Зурабян Гарри. Джума

   - Так, мать, ладно, - засмущался Борис Ильич. - Подумаешь, процедурную сестру за задницу ущипнул. Тоже мне, нашла сексуального маньяка!
   Серафима Павловна только покачала головой и вышла.
   С минуту пациент и гости приглядывались друг к другу. Потом Ерофей пододвинул два стула к тумбочке, быстро и ловко разложил на ней привезенные гостинцы и сноровисто разлил по стопкам жидкость из бутылки. Поднял свою:
   - Ну, Боря, за тебя. Поперед меня решил? А вот шиш тебе с маком! Нам с тобой еще не один год на роду написано в "сторожах" ходить. Так что, и думать не смей! - посмотрел многозначительно и повторил: - За тебя, Борис!
   Выпив, немного закусили. Наконец, Гурьянов решился начать разговор, из-за которого и приехал.
   - Прости, Боря, напарника я свого не представил. Имя его, вроде, самое подходящее - Иван Васильевич, - улыбнулся Ерофей Данилович. - Человек он надежный. Его Амур вдоль и поперек давеча "обмерил". От, холера! - махнул рукой в сердцах. - Чуть было хороших мужиков не порешил мне. Я и сам их проверил, - заметил со значением, никак не отреагировав на удивленный взгляд, брошенный на него при этих словах вторым посетителем. - И к нашему делу касательство имеет - ближе некуда.
   - У меня на днях Малышев был, - хмуро перебил Гурьянова Стукаленко. Думал, конец пришел мне, Ерофей. За тобой послал, а ты, как в воду канул. Это потом мне сказали: на Оленгуй, мол, подался.
   - Рассказал? - спокойно спросил Ерофей.
   Стукаленко кивнул:
   - А куда деваться было? Тебя нет, девка эта, "с косой", в дверях стоит и подмигивает: давай, мол, мин херц, пора... А до меня дошли слухи, что к "Джуме" кое-кто руки протянул. Малышев так или иначе докопался бы, продолжал оправдываться Борис Ильич. - Слухи идут, вокруг Белоярска канитель закрутилась. Вот я и подумал, не поспеем мы с тобой и такое начнется... - Он виновато опутил глаза: - Я ему и про "Язона" сказал.
   - И про...
   - Нет! - тут же вскинул голову Стукаленко. - Это пострашнее "Джумы" будет. Узнай он все, не знаю, как и повел бы себя. Я ему только про "Язона" сказал, о "факторе Язон" вообще не упоминал, - он метнул быстрый, настороженный взгляд на второго посетителя.
   - Значит, Малышев знает, - задумчиво проговорил Ерофей.
   - Кто такой Малышев? - подал голос Иван Васильевич.
   - Роман Иванович Малышев - начальник Управления госбезопасности Белоярска, - ответил Стукаленко.
   - Ему можно доверять?
   - Можно. Он в этой "карусели" двух людей своих потерял. Если кому и верить, так ему.
   - Я, Борис Ильич, после всего, что произошло, никому не верю. А то, что рассказал Ерофей Данилович, так вообще в рамки здравого смысла не укладывается. Потому и приехал к вам, поймите меня правильно. Вся эта история, скорее, на жуткий вымысел похожа, чем на правду.
   - Ерофей, - Стукаленко замялся, а потом решился: - есть в этом деле еще одно очень нехорошее обстоятельство...
   - Говори, - понял его нерешительность Гурьянов, - сказал же: надежный человек. - И со значением добавил: - Видал? Живой и невредимый, а поболе двух суток прошло.
   - Так он... - Борис Ильич замолчал и со страхом, смешанным с долей восхищения и уважения, уставился на посетителя.
