Страница:
Один из копов смерил ее сердитым взглядом:
– Совсем стыд потеряла, проститутка проклятая. Мало того, что в мужскую камеру пробралась, так еще голая! Дать бы тебе по наглой роже! Но я женщин не бью с детского сада.
Дылда промычал что-то нечленораздельное, заступаясь за подружку, и ему двинули дубинкой по ребрам чтобы не вякал.
Цитруса приковали к тому же поручню, что и Дылду. Между ними оказался высокий коск с резкими чертами лица. Несмотря на молодость, виски у него были седые. В отличие от многих других, одетых в тюремные робы, коск носил линялую борцовку и широкие спортивные штаны. На мускулистом плече каждый мог видеть татуировку – черного паука на паутине и под ним буквы – ПАУК. Сразу было видно – коск авторитетный, мотавший не один срок.
– Паук, – прочитал Дылда и улыбнулся добродушно. – И так ясно, что это паук.
Коск окинул его свирепым взглядом и проворчал:
– Повесить Автора Уголовного Кодекса.
– А-а-а, – протянул великан, – тогда понятно. А тебя как зовут? Паук, да?
– Седой меня кличут.
– Ага, Седой, – обрадовался Дылда.
– Улыбку спрячь! – проворчал коск. – Не то я тебе ее в глотку заколочу.
– Что?! – великан заморгал часто.
– Что слышал, придурок.
Седой обернулся к Цитрусу и процедил:
– Ведь из-за тебя, падла, весь этот шухер начался.
Эдвард вздрогнул, оглянулся – не слышат ли остальные. Он и так уже наделал дел. Если и другие коски решат, что он виноват в их проблемах, не сносить ему головы.
– Что ж, мне надо было самому горло под рангунью заточку подставить? – поинтересовался он. – Мне, вообще-то, жить хочется. Я еще молодой.
– Кипеш не надо было поднимать, – проворчал коск, продолжая сверлить Цитруса злым взглядом. – «Наших бьют, наших бьют»… Завел себе врага, мочи его по-тихому. А то спать улегся, на полудурка понадеялся…
Дылда обиженно засопел.
– Это кто тут полудурок?
– Все вы полудурки. Как погоняло твое? Рука, Меченый сказал? По первой, значит. Ты тоже, полудурок?
– Я уже два раза сидел, – обиделся великан. – Меня, кстати, Дылда называют, а совсем не полудурок.
– Такому, как ты, никакая наука впрок не идет, полудурок, – отрезал Седой. – Иначе вежливее бы с бугром базарил.
– А ты бугор? – заинтересовался Цитрус. – В первым раз так близко живого бугра рядом вижу…
– Дохлого видел, что ли? – нехорошо сощурился Седой.
Цитрусу очень некстати вспомнилась голова Швеллера за лобовым стеклом полицейского катера.
– Нет. Я к тому, что совсем бугров не знал раньше. Кроме тех, с кем работал, конечно. Тебе фамилии Швеллер или Иванов ничего не говорят?
– Кореша твои в авторитете, что ли?
– Самые близкие кореша, – сообщил Эдик. – Так ты их знаешь или нет?
– Швеллера знаю, слышал о нем недавно скорбные новости. Его какой-то фраер вроде как в прошлом году шлепнул, – буркнул Седой. – Со Швеллером я в Баранбау познакомился. В эту дыру я, вообще-то, совсем случайно попал. В другом месте я работал… А здесь залетел из-за своего горячего характера. Подрался на улице. С парочкой полицейских. Ну и взяли меня. Думал, малым сроком отделаюсь. Но после много чего раскрутили… Ну и накрутили мне, конечно.
– Не Цуккермейстнер ли, случаем, накрутил? – тут же спросил Цитрус.
– А ты подсадной, что ли, – нахмурился Седой, – что всех легавых по именам знаешь?
– Цуккермейстнер – судья. Он мне сто тридцать два года впаял, – почти с гордостью поделился подробностями своей судимости Эдвард.
– Сто тридцать два года? Тебе, фраерок? Ну и дела… Ты что ж такого натворил? Покушался на какого-нибудь шишкаря из сената?!
– Да у меня статей, как у собаки блох, – расправил плечи Цитрус. – Проще сказать, чего на меня не навесили. Точнее, я и сам не знаю. Потому как никак вспомнить не могу хотя бы одной статьи, по которым не проходил.
– По некоторым лучше не проходить, – Седой поглядел на Цитруса с подозрением, – извращенцев у нас не жалуют.
– Вот по этой статье я как раз и не проходил, – сообщил Эдик.
– Это какой «вот этой»?
– Развращение извращенцев. Сто пятьдесят шестая.
– Что?
– Да ничего. Это я пошутил. Нет, правда, извращенцем меня не назовешь. Я, признаться, к сексу вообще отношусь предосудительно. Это всё потому, что у меня был строгий отец. Если я только говорил что-то о сексе, меня немедленно пороли. Так что вырос я человеком чистым и непорочным.
– Сто тридцать два года – не фунт изюму, – проворчал Седой после недолгой паузы, откровения Цитруса вызвали у него некоторое замешательство.
– Такой срок дает какие-то преимущества? – осведомился Эдик с присущим ему практицизмом.
– А как же. Лет через десять можешь даже выбиться в авторитеты. Если заслужишь всеобщее уважение. А то и в смотрящие… Бежать-то тебе некуда, да и вообще, знакомства сведешь. Если доживешь, конечно. Тот рангун тебя за что замочить хотел?
– За бублики, – вздохнул Цитрус:
– Ты не хами авторитетным людям, – нахмурился Седой. – Парень ты болтливый, Рука, как я погляжу. У нас тут этого не любят. Настоящий коск должен быть суров и немногословен. Примерно, как я. Втыкаешь?
– Что втыкаю? – не понял Эдвард.
– И феню учи, – наставительно заметил Седой, – а то люди тебя понимать не будут. И сам не будешь понимать, кто и о чем базлает. Воткнул?
– Ага, воткнул, воткнул, – догадался Цитрус, – вести себя, значит, спокойно, уверенно… А-а-а! – завопил он вдруг благим матом.
Седой резко обернулся. В иллюминаторе разворачивалась поистине грандиозная картина. Громадный астероид, размером с пятиэтажный дом, вращаясь, несся на транспортник.
– Всё, мы в поясе, – сказал Седой.
Астероид врезался одним из острых углов в иллюминатор, так что корабль содрогнулся и, так же вращаясь, полетел прочь. На стекле от соприкосновения с космической громадиной осталась явная отметина.
– Мы все погибнем! – в ужасе выкрикнул Цитрус. За что удостоился множества презрительных взглядов.
– Да не ори ты! – поморщился Седой. – Что я тебе только что говорил? Веди себя спокойно. Это они специально иллюминаторы открыли. Чтобы показать нам, что с астероидов так просто не смыться. У транспортника броня в человеческий рост толщиной, обшивка из металла такой прочности, что тебе и не снилось.
