Затем она вместе с командой выстроилась в очередь, чтобы предъявить паспорт и ответить на вопросы представителя Службы иммиграции и натурализации. Обычно эта процедура занимала минимум времени: документы экипажа хранились у капитана и проверялись всем скопом, в то время как их владельцы занимались своими делами и не отвлекались на пустые формальности. Но в связи с пристальным вниманием, с некоторых пор проявляемым федеральными властями к судам «Шэнь Цинь маритайм лтд», теперь требовалось личное присутствие каждого. Когда подошел ее черед, чиновник мельком проглядел паспорт Чжу Ванлинь, найденный Джулией в каюте последней, даже не подняв при этом голову, чтобы сверить фото с оригиналом. Ее коллега проявил высокий профессионализм, поступив с ней таким образом. Даже мимолетный взгляд на ее лицо мог выдать их обоих старшему помощнику, очень внимательно наблюдавшему за происходящим.
   Вскоре после отбытия проверяющих команда отправилась на ужин. Камбуз располагался как раз между кают-компанией, где питалось начальство, и столовой для экипажа, что было очень удобно в чисто функциональном плане и позволяло затрачивать минимум времени на обслуживание. Офицеров кормила, естественно, сама Джулия, а матросов — двое ее помощников. Ей не терпелось побродить по судну, но до окончания вечерней трапезы об этом не могло быть и речи. Не стоило лишний раз возбуждать подозрения.
   За все время ужина она не проронила ни слова, отделываясь редкими улыбками в тех случаях, когда кто-нибудь делал ей комплимент по поводу понравившегося блюда и просил добавки Девушка настолько вошла в роль, что сама ощущала себя Чжу Ванлинь, и это чувство слияния каким-то непостижимым образом передавалось окружающим. Никто не замечал неизбежных отличий в манере держаться, двигаться, разговаривать, улыбаться или поправлять прическу; словно какая-то пелена застилала глаза офицерам и матросам, многие из которых уже два года плавали вместе с Чжу.
   Крутясь между камбузом и кают-компанией, бегая от плиты до окошка раздачи и обратно, Джулия механически перебирала в уме последовательность этапов порученного ей задания. До сих пор все шло без сучка и задоринки, но главная проблема по-прежнему оставалась неразрешенной. Если где-то на борту контейнеровоза спрятано больше сотни нелегальных пассажиров, напрашивается вопрос: кто и как обеспечивает их питанием? Судя по записям, оставшимся от настоящей Чжу Ванлинь, ей приходилось готовить только на тридцать человек. Такое несоответствие можно было истолковать двояко: либо еда для беженцев готовится на каком-то другом камбузе, что выглядело абсолютно нелогичным, либо Харпер и ЦРУ ошибаются, никаких иммигрантов на «Сунь Линь» нет и никогда не было. Существовала, правда, ничтожная вероятность того, что агент в Циндао перепутал название судна, но в подобный непрофессионализм Джулия попросту отказывалась поверить.
   Уединившись в каптерке и сделав вид, что составляет меню на завтра, она пролистала журнал и сверилась с пухлой пачкой накладных. Документы подтверждали, что запас провизии, погруженный на борт в китайском порту, примерно соответствовал месячным потребностям экипажа численностью в тридцать — тридцать пять человек, но никак не более того. Склонившись над бумагами, Джулия краем глаза подсматривала за своими подручными, занятыми уборкой остатков ужина, протиранием столов и мытьем грязной посуды.
   Захлопнув журнал и всем своим видом изображая озабоченность, она покинула камбуз, быстро прошла через опустевшую кают-компанию и вышла в коридор. Ни один из помощников не обратил на ее уход ни малейшего внимания. Поднявшись по трапу, девушка очутилась на верхней палубе, выше которой находились только капитанский мостик и рулевая рубка. Отсюда открывалась широкая панорама всего терминала и просторного дока, в котором пришвартовался «Сунь Линь». Портальные краны на берегу уже приступили к разгрузке, цепляя один за другим массивные контейнеры и перенося их на пирс.
   Протяжный гудок со стороны акватории порта заставил ее переключить внимание на противоположный борт, к которому подошла баржа, подталкиваемая сзади большим черным буксиром, команда которого состояла из одних китайцев. Двое с буксира поднялись на контейнеровоз и принялись перекидывать на баржу через грузовой люк огромную груду пластиковых мешков с отходами и прочим мусором, накопившимися за время плавания. Погрузка проходила под неусыпным контролем агента департамента ФБР по борьбе с наркотиками, тщательно проверявшего содержимое каждого мешка, прежде чем дать добро грузчикам.
