— Подонок! Убийца! — в ярости воскликнул Маршан. — За это я засажу тебя на полную катушку!
   Один только адмирал Сэндекер успел осознать нависшую над всеми угрозу.
   — Очистите дорогу! — закричал он во весь голос, схватив за рукав генерала Олсона. — Прикажите своим людям немедленно убраться с дороги!
   В отличие от полицейских и военных, Руди Ганн в пояснениях не нуждался. Он тоже с первого взгляда понял, что сейчас произойдет, и присоединился к своему непосредственному начальнику.
   — Бегите прочь! Скорее! — завопил он визгливым фальцетом. — В грузовиках взрывчатка!
   Все эти крики, требования и предупреждения повергли генерала в состояние ступора. Мозг его, скованный рамками уставных взаимоотношений и непомерным самолюбием, отказывался воспринимать советы, не говоря уже о приказах, из уст посторонних, тем более штатских. Поэтому первой его мыслью было, что оба они — Сэндекер и Ганн — попросту спятили. А вот Маршан, молодой, сообразительный, инициативный и достаточно гибкий, чтобы четко различать, когда проще слепо следовать букве закона или воле начальства, а когда разумнее действовать сообразно обстоятельствам, не растерялся и оказался на высоте. Жестом подозвав ближайших помощников, шериф коротко проинструктировал их, и уже через несколько секунд первая полицейская машина сорвалась с места и помчалась на юг. Одновременно, получив соответствующий приказ по радио, развернулись и отбыли в обратном направлении патрульные автомобили, преследовавшие грузовики. Олсон в конце концов вышел из оцепенения и тоже принялся распоряжаться. Солдаты и саперы поспешно попрыгали в кузова, и восьмерка армейских грузовиков последовала, хотя и с некоторым отставанием, за кавалькадой легковушек. Замыкал колонну новенький открытый джип Маршана с эмблемой шерифа на боковых дверцах, в котором разместились также адмирал и его заместитель. Не прошло и минуты, как насыпь опустела. На шоссе остались лишь забытые в спешке прожектора, по-прежнему заливающие ярким светом участок дороги и зияющий темный провал в подножии дамбы.
   Маршан, Сэндекер и Ганн, забравшись с коленями на сиденья и обернувшись назад, завороженно следили за приближением трейлеров. За вертикально скошенными кабинами высотой с двухэтажный дом отливали серебристым металликом восемнадцатиосные коробки фургонов без опознавательных надписей на бортах. Длина каждого из них составляла около тридцати ярдов, а грузоподъемность достигала сорока тонн. За лобовым стеклом ведущего грузовика виднелась только макушка головы водителя, съежившегося в кресле и приникшего грудью к баранке, чтобы не стать легкой добычей снайпера. В суматохе подготовки операции о снайперах как-то не позаботились, но шофер-китаец за рулем могучего «уайта» знать об этом не мог. Вот и берегся на всякий случай, хотя при необходимости не колеблясь пожертвовал бы жизнью.
   Цель появления грузовиков на дамбе окончательно прояснилась, когда они практически одновременно затормозили и развернулись поперек трассы, перегородив ее от обочины до обочины. Почти в то же мгновение откуда-то из-за деревьев вынырнул вертолет. Пилот с ювелирной точностью посадил винтокрылую машину между трейлерами, а покинувшие кабины водители без задержки перебрались в кабину. Вертолет снова поднялся в воздух, развернулся над лесом и начал быстро удаляться в западном направлении.
   — Может быть, имеет смысл вернуть саперов и попытаться обезвредить заряды? — предложил шериф.
   — Уже не успеют, — отрицательно покачал головой Ганн, — «Юнайтед Стейтс» будет здесь минут через десять-двенадцать, а задние двери трейлеров наверняка заварены, и резать их автогеном придется не меньше часа.
   — Десять минут — это не так уж и мало, — возразил Сэндекер. — Можно не сомневаться, что взрыв произойдет не раньше, чем лайнер встанет на предназначенное ему место. В противном случае Миссисипи успеет достаточно обмелеть, прежде чем он доберется до цели. И тогда «Юнайтед Стейтс» просто застрянет в середине фарватера за несколько миль отсюда. Но меня сейчас больше интересует другое. Ясно, что в грузовиках заложены радиоуправляемые заряды; вопрос в том, кто подаст сигнал? Логично предположить, что оператор находится на борту лайнера: на месте, как говорится, виднее. Но есть также определенный шанс, что взорвать перемычку поручено одному из водителей или пилоту того вертолета, на котором они улетели. Вы можете связаться с генералом Олсоном, шериф? — обратился он к Маршану.
