«Сволочь». – Успокойте Артема Павловича. Этих врагов я нажила, когда выполняла его поручения.

– Я понимаю…

– Правда? В любом случае не исключается, что сгоревшая машина – целенаправленная, так сказать, акция. Акт устрашения. В его адрес.

– Номера киевские. – Украинский как бы размышлял вслух. – Но… согласно данным оперативной проверки, липовые, представьте себе.

– А сама машина?

– Марка – «Альфа Ромео-33». Есть подозрения, что в угоне.

– Бандитская машина, – промолвила Мила, и у нее мурашки поползли по спине.

– Очень может статься, – поддакнул Украинский.

– Я была бы не против получить охрану. Что скажете, Сергей Михайлович?

Украинский у себя на Березняках с сомнением покосился на часы. Была половина одиннадцатого вечера. Самый канун выходных…

– Этот Витряков… – продолжала Мила, – и его отморозки, они способны на все. Мне страшно.

– Сейчас что-то придумаем, – заверил Сергей Михайлович. – А вы никуда не выходите.

– Я буду в квартире. – Пообещала Мила Кларчук.

Распрощавшись с полковником, она перешла в гостиную, и снова включила телевизор. По «ТЕТ-а-ТЕТ» крутили голливудский боевик, кровь лилась рекой, а актеры временами вопили так, что приходилось опасаться за динамики: «…mother fucker!», Пах! Пах1 Пах! «…vow!!!» Под эту какофонию Мила потихоньку заснула. Украинский так и не позвонил, со своей обещанной милицейской охраной. Проснувшись далеко за полночь, Мила выключила шипящий вхолостую телевизор, сходила в туалет по малой нужде и завалилась спать до утра.

[115]

– Пацаны с одной фирмы мне жаловались, – начал Протасов, – что, мол, в каждом таком бревне осколков полно. Распускают стволы на пилораме, а пилы одна за другой на хрен лопаются.

– Это они прибеднялись, зема. Чтобы лаве закрысить.

– Откуда тут осколки? – удивился Андрей.

– Эхо войны, типа. – Сказал Атасов.

– Уединенненько, блин. – Протасов поежился, вглядываясь в чащу. Кроны деревьев сходились наверху, придавая бетонке сходство с тоннелем. Кое-где еще лежал снег. Грязными, зато живучими пятнами.

– Землища, видать, твердая, блин, как бетон. Мерзлая на фиг. – покачал головой Протасов. – Это ж мороки сколько. Эдик, у тебя в багажнике лопата есть?

– Какая ло-лопата?

– Саперная, хотя бы.

– За-зачем?

– Туповатый, да?

– Тормози, – приказал Атасов.

Армеец остановил машину.

– Валера и Вовчик – в лес! – скомандовал Атасов. – Залягте вон за теми соснами. Смотреть, типа, в оба. Оружие к бою.

– Пневмонию, блин, заработать, раз плюнуть – стонал Протасов, скрываясь среди буреломов.

– Эдик, сдай, типа, назад. Метров на десять. Так, хватит. Глуши шарманку. – Атасов вытащил пачку «Ротманс». – Лепи номера.

Кивнув, Армеец выскользнул наружу с двумя пластинами краденых номерных знаков под мышкой:

– Андрюша? Отвертку подай.

– М 8388 КI, – прочитал Бандура. Номера были новехонькими, видать, только-только из МРЭО. – Ух ты! Где украл?

– Почему сразу у-украл? – обиделся Эдик. – Купил, между прочим. Шпана подотчетная принесла. Под заказ. С «Кадета» сняли. Ночью. На днях…

– Кто же новые номера, типа, на саморезы сажает? – с издевкой добавил Атасов. – Номера надо под болт. – И тут издали донеслось несмелое пока гудение автомобильных моторов.

– Вот, типа, и они, – сказал Атасов спокойно. Так, Эдик. Ты знаешь, что делать.

– Та-так точно.

– Ну, с Богом!

– Аллах Акбар, – отозвался Бандура, чувствуя, как адреналин электризует кровь, а нервы натягиваются струнами. Того и гляди, лопнут.

– Живо в заросли!