   - Вот эдак, Борис, - подтвердил его догадку Ерофей. - Он со своими хлопцами, в аккурат, к самым ящикам и приперся. Задание ему, вишь, такое дали. Так мало энтого, он, Иван Васильич значится, исхитрился ишо и чашку Петри расколошматить! Ну тут уж я не доглядел. Они как в штольню-то вперлись, у меня сразу звоночек сработал; я, значится, и поспешил. Да Амур меня упредил: чуть мужиков на опояски не порвал! Покуда разбирались - что да как, я тебе уж признаюсь, Боря, чуть сам не прихворнул: шутка ли чужаков полный дом, да мало энтого, все, как один, можно сказать, "Джумки" по самое горло наглотались... Ну, как видишь, сдюжили! Значится, стоящие хлопцы.
   - Тогда скажу, - согласился Стукаленко, продолжая глядеть на посетителя. - В Черном яру не только за золотом охота началась. На нем спецслужбы "засветились".
   - Чьи? - быстро спросил Васильевич.
   - Не знаю, - честно признался Борис Ильич. И, спустя минуту, добавил:
   - Вам бы, хлопцы, с Малышевым встретиться, информацией обменяться. Чует мое сердце, опоздать можем. Как бы беда не случилась. А, Ерофей Данилыч? - и он с надеждой заглянул в глаза Гурьянову.
   Тот молча разлил настойку по привезенным стопкам. Поднял свою, задумчиво глянул на свет. Она отливала насыщенным бордовым светом. Внезапно перед взором мелькнул разрастающийся ввысь и в стороны громадный, мерцающий огненно-красными и черными всполохами, гриб. Он жадно всасывал в себя комья земли, обломки деревьев и зданий, людей и животных. Рос и тучнел буквально на глазах. И вдруг от него пошла, набирая скорость, сжатая до упора, тугая, раскаленная стена воздуха. На миг Гурьянову показалось, что он почувствовал на лице ее обжигающее, испепеляющее дыхание и дернулся, пролив несколько капель на руку.
   - Прости меня, Господи... - прошептал онемевшими губами, безумным взглядом обводя притихших собеседников. Тряхнул головой, отгоняя кошмарное видение и несколько раз глубоко вдохнул. - Привидятся же, Господи прости, страсти...
   - Что с тобой? - с тревогой спросил Стукаленко.
   - Будя, - махнул рукой Ерофей. - Нынче выпьем, чтоб Господь Бог Россию-матушку не оставил, да разума нас не лишил.
   Молча выпили.
   - Теперича, мужики, пора итог подвести. - Глянул строго: - Кумекаю я, сколь же нас осталось-то? Хватит ли силенок золото уберечь? Малышев, оно понятно, сильная подмога. А с другого боку... Ну, как зачнет по инстанциям докладывать да совета просить? От таких сообщений у кого хошь мозги набекрень съедут. Понабегут разные "радетели", можем и не отбиться. - Он глянул на сидевшего рядом мужчину: - Как считаешь, Иоанн Васильевич?
   - Смотря сколько набежит, - неопределенно пожал тот плечами, но в глазах заплясали хитрые искорки. - С воздушно-десантной дивизией, ясное дело, тяжеловато будет, но ее, скорее всего, на нас и не натравят. Я так понимаю: лишние рты нашим "кладоискателям" ни к чему. Значит, попытаются вызвать "спецов". Придумают задачку об "условном противнике" или "диверсантах", или еще лучше - "сбежавших из колонии рецедивистах", естественно: "особо опасных". И по одному нас "отщелкают".
   Надо что-то придумать, чтобы их с толку сбить. - Он поморщился: Откровенно говоря, не хотелось бы мне с Малышевым встречаться. Честно признаюсь: не люблю "конторских". Вы уж меня, мужики, извините ради Бога, я, вроде, и сам всю жизнь не в белых перчатках проходил, но такое учудить с этим золотом, с чумой... Это ж как свой народ "любить" надо, чтобы на такую бочку пороховую посадить!
   - Народ... - фыркнул негодующе Борис Ильич. - Да ты погляди кругом, с какой радостью он нынче на эту бочку лезет! Не протолкнешься! Кто сейчас царь и Бог в Державе? Доллары! Ну нажремся мы их, набьем брюхо и карманы. Дальше что?!! - Он, побагровев, приподнялся и продолжал: - Все одно: всем два на полтора отмеряно, один костюмчик и пара штиблет. Детишкам и внучатам нажитое оставить? Дак это еще как посмотреть - что именно оставляешь. Если на чужих слезах и крови богатство распухло, так эти самые слезы и кровь вместе с богастством и перейдут "по наследству". А ты - "народ", "бочка пороховая"...
