Бушков Александр Александрович. Стервятник

   — Работаем?
   — Слушай, братан, я ключ потерял... Вожусь вот...
   — А почему — шепотом? — Родион, посветив себе фонариком, узрел, что небольшая сумка, скорее, ящичек из черной пластмассы, набита какими-то непонятными железками. — Это что — набор «Для дома, для семьи»?
   — Хозяин, будь человеком, отпусти душу на покаяние... — тем же быстрым шепотом взмолился пленник. — Сука буду, и близко не покажемся...
   Тщательно охлопав его, Родион извлёк из внутреннего кармана куртки небольшой тяжелый револьвер.
   — Да газовик, газовик... — заторопился пленник. — Забери себе, возьми бабки в кармане — и разойдемся... — Должно быть, он уже сообразил, что Родион ведет себя как-то странно, не орет, поднимая соседей, не торопится бить по голове — и это, по голосу слышно, придало незадачливому домушнику уверенности.
   Спрятав револьвер в карман, Родион преспокойно спросил:
   — Кто это — мы? Где второй? — больно поддел дулом пистолета ноздрю. — Второй где, падло?
   — На улице... В машине.
   — Как его зовут?
   — Вовик...
   — Ну, постой пока, — сказал Родион, положил в сумку оброненный вором инструмент, подхватил ее за ремень и пошел вверх. — Сейчас приду, побазарим...
   В квартире он быстренько сунул «Походный набор юного взломщика» в свою сумку, надел кроссовки, накинул куртку, тщательно запер квартиру и спустился этажом ниже. Негромко сказал:
   — Постой еще бедолага, сейчас тебя распутают... Прежде чем выйти из подъезда, спрятал очки в карман и натянул капюшон с прорезями. Выглянул в щелочку, чуть отведя дверь от себя. Белая «семерка» стояла у самого подъезда, левым боком к нему — вот и отлично... Он даже хихикнул пьяно — хорошее решение проблемы, не придется тачку ловить...
   Выскочив, рванул дверцу и упер водителю дуло.в висок:
   — Тихо, Вовик, руки на руль! Мимолетно удивился сам себе — до того ловко и удачно все получалось... На лету набирался навыка.
   Водитель застыл, как манекен в витрине, боясь вздохнуть.
   — Позвольте представиться — неформальный ОМОН, — сказал Родион весело. — Теперь вылезай, и руки на крышу, а ноги, Вовик, поширше... кина американские смотришь?
   Кроме приличных размеров перочинного ножа, оружия не нашел. Хотел сначала, загнав водителя в подъезд, сесть за руль и преспокойно поехать домой, но тут же передумал, жаль было заканчивать так просто.
   — Дуй в подъезд, Вовик, — сказал он. — Там твой дружок скучает, развяжи ему белы рученьки и возвращайтесь оба...
   — Ты что задумал, резкий? — угрюмо поинтересовался Вовик.
   — Ничего страшного, — сказала Родион. — За то, что своей художественной самодеятельностью мне хорошее дело сорвали, отвезете на хату. Один будет рулить, а другой — анекдотами развлекать... А то смывайся, если хочешь...
   — Тачка-то моя, законная...
   — Тогда не смывайся, — сказал Родион. — Иди, отвязывай, пока соседи в милицию не брякнули...
   «Смелость города берет», — подумал он, в темпе обшаривая бардачок и осматривая сиденья. Ничего огнестрельного там не оказалось. Видимо, машиной этой Вовик владел вполне легально, и своих колес ему стало жалко — оба вышли из подъезда, робко замерли под бетонным навесом.
   — В машину, работнички ножа и топора, — распорядился он, поведя стволом, а сам сел на заднее сиденье. — И чтоб не дергаться мне, а то положу обоих, как бог свят...
   Они сели, то и дело оглядываясь. Вовик не выдержал:
   — Нет, что тебе надо-то? На мозоль наступили, что ли?