Вскоре они разглядели большущий черный джип, уже знакомый Бандуре «Форд Эксплорер». Внедорожник пер по лесу как танк, и Андрею на мгновение представил себя советским партизаном, подстерегающим гитлеровские бронемашины. За «американцем» ползла пара «японцев» – старая «Тойота Лэнд Круизер» и видавший виды «Исудзу Труппер».

– Ого… – пробормотал Атасов. Появление «японцев» было новостью, на которую он явно не рассчитывал.

– Гранатомет бы… – присвистнул Андрей. – Что будем делать, Саня?

Заблаговременно включивший «аварийку» Армеец склонился под задранным капотом. Поскольку спектакль так или иначе начался, ему оставалось играть утвержденную режиссером роль при новых декорациях. Андрей понял, что Эдик так и сделает.

Как только колонна поравнялась с «Линкольном», Армеец выпрямился и замахал руками. Бандуре неожиданно нестерпимо захотелось, чтобы бандиты проехали мимо. Но, головной джип встал. Его маневр повторили остальные. Судя по расплывчатым силуэтам за окнами, машины были набиты битком. Стекло водительской двери поползло вниз. Филимонов выглянул наружу. Шрам глядел волком. Андрей перевел дыхание, сжимая «Браунинг» обеими руками.

– Разговаривают, – сквозь зубы процедил Атасов. – Ну, теперь держись.

Из кустов, где они прятались, было не разобрать слов. Приятели наблюдали сцену на дороге, словно зрители немого кино. Эдик, оживленно жестикулируя, показал на поднятый капот. Шрам неопределенно повел плечами. Армеец взмахнул руками по воздуху. Филя сначала приподнял бровь, а потом полез из кабины. Эдик отступил на шаг.

Атасов медлил, не зная, на что решиться. Не ясно, по какому пути устремились бы раскручиваться события, если б Протасов не оступился в зарослях, споткнувшись о сапог Волыны.

– Е-мое! – выкрикнул Валерий падая. И нечаянно нажал на курок. Пули веером полетели над головами витряковцев. На дорогу посыпались шишки и сосновые веточки. Волына воспринял выстрелы, как сигнал к атаке, и дал длинную прицельную очередь по колонне, только чудом не угробив Атасова и Бандуру.

– Ложись! – заорал Атасов. Он открыл огонь в полете. Бандура остался стоять, зато Эдик нырнул за капот «Линкольна» и пополз, извиваясь, как змея.

– Засада, б-дь! – крикнул Филимонов, срывая «Эксплорер» с места. Джип, завывая четырехлитровым мотором, полетел вперед как снаряд.

– Уходит! – вопил Протасов, стреляя по удаляющимся «стопам» внедорожника. Пули вскрыли корму джипа, словно консервную банку. «Эксплорер» вильнул вправо и, на полном ходу врезался в вековую сосну. Бандура, Атасов и Волына сконцентрировали огонь на остававшихся неподвижными «японцах». То ли их водители сплоховали, то ли были убиты первыми же выстрелами. Из машин посыпались головорезы. Их встретил шквал свинца. Минута, и все было кончено.

Когда приятели вышли из леса, их ждала неприглядная картина. Асфальт лоснился от крови. Повсюду валялись трупы.

– Поделом козлам! – хрипло сказал Атасов.

– Слышь, Андроныч! Погляди сюда.

Трое мертвых головорезов образовывали крест, похожий на гротескную пародию свастики. Двое так и остались в машинах. Один валялся на обочине. Видимо, не добежал до зарослей.

Атасов осмотрел поле боя невозмутимым взглядом легендарного Ганнибала.[116]

– Извинения, типа, приняты, козлы. Бандура! Сбегай, посмотри, как там наши дружки в «Форде». Только осторожно. Армеец, займись карманами.

На дороге стало тихо как в морге. Раненых среди бандитов не оказалось.

– Ну и слава Богу, – буркнул Атасов. – Ребята, спрячьте стволы. Протасов, что там с тачками?

Пока земы оценивали полученные джипами повреждения, Армеец вывернул покойникам карманы.