   - Неужели все так безнадежно? - усмехнулся напарник Ерофея.
   - Почему безнадежно? - искренне удивился Стукаленко. - Народ не человек, он в "безнадежном состоянии" никогда не будет. Память отшибет это бывает. Но временно. Временно! - повторил веско. - Вот Америка силу нынче набирает. Допустим, согнет она нас в баранний рог. Мы-то полежим, отойдем со временем, встанем, отряхнемся и по новой за свое примемся. Недаром "Ваньку-встаньку" наш народ придумал. А у нее врага-то не останется, нового искать придется. Найдет - нам же лучше. Пока они друг другу морды "чистить" будут, мы под эту драку за "мировое господство" и поднимемся. За нашу историю, дорогой товарищ Иоанн Васильевич, кого только под стенами Кремля не перебывало. И где они все?
   Америка - молодая пока что, ей силу девать некуда. Вот она, как пьяный фраер на танцплощадке, всех и цепляет. И пусть. Начиталась, блаженная, Толстого, Достоевского, Чехова и думает, что все про нас узнала, поняла и сделала выводы. А вот шиш там! Эти трое классиков только душу нашего народа раскрыли. Но у него еще и характер есть. И вот его-то, что называется, не в бровь, а в глаз уже другой товарищ расписал. В самую точку попал!
   Ерофей и Иван Васильевич улыбнулись, догадавшись из всего раннее сказанного Стукаленко, кто именно метко и правдиво раскрыл сущность русского народа.
   - Вот то-то и оно, - подвел итог Борис Ильич. - Золото это нам еще пригодится, мужики. Сберечь его обязательно надо для России. Из меня теперь помощник вам никудышний, но всем, чем могу, помогу. Наливай, Ерофей! Под нее, родимую, глядишь и надумаем что путнее...
   Глава двенадцатая
   Лариса Комарова жила в нескольких минутах ходьбы от работы. После смерти бабушки она переехала в ее дом, построенный еще до войны, но до сих пор крепкий, с просторными верандой, кухней и тремя светлыми комнатами. Родители, оставшиеся в двухкомнатной квартире, изредка навещали дочь, не слишком обременяя ее своим присутствием, справедливо полагая, что так ей гораздо легче будет устроить личную жизнь. Лариса не просто любила этот уютный дом, с маленьким садиком и окнами, выходящими в тихий переулок, она его обожала.
   Ей нравилась старая, довоенная мебель, кружевные, плетенные бабушкой, салфетки и ею же вышитые крестиком картины, всевозможные безделушки, стоящие на буфете и этажерках, домотканные, вязанные вручную, половики. Переехав, Лариса ничего не поменяла, забрав из квартиры родителей только книги, магнитофон и переносной телевизор.
   В гостях у нее перебывали все сотрудники нейрохирургического отделения во главе с Артемьевым, которого они любили и боготворили, иронично называя между собой "мил человек". Нередко дни рождения, юбилеи и праздники справляли именно у нее. Затарившись продуктами, вваливались веселой, шумной компанией, раздвигали большой, круглый, необъятных размеров, стол и торжественно открывали очередной "капустник".
   Собирались ни ради еды и выпивки, а потому что чувствовали потребность отдохнуть душой от скорбных и печальных будней больницы. Однако за последние год-два такие посиделки случались все реже. Страну неумолимо накрывали предзакатные сумерки, а жизнь все больше стала напоминать узловую станцию образца смутного времени, с его коронным девизом: "Хватай мешки, вокзал отходит!"
