Страница:
Седой на передовую не спешил. Остановился метрах в трехстах от барака, за подсобными постройками, чтобы посоветоваться с корешами, как лучше выкурить из убежища Мюллера и его подчиненных. По всему выходило, отбиваться те будут до последнего патрона – им терять нечего.
– Нам бы танк, – бормотал Клещ. Он подтянулся к группе, как только Седой со товарищи присоединились к штурмующим. Клещ тоже принадлежал к избранным – тем, кто, хапнув золото, полетит вместе с бугром завоевывать Северный сектор Галактики.
– Да ладно, танк. Не гони. Пушку хотя бы. На худой конец – гранатомет, излучатели подавить и стену им разнести, – подал голос Пряник. Он тоже был тут как тут. Очухался от удара Дылды. Нападать на великана не стал, но посматривал косо – не иначе, замышлял пустить ему пулю в затылок при случае.
– Были бы у нас пушки – не было бы проблем, – проговорил Седой. – В том-то и соль, чтобы без них легавых выкурить… И выкурим!
На крыше административного барака полыхнуло, ногу одного из косков отхватило излучателем, и он дико заорал.
– Еще один мученик свободы, – Седой скривился. – Что ж, ребята, даром в этом мире ничего не дается… Не лучше ли умереть свободными, порезав нескольких легавых, чем тихо сдохнуть в руднике, набивая золотом карманы богачей?
– Верно! – воскликнул Цитрус, решив, что не помешает подмазаться к бугру. – Свобода – это рай! Будем мочить легавых! Здорово я организовал на борьбу наш третий барак, да, Седой?
– Могли бы подключиться и пораньше, – буркнул Пряник. – А то сидели и ждали, когда вам стрелялки принесут.
– А где вы их, кстати, взяли? – поинтересовался Эдик. – Нет, я понимаю, из тайника с оружием – но какой дурак устроил на тюремном астероиде такой тайник? И почему о нем забыли? И как так вышло, что вы его нашли, а легавые этого не заметили?
– Ты не слишком ли много вопросов задаешь? – Седой смерил Цитруса мрачным взглядом. Осмотрел вновь поле боя, понял, что осада затянется, скривился, после чего удостоил Эдика вниманием:
– Темный ты, Рука, совсем, как я погляжу. Историю надо изучать, а не денежки пересчитывать ночи напролет. Этот астероид не всегда был тюремным. Тут вольный рудник был, потом – полицейская база, потом – склад, а уж после – тюрьма. А бюрократия штука какая? Не свое – оно, значит, ничье, и всем всё до фена. Винтовки старые списали, а куда их девать? Замуровали комнатку, да и всё. А охранники в штольни лезут? Да зачем им это надо? Так мы винтовочки и получили. Один человечек умный в стенку врезал кайлом, а в стеночке дырочка возьми, да и образуйся. Он к ней зенкой припал, глядь – а там такое богатство. Ну, он, не будь дураком, мне и стуканул. А теперь, – Седой обнял за плечо одного из косков, – с нами летит, потому что умный. Так, Крест, дело было?
Коск закивал, щербато улыбаясь:
– Шпащибо, бухор.
– Вот, знай, будешь всегда таким умным, тебя бухор не оставит… А в нужный момент, Рука, когда транспортник подошел, начали мы собак легавых валить. Вот тебе и весь сказ про тайник с оружием. Всё гениальное просто. Теперь астероид наш, транспортник – наш, золото – наше. И Мюллер скоро сдохнет. Мюллер сделал свое дело, Мюллер может уйти!
Эдвард слушал историю с интересом. Выходит, Седой планировал эту акцию заранее? А может, и не сам Седой, а кое-кто повыше? Даже не Саша Белый, а те, кто стоит над ним? Могущественные мусоны? Кондратьев по их поручению всё разнюхал, а потом убрался восвояси. Знал, что будет бунт. А его, хоть он и доктор, коски наверняка бы порешили. Потому что доктор-то он доктор, но и легавый тоже. Да и характер у него пакостный… Сколько клизм просто так коскам назначил, промываний желудка. Любимое лекарство было – касторка. От всех болезней… Если бы и не застрелили доктора, касторкой бы опоили до полной одури. А потом начали бы ему клизмы ставить. Так что вовремя он поругался с Мюллером и смылся.
И Мюллера назначили сюда не просто так. Нужно было мусонам избавиться от сильного противника – они и бросили его на астероид. Знали, что тут начнется бунт, и их врага убьют.
Размышляя над могуществом мусонской организации, Эдик даже не заметил, как к Седому подкатился какой-то криворукий, согнутый колесом коск и принялся увлеченно что-то ему рассказывать. Когда он очнулся от дум, коск гнусно хохотал и кричал:
– А излучатели – по хрену! И пули – по хрену! И стены – по хрену! Он и ворота выбьет! Но лучше – в стену!
– Как тебе такой расклад, Рука? – обернулся к Эдику Седой.
– Э… хм… Прослушал.
Седой посмотрел на него недобро:
– На войне ворон не ловят, Рука! Если бы не Кондратьев – не взял бы я такого отмороженного инвалида с собой. Но Кондратьев и триста тысяч говорят сами за себя… Так и быть, место для тебя найдется. Тем более, не все из нас вернутся со штурма живыми…
– Может, мы просто сядем в транспортник и улетим? Дался вам этот Мюллер?
Седой скривился и проговорил с явным презрением в голосе:
– Шлюз можно открыть только из административного барака. И коды лежат в главном компьютере. Если мы захватим рубку управления – к черту Мюллера! Его всё равно расстреляют за должностные преступления.
– Но лучше бы я сам вогнал ему заточку в глаз! – прохрипел Пряник. – Жаль, Козлов давно смылся с астероида! Но я его и на воле найду…
– Жестокие люди, – забормотал Эдик. – Я бы просто застрелил этого Мюллера. Или выкинул в открытый космос без скафандра.
Готовую начаться дискуссию о том, что нужно сделать с начальником колонии, прервало появление толпы косков, катящих перед собой странную стальную штуковину. Высотой не больше метра, этот агрегат напоминал большое электрическое зубило, или скорее электробритву на батарейках – спереди к ней крепились острые колесики.
Излучатели на крыше барака зашипели с удвоенной силой. Несколько косков попадали, подрубленные лучами, остальные только ускорили шаг. Винтовочный залп заставил замолчать несколько излучателей – но остальные продолжали безостановочную пальбу.
– Пускай! – проорал коск, держась за раненую руку.
Штуковина поползла вперед сама, бешено вращая колесами. Только сейчас Эдик понял, что это – рудный комбайн, который он видел в забое, правда, только издалека. Комбайн крошил камень, прорубая тоннель. А получившийся щебень и золотую породу, вылезающую из-под алмазных резцов, кидали в тачки коски.