– В этих шарпаках теперь только макароны процеживать. – Жаловался Протасов после беглого осмотра. – Какой, блин, мудак по движкам стрелял?! Вот гадство, в натуре!

– Са-са-саша?! – по тону Армейца стало ясно, что случилось нечто экстраординарное. Да и позеленел он сразу. – Это не крымчане! – Эдик протянул Атасову несколько изъятых у мертвецов удостоверений личности. Это э-э-э…

– Кого мы убили? Ты, типа, можешь сказать?

– Что, кого-то не того, в натуре, укокошили? – отвлекся от машин Протасов.

– Э-э-э… – заклинило Армейца. Атасов заглянул в документы, и у него вытянулось лицо.

– Е-мое, – не выдержал Протасов, – огласите весь список, в натуре.

– ЭСБэУ. Мы пришили эСБэУшников. Вот так, типа, переплет.

– Попадение! Голимое говно! – у Протасова сдали нервы.

– Заткнись, типа! – прикрикнул Атасов. – Ну, что у тебя? – последнее относилось к вернувшемуся от «Эксплорера» Бандуре.

– Твой «Стечкин», – Андрей передал пистолет Атасову. – В «Форде» один труп. На заднем сидении. Ни нашего друга Лени, ни этого выпердка в шрамах. И орденов твоих нету.

– Каких орденов? – спросил Протасов.

– Б-дь! – выругался Атасов, убирая АПС за ремень.

– Прочешем лес? – предложил Волына.

– Бе-без собак? – засомневался Армеец.

– Надо было Гриму прихватить. Он бы, по-любому, след там, и прочее…

– Он тебе, типа, нанюхает. Все, парни. По коням, типа, и сматываемся.

– А тачки?

– Сжечь.

* * *

суббота, 5-е марта, ближе к обеду


– Иди ко мне, – позвал Боник с дивана. Юля только вышла из душа, и стояла босая на полу. Благо, пол был с подогревом, не говоря о климатической установке, установленной в особняке осенью. Подходила к концу первая мартовская неделя, но в Ялте было холодно. За окнами моросил дождь. Впрочем, они были с тройным стеклопакетом. В спальне было тепло.

– У тебя встал, – хихикнула девушка. Бедра у нее были по-мальчишечьи острыми, живот поджарым. В пупке искрилась капелька воды.

– Встал, – согласился Боник. Его коробило от жаргона, на котором привыкла объясняться Юлия. Ему вообще не нравились малолетки. Никогда раньше не нравились. Вацик отдавал предпочтение зрелым женщинам, таким как Мила или Анна Ледовая. Раньше, до Юли отдавал. С ним произошло нечто, чему он не находил объяснения. Юля не просто вскружила ему голову. Она отключила ему мозги. «Если только Витряков пронюхает, что ты наставляешь ему рога… спишь с его девчонкой…» От одной мысли об этом Бонику становилось дурно. Но, он ничего не мог поделать. Не даром говорят: седина в бороду, бес в ребро.

– Ты мне голову кружишь, котенок, – бормотал Бонифацкий, не в силах оторваться от аккуратно выбритого лобка.

– Как дурь? – Юлия подошла вплотную. Боник приник губами к атласному животу, слизнув капельки воды.

– Ой! Щекотно, б-дь! – взвизгнула Юля.

– Не матерись.

– А Винтарю посрать.

– Не ругайся, говорю. Я тебе не Витряков.

– Ты классный. А он мне и самой остоеб. И член у него горбатый какой-то. Толстый. Как всунет… Больно, б-дь. Когда ты его на хер пошлешь, Вацик? Как обещал?

Пока Боник собирался с ответом, запищал мобильный. Бонифацкий, кряхтя, потянулся за трубкой.

– Я слушаю?

– Вацик? Это ты?! – пролаял из динамика Витряков. Поморщившись, Боник немного отстранился:

– Я слушаю, Леня.

– Легок на помине, поцовей. – Юля скорчила гримасу.

– Тише ты! – шикнул Бонифацкий, зажимая пальцем микрофон.

– Чего ты его сцишь?

– Ты не один? – насторожился из Киева Винтарь.