   В жизни самой Ларисы, правда, никаких особых перемен не предвиделось. Два бурно начавшихся романа постепенно и безболезненно сошли на нет. Хотя нельзя сказать, что она была обделена вниманием мужчин. Небольшого роста, склонная к полноте, сероглазая шатенка, с ямочками на щеках, она слыла веселой, доброй хохотушкой. Внешность Ларисы вряд ли подпадала под определение "красавица", но внутренняя чистота и обаяние делали ее привлекательной именно в силу этого. На нее засматривались, за ней пытались ухаживать. Но дальше легкого флирта отношения она, как правило, не развивала. После неудачно закончившихся романов решила, что довольно размениваться на сиюминутные радости и пришло время всерьез подумать если не о семье, то хотя бы о ребенке. Ей было двадцать восемь лет, однако выглядела она, несмотря на полноту, несколько моложе.
   В это утро, собираясь на работу, она, по устоявшейся годами привычке, встала пораньше. Зябко кутаясь в теплый халат, выглянула в окно. На улице шел дождь. Поставив на плиту чайник, Лариса прошла в ванную. После переезда родители помогли провести ей в дом воду и отопление. Она умылась и, вытираясь, мельком бросила взгляд в зеркало.
   "Да, Лариса Ляксевна, стареете... - подумала, улыбнувшись. - Много спите, много едите, много мечтаете. Не пора ли встряхнуться? А с кем? - Она вздохнула: - Был претендент да сплыл. Хотя, какой он претендент? Все фантазии ваши, Лариса Ляксевна. Это я на нем зациклилась, а он и в глаза меня не видел. А если бы увидел? - Она повертела головой из стороны в сторону: - Не-а, не то пальто... Кто же его увез? Так, хватит!" - приказала себе и, выйдя из ванны, пошла в кухню готовить завтрак.
   Открыв холодильник, придирчиво оглядела продукты.
   - Надо худеть, - проговорила вполголоса, доставая пакет с кефиром. Взвесив в руке, поморщилась и вернула его на место, задвигая подальше вглубь холодильника: - Вот кому надо, пусть и худеют. А Баба-яга против! И Лариса решительно протянула руку к кастрюльке с любимыми макаронами и рыбными котлетами.
   Спустя время, раскрыв зонт, она уже выходила за ворота. Недалеко от ее дома стояла машина. "К кому это?" - подумала отстраненно, проходя мимо и перескакивая через лужи. Она прошла чуть вперед, но потом остановилась и обернулась. Что-то в этой машине ее насторожило. "Там кто-то был внутри, пронеслась мимолетная мысль. - Нет, наверное показалось. А вдруг водителю плохо стало?". Она вернулась и, неловко держа зонт, наклонилась, вглядываясь сквозь залитое струями дождя, стекло. На двух передних сиденьях действительно кто-то лежал в неудобной, скрюченной позе. Лариса нерешительно постучала по стеклу.
   - Эй, - позвала негромко. - Вы - живой?
   Видя , что на стук нет никакой реакции, дернула дверцу на себя и та открылась. Человек мгновенно проснулся, выпрямляясь, подобно тонкому лезвию шпаги, и оказался с ней лицом к лицу. Его движение было настолько стремительным, выверенным и неожиданным, что Лариса инстинктивно отшатнулась, чувствуя, как ее неудержимо повело назад и она вот-вот рухнет на спину. Он успел выскочить и подхватить ее в последний момент. Даже свозь плотную ткань теплого плаща она ощутила мертвую хватку сильных, как тиски, пальцев. И перевела ошеломленый взгляд на его лицо.
   - Сережа?!! - только и смогла выдавить она потрясенно, впав в транс.
   - Меня зовут Лейтенант, - как-будто издалека услышала его голос Лариса.
   В ушах еще стоял звон, но она начала приходить в себя. Окончательно очнувшись, тихо произнесла:
   - Сережа, тебя все ищут.
   Он глянул подозрительно:
   - Кто ты?
   - Лариса. Комарова... - смутилась она под его взглядом.
   - Тебя кто прислал? - он крепче сдавил ей руки.
   Она попыталась освободиться, все больше нервничая и пугаясь:
   - Сережа, - пролепетала неуверенно, - меня никто не присылал. Отпусти меня, пожалуйста, я все тебе объясню.