   Пару минут Джулия внимательно следила за этой операцией, но не усмотрела в ней ничего необычного. Судно обыскали уже несколько раз. Сначала моряки Береговой охраны, затем таможенники, сотрудники ее собственного ведомства, агенты ФБР из департамента по борьбе с наркотиками, представители санитарной службы, но ни один из них не обнаружил на борту ничего противозаконного. Содержимое всех контейнеров состояло из потребительских товаров: одежды, обуви, детских игрушек, электронных игр и приставок, радиоприемников и телевизоров; все произведено в КНР руками фантастически дешевой рабочей силы — к большому неудовольствию американских трудящихся, ежегодно теряющих из-за этого десятки тысяч рабочих мест.
   Вернувшись на камбуз, Джулия наполнила корзинку слоеными пирожками со сладкой начинкой из кунжутного семени и орехов, которые, она знала, особенно уважал капитан Ли Юньчэнь, повесила ее на руку и пустилась в обход нижних палуб. Большая часть команды работала наверху, а те немногие, что оставались в трюмах и машинном отделении, были только рады видеть приветливую девушку, угощавшую их вкусными слойками. В машинном она не задержалась — ни один уважающий себя чиф никогда не позволит размешать пассажиров рядом со своими драгоценными дизелями. А вот в топливном отсеке ей пришлось пережить довольно неприятный момент. Она шла туда по длинному пустому коридору, когда из-за спины вдруг вынырнул какой-то мрачный тип в промасленной робе и грубо спросил, какого дьявола ей здесь понадобилось? Джулия на мгновение запаниковала, но сумела взять себя в руки и с вежливой улыбкой сообщила, что у капитана сегодня день рождения, и по такому случаю он приказал угостить весь экипаж своими любимыми пирожками. Механик, у которого не было причин сомневаться в правдивости слов судового кока, вполне удовлетворился таким объяснением и с благодарностью принял предложенные слойки.
   Обойдя все помещения на нижних палубах и в трюмах, где можно было разместить хотя бы два десятка нелегальных пассажиров, и не обнаружив никаких следов их пребывания, девушка вновь поднялась наверх, нашла укромное местечко на палубе, облокотилась на леера и сделала вид, будто любуется панорамой. Убедившись, что в пределах слышимости никого нет, она вставила в ухо миниатюрный приемник, наклонила голову и заговорила в микрофон прикрепленного под лифчиком радиопередатчика:
   — Сожалею, но судно выглядит чистым. Я обыскала все палубы и трюм. Пустышка. Документация на камбузе свидетельствует о том, что запасы провианта рассчитаны только на команду.
   Капитан Льюис на мостике «Ястребенка» ответил без промедления, как будто ни на секунду не расставался с рацией:
   — Вы в безопасности?
   — Да. Меня приняли безоговорочно.
   — Хотите эвакуироваться?
   — Пока нет. Хотелось бы немного задержаться.
   — Пожалуйста, держите меня в курсе и будьте осторожны.
   Последние слова Льюса утонули в грохоте двигателей проплывающего над доком десантного вертолета. Джулия с трудом удержалась от порыва помахать ему вслед. Было приятно сознавать, что сидящие внутри боевой машины парни в любой момент готовы, подобно ангелам-хранителям, прийти к ней на выручку.
   Она испытывала одновременно облегчение — ведь задание можно было считать выполненным — и разочарование — поскольку так и не решила поставленную задачу. Судя по всему, Шэнь Циню снова удалось перехитрить федералов. Наиболее оптимальным выходом в ее положении было бы незаметно смыться с контейнеровоза или просто открыться тому же агенту ФБР, что контролировал погрузку мусора, и попросить помощи. Но Джулия никогда не искала легких путей; к тому же ей по-прежнему не давали покоя оставшиеся без ответа вопросы. Она интуитивно чувствовала, что разгадка где-то близко, и была исполнена решимости найти ее во что бы то ни стало.
   Переместившись на корму, девушка спустилась на нижнюю палубу, приходившуюся почти вровень с баржей, уже наполовину заваленной черными пластиковыми мешками. С минуту она стояла у фальшборта, изучая баржу и буксир, уже приготовившиеся отвалить от борта «Сунь Линь». Два винта буксира пока работали на холостом ходу, взбивая воду за кормой в хлопья грязно-белой пены.