Со страшным скрежетом тяжеленная туша комбайна врезалась в алюминиевую стену административного корпуса. И прошла сквозь нее, как нож сквозь яблоко – похрустывая, но легко, без напряжения. Толпа косков устремилась следом.
– Ага, суки легавые! – бешено орал Седой. – Конец вам! Будете знать, как связываться с косками!
Бунтовщики устремились вперед – кончать Мюллера и его соратников. Эдик благоразумно отстал от толпы. Прикинул, где находится туннель, ведущий в шлюзовой отсек – там швартовался транспортник. Мимо него никак не пройдут. А еще ведь нужно нагрузить корабль золотом! Так что нечего подставлять голову под пули. Он инвалид, к тому же настоящий кладезь мудрости! В бою от него никакого толка.
Эдик достиг развилки и заспешил по нужному туннелю к транспортнику. По дороге ему попалась целая толпа бегущих в обратном направлении косков. Все незнакомые, из партии привезенных сегодня.
– Слышь, паря, – окликнул Цитруса один, – где тут волыны раздают?
Эдик махнул протезом назад. И коски ринулись по туннелю.
Захваченный корабль весь кишел бунтовщиками. У швартовочного люка валялось несколько расстрелянных в спешке охранников и множество тел в тюремных робах. Коски трудились, не покладая рук. Выволакивали убитых служителей закона из корабля и сваливали в кучу.
До столкновения корабль охранялся целым отрядом. Должно быть, военные заняли круговую оборону, но не выдержали натиска озверелых заключенных, вооруженных допотопным оружием. Каторжники взяли корабль штурмом, ворвались внутрь и перебили их всех до одного.
«Это что, все люди Седого? – недоумевал Эдик. – Что-то непохоже. И как, интересно, Седой собирается выкинуть всю эту шваль из транспортника, когда придет нужное время?» Впрочем, в том, что бугор найдет способ, как избавиться от «балласта», сомневаться не приходится. Если понадобится, несговорчивых косков просто прикончат и после вытащат наружу их бездыханные тела.
Эдик заметил знакомого уголовника. Рептилию по кличке Змей. В подпольную лотерею Цитруса он играл с маниакальным азартом и спускал всё подчистую. Змей был на хорошем счету у Седого. Выполнял для него мелкие поручения, вроде передачи записок из одного забоя в другой, рискуя попасться. Также он служил связным со всеми рептилиями. Ходил у них в авторитетах, как приближенный к смотрящему астероида. Сейчас Змей тащил из люка, придерживая под мышки, тело толстого охранника. Голова мертвеца безвольно моталась.
– Змей! – окликнул знакомого Цитрус.
Тот зыркнул на Эдика, смерил его колючим взглядом.
– Ты чего тут ш-шныряеш-шь?
В голове Цитруса мгновенно созрел остроумный план. Он порадовался, что не утратил смекалки, и соврал:
– Меня Седой прислал. Подойди поближе, дело сугубо конфиденциальное… Седой велел кое-что сделать.
– Ш-што-о? – протянул Змей, но имя Седого возымело действие, рептилия швырнул охранника на пол и подошел ближе.
– В общем, Седой хочет узнать, как обстоят дела с кораблем?
– Нормально вс-сё с-с корытом легавых. Наше корыто. Можно хоть с-сейчас на лыжи.
– А эти? – Цитрус кивнул на суетящихся вокруг косков – несколько людей и таргарийцев тащили трупы, другие вкатывали в люк золотые болванки на огромных тачках.
– Этих на берег. А не пойдут – вс-сем движки заглуш-шим, – шепотом проговорил Змей. – Только не с-сейчас, а попозже. Когда с-с погрузкой закончим. – И добавил: – Тут наш-ших много. С-седой знает, как дела делать.
– Ага, это хорошо. Очень хорошо, – Эдик покивал для виду. – Значит, так, Седой просил сказать, чтобы двигатели начинали прогревать прямо сейчас. Он уже скоро подтянется.
– Да мы ж ещ-ще рыжину не догрузили…
– Мое дело маленькое. Я слова бугра передал. Догружайте поскорее. И раскочегаривайте машину.
– Ш-шайс-се, – выругался Змей на языке рептилий, обернулся, разглядывая парочку заключенных, кряхтящих под тяжестью груженной золотом тачки. – Ладно, – сказал он после недолгих раздумий, – можешь передать С-седому, скоро начнем.
– Э, нет. Так дело не пойдет, – затряс головой Цитрус, – Седой просил меня проконтролировать, чтобы всё было сделано быстро и в лучшем виде.
– С-с чего тебя-то вдруг? – засомневался Змей.
– Кого же еще?! Седой сказал, что, кроме меня, никому доверять не может. Одни проходимцы кругом. А тебе, Рука, говорит, я всегда доверял, доверяю и буду доверять. Вот его слова.
– Что, прямо так и пробазлал?
– Прямо так и сказал. Ну и посулил мне, конечно, кое-что. С меня, говорит, Рука, причитается, если корабль к тому моменту, как я подтянусь, будет под парами стоять.
– Это на него похоже, – проворчал Змей. – Вламываеш-шь на него, вламываеш-шь. А он в круг доверия врубает каких-то барыжников бес-спонтовых. Чем же ты зас-служил такое доверие от бугра?
– Так мы с Седым давно кореша, – соврал Цитрус, – вместе, помнится, бубличный бизнес начинали когда-то на Амальгаме-12. Крышевал он меня. – И, не давая Змею опомниться, продолжил: – Значит, так, я буду в корабле, наблюдать за всем изнутри, так сказать, а вы пока всех выволакивайте наружу и гоните прочь, ну, или как хотите поступайте, в принципе, если Седой сказал – в расход, значит, в расход. Потом двигатели запускаем и будем его ждать на низкой орбите вокруг астероида.
– На орбите?! – поразился Змей. – Не втыкает меня вс-сё это. А как он туда довинтит?
– Да прямо от охранного барака. На личном челноке Мюллера. Ты не в курсе, что ли, что у Мюллера челнок есть и вертикальная шахта, по которой он стартует?
– Я у легавых в кореш-шах не хожу, – нахмурился гуманоид-рептилия.
– Намекаешь, что я хожу? Может, ты мне не доверяешь? И Седому тоже?
– С-седой, конеш-шно, на подс-ставы с-скор… Мы тут бойню должны ус-строить, а он, как король, явится на вс-сё готовое и улетит к ядрене фене…
– Он и есть король, – улыбнулся Цитрус, – так что слушайся, Змей, а то, я смотрю, тебе не нравится, что голова на плечах слишком крепко держится.