– Но ил… иллюминатор…
– Бронированное стекло. Выдержит. Так что не дрейфь. Лучше скажи, ты где руку-то потерял?
– Меня копы ранили и в грязный подвал бросили. Началось заражение, гангрена. Вот и отпилили.
– Копы?! Так ты из-за них руку потерял?! – Седой вдруг заметно оживился.
– Ну да.
– Что ж ты молчал? Это меняет дело. Был ты просто новичок на астероидах. А теперь будешь мучеником режима. Слыхал про профсоюз косков?
Цитрус оживленно замотал головой.
– Это организация такая. На свободе они мусоны, а здесь – заключенные, которые вроде как права наши защищают.
– Про мусонов я слышал. У меня даже девушка была мусонка. Любила меня, как кошка. Ну и я ее, конечно, тоже…
– Да погоди ты, – перебил его Седой. – Слушай, базлать с тобой совсем без мазы. Только начну что-то важное задвигать, как ты тут же отсвечиваешь…
– Что? – переспросил Эдик.
– То. Феню учи! – строго повторил Седой. – Ну, так по поводу профсоюза косков. Им такие, как ты, очень нужны. Те, что из-за произвола легавых пострадали. Они тебя как яркий пример плохого обращения будут демонстрировать. Помогут срок скостить. Так что на свободу раньше выйдешь.
– Ну да?! – обрадовался Цитрус. – Вот это здорово.
– Ты только не тушуйся. Пусть о твоем случае все узнают. Где это видано, в самом деле, чтобы живому человеку руку отпиливали и никому ничего за это не было…
– Ну да, я им еще покажу, – пообещал Эдик. – Они еще узнают Цитруса.
– Как прилетим да разместимся по камерам, я тебя с нужными людьми сведу. Да и мне за то, что я такого ценного клиента подогнал, перепадет что наверняка. Ты только слушай меня. Знаешь, как на астероидах говорят. Кто бугра не слушал, мало спал и кушал. Подлетаем, – сказал Седой, глядя в иллюминатор. – Вот она, колония при Бетельгейзе.
– Говорят, тут самая лютая охрана, – вмешался один из косков, пристегнутый наручниками позади Эдварда. – Не люди, а настоящие цепные псы. Если бы не профсоюз, давно бы всех заключенных до смерти затравили.
Эдвард уставился в иллюминатор. Среди громадин астероидов болталась окруженная зеленым силовым полем величественная и словно изъеденная жуками картофелина. То есть, конечно, это была вовсе не картофелина, а самый крупный астероид, весь изъязвленный просверленными в его недрах подземными ходами. Колония при Бетельгейзе размещалась именно здесь. Внутри астероида. Попасть внутрь или вырваться наружу могли только специализированные транспортники. Попробовал бы кто-то из бандитов выручить своих товарищей – даже если он преодолел бы чудом пояс астероидов, используя секретные навигационные карты – сквозь силовое поле просочиться невозможно.
– Однако, не слишком-то мне здесь нравится, – заметил Эдвард. – Ни тебе лесов, ни полей… Воздуха, наверное, и то не хватает!
– Здесь всего не хватает, – хмыкнул Седой. – И воды, и воздуха, и площади. В избытке тут только золото.
– Как это? – заинтересовался Эдвард. – Ты хочешь сказать, что здесь много золотишка?
– Астероид просто напичкан золотой рудой. Потому и охрана такая лютая. А коски золото добывают.
– И мы будем? – спросил Эдик.
– Я – не буду, – мрачно ответил Седой. – Воры работать не идут. Воровка никогда не станет прачкой, а вора не заставишь спину гнуть… Слышал такую песенку? Работать против наших принципов. И ты вполне откосить можешь, потому как инвалид. А дружка твоего, полудурка, наверняка на тачку поставят. Эдакий бугай! И пожрать любит…
– Да, я люблю покушать, – согласился Дылда.
– Ну вот, будет пайку лишнюю зарабатывать… – игнорируя его, сообщил Цитрусу Седой. – Купят тебя тюремщики за лишнюю тарелку вонючей баланды.
Великан насупился. В словах авторитетного коска скрывалась какая-то поддевка, но он никак не мог взять в толк – какая именно. К тому же его немного пугал этот резкий в движениях коск. Что-то подсказывало Дылде, что связываться с ним не стоит. Если драться, то лучше бить сразу наповал. Иначе тот поднимется, и крышка. Дылда по опыту знал – такие даже грубого слова не прощают. Были неприятности в прошлую отсидку. Правда, все их удалось решить, задавив парочку авторитетных воров по-тихому, так что никто об этом не узнал.
«Может, и в этот раз так же поступить, – размышлял Дылда, поскребывая пятерней бритую голову, – пока чего-нибудь дурного не случилось».
А Эдвард думал о золоте, вперив взгляд в неровную картофелину крупного астероида. Теперь ему казалось, что некоторые бока отливают желтизной. Любопытно всё-таки… Попасть бы на этот астероид без охраны, с автономным экскаватором, или хотя бы на модифицированном грузовичке с хорошим оборудованием. И поработать на себя, а не на дядю. За неделю можно нажить состояние. И прикупить бубличный завод на Амальгаме-12. Или построить. Чтобы жить безбедно до глубокой старости. И каждый день ходить в казино.
– На пол!
Скрежещущий металлом бесцветный голос прервал мечты Эдварда.
– Всем лечь!
Коски возмущенно заголосили. Цитрус сначала не понял, почему они так возмущаются. До тех пор, пока ему на плечи не уселся средних размеров гиппопотам. На самом деле никакого гиппопотама, конечно, не было, но перегрузки вдавливали в пол безжалостно, выворачивали прикрученную к поручню руку, сжимали мышцы стальными тисками. Лечь не было никакой возможности – поручни словно специально прикрутили где-то на уровне груди человека среднего роста.
– Собаки легавые, – прохрипел Седой. – Смерти нашей хотят.
Особенно тяжело пришлось низкорослым таргарийцам. Их растягивало между полом и поручнем, перенести вес на колени лохмоухие гуманоиды не могли – им и прежде приходилось стоять возле поручня едва ли не на цыпочках.
– Вы прибываете в систему Бетельгейзе, колония номер шесть. Рады приветствовать вас на территории нашей юрисдикции, – продолжал скрипеть металлический голос. – Точнее, мы, конечно, совсем не рады – кто обрадуется таким подонкам? Отбросам общества? Преступникам и извращенцам? Но надо ведь вас куда-то девать.
– Начальник колонии. Козлов, – тихо сказал коск позади Эдварда.
– Погоняло? – поинтересовался Седой.
– Фамилия. Но очень ему подходит. Меду не надо – лишь бы нашего брата помучить.