   Он слегка ослабил хватку, но рук ее не выпустил. Мелкий, секущий дождь заливал их, за несколько минут полностью промочив одежду. Она дрожала от холода, но ему, видимо, данное обстоятельство не причиняло совершенно никаких неудобств.
   - Сережа, пойдем в дом, - взмолилась она, чуть не плача.
   - В твоем доме засада, - ответил он и она вдруг увидела в его глазах постепенно закипающую ярость.
   Лариса затравленно оглянулась, намереваясь криком позвать на помощь, но он отпустил ее, проговорив решительно и четко:
   - Я убью их.
   Наконец, до нее дошло, что он абсолютно не соображает, где и с кем находится. Осторожно взяв за руку, она слегка подтолкнула его к дому:
   - Конечно, Сереженька, конечно. Ты их всех убьешь. Они все сейчас получат по полной программе. Ты им покажешь, родной, чтобы впредь не устраивали засады...
   Приговаривая, Лариса завела его в дом, поразившись, насколько быстро в нем идет трансформация чувств и настроений. Только что перед ней стоял не человек, а готовая "машина-убийца", но не прошло и пяти минут, как вместо этого - послушный, спокойный и инфантильный ребенок. Она усадила его на веранде, сняла обувь, быстро скинула с себя мокрую одежду и провела его в комнату. При этом ни на минуту не умолкая, стараясь говорить ласково и вкладывая в интонации максимум нежности и любви.
   Он с недоумением остановился посередине комнаты, медленно обводя взглядом обстановку.
   - Сережа, - негромко позвала Лариса, - тебе необходимо лечь в постель. Раздеться и лечь, иначе можешь подхватить пневмонию. В твоем положении это равносильно смерти. Ну, пожалуйста...
   - Да, - ответил он, кивнув. - Равносильно смерти...
   Она подошла и стала снимать с него одежду, стараясь не встречаться взглядом:
   - Я принесу тебе папины рубашку и штаны. По росту - подойдет, а по ширине - немного великовато, но это и хорошо - свободнее будет. Вещи твои я по батареям раскидаю, к вечеру все высохнет. И обязательно откормлю тебя. Посмотри, как ты осунулся и похудел. А этот шрам обработать надо. Где ты так звезданулся? - без умолку тараторила она, расстегивая последнюю пуговицу на рубашке и разводя ее полы в стороны. - Сейчас уложу тебя и... О, Господи! - невольно вскрикнула она, отступив на шаг, и замерла. Потом заглянула ему в лицо: - Откуда у тебя эт-т-то? - спросила заикаясь и с ужасом глядя на страшные шрамы на его теле.
   На нее в упор смотрел незнакомый человек, с глазами цвета выжженной дотла земли...
   Глава тринадцатая
   Малышев и Казанцев, в конечном итоге забравший заявление, сидели вдвоем в кабинете, подводя итоги.
   - Как Астахов себя чувствует? - задал первый вопрос Роман Иванович.
   Геннадий открыл принесенную с собой папку, но не заглядывая в нее, начал докладывать:
   - Понемногу приходит в себя. Мы поместили его в закрытом пансионате. Рядом с ним постоянно дежурят наши сотрудники. У него, оказывается, склонность к "побегам" выявилась. Удирает из палаты, а потом говорит, что ничего не помнит. Последний раз в дождь удрал. Наши врачи говорят, что с головой у него действительно не все в порядке. Предполагают даже эпилепсию, как осложнение после сильной контузии. Вообщем, говорить о выздоровлении не приходится, хотя он и получает достаточно интенсивную терапию и в полном объеме. Наталья Род..., то есть, Артемьева к нему рвется, задергала всех дежурных, ничего слышать не хочет.
   - Решим этот вопрос потом. Что дали его первые показания?
   - Упорно настаивает на версии безобидного ученого-историка. Проверку мы продолжаем. У него действительно была контузия. Кроме того, пришел, наконец, ответ из Министерства обороны. Получено его личное дело. На первый взгляд, косвенно все его показания подтверждаются, но ведется поиск реальных людей, способных опознать его. Родственников, оставшихся в живых, у Астахова нет. Материалы по ранним годам жизни, как вы знаете, погибли во время землетрясения. Ведем проверку по сокурсникам и одногруппникам Астахова в годы его учебы в университете.