Настроения рептилии Эдику очень понравились. «При желании можно будет уломать его кинуть Седого, – подумал он, – а то одному мне будет очень несподручно управляться с тяжелым транспортником».
Навыки управления кораблями Цитрус получил в летной школе на Юпитере-9, где обучался почти два года, пока не вылетел за неуспеваемость – большую часть времени проводил не на лекциях и практических занятиях, а в местном казино, где постигал азы игры. Да и другие обстоятельства заставили директора схватиться за голову и выгнать Цитруса – документы, по которым молодой человек поступал в школу, оказались поддельными. На вступительных экзаменах Эдик утверждал, будто он сын знаменитого пилота Спаркса и унаследовал все его рефлексы. Расписал в красках, как переживал отец, оставляя его с мамашей на планете Сокес в созвездии Стрельца, тыкал в лицо преподавателям размагниченной карточкой – свидетельством о рождении, код с которой считать было невозможно, но на которой черным по белому было написано: «Эдвард Спаркс». И обещал привлечь администрацию колледжа к суду за неполиткорректность – якобы его не хотят брать потому, что имя и фамилия нерусские.
– Папаша ничего не мог с собой поделать, – поведал Эдик обалдевшим от его напора профессорам, потому что очень полюбил одну девицу – пилота сухогруза «Веселый хряк».
Дальше, как это часто случалось, рассказ пошел сам собой. Приемная комиссия была поражена трогательной историей взросления мальчика Эдика, который рос без отца и все детские годы мечтал летать, грезил о звездном небе, хотел даже стать космическим пиратом и брать на абордаж сухогрузы. Но сейчас он повзрослел и понял отца, поэтому намеревается продолжить его славный путь. И даже пойти дальше – добиться еще большей известности, стать знаменитостью общегалактического масштаба и остаться в вечности навсегда – ярким образчиком высшей ступени летного искусства.
Цитрус даже вспотел от такого выспренного патетизма. Стирая пот со лба, он поделился с преподавателями:
– Образ отца стал для меня иконой, – и всхлипнул, глотая слезы: – Хотя я никогда не знал его лично. Только по рассказам, из книг и стереофильмов.
– Ну-ну, не стоит так убиваться, молодой человек, – добрейший профессор Живцов, преподаватель конструктивной аэронавтики, встал из-за стола и подошел, чтобы похлопать юношу по плечу: – Эх, молодой человек. Мы, конечно, возьмем на обучение сына самого Спаркса… Хоть и недобрали вы двух баллов, и фамилия у вас нерусская, да и имя, прямо скажем, подгуляло… Почему бы маме не назвать вас просто – Евгением? Или Андреем, к примеру.
– Она сделала это, чтобы доставить удовольствие отцу. А вы правда меня возьмете? – Эдик поднял заплаканное лицо с прозрачными голубыми глазами, упал на колени перед приемной комиссией, простер руки: – Спасибо вам! Огромное спасибо! Я всегда буду помнить вашу доброту! Напишу ваши имена у себя над койкой и буду повторять утром и вечером! Нет, я не напишу – я выбью их на мостовой перед зданием школы отбойным молотком!
– Ну, что вы, не надо, молодой человек…
Красный от смущения профессор подхватил абитуриента под локоть и попытался поставить на ноги. Не тут-то было. Эдик сопротивлялся и продолжал сыпать благодарностями. И делал это до тех пор, пока его едва ли не насильно выпроводили из кабинета. После чего все вздохнули с облегчением. Сын знаменитого пилота Спаркса оказался просто невыносимым.
Впоследствии выяснилось, что никаких рефлексов «отца» он не унаследовал, да и вообще «грезы о небе» развеялись, как дым, после того, как он стал студентом и начал получать приличную стипендию. Интересы его вращались вокруг молоденьких девушек, азартных игр и курения пьянящих колосков. Лекции Цитрус прогуливал, а на те немногие, которые ему удавалось застать, приходил в таком неподобающем виде, что преподаватели диву давались, как сын самого Спаркса может быть таким разгильдяем. Поначалу они еще питали надежду на его исправление – всякое бывает по молодости лет, но любая чаша терпения рано или поздно переполняется, особенно если в нее регулярно плевать.
Когда Эдвард Цитрус-Спаркс предстал перед полным преподавательским составом во второй раз, он вел себя куда более развязно.
– Катитесь ко всем чертям с вашей летной школой! – объявил Эдик. Как раз в этот день он срубил крупный куш на рулетке и предвкушал вечерние развлечения. Людочка и Ариша ждали его в студенческом общежитии с нераспечатанным ящиком шампанского и коробкой пьянящих колосков.
– Полагаю, мне следует оповестить вас, Эдвард, что мы передаем дело в судебные органы, – сказал профессор Живцов. К этому времени он окончательно разочаровался в сыне пилота Спаркса, хотя поначалу горячо защищал парнишку. По его собственным словам, «наконец он понял, что это за субчик».
– Как это?! – опешил Цитрус. – За что?
– Вы подали нам фальшивые документы. Кроме того, морочили голову, выдавая себя за сына пилота Спаркса.
– Папа вам этого не простит! – выкрикнул Эдик. За годы обучения он успел так сжиться с обманом, что ему самому стало казаться, будто он отпрыск знаменитого космопроходчика. Впоследствии это уникальное свойство цитрусовой психики – верить в собственное вранье – не раз выручало Эдика, задавая правдоподобный тон любому, даже самому невероятному вымыслу. – Если я его незаконный сын – это значит, что об меня можно вытирать ноги?
– Ты продолжаешь утверждать, что являешься сыном Спаркса? – осведомился преподаватель летного дела.
– Да, – подтвердил Эдик с уверенностью, достойной его знаменитого предка.
– Проваливай, – сказал Живцов и указал на документы, лежащие на столе. – Только благодаря памяти отца мы тебя отпускаем. И еще… Очень надеюсь, что на Юпитере мы тебя больше не увидим…
Так Эдик снова оказался на улице. Из общежития его выселили в тот же день. Людочка приютила его на пару дней. Но надо было искать новое прибежище. После приюта он так долго шлялся по ночлежкам для опустившихся людей – бомжей, пьяниц и принципиальных галактических бродяг, что ему стало казаться – еще чуть-чуть и он превратится в одного из них. Пути назад не было. Тогда Цитрус впервые занял крупную сумму денег под большие проценты, выдав себя за перспективного студента летной школы, где уже не учился, и смылся с планеты.
Денег хватило на пару месяцев безбедного существования на Амальгаме-12, где у Эдика, конечно, не было ни дедушки, ни бубличного завода. Но планета рудокопов ему понравилась. Простые нравы, низкие цены, небольшие уютные города. Здесь же у него появилось несколько томных любовниц – дамочек, поджидающих мужей, работавших вахтовым методом, – которые клюнули на богатый прикид и простенькую легенду о том, что он владелец империи резиновых изделий, продающихся во всём цивилизованном космосе, а главное, на его молодость и яркие голубые глаза.