   Джулию терзали противоречия. С одной стороны, она была абсолютно уверена, что на самом контейнеровозе нет и, скорее всего, никогда не было нелегальных иммигрантов. С другой стороны, сообщение агента ЦРУ из Циндао выглядело не менее достоверным и убедительным. Не приходилось сомневаться и в изощренной хитрости Шэня и его ближайших помощников. По всей вероятности, им удалось придумать и осуществить такой способ транспортировки беженцев, который до сих пор не смогли раскусить все американские федеральные службы вместе взятые.
   Джулия закусила губу и напрягла извилины. Баржа?... Буксир?... С виду все нормально, но к чему такая спешка с выгрузкой мусора? Проклятье, уже отваливают! Как бы то ни было, а это единственная зацепка, которая у нее осталась. И решать надо сейчас! Джулия была не из тех, кто легко смиряется с поражением, не говоря уже о том, что душу ей по-прежнему жгло чувство ненависти и неудовлетворенной мести. Бросив быстрый взгляд вверх, она отметила, что грузовой люк закрыт, а матросы с буксира уже спускаются по трапу на свое судно. Оглядевшись вокруг и убедившись, что палуба пуста, Джулия вновь обратила взор на буксир. Так, оба грузчика спрыгнули на палубу и скрылись внутри. Шкипер с помощником стоят на мостике, еще один матрос торчит на носу, но все трое смотрят вперед.
   Кормовая часть буксира поравнялась с наблюдательной позицией девушки. Взгляд ее упал на большую канатную бухту, сложенную на юте сразу за дымовой трубой. Прикинув на глаз, что высота составляет около десяти футов, Джулия решительно перелезла через леера. Снова вызывать Льюиса и докладывать о принятом решении не было времени, да и не привыкла она с кем-то советоваться в подобных случаях. Тщательно примерившись, она разжала руки, сильно оттолкнулась ногами и прыгнула.
* * *
   Прыжок Джулии не остался незамеченным, но наблюдал за ним, по счастью, не кто-то из экипажа буксира или контейнеровоза, а Дирк Питт собственной персоной. Он уже битый час торчал на мостике «Голотурии» под палящим солнцем, не отводя мощного бинокля от пирса, к которому был пришвартован «Сунь Линь». По известным причинам его в первую очередь интересовали баржа, в которую сбрасывали мусор, упакованный во вместительные пластиковые мешки, и лениво дымящий за ее кормой буксир — судя по всему, те же самые, что привлекли его внимание сегодня утром. Когда последняя упаковка тяжело брякнулась на гору себе подобных и грузовой люк закрылся, Питт уже собирался переключиться на причал, где на глазах вырастали штабеля контейнеров, но в этот момент он заметил на средней палубе пришвартованного судна одинокую фигурку. Человек перебрался через фальшборт, пригнулся и спрыгнул на корму проходящего мимо буксира.
   — Что за черт! — непроизвольно воскликнул Питт.
   Стоявший у него за спиной Руди Ганн насторожился.
   — Что ты там увидел? — спросил он с жадным любопытством.
   — Какой-то псих секунду назад сиганул с палубы на отходящий буксир. Футов десять-двенадцать, не меньше.
   — Возможно, дезертир? — предположил Руди.
   — Судя по белому колпаку на голове, это судовой кок, — бросил Питт, не поворачивая головы и не спуская глаз с кормовой части буксира.
   — Надеюсь, он не пострадал?
   — Вряд ли. Он угодил прямо в сложенные за трубой канаты.
   — Странно, — покачал головой Ганн, — но никак не приближает нас к цели. Ты заметил хоть какие-то признаки перемещения подводного судна под днище баржи?
   — Ничего конкретного, — вынужден был признать Питт. — Но не будем спешить с выводами, дружище. У меня предчувствие, что в ближайшие сорок восемь часов все может измениться самым кардинальным образом.

