Страница:
– Ничего ты не заслужил! – рявкнул начальник колонии, красный от гнева. – Пулю ты заслужил прямо сейчас за глупую болтовню. Пулю в затылок!
– Да ладно вам, начальник, – опешил Эдик, – я же сам к вам пришел…
– Скажи спасибо, что я сегодня добрый, – пробурчал Мюллер. – А то за ложные сведения расстреляли бы тебя. Ты что выдумал?! Какой еще склад оружия? Ты соображаешь, что несешь, Цитрус? Откуда здесь может быть склад оружия? Спятил ты, наверное, тачку толкая! Или на других заключенных у тебя зуб имеется. Унижали небось, пайку отбирали? Так?
– И такое было. Но я рассказал то, о чем слышал, – испугался Эдик, только сейчас осознав, что попал в ловушку – договориться с таким человеком, как Мюллер, невозможно. Он считает каторжников отребьем, которому нельзя доверять. Теперь за предательство грохнут свои же. – Честное слово, сказали что есть такой склад, – затараторил Цитрус. – В восточном забое. Его нашли совсем недавно.
– В восточном забое, – повторил Мюллер, – хм, я наведу справки, откуда там мог появиться оружейный склад, – Он нажал кнопку интеркома. – Старков, Полипчук, быстро ко мне. Надо проверить кое-какие данные. Так… – Он поглядел на Эдика. – Ты сейчас отправляешься в свою камеру. И ждешь вестей. Если сведения подтвердятся, для тебя всё останется по-прежнему. Не подтвердятся – расстрел на месте.
– Как же так, – опешил Цитрус, – я что же, ничего не получу?
– А ну пшел вон! – закричал Мюллер и затопал ногами. – Пшел с глаз моих долой, мусон проклятый! Цитрус! Как ты еще жив с такой фамилией?
Пришлось возвращаться в барак несолоно хлебавши. Цитрус сидел в изоляторе и дрожал от страха, осознав, что серьезно влип. Сейчас Мюллер пошлет своих людей проверить восточный забой. Коски – не такие дураки, чтобы оставить там оружие. Наверняка оно уже распределено по баракам или спрятано в выработках – там, где они роют золото. В выработках найти его будет непросто. Когда Мюллер не обнаружит склад, он прикажет расстрелять доносчика…
А если и не прикажет, всё одно – ему не жить. Надзиратели примутся шарить в поисках склада, коски начнут вычислять, кто их заложил. Седой сразу поймет, что это он. Да охранники сами на него покажут. Седой с ним церемониться, конечно, не станет. Удушит, как пить дать, удушит… И Дылда не поможет. Коски Седого и не таких бугаев, как Дылда, мочили. Дылда, в сущности, глупое животное. Кинь ему булку с иголками – он ее проглотит, а потом склеит ласты в страшных муках. И никто не позаботится об Эдике Цитрусе – таком справедливом и скромном парне, одном из самых классных парней в этом несправедливом, жестоком мире!
Цитрус даже всплакнул. На его всхлипы сверху свесился Дылда.
– Эдик! Тебя что, кто-то обидел? – дрожащим голосом спросил он.
– Тебя мне, дурака, жалко стало, – вздохнул Рука. – Захотят меня пришить – и тебя тоже шлепнут. Отравят, как крысу какую-нибудь. Ты хоть смотри внимательнее, что жрешь. И у кого продукты берешь!
– Я продукты у повара беру. Он мой друг, – поделился великан.
– Эх, дурак – ты и есть дурак. Влипли мы с тобой, Дылда! Надо выкручиваться.
– Куда вкручиваться?
– Косков на работу поднимать! – осенила Эдварда светлая мысль. – Мы все пойдем в забой! Работать!
– Так ведь ночь же, – удивился Дылда.
– На этом проклятом астероиде что ночь, что день – всё равно. Я так подозреваю, тюремное начальство ворует у нас час ночью, добавляет час днем – чтобы мы больше работали. Но не о том сейчас речь, мой прожорливый друг! Надо, чтобы коски сами попросились на работу! В едином порыве! А уж в забоях мы посмотрим, что почем! И обыск сделать не успеют! И оружие мы раздадим.
Дылда почесал большую голову, тупо покивал и заметил:
– Бараки работают по очереди. Сейчас забои, наверное заняты.
– Вот и отлично! Мы потребуем, чтобы нас пустили на помощь нашим братьям из других бараков! Стучи, Дылда! Стучи от моего имени!
Здоровяк пожал плечами, достал специально припасенный кусок железки и застучал по водопроводной трубе, выбивая общепринятым у косков кодом сообщение:
«Рука просит всех выйти на работу тчк Прямо сейчас тчк Денег и жратвы не пожалею тчк Рука».
Тюремный телеграф понес сообщение во все камеры.
Ответ пришел незамедлительно.
«Сдурел ты зпт Рука зпт совсем тчк Лучше сдохнуть на койке зпт чем в забое тчк Репа»
– Телеграфируй, – скомандовал Эдик, – дело очень важное, точка, кто не выйдет сейчас на работу, запятая, будет иметь дело с Седым, точка.
– А Седой не обидится? – Дылда замер с занесенной над трубой железкой.
– Нам теперь всё равно, друг мой, – скорбно заметил Эдик, – либо мы сейчас всех из камер достанем, либо следующий день станет для нас последним, так что долби на полную катушку. Лучше повтори три раза, чтобы до всех дошло.
Старший надзиратель Долбоклюв исподлобья смотрел на Тушканчика, глаза которого горели нездоровым энтузиазмом. Еще бы они не горели – Эдик отвалил своему доверенному лицу целых пятьсот рублей, да еще тысячу – на подкуп охраны, взятки особо строптивым коскам и прочие мелкие расходы.
– Я представитель трудового профсоюза косков, ничего не имеющего с продажным мусонским профсоюзом, который только болтал о правах, – заявил Тушканчик уже в третий раз. – Мы хотим работать.
– Никто не хочет работать, – тяжело ворочая языком пробормотал Долбоклюв. – Думаешь, мне нравится в таком состоянии ходить на дежурство, сторожить подонков вроде тебя? Лучше уж регулировать движение реактивных катеров в верхних слоях атмосферы, сидя на воздушном шаре в пяти километрах над землей, когда затылок припекает, а задница подмерзает!
– Мы будем трудиться! – воскликнул Тушканчик. – Мы хотим работать в три смены! Постоянно! Нам не терпится получить талоны для замечательной лавки, где так много вкусной еды!
Долбоклюв покачал головой.
– А от меня ты что хочешь?
– Мы не устали. Хотим сегодня ночью поработать. Там три дня осталось до пуска забоя. Если, конечно, ударно трудиться. А когда забой пустят, господин Мюллер обещал открыть лавку. То есть разрешить нам ходить туда. И дать талоны.