   — Говорю, козел, дело мне сорвали своей возней, — сказал Родион, прилагая гигантские усилия, чтобы не расхохотаться во всю глотку. — За такое штраф полагается, так что гони к Маркса и не вздумай дергаться. Быстрей доедешь, быстрей отпущу. А ты сиди, сложив ручки на коленках, как турецкий святой...
   Машина тронулась. Родион зорко следил за ними — ситуация, что ни говори, оставалась опасной. Не стрелять же в них всерьез, в самом-то деле? Хорошо еще, не рыпались, поверив, что столкнулись с кем-то серьезным...
   — Слышь, борзой, — не поворачивая головы, сказал Вовик. — Может, обзовешься? Кто за тебя слово скажет?
   Родион, озадаченно помолчав, нашелся:
   — Сиди, тварь, не зли меня... — внезапно распорядился: — Давай помедленней. Видишь черного? — Левой рукой достал газовик, нажал кнопочку, крутнул пальцем барабан, высыпая патроны на пол машины. Рукояткой вперед протянул его второму, так и оставшемуся для него безымянным. — Вовик, сейчас тормознешь, а ты выскакиваешь и в темпе освобождаешь залетного от всего ценного...
   На обочине одиноко маялся субъект в длинном кожаном плаще, еще издали идентифицированный Родионом как сын Кавказа. Неподалеку светилась окнами гостиница «Шантарск» — должно быть, оттуда и вышел, на свое несчастье рискнув прогуляться по ночному городу...
   Он, ничего не подозревая, поднял руку, останавливая их машину. Безымянный выскочил, издали размахивая револьвером, завопил сердито, должно быть, срывая злость на безвинной дичи:
   — Стоять! Руки вверх!
   Вокруг не было ни души. Безымянный справился быстро, запрыгнул в машину, и Вовик, не мешкая, рванул с места. Родион в зеркальце заднего вида заметил, что ограбленный бестолково топчется, не соображая, кричать ему или бежать куда-то.
   — Ведь номер запомнит, козел... — печально протянул безымянный.
   — Ни черта он не запомнит, — с надеждой сказал Вовик.
   — Отопретесь, дело привычное, — хмыкнул Родион — Давай все сюда.
   — Эй, а в долю?
   — Перебьетесь, — сказал Родион, распихивая по карманам пухлый бумажник, часы на браслете и огромный золотой перстень. — Вы и так мои должники оба, так что не чирикайте...
   ...Велел им остановиться на параллельной улице, он выскочил и, в три прыжка преодолев освещенное пространство, юркнул в проходной двор, услышав за спиной шум уносившейся машины. Содрал капюшон, сунул его в карман и преспокойно направился к дому, словно бы летя над землей. Настроение было распрекраснейшее, хотелось петь — все происходящее в последние дни настолько отличалось от прежнего унылого бытия, переполненного унизительными тревогами, что Родион чувствовал себя заново родившимся.
   Тихо войдя в квартиру и обнаружив свет на кухне, он двинулся туда и узрел Лику, устало жевавшую бутерброд.
   — Явился, гулена? — спросила она тусклым голосом. — Накатался?
   — Ага, — сказал он. — Наработался — спина трещит... — вновь ощутив неудержимый прилив желания, примостился с ней рядом на стуле, властно обхватил одной рукой, положив ладонь на высоко обнаженную ногу. — Дожевывай, и пошли ко мне в комнату.
   — Родик, да что с тобой такое? — спросила она то ли удивленно, то ли с подначкой, но высвобождаться не стала.
   — Настроение прекрасное, — сказал он, запуская руку под халатик. — Пошли, потолкуем за импотенцию...

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Дебютант на прогулке

   Вчерашняя вечерняя прогулка обогатила его на пару миллионов рублей и семьсот долларов. Правда, новенькие доллары показались ему подозрительными — сразу вспомнил все, что читал и слышал о мастерстве «джигитов» в подделке заокеанских бумажек.