32

   Небольшой глиссер с «Голотурии» на полном ходу пересек Прибрежный канал, но на подходе к Морган-Сити сбросил скорость. От приливов и наводнений город защищают восьмифутовая бетонная набережная и гигантский волнорез высотой в двадцать футов, развернутый острием в сторону Мексиканского залива. Берега Атчафалайи в районе Морган-Сити соединяют железнодорожный и два автомобильных моста. Ночью они представляют собой непередаваемое зрелище: огни зажженных фар и освещенные окна вагонов перемещаются в обе стороны с калейдоскопической быстротой, подобно разноцветным бусинам в проворных женских руках. Свет фонарей и зданий вдоль набережной отражается в речной воде причудливым витражом, время от времени дробящимся на радужные осколки винтами проходящих судов. Насчитывающий пятнадцать тысяч жителей, Морган-Сити является самым крупным населенным пунктом в приходе[35] святой Марии. Располагается он по обоим берегам Атчафалайи в южной оконечности бухты Бервик. Сразу за городом русло реки значительно расширяется, образуя к востоку некое подобие пеликаньего клюва с раздувшимся от рыбы мешком.
   Близость к Мексиканскому заливу делает Морган-Сити особенно уязвимым к таким проявлениям стихии, как ураганы и гигантские приливные волны, но горожане привыкли и редко обращают тревожные взоры на юг, выискивая на горизонте зловещие черные тучи. Они говорят, что везде свои заморочки: в Калифорнии — землетрясения, в Канзасе — торнадо, в Монтане — снежные бури, и искренне считают, что им еще повезло.
   Население здесь урбанизировано в несколько большей степени, чем в других провинциальных городишках Южной Луизианы. Городской порт обслуживает довольно крупную флотилию рыболовецких судов, дюжину нефтяных компаний средней руки, судостроительную верфь и еще с десяток предприятий, что не мешает Морган-Сити сохранять неповторимый колорит «речных» городов Миссисипи, Миссури и Огайо, где до сих пор принято обращать строящиеся здания фасадом к воде.
   К пристани тянулась вереница рыбачьих лодок. Некоторые из них, остроносые и узкие, выделялись высокими бортами и далеко выдвинутым вперед кокпитом. Мачты смешены от центра ближе к корме, крепления для сетей также расположены в кормовой части. Лодки такой конструкции приспособлены для промысла на больших глубинах. Есть еще плоскодонки для мелководья, имеющие более привычные для глаза очертания, но самое интересное, что оба типа используются преимущественно при ловле креветок. А вот устричные люгеры, в силу специфичности объекта промысла, редко выходят в открытое море и прекрасно обходятся без мачт. Один из таких люгеров прошел совсем рядом с глиссером. Борта его осели чуть ли не вровень с поверхностью воды, а на палубе громоздилась гора свежих устричных раковин высотой в шесть или семь футов.
   — Где вас высадить? — спросил сидевший за штурвалом Руди Ганн.
   — Полагаю, ближайший портовый салун — самое подходящее местечко для наших целей, — рассудительно произнес Питт.
   Джордино похлопал Руди по плечу и указал пальцем на ряд деревянных построек, тянущихся вдоль набережной на целый квартал. На фасаде одной из них подмигивала неоновыми буквами завлекательная надпись:
   "РЫБАЧЬЯ ПРИСТАНЬ ЧАРЛИ
   СВЕЖАЯ РЫБА И ВЫПИВКА КРУГЛОСУТОЧНО"
   — По-моему, как раз то, что нам нужно, — сказал он, возбужденно потирая руки.
   — Судя по запаху, в пакгауз по соседству местные рыбаки свозят весь свой улов, — заметил Питт. — Значит, нам сюда. Пожалуй, именно здесь у нас наилучшие шансы разузнать, не замечал ли кто чего-нибудь необычного выше по течению.
   Ганн убавил ход до минимума и в конце концов втиснул глиссер в узкую щелку между двумя рыболовными траулерами, заглушив мотор у подножия деревянной лестницы.
   — Удачи, друзья, — с улыбкой крикнул он вслед Питту и Джордино, без оглядки устремившимся к заветной вывеске. — Не забывайте нас, пишите письма!
   — Не плачь, созвонимся! — бросил через плечо Питт, перескакивая сразу через две ступеньки.
   Руди проводил их тревожным взглядом, тяжело вздохнул, вывел глиссер на чистую воду и пустился в обратный путь.
   Почти стопроцентная влажность и ночная духота только усиливали едкий рыбный запах, который источали, казалось, даже бетонные плиты набережной. Итальянец не преминул обратить внимание напарника еще на одну гору устричных раковин, только на сей раз пустых, возвышающуюся чуть ли не вровень с крышей ночного заведения Чарли.