Старший надзиратель покачал головой:
– Всё должно быть в меру. Будете сидеть на шконках, если положено. А когда вкалывать надо будет, вас заставят. Тут тебе режимное учреждение, а не израильский кибуц или бригада коммунистического труда.
– Но Мюллеру вы можете доложить о нашем почине? – безнадежно спросил Тушканчик.
– Доложить бы надо, да не велено беспокоить. Господин Мюллер и так спит всего пять часов в сутки. Всё о производстве радеет. Дела ваши подоночные изучает.
– Он будет очень рад!
– Может, и будет, – тяжело вздохнул Долбоклюв. – А может, и нет. С этим Мюллером держи ухо востро. Никогда не поймешь, что ему еще надо! То велит делать всё, что угодно в рамках военной дисциплины, то к водке и пьянящим колоскам не притрагивайся, иначе схлопочешь два наряда вне очереди. А я, между прочим, – он бросил тоскливый взгляд в ту сторону, где, по его мнению, располагался кабинет начальника колонии, – сам себе не наливал. Это всё Цурюкин из второго отряда.
Только тут в разговор встрял Цитрус, который ради такого случая вместе с Дылдой пришел в общую камеру – убедить косков порадеть для общего блага и заодно проконтролировать ситуацию. Внутри своего барака можно было перемещаться относительно свободно – если, конечно, дать взятку охраннику, который будет тебя сопровождать. Без сопровождения любое движение считалось подготовкой к побегу. Раньше на это смотрели сквозь пальцы, если попадешь под горячую руку, – могли посадить в карцер, теперь вполне могли пристрелить.
– А ведь это саботаж, начальник! – воскликнул Эдик. – Ты знаешь, что велел делать Мюллер с саботажниками?
– Расстреливать, – отозвался Долбоклюв. – Только какой я саботажник?
– Самый настоящий! Ты не даешь нам работать. Мы хотим работать, а ты тормозишь производственный процесс!
– Саботажником может быть только коск!
– А ты подумай – далеко ли тебе до седьмого барака, если ты совершаешь должностное преступление? Тормозишь работы? Да Мюллер тебя нам с потрохами выдаст! Тем более, – Эдик понизил голос, – я слышал, ты у него на плохом счету.
– То-то мы позабавимся, – гнусно хихикнул старый коск по кличке Клещ. Его совсем недавно перевели в третий барак из четвертого, где уже не хватало мест.
Перспектива оказаться в немилости у начальника колонии, да еще и прослыть саботажником, Долбоклюва не обрадовала. К тому же, организация ночных смен для третьего барака – нововведение, за которое и премию могут дать. Только как организовать работы? Да и вообще, не подвох ли это? Надзиратель засомневался.
– А мы работать будем тихонько, чтобы других не будить, – продолжал увещевать его Цитрус. – Можно даже половиной коллектива.
– Только половиной, – заявил надзиратель. – У меня охраны не хватит за всеми вами присматривать. Но начнем не этой ночью. Получим разрешение, поставим в известность господина Мюллера – и тогда вперед. А до этого сидите тихо! Поняли, коски корявые?
Долбоклюв был доволен собой. И в саботажники не попадет – не отказал же он этим сумасшедшим трудоголикам – и на провокацию со стороны заключенных не повелся.
Цитрус скрипнул зубами. Всё, это конец. Сейчас охранники по заданию Мюллера обыщут восточный сектор рудника – и придут его расстреливать. А если даже заблудятся и не придут, своих людей пришлет Седой…
Словно в ответ на мысли Эдварда снаружи громыхнуло. Это было не тихое шипение парализаторов или щелчки импульсных винтовок – грохотали самые настоящие выстрелы, как в древнем фильме про войну.
– Всем на землю! Всем на землю! – дико орали снаружи.
Раздался оглушающий грохот взрыва. Охранники в коридоре закричали:
– Внешние ворота снесли! Твою налево, всю стенку разворотило!
– Это еще что?! – выдохнул Долбоклюв.
Выстрелы слышались уже в коридоре.
– Мы от Седого! – орали хриплые голоса. – мочить легавых! Братья, оружие!
«А они прямо-таки настоящую войсковую операцию провернули, чтобы меня достать, – тоскливо подумал Цитрус. – Нет, чтобы удушить потихоньку».
– Мы принесли вам оружие! – продолжали орать коски.
Долбоклюву попала в голову пуля, и он, вскрикнув, упал в проходе. Остальные охранники бросились бежать. В общую камеру ворвались какие-то зверообразные, бородатые личности, похожие на террористов из восточного сектора Галактики.
– Здорово, Цитрус! – буркнул один из бородачей, и Эдик с ужасом узнал в заросшем коске Пряника.
«Вот и конец мне», – пронеслось в голове.
– А ты хорошо всё организовал, – сказал Пряник. – Легавых от дверей сманил, народ не спит – некоторые уже помогают нам кончать охрану. Седой будет доволен…
– Так я ведь для Седого что хочешь сделаю, – промямлил Цитрус. – Седой мне, как отец родной.
– Так уж и отец? – скривился Пряник.
– Ну да. И мне, и Дылде моему. Мы его любим так, что сил наших нет. Увидели бы его сейчас, так бы и подбежали к нему сразу, и обхватили ручонками: «Папка! Папка! Папка приехал!» – Эдик понял, что от волнения его серьезно занесло, и осекся.
Пряник поглядел на него с сомнением.
– Рука, ты, часом, мозг не ушиб? И раньше был придурочным, а уж сейчас…
Цитрус энергично затряс головой.
– Конечно, всё в полном… так сказать… порядке. Просто рад, что всё так вышло. Не ожидал, что так быстро всё получится. Что мы это сделаем! – последние слова Эдик выкрикнул на подъеме. – Ура, друзья! Мы всё-таки это сделали! Мы победили!
– Погоди радоваться, – одернул его один из бородатых, – всё только начинается. На вот тебе.
Эдик протянул протез и поймал в искусственные пальцы рукоять пистолета.
– Это еще зачем? – шепотом спросил он.
– Стрелять будешь, – сказал Пряник и подмигнул: – У нас тут вся братва мечтает Мюллера завалить. Тоже тотализатор, своего рода. Кто знает, может, как раз тебе и повезет.
Тут Дылда взревел и изо всех сил врезал Прянику кулаком в подбородок. Тот лишился сознания сразу и надолго. Винтовка выпала из его безвольных рук, ударилась о каменный пол и грохнула выстрелом. Одному из косков прострелило ногу, и он заорал от боли на одной ноте: «А-а-а-а!», и орал так очень долго – пока ему не вкололи обезболивающего из аптечки охранников.
– Ты что?! – перепугался Цитрус и схватил своего помощника за грудки. – Ты зачем его?! А?
– Так ведь он нам долг не отдал, – пробасил Дылда и захныкал: – Я же умный, я всё помню. Ты сам говорил.