– С чего ты взял, Леня? – несколько нервозно спросил Боник.

– А вроде баба болтает?

– Телевизор.

– А… – ответ навряд ли удовлетворил Витрякова, но сейчас ему было не до выяснения подробностей.

«Поразительная чувствительность, – содрогнулся Бонифацкий, – можно подумать, у него видеофон под рукой. «Или, точнее, перед носом».

– Слушай, Вацик, тут полный пипец! Этот Поришайло, сука, по беспределу на нас накатил. Такое, б-дь на х… устроил! Смерть, б-дь на х… мухам! Ты понял?!

– Что стряслось?

– Что стряслось?! – переспросил Витряков, и его голос задрожал от бешенства. – Я тебе скажу, б-дь на х… что! Я вчера с твоими гавриками перебазарил…

– С Павлом Ивановичем?

– И с ним тоже, б-дь. Он нам своих пацанов прислал.

– Из конторы?

– Нет, б-дь на х… из балета. – Витряков сцедил слюну через зубы. Боник так не умел. И вообще никогда не пробовал.

– Поехали мы сегодня на точку…

– На ликероводочный склад? – уточнил Вацик.

– Ну. – Витряков замолк, заново переваривая пережитое.

– Я слушаю, Леня.

– Я, б-дь на х… счастлив, что ты слушаешь. После склада я с фазаном этим сраным стрелу, б-дь, забил. В одиннадцать утра.

– С Артемом, в смысле?

– Нет, б-дь, с папой римским. А он, шкура, видать нас еще от гостиницы пас. И когда мы на стрелу через сраный лес перлись, они нам, б-дь, такую прочуханку устроили! Конкретную, б-дь! Ебическая сила! Ты, б-дь на х… слушаешь, или нет?!

– Слушаю, – сказал Боник. А что было еще говорить?

– Сучары! Шкуры! – Витряков сорвался на крик. – Из автоматов посекли. Помидора замочили. Кашкету граблю зацепило. Мы с Филей в норме, а всех твоих эСБэУшников к драной бабке, в капусту! Ты слушаешь, Боник?

– Да, – кивнул Бонифацкий, и одернул Юлькину руку, устроившуюся было на пенисе. – Не сейчас!

– Фи! Противный.

– Умолкни!

– Чего ты там говоришь? Не понял?!

– Это телевизор. Возвращайтесь в Ялту, Леня.

– Я этого, б-дь, Поришайлу, в очко трахну… Это, б-дь на х… война.

– Да, – кивнул Боник. Это война. Но танцевать мы будем отсюда. Мы их в Пионерске припрем. Кто у тебя остался?

– Филя, Кашкет и Кинг-Конг.

– Слушай, Леня. Надо бы, чтобы Павел Иванович по своим каналам прояснил, на какие силовые структуры опирается этот Поришайло.

– А? Не понял? О чем ты говоришь?

– Я говорю, что бы Павел Иванович…

– Слушай, Вацик. У меня с утра в балде звенит! Не слышу, б-дь на х… ни хрена. Сам ему позвони.

– Хорошо. Тогда возвращайтесь.

– Слышишь, Вацик! И еще скажи своему Павлу, как будешь базарить, чтобы на нас его эСБэУшников не повесили. Мы их и пальцем не трогали.

– Я позвоню. Не повесят. Сегодня же выезжайте.

– Хорошо.

– Сегодня в «Боцмане» зажигают, – сказала Юля, когда Боник нажал отбой. – Поехали, папочка. Оторвемся. А потом трахнемся.

– Не называй меня папочкой! – рявкнул Боник, и вышел, грохнув дверью.

* * *

суббота, после обеда


Из лесу приятели вернулись к Атасову. Андрей сразу засел за телефон. Дома раз за разом срабатывал автоответчик.

– Да что она, звук выключила, что ли?

– Что-то не так, Андрюша? – Армеец устроился на краешке тумбочки.

– Кристина куда-то запропастилась…

Он рассказал Эдику все как есть, чувствуя облегчение от того, что часть тревоги передалась приятелю. Хоть она никогда не делится поровну. Но, Армеец хотя бы умел слушать.