   — Сейчас попробую.
   Луи поднес к губам микрофон рации и несколько раз повторил вызов, прежде чем добился ответа:
   — Капрал Уэлч слушает.
   — Шериф Маршан вызывает генерала Олсона. Срочно.
   — Понял вас, шериф. Соединяю с командующим.
   После короткой паузы из динамика громкой связи послышался раздраженный голос генерала:
   — Ну, что там у вас стряслось, Луи? Только покороче, пожалуйста, не занимайте линию — я с минуты на минуту ожидаю сообщения полковника Тернера.
   — С вами хочет поговорить адмирал, сэр. Надеюсь, он вас надолго не задержит.
   Сэндекер перегнулся через спинку сиденья и выхватил у Маршана микрофон.
   — Сколько у вас боевых машин в воздухе, генерал? — спросил он не терпящим отлагательств тоном.
   — А почему вы этим интересуетесь? — удивился Олсон.
   — У меня есть основания предполагать, что радиосигнал на взрыватели в грузовиках, оставленных на дамбе, поступит с борта вертолета, который только что улетел, забрав обоих водителей. Курс вест-зюйд-вест. Если его перехватить и сбить в ближайшие десять минут, вполне возможно, что взрыв и разрушение перемычки удастся предотвратить.
   Олсон долго не отвечал, а когда снова заговорил, голос его заметно потускнел и звучал безжизненно и устало.
   — Мне очень жаль, адмирал, но у меня с самого начала не было другой авиации, кроме пары десантных вертолетов. А теперь и тех не осталось, — добавил он с тоской.
   — Тогда попытайтесь вызвать истребители с ближайшей военно-воздушной базы.
   — Попытаюсь, — покорно согласился генерал. — Но гарантировать ничего не могу. Пока они там раскачаются, пока согласуют с начальством...
   — Можете не объяснять, я все понимаю, — вздохнул Сэндекер.
   — Да вы не беспокойтесь, адмирал, мои танкисты костьми лягут, но обязательно остановят этих уродов!
   Глава НУМА пропустил оптимистичные прогнозы генерала мимо ушей, да и в голосе самого командующего как-то не ощущалось прежней уверенности в успехе. Бедняге Олсону еще только предстояло узнать, что события в районе боевых действий приняли неожиданный оборот и разворачиваются отнюдь не в одностороннем порядке, согласно утвержденному им сценарию, а совсем даже наоборот. Не подозревал он и о том, что последние слова его окажутся пророческими — правда, к сожалению, только та часть фразы, где было «лягут костьми». После пары орудийных залпов прямой наводкой, не причинивших судну серьезных повреждений, если не считать дюжины сквозных пробоин выше ватерлинии, на позиции национальных гвардейцев обрушился сокрушительный шквал ответного огня из всех имевшихся в распоряжении боевиков видов оружия.
   Сэндекер вернул микрофон шерифу, откинулся на спинку заднего сиденья и сумрачно нахохлился, как продрогший воробей. Когда же он снова заговорил, обращаясь к примолкшему рядом Руди Ганну, речь адмирала была исполнена едкой горечи пополам с безнадежным отчаянием.
   — Этот ублюдок Шэнь Цинь снова обвел нас всех вокруг пальца, и самое обидное заключается в том, что мы ничего не можем поделать. Остается только стиснуть зубы и молча смотреть, как гибнут тысячами ни в чем не повинные люди.
   — А я вот все думаю, как там у Дирка с Алом дела? — признался Руди. — Им сейчас, наверное, вдвойне туго приходится — и от китайцев надо прятаться, и от своих беречься.
   — Спаси и сохрани их, Господи! — с редкой для него набожностью устремил очи горе Сэндекер. — Спаси и сохрани всех, кому не жить, если «Юнайтед Стейтс» прорвется к перемычке!