– Какой долг? Какой долг? – заюлил Цитрус, оглядываясь на мрачные лица бородачей. – Сам посуди, какой теперь может быть долг, когда такое дело?
– Пристрелить кретина! – выкрикнул Клещ и потянулся к автомату, зажатому в руке одного из вооруженных косков.
– А ну, не тронь! – Эдик шлепнул Клеща по руке. – Ошибся парень, он нам еще пригодится. Ты ведь за нас, за косков?
– Конечно, – жарко закивал Дылда. – Я за вас. То есть за нас. Не за легавых же мне быть?
– Вот видишь, а ты сразу – «пристрелить»… Сейчас будем легавых мочить. И он нам очень поможет. Так? Будешь легавых мочить с нами?
– Ага, – с готовностью отозвался великан, который понял, что сделал что-то не так, и теперь всеми силами старался загладить вину.
– Братва, вперед! – крикнул бородатый коск с ручным пулеметом в руках. – Айда оружие разбирать. И мочить легашей!
Толпа ринулась наружу с такой готовностью, что Цитруса едва не сбили с ног. И Дылда впереди остальных. Движимый мощным инстинктом самосохранения, про своего благодетеля и друга он мигом позабыл. К тому же ему не терпелось получить обещанное коском оружие. Все эти чудесные железные штуки, с грохотом пуляющие свинцом, ему очень нравились.
Коски ринулись к тачке, полной древних пулевых винтовок и боеприпасов к ним. Поскольку у Цитруса уже был в руке пистолет, он рассудил, что одного ствола ему вполне достаточно. Сейчас он больше всего хотел найти какое-нибудь безопасное место, где можно будет укрыться и переждать бучу. Лазарет? Но там наверняка могут постреливать. Да и заразиться можно чем-нибудь очень неприятным. Один из забоев? Как бы кто из косков не заметил, что он там прячется, и не выдал его. Седой сразу отдаст распоряжение кончить дезертира. К дезертирам он наверняка относится не лучше, чем Мюллер – к саботажникам. Все бугры одинаковые. Хрен редьки не слаще…
Размахивая автоматами, пистолетами и винтовками, толпа косков побежала штурмовать апартаменты начальника колонии. Основные силы охраны окопались там, передав по рации сигнал чрезвычайной ситуации и ожидая подкрепления из внешнего мира.
Цитрус решил спрятаться в одной из камер самого отдаленного первого барака и отсидеться там, пока всё не закончится. Сначала он бежал по коридору следом за дикой толпой косков. Бунтовщики радовались свободе и палили почем зря. Эдик всерьез опасался, что в него может попасть шальная пуля или брошенный кем-то не в меру веселым нож. Миновали развилку. Бунтовщики в одну сторону. Он – в другую. До первого барака отсюда было рукой подать. Главное, чтобы никто не попался навстречу. Но пара косков всё же встретилась. Эдик отсалютовал им протезом:
– Резать легавых бежите? Молодцы, парни. – Коски покосились на Цитруса с подозрением, но ничего не сказали. Узнали организатора подпольной лотереи и решили его не трогать. Неизвестно, как дело повернется, а связей у Руки хватает.
В первом было пустынно. Цитрус добежал почти до самого конца барака, до входа в южный забой, и тут увидел, как по коридору, прямо ему навстречу, направляется Седой, с недавних пор некоронованный король астероида 1313, бугор над всеми буграми. За ним следует свита – не меньше тридцати приближенных, которым король разрешил «держаться рядом». Все – самые закоренелые преступники, не в первый раз топчущие тюремный астероид. Несколько человек толкали по проходу тачку, груженную оружием и боеприпасами до самого верха.
«Часть содержимого тайника прятали в законопослушном первом бараке, – понял Эдик, – и решили подвезти дополнительное вооружение для косков, штурмующих последний оплот вертухаев».
– Эй, Рука, – окликнул его Седой. – Ты не меня ищешь?
Цитрус заметался по бараку. Но прятаться было поздно. Раз заметили, надо попытаться сделать всё, чтобы отмазаться.
– О, Седой, привет, нет, не тебя. Я смотрю, не прячется ли тут кто-нибудь, в первом. Хорошее, знаешь ли, место, чтобы спрятаться. Да. А сам уже бегу легавых мочить. Вот так вот.
– Пойдешь с нами, – милостиво разрешил Седой, С тех пор как Эдик развил на астероиде игорный бизнес и стал перечислять в «королевский общак» кругленькие суммы, отношение бугра к болтливому каторжнику заметно улучшилось.
Цитрус присоединился к вооруженной до зубов толпе.
Они последовали назад по залитому кровью тоннелю, мимо множества пустых камер. На полу тут и там валялись убитые охранники. Еще больше было застреленных из лучевых винтовок косков. Не все получили оружие, да и стрелять охранники умели куда лучше – едва ли не каждый день тренировались в тире. Чтобы продвинуться вперед с тачкой, приходилось оттаскивать мертвецов. Некоторые трупы были истерзаны. Ясно, что перед смертью их долго били. Других убили выстрелами издалека или в упор, и почти не истязали. Один из охранников, когда они подошли ближе, зашевелился и застонал.
– Мочи паразита! – скомандовал Седой. Несколько выстрелов слились в один. Охранник дернулся и затих. Цитрус содрогнулся. Никак не мог привыкнуть к сценам хладнокровных убийств, даже проведя среди насильников и душегубов долгие месяцы.
– Что, Рука, – обратился к нему Седой, когда они двинулись дальше, – небось мечтаешь сам прикончить Мюллера? Тебе он тоже жизнь попортил?
– Мочкануть его было бы неплохо, – ответил Эдик, – он мне сразу не понравился, как только я его увидел. Лицо у него очень неприятное.
– Он многим сразу не глянулся, еще при первой встрече. А уж потом каждый работяга из первого и второго барака понял, что он за сволочь. Видишь, все побежали охрану мочить. Я, правда, заградотряд еще для работяг организовал. Вдруг как кто за свободу умирать не захочет? Так что организовано всё четко. А Мюллеру мы, кореш, сдается мне, уже не успеем кровь пустить. Слишком много желающих насадить его на вертел.
– Ты знаешь, я вот хотел спросить тут одну вещь, – забормотал скороговоркой Цитрус, – а как насчет наших дальнейших планов? Я тебя совсем не хочу обидеть. Не пойми меня превратно, но у тебя ведь есть какой-то план? Хотелось бы узнать, как именно мы будем выбираться с астероида? Ты же не собираешься здесь жить? Оно и неплохо, но рано или поздно сюда подтянут армию.
– Конечно, у меня есть план, – Седой поглядел на Эдуарда угрюмо, – ты что, сомневаешься в моем интеллекте?
– Что ты, нет, ни в коем случае, – испугался Цитрус – просто говорили, что отсюда улететь совсем никак нельзя. Да и потом Мюллер, наверное, вызвал подмогу. Сюда прилетит очень скоро спецназ, ну всё. – Он осекся, увидев с какой яростью смотрит на него Седой.