– В-вчера не встретил? – переспросил Эдик. – Так, может, она еще в больнице?

– Я там был вчера. – Пустая палата Кристины до сих пор стояла перед глазами.

К ним подошел Атасов:

– Ты, Бандура, наговорился? Освободи линию! Позвонить надо.

– Мне надо съездить домой, – Андрей накинул куртку. – Может, телефон не работает?

– Ты сообщение о-оставил?

– А как же. Четыре раза подряд. Мол, где я и что. Перезвони.

– Давай вместе прокатимся, – неожиданно предложил Армеец. – Вдвоем веселее. Если ты не п-против.

Андрей был «за». На душе лежал камень, который вдвоем нести легче. Так ему, по крайней мере, казалось.

– Спасибо, дружище.

Предупредив Атасова, они вышли на улицу и уселись в машину Эдика.

* * *

Квартира на бульваре Ивана Лепсе хранила тысячу ее следов. Пол был чисто подметен, посуда вымыта и расставлена по полкам. На двери холодильника Андрей обнаружил записку, сделанную Кристиной на оторванном уголке «Экспресс-объявы», и прикрепленную при помощи миниатюрного магнита:

Андрюшенька, зайчик. Суп с фрикадельками в кастрюльке, тушеное мясо и гарнир – в гусятнице. Кисель я перелила в банку. Приедешь раньше меня, разогревай и кушай. Я скоро буду.

Твоя Кристина.

Андрей распахнул дверцу. В полном соответствии записке кастрюля, казанок и кисель в банке стояли, как «Богатыри» с картины Васнецова.[117] Сердце Андрея сжалось. От любви, от нежности и благодарности. И от очень нехорошего предчувствия…

Проскользнула нелепая мысль, что Кристину он больше не увидит.

«Ты когда в больнице-то был?»

«Ну, пару дней назад…»

«Вот, значит, и попрощался. И записка – это последнее „Прости“, имей в виду».

«Ой, непохоже», – попытался улыбнуться Андрей.

«А похожие только в сериалах пишут».

– Ерунда! – сказал Бандура, и замотал головой как конь, которого замучила мошкара.

– Ты о чем? – удивился Армеец. – Что не так? Еды полно. На роту, а то и батальон наготовлено. Ч-чего, спрашивается, нос вешать?

«Все, все не так!», – захотелось крикнуть Андрею, но он сдержался, не крикнул.

– В-вышла куда-то, – предположил Эдик. – В магазин, например.

На ум Андрею незвано пришли слова, посвященные Лозой Высоцкому:


Наливай еще по одному,
Ведь он не вышел, он совсем ушел.
Выпьем, чтобы там ему
Было хорошо.

– Да что с-стряслось? – недоумевал Эдик.

Андрей снова открыл холодильник, потрогал ладонями никелированную гладь кастрюли и шершавый чугун казанка. Обе емкости давно остыли. Тепло газовой конфорки растаяло, как и тепло женских рук. Андреем все сильнее овладевало предчувствие надвигающейся (дай Бог, чтобы не свершившейся) беды. Бандура не мог судить, откуда пришло это чувство. Из сердца, или какого-то темного этажа подсознания, где сигнальные лампы зажигаются не по приказу разума. Предчувствие было могущественно, и не утруждало себя доказательствами. Андрей откуда-то знал, вот и все. Шестому чувству чужда логика. Как и ужасу, выгоняющему солдата из окопа задолго до того, как душераздирающий вой шального снаряда разорвет безмятежную тишину. Возможно, ответ известен волкам, чующим приближение «стрекоз», взлетающих, по словам поэта, «…с протухшей реки».[118] Но волки не умеют говорить.

Андрей заглянул в комнату. Кровать была аккуратно застелена, хотя это ни о чем не говорило. Кристина, позволявшая себе чисто королевскую безалаберность дома на Оболони, где за ней в качестве говорящего пылесоса прибирал Вась-Вась, в квартире Андрея превратилась в по-немецки педантичную аккуратистку. Исправно махала веником, мыла, стирала и гладила. А кровать застилала так, что самый вредный армейский сержант пяти копеек бы не вставил.