44

   «Юнайтед Стейтс» стоически и безропотно сносил кинжальные уколы ударов бронебойных снарядов, со сверхзвуковой скоростью вылетающих из жерл башенных орудий шести танков, содрогаясь после каждого попадания, но не снижая скорости и не отклоняясь от курса. Все снаряды ложились точно в цель — да и кто бы промахнулся, стреляя по такой огромной мишени со смешной дистанции в двести футов? В дымовых трубах и корпусе судна выше ватерлинии на уровне верхних палуб, где в былые времена размещались кинотеатры и танцзалы, библиотека и коктейль-бары, появились первые рваные пробоины. Однако, как и предсказывал адмирал Сэндекер, бронебойные снаряды оказались малоэффективными. Они с легкостью, как листы картона, пронизывали тонкую сталь правого борта, переборки из алюминиевых сплавов и столь же тонкий левый борт, а зарывались в землю на противоположном берегу реки среди ивняка и зарослей зеленеющего кустарника.
   Расчету самоходного миномета, ведущему навесной огонь по надстройкам лайнера, пока тоже нечем было похвастаться. Выпущенные мины, уносясь в поднебесье, возвращались оттуда отвесно падающими метеоритами. Оставляя наверху на входе уродливые кратеры, они пробивали подчас по нескольку палуб кряду, но до трюмов не доставали, и все заканчивалось безобидной вспышкой в безлюдном запустении одной из нижних палуб.
   Куда более ощутимый ущерб наносили стопятидесятипятимиллиметровые осколочно-фугасные снаряды двух самоходных гаубиц. Их чувствительные взрыватели срабатывали при малейшем контакте с металлом, разбрасывая во все стороны тысячи осколков. Один такой снаряд угодил в центр шкафута и разнес вдребезги парадную лестницу главного салона. Другой окончательно добил укороченную вандалами ради лишнего центнера цветного металла фок-мачту, с корнем вывернув ее и зашвырнув в воду вместе с прожектором. Но и гаубицы были бессильны дотянуться своими огненными плевками до бесперебойно функционирующего сердца судна — его машинного отделения и могучих турбин.
   «Юнайтед Стейтс» безропотно выдержал и второй залп, как выдержал бы, наверное, третий и четвертый, не вмешайся в этот однобокий процесс китайские легионеры, относившиеся к христианским заповедям в высшей степени наплевательски и предпочитавшие лупить по чужим щекам, но ни в коем случае не подставлять свои. Зарядив переносные зенитно-ракетные комплексы и вскинув на плечи трубы, боевики быстро разобрали цели, обменявшись понятными им одним знаками и жестами, приготовились и замерли в ожидании команды.
   Ответный удар, нанесенный защитниками лайнера, оказался гораздо более сокрушительным и результативным, чем беглый огонь прямой-наводкой танков и самоходок. Хотя ракеты «СА-7» изначально предназначались для поражения воздушных целей, они неплохо сработали и против танков. Одна из них врезалась в башню головной машины. Броню не пробила, но сильно покорежила ствол орудия, выведя его из строя. При разрыве ракеты осколками смертельно ранило молодого лейтенанта, командира взвода, на свою беду по пояс высунувшегося из верхнего люка, чтобы лучше корректировать огонь. Бедняге и в голову не приходило, что беззащитное гражданское судно способно огрызнуться в ответ на методичный расстрел — да еще как огрызнуться! Другая ракета пробила борт самоходного миномета, уложив насмерть двоих и покалечив троих. Всю установку в считанные секунды охватило пламя, а оставшиеся в живых артиллеристы сломя голову бросились врассыпную, не дожидаясь, пока начнут рваться оставшиеся мины.
   Полковник Роберт Тернер, осуществляющий общее руководство операцией из своего мобильного командного модуля, первоначально отнесся к порученному ему заданию как к детской прогулке, не идущей ни в какое сравнение не только с реальными боевыми действиями, но и с теми декоративно-показательными учениями, которые проводятся командованием Национальной гвардии главным образом для того, чтобы выслужиться перед Пентагоном и доказать президенту нужность и полезность собственного существования. Ему и в кошмарном сне не могло привидеться, что древний лайнер, спущенный на воду еще до рождения полковника, начнет вдруг отстреливаться. Ошеломленный и сбитый с толку точностью и кучностью ответного огня, Тернер не смог придумать ничего лучшего, кроме как вызвать своего командующего и «порадовать» его сообщением о той мясорубке, в которую тот их всех отправил, не позаботясь поставить в известность о потенциальных возможностях противника.