И пошло-поехало. Займы, азартные игры, перелеты с планеты на планету. Пока такая жизнь не привела его на проклятый тюремный астероид и не сделала одноруким инвалидом…
Цитрус сидел в корабельной рубке и слушал, как переругиваются коски. Всех лишних просили временно очистить корабль – «для проведения предстартовой подготовки». «Лишние» уходить не желали, предчувствуя, что если выйдут из транспортника, потом на борт уже не попадут.
Вскоре началась форменная драка. Зазвучали выстрелы.
«Скоты. И здесь не могут уладить дело без грызни. Задраю люки, – подумал Цитрус, – и драпану так, что только меня и видели. Триста тысяч хапуге Седому?! Да у меня в лучшие времена таких денег не было. На-ка, выкуси, подонок. Скорее всех косков в Галактике отпустят по амнистии, чем Цитрус тебе отстегнет такой куш».
Наконец возня внутри корабля утихла. Эдвард насторожился – тишине он никогда не доверял. Драка звучит очевидным тревожным тоном, а от тишины жди любой пакости. Это даже природа знает. Перед грозой всегда тишина. А океан так спокоен в преддверии цунами.
В коридоре послышались гулкие шаги – кто-то спешил к рубке. Эдвард осмотрелся, соображая, где пилоты могли держать оружие. Может, в двух металлических шкафчиках, дверцы которых вырваны с корнем или болтаются на одной петле? Похоже, пилоты застрелились, когда поняли, что штурмующие рубку коски вот-вот ворвутся внутрь и станут их пытать. А может, это коски шарили по шкафам.
Цитрус заметался, не зная, что предпринять. Решил, что если его захотят выкинуть из корабля, он будет драться до последнего.
Люк распахнулся. На пороге возник Змей с длинноствольным доисторическим пистолетом в руке.
– Здесь с-сидишь? – прошипел он. – Почему не помигал мне лиш-шних выс-саживать?
– Я же инвалид, – скромно потупился Цитрус. – Мне драться никак нельзя. К тому же моя нервная система очень расшатана… Могу ненароком шлепнуть кого-нибудь не того.
– И что теперь?! Доктора к тебе прис-ставить?
– Нет. Как только корабль стартует, мне станет спокойнее. Запускать основные двигатели?
– С-совсем с-сдурел?! Толпу с-сдерживает дес-сяток наш-ших пацанов.
– Относительно твоих пацанов распоряжений не было. Седой приказал взять только тебя.
– Вот как? – Змей, казалось, был польщен. – Вообще-то, эти парни – нас-стоящее отребье. Они мне никогда не нравилис-сь. Ещ-ще там один рубила ломится – хочет тебя увидеть.
– Рубила? – подозрительно осведомился Эдик, вспоминая всех наемных убийц, с которыми ему довелось сталкиваться в последнее время. – А что ему от меня надо?
– Говорит, будто он твой друг. Но С-седой ведь не сказал больше никого брать. А этот, с-сразу видно, полным придурок! Дегенерат, по роже видно.
Цитрус облегченно вздохнул.
– Так это же Дылда! Кореш мой. Седой обещал прислать его с последними наставлениями.
– Он имени С-седого даже не упоминал.
– Так это потому, что он дебил. С дебилами ведь как? К ним особый подход нужен. Наш бугор, наверное, ему даже ничего говорить не стал, сунул в карман записочку. Знаешь, как собакам к ошейнику привязывают письмо? Они прочесть не могут, а доставят наверняка.
Рептилия прищурил желтые глаза.
– Но я за ним не пойду, хоть ты и инвалид! А без моей команды его с-сюда не пустят. Так что и не знаю что тебе пос-советовать. Дуйте вы, наверное, вдвоем к С-седому и полетите вмес-сте с ним на челноке!
Такой расклад Цитрусу совсем не понравился. Но оставлять Дылду никак нельзя. Великан – его главный козырь, когда Змей выяснит, что Седого они банально кинули. А Дылда даст ему разок по чешуйчатой морде – и можно будет сунуть коченеющий труп в холодильник.
– Совсем необязательно куда-то ходить, когда все достижения науки и техники к нашим услугам! – объявил Эдик после секундного раздумья. – Здесь, на этом мрачном астероиде, вы совсем одичали! Но радуйся, чешуйчатый, рядом с тобой сын знаменитого пилота Спаркса!
Раздвоенный язык Змея вылетел наружу, кожа позеленела. И Эдик тут же вспомнил, что Спаркс прославился еще и тем, что в молодости воевал против рептилий и уничтожил немало их кораблей – как боевых, так и пассажирских.
– Но я не разделяю ксенофобии отца! – сообщил Цитрус. – Рептилии – мои лучшие друзья! Мы с ними немало пива выпили в летной школе. Надеюсь, ты тоже станешь мне другом! Лучшим другом!
– Если не удавлю тебя раньш-ше, – проворчал Змей.
От расправы над организатором подпольной лотереи, регулярно чистящей его карманы, его сдерживал только авторитет Седого.
«Без Дылды никак не обойтись, – подумал Эдик. – Вон какой он здоровый. Да еще и с пистолетом. Сам я ни за что не справлюсь».
От волнения он стал соображать лучше. Знания, полученные на гипнотических занятиях в летной школе, чудесным образом всплыли в мозгу, здоровая рука заметалась по сенсорам управляющей панели. Вспыхнули мониторы. На одном из экранов отражалась безрадостная картина: четыре коска держали Дылду на мушке. Великан жалобно шевелил губами, пытаясь их в чем-то убедить. Парни передергивали затворы, должно быть, увещевания Дылды не произвели на них впечатления, и они собирались пустить его в расход.
Эдик включил внешний динамик, при помощи которого из рубки руководили погрузкой, врубил звук на полную мощность и заорал:
– Эй, вы, придурки, немедленно пропустить этого толстяка на корабль! Приказ Седого! Живо, а то я вас…
Что он сделает, Цитрус придумать не успел, но коски и без того впечатлились громовым голосом, вещающим, казалось, отовсюду. Они послушно опустили винтовки, и Дылда со скоростью, удивительной для такого крупного субъекта, юркнул в корабль.
Рука Эдика продолжала летать по сенсорам. Как только Дылда оказался внутри транспортника, Цитрус задраил люки и активировал основной двигатель. По массивной громаде корабля пошла низкая вибрация. Столб огня ударил в бетонный пол ангара. Белые искры полетели во все стороны, поджигая одежду на тех, кто стоял рядом с транспортником.