   И утром, едва Лика уехала на работу, а дочка ушла в школу, поехал в обменный пункт на Барковского. Сочетание этих двух понятий — имечко на табличке с названием улицы и обменный пункт, где белкой в колесе вращались иностранные денежки, было для того, кто помнил историю Шантарска, весьма пикантным. Героический красный комиссар Барковский как раз трудолюбиво устанавливал в Шантарске Советскую власть, на пару с верной сподвижницей Адой Лебеденко пачками расстреливая купцов и банкиров, пока не попался в руки казакам атамана Терещенко во время знаменитого восстания летом восемнадцатого года. Большевичку Аду казаки хозяйственно использовали в охальных целях, а комиссара, не питая гомосексуальных тенденций, попросту изрубили в капусту. Официальная историография обстоятельства кончины Ады старательно обходила молчанием, однако с падением Советской власти, на сей раз окончательным, писатель-краевед Дмухало опубликовал пикантные воспоминания чудом уцелевшего порученца Терещенко, записанные потаенно на пленку еще в семидесятом году... В общем, красный комиссар сейчас непременно перевернулся бы в гробу под шикарным монументом, увидев торжество буржуазии...
   Чтобы не нарваться на неприятность, он попросил сначала просто проверить подлинность заокеанских сотенных — однако они оказались настоящими, и Родиону их честно обменяли, заставив, правда, предъявить паспорт. Так что на улицу он рышел с пухлым карманом.
   Нет, эта жизнь начинала решительно нравиться...
   — Эй, парень, не ты кошелек потерял? Он оглянулся — и убедился, что обращались именно к нему. Его семимильными шагами догонял сытый молодчик, держа в поднятой руке туго набитый коричневый кошелек.
   Машинально тронув карман, Родион мотнул головой:
   — Да нет, мой при мне...
   — А мне показалось, у тебя выпал... — парень остановился рядом, расстегнул кошелек. — Мама родная, да тут битком... Где ж теперь хозяина искать, улица пустая... — Вид у него вдруг стал осененный, словно у Ньютона после исторического удара яблоком по темечку. — Слушай, давай поделим? Нас тут двое было, ты вроде как бы тоже и нашел... Вон туда зайдем, чтоб народ не смущать... — кивнул он в сторону высокой арки, прорезавшей насквозь высокую шестиэтажку сталинской постройки.
   И тут до Родиона дошло. Об этом фокусе он уже слышал — Вадика как-то пытались облапошить именно таким макаром в прошлом году, он, как человек опытный, отбился и потом делился впечатлениями. Сейчас появится «хозяин» с дружками, начнется хай вселенский, обвинят в краже, и в результате уйдешь с вывернутыми карманами, хорошо еще, если не битый...
   Он дернулся было, собираясь побыстрее увеличить расстояние меж собой и парнем, но спохватился. Новому человеку бежать было как-то стыдно...
   Потому что кобура висела на поясе, под свитером.
   — Пошли, посмотрим... — кивнул он, чувствуя уже ставший привычным прилив азарта.
   Они зашли под арку. Молодчик радостно сопел, вытаскивая из кошелька пачку сложенных пополам купюр:
   — Надо же, повезло, щас посчитаем...
   Родион поверх его плеча смотрел в сторону улицы. Второго акта долго ждать не пришлось — буквально через несколько секунд под арку влетели двое таких же, сыто-кожаных, заорали издали:
   — Эй, орлы, не вы кошелек подняли? Ну точно, потрошат уже, ты посмотри, Серега! Ох, шустрые...
   — Ребята, да вы что? — довольно натуральным тоном откликнулся заманивший сюда Родиона. — Вот мужик мне предложил поделиться, с него и спрашивайте... — и неуловимо быстрым движением успел затолкать кошелек в карман Родионовей куртки.
   — Та-ак, — зловеще протянул «хозяин кошелька». — Ну-ка, выворачивай карманы...
   В следующий миг все трое отпрянули к стене. Родион, отступив на шаг, нехорошо осклабясь, держал их под прицелом. Не сводя с них глаз, отступил еще на пару шагов, чтобы не достали в броске, вытащил обойму и продемонстрировал им так, чтобы увидели боевой патрон:
   — Какие проблемы, земляки? — и сам удивился, как уверенно и небрежно прозвучала реплика.