– А ты здесь чалился? Или слухи всё?
– Мотал я тут срок два года назад. Трешку.
– И как?
– Да ничего. Живой, как видишь. Хотя приморили порядком. Когда попал сюда, весил девяносто килограммов. Вышел доходягой – пятьдесят два кило. Вес, точно у жены сенатора.
Цитрус прислушивался к разговору бывалых косков, стараясь не упустить что-нибудь важное. Даже не вставил ни одной реплики, хотя это и было против его правил. Но, когда перегрузки немного отпустили, обратился к соседу, который выглядел не таким страшным, как Седой, да и сидел прежде по несерьезной статье:
– Вы и правда добывали там золотишко?
Цитрус ловко извернулся, чтобы видеть своего собеседника. Зеленые глаза светловолосого, совсем еще молодого парня, весело сверкнули.
– А то!
– А хозяева рудника не боялись, что коски его растащат? Глупая затея, по-моему, ставить заключенных на золотой рудник. Там же одни воры и налетчики.
– Кого же, по-твоему, еще заставлять горбатиться на золотых рудниках? Копов?
– А что, очень даже интересная мысль! – воскликнул Эдик. – Копам там – самое место. Честные копы ловили бы продажных копов, польстившихся на золотишко. А продажных становилось бы всё больше, потому что рядом с таким количеством золота, прямо скажем, трудно сохранить приверженность букве закона. И производительность тюремных рудников возрастала бы год от года. Надо будет внести такое предложение в Галактический сенат. Как ты считаешь, от коска такое предложение примут? Мы ведь не поражены в правах? Только свободу у нас отняли, но не право голоса?
– Силен базарить. Во избежание соблазнов, копов посылают сюда стеречь нас, а не добывать золото, – хмыкнул Седой. – Только золотишко они воруют всё равно. Так я думаю.
– Нет, – отозвался молодой коск. – Система тут очень жесткая. Попался с золотом – сразу в колонию, по решению «тройки» – у них тут специальный полицейский трибунал. На кирку, на тачку – показывать своим примером, как нужно искупать вину.
– И бывшие копы работают вместе с косками? – заинтересованно осведомился Седой. Еще бы, если уж вывел на плече девиз «Повесить автора уголовного кодекса», мимо легавого, попавшего за решетку, не пройдет. Вдруг и этот, собака злая, какую-никакую букву в проклятый кодекс вписал?
– Нет, конечно, – отозвался молодой коск. – Их придушили бы в первую же ночь. У них отдельные барак…
– Так мы будем жить в бараках? – встрял в беседу Эдуард.
– Ну да, в таких алюминиевых ангарах. Они стоят в бывших выработках. Там даже воздух есть. А сверху – стеклянные колпаки.
Седой нахмурился, смерил Цитруса сердитым взглядом и обратился к молодому:
– Так ты что-то говорил о копах?
– Ну да. Столуются они тоже в другом месте. Но иногда кто-то из косков всё же до них дорывается… Обычно – в шахте. Страшное зрелище…
– Хорошо, – прищурился от удовольствия Седой и сразу стал похож на бывалого, потрепанного в уличных драках котяру. – Я-то обязательно до кого-нибудь доберусь. И перо ему в бок, перышко…
– Еще в шахту его можно скинуть… Только лететь он будет долго – гравитация низкая. И насмерть может не разбиться. Так что лучше сначала пером, а потом уже в шахту.
– А как тут с заразой? – помрачнел Седой. – Всякие там злые клопы, глюмзии и харты водятся?
– Всего понемногу, – протянул коск. – Есть, конечно. Как без них?
Эдвард опасливо отодвинулся от соседа. Он ведь мотал здесь срок! А глюмзии, как известно, не выведешь ничем, пока человек жив. А если и умер – его нужно кипятить два часа, а лучше просто сжечь в крематории. Иначе глюмзии не победить.
Хотя предосторожности могли показаться лишними – они ведь летели в самое скопище паразитического рассадника – Эдвард пристально разглядывал одежду молодого коска. Когда взгляд его опустился до живота, Цитрус пронзительно заорал.
– Ты чего опять кипешишься?! – возмутился Седой, встряхивая Эдварда. – Такие нервные долго не живут! Запомни это, Рука! Ты меня всё больше волнуешь!
– Там… Там… – повторял Эдик, вглядываясь в область живота соседа.
– Да что там такое?! – испугался и сам коск. Эдик взвизгнул еще пронзительнее.
– Опять! Опять!
– Да что случилось? – поинтересовался Седой голосом человека, собирающегося кого-то немедленно задушить.
– Внутри этого парня живет крыса, – дрожащим голосом сообщил Цитрус, тыкая в зеленоглазого. – Я боюсь, что это заразно. Вдруг она захочет отложить в меня яйца?
Молодой коск не испугался, но слегка смутился.
– Да не будет он в тебя яйца откладывать…
– Кто? – свистящим шепотом поинтересовался Седой. – Вы что – все здесь подсадные? Легавые задумали свести меня с ума с помощью компании полудурков?
Крыса между тем выглянула из прорехи в рубашке коска и уставилась на Цитруса кроваво-красным глазом – левый у нее отсутствовал.
Эдик отшатнулся:
– Держи ее! Сейчас она на меня бросится! Затолкай ее обратно к себе в живот!
Лязг и грохот прервали причитания Цитруса. Корабль пристыковался к астероиду. Вектор силы тяжести сразу изменился, некоторых косков швырнуло на стены, других, наоборот, потащило к центру зала, выкручивая руки. Почти у всех закружилась голова.
– Крыса! Крыса! – продолжал орать Цитрус.
– Да это тушканчик с Луны Малена, – потупился молодой коск. – И погоняло мое, между прочим, Тушканчик. Потому что я везде его с собой ношу.
– Тушканчик-паразит! – продолжал надрываться Цитрус. – А вдруг он захочет залезть в меня?
– Да ты что? Он просто сидит у меня под рубашкой. Это мой друг. Он очень смирный…
Седой сплюнул на пол.
– У каждого свои причуды… О тебе, Тушканчик, я слышал. Говорят, ты правильный пацан, хоть и молодой. Держись меня. Не пропадешь.
– А я? Можно и я буду тебя держаться? – оживился Эдвард.
– А ты лучше отвали, – буркнул Седой. – Ты, считай, паря, уже покойник.
– По-почему? – испугался Цитрус.
– Пришьют тебя здесь из-за длинного языка. Так я думаю. И отсутствие руки не поможет. Не любят наши таких.
– Ладно. Буду стараться говорить поменьше, – Эдик вздохнул.
– Вот именно.
Тут снова включили парализаторы. На этот раз – без предупреждения. Измученные коски повисли на своих наручниках. В трюм ворвались охранники и принялись отстегивать заключенных и партиями выводить их наружу.