– Слушай сюда, Рука. Ты знаешь, почему мы именно сегодня решили устроить маскарад?
– Н-нет. Но могу предположить – Мюллер всех достал! Он заставлял нас работать, крал нашу баланду…
Седой поднял руку, прерывая поток словоизлияний.
– Потому что сегодня пришел транспортник с новой партией каторжников. Их готовятся распределять по баракам – отпустили пока только самых послушных, во второй и третий барак. Сам понимаешь, транспортник сейчас под парами. Завтра пополнение должны были списать в остальные бараки, а корабль – загрузить золотом под самую завязку. Вот с этим самым золотом на этом самом транспортнике мы отсюда и сканаем.
Они вышли из барака под своды пещеры.
– Но… – Цитрусу в голову ударила ясная мысль, он замолчал, не решаясь ее озвучить, потом всё же нашел в себе силы: – На всех мест не хватит! А если там еще и золото будет, места совсем мало останется.
Седой с усмешкой оглядел свое окружение. Приближенные поддержали короля радостным смехом.
– Я всех забирать и не собираюсь. Зачем тащить с собой эту вонючую шоблу? Мне моих корешей вот так вот хватит. – Он посерьезнел. – И тебя, Рука, возьму с собой. Ты мне пригодишься, когда я северный сектор Галактики начну под себя подминать. Да и один солидный человек за тебя просил.
– Кто? – удивился Цитрус.
– Доктор Кондратьев. Связался со мной через Щуплого, его с сегодняшней партией привезли, а Щуплый, не будь дурнем, работягой прикинулся. Вот его и сгрузили на астероид первым. Еще до начала бунта. Доставь мне, передает Кондратьев, Руку, во что бы то ни стало. Я, по честному базару, обещать ему ничего не хотел. Думал, вдруг ты уже на том свете? Мало ли чего тут может случиться. Так бы и сказал, мол, не получилось. Но ты тут как тут. Как чувствовал, что и я тут буду. Короче, повезло тебе, инвалид.
– Спасибо! – выдохнул Эдвард. Когда он услышал, что за него просил сам Кондратьев, у него от сердца отлегло. Доктора Седой ослушаться не посмеет. Если не возьмет его на борт груженного золотом транспортника, а тот потом про это прознает, могут самые серьезные неприятности случиться. Даже авторитет не поможет. С организацией мусонов ссориться никому не хочется.
– Ты особо не радуйся, Рука, – покосился на него Седой, – в долю на золото я тебя не беру – только проезд обеспечу.
– Хорошо, хорошо, – откликнулся Цитрус, размышляя о том, что везение всё же его не оставило. Рано он себя похоронил. И про визит к Мюллеру Седой прознать не успел. Еще одна удача. Мало того, что он в живых останется, так, если всё гладко пройдет, через неделю на свободе будет. Только зачем он доктору Кондратьеву? Как бы не втянул его докторишка в какие-нибудь мусонские интриги. От него всего можно ожидать.
– Значит, понял, Рука, долг на тебе серьезный будет. – продолжил Седой.
– Это еще с какой радости?
– А с такой – золото выбрасывать придется. По твоему весу. Чтобы тебя захватить.
– Но ведь Кондратьев просил…
– Кондратьев для меня авторитетен, но он не мой пахан, – сморщился бугор. – Золото отработаешь.
– Сколько же ты хочешь? – тоскливо вздохнул Цитрус.
– Будешь ты мне должен за свою жизнь и волю триста тысяч рублей, – сообщил Седой ленивым тоном. – И не надо на меня так смотреть, моргалы выколю. А ты думал, сколько такая халява стоит?
– Халява ничего не стоит, – крикнул Эдик, – а триста тысяч – это очень много! Где я такие деньги возьму?
– Ты парень шустрый. В тюряге вон как развернулся. Значит, и на воле сумеешь делами заправлять. Главное ты пойми, кореш, я на тебя не давлю. Я ж не зверь. Можешь башлять за мою доброту поэтапно. По тридцать тысяч в год. Но чтобы платил регулярно. И лучше всего, наличными. А то жизнь, которую я тебе сегодня дарю, я у тебя заберу. Сам понимаешь, семьдесят килограммов золота в пыли не валяются… Разве только в таких дерьмовых местах, как здесь…
Седой пнул золотую чушку, лежащую у дороги. Благородный металл хранили на астероиде только так – отлитым в тяжелые болванки, чтобы нельзя было ни спрятать маленький слиток в карман, ни проглотить, ни заныкать где-то среди вещей. Потом золотые чушки грузили на транспортники и отправляли на перерабатывающие заводы. А на самом астероиде такие болванки использовали для того, чтобы двери подпирать, плющить заточки и для прочих хозяйственных нужд.
– Четыре рубля за грамм золота… Это же грабеж, – безнадежно попытался спорить Цитрус, быстро проведя в уме подсчеты стоимости своего «билета на свободу».
– У нас не торгуются, – объявил Седой. – Не нравится – оставайся на астероиде. Почему нет? Мюллера сменят, откроешь опять казино. Будешь в авторитете ходить. Если жив, конечно, после штурма останешься… Тут многие полягут…
– Нет-нет. Я лучше уеду, – поспешил сказать Цитрус. – Ничего, триста так триста.
– Уедешь. Но после того, как мы порешим Мюллера и узнаем коды запуска транспортника. Вперед! – скомандовал Седой, и коски устремились в направлении, откуда слышалась самая яростная пальба.
Эдик и рад был бы отстать – только сейчас это было не в его интересах. Придется подставлять голову под пули, чтобы попасть в транспортник. Ждать его никто не станет. А оставаться на астероиде – затея плохая.Может, косков и не перебьют, заставят работатьдальше. А может, потравят газом, как тараканов… Сколько охраны они уже перебили? Не сосчитать. За такое по головке не погладят. Точно. Снимут за такое головку. И пригонят сюда новую партию заключенных.
База охраны представляла собой такой же типовой алюминиевый барак, как и жилища косков. Только двери здесь были усилены стальными полосами, как раз на случай таких вот неприятностей с заключенными, да еще были оборудованы пуленепробиваемыми окнами. В бараках для заключенных окон вообще не имелось. Зачем они в норах астероида, где не бывает ни дня, ни ночи? А вставлять прочные окна, способные выдержать постоянную разницу давлений – слишком дорогое удовольствие для того, чтобы коски могли любоваться пыльным двором, небольшим участком пещеры, в которой размещался барак.
Сейчас вокруг охранного барака за камнями и за золотыми болванками прятались мятежные коски. Внаглую подступать к двери никто не осмеливался – на крыше барака водили стволами радиоуправляемые лучеметы, которые покосили уже множество заключенных. Впрочем, охранники выйти из осажденного барака тоже не могли – коски имели явное численное преимущество и передавили бы их за милую душу одного за другим даже голыми руками.
