Бушков Александр Александрович. Стервятник

   — Много работы?
   — Выше крыши, — сказал лейтенант постарше. — А зарплату опять задерживают.
   — Что, и у вас? — искренне удивился Родион.
   — А что мы, особые? — хмыкнул лейтенант помоложе. — Наша служба и опасна, и трудна, а зарплата-то как будто невидна...
   Лейтенант постарше, должно быть, свято соблюдавший честь мундира перед посторонним, неодобрительно покосился на младшего напарника, и тот смущенно умолк.
   — У нас последний месяц вообще не платили, — сказал Родион чистую правду.
   — Это где?
   — На «Шантармаше».
   Лейтенант постарше немного оживился:
   — Ну да... У меня жена на «Шантармаше» работает. Наслышан. Слушай, это правда, что вас вообще закрывать собираются?
   — Да ходят такие слухи, — сказал Родион. — Толком никто не знает. Глядишь, и закроют...
   ...Проезжая мимо ресторана «Хуанхэ», он машинально притормозил, но скамейка у остановки, разумеется, была пуста, никто на ней не валялся, и женщины в белом плаще нигде не было видно...
   С тайниками никаких проблем не было — и автомат, и миллионы в пластиковом пакете он оставил в гараже, куда Лика никогда не заглядывала, а ключи имелись только у него. Ну а пистолет, конечно, взял с собой — не мог с ним расстаться.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Пещера благородного разбойника

   Помимо всех прочих достоинств, у импортных телевизоров есть и такое: они чертовски легкие по сравнению с отечественными ящиками, выполненными словно бы из листовой стали.
   Правда, габариты остаются габаритами, тут уж ничего не попишешь. Родион с Вадиком Самсоновым, ухватившись с двух сторон за вырезанные в плотном картоне ручки-отверстия, волокли огромный ящик на девятый этаж — в лифт он не вошел, российские лифты, даже в домах новейшей постройки, но рядовой серии, на такие предметы не рассчитаны. Было не то чтобы тяжело, но неудобно. Раза три останавливались и, малость передохнув, менялись местами.
   — В общем, официальный любовник ничем от официального мужа не отличается, — пропыхтел циничный человек Самсонов. — По дому так же помогать приходится, что неутешительно... Мы где?
   — На шестом вроде бы, — сказал Родион. — К сожалению.
   — Ничего, доплетемся, тестев коньячок оприходуем безжалостно. Не купюру же с него брать — а пуп напрягать совершенно задаром тоже вроде бы негоже...
   — С Наташки получишь, — фыркнул Родион.
   — Так это само собой, и к вознаграждению за труды вроде бы отношения не имеет... Взяли?
   — Взяли, — вздохнул Родион.
   Они подхватили ящик с красивыми фирменными надписями и поволокли дальше, лениво чертыхаясь, скорее по обязанности русского человека, не привыкшего выполнять работу без ритуальных сетований на судьбинушку.
   Самсонову, былому сокурснику и компаньону по иным забавам, имевшим место быть до женитьбы Родиона на Лике (да и потом, что греха таить, иногда по старой памяти случалось всякое), Родион не то чтобы завидовал — скорее, слегка удивлялся капризному норову Фортуны, из двух практически одинаковых заготовок производившей два совершенно разных изделия.
   Вадьке Самсонову не то чтобы все удавалось — просто, как говорится, умел ухватить у жизни. По табели о рангах «Шантармаша» он располагался гораздо ниже Родиона — зато уже три года параллельно с основной работой крутился в одном из множества загадочных кооперативов и прочих акционерных обществ (другой псевдоним — малые предприятия), которыми завод как-то незаметно ухитрился обрасти. А может, и не в одном — во всем, что касалось сих таинственных фирмочек, то ли перепродававших с наценкой шантармашевские холодильники, то ли торговавших неведомо откуда взявшимся спиртом, Вадька сохранял упорное молчание и притворялся, будто не понимает Родионовых намеков насчет готовности примкнуть к строителям капитализма (так что Родион в конце концов, чтобы не унижаться лишний раз, перестал навязываться).
