Ты, часом, не влюбился? – поинтересовался Боник, отвлекаясь от завораживающего зрелища ягодиц, перекатывающихся при ходьбе, словно ядрышки.
С чего ты взял?! – разозлился Леня. Пристрастия Витрякова не отличались постоянством. Набаловавшись девчонкой, как ребенок новой игрушкой, Леня обыкновенно передавал ее, словно эстафету, бандитам рангом пониже, и это был путь по рукам до дна. Предыдущая возлюбленная Леонида была, например, сплавлена одному из бригадиров, и вскоре погибла в автомобильной аварии. Оба были пьяны в стельку, когда разогнали спортивную «Лянчу» до двухсот. Проломив бетонное ограждение, машина упала в море, так что вынимать трупы довелось водолазам. Теперь родители девушки собирали на памятник, а Витряков о ней и думать забыл. Но, Юля, похоже, была счастливым исключением из правила. Пока, по крайней мере, была.
Кто тебе сказал?! – повторил Витряков с угрозой.
Да никто… – Боник пожал плечами, и отвел глаза в сторону.
Может, собрался продуть в два ствола?
Мне это ни к чему, – сказал Бонифацкий.
Юлька телка безбашенная, – продолжал Витряков враждебно. – Но, не в твоем вкусе, Вацик. Ты ж старух любишь драть. У них, говорят, все как в последний раз. Надо будет самому попробовать.
Зря заводишься, Леня, – примирительно сказал Бонифацкий. – Мне твоя Юлька даром не нужна. – Это не соответствовало истине, но Витрякову незачем было знать.
Ладно. – Успокоился Витряков. – Проехали, б-дь. Выкладывай, о чем базар?
Бонифацкий потянулся за пивом.
У меня тут появился человечек. В штабе. По материально-технической части служит.
Зам по тылу? – оживился Витряков, послуживший, в свое время, в армии. Сначала срочную, а потом дисбат. Где кое-что повидал.
Что-то в этом роде. При погонах капитана первого ранга.
Ну, – сказал Витряков, откупоривая вторую банку. – Дальше что?
Каперанг почти созрел работать. Немножко смелости не достает…
Хочется да колется, б-дь?
Примерно так… Я ему наживку забросил. Вольготная жизнь манит каперанга на уровне морских просторов. Человек слишком долго жил на севере, и его душе нужен праздник. Так, кажется, у Шукшина? Но, он боится тюрьмы.
Правильно делает, – кивнул Витряков.
У него сейчас зарплата двадцать пять баксов в месяц. – продолжал Бонифацкий. – За квартиру три года не плачено, супруга дома голодная сидит.
И старая?
Вот, вот. Надо бы человеку культурную программу организовать. С баром и банькой. Куклу хорошую подложить. Чтоб мозги через член высосала.
Организуем в элементе. – Пообещал Витряков. – Баньку, водку, гармонь, и лосося. Точно, как Расторгуев поет.
* * *
С ноября 93-го года богатейшие стратегические запасы, накопленные стараниями советских военных функционеров от Булганина до Язова[94] включительно потекли через ЗАО ТД «Бонифацкого», словно янтарный песочек через стеклянные часики. «Без шуму и пылу», как выражался герой Анатолия Папанова Лелик.[95] Работа спорилась, а немалые средства оседали на всевозможных счетах, как наших, так и зарубежных. В народе говорят, будто деньги сами идут к деньгам. Это соответствует действительности. Избыток средств, образовавшихся от распродажи военной амуниции, Бонифацкий вкладывал в недвижимость. Благо, пансионатов на ЮБК полно, бывшая всесоюзная здравница, как никак. Причем, в числе прочих хватает и тех, что числились за промышленными предприятиями, превратившимися после развала СССР в идеальные съемочные площадки для «Сталкера» Андрея Тарковского.[96]
Тебе, б-дь, что, конверсионного барахла мало? – спрашивал, бывало, Витряков.