До Цитруса, Дылды, Седого и Тушканчика очередь дошла не скоро. Людей оставили напоследок. Конвойный с мутными глазками, от которого несло перегаром, хмыкнул, разглядывая «подружку» Дылды.
– А ты времени даром не терял! Скажи только – какой дурак приковал ее рядом с тобой? И зачем? Чтобы не улетела от твоих стараний?
– Это моя собственность, – буркнул обиженный Дылда.
– Это его собственность! – подтвердил Седой. – Попробуй только отнять куклу или порезать! Будешь иметь дело с профсоюзом косков!
– Вот именно, – откликнулся Цитрус и продемонстрировал протез. – Вы нам еще за мою руку ответите.
Охранник покосился на косков с сомнением, но, видно, решил не связываться.
– Ладно, держись крепче за свою бабу,. – сказал он, отстегнул наручник и сунул куклу Дылде. – Пойдешь в третий барак. Извращенцев там не жалуют…
– Это хорошо. Я тоже не люблю извращенцев, – кивнул Дылда.
– Так, и ты тоже в третий барак – уродов там тоже не любят!
– Я инвалид, пострадавший от произвола полиции, а не урод! – обиделся Эдик.
– Одно другому не мешает, – рассудительно заметил охранник. – И инвалид может быть уродом. Да еще каким! – Он хохотнул и уставился на Тушканчика и Седого. – Так, а куда же направить вас, парни?
– Туда, где любят уродов и извращенцев, пожалуйста. – пошутил Тушканчик.
– Может, зубы тебе выбить? – задумался охранник.
– Профсоюз, – напомнил Седой.
– Ах, профсоюз, – помрачнел коп, – в таком случае и ты, и ты в третий барак.
– Не надо в третий, – взмолился Тушканчик. – Знаю я, какие в третьем порядки. Ну, пожалуйста.
– В третий, в третий, – ухмыльнулся охранник, освобождая новоприбывших от наручников, затем внес их имена в электронный блокнот с пометкой «три» и заорал: – А ну пошли рысью, подонки! Делать мне больше нечего, возиться тут со всякой мразью.
Их вытолкали в коридор. В лицо Эдварду пахнуло таким жаром, что он едва не задохнулся.
– Что, жарко, Рука? – поинтересовался Седой. – Привыкай, климат тут генерируют такой, как в Сахаре на нашей прародине-Земле, чтобы подходило большинству галактических рас. Многие мохнатые и перепончатые уродцы любят жару.
– Люди – существа живучие, – подтвердил Тушканчик, – всё могут вынести. Даже Сахару. Вот только не третий барак…
– А что третий? – переспросил Цитрус.
– Там собирается самое мерзкое отребье, убийцы и беспредельщики. Даже авторитеты для них не авторитеты.
– Ну, это мы еще посмотрим, – проворчал Седой, – я в законе. Меня парочкой беспонтовых беспредельщиков не напугаешь. Быстро всех к порядку приведу.
Коридор заполнился народом. Заключенные напирали сзади, но продвигаться было некуда. Впереди толпился сброд со всех концов Галактики – представители почти всех разумных и полуразумных галактических рас. Дышалось так тяжело, что Эдвард ощутил головокружение и оперся протезом о неровную каменистую стену. Тоннель вырубили в твердой породе астероида, привесив под потолком вереницу тусклых фонарей. На стене он заметил едва различимое посверкивание. Придвинулся и обомлел. Вся порода была буквально нашпигована желтоватыми вкраплениями золота. Он уже собирался расковырять стену крюком, когда прозвучала зычная команда охраны, зашелестели голоса в переносных рациях и косков погнали по коридору вниз – в самые недра тюремного астероида.
Тоннель казался бесконечным. Со стороны можно было подумать, будто астероид не так уж и велик, но теперь Эдвард понял, что ошибался. Внутри астероида можно было разместить не только колонию преступников, но и приличных размеров город.
Наконец процессия остановилась. На развилке косков пересчитывали и разделяли на группы в зависимости от бараков, куда их определили ранее. Тушканчик попробовал протестовать, так ему не хотелось в третий, но охрана его и слушать не стала, только пообещали, если он еще будет выступать, то ему все зубы пересчитают.
– Цитрус, третий, – Эдварда толкнули в плечо к левому коридору…
– Быстрее, быстрее, – подгоняли охранники косков, бредущих по скудно освещенному тоннелю к страшному третьему бараку.
Дылда пыхтел, как электрический чайник. Пот с него лился ручьями. Но резиновую женщину он держал крепко, двумя руками, и от Цитруса не отставал, словно только от Эдварда зависело, насколько хорошо он устроится в третьем бараке. Между тем его «благодетеля» одолевали самые мрачные мысли. Седой с Тушканчиком теперь держались от них особняком. Коски поглядывали на однорукого и его массивного сопровождающего недобро. От этих колючих взглядов, да еще оттого, что в тоннеле царил тусклый свет, Эдварду стало казаться, что где-то неподалеку – убийца, подосланный Швеллером. Он всегда доверял своему врожденному чутью, поэтому держался настороженно.
И вдруг заметил, как коски впереди передают что-то по цепочке. Их руки действовали почти механически. Всё произошло мгновенно. Заключенный, идущий перед ним, резко развернулся, в руке его блеснула заточка. Перекошенное злобой лицо отражало решительность. Он уже собирался пустить оружие в дело, но Цитрус оказался проворнее – ткнул его крюком в горло и едва не свалился вместе с ним, когда тот захрипел и стал заваливаться в сторону. Эдвард придержал его, глядя в стекленеющие, расширенные от ужаса глаза.
Незадачливый коск осел у стены, и толпа заключенных протопала мимо, как ни в чем не бывало. Большинство даже ничего не заметило, остальные сочли, что лучше не вмешиваться. Извечный закон тех, кто находится за гранью закона и хочет остаться в живых, – не вмешивайся в чужие разборки, если хочешь жить долго.
Трясясь от ужаса, Цитрус брел вперед. Ему казалось, что все вокруг показывают на него пальцами и шепчут: «Убийца, убийца!» Но никто не сказал ни слова по поводу этого случая, и даже охрана не стала поднимать тревогу.
Их привели в обширный зал, изрытый норами ходов. По правую и левую сторону здесь располагались закрытые решетками пещеры. Из-за решеток скалились бывалые коски, обозревая новоприбывших. Вид у них был порядком приморенный. Во всяком случае, ни одного из них нельзя было назвать упитанным.
– Эй, ты, с протезом, – крикнул один из заключенных, – где лапку потерял?! – И хрипло захохотал, довольный шуткой.
Цитрус обернулся к Дылде и громко, так чтобы слышали все, кто шел рядом, сказал:
– Запомни вот этого. Его убьем первым!
Глава 3
– Совсем стыд потеряла, проститутка проклятая. Мало того, что в мужскую камеру пробралась, так еще голая! Дать бы тебе по наглой роже! Но я женщин не бью с детского сада.