   Правда, никак нельзя сказать, что старый приятель зазнался, — остался совершенно таким же, как в былые годы, своего превосходства никак не выказывал и был, по сути, единственным прежним знакомым Родиона по заводу, кто и до сих пор частенько посещал его четырехкомнатную «сталинку», ставшую Ликиной вотчиной... Лика, правда, его недолюбливала, признаваясь Родиону, что втихомолку питает к Вадьке стойкую классовую ненависть (она-де не только торгует, но и вдобавок производит, а Вадька — перекупщик чистейшей воды, счастливо существующий, не зная гнета давящих на частного производителя налогов). Чем Вадька ничуть не смущался, поддразнивая ее ехидными шуточками, порой балансировавшими на грани светских приличий. Как бы там ни было, Самсон остался чуть ли не единственным, с кем Родион мог спокойно пообщаться за бутылочкой, да и поговорить довольно откровенно. Увы, в последний год встречи стали редки — Вадька пристроился в официальные любовники к дочке Могучего Михея, начальника одного из цехов (по сути, небольшого завода), человека номер два в загадочной сети тех самых фирмочек и ТОО, обсевших «Шантармаш», как лягушки — лужу. Трудно сказать, то ли там был расчет, то ли все сложнее — дочка была девочкой видной, так что, Родион подозревал, произошел один из тех случаев, когда «милому другу» образца 996-го достался счастливый билетик, выгода пополам с удовольствием...
   Достигли, наконец, цели. Взобрались на площадку девятого этажа, выругавшись с облегчением.
   — У тебя ключ-то есть? — спросил Родион.
   — Михеевы хоромы таких пережитков, как ключ, лишены, — отдуваясь, сказал Вадик, показал на блестящую стальную коробочку с дюжиной кнопок, украшавшую стальную дверь. — Тут тебе и ключ, тут тебе и сигнализация... — он вытянул палец, нацелясь им на стальные пупырышки с черными цифрами и буквами. — А вообще, не без юмора мужик. В два восемь семь, в три шесть два... Помнишь этакие цены?
   — Помню смутно, — сказал Родион. — Ну, мы ж с тобой тогда водку не пили, вин в магазинах хватало.
   — А у него тут и портвешок для лакировки, — фыркнул Вадик, нажимая кнопки. — Семь, семь, семь... Не код, а сплошная пропаганда алкоголизма... — и распахнул дверь, бесшумно отворившуюся на хорошо смазанных петлях. — Лигачев бы помер... Томск помнишь?
   — Такие ужасы не забываются, — сказал Родион, подхватывая ящик со своей стороны.
   В восемьдесят первом им пришлось неделю провести в Томске, и при одном воспоминании до сих пор охватывал легонький страх: ни спиртного, ни курева раздобыть было почти невозможно — как в сказке, семь пар железных сапог истопчешь и в очередях наломаешься. С едой, правда, было хорошо, но она-то как раз двух жизнерадостных студентов меньше всего интересовала...
   Втащили. Поставили посреди комнаты, безжалостно ступая кроссовками по синему ковру с мягчайшим ворсом.
   — Дальше уж пусть сам возится, когда вернется, — выдохнул Вадик. — Постоит недельку, ничего с ним не сделается... Пошли искать коньячок.
   — А шофер?
   — Подождет, куда он денется. — Вадим, уверенно перемещаясь по роскошной кухне, достал коньяк, рюмки, конфеты. — Это тебе не фальсификат, потому и говорил, чтобы ты без машины приехал... Аутентик а-ля Молдова, сто лет в наших широтах настоящий не появлялся — улетучился куда-то, несмотря на все рыночные реформы... Прозит?
   Прикончили по рюмочке. Коньяк, в самом деле, был прежний, полузабытый.
   — Слушай, а не посидеть ли нам по старой памяти? — спросил Вадик, лениво жуя конфету. — Подъедешь часиков в шесть, сядем и вздрогнем...