Склады неприкосновенного запаса рано или поздно иссякнут, – терпеливо разъяснял Бонифацкий. – А море, солнце и песок, это же вечные ценности. Общечеловеческие, Леня! Понимаешь?
Нет, б-дь.
Досуг населения, чтоб ты знал, Вечный Двигатель по производству «капусты». Никаким физикам такой даже и не снился. Или алхимикам… – поправился Бонифацкий.
Что ты, б-дь, знаешь о химии,[97] браток?
Я ему про Фому, а он мне про Ярему. О будущем надо думать загодя. И деньги вкладывать, с умом. А ты заладил, конверсия, конверсия. Уже дно тех складов видно. Дальше то что?!
Витряков поглядывал с неприкрытой враждебностью. Он таки серьезно запал на Юлю, «мисс Безнадега-93», но они жили, как кошка с собакой. Раздражение по этому поводу Леня изливал на кого попало. Бонику тоже доставалось.
* * *
В самом конце 93-го года Бонифацкий задумал серьезную многоходовую комбинацию. Планировалось игра по крупному. Боник согласился на солидные вложения, но ожидаемые барыши стоили того. При посредничестве столичной фирмы «Арника» ЗАО «Торговый Дом Бонифацкого» вышел на Пионерский имени Бакинских комиссаров металлургический комбинат, где якобы случилась затоварка на складе готовой продукции.
Прокат лежит, и девать некуда, – сообщил Бонифацкому Гена Дворцын, директор вышеупомянутой «Арники». С Боником они были знакомы давно, с Симферопольского технологического института. А, занявшись бизнесом под конец 80-х, не теряли друг друга из виду. Хотя, в принципе, и без того могли повстречаться. Начало финального десятилетия века отличалось повышенными возможностями повстречать кого и где угодно. После того, как советская система лопнула, подобно огромному аквариуму из толстостенного стекла, на полу между рыб случались самые непредвиденные встречи.
Наше дело прийти и взять, – заверял Дворцын Бонифацкого.
Так уж нас там и ждут? – прищурился Боник, памятуя о том факте, что отец Генки был доктором технических наук и при Шелесте[98] чуть ли ни звезду Героя Соцтруда заработал, мотаясь со своими внедрениями по металлургическим комбинатам всего Союза. – Так уж и ждут, Геша?
Примерно так, – божился Дворцын. – Приходи и бери. Veni, vidi, vici.[99]
Вообще-то Бонифацкий подозревал, что старый знакомец не врет. С крушением СССР и временным ослаблением командно-административной системы, сцементированной некогда великим и злым гением товарища Сталина буквально на слезах и крови, комбинат пустился в автономное плавание, напоминающее дрейф полузатопленной баржи в Саргассовом море. Срыв централизованных поставок сырья, регулярные перебои в подаче электроэнергии и хаос в законодательстве поставили завод на грань банкротства, а сталеваров отправили за черту бедности. С обретением независимости старые экономические связи оборвались, лишив комбинат привычных рынков сбыта продукции. Срочно требовалось искать новые, а для этого были необходимы как изрядные финансовые вливания, так и глубокое знание западного потребительского рынка. Ни тем, ни другим, ни третьим руководство комбината в должной степени не обладало.
– Потребность на западе высокая, – гнул свое Генка. – Наш металл не хуже ихнего, а внутренние цены демпинговые. Мой старик с директором комбината вась-вась. Тысячу лет друг дружку знают. Все схвачено и на мази.
– Что ты предлагаешь? – Бонифацкий взялся за ручку. Гена, в двух словах, ввел приятеля в курс дела.
Комбинату до зарезу нужна целая куча разного барахла. Оборудование там, разное, комплектующие, сырье. А у них даже на спецовки нет… Зато по бартеру они отдают металл. С таким дисконтом, что закачаешься.
Где взять оборудование?
Дворцын заверил, что ничего нигде брать не потребуется.
Все уже есть. У молодежного хозрасчетного центра, при комбинате. Центр поставляет заводу все это фуфло, а нам передает металл. По бартеру. Наша задача найти покупателя на западе и получить за железо доллары. Ну и распределить, ясен красен, по справедливости.