   — Нет, ты кошелек-то... — по инерции начал один и тут же опасливо замолк, получив от второго локтем в бок.
   — Ты не дергайся, — сказал Родион, вставляя обойму. — У меня патрончик-то в стволе есть, иначе и вынимать обойму не стал бы... Что, молодежь, подрабатываем помаленьку?
   Они угрюмо сгрудились у стены. Случайных свидетелей ожидать не следовало — двор был глухой, на него выходили зады какого-то склада, потому, вероятно, был и выбран для постановки нехитрой пьесы под названием «Как раздевают лохов»...
   Будь это вечером, Родион велел бы им вывернуть карманы и со спокойной совестью прихватил все ценное — но стоял белый день, на улице (одной из центральных) постоянно прогуливались милицейские патрули, так что затягивать игру не стоило, все равно их кошелек лежал у него в кармане.
   — Всего хорошего, ребятки, — сказал он, медленно пятясь под арку. — В следующий раз поумнее выбирайте дурачков...
   Спрятав пистолет, быстро вышел на улицу — и тут же что есть мочи рванул прочь, завернул за угол, они могли опомниться и кинуться вслед... Пробежал проходным двором, снова свернул. Вскоре убедился, что погони нет — и что он стал богаче еще на четыреста с чем-то тысяч. Что ж, сами себя обвели вокруг пальца, он их не просил пихать кошелек ему в карман...
   Хорошо еще, машина осталась довольно далеко и они не смогли заметить номер. Здесь, в центре, была масса улочек с односторонним движением, и проще было пройти до обменного пешком, чем выискивать место для парковки...
   Остановился вдруг, присмотрелся. Нет, никаких галлюцинаций — на лотке у двух симпатичных парней, примостившихся возле газетного киоска, лежали аккуратными рядками большие и маленькие черные пистолеты — «Вальтеры», какие-то стволы помельче...
   Он подошел, всмотрелся. «Вальтеры» оказались безобидными духовыми «Кроссманами», зато маленькие — настоящие газовики, Лика раньше носила такой, пока не перешла на более престижную в их кругах модель. Газовики прямо на улице, с лотка — даже для Шантарска малость крутовато.
   — Покупай, земляк, — по-свойски обратился к нему, оживившийся коробейник. — Теща поперек что скажет — шмальнешь промеж глаз, чтоб плакала до утра...
   — У меня получше... — рассеянно отозвался он. И тут вдруг наконец-то сообразил, какое оружие выбрать для вендетты. — Слушай, а дробовых патрончиков у тебя не найдется?
   — К чему?
   — Да так, для дела...
   — Нет, я спрашиваю, к какому стволу? — ничуть не удивившись просьбе, уточнил симпатичный парнишка.
   — МЕ-38, только не пистолет, а револьвер.
   — «Лонг» подойдет, я пробовал, — сообщил напарнику его второй парень. — Нормально лонговские входят...
   — А точно! — он, оглядевшись, извлек из внутреннего кармана прозрачную пластиковую коробочку. — Девяносто. Или тебе две надо?
   — Одной хватит! — поразмыслив, сказал Родион. — Дичь не особенно и крупная...
   — Ну, это твое дело, насчет дичи... — торопливо уточнил продавец.
   — Это точно... — рассеянно повторил Родион, расплачиваясь. Сунул коробочку в задний карман и не спеша отошел. В самом деле, не бомбу же подкладывать (где купить бомбу непосвященному человеку?!), да и боевое оружие использовать не стоит — орлы мух не ловят...
   Он совершенно не представлял, чем сейчас заняться. Сиеста выдалась насквозь неожиданная. На заводе в ближайшую пару месяцев делать нечего, стоит завод. Соне звонить, как ни подмывало, не стоило — придется мужественно ждать ее звонка, пусть убедится, что он стоит выше мелочной суеты... Интересно, найдется у нее что-то стоящее?