   — А это мысль, — кивнул Родион, поднимая двумя пальцами наполненную вторично рюмку. — Вздрогнем, как встарь, тем более что есть у меня к тебе дельце... — Оглянулся на окно. — Что это у Михея решеток нет? У всех соседей окна блиндированы... Спустится с крыши по веревке какой-нибудь черный альпинист и похозяйничает.
   — Я ему то же самое внушал, — сказал Вадик. — А он полагается на свою аглицкую сигнализацию — две водочки и портвешок... Вообще-то, смысл есть — согласно теории вероятности, чтобы угадать комбинацию, понадобится века два, а молодежь старые цены на водку давно забыла, ума не хватит с маху догадаться. Да и портвешка «Три семерки» я что-то давно не встречал. Может, и прав тестюшка — ломом замочек снаружи не сковырнешь, а крышу пробивать не станут. Если окно выдавят — моментально сработает... Разве что мы с тобой его сейчас грабанем, а?
   — Шуточки у тебя... — сказал Родион с видом кристально честным и чуть ли не святым.
   — А я, чисто теоретически... — Вадик цинично ухмыльнулся. — В конце концов, сколько у него тут возьмешь? Слезки захованы, по нынешним временам. Бриллиантики в банке с мукой, баксы за книгами... — Он явно выпил с утра и потому после третьей рюмки легонько поплыл. — Там, где любой грамотный домушник в первую голову искать принимается. Говорила ему Наташка, чтобы завел сейфик, но подвинулся он на своей сигнализации с пожизненной гарантией... В Лондоне ему баки забили, ссылаясь на двухсотлетние традиции фирмы. Ну, допиваем и поехали?
   — Ты что, ничего не включил? — спросил Родион, когда вышли на площадку.
   — Что там включать? Оно само автоматически врубается, когда захлопываешь дверь. Видел, лампочка горела? Все заминировано. Теперь опять две водки, портвешок — и заходи, как к себе домой...
   Направляясь следом за ним к лифту, Родион мимоходом оглянулся на внушительную дверь, открывавшуюся, оказалось, легко и просто.
   Идея была незатейливой, как колун. Неделю назад ему и в голову не пришло бы рассуждать о таком серьезно, но теперь-то он был другим... В конце концов, почему бы и нет? Никто не подумает на него, руку можно дать на отсечение — он пребывает среди тех, на кого подозрение не падает. «Родик Ракатников? Не порите ерунду, я его сто лет знаю, приличный мужик, даже растяпистый чуточку, и потом, дом у него и без того — полная чаша, супруга денежку мешками носит...» Именно так или почти так будут думать. А если позаботиться о должном реквизите...
   — Есть одно уязвимое место, — сказал он вдруг. — Плеснуть азотной кислоты — и моментально сгниет там все аглицкое электронное нутро...
   — В замке-то? — догадался Вадик. — Да говорил я Михею, вроде и сам инженер, должен понимать, где единственная ахиллесова пята. Нет, вбил себе в голову, что если на первом этаже милицейский опорный пункт, то в дом и не полезет никто... Умный-то и полезет, видел, у подъезда юниоры отирались? Зуб даю, квартирки присматривают, у меня глаз наметанный. Доболтаются тут такие, а потом тихой вечерней порой придет солидный на вид дядя с элегантным дипломатиком... Ладно, это Михеевы проблемы. Ждать тебя в шесть?
   — Непременно, — сказал Родион.
   Он попросил водителя остановить «рафик» в центре — и, как задумал вчера, двинулся по магазинам. Родилась вчера идейка устроить Лике маленький домашний банкетик. С туманным намеком насчет своего неожиданного врастания в частный бизнес. Мысль эта представлялась крайне толковой — немножко сбить с нее спесь, пусть не думает, что клеймо неудачника он будет носить до скончания времен...
