разобиженный кот-песенник презрительно повернулся к домовому хвостом и сделал вид, будто вообще его не замечает.
   — Я бы сам пошел, — развел Прокоп руками, — да только вот… а опасности и нет вовсе — кто на кота внимание-то обратит?
   — На простого — никто, я же — кот-баюн, очень редко встречаюсь в природе, и всяк сразу догадается, что я на особо секретном задании.
   — Будешь помалкивать — не догадаются.
   — Вот она, человеческая благодарность! — патетически воскликнул баюн. — Мы его, можно сказать, на свалке нашли, вымыли, в люди вывели, а он нам…
   — Эх, Василий, Василий, не к месту ты применяешь различные литературные приемы. Они должны подчеркивать, акцентировать внимание или приукрашивать, но не искажать правду до неузнаваемости. Ты же поэт, а не историк.
   — Ну немного приукрасил. С кем не бывает?
   — Немного? Во-первых, при чем тут человеческая благодарность? Он же домовой. Во-вторых, нашли его не мы, а я, поскольку некоторые перебрали пива и валялись в придорожных кустах, да и не на свалке совсем, а на пепелище.
   — А разница?
   — Разница? — удивился домовой. — Разница та, что пчела мед дает, а оса только жалит.
   — В-третьих, — добавил я, — это не мы его отмыли и вывели, а он тебя до дома довел и отмыл, дабы не шокировать вашу тонкую творческую душу, не буду напоминать чем…
   — Да я пошутил… — оскалился кот. — А хотите загадку?
   И, не дожидаясь нашего согласия, выпалил:
   — Во глубине сибирских руд хранит он гордое молчание?
   — Это и не загадка вовсе, — возразил я. Что-то из школьной программы все же осело на дне серого вещества, спрятанного глубоко под черепной коробкой. — Это про декабристов.
   — Да какие там декабристы? — отмахнулся кот. — Они вон какие голосистые были — Герцена разбудили. Думайте…
   — Не знаю, — признался я. Мало ли разных «врагов народа» обрели там вечное молчание со времен покорения Сибири Ермаком?
   — Прокоп?
   — Трубка мобильной связи, — сказал домовой, подтвердив мои предположения о просветительской роли телевизионной рекламы. Все, что они знают о моем мире, почерпнуто ими в пределах моего дома. Эти знания порой касаются таких предметов, что я просто диву даюсь.
   — Это почему? — удивился кот.
   — А там покрытие никакое, — пояснил Прокоп. — Или батареи сели…
   — Не то… Ладно, подскажу, — решил баюн. — Он живой.
   — Кто?
   — Хранитель.
   — Какой? — уточнил домовой.
   — Если экрана, — в образовательных целях пояснил я, — то Screensaver.
   — О чем вы? — Глаза кота сделались величиной с золотой червонец. — Я же загадал простую загадку: «Во глубине сибирских руд хранит он гордое молчание». Неужели трудно сообразить, что это немой кобольд. Немой он, понимаете? Говорить не может, вот и молчит.
   — Это неправильная загадка, — продолжая злить кота, заявил я.
   — Это почему?
   — А глухого в шахту не пустят. Все подземники проходят медкомиссию, а ЛОР ему допуска не даст.
   — Какая медкомиссия, какой лорд?
   — Если честно, то не знаю ни одного лорда, который был бы ЛОРом, да и вообще ни с одним не знаком.
   — Издеваетесь? — сообразил кот-баюн.
   — Ага, — улыбнулись мы с домовым.
   — Ну, тогда загадок сегодня больше не будет!
   — Будут, — возразил я, остановившись перед огромным валуном, сторона которого, обращенная ко мне, была обтесана и покрыта стрелками и пояснительными рисунками.
   Под стрелкой, указывающей вертикально вверх, написано: «Прямо пойдешь — смерть свою найдешь».
   — На небо нам рановато… — решили мы.
   Под корявой стрелкой, изображавшей правое направление, старательно, но неровно и с ошибками было выведено: «Направо пойдешь — коня потеряешь».
   С противоположной стороны изображена была стрелка, направленная острием в соответственном направлении, рядом предупреждение: «Налево пойдешь — денег лишишься».
   — Предлагаю идти направо, — внес пропозицию кот. — Терять-то все равно нечего.
   — Можно и направо, — заявил домовой. — Богатство — оно дело наживное.
   — Транжира! Мот! — выкрикнул Василий.
   — Сам жмот! — огрызнулся домовой.
   — Как бы узнать, по какой тропинке Кощей пошел? — задумался я, стараясь рассмотреть какой-либо след. Но только я не пернатый ирокез, по наклону травинок читать не научен, мне подавай хорошо засохший отпечаток подошвы ботинка в бетоне, такой, как в музеях.
   — Может, пусть Васька понюхает?
   — Я не ищейка!
   — Не можешь — так и скажи. Чего орать?
   Чей-то тяжелый, полный ненависти взгляд коснулся меня, спина сразу же покрылась холодным, липким потом. Я быстро высунул голову из-за валуна, но ничего не увидел, лишь колыхалась густая желто-зеленая стена леса.
   — Василий, — обратился я к коту-баюну, ежась от внезапно пробравшего меня озноба, — ты сможешь быстро стишок сочинить?
   — Какой стишок?
   — Вроде заклинания… — Опустив на землю домового, мигом захрапевшего, я стал снимать пояс. — Мне на шабаше подарили волшебный путеводный клубок, только нужно заклинание в стихотворной форме, а у меня с рифмованием огромаднейшие проблемы.
   — Настоящие поэты на заказ не работают.
   — Зато они пишут своевременные стихи, а сейчас самое время для небольшого стиха-заклинания.
   Развязав шнуровку на потайном кармашке, я извлек оттуда тряпичную куклу и клубок шерстяных ниток с воткнутой в него иглой. Вытянув иглу, я протянул клубок коту:
   — Придумаешь?
   — Постараюсь.
   Пока он задумчиво крутил в руках клубок, что-то бормоча себе под нос, я отпустил кукле щелбан и воткнул в шею иглу, чтобы не потерять.
   Что-то пискнуло в листве и под треск веток ринулось прочь. Однако когда я посмотрел туда, высунувшись из-за края валуна, лишь несколько кружившихся в воздухе листочков указывали на то, что мне все это не послышалось. К тому же исчезло ощущение злобного взгляда, пронзающего до костей. Наверное, какой-то местный хищник сидел в кустах, поджидая добычу. Может, он вообще поджидал путника, который выберет правое направление. А тут такое разочарование — без обеда его оставили…
   Аккуратно сложив куклу, я зашнуровал кармашек и застегнул пояс.
   — Разбить… забить… убить… отбить… — бормочет кот. Стараясь не отвлекать работающего поэта, окрыленного посещением величественной и капризной музы, я снимаю плащ и, сложив его вдвое, подкладываю под домового.
   — Готово, — сияя, словно фотовспышка, сообщает Василий.
   — Так быстро?
   — Без лишней скромности скажу — да!
   — Рассказывай.
   Откашлявшись и приняв соответствующую случаю позу а-ля Цицерон, баюн принялся нараспев декламировать заклинание:
 