Сколько они хотят?
Дворцын назвал цифру, неприятно поразившую Бонифацкого.
А не жирно, Геша?
Стандарт. И моему старику пару копеек бы заложить. За беспокойство.
Засылай в оркестр и слушай музыку? – поинтересовался присутствовавший при разговоре Витряков.
Вроде того. Затрат-то почти никаких. А подъем в три раза, – Дворцын с опаской покосился на Витрякова. Партнер Боника ему сразу не понравился. Как вскоре выяснится, недаром.
А без молодежного центра никак нельзя? А то аппетиты у них, действительно молодежные… – колебался расчетливый Бонифацкий.
Шутишь, Вацик? Им же сын и супруга генерального директора комбината заправляют. Плюс дочка главного инженера.
А… – протянул Бонифацкий. – Тогда ясно.
* * *
Все в ажуре, – заверил Бонифацкий Витрякова, когда они остались одни. – Пару сделок прокрутим, обсмотримся, прощупаем обстановочку, и пойдет этот центр паршивый погулять.
Ненавижу, б-дь, голимых посредников, – буркнул Витряков. – Кидал бы их, б-дь на х… и кидал.
Так и будет, – пообещал Бонифацкий.
* * *
В начале 94-го года была заключена сделка, и отечественный металл поплыл за кордон. Немаловажным звеном операции был энергичный израильский посредник, с коим Бонифацкому уже доводилось работать раньше. Вообще говоря, работать с израильтянами оказалось проще, чем с англичанами, или, к примеру, с голландцами. С одной стороны, Израиль стопроцентная заграница, интегрированная в мировую экономическую систему ничуть не меньше упомянутых Голландии или Британии. С другой, люди там проживают наши, и это здорово упрощает дело. Знаменитым словам Владимира Высоцкого «…а там на четверть бывший наш народ» без малого тридцать лет, но актуальности они не утратили. Нет никаких оснований полагать, что процентное соотношение наших в Израиле пошло на спад, принимая во внимание лавинообразную эмиграцию эпохи Перестройки. А раз люди наши, то ничего втолковывать им не требуется, от чего западные европейцы или американцы покрутят у виска. Наши с полуслова понимают то, чего от иностранцев за год не добьешься.
Эмиссары «Торгового Дома Бонифацкого» без особого труда сговорились с Яковом Гринштадтом, хозяином посреднической конторы из Хайфы, оперирующей на международном рынке металла.
Первая же сделка принесла участникам солидные барыши, распределившиеся, в разных долях, у кого по карманам, а у кого и по оффшорам Средиземноморского бассейна. Яков Гринштадт приобрел фешенебельное бунгало в Эйлате, окнами на Красное море. Бонифацкий предпочел инвестировать заработанные деньги в недвижимость Сен-Тропе.[100] Не последнюю роль в выборе сыграл замечательный французский сериал про тупых жандармов с участием неподражаемого Луи де Фюнеса,[101] от которого Боник в юности покатывался со смеху. Сын директора комбината тоже не остался в накладе, поменяв унизительную черную «Волгу» на блатной вороной «Мерседес». Генка Дворцын купил для «Арники» трех комнатную квартиру в центре. И один комбинат остался с носом.
За первой сделкой последовала вторая, после чего заводская касса оскудела настолько, что оказалась неспособна выплачивать работягам даже гробовые. По понятным причинам это обстоятельство никого не трогало. Правило легендарного шефа из кинофильма «Бриллиантовая рука», ратовавшего за то, чтобы «ковать деньги не отходя от кассы», претворялось в жизнь с такой методичной последовательностью, что к марту 94-го года промышленный гигант дышал буквально на ладан.
В общем, все складывалось просто изумительно, корова умирала, но давала молоко, когда система выдала первый сбой.
Тут небольшая заминочка, С металлом… – Гена звонил из Киева, и его голос дрожал. Это дрожание, сопровождаемое заверениями, что все, в общем и целом «ол райт», заставило Бонифацкого вскочить с кресла.