   Вместо того, чтобы перейти улицу и сесть в машину, он прошел дальше и свернул во дворик, где определенно происходило что-то интересное: там на глазах разбухала толпа, слышались крики и перебранка, в эпицентре, судя по движениям стоявших вокруг, уже хватали друг друга за грудки. Идиотское выражение, подумал онлениво, вразвалочку направляясь туда: «друг друга...» Когда это друг друга хватал за грудки?
   Над головами мелькнула милицейская фуражка, но крики и толкотня не стихли ничуть, наоборот разгорелись с новой силой.
   Приблизившись и достав сигарету, он рассмотрел, что весь сыр-бор кипит вокруг новенького строительного вагончика и могучего КамАЗа, груженного отборным кирпичом — небольшие штабельки в плотной полиэтиленовой пленке. Грузовик возвышался над скандалившими людьми, словно мамонт среди молодых сосенок.
   — Сожгу к херам!
   — Я тебе так сожгу, своих не узнаешь!
   — Что, стрелять будешь? Ну, доставай, что у тебя там! Кирпичом кину, прицелиться не успеешь!
   — Нужен ты больно, стрелять в тебя! По судам затаскаю, зараза!
   — Что, уже и суд купил?
   — А ты видел, что я его покупал? Плюс сто тридцать первая — клевета...
   — И членовредительство не забудь, щас оно будет...
   — Граждане! Граждане! Ну что вы, как вооруженная оппозиция, успокоились живенько... Документы попрошу...
   — Слышь, лейтенант, а тебя тоже купили?
   — Ты иди похмеляйся, горюшко, ты ж здесь и не живешь вовсе...
   Понемногу Родион разобрался в декорациях и персонажах: возле БМВ цвета мокрого асфальта, лет семи-восьми от роду, но ухоженного и производившего кое-какое впечатление на фоне приткнувшихся тут же к тротуару двух «Запорожцев» и синего «Москвича», прижавшись спиной к дверце, стоял мужик лет пятидесяти, в синем тренировочном костюме и кожаной куртке. На него-то и наскакивали все прочие, что делало его чрезвычайно похожим на персонажа бессмертной басни И.А. Крылова «Волк на псарне». Судя по решительно-озверевшему лицу мужичка, так просто сдаваться он не собирался.
   Толпа заорала вовсе уж неразборчиво. Оглядевшись, Родион спросил высокого старичка, державшего на поводке рыжего кудрявенького пуделя:
   — Из-за чего народное возмущение?
   — Из-за гаражей, молодой человек...
   — Так нет здесь никаких гаражей...
   — В том-то и камень преткновения... Видите вон того субъекта с физиономией хозяина жизни? Ршил выстроить тут несколько гаражей, прямо посреди двора, а народонаселение решительно воспротивилось. Вот и заваривается каша... Вообще-то свинство, конечно, единственный пятачок был, где можно и собаку выгулять, и детям поиграть... Видите, уже и кирпич подвез, и вагончик стоит...
   — Слушайте, но ведь есть же закон какой-то...
   — Увы, — сказал старичок с грустной покорностью судьбе. — Есть закон, есть и обходные пути... Вся эта компания имеет честь обитать в нашем же доме. У одного отец — инвалид войны, у другого — жертва сталинских репрессий, у третьего бабушка-ветеран первой обороны Белого Дома... Так что комар носа не подточит — оформлено все на заслуженных родителей, которые к этим гаражам потом и близко не подойдут...
   Родион присмотрелся и прислушался — видимо, все это было чистейшей правдой, милиционер, изучив протянутые хозяином БМВ документы, развел руками и принялся втолковывать толпе, что все бумаги в полном порядке, законных препятствий не имеется, права ветеранов и инвалидов следует соблюдать, а посему лучше всем разойтись. В ответ ему закричали то, что Родион только что слышал от старичка: мол, престарелые отцы-ветераны и за рулем-то не сиживали и в дальнейшем сидеть не собираются... Лейтенант развел руками и грустно-философски возвестил, что закон, увы, в такие тонкости не вдается...