– Не ночевала она тут, – упавшим голосом сообщил Андрей, трогая пушистый плед ладонями.

– Да с чего ты в-взял? – забеспокоился Эдик. – Андрюша! Да что с тобой творится?

– Поехали в больницу, Армеец!

Эдик опомниться не успел, как сидел на месте пассажира. Андрей гнал машину на Татарку, не реагируя ни на знаки со светофорами, ни на протестующие сигналы, сыпавшиеся по их адресу отовсюду.

Глава 15

ПОНЕДЕЛЬНИК НАЧИНАЕТСЯ В СУББОТУ

суббота, 5-е марта 1994 года


Поздним утром Милу Сергеевну выудил из постели телефонный звонок Украинского. Голос полковника был чрезвычайно взволнованным. И Мила, спросонья, подумала, что либо Витряков с подельщиками схвачен, либо выкинул нечто из ряда вон выходящее. Например, взорвал памятник гетману Хмельницкому, причем вместе со зданием городского УВД.

– Что случилось?! – спросила Мила, шатаясь с трубкой из стороны в сторону.

– Много чего! – сказал полковник.

– Так рассказывайте, Сергей Михайлович.

– Да я и не знаю, с чего начать, – чистосердечно признался Украинский. – Тут столько всего навалилось.

– Начните сначала, – посоветовала Мила. Полковник хмыкнул. Оба на секунду вспомнили незабвенного Леонида Ильича.

– И то правда. Вы склад ликероводочный в Святошино помните, Мила? Тот, что Ледовому принадлежал?

– Конечно, – кивнула госпожа Кларчук. – «Его позже Поришайло под себя подмял».

– Так вот. Сегодня утром на него наехали бандиты. Судя по кое-каким данным, ваш Витряков постарался. Со товарищи.

– Он такой же мой, как и ваш! – парировала госпожа Кларчук.

– Согласен, – согласился Украинский. – Нервы, Мила. Извините уж. Этот ублюдок со шрамами сторожу в живот выстрелил. Тот, понимаете, буром на него попер, а этот, значит, не долго думая, за ствол, и в пузо. Еле до реанимации довезли. А там, как говорится, как Бог пошлет. Если медики не подкачают.

– Узнаю подчерк Филимонова, – пробормотала Мила еле слышно.

– Кладовщику голову размозжили. Тоже, понимаешь, в госпиталь пришлось доставлять.

– Я вас предупреждала, Сергей Михайлович. Они на пустые угрозы не размениваются.

– Это бы все ничего… Хотя, продукцию, конечно, перепортили. А потом еще и подожгли, наглецы. А там, понимаете, на миллионы. М-да, Мила. Вот вам и Огнемет.

Пока Украинский перечислял убытки по складу, Мила размышляла о причинах наезда на базу. «Навряд ли таким образом они добираются до меня. Скорее, здесь что-то еще. Тогда, вполне вероятно, что встреча под банком была случайностью. Хотелось бы надеяться. В любом случае, теперь Артему Павловичу так и эдак подключаться. Ну, что же, очень хорошо».

Предположение госпожи Кларчук подтвердилось через пару минут.

– Как вы понимаете, Артем Павлович вне себя. Давно его таким не видел.

«Могу себе это представить». – Надеюсь, я теперь вне подозрений?

– Да, – сказал Украинский. – Похоже, что дело не в вас. Или, не только в вас, я бы сказал.

– Спасибо, Сергей Михайлович, – госпожа Кларчук не потрудилась завуалировать сарказм.

– В любом случае, все гораздо сложнее, чем представлялось вчера. Сегодня утром Артему Павловичу, так сказать, набили стрелу. Прямо как во времена бандита Ледового.

– Кто? – изумилась Мила. Это и вправду было из ряда вон.

– Ваш Леня Витряков.

– Ого! – сказала Мила.

– М-да, – подтвердил Украинский. – Действуют, так сказать, с размахом. Артем Павлович ни на какую встречу ехать, конечно же, не собирался, но попросил меня разобраться. Подключить ребят из спецназа МВД. Я так и сделал, Мила. Я так и сделал.