Не понял?! Какая еще заминочка? О чем ты болтаешь?!
Ну, с отправкой товара. Всего на два, три дня задержка. Ну, максимум, на неделю.
На сколько?! – задохнулся Бонифацкий.
Ты не волнуйся, Вацик. – Просил Гена. – Ты же меня знаешь.
А я не волнуюсь, – ледяным тоном сообщил Боник. – Что мне волноваться? Мои партнеры – серьезные бизнесмены. Западные, а не наш брат Иван Сиволапов. С мотыгой. За каждый день просрочки неустойка. Калькулятор под рукой имеется? Давай считай.
Заплатишь из своего кармана, Геша. Уразумел?! – повысил голос Бонифацкий, в то время как Дворцын трудился над вычислениями. Не требовалось обладать познаниями в математическом анализе, чтобы прикинуть: сумма набегает кошмарная.
Бонифацкий повесил трубку. Разговор отложился на пару дней.
* * *
Ну? – спрашивал Бонифацкий послезавтра.
У нас проблемы, Вацлав, – упавшим голосом сообщил Гена.
У тебя, – аккуратно поправил Боник. – У тебя проблемы, Геша.
Слушай, Вацик?! – завизжал Дворцын, у которого сдали нервы. – Мне не до твоих угроз, понял?! У нас проблемы, я сказал!
А кто тебе угрожает? – осведомился Боник. – Тут Яков Гринштадт звонил. О тебе спрашивал. Ты знаешь, кто за ним стоит?!
Я здесь причем?! – взвыл Дворцын. – На комбинате проверка. Прокуратура под генерального копает. УВД подключилось. Счета заморозили. Склады к чертям собачьим опечатали. Что я сделать могу?!
Что хочешь! – в свою очередь взвился Бонифацкий. – На дружков своих драных из хозрасчетного центра дави! Даром они, что ли, булку с маслом жрут?!
Связи нет! – стонал Дворцын.
Мне начихать! – сорвался Бонифацкий, и обрушил трубку на рычаг.
Кинули?! – захрипел Витряков, прислушивавшийся к разговору.
Возможно, Леня. – Вацик пожал плечами. – Большой вопрос, кто?!
Он попробовал позвонить в Пионерск, но телефоны директора комбината молчали.
* * *
На следующий день ситуация изменилась к худшему. Куда-то запропастился Дворцын. В «Арнике» с угрожающим постоянством заработал автоответчик. Мобильный Гены онемел.
Глагол «кинули» приходилось, хотя бы разок, произносить едва ли не каждому отечественному предпринимателю. Вацлав Бонифацкий вынужден был признать, что и он не исключение из правила.
Кинули! – сказал Боник, потея от симбиоза бессилия, ярости и страха. Он, конечно, еще не чувствовал себя коматозником, очнувшимся после летаргического сна в гробу, но, лиха беда начало.
Суки, б-дь! – зарычал Витряков. – Кто, Вацик?!
Это был хороший вопрос. Если Геша не врал, то корень проблемы рос из Пионерска. Или, вообще из Киева, при худшем раскладе. Если врал, то, очевидно, вел какую-то свою, рискованную игру. Разбираться следовало на месте. Бонифацкий последние дни только и делал, что висел на телефонах, все трубки пообрывал, да бестолку.
Выезжай в Киев, Леня, – сказал Бонифацкий, пытаясь совладать с болтанкой, устроенной расшатавшимися нервами.
Может, сразу в Пионерск?
Хочешь, чтобы тебя там за задницу взяли?
Всех нас рано или поздно возьмут. – Темная и мятежная душа Витрякова болела фатализмом, время от времени. – Если мусора серьезно возьмутся, они на нас так и так скоро выйдут.