Дылда промычал что-то нечленораздельное, заступаясь за подружку, и ему двинули дубинкой по ребрам чтобы не вякал.
Цитруса приковали к тому же поручню, что и Дылду. Между ними оказался высокий коск с резкими чертами лица. Несмотря на молодость, виски у него были седые. В отличие от многих других, одетых в тюремные робы, коск носил линялую борцовку и широкие спортивные штаны. На мускулистом плече каждый мог видеть татуировку – черного паука на паутине и под ним буквы – ПАУК. Сразу было видно – коск авторитетный, мотавший не один срок.
– Паук, – прочитал Дылда и улыбнулся добродушно. – И так ясно, что это паук.
Коск окинул его свирепым взглядом и проворчал:
– Повесить Автора Уголовного Кодекса.
– А-а-а, – протянул великан, – тогда понятно. А тебя как зовут? Паук, да?
– Седой меня кличут.
– Ага, Седой, – обрадовался Дылда.
– Улыбку спрячь! – проворчал коск. – Не то я тебе ее в глотку заколочу.
– Что?! – великан заморгал часто.
– Что слышал, придурок.
Седой обернулся к Цитрусу и процедил:
– Ведь из-за тебя, падла, весь этот шухер начался.
Эдвард вздрогнул, оглянулся – не слышат ли остальные. Он и так уже наделал дел. Если и другие коски решат, что он виноват в их проблемах, не сносить ему головы.
– Что ж, мне надо было самому горло под рангунью заточку подставить? – поинтересовался он. – Мне, вообще-то, жить хочется. Я еще молодой.
– Кипеш не надо было поднимать, – проворчал коск, продолжая сверлить Цитруса злым взглядом. – «Наших бьют, наших бьют»… Завел себе врага, мочи его по-тихому. А то спать улегся, на полудурка понадеялся…
Дылда обиженно засопел.
– Это кто тут полудурок?
– Все вы полудурки. Как погоняло твое? Рука, Меченый сказал? По первой, значит. Ты тоже, полудурок?
– Я уже два раза сидел, – обиделся великан. – Меня, кстати, Дылда называют, а совсем не полудурок.
– Такому, как ты, никакая наука впрок не идет, полудурок, – отрезал Седой. – Иначе вежливее бы с бугром базарил.
– А ты бугор? – заинтересовался Цитрус. – В первым раз так близко живого бугра рядом вижу…
– Дохлого видел, что ли? – нехорошо сощурился Седой.
Цитрусу очень некстати вспомнилась голова Швеллера за лобовым стеклом полицейского катера.
– Нет. Я к тому, что совсем бугров не знал раньше. Кроме тех, с кем работал, конечно. Тебе фамилии Швеллер или Иванов ничего не говорят?
– Кореша твои в авторитете, что ли?
– Самые близкие кореша, – сообщил Эдик. – Так ты их знаешь или нет?
– Швеллера знаю, слышал о нем недавно скорбные новости. Его какой-то фраер вроде как в прошлом году шлепнул, – буркнул Седой. – Со Швеллером я в Баранбау познакомился. В эту дыру я, вообще-то, совсем случайно попал. В другом месте я работал… А здесь залетел из-за своего горячего характера. Подрался на улице. С парочкой полицейских. Ну и взяли меня. Думал, малым сроком отделаюсь. Но после много чего раскрутили… Ну и накрутили мне, конечно.
– Не Цуккермейстнер ли, случаем, накрутил? – тут же спросил Цитрус.
– А ты подсадной, что ли, – нахмурился Седой, – что всех легавых по именам знаешь?
– Цуккермейстнер – судья. Он мне сто тридцать два года впаял, – почти с гордостью поделился подробностями своей судимости Эдвард.
– Сто тридцать два года? Тебе, фраерок? Ну и дела… Ты что ж такого натворил? Покушался на какого-нибудь шишкаря из сената?!
– Да у меня статей, как у собаки блох, – расправил плечи Цитрус. – Проще сказать, чего на меня не навесили. Точнее, я и сам не знаю. Потому как никак вспомнить не могу хотя бы одной статьи, по которым не проходил.
– По некоторым лучше не проходить, – Седой поглядел на Цитруса с подозрением, – извращенцев у нас не жалуют.
– Вот по этой статье я как раз и не проходил, – сообщил Эдик.
– Это какой «вот этой»?
– Развращение извращенцев. Сто пятьдесят шестая.
– Что?
– Да ничего. Это я пошутил. Нет, правда, извращенцем меня не назовешь. Я, признаться, к сексу вообще отношусь предосудительно. Это всё потому, что у меня был строгий отец. Если я только говорил что-то о сексе, меня немедленно пороли. Так что вырос я человеком чистым и непорочным.
– Сто тридцать два года – не фунт изюму, – проворчал Седой после недолгой паузы, откровения Цитруса вызвали у него некоторое замешательство.
– Такой срок дает какие-то преимущества? – осведомился Эдик с присущим ему практицизмом.
– А как же. Лет через десять можешь даже выбиться в авторитеты. Если заслужишь всеобщее уважение. А то и в смотрящие… Бежать-то тебе некуда, да и вообще, знакомства сведешь. Если доживешь, конечно. Тот рангун тебя за что замочить хотел?
– За бублики, – вздохнул Цитрус:
– Ты не хами авторитетным людям, – нахмурился Седой. – Парень ты болтливый, Рука, как я погляжу. У нас тут этого не любят. Настоящий коск должен быть суров и немногословен. Примерно, как я. Втыкаешь?
– Что втыкаю? – не понял Эдвард.
– И феню учи, – наставительно заметил Седой, – а то люди тебя понимать не будут. И сам не будешь понимать, кто и о чем базлает. Воткнул?
– Ага, воткнул, воткнул, – догадался Цитрус, – вести себя, значит, спокойно, уверенно… А-а-а! – завопил он вдруг благим матом.
Седой резко обернулся. В иллюминаторе разворачивалась поистине грандиозная картина. Громадный астероид, размером с пятиэтажный дом, вращаясь, несся на транспортник.
– Всё, мы в поясе, – сказал Седой.
Астероид врезался одним из острых углов в иллюминатор, так что корабль содрогнулся и, так же вращаясь, полетел прочь. На стекле от соприкосновения с космической громадиной осталась явная отметина.
– Мы все погибнем! – в ужасе выкрикнул Цитрус. За что удостоился множества презрительных взглядов.
– Да не ори ты! – поморщился Седой. – Что я тебе только что говорил? Веди себя спокойно. Это они специально иллюминаторы открыли. Чтобы показать нам, что с астероидов так просто не смыться. У транспортника броня в человеческий рост толщиной, обшивка из металла такой прочности, что тебе и не снилось.
– Но ил… иллюминатор…
– Бронированное стекло. Выдержит. Так что не дрейфь. Лучше скажи, ты где руку-то потерял?