   — И ведь построит, — печально вздохнул старичок.
   — М-да? — сказал Родион, щурясь.
   — Построят, молодой человек...
   — А что сказал бы в такой ситуации Робин Гуд? — бросил Родион весело.
   — Простите?
   — Так, пустяки... — ухмыльнулся он и пошел прочь.
   ...На Каландаришвили ему замахало руками с тротуара целое семейство среднеазиатских людей самого экзотического вида — увидели пустую машину. Он преспокойно проскочил бы мимо — пора кончать с частным извозом, смешно как-то, но с некоторых пор стал смотреть на азиатов чуть иначе, со спокойным интересом охотника.
   Притерся к тротуару. После недолгих переговоров кивнул, в машину к нему уселись живописный старик в полосатом халате и зеленой полосой на чалме, старуха в длинном черном пальто, из-под которого торчал пестрый подол, и двое совсем молодых парней — эти были одеты вполне по-европейски.
   То ли урюк на базар привезли, то ли «беженцы» — недавно в Шантарск нахлынула волна таджиков, тут же принявшихся навязчиво клянчить милостыню на всех углах и ходить по квартирам с душещипательными рассказами. Довольно скоро выяснилось, что никакие это не мусульмане и вообще не таджики, а цыгане племени люли, изгнанные таджиками за непочтение к исламу, но не все еще об этом знали, и сердобольные шантарцы денежки экзотическим беглецам давали охотно. Так что пренебрегать возможными кандидатами в овечки для стрижки не стоило, авось да и пригодится адресок, сумок и чемоданов у них столько, что обязательно позовут подмогнуть...
   Родион украдкой поглядывал на восседавшего рядом с ним старика — картинная личность, спору нет, начинаешь понимать, что такое загадочный восточный взгляд...
   — Торговать приехали? — спросил он непринужденно.
   Старик посмотрел на него, собрал морщины в извиняющуюся улыбку.
   — Дедушка по-русски совсем не говорит, — поторопился утодить один из молодых. — У нас в Джезалаке никто из стариков не говорит, глухое место... Мы в армии были, научились...
   — На базар, значит, приехали?
   — Зачем — на базар? Дедушка здесь муллой будет.
   — А, и точно, закончили мечеть... — сказал Родион, чувствуя себя обманутым в лучших чувствах. — Я почему-то думал, татарина поставят, у нас ведь татары главным образом живут...
   — Дедушка прекрасно татарский знает, — гордо сказал парень. — И узбекский, и фарси. Он — хаджи, это значит...
   — Знаю я, что такое хаджи, — сказал Родион. — Институт как-никак заканчивал, мой юный друг... Не холодно дедушке будет в Сибири?
   Молодой перевел, должно быть, его последние слова — выслушав короткую непонятную для Родиона фразу, старик ответил еще короче.
   — Он говорит — где единоверцы, там всегда тепло.
   — Логично... — проворчал Родион.
   Он все чаще ловил на себе пытливый взгляд седобородого — и больше не стремился завязать разговор, потеряв интерес к пассажирам. Муллу грабить не стоит, церковь, пусть и чужую, надо уважать...
   Его, и точно, попросили помочь с вещами. Отказываться, выходить из роли было как-то неудобно, пришлось добросовестно переть на четвертый этаж два тяжеленных чемодана. Один из молодых достал деньги, но старик вдруг перехватил его руку и горячо заговорил, часто упоминая загадочное слово «джаханнем».
   Молодые — старуха уже скрылась в квартире — вдруг одинаково помертвели лицом. Родион на всякий случай приготовился к неожиданностям. Один переспросил. Старик категорическим тоном произнес еще несколько фраз, повернулся, ушел в квартиру.
   Подавая Родиону деньги, молодой чуть смутился, но тут же поднял глаза:
   — Дедушка говорит, у тебя за спиной джаханнем... по-вашему — ад. Он видит. Он многое пережил и умеет видеть... Говорит, тебе надо переменить жизнь так, чтобы ад от тебя убрал лапы...