Бонифацкий призадумался. Вообще-то времена стояли такие, что фискальным структурам материковой части страны было совсем непросто взять в оборот ту или иную финансовую структуру с полуострова. С другой стороны, заказ трусить Пионерский металлургический мог поступить с такого высокого этажа государственной власти, для которого Сиваш не помеха, а лужа. Как бы там ни было, для начала не мешало переговорить с Дворцыным, чтобы внести хоть какую-то ясность.
Выезжай в Киев, Леня. Найди Гешу и труси, как грушу.
Жопу свою, б-дь на х… не узнает.
Не перестарайся, пожалуйста.
Не перестараюсь. Я его в пол болта трахну.
Боник с опаской покосился на партнера.
А ты? – спросил Витряков.
Яков Гринштадт на ушах. Иностранца из себя корчит. Попробую его урезонить. Выезжай, Леня. Не тяни резину.
* * *
2-го марта Витряков и еще пятеро головорезов, среди которых Филя Шрам казался, разве что первым среди равных, втиснулись в черный джип «Форд Эксплорер» и отбыли по маршруту Ялта-Киев. Затратив около десяти часов на дорогу, они 3-го достигли столицы, где остановилась в двух люксах гостиницы «Украина». Поскольку солнце к тому времени зашло, дела волей-неволей пришлось отложить на утро. Вызвонив по газете «РИО» «массажисток», приятели прогудели всю ночь, нажравшись и натрахавшись до упаду. Денег, выданных Бонифацким в дорогу, тоже было растранжирено немало.
* * *
пятница, 4-е марта, позднее утро
Поздним утром следующего дня, наглотавшись по привычке аспирина, Витряков в сопровождении своих людей, отправился в офис «Арники». Взлохматив волосы обомлевшей секретарше, Леня, сумрачно улыбаясь, прошел в кабинет директора, на беду оказавшегося на месте. Шрам двигался следом, как тень.
Здоров, Геша! – пролаял Витряков, бесцеремонно усаживаясь напротив. – Не ждал, б-дь н х…?
Директор стал бел, как мел, из чего следовало, что внезапность, про которую так любят толковать военные, достигнута Витряковым вполне. При виде Лени Дворцын прикусил язык и почти перестал дышать. Хоть бери, и зеркальце подставляй.
Ну? – еще шире осклабился Витряков, – даю тебе две минуты. Потом сразу стволом в морду.
Воды в рот набрал? – с издевкой добавил Леня, потянувшись за пистолетом.
Может, у него член во рту? – Шраму не терпелось начать.
Может, сейчас будет, – согласился Леня, и тут на сцене возникла секретарша. Она неправильно оценила обстановку, без чего не принять верного решения. Девушка последовала за бандитами с маской праведного негодования на лице. Маска была тем более надменной, потому как секретарша, от случая к случаю спала с директором. Чувствуя себя на привилегированном положении (всего двадцать два, а уже, поди ж ты, с самим генеральным трахается), секретарша вломилась в кабинет, пылая праведным гневом.
Геннадий Петрович?! – начала она, – я им сказала, что вы… – договорить она не успела. Шрам выбросил вперед правую, и его пальцы стиснули ее кадык.
Жопе слова не давали, – назидательно бросил Шрам.
А ну, сидеть! – рявкнул Витряков, когда директор предпринял неуверенную попытку подняться. Леня вытащил из кобуры пистолет, передернул затвор и упер ствол в лоб Дворцыну. Тот мешком повалился обратно. Тем временем лицо секретарши приобрело пепельно-сизый оттенок, а изо рта побежала тонкая струйка слюны.
Сейчас задохнется, – предупредил Витряков. Шрам разжал пальцы. Девушка отшатнулась с быстротой сорвавшейся с крючка форели, ловя воздух ртом.
С интересом наблюдавший за ней Шрам отделился от стола, шагнул к секретарше и залепил ей оплеуху. Девушка повалилась на колени.
Пожалуйста, не надо!.. – взмолилась она.
Что значит, не надо? – оживился Шрам. – Только что такая, б-дь, деловая была, а теперь уже не надо? Да еще и пожалуйста. – Леня? У нас время есть?…
Есть. А что?