   — Пара бутылочек пивка и дюжина свежевыловленных устриц — вот чего мне не хватает до полного счастья, — во всеуслышание объявил итальянец.
   — Держу пари, что гамбо[36] здесь тоже готовят на мировом уровне, — вторил ему Питт.
   Войдя в двери салуна, они словно шагнули в прошлое. Древний кондиционер давно проиграл битву с табачным дымом и запахом ядреного мужского пота. До блеска отполированные подошвами тяжелых рыбачьих сапог половицы были испещрены тысячами шрамов от сигарных и сигаретных окурков. Аналогичные следы варварского обращения несли на себе массивнее столы, столешницы которых служили когда-то палубными люками. Колченогие стулья выглядели ветеранами бесчисленных кабацких драк. Стены покрывали металлические рекламные таблички полувековой давности, в буквальном смысле изрешеченные пулями. Зато полки за барной стойкой гордо демонстрировали более сотни марок спиртного — от вин и ликеров местного розлива до редких европейских и азиатских брендов. Сама стойка была сколочена из палубных досок списанного рыбачьего судна, и ее не помешало бы как следует проконопатить.
   Посетители в этот поздний час представляли собой пеструю смесь из вернувшихся с лова рыбаков, портовых докеров, рабочих судоверфи и свободных от вахты нефтяников, обслуживающих скважины и бурильные установки на шельфе Мексиканского залива. Суровые, неразговорчивые парни с выдубленными солнцем и ветром лицами. Французская речь звучала за столиками почти так же часто, как и английская; удивляться нечему: потомки французов, более двухсот лет назад колонизировавших Луизиану, до сих пор составляли в здешних краях большинство населения. Под одним из пустующих столов безмятежно дрыхли два здоровенных пса неизвестной породы. Человек тридцать плотно оккупировали стойку; все мужчины, ни одной женщины. Похоже, официанток здесь тоже не жаловали: весь обслуживающий персонал состоял исключительно из представителей сильного пола. Царивший за стойкой бармен не особо утруждал себя тонкостями сервиса. Если вы заказывали пиво, стаканов не полагалось — бутылка или банка в зубы, а дальше разбирайтесь сами. Напитки подороже скрепя сердце разливались в разномастные стеклянные емкости, многие с трещинами и выщербленными краями. Закуски и горячие блюда разносил официант с физиономией и фигурой бывшего боксера в супертяжелой весовой категории.
   — Ну и как тебе здесь нравится? — шепотом спросил Питт, задержавшись на пороге и с нескрываемым любопытством обозревая интерьер.
   — Теперь я точно знаю, куда уползают подыхать состарившиеся тараканы, — невозмутимо прокомментировал итальянец.
   — Не забывай улыбаться и говорить «сэр» всякий раз, когда кто-нибудь из завсегдатаев вздумает спросить у тебя, который час, — предупредил Питт.
   — Да уж, в таком заведении лучше не нарываться, — поежился Джордино. — А попробуешь вякнуть, вообще до утра не доживешь.
   — Хорошо еще, что мы с тобой догадались одеться попроще, — сказал Питт, озабоченно оглядывая замасленные рабочие комбинезоны, которые удалось отыскать в боцманской каптерке совместными усилиями всего экипажа «Голотурии». — Хотя, боюсь, это не поможет — нас все равно опознают по запаху.
   — Я так и знал, что совершаю большую ошибку, когда принимал ванну в прошлом месяце, — сокрушенно вздохнул итальянец.
   Питт приглашающим жестом указал на свободный столик. — Ну что, давай поужинаем?
   — Давай, — согласился Джордино без особого энтузиазма, однако за стол уселся первым, значительно опередив напарника.
   Просидев минут двадцать в ожидании, итальянец широко зевнул и намеренно громко произнес:
   — Как ты думаешь, Дирк, у нашего официанта близорукость, или просто глаза косят не в ту сторону?
   — Тише, он тебя слышит, — с ухмылкой одернул его Питт и развел руки в притворном удивлении: — Надо же, а вот и он, легок на помине!
   Вся одежда приблизившегося к столику подавальщика — явно не дотягивающего до благородного титула официанта, хотя, пожалуй, более уместным было бы называть его гарсоном, учитывая французские корни аборигенов, — состояла из линялых голубых джинсов и грязной футболки с изображением длиннорогого быка, съезжающего на лыжах по коричневому склону. Надпись под картинкой гласила:
   «Если бы Господь пожелал, чтобы техасцы катались на лыжах, Он сотворил бы коровье дерьмо белым».