– Да ладно вам, начальник, – опешил Эдик, – я же сам к вам пришел…
– Скажи спасибо, что я сегодня добрый, – пробурчал Мюллер. – А то за ложные сведения расстреляли бы тебя. Ты что выдумал?! Какой еще склад оружия? Ты соображаешь, что несешь, Цитрус? Откуда здесь может быть склад оружия? Спятил ты, наверное, тачку толкая! Или на других заключенных у тебя зуб имеется. Унижали небось, пайку отбирали? Так?
– И такое было. Но я рассказал то, о чем слышал, – испугался Эдик, только сейчас осознав, что попал в ловушку – договориться с таким человеком, как Мюллер, невозможно. Он считает каторжников отребьем, которому нельзя доверять. Теперь за предательство грохнут свои же. – Честное слово, сказали что есть такой склад, – затараторил Цитрус. – В восточном забое. Его нашли совсем недавно.
– В восточном забое, – повторил Мюллер, – хм, я наведу справки, откуда там мог появиться оружейный склад, – Он нажал кнопку интеркома. – Старков, Полипчук, быстро ко мне. Надо проверить кое-какие данные. Так… – Он поглядел на Эдика. – Ты сейчас отправляешься в свою камеру. И ждешь вестей. Если сведения подтвердятся, для тебя всё останется по-прежнему. Не подтвердятся – расстрел на месте.
– Как же так, – опешил Цитрус, – я что же, ничего не получу?
– А ну пшел вон! – закричал Мюллер и затопал ногами. – Пшел с глаз моих долой, мусон проклятый! Цитрус! Как ты еще жив с такой фамилией?
Пришлось возвращаться в барак несолоно хлебавши. Цитрус сидел в изоляторе и дрожал от страха, осознав, что серьезно влип. Сейчас Мюллер пошлет своих людей проверить восточный забой. Коски – не такие дураки, чтобы оставить там оружие. Наверняка оно уже распределено по баракам или спрятано в выработках – там, где они роют золото. В выработках найти его будет непросто. Когда Мюллер не обнаружит склад, он прикажет расстрелять доносчика…
А если и не прикажет, всё одно – ему не жить. Надзиратели примутся шарить в поисках склада, коски начнут вычислять, кто их заложил. Седой сразу поймет, что это он. Да охранники сами на него покажут. Седой с ним церемониться, конечно, не станет. Удушит, как пить дать, удушит… И Дылда не поможет. Коски Седого и не таких бугаев, как Дылда, мочили. Дылда, в сущности, глупое животное. Кинь ему булку с иголками – он ее проглотит, а потом склеит ласты в страшных муках. И никто не позаботится об Эдике Цитрусе – таком справедливом и скромном парне, одном из самых классных парней в этом несправедливом, жестоком мире!
Цитрус даже всплакнул. На его всхлипы сверху свесился Дылда.
– Эдик! Тебя что, кто-то обидел? – дрожащим голосом спросил он.
– Тебя мне, дурака, жалко стало, – вздохнул Рука. – Захотят меня пришить – и тебя тоже шлепнут. Отравят, как крысу какую-нибудь. Ты хоть смотри внимательнее, что жрешь. И у кого продукты берешь!
– Я продукты у повара беру. Он мой друг, – поделился великан.
– Эх, дурак – ты и есть дурак. Влипли мы с тобой, Дылда! Надо выкручиваться.
– Куда вкручиваться?
– Косков на работу поднимать! – осенила Эдварда светлая мысль. – Мы все пойдем в забой! Работать!
– Так ведь ночь же, – удивился Дылда.
– На этом проклятом астероиде что ночь, что день – всё равно. Я так подозреваю, тюремное начальство ворует у нас час ночью, добавляет час днем – чтобы мы больше работали. Но не о том сейчас речь, мой прожорливый друг! Надо, чтобы коски сами попросились на работу! В едином порыве! А уж в забоях мы посмотрим, что почем! И обыск сделать не успеют! И оружие мы раздадим.
Дылда почесал большую голову, тупо покивал и заметил:
– Бараки работают по очереди. Сейчас забои, наверное заняты.
– Вот и отлично! Мы потребуем, чтобы нас пустили на помощь нашим братьям из других бараков! Стучи, Дылда! Стучи от моего имени!
Здоровяк пожал плечами, достал специально припасенный кусок железки и застучал по водопроводной трубе, выбивая общепринятым у косков кодом сообщение:
«Рука просит всех выйти на работу тчк Прямо сейчас тчк Денег и жратвы не пожалею тчк Рука».
Тюремный телеграф понес сообщение во все камеры.
Ответ пришел незамедлительно.
«Сдурел ты зпт Рука зпт совсем тчк Лучше сдохнуть на койке зпт чем в забое тчк Репа»
– Телеграфируй, – скомандовал Эдик, – дело очень важное, точка, кто не выйдет сейчас на работу, запятая, будет иметь дело с Седым, точка.
– А Седой не обидится? – Дылда замер с занесенной над трубой железкой.
– Нам теперь всё равно, друг мой, – скорбно заметил Эдик, – либо мы сейчас всех из камер достанем, либо следующий день станет для нас последним, так что долби на полную катушку. Лучше повтори три раза, чтобы до всех дошло.
Старший надзиратель Долбоклюв исподлобья смотрел на Тушканчика, глаза которого горели нездоровым энтузиазмом. Еще бы они не горели – Эдик отвалил своему доверенному лицу целых пятьсот рублей, да еще тысячу – на подкуп охраны, взятки особо строптивым коскам и прочие мелкие расходы.
– Я представитель трудового профсоюза косков, ничего не имеющего с продажным мусонским профсоюзом, который только болтал о правах, – заявил Тушканчик уже в третий раз. – Мы хотим работать.
– Никто не хочет работать, – тяжело ворочая языком пробормотал Долбоклюв. – Думаешь, мне нравится в таком состоянии ходить на дежурство, сторожить подонков вроде тебя? Лучше уж регулировать движение реактивных катеров в верхних слоях атмосферы, сидя на воздушном шаре в пяти километрах над землей, когда затылок припекает, а задница подмерзает!
– Мы будем трудиться! – воскликнул Тушканчик. – Мы хотим работать в три смены! Постоянно! Нам не терпится получить талоны для замечательной лавки, где так много вкусной еды!
Долбоклюв покачал головой.
– А от меня ты что хочешь?
– Мы не устали. Хотим сегодня ночью поработать. Там три дня осталось до пуска забоя. Если, конечно, ударно трудиться. А когда забой пустят, господин Мюллер обещал открыть лавку. То есть разрешить нам ходить туда. И дать талоны.
Старший надзиратель покачал головой:
– Всё должно быть в меру. Будете сидеть на шконках, если положено. А когда вкалывать надо будет, вас заставят. Тут тебе режимное учреждение, а не израильский кибуц или бригада коммунистического труда.