– Ну, ты, беспредельщик, – выдавил Змей, вглядываясь в монитор. – Хоть бы отойти пацанам скомандовал…
– Нам бы танк, – бормотал Клещ. Он подтянулся к группе, как только Седой со товарищи присоединились к штурмующим. Клещ тоже принадлежал к избранным – тем, кто, хапнув золото, полетит вместе с бугром завоевывать Северный сектор Галактики.
– Да ладно, танк. Не гони. Пушку хотя бы. На худой конец – гранатомет, излучатели подавить и стену им разнести, – подал голос Пряник. Он тоже был тут как тут. Очухался от удара Дылды. Нападать на великана не стал, но посматривал косо – не иначе, замышлял пустить ему пулю в затылок при случае.
– Были бы у нас пушки – не было бы проблем, – проговорил Седой. – В том-то и соль, чтобы без них легавых выкурить… И выкурим!
На крыше административного барака полыхнуло, ногу одного из косков отхватило излучателем, и он дико заорал.
– Еще один мученик свободы, – Седой скривился. – Что ж, ребята, даром в этом мире ничего не дается… Не лучше ли умереть свободными, порезав нескольких легавых, чем тихо сдохнуть в руднике, набивая золотом карманы богачей?
– Верно! – воскликнул Цитрус, решив, что не помешает подмазаться к бугру. – Свобода – это рай! Будем мочить легавых! Здорово я организовал на борьбу наш третий барак, да, Седой?
– Могли бы подключиться и пораньше, – буркнул Пряник. – А то сидели и ждали, когда вам стрелялки принесут.
– А где вы их, кстати, взяли? – поинтересовался Эдик. – Нет, я понимаю, из тайника с оружием – но какой дурак устроил на тюремном астероиде такой тайник? И почему о нем забыли? И как так вышло, что вы его нашли, а легавые этого не заметили?
– Ты не слишком ли много вопросов задаешь? – Седой смерил Цитруса мрачным взглядом. Осмотрел вновь поле боя, понял, что осада затянется, скривился, после чего удостоил Эдика вниманием:
– Темный ты, Рука, совсем, как я погляжу. Историю надо изучать, а не денежки пересчитывать ночи напролет. Этот астероид не всегда был тюремным. Тут вольный рудник был, потом – полицейская база, потом – склад, а уж после – тюрьма. А бюрократия штука какая? Не свое – оно, значит, ничье, и всем всё до фена. Винтовки старые списали, а куда их девать? Замуровали комнатку, да и всё. А охранники в штольни лезут? Да зачем им это надо? Так мы винтовочки и получили. Один человечек умный в стенку врезал кайлом, а в стеночке дырочка возьми, да и образуйся. Он к ней зенкой припал, глядь – а там такое богатство. Ну, он, не будь дураком, мне и стуканул. А теперь, – Седой обнял за плечо одного из косков, – с нами летит, потому что умный. Так, Крест, дело было?
Коск закивал, щербато улыбаясь:
– Шпащибо, бухор.
– Вот, знай, будешь всегда таким умным, тебя бухор не оставит… А в нужный момент, Рука, когда транспортник подошел, начали мы собак легавых валить. Вот тебе и весь сказ про тайник с оружием. Всё гениальное просто. Теперь астероид наш, транспортник – наш, золото – наше. И Мюллер скоро сдохнет. Мюллер сделал свое дело, Мюллер может уйти!
Эдвард слушал историю с интересом. Выходит, Седой планировал эту акцию заранее? А может, и не сам Седой, а кое-кто повыше? Даже не Саша Белый, а те, кто стоит над ним? Могущественные мусоны? Кондратьев по их поручению всё разнюхал, а потом убрался восвояси. Знал, что будет бунт. А его, хоть он и доктор, коски наверняка бы порешили. Потому что доктор-то он доктор, но и легавый тоже. Да и характер у него пакостный… Сколько клизм просто так коскам назначил, промываний желудка. Любимое лекарство было – касторка. От всех болезней… Если бы и не застрелили доктора, касторкой бы опоили до полной одури. А потом начали бы ему клизмы ставить. Так что вовремя он поругался с Мюллером и смылся.
И Мюллера назначили сюда не просто так. Нужно было мусонам избавиться от сильного противника – они и бросили его на астероид. Знали, что тут начнется бунт, и их врага убьют.
Размышляя над могуществом мусонской организации, Эдик даже не заметил, как к Седому подкатился какой-то криворукий, согнутый колесом коск и принялся увлеченно что-то ему рассказывать. Когда он очнулся от дум, коск гнусно хохотал и кричал:
– А излучатели – по хрену! И пули – по хрену! И стены – по хрену! Он и ворота выбьет! Но лучше – в стену!
– Как тебе такой расклад, Рука? – обернулся к Эдику Седой.
– Э… хм… Прослушал.
Седой посмотрел на него недобро:
– На войне ворон не ловят, Рука! Если бы не Кондратьев – не взял бы я такого отмороженного инвалида с собой. Но Кондратьев и триста тысяч говорят сами за себя… Так и быть, место для тебя найдется. Тем более, не все из нас вернутся со штурма живыми…
– Может, мы просто сядем в транспортник и улетим? Дался вам этот Мюллер?
Седой скривился и проговорил с явным презрением в голосе:
– Шлюз можно открыть только из административного барака. И коды лежат в главном компьютере. Если мы захватим рубку управления – к черту Мюллера! Его всё равно расстреляют за должностные преступления.
– Но лучше бы я сам вогнал ему заточку в глаз! – прохрипел Пряник. – Жаль, Козлов давно смылся с астероида! Но я его и на воле найду…
– Жестокие люди, – забормотал Эдик. – Я бы просто застрелил этого Мюллера. Или выкинул в открытый космос без скафандра.
Готовую начаться дискуссию о том, что нужно сделать с начальником колонии, прервало появление толпы косков, катящих перед собой странную стальную штуковину. Высотой не больше метра, этот агрегат напоминал большое электрическое зубило, или скорее электробритву на батарейках – спереди к ней крепились острые колесики.
Излучатели на крыше барака зашипели с удвоенной силой. Несколько косков попадали, подрубленные лучами, остальные только ускорили шаг. Винтовочный залп заставил замолчать несколько излучателей – но остальные продолжали безостановочную пальбу.
– Пускай! – проорал коск, держась за раненую руку.
Штуковина поползла вперед сама, бешено вращая колесами. Только сейчас Эдик понял, что это – рудный комбайн, который он видел в забое, правда, только издалека. Комбайн крошил камень, прорубая тоннель. А получившийся щебень и золотую породу, вылезающую из-под алмазных резцов, кидали в тачки коски.