   Ты катись, катись клубок,
   Через кочку на восток.
   Через реки и моря,
   В место, где любовь моя.
 
   Отыщи ты мне Кощея,
   Душегуба и злодея.
   Должен я его побить
   И яйцо его разбить…
 
   — Подожди, — перебил я Василия. — Какое яйцо? Я же его уже разбил!
   — Может, второе? Впрочем, ладно, пусть будет немного иначе:
 
   Должен я его побить,
   Отмутузить, замочить.
   Как покончу с супостатом,
   С тем бессмертным злобным гадом —
   Мне царевна скажет: «Да!»
   Уж тогда гульнем, братва.
 
   — Ты думаешь, это сработает? — оторопело спросил я.
   — Сам попробуй — повтори.
   Взяв клубок в правую руку, я повторил стих, поддавшись на провокацию кота-баюна. Не знаю, что на меня нашло…
   — Ква? — сказал клубок и спрыгнул с моей ладони.
   — Заработала!!!
   От ликующего вопля баюна деревья задрожали, роняя последние листья.
   — Ква-ква! — подпрыгнув, клубок устремился в направлении, грозящем мне лишь потерей коня. Которого и так нет.
   Успев схватиться за змеившуюся по земле нить, я придержал чересчур прыткого проводника и привязал его к поясу. Мне и в самом деле необходимо поспешить, но это не значит ломиться сломя голову и бросать беспомощных друзей.
   Одно вызывало дурные предчувствия: за последнее время кот Василий дважды оказался прав. Дважды! И оба раза в крайне важном деле. Он правильно выбрал направление движения на распутье и создал действующее заклинание.
   А теперь оказался прав я.
   Неприятности не замедлили свалиться как снег на голову. То есть без зова, но вполне ожидаемо.

