В идее стать Европой, шире - Западом существует два связанных и вместе с тем совершенно различных среза проблем: это проблема достижения стадии исторического развития и качества жизни Европы, адекватного ей уровня формационного развития и, если хотите, цивилизованности; и проблема цивилизационной совместимости Европы и России, способности России стать Европой. Это далеко не одна и та же проблема - одно дело стать вровень с Европой, а другое дело стать самой Европой. Одно дело модернизационные процессы на базе цивилизационной идентичности, на основе саморазвития собственных цивилизационных основ, а другое дело их слом, слом цивилизационной идентичности, отход от исторического развития на базе саморазвития собственных цивилизационных основ в истории.
   В этой связи можно говорить о нескольких типах модернизационных процессов в истории в зависимости от того, как они относятся к сохранению и развитию ценностей цивилизационной идентичности. Это может быть банальная колонизация, эпигонская вестернизация, мобилизационная догоняющая модернизация, наконец, постмодернизация - процессы реформирования общества строго на базе сохранения и развития ценностей идентичности53. Но в любом случае, и это нетрудно заметить, они содержат выраженную европейскую составляющую. И это закономерно, ибо любые модернизационные процессы современности несут в себе европейский вектор развития, соотносят себя с ним, есть процессы неизбежного заимствования исторического опыта европейского развития, как региона наиболее продвинутого с точки зрения осуществления целей и задач формационного прогресса человечества. Но все это образует лишь формационную часть модернизационных процессов современной истории, но у них есть еще и цивилизационная составляющая. И она в своем взаимодействии с формационной обнаружила ряд интересных и весьма поучительных закономерностей.
   Как доказывает мировой исторический опыт модернизационных процессов и особенно за XX столетие, все они питаются соками цивилизационной идентичности и являются тем успешнее, чем больше связаны с саморазвитием собственных цивилизационных основ, в частности, чем больше подчиняют всякое историческое заимствование, включая сюда и цивилизационное, целям и задачам саморазвития основ собственной цивилизационной локальности, генетического кода своей, а не чужой истории.
   В этом отношении весьма показательным является богатый модернизационный опыт Японии, которая не только сохранила, но и преумножила свою цивилизационную идентичность во всех модернизационных процессах, начиная со второй половины XIX века. Она встала вровень с Западом, в частности, и по уровню цивилизованности - мере вещного богатства общества и его подчинения целям и задачам саморазвития общества и человека, а по некоторым показателям исторического развития даже превзошла Запад. Но от этого не перестала быть Японией, напротив, только усилила и развила в себе, так сказать, свою японскость, основы своей цивилизационной идентичности, локальности своей цивилизации.
   Это дает основания говорить о реальности в истории своеобразного цивилизационного парадокса в модернизационном историческом развитии, суть которого в том и заключается, что всякая локальная цивилизация сохраняет больше шансов на историческую модернизацию - формационную и цивилизационную не тогда, когда взламывает генетический код своей истории, основы своей цивилизационной идентичности, а когда сохраняет их, развивая все модернизационные процессы на собственной цивилизационной основе. И это вполне закономерно.
   Любая историческая модернизация требует пассионарного сознания и воли. И то и другое питается прежде всего цивилизационной идентичностью, идеями, идентичными целям и задачам саморазвития локальности данной цивилизации, а не разрушения и преодоления ее в истории. Что это за модернизация, которая заканчивается сломом основ цивилизационной идентичности и историческим коллапсом цивилизации. Вот почему всякое вульгарное цивилизационное эпигонство в истории, не подпитываемое идеей цивилизационной и национальной идентичности, а тем более цивилизационный переворот, подрывают источники пассионарного сознания, пассионарных идей и воли, ибо подрывают питающий их источник - цивилизационную идентичность и на этой основе перспективы самой исторической модернизации.
   Поэтому неудивительно, что, к примеру, какая-то локальная цивилизация, в цивилизационном отношении далеко стоящая от европейской, западной, вместе с тем по своей цивилизационной сути может оказаться ближе к ней, ближе к архетипической идее современного Запада - идеи развития, перманентной исторической модернизации. В этом смысле отнюдь не обязательно быть Западом для того, чтобы быть вровень с ним, ничем и ни в чем ему не уступать, быть подобным ему в главном - в овладении идеей развития. Для этого нет никакой необходимости в сломе основ своей цивилизационной идентичности.