   - Сослуживцы по Афганистану? - спросил Малышев.
   - Здесь есть некоторые сложности. Дело в том, что в Афганистане Астахов был задействован в нескольких спецоперациях, которые проводило ГРУ.
   - Ученый-историк? - недоверчиво заметил Малышев.
   - Он, своего рода, уникум, - улыбнулся Геннадий Борисович. Досконально знает культуру, жизнь, быт, традиции ирано-таджикских народностей, не говоря уже о языках и диалектах. Помимо этого, прекрасно владеет приемами рукопашного боя, метко стреляет.
   - Ни дать, ни взять - Индиана Джонс. Однако, по меньшей мере, странные увлечения для ученого, - усмехнулся, покачав головой, Роман Иванович. - Он, кстати, как-то объясняет это?
   - Утверждает, что боевое искусство - неотъемлемая часть вековой истории и традиций народов, издавна населявших этот регион. Хотя, после командировки в Афганистан, Астахов клянется, что в жизни больше оружие в руки не возьмет. Насмотрелся, мол, и на вековые, и на сегодняшние "традиции".
   - "Рукопашник", стрелок, прошел Афган, а не смог сгруппироваться и на льду удержаться, - задумчиво заметил Малышев.
   - Бывает, - дипломатично обронил Казанцев.
   - Геннадий Борисович, а на ваш, личный, взгляд, что представляет из себя Астахов?
   Казанцев немного растерялся и неопределенно пожал плечами:
   - Лично я ему верю пятьдесят на пятьдесят. С одной стороны, косвенных подтверждений его показаний - более, чем достаточно. С другой... Мне кажется, он что-то не договаривает. Возможно, это связано с его участием в спецоперациях ГРУ. Но факт остается фактом: мы, практически, до сих пор не имеем в отношении него четкой и правдивой доказательной базы. Возьмите, к примеру, последний эпизод его участия в боевых действиях в ДРА.
   - А что там? - заинтересовался Малышев.
   - Караван, к которому он был временно прикомандирован, формировался из разных подразделений. Люди знали друг друга недостаточно хорошо. Колонна попала в засаду на участке, который давно и успешно контролировался нашими войсками. Но почему-то именно в этот день с "точек" были сняты люди и караван, практически, обрекли на уничтожение. Кто отдал приказ оголить этот участок, до сих пор выяснить не могут. Но и это еще не все.
   Колонна оказалась разгромленной, как говорится, в пух и прах. Однако, душманы отчего-то не спустились, как обычно, за трофеями. Более того, кто-то, опять же неизвестно кто именно, вызвал "вертушки", которые прибыли, на редкость, оперативно. Но в живых, представьте, из всего каравана! осталось только двое - Астахов и еще один парень. К сожалению, следы этого второго, странным образом, затерялись и найти его невозможно. Он проходил лечение во многих госпиталях. Потом из одного его выписали, а в другой он не поступил. Мало того, исчезли все документы на него, - закончил Геннадий, многозначительно посмотрев на Малышева.
   - Каковы же ваши выводы?
   - Слишком много вокруг Астахова невыясненных обстоятельств. Создается впечатление, кто-то целенаправленно убирает свидетелей, которые могли бы его опознать или пролить свет на его личность.
   - Следовательно, вы все-таки подразумеваете, что Астахов - не тот человек, за которого себя выдает?
   - Это покажут результаты наших проверок, - осторожно ответил Казанцев. - Но надо отдать ему должное, держится он безукоризненно. Простите, Роман Иванович, но именно эта безукоризненность меня и смущает.
   Тот понимающе улыбнулся:
   - Что ж, подождем. Теперь, касательно убийства "триумвирата" и "золотого дела". Вы встречались с Иволгиным?
   - Они ведут разработку Родионова и компании. В тесном взаимодействии с нами.
   - Багров не пришел в себя?
   - Врачи вообще не надеются, что он заговорит и будет самостоятельно передвигаться в будущем.