Со страшным скрежетом тяжеленная туша комбайна врезалась в алюминиевую стену административного корпуса. И прошла сквозь нее, как нож сквозь яблоко – похрустывая, но легко, без напряжения. Толпа косков устремилась следом.
– Ага, суки легавые! – бешено орал Седой. – Конец вам! Будете знать, как связываться с косками!
Бунтовщики устремились вперед – кончать Мюллера и его соратников. Эдик благоразумно отстал от толпы. Прикинул, где находится туннель, ведущий в шлюзовой отсек – там швартовался транспортник. Мимо него никак не пройдут. А еще ведь нужно нагрузить корабль золотом! Так что нечего подставлять голову под пули. Он инвалид, к тому же настоящий кладезь мудрости! В бою от него никакого толка.
Эдик достиг развилки и заспешил по нужному туннелю к транспортнику. По дороге ему попалась целая толпа бегущих в обратном направлении косков. Все незнакомые, из партии привезенных сегодня.
– Слышь, паря, – окликнул Цитруса один, – где тут волыны раздают?
Эдик махнул протезом назад. И коски ринулись по туннелю.
Захваченный корабль весь кишел бунтовщиками. У швартовочного люка валялось несколько расстрелянных в спешке охранников и множество тел в тюремных робах. Коски трудились, не покладая рук. Выволакивали убитых служителей закона из корабля и сваливали в кучу.
До столкновения корабль охранялся целым отрядом. Должно быть, военные заняли круговую оборону, но не выдержали натиска озверелых заключенных, вооруженных допотопным оружием. Каторжники взяли корабль штурмом, ворвались внутрь и перебили их всех до одного.
«Это что, все люди Седого? – недоумевал Эдик. – Что-то непохоже. И как, интересно, Седой собирается выкинуть всю эту шваль из транспортника, когда придет нужное время?» Впрочем, в том, что бугор найдет способ, как избавиться от «балласта», сомневаться не приходится. Если понадобится, несговорчивых косков просто прикончат и после вытащат наружу их бездыханные тела.
Эдик заметил знакомого уголовника. Рептилию по кличке Змей. В подпольную лотерею Цитруса он играл с маниакальным азартом и спускал всё подчистую. Змей был на хорошем счету у Седого. Выполнял для него мелкие поручения, вроде передачи записок из одного забоя в другой, рискуя попасться. Также он служил связным со всеми рептилиями. Ходил у них в авторитетах, как приближенный к смотрящему астероида. Сейчас Змей тащил из люка, придерживая под мышки, тело толстого охранника. Голова мертвеца безвольно моталась.
– Змей! – окликнул знакомого Цитрус.
Тот зыркнул на Эдика, смерил его колючим взглядом.
– Ты чего тут ш-шныряеш-шь?
В голове Цитруса мгновенно созрел остроумный план. Он порадовался, что не утратил смекалки, и соврал:
– Меня Седой прислал. Подойди поближе, дело сугубо конфиденциальное… Седой велел кое-что сделать.
– Ш-што-о? – протянул Змей, но имя Седого возымело действие, рептилия швырнул охранника на пол и подошел ближе.
– В общем, Седой хочет узнать, как обстоят дела с кораблем?
– Нормально вс-сё с-с корытом легавых. Наше корыто. Можно хоть с-сейчас на лыжи.
– А эти? – Цитрус кивнул на суетящихся вокруг косков – несколько людей и таргарийцев тащили трупы, другие вкатывали в люк золотые болванки на огромных тачках.
– Этих на берег. А не пойдут – вс-сем движки заглуш-шим, – шепотом проговорил Змей. – Только не с-сейчас, а попозже. Когда с-с погрузкой закончим. – И добавил: – Тут наш-ших много. С-седой знает, как дела делать.
– Ага, это хорошо. Очень хорошо, – Эдик покивал для виду. – Значит, так, Седой просил сказать, чтобы двигатели начинали прогревать прямо сейчас. Он уже скоро подтянется.
– Да мы ж ещ-ще рыжину не догрузили…
– Мое дело маленькое. Я слова бугра передал. Догружайте поскорее. И раскочегаривайте машину.
– Ш-шайс-се, – выругался Змей на языке рептилий, обернулся, разглядывая парочку заключенных, кряхтящих под тяжестью груженной золотом тачки. – Ладно, – сказал он после недолгих раздумий, – можешь передать С-седому, скоро начнем.
– Э, нет. Так дело не пойдет, – затряс головой Цитрус, – Седой просил меня проконтролировать, чтобы всё было сделано быстро и в лучшем виде.
– С-с чего тебя-то вдруг? – засомневался Змей.
– Кого же еще?! Седой сказал, что, кроме меня, никому доверять не может. Одни проходимцы кругом. А тебе, Рука, говорит, я всегда доверял, доверяю и буду доверять. Вот его слова.
– Что, прямо так и пробазлал?
– Прямо так и сказал. Ну и посулил мне, конечно, кое-что. С меня, говорит, Рука, причитается, если корабль к тому моменту, как я подтянусь, будет под парами стоять.
– Это на него похоже, – проворчал Змей. – Вламываеш-шь на него, вламываеш-шь. А он в круг доверия врубает каких-то барыжников бес-спонтовых. Чем же ты зас-служил такое доверие от бугра?
– Так мы с Седым давно кореша, – соврал Цитрус, – вместе, помнится, бубличный бизнес начинали когда-то на Амальгаме-12. Крышевал он меня. – И, не давая Змею опомниться, продолжил: – Значит, так, я буду в корабле, наблюдать за всем изнутри, так сказать, а вы пока всех выволакивайте наружу и гоните прочь, ну, или как хотите поступайте, в принципе, если Седой сказал – в расход, значит, в расход. Потом двигатели запускаем и будем его ждать на низкой орбите вокруг астероида.
– На орбите?! – поразился Змей. – Не втыкает меня вс-сё это. А как он туда довинтит?
– Да прямо от охранного барака. На личном челноке Мюллера. Ты не в курсе, что ли, что у Мюллера челнок есть и вертикальная шахта, по которой он стартует?
– Я у легавых в кореш-шах не хожу, – нахмурился гуманоид-рептилия.
– Намекаешь, что я хожу? Может, ты мне не доверяешь? И Седому тоже?
– С-седой, конеш-шно, на подс-ставы с-скор… Мы тут бойню должны ус-строить, а он, как король, явится на вс-сё готовое и улетит к ядрене фене…
– Он и есть король, – улыбнулся Цитрус, – так что слушайся, Змей, а то, я смотрю, тебе не нравится, что голова на плечах слишком крепко держится.
Настроения рептилии Эдику очень понравились. «При желании можно будет уломать его кинуть Седого, – подумал он, – а то одному мне будет очень несподручно управляться с тяжелым транспортником».