   Так, современный Китай в цивилизационном отношении несравненно дальше отстоит от Европы, чем Россия, однако, несмотря на это, у него несравненно больше шансов на реализацию европейской идеи перманентной исторической модернизации, чем у России. Что же этому способствует? Сохранение Китаем своей цивилизационной и национальной идентичности. Россия после Августа 1991-го пошла иным путем, который ведет к цивилизационному перевороту, к потере цивилизационной и национальной идентичности. И как печальный результат, Россия вместо исторической модернизации получила историческую деградацию, не европеизацию, а деевропеизацию - свертывание перерабатывающей промышленности и наукоемких отраслей производства, очередную стагнацию сельскохозяйственного производства, развращение своих исторических, культурных и духовных основ бытия в истории.
   Цивилизационный переворот, навязанный России Августом 1991-го, подорвал источники ее исторической модернизации, лежащие в пространстве цивилизационной идентичности, способствовал потере Россией пассионарного потенциала сознания, идей, воли, питаемых цивилизационной идентичностью, втолкнул Россию в историческое прозябание вне ценностных смыслов истории, идентичных исторической и национальной России.
   Россия превратилась в исторически деморализованную страну и деморализованную прежде всего цивилизационным и национальным нигилизмом сломом цивилизационной и национальной идентичности. Россия начала терять основы своей истории в основах русской души, ибо в очередной раз начала терять ее, бесценную русскую душу, абсолютную, а потому и единственную точку своей опоры в мировой истории. А что значит потерять точку опоры в сознании, оказаться без "царя в голове"? Это и значит потерять всякую центрированность - историческую, национальную, культурную. Вот чем оборачиваются игры с национальной идентичностью, игнорирование ее цивилизационной сущности, ее места и миссии в цивилизационных процессах истории.
   Трагический опыт слома основ национальной идентичности, начатый Августом 1991-го и успевшего предельно хаотизировать основные векторы исторического творчества на евразийских просторах России, одновременно с этим стал и опытом понимания сути происходящего, в частности, пределов того, что вообще возможно в России. Стало очевидно: Россия не может быть организована как Россия без действительно продуктивного заимствования форм формационного и цивилизационного бытия Запада. Но не менее очевидным стало и другое: Россия не может быть организована только на началах западнического эпигонства. России для успешного проведения исторической модернизации требуется самостоятельное цивилизационное творчество, подпитываемое цивилизационной и национальной идентичностью - бытие на основе саморазвития собственных цивилизационных основ.
   Россия нуждается, прежде всего, и в основном в России, а не в бегстве от самой себя как России. Для того чтобы России встать вровень с Европой, для этого ей достаточно оставаться Россией, развивать себя на своей собственной исторической и национальной почве. Только так, на основе саморазвития собственных социальных, культурных и духовных основ Россия может выйти на европейские экономические, социальные и политические стандарты жизни.
   Иной путь - это решение иных задач: стать не вровень с Европой, а самой Европой. Это путь цивилизационного переворота, центрированного не столько на развитие России, сколько на ее разрушение как России, ибо, прежде чем России стать Европой, ей предстоит стать НЕ Россией. Решение такого рода задач уводит в сторону от проблем национального возрождения России в пространство цивилизационных экспериментов, в результате которых Россия должна стать не лучше, а просто иной, с иными цивилизационными основами бытия в истории. И это уже не просто утопия, а историческое преступление, которое становится таковым как раз по мере своего осуществления. И вот почему.
   Цивилизационные основы бытия России в истории никогда не станут западными и до тех пор, пока будет существовать Россия. В основах ее истории, культуры, духовности есть принципиальные ограничения на этот вариант исторического развития. При всей своей близости к европейским они, несмотря на это, производят и воспроизводят себя в качестве основ российской истории, культуры и духовности. И в этом они обусловлены не случайным сцеплением исторических обстоятельств, не зовом субъективных предпочтений, а зовом исторической судьбы - господствующим генетическим кодом истории.
   Вот почему всякий отказ в России от основ национальной идентичности заканчивался возвращением к ним. Так было после Октября 1917, так будет и после Августа 1991. И речь теперь не об этом, а о другом - какую цену за это придется заплатить. Цена Октября 1917 теперь хорошо известна, но и Август 1991 уже успел стать вторым, после большевистского, обвалом в человеческом и национальном измерении русско-российской цивилизации. В последнем случае была предпринята попытка в очередной раз лишить русскую нацию национально обусловленных форм существования в истории, элементарного и естественного права на национальную историю и национальную защиту в пределах собственной истории.