   — В нас стреляют, генерал! — срывающимся голосом закричал в микрофон рации полковник, как только Олсон вышел на связь. — Мы несем потери в технике и живой силе. Только что прямым попаданием выведен из строя самоходный миномет.
   — Какие огневые средства использует противник? — спросил генерал, довольно быстро сориентировавшись в обстановке.
   — Насколько я успел понять, сэр, они бьют по нашей позиции из переносных ракетно-зенитных комплексов. Броню их ракеты, слава богу, не пробивают — танки им, похоже, не по зубам, — но среди личного состава уже есть убитые и раненые. — И тут же, словно в насмешку, прямо на глазах Тернера в двадцати шагах от модуля разорвалась еще одна ракета, перебив гусеницу стоявшего рядом танка. К чести танкистов, экипаж не покинул машину и продолжал стрельбу по лайнеру, не обращая внимания на повреждение.
   — Что с судном, полковник? Докладывайте! — потребовал Олсон. — В первую очередь я хочу знать, какова эффективность вашего огня?
   — В корпусе и надстройках отчетливо просматриваются многочисленные пробоины и разрушения, но у меня такое ощущение, сэр, как будто мы стреляем по слону утиной дробью. По-моему, мы напрасно теряем время и подвергаем неоправданному риску жизни людей.
   — Что за пораженческие настроения, полковник?! — разозлился командующий. — Отставить! Приказываю усилить огонь и не успокаиваться, пока «Юнайтед Стейтс» не будет остановлен. Выполняйте!
   Боб Тернер бросил тоскливый взгляд на зловещую громаду лайнера, продолжающего подниматься вверх по реке с целенаправленным упорством оголодавшего медведя, взбирающегося по стволу дерева к заветному дуплу с медом, стоически игнорируя укусы осаждающих его пчел. Неожиданно он встрепенулся и даже протер глаза для верности. Что это? Нет, ему не померещилось: частые вспышки ответных залпов, с удручающей регулярностью озарявшие правый борт «Юнайтед Стейтс», по непонятной причине сначала поредели и утратили ритмичность и темп, а затем и вовсе прекратились. Лишь много позже Тернеру удалось узнать, что спасли его воинство от полного разгрома два отчаянных смельчака, с риском для жизни пробравшиеся на судно и в самый критический момент уничтожившие боевиков, ведущих наиболее интенсивный обстрел позиций Национальной гвардии.
* * *
   Перемещаясь по-пластунски, на животах, чтобы избежать града осколков от рвущихся снарядов и не попасться на глаза китайцам, уже осведомленным о присутствии на борту посторонних и открывшим на них охоту, Питт и Джордино ползком обогнули подножие задней дымовой трубы и осторожно приблизились к ограждению. Отсюда открывался отличный обзор шлюпочной палубы. Внизу, чуть левее от их наблюдательного пункта расположились двое китайцев в стандартных камуфляжках без знаков различия. Укрывшись за одной из сиротливо торчащих по периметру пустых шлюпбалок и с достойным уважения хладнокровием игнорируя посвист осколков, легионеры Шэня целиком сосредоточились на ведении огня. Действовали они слаженно и без задержки, посылая ракету за ракетой в расставленные вдоль берега танки. Еще один такой же расчет обнаружился в тридцати футах правее.
   — Мне не нравится, что какие-то косоглазые убивают наших парней! — категорически высказался итальянец во весь голос, уже не заботясь о соблюдении режима молчания.
   За громыханием канонады даже Питт, находившийся от него в двух шагах, не всегда мог расслышать слова напарника.
   — Мне тоже! — крикнул он в ответ, отползая вправо. — Снимешь двоих слева, остальные мои.
   Джордино тщательно прицелился и дважды нажал спусковой крючок. Не издав ни звука, оба боевика рухнули на палубу. С запозданием в долю секунды та же участь постигла вторую пару. Их тела с простреленными головами почти одновременно сложились, как тряпичные куклы, и мягко осели на заряженную, но так и не успевшую выпустить последнюю ракету трубу. Потеря главной ударной силы значительно ослабила совокупную мощь ответного огня. Теперь в распоряжении легионеров остались только два пулемета и ручное автоматическое оружие. Не в состоянии больше нанести урон технике, они некоторое время еще постреливали по фигуркам национальных гвардейцев, изредка мелькавшим в просветах между приземистыми коробками танков, а потом и вовсе прекратили это бесполезное занятие.