   В кармане у него лежало миллиона два. Впервые в жизни он отправился за покупками со своими миллионами, им самим заработанными — в конце концов, как справедливо замечено, воровать тоже работа! — и оттого шествовал среди прохожих, то и дело чувствуя, как губы растягивает триумфально-глуповатая улыбка. По крайней мере, сегодня он не был совковым ничтожеством, льющим слезы по задержанной зарплате. Он мог себе позволить — великолепное ощущение, если кто понимает...
   Свернув к небольшому магазинчику «Подвальчик», известному натуральным спиртным и ненатуральными для множества шантарцев ценами, вышел оттуда беднее на полмиллиончика, зато с бутылкой настоящего «Реми Мартин» и двумя сосудами белого бургундского. Чтобы внести свою лепту в сегодняшнее застолье у Вадика, взял еще «Черемуху на коньяке» шантарского розлива — недешевый напиток, которым с недавних пор шантарские виноделы справедливо гордились не менее, нежели Рига — бальзамом. Настолько, что хозяин производившей «Черемуху» фирмы, обуянный головокружением от успехов, на полном серьезе пытался выдвинуть свою кандидатуру в президенты России, но самым позорным образом провалился при сборе подписей...
   Заглянув в «Дары Сибири», с вальяжным видом стал перемещаться от прилавка к прилавку — два здоровенных пласта копченой осетрины, икра красная, икра черная, еще всякие баночки, коробочки и пакеты, сплошь деликатесы с запредельными ценами. Всего этого ему не раз доводилось отпробовать и дома, скорее чаще, чем реже, но на тех яствах, как легко догадаться, висели невидимые ярлычки «Куплено Ликой», а эти приобретены на заработанное честным разбойным трудом...
   Одно чуточку уязвляло — продавщицы, да и те, что стояли с ним в очереди, ничуть не собирались округлять глаза при виде молодого мужика, с небрежным видом вытаскивавшего из бумажника сотню за сотней. Ничего необычного в том не видели, сами рассчитывались не мелочью — и это, как ему показалось, словно бы обесценивало его невидимый миру триумф. Из чистого выпендрежа он приобрел еще кило лягушачьих лапок, убедившись предварительно, что они не просроченные. Вот тут на него обратили некоторое внимание, косясь с удивлением — консервативные шантарцы парижских земноводных лопать не спешили, тем более что ходили слухи, будто в Париж лягушки попадают как раз из России, а значит, неизвестно, что они на просторах родного отечества могли сожрать...
   Стоявшая сзади пожилая дама в кожаном пальто, не сдержавшись, спросила прямо:
   — Вы что, молодой человек, это есть будете?
   — Уи, мадам, — сказал он, ухмыляясь. — Тре бьен де-ликате...
   На парижском наречии он знал дюжину ходовых слов — ибо российская интеллигенция знанием иностранных языков, так уж исторически сложилось, не обременена. Но молодящаяся дама, судя по всему, не знала и того. Так и разинула рот:
   — Вы француз?
   — Уи, мадам, — повторил Родион с обаятельной улыбкой. — Ля Франс, уи... Же не манж па сие жюль... — и побыстрее отошел, пока до нее не дошло. Впрочем, она могла и не знать классической фразы Воробьянинова...
   Точно, его не разоблачили — успел еще услышать, как дама громко сказала спутнице, похожей на нее, как близняшка:
   — Обаятельные мужчины, одно слово, парижане — а какую дрянь едят...
   — Может, есть причина... — хихикнула подружка и остальное дошептала ей на ухо, обе зафыркали.
   Возле автобусной остановки он купил еще пухленький четверговый выпуск «Завтрашней газеты» — и до того не брезговал, интересное было чтиво, а теперь прибавился и глубоко личный интерес: газета славилась тем, что оперативнейшим образом публиковала криминальную хронику под рубрикой с одноименным заголовком. Подмывало нешуточное любопытство: неужели его славным подвигам не уделят места? По идее, никак не смогут пройти мимо свершений новоиспеченного Ринальдо Ринальдини: они и более мелкие преступления ухитрялись размазать на приличную заметочку, а он не столь уж и бездарно провел тот вечер...