– Меня копы ранили и в грязный подвал бросили. Началось заражение, гангрена. Вот и отпилили.
– Копы?! Так ты из-за них руку потерял?! – Седой вдруг заметно оживился.
– Ну да.
– Что ж ты молчал? Это меняет дело. Был ты просто новичок на астероидах. А теперь будешь мучеником режима. Слыхал про профсоюз косков?
Цитрус оживленно замотал головой.
– Это организация такая. На свободе они мусоны, а здесь – заключенные, которые вроде как права наши защищают.
– Про мусонов я слышал. У меня даже девушка была мусонка. Любила меня, как кошка. Ну и я ее, конечно, тоже…
– Да погоди ты, – перебил его Седой. – Слушай, базлать с тобой совсем без мазы. Только начну что-то важное задвигать, как ты тут же отсвечиваешь…
– Что? – переспросил Эдик.
– То. Феню учи! – строго повторил Седой. – Ну, так по поводу профсоюза косков. Им такие, как ты, очень нужны. Те, что из-за произвола легавых пострадали. Они тебя как яркий пример плохого обращения будут демонстрировать. Помогут срок скостить. Так что на свободу раньше выйдешь.
– Ну да?! – обрадовался Цитрус. – Вот это здорово.
– Ты только не тушуйся. Пусть о твоем случае все узнают. Где это видано, в самом деле, чтобы живому человеку руку отпиливали и никому ничего за это не было…
– Ну да, я им еще покажу, – пообещал Эдик. – Они еще узнают Цитруса.
– Как прилетим да разместимся по камерам, я тебя с нужными людьми сведу. Да и мне за то, что я такого ценного клиента подогнал, перепадет что наверняка. Ты только слушай меня. Знаешь, как на астероидах говорят. Кто бугра не слушал, мало спал и кушал. Подлетаем, – сказал Седой, глядя в иллюминатор. – Вот она, колония при Бетельгейзе.
– Говорят, тут самая лютая охрана, – вмешался один из косков, пристегнутый наручниками позади Эдварда. – Не люди, а настоящие цепные псы. Если бы не профсоюз, давно бы всех заключенных до смерти затравили.
Эдвард уставился в иллюминатор. Среди громадин астероидов болталась окруженная зеленым силовым полем величественная и словно изъеденная жуками картофелина. То есть, конечно, это была вовсе не картофелина, а самый крупный астероид, весь изъязвленный просверленными в его недрах подземными ходами. Колония при Бетельгейзе размещалась именно здесь. Внутри астероида. Попасть внутрь или вырваться наружу могли только специализированные транспортники. Попробовал бы кто-то из бандитов выручить своих товарищей – даже если он преодолел бы чудом пояс астероидов, используя секретные навигационные карты – сквозь силовое поле просочиться невозможно.
– Однако, не слишком-то мне здесь нравится, – заметил Эдвард. – Ни тебе лесов, ни полей… Воздуха, наверное, и то не хватает!
– Здесь всего не хватает, – хмыкнул Седой. – И воды, и воздуха, и площади. В избытке тут только золото.
– Как это? – заинтересовался Эдвард. – Ты хочешь сказать, что здесь много золотишка?
– Астероид просто напичкан золотой рудой. Потому и охрана такая лютая. А коски золото добывают.
– И мы будем? – спросил Эдик.
– Я – не буду, – мрачно ответил Седой. – Воры работать не идут. Воровка никогда не станет прачкой, а вора не заставишь спину гнуть… Слышал такую песенку? Работать против наших принципов. И ты вполне откосить можешь, потому как инвалид. А дружка твоего, полудурка, наверняка на тачку поставят. Эдакий бугай! И пожрать любит…
– Да, я люблю покушать, – согласился Дылда.
– Ну вот, будет пайку лишнюю зарабатывать… – игнорируя его, сообщил Цитрусу Седой. – Купят тебя тюремщики за лишнюю тарелку вонючей баланды.
Великан насупился. В словах авторитетного коска скрывалась какая-то поддевка, но он никак не мог взять в толк – какая именно. К тому же его немного пугал этот резкий в движениях коск. Что-то подсказывало Дылде, что связываться с ним не стоит. Если драться, то лучше бить сразу наповал. Иначе тот поднимется, и крышка. Дылда по опыту знал – такие даже грубого слова не прощают. Были неприятности в прошлую отсидку. Правда, все их удалось решить, задавив парочку авторитетных воров по-тихому, так что никто об этом не узнал.
«Может, и в этот раз так же поступить, – размышлял Дылда, поскребывая пятерней бритую голову, – пока чего-нибудь дурного не случилось».
А Эдвард думал о золоте, вперив взгляд в неровную картофелину крупного астероида. Теперь ему казалось, что некоторые бока отливают желтизной. Любопытно всё-таки… Попасть бы на этот астероид без охраны, с автономным экскаватором, или хотя бы на модифицированном грузовичке с хорошим оборудованием. И поработать на себя, а не на дядю. За неделю можно нажить состояние. И прикупить бубличный завод на Амальгаме-12. Или построить. Чтобы жить безбедно до глубокой старости. И каждый день ходить в казино.
– На пол!
Скрежещущий металлом бесцветный голос прервал мечты Эдварда.
– Всем лечь!
Коски возмущенно заголосили. Цитрус сначала не понял, почему они так возмущаются. До тех пор, пока ему на плечи не уселся средних размеров гиппопотам. На самом деле никакого гиппопотама, конечно, не было, но перегрузки вдавливали в пол безжалостно, выворачивали прикрученную к поручню руку, сжимали мышцы стальными тисками. Лечь не было никакой возможности – поручни словно специально прикрутили где-то на уровне груди человека среднего роста.
– Собаки легавые, – прохрипел Седой. – Смерти нашей хотят.
Особенно тяжело пришлось низкорослым таргарийцам. Их растягивало между полом и поручнем, перенести вес на колени лохмоухие гуманоиды не могли – им и прежде приходилось стоять возле поручня едва ли не на цыпочках.
– Вы прибываете в систему Бетельгейзе, колония номер шесть. Рады приветствовать вас на территории нашей юрисдикции, – продолжал скрипеть металлический голос. – Точнее, мы, конечно, совсем не рады – кто обрадуется таким подонкам? Отбросам общества? Преступникам и извращенцам? Но надо ведь вас куда-то девать.
– Начальник колонии. Козлов, – тихо сказал коск позади Эдварда.
– Погоняло? – поинтересовался Седой.
– Фамилия. Но очень ему подходит. Меду не надо – лишь бы нашего брата помучить.
– А ты здесь чалился? Или слухи всё?
– Мотал я тут срок два года назад. Трешку.
– И как?
– Да ничего. Живой, как видишь. Хотя приморили порядком. Когда попал сюда, весил девяносто килограммов. Вышел доходягой – пятьдесят два кило. Вес, точно у жены сенатора.