   Вернувшись обратно, Питт ухватил итальянца за локоть и прокричал ему в ухо:
   — Пора пробиваться на мостик, если...
   Голос его оборвался, когда уплотнившаяся до консистенции литой резины кегельного шара обжигающе горячая волна сжатого воздуха с силой ударила ему в грудь и отшвырнула назад. Разорвавшийся уровнем ниже в одной из офицерских кают гаубичный осколочно-фугасный снаряд проделал в перекрытии верхней палубы огромную дыру с зазубренными краями, сквозь которую фонтаном выплеснулись наружу искореженные обломки облицовочных панелей и стеклянное крошево. Питт с размаху врезался спиной в вентиляционное отверстие у основания трубы. Позвоночник пронзило острой болью, в глазах потемнело, и он на миг отключился, а когда очнулся, то с удивлением обнаружил, что еще жив и вроде бы даже не ранен, если не считать сильного головокружения и разбитой в кровь нижней губы.
   — Черт бы побрал всех военных! — выругался Дирк в сердцах, сознавая в то же время, что артиллеристы всего лишь исполняют свой долг и ни в чем не виноваты. Усиленно поморгав, чтобы разогнать туман и оранжево-лимонные круги перед глазами, Питт поднял голову и увидел распростертого поперек его ног Джордино. Потянувшись к не подающему признаков жизни напарнику, он потряс его за плечо, с беспокойством вопрошая: — Ал, что с тобой? Ты живой?
   Итальянец медленно разлепил веки, приоткрыл правый глаз и уставился в ночное небо. Затем проделал ту же операцию с левым и простонал умирающим голосом:
   — Лучше бы я умер. Ощущение такое, будто сквозь мое тело пророс баобаб.
   Пока оба контуженных приходили в себя, очередная серия разрывов потрясла «Юнайтед Стейтс». Танкисты учли низкую эффективность предыдущих залпов и понизили прицел, сосредоточив огонь на уровне ватерлинии, где корпус судна усиливали дополнительные стальные плиты обшивки. Результат не замедлил сказаться. Теперь бронебойные снаряды, встречая на своем пути препятствие, сопоставимое по толщине с танковой броней, больше не пробивали навылет оба борта, а стали взрываться, как и было изначально задумано, в недрах трюма. Расчеты гаубиц продолжали обстреливать надстройки, и в этот раз капризная фортуна оказалась на стороне хороших парней. Удачно направленный снаряд угодил в основание капитанского мостика и развалил его надвое. Впечатление было такое, словно по нему пришелся удар топора в руках невидимого гиганта. Вся стройная, функционально гармоничная структура командного поста в мгновение ока превратилась в безобразное нагромождение изогнутых и переплетенных опорных стоек и балок, уродливо торчащих из груды металлолома и битого стекла. Казалось бы, все кончено, но очень скоро выяснилось, что даже поражение центральной нервной системы не вынудило лайнер ни на румб отклониться от курса. Упрямо пробиваясь сквозь адское пекло, несокрушимая громада «Юнайтед Стейтс» уже вплотную приблизилась к верхней границе простреливаемого сектора. Танкисты и артиллеристы Национальной гвардии делали свое дело с невозмутимым спокойствием ветеранов, хотя лишь считанные единицы среди них имели опыт действий в условиях настоящего боя. Эти молодые парни продолжали методично посылать в ускользающего противника снаряд за снарядом, словно задавшись целью доказать своим согражданам, как далеки те от истины, презрительно называя национальных гвардейцев «вояками по выходным»[45]. И все же, несмотря на их отчаянные усилия, объект уходил, убегал, отрывался, как отрывается от преследующих его китобоев раненый кит, унося с собой застрявшие в шкуре гарпуны.