Глава 38
ВСЯК ВСТРЕЧНЫЙ ВРАГ

   DOOMаю — следовательно, существую.
Новое прочтение избитой истины

   Первым делом из-за валуна высунулась петушиная голова. Внешне самая обыкновенная: изогнутый клюв, красный гребешок, почти закрывающий правый глаз, оранжевый пушок, покрывающий тощую шею. Только величиной этот петух, если тело его пропорционально голове, должен быть никак не меньше страуса. Наверное, и несчастные жертвы Буша, не иди их ножки на рынок, достигли бы к пенсии подобных размеров.
   Затем по камню заскрежетали острые когти, которыми заканчивались передние (!) лапы, четырехпалые, покрытые перьями, но с густым подшерстком вместо пуха. По-птичьи узкая, сильно выдающаяся вперед грудная клетка и при этом довольно развитые плечи, за которыми виднеются сложенные на спине крылья. Наподобие орлиных, с длинными перьями цвета светлого пива, на самом кончике белая каемка.
   — Что это? — поинтересовался голос из моей тени. Если б я знал…
   Взгромоздив тело на валун, создание село на задние лапы, словно пес, и обвило их длинным змеиным хвостом, покрытым крупной зеленоватой чешуей, сквозь которую торчали редкие пучки волос.
   — Скучно, — проскрежетало существо, широко распахивая клюв и нервно перебирая когтями по камню, отчего последний крошился и сыпал искрами. — Развлекайте меня!
   Скосив взгляд на рукоять меча, выглядывающую из-за плеча, я решил не обострять обстановку. К чему лить кровь, если ты не уверен, что она будет чужой? Для начала попробуем договориться по-хорошему. Расскажу ему пару анекдотов, кот-баюн песенку споет — и мирно разойдемся.
   — Для начали я хотел бы представиться, — сказал я, засовывая квакающий и рвущийся прочь клубок в карман. — Волхв Аркадий. Кота-баюна зовут Василием, а спящего домового — Прокопом.
   — Уже интересно, — перестав крошить нерукотворный пьедестал, сообщило существо с головой петуха. — продолжай!
   — Мне бы было легче разговаривать, зная, с кем, собственно, я имею честь…
   — Чего?! — вытянув длинную шею, прокаркал петухоголовый мутант.
   — Ты кто? — конкретизировал мой вопрос баюн, который осмелел, поняв, что есть его не собираются.
   — А что, не видно? — Существо расправило крылья.
   — Видно, но непонятно, — признался я.
   — Я василиск, — гордо прокаркал мутант, рывком головы откинув гребешок на затылок.
   — Правда?
   — Правда.
   — А не мог бы ты смотреть в сторону?
   — Это почему?
   — Да разное говорят…
   — А что говорят?
   — Говорят, что твой взгляд ядовит, он убивает всех вокруг.
   — А еще?
   — Говорят, петух и ласка имеют иммунитет.
   — Чего?!
   — В смысле невосприимчивы к яду.
   — Какая ласка? — блеснул глазами василиск. — Нежная?
   — Да обычная, лесная.
   — Какая-какая?
   — Ну… зверушка такая. — Я изобразил предполагаемые размеры. — Пушистая, с острыми зубами.
   — Не, такую ласку не хочу. Вот как-то одна знакомая почесала мне шейку. Вот это была ласка! Обычно-то она все больше норовит клювом ударить…
   — Таковы женщины…
   Минутой многозначительного молчания мы выразили мужскую солидарность пред лицом женского коварства.
   — Опять скучно! — заявил василиск. — Сейчас взвою с тоски. Лучше развлекайте.
   — А сам себя не можешь? Или к подруге своей сходи — развлечетесь.
   — Не могу.
   — Она далеко? — догадался кот.
   — Да нет, близко. Просто однажды, когда мы были вместе, на нас напала скука… я взвыл первый.
   — И что?
   — Окаменела.
   — Кто?
   — Подруга. Я же говорил…
   — А почему?
   — Что почему?
   — Почему окаменела?
   Наш диалог все более начинал напоминать блиц-игру «Что? Где? Когда?»
   — Я же взвыл.
   — И… — Ситуация начала проясняться. — Она окаменела?
   — Ну да.
   — И если ты взвоешь сейчас, то окаменеем мы?
   — Ага, — с трудом сдерживая зевоту, подтвердил петухоголовый василиск.
   И тут, как назло, из моей головы вылетели не только все анекдоты, но даже более-менее занятные истории. Лишь мысль о том, что я стану сам себе памятником, крутилась в голове: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» Главное — принять наиболее подходящую случаю позу. Правую руку раскрытой ладонью вперед, левой вроде бы закрываю глаза от солнца. Это чтобы вездесущие голуби не добрались до лица…
   — Загадки любишь? — поинтересовался Василий.
   — Наверное, — неуверенно протянул василиск.
   — Тогда угадай, — хитро щуря глаза и топорща усы, предложил баюн. — Кто на свете всех белее, всех румяней и нежнее?
   — Моя подружка.
   — Почему?
   — А у нее пушок белый-белый, хохолок нежно-розовый, а уж нежная… я, кажется, вспоминал о ласке.
   — Есть вещи и белее, и нежнее…
   — Познакомишь? — выпячивая грудь, поинтересовался василиск. И тут же принялся оправдываться: — Подружка все равно окаменела. Скучно…
   — Какое скучно? — возмутился Василий. — Отгадывай загадку. У тебя еще две попытки.
   — Что же это может быть?
   Пока василиск задумчиво теребил хвост, баюн наклонился ко мне и прошептал:
   — Сдается мне, это мероприятие грозит затянуться, так что продолжай погоню. Прокопа брось здесь, я присмотрю. Удачи!
   — А с вами…
   — Нечего не случится, — уверенно заявил кот. — Уж я его развеселю, будь уверен. Только ты там недолго.
   — Спасибо. Я пошел.
   — Ты куда? — поинтересовался василиск, подозрительно рассматривая квакающий клубок, который я извлек из кармана.
   — Пускай идет, — переключил на себя его внимание баюн. — Отгадал?
   — Не знаю.
   — Ладно. Для первого раза я скажу ответ. Всех белее — это мел. Всех румянее — румяна. А нежнее — материнская ласка.
   — Но здесь три ответа! — возмутилась петушиная голова, потрясая гребешком.
   — А никто и не обещал, что будет легко. Между загадками сделаем небольшой поэтический перерыв. Я спою тебе.
   — А ты и петь умеешь? — удивился василиск.
   — Сейчас услышишь, — сказал кот. На его месте я запугивать пернатого мутанта все же не стал бы.
   Бросив клубок на землю, я последовал за ним, успев все же услышать первый куплет нового шедевра кота-баюна. Благо чем-чем, а громкостью голоса не уступит никому…
 