   К его превеликому сожалению, в автобусе так и не выдалось возможности развернуть газету: народу теснилось, что килек в банке. Он слишком поздно сообразил, что прекрасно можно было взять такси, денег достаточно, но теперь не вылезать же... Чертовы земляки едва не оторвали кобуру с пояса, а потом он вдобавок пережил несколько неприятных минут — когда его коловращением людской массы прижало к высоченному милицейскому капитану, и Родион слегка встревожился: вдруг по профессиональной привычке, Шерлок Холмс чертов, опознает кобуру пистолета в давившем ему на бедро предмете, еще прицепится, любопытствовать и проверять документы полезет...
   Обошлось. Капитан ехал с видом отрешенным и замотанным, и Родион благополучно вылез на нужной остановке, пошел к нужному дому, не сразу поймав себя на том, что оглядывает киоски на обеих сторонах улицы цепким профессиональным взглядом. Нет, это отпадает. Несмотря на всю его неопытность в роли грабителя с большой дороги, хватало соображения, чтобы понять: оба налета проскочили, как по маслу, но это еще отнюдь не означает, что в следующий раз повезет автоматически. Нужно сесть и как следует обмозговать, просчитать будущие цели. Попробовать что-то другое. Где бы найти понимающего человека вроде того попутчика и потолковать по душам? Не подойдешь же на улице и не скажешь: «Здрасте, я вот наладился податься в гангстеры, ученики нужны?» Да и знать надо, к кому подойти. Знакомых тормошить, ища выходы на криминал, просто-таки опасно: нужно же как-то замотивировать неожиданно вспыхнувший интерес к трудовым будням криминального мира, к тамошним технологиям работы. Будь он писателем или журналистом, все прошло бы гораздо легче, никто и не подумал бы удивиться...
   Но хату Могучего Михея надо брать. Возможно, и найдется что-то в банках с крупой и книгах — денежки не особо праведные у Михея, если честно, давно ходят слухи о махинациях с налогами и совершенно «левых» сделках, коли уж встал на эту дорожку, пусть не хнычет потом: «Три магнитофона, три куртки...» На заводе черт-те сколько не платят зарплату, а он, боровок сытый, будет кататься по теплым заграницам и покупать «Сони» с экраном в добрый метр по диагонали?! Нет уж, такого и экспроприировать не грех...
   ...С лягушатиной никаких проблем не возникло — они с Вадиком, не особенно чинясь, малость потушили лапки на сковородке, потом быстренько обжарили. С опаской, но все же ухитрившись не сблевать, сжевали под третью рюмку сорокаградусной «Черемуховой» — и пришли к выводу, что есть можно, бывает и хуже...
   — Родька, не исключено, что мы царевну безжалостно слопали, — фыркнул Вадим, обсосав невесомую косточку. — Помнишь, у Вознесенского? «Ну, а вдруг царевен наших продаем?»
   — Не целовать же теперь каждый окорочок, — сказал Родион, подумав. — Все равно померла царевна, даже если и была...
   Он, стараясь делать это непринужденно, развернул газету, быстро зашелестел страницами — пока Вадик возится с хлебом, успеет пробежать взглядом...
   Ограбленных киосков было столько, что отдельных заметок они не удостоились, попали в нечто вроде печальной сводки. Родион быстро нашел искомое: ну да, Светлогорск, киоск у керамического, он там был один такой, дата сходится, вечером дело и было... Что?!
   Два с половиной миллиона, несколько бутылок водки и коробок с самыми дорогими конфетами... Вот стервочка!А казалась такой испуганной и невинненькой... Интересно, читала бессмертную пьесу Зощенко или сама сообразила навесить на оставшегося неизвестным грабителя еще миллион и утащенную, вне всякого сомнения, домой водочку с конфетками? Сучонка... Ну, не опровержение же писать? Хотя, для юмора, можно левой рукой черкнуть анонимку — легких денег захотела, сопля...
   — Вздрогнули?