Цитрус прислушивался к разговору бывалых косков, стараясь не упустить что-нибудь важное. Даже не вставил ни одной реплики, хотя это и было против его правил. Но, когда перегрузки немного отпустили, обратился к соседу, который выглядел не таким страшным, как Седой, да и сидел прежде по несерьезной статье:
– Вы и правда добывали там золотишко?
Цитрус ловко извернулся, чтобы видеть своего собеседника. Зеленые глаза светловолосого, совсем еще молодого парня, весело сверкнули.
– А то!
– А хозяева рудника не боялись, что коски его растащат? Глупая затея, по-моему, ставить заключенных на золотой рудник. Там же одни воры и налетчики.
– Кого же, по-твоему, еще заставлять горбатиться на золотых рудниках? Копов?
– А что, очень даже интересная мысль! – воскликнул Эдик. – Копам там – самое место. Честные копы ловили бы продажных копов, польстившихся на золотишко. А продажных становилось бы всё больше, потому что рядом с таким количеством золота, прямо скажем, трудно сохранить приверженность букве закона. И производительность тюремных рудников возрастала бы год от года. Надо будет внести такое предложение в Галактический сенат. Как ты считаешь, от коска такое предложение примут? Мы ведь не поражены в правах? Только свободу у нас отняли, но не право голоса?
– Силен базарить. Во избежание соблазнов, копов посылают сюда стеречь нас, а не добывать золото, – хмыкнул Седой. – Только золотишко они воруют всё равно. Так я думаю.
– Нет, – отозвался молодой коск. – Система тут очень жесткая. Попался с золотом – сразу в колонию, по решению «тройки» – у них тут специальный полицейский трибунал. На кирку, на тачку – показывать своим примером, как нужно искупать вину.
– И бывшие копы работают вместе с косками? – заинтересованно осведомился Седой. Еще бы, если уж вывел на плече девиз «Повесить автора уголовного кодекса», мимо легавого, попавшего за решетку, не пройдет. Вдруг и этот, собака злая, какую-никакую букву в проклятый кодекс вписал?
– Нет, конечно, – отозвался молодой коск. – Их придушили бы в первую же ночь. У них отдельные барак…
– Так мы будем жить в бараках? – встрял в беседу Эдуард.
– Ну да, в таких алюминиевых ангарах. Они стоят в бывших выработках. Там даже воздух есть. А сверху – стеклянные колпаки.
Седой нахмурился, смерил Цитруса сердитым взглядом и обратился к молодому:
– Так ты что-то говорил о копах?
– Ну да. Столуются они тоже в другом месте. Но иногда кто-то из косков всё же до них дорывается… Обычно – в шахте. Страшное зрелище…
– Хорошо, – прищурился от удовольствия Седой и сразу стал похож на бывалого, потрепанного в уличных драках котяру. – Я-то обязательно до кого-нибудь доберусь. И перо ему в бок, перышко…
– Еще в шахту его можно скинуть… Только лететь он будет долго – гравитация низкая. И насмерть может не разбиться. Так что лучше сначала пером, а потом уже в шахту.
– А как тут с заразой? – помрачнел Седой. – Всякие там злые клопы, глюмзии и харты водятся?
– Всего понемногу, – протянул коск. – Есть, конечно. Как без них?
Эдвард опасливо отодвинулся от соседа. Он ведь мотал здесь срок! А глюмзии, как известно, не выведешь ничем, пока человек жив. А если и умер – его нужно кипятить два часа, а лучше просто сжечь в крематории. Иначе глюмзии не победить.
Хотя предосторожности могли показаться лишними – они ведь летели в самое скопище паразитического рассадника – Эдвард пристально разглядывал одежду молодого коска. Когда взгляд его опустился до живота, Цитрус пронзительно заорал.
– Ты чего опять кипешишься?! – возмутился Седой, встряхивая Эдварда. – Такие нервные долго не живут! Запомни это, Рука! Ты меня всё больше волнуешь!
– Там… Там… – повторял Эдик, вглядываясь в область живота соседа.
– Да что там такое?! – испугался и сам коск. Эдик взвизгнул еще пронзительнее.
– Опять! Опять!
– Да что случилось? – поинтересовался Седой голосом человека, собирающегося кого-то немедленно задушить.
– Внутри этого парня живет крыса, – дрожащим голосом сообщил Цитрус, тыкая в зеленоглазого. – Я боюсь, что это заразно. Вдруг она захочет отложить в меня яйца?
Молодой коск не испугался, но слегка смутился.
– Да не будет он в тебя яйца откладывать…
– Кто? – свистящим шепотом поинтересовался Седой. – Вы что – все здесь подсадные? Легавые задумали свести меня с ума с помощью компании полудурков?
Крыса между тем выглянула из прорехи в рубашке коска и уставилась на Цитруса кроваво-красным глазом – левый у нее отсутствовал.
Эдик отшатнулся:
– Держи ее! Сейчас она на меня бросится! Затолкай ее обратно к себе в живот!
Лязг и грохот прервали причитания Цитруса. Корабль пристыковался к астероиду. Вектор силы тяжести сразу изменился, некоторых косков швырнуло на стены, других, наоборот, потащило к центру зала, выкручивая руки. Почти у всех закружилась голова.
– Крыса! Крыса! – продолжал орать Цитрус.
– Да это тушканчик с Луны Малена, – потупился молодой коск. – И погоняло мое, между прочим, Тушканчик. Потому что я везде его с собой ношу.
– Тушканчик-паразит! – продолжал надрываться Цитрус. – А вдруг он захочет залезть в меня?
– Да ты что? Он просто сидит у меня под рубашкой. Это мой друг. Он очень смирный…
Седой сплюнул на пол.
– У каждого свои причуды… О тебе, Тушканчик, я слышал. Говорят, ты правильный пацан, хоть и молодой. Держись меня. Не пропадешь.
– А я? Можно и я буду тебя держаться? – оживился Эдвард.
– А ты лучше отвали, – буркнул Седой. – Ты, считай, паря, уже покойник.
– По-почему? – испугался Цитрус.
– Пришьют тебя здесь из-за длинного языка. Так я думаю. И отсутствие руки не поможет. Не любят наши таких.
– Ладно. Буду стараться говорить поменьше, – Эдик вздохнул.
– Вот именно.
Тут снова включили парализаторы. На этот раз – без предупреждения. Измученные коски повисли на своих наручниках. В трюм ворвались охранники и принялись отстегивать заключенных и партиями выводить их наружу.
До Цитруса, Дылды, Седого и Тушканчика очередь дошла не скоро. Людей оставили напоследок. Конвойный с мутными глазками, от которого несло перегаром, хмыкнул, разглядывая «подружку» Дылды.