– Но Мюллеру вы можете доложить о нашем почине? – безнадежно спросил Тушканчик.
– Доложить бы надо, да не велено беспокоить. Господин Мюллер и так спит всего пять часов в сутки. Всё о производстве радеет. Дела ваши подоночные изучает.
– Он будет очень рад!
– Может, и будет, – тяжело вздохнул Долбоклюв. – А может, и нет. С этим Мюллером держи ухо востро. Никогда не поймешь, что ему еще надо! То велит делать всё, что угодно в рамках военной дисциплины, то к водке и пьянящим колоскам не притрагивайся, иначе схлопочешь два наряда вне очереди. А я, между прочим, – он бросил тоскливый взгляд в ту сторону, где, по его мнению, располагался кабинет начальника колонии, – сам себе не наливал. Это всё Цурюкин из второго отряда.
Только тут в разговор встрял Цитрус, который ради такого случая вместе с Дылдой пришел в общую камеру – убедить косков порадеть для общего блага и заодно проконтролировать ситуацию. Внутри своего барака можно было перемещаться относительно свободно – если, конечно, дать взятку охраннику, который будет тебя сопровождать. Без сопровождения любое движение считалось подготовкой к побегу. Раньше на это смотрели сквозь пальцы, если попадешь под горячую руку, – могли посадить в карцер, теперь вполне могли пристрелить.
– А ведь это саботаж, начальник! – воскликнул Эдик. – Ты знаешь, что велел делать Мюллер с саботажниками?
– Расстреливать, – отозвался Долбоклюв. – Только какой я саботажник?
– Самый настоящий! Ты не даешь нам работать. Мы хотим работать, а ты тормозишь производственный процесс!
– Саботажником может быть только коск!
– А ты подумай – далеко ли тебе до седьмого барака, если ты совершаешь должностное преступление? Тормозишь работы? Да Мюллер тебя нам с потрохами выдаст! Тем более, – Эдик понизил голос, – я слышал, ты у него на плохом счету.
– То-то мы позабавимся, – гнусно хихикнул старый коск по кличке Клещ. Его совсем недавно перевели в третий барак из четвертого, где уже не хватало мест.
Перспектива оказаться в немилости у начальника колонии, да еще и прослыть саботажником, Долбоклюва не обрадовала. К тому же, организация ночных смен для третьего барака – нововведение, за которое и премию могут дать. Только как организовать работы? Да и вообще, не подвох ли это? Надзиратель засомневался.
– А мы работать будем тихонько, чтобы других не будить, – продолжал увещевать его Цитрус. – Можно даже половиной коллектива.
– Только половиной, – заявил надзиратель. – У меня охраны не хватит за всеми вами присматривать. Но начнем не этой ночью. Получим разрешение, поставим в известность господина Мюллера – и тогда вперед. А до этого сидите тихо! Поняли, коски корявые?
Долбоклюв был доволен собой. И в саботажники не попадет – не отказал же он этим сумасшедшим трудоголикам – и на провокацию со стороны заключенных не повелся.
Цитрус скрипнул зубами. Всё, это конец. Сейчас охранники по заданию Мюллера обыщут восточный сектор рудника – и придут его расстреливать. А если даже заблудятся и не придут, своих людей пришлет Седой…
Словно в ответ на мысли Эдварда снаружи громыхнуло. Это было не тихое шипение парализаторов или щелчки импульсных винтовок – грохотали самые настоящие выстрелы, как в древнем фильме про войну.
– Всем на землю! Всем на землю! – дико орали снаружи.
Раздался оглушающий грохот взрыва. Охранники в коридоре закричали:
– Внешние ворота снесли! Твою налево, всю стенку разворотило!
– Это еще что?! – выдохнул Долбоклюв.
Выстрелы слышались уже в коридоре.
– Мы от Седого! – орали хриплые голоса. – мочить легавых! Братья, оружие!
«А они прямо-таки настоящую войсковую операцию провернули, чтобы меня достать, – тоскливо подумал Цитрус. – Нет, чтобы удушить потихоньку».
– Мы принесли вам оружие! – продолжали орать коски.
Долбоклюву попала в голову пуля, и он, вскрикнув, упал в проходе. Остальные охранники бросились бежать. В общую камеру ворвались какие-то зверообразные, бородатые личности, похожие на террористов из восточного сектора Галактики.
– Здорово, Цитрус! – буркнул один из бородачей, и Эдик с ужасом узнал в заросшем коске Пряника.
«Вот и конец мне», – пронеслось в голове.
– А ты хорошо всё организовал, – сказал Пряник. – Легавых от дверей сманил, народ не спит – некоторые уже помогают нам кончать охрану. Седой будет доволен…
– Так я ведь для Седого что хочешь сделаю, – промямлил Цитрус. – Седой мне, как отец родной.
– Так уж и отец? – скривился Пряник.
– Ну да. И мне, и Дылде моему. Мы его любим так, что сил наших нет. Увидели бы его сейчас, так бы и подбежали к нему сразу, и обхватили ручонками: «Папка! Папка! Папка приехал!» – Эдик понял, что от волнения его серьезно занесло, и осекся.
Пряник поглядел на него с сомнением.
– Рука, ты, часом, мозг не ушиб? И раньше был придурочным, а уж сейчас…
Цитрус энергично затряс головой.
– Конечно, всё в полном… так сказать… порядке. Просто рад, что всё так вышло. Не ожидал, что так быстро всё получится. Что мы это сделаем! – последние слова Эдик выкрикнул на подъеме. – Ура, друзья! Мы всё-таки это сделали! Мы победили!
– Погоди радоваться, – одернул его один из бородатых, – всё только начинается. На вот тебе.
Эдик протянул протез и поймал в искусственные пальцы рукоять пистолета.
– Это еще зачем? – шепотом спросил он.
– Стрелять будешь, – сказал Пряник и подмигнул: – У нас тут вся братва мечтает Мюллера завалить. Тоже тотализатор, своего рода. Кто знает, может, как раз тебе и повезет.
Тут Дылда взревел и изо всех сил врезал Прянику кулаком в подбородок. Тот лишился сознания сразу и надолго. Винтовка выпала из его безвольных рук, ударилась о каменный пол и грохнула выстрелом. Одному из косков прострелило ногу, и он заорал от боли на одной ноте: «А-а-а-а!», и орал так очень долго – пока ему не вкололи обезболивающего из аптечки охранников.
– Ты что?! – перепугался Цитрус и схватил своего помощника за грудки. – Ты зачем его?! А?
– Так ведь он нам долг не отдал, – пробасил Дылда и захныкал: – Я же умный, я всё помню. Ты сам говорил.
– Какой долг? Какой долг? – заюлил Цитрус, оглядываясь на мрачные лица бородачей. – Сам посуди, какой теперь может быть долг, когда такое дело?