   И все это на фоне все усиливающейся национализации основ бытия в истории во всех бывших республиках СССР, что стало источником массового исхода миллионов русских и русскоязычных. И это ставит перед властью в России один, но принципиально бескомпромиссный вопрос: во что она собирается превратить Россию - в место существования и развития всей системы национальных ценностей русско-российской идентичности или в проходной двор истории. Собирается ли она вообще защищать эти ценности идентичности в качестве русско-российских, основывать свое собственное бытие на их сохранении и развитии - быть властью с русско-российской цивилизационной сущностью.
   При этом цивилизационная и национальная неидентичность, навязанные России Августом 1991-го, инициировали новые формы неидентичности, лежащие больше в формационной, чем цивилизационной плоскости истории. Их подробный анализ не входит в задачу настоящего исследования. И вместе с тем важно констатировать цивилизационные источники в инициировании форм формационной не идентичности в истории. Не следует полагать, что можно издеваться над основами национальной идентичности и национального своеобразия цивилизационного бытия и это никак не скажется, к примеру, на социально-классовой идентичности всего общества. Скажется и уже сказалось в массовой маргинализации населения. Социальную идентичность потеряли 9/10 населения и это следствие не структурной перестройки экономики или возросшей социальной мобильности населения, а следствие структурной деградации экономики и возросшей социальной дезадаптации населения. В последнем случае определяющую роль сыграла как раз попытка слома архетипических оснований российской социальности, напрямую связанных и зависящих от национальных.
   Любая социальность является таковой только на базе национальных составляющих, она прорастает из национальных корней и питается национальными соками. Вырвать эти корни, значит обескровить всю ткань социальности, значит не просто хаотизировать ее, но взломать основы социальной идентичности. Они находятся там, в основах национальной идентичности и определяются ими. Именно национальными архетипами определяются, их ментальностью окрашиваются все отношения в обществе и прежде всего базовые - отношения к Отечеству, родному, чужому и вселенскому, обществу и государству, семье, родителям, женщине, детям, старости, просто к другому человеку, самому себе; отношение к Богу, природе и в ней к живому и неживому, жизни и смерти, добру и злу, любви ? - ко всему, всякое отношение несет в себе архетипический национальный заряд, оно национально суть.
   Но что в этой связи значит взломать основы национальной идентичности, попытка навязать не только другую систему ценностей и смыслов, но и другую их вертикаль и иерархичность, другое соотношение между тем, что есть добро и зло, святое и дьявольское, норма и патология, что можно, а что должно, где и в чем предел человеческих притязаний в жизни и есть ли он вообще, как и сам смысл существования, то, ради чего или вопреки чему человек строит в себе человека?
   Все это означает одно и самое трагическое в истории - взлом духовных основ истории в основах души каждого человека, лишение его адекватных, именно ему и его истории, культуре, духовности присущих форм существования. Это значит лишить его самых глубинных и от того самых интимных форм идентичности, сделать его беззащитным в истории и перед выбором истории, сломать стержень не только его исторического, но и всякого существования. Это значит через общую хаотизацию основ его существования подвигнуть человека к суицидальным формам выхода из этого и такого существования личного и общественного, из самой истории. И страна ответила всплеском небывалого в ее истории массового суицида и массовой маргинализацией населения - людей, готовых на все, поскольку им не жалко ничего, так как они, в сущности, ничего не имеют и, следовательно, не чувствуют связи ни с чем, а потому ни с чем себя не идентифицируют, ни с какими национальными святынями, ибо для этого прежде их надо иметь в своей душе, иметь саму национальную душу.
   Нация ответила на очередную попытку денационализации тотальной маргинализацией, полной потерей огромными массами людей основных форм социальной идентичности, связывающих их в обществе и посредством общества со всем, что есть в обществе, с самим обществом и в само общество. Экономической основой всех этих процессов, как ни странно, стала проведенная в стране так называемая приватизация. Вместо того чтобы подключить как можно больше людей к собственности и на этой основе, прежде всего, к ее продуктивному использованию, приватизация в России усилила как раз обратные процессы - отчуждение людей от собственности и, главное, создала социально-экономическую и политическую инфраструктуру для паразитирования на собственности, ее непроизводственного проедания.