   — Вздрогнули, — сказал Родион, не отрываясь от газеты и удачно нашарив рюмку на ощупь.
   Грабеж на вокзале... Двое в масках ворвались в квартиру на Восточной... Ага! Ну, козел...
   Он перечитал еще раз, медленно, чуть ли не повторяя про себя каждое слово. Никакой ошибки, речь могла идти только о нем, та же дата, то же место действия...
   «Любовь к лимонам», — гласил заголовок. Какой-то урод, то ли одержимый патологической страстью к цитрусовым, то ли шизанутый на пьесе товарища Карло Гоцци, претворил свои горячечные фантазии в жизнь: возле «Поля чудес» тормознул подданного горной Киргизии и реквизировал у него аж пять «лимончиков», после чего сбежал быстрее лани. Юного урода, подвинувшегося на лимонах, непременно определят туда, где лимонов не бывает ни в кавычках, ни без кавычек.
   Родион грязно выругался про себя. Вот такого он никак не ожидал: какой-то губастый щенок смеет писать в столь ерническом тоне, хотя стоит, встретив его вечерком, сунуть дуло под нос — и спляшет «камаринского» с прихлопами и притопами, шелкопер сраный...
   — Ты чего набычился? — спросил Вадик.
   — Да пустяки, — сказал Родион. — Криминал читаю, жизнь пошла ужасная...
   — Про главный ужастик ты еще и не знаешь... — крайне многозначительно сказал Вадик.
   — Завод? — спросил Родион, как-то не особенно и удивившись.
   — Ага. Только — тс-с! По великому секрету. Через три дня и объявят. Закрывается на неопределенный срок без сохранения зарплаты, тридцать процентов — взашей. Прочие, кто хочет, тоже могут уходить на вольные хлеба. Слушай, я через Михея тебя из тех, кто на увольнение, вычеркнул. Правильно сделал или как?
   — Даже и не знаю... — сказал Родион. — Спасибо, конечно...
   — Да брось ты, пустяки. Никакого труда не стоило, должен же я хоть что-то для старого друга сделать...
   — И надолго это?
   — А вот уж представления не имею, — сказал Вадик. — Решается все в таких кулуарах, куда и меня не пускают, даже Наташка не знает ни черта. То ли подыскали импортного инвестора и хотят устроить жуткую перестройку, то ли в заднице. Лично я склоняюсь к первому варианту — тесть вчера звонил Наташке, говорит, что просидят они с супружницей в Мюнхене еще две недели, и голосок что-то был веселенький...
   — А ты что делать собираешься?
   — Отдохнуть на всю катушку, — сказ ал Вадик. — Умотался за месяц, спасу нет, веришь, нет, однажды на Наташку не встал, хоть она во французском бельишке передо мной крутилась... Нет уж, пора оттянуться, благо на фирме застой. Беру Натаху и — на две недели в «Шантарское Загорье», звонил уже, договорился. Неделю буду дрыхнуть без просыпу, а потом неделю с Наташки не слезу, вернусь свеженьким... — он взглянул на часы. — Через часок за ней и покачу, она сейчас как раз на хате...
   — Что, прямо сегодня поедешь?
   — А чего тянуть?
   — И раньше, чем через две недели, не вернешься?
   — Ни часочком раньше, — убежденно сказал Вадик. — А то подвинусь.
   — Слушай, так это просто прекрасно... — сказал Родион.
   — А что такое?
   — Ключи мне можешь оставить? Чтобы я эти две недельки мог тут держать запасной аэродром?
   — Старик, ты серьезно?
   — Абсолютно, — сказал Родион.
   Он пришел к выводу, что ему не помешает иметь нечто вроде «малины» — для вящего удобства. В однокомнатной квартирке Вадима — телефон, двойная дверь, Самсон сюда переехал два месяца назад. Лика не знает ни адреса, ни номера телефона... Удобная во всех отношениях берлога — совершенно спокойно можно держать тут и автомат, и добычу...