За щеку возьмешь? – Шрам в упор поглядел на девушку. Секретарша отвечала мычанием.
– Что ты мычишь, дрянь? – довольно добродушно поинтересовался Шрам, – первую ширинку перед носом видишь? – И неожиданно заорал на весь офис: – Давай, шевелись, курва, пока я тебе сейф между ног не вогнал!
Секретарша взялась за пуговицы, но пальцы ее не слушались. Один из бандитов, до того стоявший в дверях, поморщился:
Кончай, Шрам. На фига этот цирк?
Заглохни, Кашкет! – посоветовал Филимонов.
Ребята! – взмолился Гена. – Не надо! Я все объясню!
Витряков сделал Шраму знак остановиться, а потом смерил Дворцына взглядом:
Хорошо, умник. Я сегодня добрый. Что ты хочешь сказать?
Сбиваясь и глотая слова, Дворцын рассказал, что не скрывался от Боника, а летал накануне в Пионерск.
Мы тут ни при чем! – тараторил директор «Арники», – а там, в Пионерске, плохие дела. Я не преувеличиваю, ребята! Прокуратура гендиректору дело шьет. По обвинению в хищении в особо крупных. Дома обыск произвели. В служебном кабинете тоже. Он, конечно, сразу в больничку слег, делает вид, что у него инфаркт. А его сын из молодежного хозрасчетного центра в бега подался.
Далее Дворцын поведал, что за обрушившимися на руководство комбината напастями стоят влиятельные силы из столицы.
Откуда ты это взял? – спросил Витряков, изучая Геннадия, как орнитолог жука. – С потолка, б-дь на х… взял?
Информацию для меня собрали. Надежную, ребята. У комбината задолженность перед энергетиками. Они, через суд, решение протащили…
Оперативно что-то, для энергетиков б-дь на х…
Сами энергетики, естественно, ни при чем. Акциями ГАК[102] «ПионерскЭнерго» управляет АКБ «Бастион-Неограниченный Кредит». А им, ребята, владеет некий Поришайло Артем Павлович.
Не слыхал о таком. – Поджал губы Леня. – Что за болт с бугра?
Очень серьезный человек. Влиятельный. У его банка в Пионерске филиал. У Поришайло, похоже, и мэр в кармане, и начальник Пионерского УВД.
Витряков потянулся за телефоном. Не мешало переговорить с Бонифацким.
* * *
В поле зрения финансовых менеджеров корпорации Артема Поришайло Пионерский металлургический имени Бакинских комиссаров комбинат угодил в последнем полугодии уходящего 93-го года. В середине декабря в управление банка «Бастион-Неограниченный Кредит» были переданы контрольные пакеты акций целого ряда энергогенерирующих компаний, среди которых не последней оказалась ГАК «ПионерскЭнерго». Металлургический комбинат лидировал среди крупнейших дебиторов энергетиков, что Артема Павловича никоим образом не смущало, а даже наоборот, устраивало целиком и полностью. Трудовой коллектив завода лихорадило. Люди требовали зарплат, позабыв, как выглядят наличные. Дирекция разводила руками. Настроения в среде работяг и ИТР достигли такого накала, что гендиректор всерьез опасался суда Линча, и уже не приезжал на службу в «Мерседесе».
Того и гляди, Степа, – жаловался гендиректор сынишке, возглавлявшему молодежный хозрасчетный центр. – Взбесятся они! Еще и в мартеновскую печь нас засунут. Как Лазо![103] Точно тебе говорю.
Не посмеют! – отвечал Степан, но голосу не хватало твердости. Директор МХЦ окружил себя командой телохранителей, но, что такое тройка культуристов против нескольких тысяч разъяренных работяг.