   Рассыпались орды, сбежала вся рать.
   Да здравствует витязь наш, мать-перемать!
   Остался лишь я, мне на битву на…
 
   С трудом поспевая за скачущим клубком, я довольно быстро миновал лесистую полосу и оказался на небольшом каменистом плато, в центре которого застыло мраморное изваяние изящной девушки, сжимающей в кулачках карманные молнии. Одетая в короткую тунику, она напоминала древнегреческую богиню охоты, вот только у ног ее замерли не трепетные лани, а сильные воины, от напряженных фигур которых веяло опасностью. Потрясающий натурализм. Скульптурная композиция, способная украсить собой зал любого музея. Именно там ей и место, а не посреди пустыря, куда заходят лишь редкие путники, гонимые нуждой или любопытством, да редкие местные звери. Именно встреча последних с первыми могла привести к появлению подобной скульптурной композиции. Это даже представить можно. Идет себе красивая молодая леди, сопровождаемая полудикими охранниками, а навстречу им выползает из леса скучающий василиск. Воины группируются вокруг девушки, их тела готовы к броску, но их игнорируют — они не вызывают интереса. Ленивый зевок во весь петушиный клюв. И композиция готова. Быстро и качественно. Отсутствие василисков в нашем мире — благодать. А то у каждого дома стояли бы невероятно натуралистичные статуи. Писающий мальчик, в некоторых странах с заметными признаками национальной принадлежности; девочка, сосущая леденец или чупа-чупс на любой вкус, — как признак эпохи, горлышко бутылки с водкой или что-то еще — как соответствие моральным нормам; дама с собачкой — любая с любой и на любой вкус; мужчина с сигаретой, один спасет лошадь, а второй — табун, причем с каждой затяжкой. Думается мне, что не много времени понадобилось бы находчивым дельцам от искусства, чтобы наладить производство скульптурных композиций под заказ. И заказчики найдутся. Кто-то из жалости закажет китайского паренька — вешалку. Так и он не будет больше голодать, и прихожая выглядит солиднее. Кто-то любит окружать себя красивыми вещами — и пойдут потоком поезда с красивыми девочками со всего света, беленькие с Украины и из Польши, желтенькие из Вьетнама и Кореи, а черненькие из Зимбабве и негритянских кварталов Америки. Хотите азиаточку в позе лотоса — без проблем! Чего еще изволите?