   Положительно, варнак должен иметь берлогу.
   — Какой разговор, Родька, — сказал Вадим (при многих недостатках жмотом он никогда не был). — Держи ключики. Только уговор — чтобы никакого бардака. Я ее две недели отделывал, кучу бабок впалил...
   — Не беспокойся, — сказал Родион бодро. — Оргий я тут закатывать не собираюсь...
   — Шерше ля фам?
   — Мей би, не знаю точно...
   — Нет, старик, это как это? — Вадик щедро наполнил рюмки фирменным шантарским нектаром. — Чтобы не знать точно?
   Родион выдержал многозначительную паузу и, ухмыляясь про себя, сказал:
   — Да видишь ли, мне тут нужно устроить что-то вроде походно-полевого офиса. Штаб-квартира для малого бизнеса.
   — Однако, сосиски — рубль двадцать... — присвистнул Вадик, без особого, впрочем, удивления. — Не ожидал.
   — А что я, у бога теля съел?
   — Да нет, просто неожиданно как-то... А в общем — рад за тебя. То-то я смотрю, ты при горестном известии о грядущем-закрытии славного завода ни слезиночки не проронил... Если не секрет, что подвернулось? А?
   — Ну, нельзя сказать, что так уж вдруг подвернулось, — сказал Родион с великолепной уверенностью в себе, еще пару дней назад представлявшейся немыслимой. — Весь последний месяц тянется, только теперь началось что-то вроде качественно нового рывка. Переход на ступеньку повыше, так сказать. Лика вначале насмешничала по своему известному обычаю, вот мне теперь и хочется, поднапрягшись, поставить благоверную перед фактом. Я ей докажу, что и мы не лаптем щи хлебаем...
   — Молоток, — сказал Вадик искренне. — За это надо выпить... Не расскажешь?
   — Ну ты же сам понимаешь — коммерческая тайна, — сказал Родион значительно. — Что-то я от тебя не слышал деталей и подробностей...
   — Логично, — согласился Вадик, ничуть не обидевшись. — Так и надо, в общем-то...
   — Ну, и суеверие, конечно, — ничего еще окончательно не решено, нет стопроцентной вероятности...
   — Молоток, — чуть запинаясь, повторил Вадим. — Мужик должен быть мужиком...
   — Если в общих чертах — по торговле, с Маришкой понемногу скооперировались...
   — Потом, когда встанешь на ножки, расскажешь? Может, и для моей фирмочки подвернется нечто обоюдовыгодное?
   — Непременно, — пообещал Родион. — Кого же и брать в партнеры, как не старого друга?
   — Только, чур, уговор — межгород ты оплачиваешь. Знаю я, какие нули междугородняя болтовня при оживленном бизнесе наматывает...
   — О чем разговор, — сказал Родион. Выпили, сжевали остатки лягушачьих лапок.
   — А ничего динозаврики, жрать можно, — сказал Вадим. — Надо будет в «Загорье» взять пакетов пару, там есть кухонька...
   — Наталья не взбунтуется?
   — Ничего, обломаю... Скажу, потенцию повышают. Вдруг и в самом деле повышают? Вот, кстати, о бабах... Ты что, собираешься тут две недели куковать в одиночестве? Или есть уже секретутка?
   — Да нет пока...
   — Э, Ролик, так не пойдет, — пьяно ухмыльнулся Вадик. — Это не квартирка, а территория любви, не могу я допустить, чтобы здесь секса не происходило, — иначе потеряет хата некую ауру, точно тебе говорю... Телефончики дать?
   — Какие?
   — Не просто эскорта, а очень хорошего эскорта. — Не откладывая в долгий ящик, он перелистал блокнот, выписал на карточку три номера и сунул Родиону. — Как на подбор, добрые конторы — ив водочку тебе ничего не подольют, и разговор поддержать смогут. Ты что, телефонных лялек ни разу не пробовал? Зря, поручик... Честное слово, ничего напоминающего вульгарный бордель, как его в кино показывают. Приятные телушки.