Между тем, мартены, сложенные рабским трудом сталинских зэков, давно отслужили свое и готовились рассыпаться во прах. Своды печей дышали на ладан, состояние задвижек внушало серьезные опасения, а внутризаводская железная дорога требовала немедленного ремонта. Соответственно, уровень травматизма был таким, что впору присваивать работягам статус участников боевых действий. В общем, когда Артем Павлович обратил внимание на завод, тот скорее напоминал флагманский броненосец «Ослябя», открывший счет потерям российской эскадры в печально известном Цусимском сражении.[104] То есть, еще дышал, и каким-то чудом держался на плаву, плохо слушаясь рулей и не досчитываясь доброй половины экипажа.
* * *
Он говорит, что у этого Артема Падловича и исполком, и УВД на поводке, – докладывая по телефону обстановку, Витряков со стола переместился в кресло. Там все же было удобнее. – Он говорит, они через суд решение протолкнули. Козлы драные. Пригнали, б-дь на х… судебных исполнителей, и арестовали весь товар за долги. – Витряков замолчал, слушая Бонифацкого на другом конце линии. А потом повернулся к Гене:
Слышишь? Вацик спрашивает, ты стрелу с этим урюком можешь забить? С Артемом, как его, б-дь на х…? Не слышу?!
Дворцын покосился на зареванную секретаршу и неуверенно кивнул:
Вообще-то, он человек такой… серьезный… но, я попробую…
Он попробует, Вацик… Вацик спрашивает, когда?
Я тут, по приезде, навел кое-какие мосты. К нему так запросто не подступишься. Но, кое-какая наводка имеется, ребята…
Божится, что сегодня, – Витряков растянул губы в улыбке. – Отвечаешь? – Гена снова кивнул. – Ну, давай, бывай, Вацик. – Трубка легла на базу. – Мамой клянешься? – последнее адресовалось Дворцыну.
Я постараюсь…
– Ты, б-дь, сильно постарайся, – сказал Витряков. – И шевелись, пока я добрый. И, это, Геша? У тебя малая в 47-ю школу бегает? В третий класс, ага?
Дворцын неописуемо побледнел.
– Ты не ссы, б-дь. Это я так, память проверяю.
* * *
пятница, 4.03., еще ближе к полудню
Через полчаса бандиты покинули офис «Арники». Дворцын шел впереди, Витряков со Шрамом наступали ему на пятки. Группу замыкал бандит, которого Филимонов назвал Кашкетом. На улице четверка погрузилась в поджидавший у подъезда джип. Водила, толстый лысый парень с нездоровым румянцем на щеках, прозванный в криминальных кругах Помидором, в ожидании распоряжений поглядел на Витрякова.
Куда, Леня?
Командуй, Сусанин! – Витряков ткнул Дворцына в бок.
Тут, недалеко, ребята. Я дорогу покажу. Там у Артема внизу банк, а на верхних этажах офис.
Едва джип неторопливо тронулся с места, Шрам наклонился к Гене.
Как твою секретаршу зовут, братан?
Л-леной.
Клевая телка. Прешь небось, Ленку-то?
Гена Дворцын сглотнул.
Смотри у меня, Геша. Ты и сам, вроде как ничего… симпатяга. – Шрам ласково обнял директора. – Если что, я рядом. Быстро научу, б-дь, как на зоне на оленях катаются.
Чего ты его достаешь? – вмешался Кашкет.
Тебя, б-дь, забыл спросить! – сказал Филя с вызовом.
Заткнитесь, б-дь на х… оба! – прекратил прения Витряков. – Как, б-дь, кошка с собакой.
* * *
В общем так, – сказал Витряков, когда они остановились на стоянке перед «Неограниченным Кредитом». – Сейчас сходим к твоему гребаному Поришайле, а потом покумекаем, что дальше делать. – Так, – он обернулся к бандитам, – я иду с Гешей, Кашкет с нами, Филя, остаешься за старшего. Сидите, б-дь на х… тихо… – Витряков внезапно осекся и даже выронил дымящуюся сигарету. – Вот так встреча, б-дь! – добавил он в сильнейшем изумлении. Отдавая головорезам приказы, Леня автоматически приглядывал за дверями банка. Оттуда как раз вышла стройная молодая женщина в элегантном сиреневом костюме. – Ни х… себе…