– Пристрелить кретина! – выкрикнул Клещ и потянулся к автомату, зажатому в руке одного из вооруженных косков.
– А ну, не тронь! – Эдик шлепнул Клеща по руке. – Ошибся парень, он нам еще пригодится. Ты ведь за нас, за косков?
– Конечно, – жарко закивал Дылда. – Я за вас. То есть за нас. Не за легавых же мне быть?
– Вот видишь, а ты сразу – «пристрелить»… Сейчас будем легавых мочить. И он нам очень поможет. Так? Будешь легавых мочить с нами?
– Ага, – с готовностью отозвался великан, который понял, что сделал что-то не так, и теперь всеми силами старался загладить вину.
– Братва, вперед! – крикнул бородатый коск с ручным пулеметом в руках. – Айда оружие разбирать. И мочить легашей!
Толпа ринулась наружу с такой готовностью, что Цитруса едва не сбили с ног. И Дылда впереди остальных. Движимый мощным инстинктом самосохранения, про своего благодетеля и друга он мигом позабыл. К тому же ему не терпелось получить обещанное коском оружие. Все эти чудесные железные штуки, с грохотом пуляющие свинцом, ему очень нравились.
Коски ринулись к тачке, полной древних пулевых винтовок и боеприпасов к ним. Поскольку у Цитруса уже был в руке пистолет, он рассудил, что одного ствола ему вполне достаточно. Сейчас он больше всего хотел найти какое-нибудь безопасное место, где можно будет укрыться и переждать бучу. Лазарет? Но там наверняка могут постреливать. Да и заразиться можно чем-нибудь очень неприятным. Один из забоев? Как бы кто из косков не заметил, что он там прячется, и не выдал его. Седой сразу отдаст распоряжение кончить дезертира. К дезертирам он наверняка относится не лучше, чем Мюллер – к саботажникам. Все бугры одинаковые. Хрен редьки не слаще…
Размахивая автоматами, пистолетами и винтовками, толпа косков побежала штурмовать апартаменты начальника колонии. Основные силы охраны окопались там, передав по рации сигнал чрезвычайной ситуации и ожидая подкрепления из внешнего мира.
Цитрус решил спрятаться в одной из камер самого отдаленного первого барака и отсидеться там, пока всё не закончится. Сначала он бежал по коридору следом за дикой толпой косков. Бунтовщики радовались свободе и палили почем зря. Эдик всерьез опасался, что в него может попасть шальная пуля или брошенный кем-то не в меру веселым нож. Миновали развилку. Бунтовщики в одну сторону. Он – в другую. До первого барака отсюда было рукой подать. Главное, чтобы никто не попался навстречу. Но пара косков всё же встретилась. Эдик отсалютовал им протезом:
– Резать легавых бежите? Молодцы, парни. – Коски покосились на Цитруса с подозрением, но ничего не сказали. Узнали организатора подпольной лотереи и решили его не трогать. Неизвестно, как дело повернется, а связей у Руки хватает.
В первом было пустынно. Цитрус добежал почти до самого конца барака, до входа в южный забой, и тут увидел, как по коридору, прямо ему навстречу, направляется Седой, с недавних пор некоронованный король астероида 1313, бугор над всеми буграми. За ним следует свита – не меньше тридцати приближенных, которым король разрешил «держаться рядом». Все – самые закоренелые преступники, не в первый раз топчущие тюремный астероид. Несколько человек толкали по проходу тачку, груженную оружием и боеприпасами до самого верха.
«Часть содержимого тайника прятали в законопослушном первом бараке, – понял Эдик, – и решили подвезти дополнительное вооружение для косков, штурмующих последний оплот вертухаев».
– Эй, Рука, – окликнул его Седой. – Ты не меня ищешь?
Цитрус заметался по бараку. Но прятаться было поздно. Раз заметили, надо попытаться сделать всё, чтобы отмазаться.
– О, Седой, привет, нет, не тебя. Я смотрю, не прячется ли тут кто-нибудь, в первом. Хорошее, знаешь ли, место, чтобы спрятаться. Да. А сам уже бегу легавых мочить. Вот так вот.
– Пойдешь с нами, – милостиво разрешил Седой, С тех пор как Эдик развил на астероиде игорный бизнес и стал перечислять в «королевский общак» кругленькие суммы, отношение бугра к болтливому каторжнику заметно улучшилось.
Цитрус присоединился к вооруженной до зубов толпе.
Они последовали назад по залитому кровью тоннелю, мимо множества пустых камер. На полу тут и там валялись убитые охранники. Еще больше было застреленных из лучевых винтовок косков. Не все получили оружие, да и стрелять охранники умели куда лучше – едва ли не каждый день тренировались в тире. Чтобы продвинуться вперед с тачкой, приходилось оттаскивать мертвецов. Некоторые трупы были истерзаны. Ясно, что перед смертью их долго били. Других убили выстрелами издалека или в упор, и почти не истязали. Один из охранников, когда они подошли ближе, зашевелился и застонал.
– Мочи паразита! – скомандовал Седой. Несколько выстрелов слились в один. Охранник дернулся и затих. Цитрус содрогнулся. Никак не мог привыкнуть к сценам хладнокровных убийств, даже проведя среди насильников и душегубов долгие месяцы.
– Что, Рука, – обратился к нему Седой, когда они двинулись дальше, – небось мечтаешь сам прикончить Мюллера? Тебе он тоже жизнь попортил?
– Мочкануть его было бы неплохо, – ответил Эдик, – он мне сразу не понравился, как только я его увидел. Лицо у него очень неприятное.
– Он многим сразу не глянулся, еще при первой встрече. А уж потом каждый работяга из первого и второго барака понял, что он за сволочь. Видишь, все побежали охрану мочить. Я, правда, заградотряд еще для работяг организовал. Вдруг как кто за свободу умирать не захочет? Так что организовано всё четко. А Мюллеру мы, кореш, сдается мне, уже не успеем кровь пустить. Слишком много желающих насадить его на вертел.
– Ты знаешь, я вот хотел спросить тут одну вещь, – забормотал скороговоркой Цитрус, – а как насчет наших дальнейших планов? Я тебя совсем не хочу обидеть. Не пойми меня превратно, но у тебя ведь есть какой-то план? Хотелось бы узнать, как именно мы будем выбираться с астероида? Ты же не собираешься здесь жить? Оно и неплохо, но рано или поздно сюда подтянут армию.
– Конечно, у меня есть план, – Седой поглядел на Эдуарда угрюмо, – ты что, сомневаешься в моем интеллекте?
– Что ты, нет, ни в коем случае, – испугался Цитрус – просто говорили, что отсюда улететь совсем никак нельзя. Да и потом Мюллер, наверное, вызвал подмогу. Сюда прилетит очень скоро спецназ, ну всё. – Он осекся, увидев с какой яростью смотрит на него Седой.