   — Желаете чего-нибудь перекусить? — спросил он неожиданно тонким и визгливым голосом.
   — Как насчет пивка и дюжины устриц? — осторожно осведомился Джордино.
   — Без проблем, — флегматично ответил официант-гарсон. — Вам то же самое, мистер? — покосился он на Питта.
   — Нет, мне, пожалуйста, порцию вашего изумительного гамбо.
   — Первый раз слышу, чтобы наш гамбо называли изумительным, — хрюкнул громила, — но на вкус он действительно неплох. Выпивку заказывать будете?
   — Текила есть? — с надеждой в голосе поинтересовался Питт.
   — А как же! — обиделся разносчик-подавальщик. — Среди местных рыбачков полно латиносов, для них и держим. А вообще-то ее редко заказывают.
   — Тогда двойную текилу со льдом и ломтиком лайма. Тяжеловес отошел от столика и грузно зашагал на кухню, но на полпути обернулся, смерил их взглядом и многозначительно пообещал:
   — Я скоро вернусь!
   — Надеюсь, он не возомнил себя Арнольдом Шварценеггером, — пробормотал итальянец, — и не вздумает крушить кулаками стены и наши бедные головы.
   — Расслабься, — посоветовал Питт. — Наслаждайся обстановкой, впитывай местный колорит, вдыхай неповторимую атмосферу...
   — Кстати, об атмосфере, — перебил его Джордино. — Раз уж здесь так накурено, полагаю, я не очень ее испорчу, если добавлю толику собственного дымка. — С этими словами он извлек откуда-то одну из своих знаменитых сигар и не спеша начал ее раскуривать.
   Питт между тем пристально разглядывал публику, подыскивая подходящего кандидата, из которого можно было бы выудить полезную информацию. Полдюжины бурильщиков, оккупировавших единственный бильярдный стол в дальнем углу зала, он отмел сразу. Рабочие с судоверфи могли кое-что знать, но по их угрюмым рожам легко читалось, как они отнесутся к навязчивым расспросам подозрительных незнакомцев. Самой многообещающей категорией выглядели рыбаки. Человек двадцать, сдвинув несколько столов, пили пиво и играли в покер. Они шумели, ругались, горланили матросские песни, но за рамки в общем-то не выходили. Особое внимание Питта привлек старик лет шестидесяти пяти, державшийся особняком в их шумном сборище. Он сидел рядом с картежниками и внимательно наблюдал за игрой, но сам в ней участия не принимал. На столе перед ним стояла почти нетронутая бутылка пива. Типичный одиночка — таким было первое впечатление, однако, приглядевшись поближе, Питт понял, что ошибается. Добродушный юмор в зеленовато-голубых глазах с хитринкой и живой интерес к окружающим выдавали в нем скорее психолога-любителя, ведущего активный образ жизни, но никак не ушедшего на покой бывшего рыбака, продолжающего по привычке проводить вечера в питейном заведении. Седые волосы, борода и пышные усы аккуратно подстрижены; одежда простая, но чистая и опрятная.
   Официант-подавальщик принес спиртное. О существовании и назначении подносов он, по всей видимости, не догадывался, потому что бутылки с пивом нес в одной руке, а стакан, в котором плескалась неопределенного цвета жидкость — в другой. Питт с сомнением посмотрел на него и спросил:
   — Не подскажете, какой марки ваша текила?
   — Кажется, «Панчо Вилья».
   — Если не ошибаюсь, «Панчо Вилья» разливают в пластиковые бутылки.
   Экс-боксер наморщил лоб и сложил губы бантиком, изображая усиленную работу мысли. Затем лицо его озарилось, и он смачно причмокнул.
   — Точно, мистер! Старина Чарли при мне наливал этот стакан из пластиковой бутылки. Да вы не бойтесь, отрава высший класс. Разок хлебнете, и все заботы как рукой снимет.
   — Как раз это меня и беспокоит, — признался Питт. Когда гарсон-разносчик отошел, Джордино не удержался и прыснул в кулак.
   — Ты что, уже пробовал это пойло? — с трудом выговорил он, давясь от смеха.
   — Было дело, — неохотно кивнул Питт. — Купил как-то в одной мексиканской забегаловке за доллар шестьдесят семь.
   — Пить-то его можно? Или сразу все заботы побоку, как наш благодетель посулил?