   — Это как?
   — Он говорит, сам все понимаешь...
   — Эх ты, а еще в армии был... — хмыкнул Родион, кивнул ему и стал спускаться по лестнице, бормоча весело: — Джаханнем-шакир-чурек... Твое счастье, хаджи, что уважаем мы, Робин Гуды, служителей культа, а то взял бы я тебя на гоп-стоп, пискнуть не успел бы...

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Робин Гуд в жарких объятиях

   Как писал кто-то из классиков, он мчался по улице, задевая прохожих белоснежными крыльями...
   Соня так и не позвонила пока, зато позвонила другая... Сняв трубку, он услышал женский голос, показавшийся сначала незнакомым (он отчего-то плохо узнавал по телефону голоса):
   — Простите, можно Раскатникова?
   — Слушаю, — сказал он, отчаянно пытаясь опознать голос. Чуть не воскликнул: «Соня, ты?», но удержал себя зверским усилием воли.
   И правильно сделал. Женский голос тихо поинтересовался:
   — Нас никто не слышит?
   — Ни одна живая душа, — произнес он весело. — Но секреты родного завода я никаким иностранным разведкам не продам, хоть вы извертитесь, господа шпионы...
   — Вы, как всегда, остроумны, дон Сезар...
   — Ирина?! — возопил он так радостно, что на другом конце провода серебристым колокольчиком зазве нел искренний смех:
   — Ну слава богу, а то я уже решила, что ты, избалованный красавицами, счел все происшедшее рядовым эпизодом и забыл обо мне по извечному мужскому легкомыслию...
   — Ваши подозрения, мадам, беспочвенны и унизительны... В первую очередь для вас, ибо предполагают наличие у вас комплекса неполноценности... Неужели кто-то может вас забыть? — Его бросило в жар, вспомнилось все происшедшее, в цвете, звуке и ощущениях.
   — В таком случае, дон Сезар, вы готовы оседлать мустанга и мчаться к томящейся красавице?
   — Я крепко сомневаюсь, что дон Сезар ездил на мустанге, — сказал Родион. — Но мчаться готов со сверхзвуковой скоростью.
   — Тогда слушай внимательно...
   Через полчаса он подошел к указанному зданию с указанной стороны. Трехэтажный дом из серых бетонных панелей — все окна тщательно зашторены — выглядел непрезентабельно и заброшенно, а уж подъезд, куда он вошел, распахнув некрашеную дверь, и вовсе казался местом, где человеческая нога не ступала последние лет тридцать. Даже пустых бутылок и надписей на стенах не было — правда, не было и толстого слоя пыли, кто-то совсем недавно подметал ступеньки и площадку, где имелась одна-единственная дверь без ручки и каких-либо надписей.
   Стояла абсолютная тишина. Показалось на миг, что он стал жертвой изощренного розыгрыша. Отогнав сии пессимистические мысли, он, как наставляли, протянул руку и дважды надавил на блестящий кружок врезного замка. Замок, и точно, легко поддался большому пальцу, словно огромная кнопка звонка — какой и был.
   Почти сразу же дверь немного приоткрылась, в узкую щель выглянул здоровенный детина в добротном комбинезоне, зелено-буро-сером. Прошив Родиона колючим взглядом, без единого слова распахнул дверь так, чтобы гость мог пройти. Оказавшись внутри, Родион обнаружил, что изнутри прекрасно видна лестничная площадка — сквозь прямоугольное окошко размером с книгу. А снаружи ничего подобного и не заметно, надо же...
   У двери стоял стол с какими-то аппаратами, подмигивавшими разноцветными лампочками. Бормотнув что-то в маленькую черную рацию с напоминавшей кольчатого дождевого червя антенной, верзила сед спиной к нему на вертящийся стул с таким видом, словно Родиона и не существовало в природе. Родиону показалось, что это не пренебрежение, а наоборот, кодекс поведения отлично вышколенного лакея, обязанного ничего не замечать вокруг. Такое было впечатление.