– Слушай сюда, Рука. Ты знаешь, почему мы именно сегодня решили устроить маскарад?
– Н-нет. Но могу предположить – Мюллер всех достал! Он заставлял нас работать, крал нашу баланду…
Седой поднял руку, прерывая поток словоизлияний.
– Потому что сегодня пришел транспортник с новой партией каторжников. Их готовятся распределять по баракам – отпустили пока только самых послушных, во второй и третий барак. Сам понимаешь, транспортник сейчас под парами. Завтра пополнение должны были списать в остальные бараки, а корабль – загрузить золотом под самую завязку. Вот с этим самым золотом на этом самом транспортнике мы отсюда и сканаем.
Они вышли из барака под своды пещеры.
– Но… – Цитрусу в голову ударила ясная мысль, он замолчал, не решаясь ее озвучить, потом всё же нашел в себе силы: – На всех мест не хватит! А если там еще и золото будет, места совсем мало останется.
Седой с усмешкой оглядел свое окружение. Приближенные поддержали короля радостным смехом.
– Я всех забирать и не собираюсь. Зачем тащить с собой эту вонючую шоблу? Мне моих корешей вот так вот хватит. – Он посерьезнел. – И тебя, Рука, возьму с собой. Ты мне пригодишься, когда я северный сектор Галактики начну под себя подминать. Да и один солидный человек за тебя просил.
– Кто? – удивился Цитрус.
– Доктор Кондратьев. Связался со мной через Щуплого, его с сегодняшней партией привезли, а Щуплый, не будь дурнем, работягой прикинулся. Вот его и сгрузили на астероид первым. Еще до начала бунта. Доставь мне, передает Кондратьев, Руку, во что бы то ни стало. Я, по честному базару, обещать ему ничего не хотел. Думал, вдруг ты уже на том свете? Мало ли чего тут может случиться. Так бы и сказал, мол, не получилось. Но ты тут как тут. Как чувствовал, что и я тут буду. Короче, повезло тебе, инвалид.
– Спасибо! – выдохнул Эдвард. Когда он услышал, что за него просил сам Кондратьев, у него от сердца отлегло. Доктора Седой ослушаться не посмеет. Если не возьмет его на борт груженного золотом транспортника, а тот потом про это прознает, могут самые серьезные неприятности случиться. Даже авторитет не поможет. С организацией мусонов ссориться никому не хочется.
– Ты особо не радуйся, Рука, – покосился на него Седой, – в долю на золото я тебя не беру – только проезд обеспечу.
– Хорошо, хорошо, – откликнулся Цитрус, размышляя о том, что везение всё же его не оставило. Рано он себя похоронил. И про визит к Мюллеру Седой прознать не успел. Еще одна удача. Мало того, что он в живых останется, так, если всё гладко пройдет, через неделю на свободе будет. Только зачем он доктору Кондратьеву? Как бы не втянул его докторишка в какие-нибудь мусонские интриги. От него всего можно ожидать.
– Значит, понял, Рука, долг на тебе серьезный будет. – продолжил Седой.
– Это еще с какой радости?
– А с такой – золото выбрасывать придется. По твоему весу. Чтобы тебя захватить.
– Но ведь Кондратьев просил…
– Кондратьев для меня авторитетен, но он не мой пахан, – сморщился бугор. – Золото отработаешь.
– Сколько же ты хочешь? – тоскливо вздохнул Цитрус.
– Будешь ты мне должен за свою жизнь и волю триста тысяч рублей, – сообщил Седой ленивым тоном. – И не надо на меня так смотреть, моргалы выколю. А ты думал, сколько такая халява стоит?
– Халява ничего не стоит, – крикнул Эдик, – а триста тысяч – это очень много! Где я такие деньги возьму?
– Ты парень шустрый. В тюряге вон как развернулся. Значит, и на воле сумеешь делами заправлять. Главное ты пойми, кореш, я на тебя не давлю. Я ж не зверь. Можешь башлять за мою доброту поэтапно. По тридцать тысяч в год. Но чтобы платил регулярно. И лучше всего, наличными. А то жизнь, которую я тебе сегодня дарю, я у тебя заберу. Сам понимаешь, семьдесят килограммов золота в пыли не валяются… Разве только в таких дерьмовых местах, как здесь…
Седой пнул золотую чушку, лежащую у дороги. Благородный металл хранили на астероиде только так – отлитым в тяжелые болванки, чтобы нельзя было ни спрятать маленький слиток в карман, ни проглотить, ни заныкать где-то среди вещей. Потом золотые чушки грузили на транспортники и отправляли на перерабатывающие заводы. А на самом астероиде такие болванки использовали для того, чтобы двери подпирать, плющить заточки и для прочих хозяйственных нужд.
– Четыре рубля за грамм золота… Это же грабеж, – безнадежно попытался спорить Цитрус, быстро проведя в уме подсчеты стоимости своего «билета на свободу».
– У нас не торгуются, – объявил Седой. – Не нравится – оставайся на астероиде. Почему нет? Мюллера сменят, откроешь опять казино. Будешь в авторитете ходить. Если жив, конечно, после штурма останешься… Тут многие полягут…
– Нет-нет. Я лучше уеду, – поспешил сказать Цитрус. – Ничего, триста так триста.
– Уедешь. Но после того, как мы порешим Мюллера и узнаем коды запуска транспортника. Вперед! – скомандовал Седой, и коски устремились в направлении, откуда слышалась самая яростная пальба.
Эдик и рад был бы отстать – только сейчас это было не в его интересах. Придется подставлять голову под пули, чтобы попасть в транспортник. Ждать его никто не станет. А оставаться на астероиде – затея плохая.Может, косков и не перебьют, заставят работатьдальше. А может, потравят газом, как тараканов… Сколько охраны они уже перебили? Не сосчитать. За такое по головке не погладят. Точно. Снимут за такое головку. И пригонят сюда новую партию заключенных.
База охраны представляла собой такой же типовой алюминиевый барак, как и жилища косков. Только двери здесь были усилены стальными полосами, как раз на случай таких вот неприятностей с заключенными, да еще были оборудованы пуленепробиваемыми окнами. В бараках для заключенных окон вообще не имелось. Зачем они в норах астероида, где не бывает ни дня, ни ночи? А вставлять прочные окна, способные выдержать постоянную разницу давлений – слишком дорогое удовольствие для того, чтобы коски могли любоваться пыльным двором, небольшим участком пещеры, в которой размещался барак.
Сейчас вокруг охранного барака за камнями и за золотыми болванками прятались мятежные коски. Внаглую подступать к двери никто не осмеливался – на крыше барака водили стволами радиоуправляемые лучеметы, которые покосили уже множество заключенных. Впрочем, охранники выйти из осажденного барака тоже не могли – коски имели явное численное преимущество и передавили бы их за милую душу одного за другим даже голыми руками.