   В итоге сложившийся социально-экономический строй в своей основе страдает явной ущербностью и отсутствием всякой исторической перспективы. Ибо его базис образован нещадной эксплуатацией природных ресурсов и человеческого материала, многократно обессмысленной ничем и никак не ограниченным вывозом из страны итогов этой эксплуатации, главных факторов производства и прежде всего капитала. И все это завершается тем, чем и должно завершиться,- целями, весьма далекими от осуществления технологического прорыва из индустриальной стадии экономического развития в постиндустриальную, от системной социально-экономической модернизации страны и нации. Ведь, за редким исключением, все формы экономической активности центрированы на осуществление безудержной гонки так называемой "элиты" за роскошью, за стандартами жизни, не обеспеченных экономическим ростом страны и, следовательно, за счет ограбления страны и нации, лишения их всяких модернизационных перспектив в истории. Грубая экспроприация львиной доли национального дохода в пользу кучки, по большей части случайных для национального тела и духа России частных лиц усугубляется отсутствием видимых попыток этих лиц построить производственный, если хотите, подлинно частно-предпринимательский капитализм.
   Отсюда и сложности определения сущности сложившегося за 90-е годы в стране социального и экономического порядка вещей. Определение для него действительно очень трудно подобрать, ибо он не является до конца капиталистическим, если только вслед за Ю.М. Лужковым не наградить его все уточняющим эпитетом "паразитический". В самом деле, капитализм - это не просто строй, основанный на частно-капиталистической форме собственности на средства производства, но еще и человеческая деятельность, направленная на сохранение и увеличение производственного капитала. Но если чуть ли не главной целью деятельности главных экономических субъектов становится ликвидация капитала путем его вывоза из страны, "постоянный и оборотный по возможности вывезти (сырье, полуфабрикаты, технологии, квалификацию), что нельзя вывезти - износить (здания и сооружения), переменный капитал уничтожить...", то экономический базис такого строя не просто является неустойчивым, временным, так как в итоге не воспроизводится, а только расходуется, но и не является подлинно капиталистическим, вообще претендует на странное - быть НИКАКИМ.
   Это до предела оголяет и обостряет "основной российский конфликт между людьми, стремящимися вывезти из страны все средства к существованию, а затем уехать, и теми, кто собирается в стране оставаться. Первых - жалкая кучка. Сосуществовать с российским народом они не могут, так как никакая российская промышленность не в состоянии конкурировать с экспортерами за ресурсы"1. Но этот конфликт имеет и внешнее продолжение, а еще точнее, является лишь внутренним выражением существующего внешнего конфликта между Россией и мировой экономикой, между тем, чем может и должна быть Россия в современном мире и тем, во что ее будут и пытаются превратить. Между национальными интересами России в мире и сложнейшим переплетением национальных интересов в этом мире и в нем же постоянно усиливающихся транснациональных комплексов, тех самых, которые почему-то должны стать господствующими в геополитических пределах России, заменив собой сами национальные интересы России. Но в любой своей проекции - и внешней, и внутренней конфликт поддается решению.
   В первую очередь необходимо осуществить демонтаж механизмов вывоза капитала за пределы страны и источников пополнения его в таком качестве национализировать природную ренту. Ее приватизация стала и остается тем главным звеном в цепи экономических потрясений современной России, не позволяющих ей сосредоточиться на себе как на России, просто получить средства для модернизационного прорыва в истории. Они, таким образом, находятся не за границей, придут к нам не с иностранными инвестициями, а за счет национализации того, что и так принадлежит нации по самой природе вещей, как говорится, от Бога. Но у этой проблемы - проблемы приватизации природной ренты в России есть и социально-нравственный аспект. Именно он и именно в такой стране, как Россия, с ее богатейшими минеральными ресурсами, в результате олигархического сговора перешедших в собственность по олигархическим признакам, приобретает особо негативное звучание и нетерпимый этический оттенок. Ведь основная масса населения оказалась отчужденной от основных источников богатств в масштабах, превышающих возможности человеческого воображения. Основные богатства страны, во всяком случае, наиболее доступные, потекли мимо форм общественного потребления. Страна впала в такое оскудение, в таких формах и масштабах, для которых нет и не было никаких объективных оснований, кроме тех, которые были созданы и создаются новыми субъектами собственности и власти.