   - Они и с Астаховым тоже самое твердили, - иронично усмехнулся Роман Иванович.
   - К счастью, лежит он не в отделении Артемьева. Его уж точно похищать никто не будет. Не знаю, как насчет "необратимых изменений мозга", но паралич его разбил крепко.
   - Материалы по Полуянову и Карташову собрали?
   - Да. Теперь предстоит выяснить, кто стоит над ними. Передвижения, телефонные контакты всех троих тщательно отслеживаются и фиксируются. На прослушивание поставлена также дача Родионова. А еще есть новости по "Язону".
   - Слушаю, - тут же оживился и насторожился Роман Иванович.
   - В его окружении вчера замечены несколько человек. Мы ведем скрытое наблюдение, но пока, к сожалению, выяснить, кто они и откуда взялись, не смогли.
   - В чем причина?
   Казанцев замялся и озадачено проговорил:
   - Есть основания предполагать, что рядом с "Язоном" в настоящий момент находятся "профи", причем высочайшего класса.
   - Чьего класса? - подавшись вперед, холодно осведомился Малышев. Наши или...
   - Наши, - поспешил успокоить его Геннадий Борисович.
   - Прикрытие?
   - Но ведут себя довольно странно. И я бы сказал... немного нервничают.
   - Еще бы! - не удержался Роман Иванович. - Вот что, Геннадий Борисович, думаю, пора нам переходить к конкретным и радикальным мерам...
   Договорить ему помешал телефонный звонок.
   - Слушаю, - поднял трубку Малышев. Несколько минут он молча выслушивал сообщение, потом приказал: - Немедленно свяжитесь с Завьяловым, он с сегодняшнего дня отозван, и с Иволгиным. Пусть они задействуют своих людей. - Положив трубку, пояснил напряженно следившему за разговором Казанцеву: В переулке Лазо нашли машину, в которой, со слов Рясной, ее с сыном Сотниковой привезли в город. Мы и тут в хвосте оказались! Не смогли блокировать машину после телефонного звонка Рясной на квартиру Сотниковой. Еще и стрельбу устроили... Кстати, она ничего нового не вспомнила?
   - Роман Иванович, я убежден, что она все помнит, но не хочет говорить. Мы пока не настаиваем: все-таки женщина, судя по ее виду, пережила немало. Она почти вся седая. А мальчик перенес сильный психологический шок. Сейчас с ним работает Блюмштейн. Он говорит, что ребенок еще не скоро оправится от пережитого потрясения. Однако, Вера Николаевна категорически отрицает причастность к этой трагедии представителей криминалитета. И что удивительно, не просто отрицает, а всячески старается защищать.
   - Возможно, Геннадий Борисович, у нее имеются на то основания. - Он с досадой сжал кулаки: - Мы все время опаздываем!
   Прозвучал еще один телефонный звонок. Малышев поднял трубку:
   - Минутку... Геннадий Борисович, вы свободны, - обратился он к коллеге. - Продолжайте розыск по Астахову и начинайте вводить в курс дела тех, кто будет задействован в операции "Руно-2". - Затем вернулся к телефону: - Слушаю... Геннадий Борисович! Задержитесь, пожалуйста, - успел крикнуть он уже выходящему Казанцеву.
   Тот нерешительно замер на пороге. Малышев, продолжая слушать, помахал рукой, приглашая его опять в кабинет, одновременно проговорив в трубку:
   - Проводите его ко мне. - Улыбнувшись, посмотрел на коллегу: - Знаете, кто к нам пожаловал? "Язон"...
   Бессонница цвета осенней березы. Ночь накануне...
   Георгий Степанович Артемьев.
   ... Он ждал этой ночи с давно позабытым ощущением долгожданного, выстраданного подарка. Дело было даже не в обычной физической усталости, когда подкашиваются ноги, вялыми становятся движения, помимо воли закрываются глаза, а мозг отказывается работать, исчерпав суточные лимиты умственного и интеллектуального потенциала, не в состоянии не только обрабатывать информацию, но и воспринимать ее.