Навыки управления кораблями Цитрус получил в летной школе на Юпитере-9, где обучался почти два года, пока не вылетел за неуспеваемость – большую часть времени проводил не на лекциях и практических занятиях, а в местном казино, где постигал азы игры. Да и другие обстоятельства заставили директора схватиться за голову и выгнать Цитруса – документы, по которым молодой человек поступал в школу, оказались поддельными. На вступительных экзаменах Эдик утверждал, будто он сын знаменитого пилота Спаркса и унаследовал все его рефлексы. Расписал в красках, как переживал отец, оставляя его с мамашей на планете Сокес в созвездии Стрельца, тыкал в лицо преподавателям размагниченной карточкой – свидетельством о рождении, код с которой считать было невозможно, но на которой черным по белому было написано: «Эдвард Спаркс». И обещал привлечь администрацию колледжа к суду за неполиткорректность – якобы его не хотят брать потому, что имя и фамилия нерусские.
– Папаша ничего не мог с собой поделать, – поведал Эдик обалдевшим от его напора профессорам, потому что очень полюбил одну девицу – пилота сухогруза «Веселый хряк».
Дальше, как это часто случалось, рассказ пошел сам собой. Приемная комиссия была поражена трогательной историей взросления мальчика Эдика, который рос без отца и все детские годы мечтал летать, грезил о звездном небе, хотел даже стать космическим пиратом и брать на абордаж сухогрузы. Но сейчас он повзрослел и понял отца, поэтому намеревается продолжить его славный путь. И даже пойти дальше – добиться еще большей известности, стать знаменитостью общегалактического масштаба и остаться в вечности навсегда – ярким образчиком высшей ступени летного искусства.
Цитрус даже вспотел от такого выспренного патетизма. Стирая пот со лба, он поделился с преподавателями:
– Образ отца стал для меня иконой, – и всхлипнул, глотая слезы: – Хотя я никогда не знал его лично. Только по рассказам, из книг и стереофильмов.
– Ну-ну, не стоит так убиваться, молодой человек, – добрейший профессор Живцов, преподаватель конструктивной аэронавтики, встал из-за стола и подошел, чтобы похлопать юношу по плечу: – Эх, молодой человек. Мы, конечно, возьмем на обучение сына самого Спаркса… Хоть и недобрали вы двух баллов, и фамилия у вас нерусская, да и имя, прямо скажем, подгуляло… Почему бы маме не назвать вас просто – Евгением? Или Андреем, к примеру.
– Она сделала это, чтобы доставить удовольствие отцу. А вы правда меня возьмете? – Эдик поднял заплаканное лицо с прозрачными голубыми глазами, упал на колени перед приемной комиссией, простер руки: – Спасибо вам! Огромное спасибо! Я всегда буду помнить вашу доброту! Напишу ваши имена у себя над койкой и буду повторять утром и вечером! Нет, я не напишу – я выбью их на мостовой перед зданием школы отбойным молотком!
– Ну, что вы, не надо, молодой человек…
Красный от смущения профессор подхватил абитуриента под локоть и попытался поставить на ноги. Не тут-то было. Эдик сопротивлялся и продолжал сыпать благодарностями. И делал это до тех пор, пока его едва ли не насильно выпроводили из кабинета. После чего все вздохнули с облегчением. Сын знаменитого пилота Спаркса оказался просто невыносимым.
Впоследствии выяснилось, что никаких рефлексов «отца» он не унаследовал, да и вообще «грезы о небе» развеялись, как дым, после того, как он стал студентом и начал получать приличную стипендию. Интересы его вращались вокруг молоденьких девушек, азартных игр и курения пьянящих колосков. Лекции Цитрус прогуливал, а на те немногие, которые ему удавалось застать, приходил в таком неподобающем виде, что преподаватели диву давались, как сын самого Спаркса может быть таким разгильдяем. Поначалу они еще питали надежду на его исправление – всякое бывает по молодости лет, но любая чаша терпения рано или поздно переполняется, особенно если в нее регулярно плевать.
Когда Эдвард Цитрус-Спаркс предстал перед полным преподавательским составом во второй раз, он вел себя куда более развязно.
– Катитесь ко всем чертям с вашей летной школой! – объявил Эдик. Как раз в этот день он срубил крупный куш на рулетке и предвкушал вечерние развлечения. Людочка и Ариша ждали его в студенческом общежитии с нераспечатанным ящиком шампанского и коробкой пьянящих колосков.
– Полагаю, мне следует оповестить вас, Эдвард, что мы передаем дело в судебные органы, – сказал профессор Живцов. К этому времени он окончательно разочаровался в сыне пилота Спаркса, хотя поначалу горячо защищал парнишку. По его собственным словам, «наконец он понял, что это за субчик».
– Как это?! – опешил Цитрус. – За что?
– Вы подали нам фальшивые документы. Кроме того, морочили голову, выдавая себя за сына пилота Спаркса.
– Папа вам этого не простит! – выкрикнул Эдик. За годы обучения он успел так сжиться с обманом, что ему самому стало казаться, будто он отпрыск знаменитого космопроходчика. Впоследствии это уникальное свойство цитрусовой психики – верить в собственное вранье – не раз выручало Эдика, задавая правдоподобный тон любому, даже самому невероятному вымыслу. – Если я его незаконный сын – это значит, что об меня можно вытирать ноги?
– Ты продолжаешь утверждать, что являешься сыном Спаркса? – осведомился преподаватель летного дела.
– Да, – подтвердил Эдик с уверенностью, достойной его знаменитого предка.
– Проваливай, – сказал Живцов и указал на документы, лежащие на столе. – Только благодаря памяти отца мы тебя отпускаем. И еще… Очень надеюсь, что на Юпитере мы тебя больше не увидим…
Так Эдик снова оказался на улице. Из общежития его выселили в тот же день. Людочка приютила его на пару дней. Но надо было искать новое прибежище. После приюта он так долго шлялся по ночлежкам для опустившихся людей – бомжей, пьяниц и принципиальных галактических бродяг, что ему стало казаться – еще чуть-чуть и он превратится в одного из них. Пути назад не было. Тогда Цитрус впервые занял крупную сумму денег под большие проценты, выдав себя за перспективного студента летной школы, где уже не учился, и смылся с планеты.
Денег хватило на пару месяцев безбедного существования на Амальгаме-12, где у Эдика, конечно, не было ни дедушки, ни бубличного завода. Но планета рудокопов ему понравилась. Простые нравы, низкие цены, небольшие уютные города. Здесь же у него появилось несколько томных любовниц – дамочек, поджидающих мужей, работавших вахтовым методом, – которые клюнули на богатый прикид и простенькую легенду о том, что он владелец империи резиновых изделий, продающихся во всём цивилизованном космосе, а главное, на его молодость и яркие голубые глаза.