– А ты времени даром не терял! Скажи только – какой дурак приковал ее рядом с тобой? И зачем? Чтобы не улетела от твоих стараний?
– Это моя собственность, – буркнул обиженный Дылда.
– Это его собственность! – подтвердил Седой. – Попробуй только отнять куклу или порезать! Будешь иметь дело с профсоюзом косков!
– Вот именно, – откликнулся Цитрус и продемонстрировал протез. – Вы нам еще за мою руку ответите.
Охранник покосился на косков с сомнением, но, видно, решил не связываться.
– Ладно, держись крепче за свою бабу,. – сказал он, отстегнул наручник и сунул куклу Дылде. – Пойдешь в третий барак. Извращенцев там не жалуют…
– Это хорошо. Я тоже не люблю извращенцев, – кивнул Дылда.
– Так, и ты тоже в третий барак – уродов там тоже не любят!
– Я инвалид, пострадавший от произвола полиции, а не урод! – обиделся Эдик.
– Одно другому не мешает, – рассудительно заметил охранник. – И инвалид может быть уродом. Да еще каким! – Он хохотнул и уставился на Тушканчика и Седого. – Так, а куда же направить вас, парни?
– Туда, где любят уродов и извращенцев, пожалуйста. – пошутил Тушканчик.
– Может, зубы тебе выбить? – задумался охранник.
– Профсоюз, – напомнил Седой.
– Ах, профсоюз, – помрачнел коп, – в таком случае и ты, и ты в третий барак.
– Не надо в третий, – взмолился Тушканчик. – Знаю я, какие в третьем порядки. Ну, пожалуйста.
– В третий, в третий, – ухмыльнулся охранник, освобождая новоприбывших от наручников, затем внес их имена в электронный блокнот с пометкой «три» и заорал: – А ну пошли рысью, подонки! Делать мне больше нечего, возиться тут со всякой мразью.
Их вытолкали в коридор. В лицо Эдварду пахнуло таким жаром, что он едва не задохнулся.
– Что, жарко, Рука? – поинтересовался Седой. – Привыкай, климат тут генерируют такой, как в Сахаре на нашей прародине-Земле, чтобы подходило большинству галактических рас. Многие мохнатые и перепончатые уродцы любят жару.
– Люди – существа живучие, – подтвердил Тушканчик, – всё могут вынести. Даже Сахару. Вот только не третий барак…
– А что третий? – переспросил Цитрус.
– Там собирается самое мерзкое отребье, убийцы и беспредельщики. Даже авторитеты для них не авторитеты.
– Ну, это мы еще посмотрим, – проворчал Седой, – я в законе. Меня парочкой беспонтовых беспредельщиков не напугаешь. Быстро всех к порядку приведу.
Коридор заполнился народом. Заключенные напирали сзади, но продвигаться было некуда. Впереди толпился сброд со всех концов Галактики – представители почти всех разумных и полуразумных галактических рас. Дышалось так тяжело, что Эдвард ощутил головокружение и оперся протезом о неровную каменистую стену. Тоннель вырубили в твердой породе астероида, привесив под потолком вереницу тусклых фонарей. На стене он заметил едва различимое посверкивание. Придвинулся и обомлел. Вся порода была буквально нашпигована желтоватыми вкраплениями золота. Он уже собирался расковырять стену крюком, когда прозвучала зычная команда охраны, зашелестели голоса в переносных рациях и косков погнали по коридору вниз – в самые недра тюремного астероида.
Тоннель казался бесконечным. Со стороны можно было подумать, будто астероид не так уж и велик, но теперь Эдвард понял, что ошибался. Внутри астероида можно было разместить не только колонию преступников, но и приличных размеров город.
Наконец процессия остановилась. На развилке косков пересчитывали и разделяли на группы в зависимости от бараков, куда их определили ранее. Тушканчик попробовал протестовать, так ему не хотелось в третий, но охрана его и слушать не стала, только пообещали, если он еще будет выступать, то ему все зубы пересчитают.
– Цитрус, третий, – Эдварда толкнули в плечо к левому коридору…
– Быстрее, быстрее, – подгоняли охранники косков, бредущих по скудно освещенному тоннелю к страшному третьему бараку.
Дылда пыхтел, как электрический чайник. Пот с него лился ручьями. Но резиновую женщину он держал крепко, двумя руками, и от Цитруса не отставал, словно только от Эдварда зависело, насколько хорошо он устроится в третьем бараке. Между тем его «благодетеля» одолевали самые мрачные мысли. Седой с Тушканчиком теперь держались от них особняком. Коски поглядывали на однорукого и его массивного сопровождающего недобро. От этих колючих взглядов, да еще оттого, что в тоннеле царил тусклый свет, Эдварду стало казаться, что где-то неподалеку – убийца, подосланный Швеллером. Он всегда доверял своему врожденному чутью, поэтому держался настороженно.
И вдруг заметил, как коски впереди передают что-то по цепочке. Их руки действовали почти механически. Всё произошло мгновенно. Заключенный, идущий перед ним, резко развернулся, в руке его блеснула заточка. Перекошенное злобой лицо отражало решительность. Он уже собирался пустить оружие в дело, но Цитрус оказался проворнее – ткнул его крюком в горло и едва не свалился вместе с ним, когда тот захрипел и стал заваливаться в сторону. Эдвард придержал его, глядя в стекленеющие, расширенные от ужаса глаза.
Незадачливый коск осел у стены, и толпа заключенных протопала мимо, как ни в чем не бывало. Большинство даже ничего не заметило, остальные сочли, что лучше не вмешиваться. Извечный закон тех, кто находится за гранью закона и хочет остаться в живых, – не вмешивайся в чужие разборки, если хочешь жить долго.
Трясясь от ужаса, Цитрус брел вперед. Ему казалось, что все вокруг показывают на него пальцами и шепчут: «Убийца, убийца!» Но никто не сказал ни слова по поводу этого случая, и даже охрана не стала поднимать тревогу.
Их привели в обширный зал, изрытый норами ходов. По правую и левую сторону здесь располагались закрытые решетками пещеры. Из-за решеток скалились бывалые коски, обозревая новоприбывших. Вид у них был порядком приморенный. Во всяком случае, ни одного из них нельзя было назвать упитанным.
– Эй, ты, с протезом, – крикнул один из заключенных, – где лапку потерял?! – И хрипло захохотал, довольный шуткой.
Цитрус обернулся к Дылде и громко, так чтобы слышали все, кто шел рядом, сказал:
– Запомни вот этого. Его убьем первым!
Глава 3
АСТЕРОИД 1313
– Делаем ставки, господа, делаем ставочки, – небольшого роста тощий коск суетился, бегаюшими глазками шарил вокруг, наблюдая, как быстро заполняется расчерченная на квадраты площадка. Вместо фишек в поля с цифрами ложились шарики из хлебного мякиша, камешки, пробки от бутылок.