   Считаные ярды отделяли «Юнайтед Стейтс» от спасительного выхода из зоны поражения, когда национальные гвардейцы произвели — уже вдогонку, по удаляющейся корме — свой последний залп. Пять танков и две гаубицы дружно рявкнули в унисон, озарив ночной мрак ослепительной вспышкой. Семь оглушительных взрывов заставили вздрогнуть и закачаться истерзанный и изуродованный непрерывным обстрелом корпус, но ни один столб огня не вырвался наружу из искалеченных внутренностей судна. Уильям Френсис Гиббс, конструктор и создатель последнего из суперлайнеров, безусловно огорчился бы, окажись он свидетелем выпавшего на долю его любимого детища тяжкого испытания, но наверняка остался бы доволен проявленной им невероятной живучестью. Гениальный судостроитель не зря так ратовал более полувека назад за противопожарную безопасность, устранив из конструкции все легковоспламеняющиеся компоненты. Любое другое судно на месте лайнера — та же «Куин Мэри» или легендарный «Титаник» — давно превратилось бы в пылающий костер, в то время как в трюмах и межпалубных пространствах «Юнайтед Стейтс» до сих пор не возникло ни одного сколько-нибудь серьезного очага возгорания. Полковник Тернер проводил беспомощным взглядом вышедшее наконец из-под обстрела и начинающее наращивать скорость судно, тяжело вздохнул и потянулся к рации, чтобы отдать приказ о прекращении огня и проинформировать генерала Олсона о невыполнении поставленной им задачи.
* * *
   Три человеческие фигуры, бесшумно и без предупреждения вынырнув из темноты, ринулись к Питту и Джордино, все еще остававшимся в горизонтальном положении. Выпущенная на бегу автоматная очередь прошлась дробным стаккато по металлической переборке в нескольких дюймах над их головами. Итальянец среагировал на появление боевиков первым. Резво вскочив, он навскидку выстрелил из помпового ружья в ближайшего противника, одновременно с ним нажавшего на спусковой крючок своего «Калашникова» китайского производства. Азиата с развороченной грудью отбросило на леера ограждения, а Джордино вскрикнул и пошатнулся, но не упал, мужественно превозмогая боль в простреленной навылет выше колена ноге. В следующее мгновение оба уцелевших легионера обрушились на них, и две пары непримиримых соперников сошлись в беспощадной рукопашной схватке. Дуло автомата вонзилось под ребра Питту, но он успел за миллисекунду до выстрела отвести ствол, и очередь прошла стороной, едва не зацепив бедро. Противника отдачей повело назад, что позволило Питту извернуться и нанести тому удар по голове рукояткой кольта. Китаец истошно заорал, выпустил из рук автомат и схватился за темя, однако на ногах устоял. Пришлось врезать ему еще дважды, прежде чем раскосые глаза боевика закатились, колени подогнулись и он замертво повалился на палубу. С оппонентом итальянца все произошло с точностью до наоборот, с тем лишь исключением, что последний нажал на спусковой крючок помпового оружия, воткнувшегося в солнечное сплетение набежавшего головореза, на миг раньше, чем тот успел открыть огонь из своего «Калашникова», чувствительно врезавшегося в пах Джордино. Разлетевшаяся внутри брюшной полости картечь обратила в кровавое месиво кишки, печень и почки, вызвав обширный болевой шок, умертвивший незадачливого легионера еще до того, как его тело с глухим стуком шмякнулось о палубу. Истративший остаток сил итальянец смертельно побледнел, выронил ружье из ослабевших пальцев и медленно сполз по стеночке. Из раны струилась кровь, левая нога ниже колена онемела и потеряла чувствительность. Питт присел на корточки рядом с напарником.
   — Сильно тебя зацепило? — спросил он с нескрываемой тревогой в голосе. — Держись, старина, сейчас перевяжу.
   — Сам перевяжу, — прохрипел Джордино, оттолкнув руку Дирка, потянувшегося к пропитанной кровью штанине. — Этот ублюдок, кажется, перебил мне кость, так что я тебе больше не помощник. Обо мне не беспокойся, как-нибудь выживу, а ты дуй на мостик и останови судно, пока не поздно. — Губы Ала раздвинулись в вымученной улыбке, скорее напоминающей болезненную гримасу. — В конце концов, ради этого мы с тобой сюда и явились.
   Питт знал, что коротышка-итальянец прав на все сто. Отпущенное им время неумолимо истекало. «Юнайтед Стейтс» осталось пройти до перемычки около трех миль, а это означало, что в распоряжении Дирка не более пяти минут. Сунув в руки напарнику свою аптечку, он вскочил и огромными полупрыжками помчался к рулевой рубке по усеянной осколками палубе, игнорируя опасность быть подстреленным кем-то из оставшихся в живых боевиков. Пробившись сквозь завалы и обрывки перебитых кабелей, Питт взбежал по ведущему на мостик трапу и резко затормозил, пораженный и шокированный открывшимся его взору зрелищем.