И пошло-поехало. Займы, азартные игры, перелеты с планеты на планету. Пока такая жизнь не привела его на проклятый тюремный астероид и не сделала одноруким инвалидом…
Цитрус сидел в корабельной рубке и слушал, как переругиваются коски. Всех лишних просили временно очистить корабль – «для проведения предстартовой подготовки». «Лишние» уходить не желали, предчувствуя, что если выйдут из транспортника, потом на борт уже не попадут.
Вскоре началась форменная драка. Зазвучали выстрелы.
«Скоты. И здесь не могут уладить дело без грызни. Задраю люки, – подумал Цитрус, – и драпану так, что только меня и видели. Триста тысяч хапуге Седому?! Да у меня в лучшие времена таких денег не было. На-ка, выкуси, подонок. Скорее всех косков в Галактике отпустят по амнистии, чем Цитрус тебе отстегнет такой куш».
Наконец возня внутри корабля утихла. Эдвард насторожился – тишине он никогда не доверял. Драка звучит очевидным тревожным тоном, а от тишины жди любой пакости. Это даже природа знает. Перед грозой всегда тишина. А океан так спокоен в преддверии цунами.
В коридоре послышались гулкие шаги – кто-то спешил к рубке. Эдвард осмотрелся, соображая, где пилоты могли держать оружие. Может, в двух металлических шкафчиках, дверцы которых вырваны с корнем или болтаются на одной петле? Похоже, пилоты застрелились, когда поняли, что штурмующие рубку коски вот-вот ворвутся внутрь и станут их пытать. А может, это коски шарили по шкафам.
Цитрус заметался, не зная, что предпринять. Решил, что если его захотят выкинуть из корабля, он будет драться до последнего.
Люк распахнулся. На пороге возник Змей с длинноствольным доисторическим пистолетом в руке.
– Здесь с-сидишь? – прошипел он. – Почему не помигал мне лиш-шних выс-саживать?
– Я же инвалид, – скромно потупился Цитрус. – Мне драться никак нельзя. К тому же моя нервная система очень расшатана… Могу ненароком шлепнуть кого-нибудь не того.
– И что теперь?! Доктора к тебе прис-ставить?
– Нет. Как только корабль стартует, мне станет спокойнее. Запускать основные двигатели?
– С-совсем с-сдурел?! Толпу с-сдерживает дес-сяток наш-ших пацанов.
– Относительно твоих пацанов распоряжений не было. Седой приказал взять только тебя.
– Вот как? – Змей, казалось, был польщен. – Вообще-то, эти парни – нас-стоящее отребье. Они мне никогда не нравилис-сь. Ещ-ще там один рубила ломится – хочет тебя увидеть.
– Рубила? – подозрительно осведомился Эдик, вспоминая всех наемных убийц, с которыми ему довелось сталкиваться в последнее время. – А что ему от меня надо?
– Говорит, будто он твой друг. Но С-седой ведь не сказал больше никого брать. А этот, с-сразу видно, полным придурок! Дегенерат, по роже видно.
Цитрус облегченно вздохнул.
– Так это же Дылда! Кореш мой. Седой обещал прислать его с последними наставлениями.
– Он имени С-седого даже не упоминал.
– Так это потому, что он дебил. С дебилами ведь как? К ним особый подход нужен. Наш бугор, наверное, ему даже ничего говорить не стал, сунул в карман записочку. Знаешь, как собакам к ошейнику привязывают письмо? Они прочесть не могут, а доставят наверняка.
Рептилия прищурил желтые глаза.
– Но я за ним не пойду, хоть ты и инвалид! А без моей команды его с-сюда не пустят. Так что и не знаю что тебе пос-советовать. Дуйте вы, наверное, вдвоем к С-седому и полетите вмес-сте с ним на челноке!
Такой расклад Цитрусу совсем не понравился. Но оставлять Дылду никак нельзя. Великан – его главный козырь, когда Змей выяснит, что Седого они банально кинули. А Дылда даст ему разок по чешуйчатой морде – и можно будет сунуть коченеющий труп в холодильник.
– Совсем необязательно куда-то ходить, когда все достижения науки и техники к нашим услугам! – объявил Эдик после секундного раздумья. – Здесь, на этом мрачном астероиде, вы совсем одичали! Но радуйся, чешуйчатый, рядом с тобой сын знаменитого пилота Спаркса!
Раздвоенный язык Змея вылетел наружу, кожа позеленела. И Эдик тут же вспомнил, что Спаркс прославился еще и тем, что в молодости воевал против рептилий и уничтожил немало их кораблей – как боевых, так и пассажирских.
– Но я не разделяю ксенофобии отца! – сообщил Цитрус. – Рептилии – мои лучшие друзья! Мы с ними немало пива выпили в летной школе. Надеюсь, ты тоже станешь мне другом! Лучшим другом!
– Если не удавлю тебя раньш-ше, – проворчал Змей.
От расправы над организатором подпольной лотереи, регулярно чистящей его карманы, его сдерживал только авторитет Седого.
«Без Дылды никак не обойтись, – подумал Эдик. – Вон какой он здоровый. Да еще и с пистолетом. Сам я ни за что не справлюсь».
От волнения он стал соображать лучше. Знания, полученные на гипнотических занятиях в летной школе, чудесным образом всплыли в мозгу, здоровая рука заметалась по сенсорам управляющей панели. Вспыхнули мониторы. На одном из экранов отражалась безрадостная картина: четыре коска держали Дылду на мушке. Великан жалобно шевелил губами, пытаясь их в чем-то убедить. Парни передергивали затворы, должно быть, увещевания Дылды не произвели на них впечатления, и они собирались пустить его в расход.
Эдик включил внешний динамик, при помощи которого из рубки руководили погрузкой, врубил звук на полную мощность и заорал:
– Эй, вы, придурки, немедленно пропустить этого толстяка на корабль! Приказ Седого! Живо, а то я вас…
Что он сделает, Цитрус придумать не успел, но коски и без того впечатлились громовым голосом, вещающим, казалось, отовсюду. Они послушно опустили винтовки, и Дылда со скоростью, удивительной для такого крупного субъекта, юркнул в корабль.
Рука Эдика продолжала летать по сенсорам. Как только Дылда оказался внутри транспортника, Цитрус задраил люки и активировал основной двигатель. По массивной громаде корабля пошла низкая вибрация. Столб огня ударил в бетонный пол ангара. Белые искры полетели во все стороны, поджигая одежду на тех, кто стоял рядом с транспортником.
– Ну, ты, беспредельщик, – выдавил Змей, вглядываясь в монитор. – Хоть бы отойти пацанам скомандовал…