   И это еще не последнее. Приватизация была проведена так, что абсорбировала на себя все или по большей части все вненациональные силы, в руках которых собственность, нежданно-негаданно свалившаяся в их руки, превратилась в средство реализации ее вненациональных комплексов. Она превратилась из собственности России и ради России в собственность НЕ России и против нее как России, что и стало экономической основой экономической деградации России. Именно олигархический собственник, с его необузданными комплексами вывоза и распродажи всего и вся за пределами России, именно на базе этих комплексов и неприемлемых форм зависимости от центров собственности и власти, расположенных за пределами России, стал носителем компрадорско-колониальных интересов и концентратором идеологем национального предательства.
   В стране возникли силы, не просто замкнувшие на себя в огромных масштабах собственность, а значит, и власть, а ставшие катализатором чрезвычайно опасных и системных процессов в экономике, политике, социальности, культуре, духовности с выраженной тенденцией к отчуждению нации от России. Все процессы отчуждения, набравшие силы после Августа 1991-го, начали приобретать масштабы национальной катастрофы именно потому, что начали результироваться в отчуждении русской нации от России, в бегстве русских от своей русскости и России. Завершением всех этих процессов и стала потеря или процессы, близкие к потере идентичности в тех сферах человеческого бытия, которые отвечают за локально цивилизационные основы бытия в истории, в данном случае русских как нации и России как локальной цивилизации.
   Таким образом, на протяжении всего ХХ столетия, особенно в его начале и конце Россия оказалась втянутой в режим исторического существования, основанного на сломе базовых структур идентичности - исторической, культурной, духовной, государственной, геополитической, идеологической, национальной, социальной? Все структуры исторического бытия русской нации и России, так или иначе связанные с цивилизационными основами бытия в истории, стали объектом либо тотального отрицания, либо были подвержены колоссальной эрозии, вымывавшей из них их русско-российскую цивилизационную суть. На протяжении одного столетия цивилизационные основы бытия России в истории дважды были признаны неполноценными, но с разных цивилизационных позиций.
   Первый раз - с коммунистических, второй - с позиций ценностей западной цивилизации. Дважды за одно столетие историческое развитие России подчинялось не саморазвитию русско-российских цивилизационных основ, а целям и задачам их преодоления в истории, целям и задачам цивилизационного переворота. Первый раз коммунизации России - превращения России в средство становления основ всечеловеческой коммунистической цивилизации; второй раз западнизации России - превращения России в элемент американо-европейского цивилизационного универсума.
   Но и в том, и в другом случае в истории не оставалось и не остается места собственно для самой России и русской нации в их подлинной цивилизационной, исторической и национальной сущности и специфике. Они признавались главным препятствием на пути исторического развития России, ее исторической модернизации. Произошло и происходит нечто совершенно несуразное: сама Россия и в ней русская нация становятся главным препятствием для развития самой России и в ней русской нации и, надо полагать, до тех пор и пределов, пока Россия не перестанет быть Россией, а в ней русская нация русской. Что это, историческое сумасшествие или стремление к историческому суициду, или это историческое сумасшествие, которое должно завершиться историческим суицидом России и в ней русской нации?
   В любом случае Россия в ХХ столетии своей истории столкнулась не просто с патологией, а с весьма своеобразной и абсолютно разрушительной патологией в своем историческом развитии: своеобразной постольку, поскольку такое развитие оказалось разрушительным по отношению к самим цивилизационным основам бытия России в истории и абсолютно разрушительным постольку, поскольку за цивилизационными основами бытия в истории уже нет никаких основ, нет самой истории.
   Вместо того чтобы развивать Россию и в ней русскую нацию на их собственных цивилизационных, исторических и национальных основах, их начали искать в абстракциях от общечеловеческого, общеисторического и общецивилизационного содержания или в основах иных цивилизаций и культур. В итоге Россия, ее историческое развитие оказались в плену логики цивилизационных потрясений, тотального слома основ собственной цивилизационной идентичности. И как неизбежное следствие этого, начав ХХ столетие с великих исторических потрясений, Россия, увы, и заканчивает его великими историческими потрясениями. Круг истории для России замкнулся, и замкнулся самым болезненным и трагическим образом - не на России, а на ее преодолении как России.