Страница:
Есть другой проект цивилизационной идентичности для России, другой подход к осмыслению ее цивилизационных основ - евразийский, вновь необычайно актуализированный процессами распада российского социума в конце ХХ века, имеющего слишком много общих аналогов с той цивилизационной катастрофой, которая постигла Россию в Октябре 1917-го. Евразийство, возникшее в 20-х годах ХХ столетия, стало одним из ответов русской интеллигенции на исторические потрясения начала столетия, на необходимость поиска подлинной исторической и цивилизационной идентичности России, национальным ответом на большевистский слом этой идентичности, попыткой обрести для России внятные и исторически вменяемые цивилизационные перспективы.
Была поставлена задача создать новую русскую, а в итоге российскую идеологию с адекватным этнокультурным, цивилизационным потенциалом, центрированным не только на осмысление всего происшедшего в России и с Россией, но и на этой основе способной сформулировать новые ценности идентичности, цели и смыслы бытия, новые методы, новый образ действия в истории. Все это с необходимостью определяется тем, как понимается цивилизационный феномен России, с какими цивилизационными основами он идентифицируется и в чем их суть. В истории объективируется только то, что есть в цивилизационном сознании и самосознании нации, только то, чем она действительно является в истории.
Евразийство исходит из евразийского положения и происхождения России как бесспорного факта. И география здесь уже много объясняет в специфике цивилизационного феномена России. Природа не разделила Европу и Азию океанами, она расположила их на одном суперматерике - Евразии. На нем Россия - единственное государство, почти равномерно распределенное между Европой и Азией, тем самым занимающее на этом суперконтиненте совершенно уникальное место, как бы определяющее ее роль в общецивилизационных процессах мировой истории в качестве связующего Запад и Восток цивилизационного начала. Место России уникально и по другим географическим составляющим - климату, по преимуществу резко континентальному с большими сезонными перепадами температур и очень коротким периодом вегетации у растений, ландшафту, по преимуществу равнинному, биоэнергетике, богатству минеральных ресурсов, необычайной свободе пространства, бесконечно уходящего за горизонт... Все это и многое другое через природное наполнение человеческого бытия не могло не сказаться на его истории, этничности, культуре, духовности.
Так, евразийское расположение России определило специфику российской этничности, не только ее состав, но и те этнические синтезы, которые лежат в основе главных направлений этнических процессов на евразийских просторах России, в основах бытия самой русской нации. Она русская, конечно же, прежде всего потому, что славянская, но она впитала в себя как раз в силу своего евразийского расположения и другие этнические потоки, типичные для российской Евразии, по преимуществу финно-угорские и тюркские. Но в ней присутствуют и другие этнические субстраты, наслоившиеся на первичную славянскую основу - и балтийский, и германский, и кавказский, и монгольский. Все эти этнические синтезы не могли не привести к взаимодействию и взаимовлиянию и в других сферах человеческого бытия культуре, духовности, экономике, политике. Итогом стали широкие и глубокие исторические синтезы, приведшие к мощным объединительным процессам на евразийских просторах России, базой которых стало евразийское положение России.
Таким образом, с Евразией-Россией необходимо считаться как с фактом, с ее своеобразием как России, которое во многом имеет евразийское происхождение, а потому и евразийское объяснение. И евразийский проект цивилизационной идентичной России отражает это евразийское своеобразие России и евразийские корни этого своеобразия. А посему нет ничего предосудительного в евразийском проекте цивилизационной идентичности России. В частности, и в том, что "мы должны осознать себя евразийцами, чтобы осознать себя русскими", что "Евразия предстает перед нами как возглавляемый Россией особый культурный мир", а нация не должна желать быть и жить как другие, а должна быть сама собой, не должна желать себе иной исторической судьбы, чем та, которая определяется ее историей и ее местом в цивилизационных потоках мировой историей. А в них евразийская составляющая - геополитическая, историческая, культурная и духовная занимает вполне определенное и многое объясняющее место, но отнюдь не все объясняющее. И в этой связи Евразию-Россию-факта следует отделять от Евразии-России-мифа и не только дефисом. И даже не только тем, что поставить в начале словосочетания, Евразию или Россию. Проблема имеет более глубокие пласты залегания, чем те, которые определяются очевидностями евразийских корней России.
Прежде всего, нет и не было никакого евразийского субъекта истории, некоего евразийского славяно-тюркского суперэтноса со своим евразийским самосознанием. Да, есть далеко зашедшие межэтнические связи, которые, однако, не привели к формированию единого евразийского этноса. Иначе не было бы распада СССР, который распадался как раз по этнонациональным признакам, похоронив под своими обломками идею единого евразийского славяно-тюркского суперэтноса. Большая часть этносов, населявших Советский Союз, предпочла идентифицировать себя не с наднациональными, евразийскими этнокультурными структурами, а с глубоко национальными формами бытия в истории. России не удалось до конца объединить даже восточное славянство, то, что, собственно, и делало ее Россией и что после распада СССР наиболее болезненно ударило по самой идее Великой России, по самому объединительному потенциалу России и русской нации.
Что же в этой связи говорить о суперэтносе? Эта тенденция к единению, которая не стала фактом, привела к множеству переходных славяно-тюркских форм, но не завершилась в реальностях евразийского суперэтноса и, думается, как раз потому, что была связана с наднациональными формами интеграции в истории, в пространстве которой доминируют национальные формы идентичности и интеграции. Не случайно поэтому, что наиболее существенные результаты интеграционные процессы приносили там и тогда, где и когда их основу составляли русско-российские этнокультурные структуры. Они и сохранили себя после распада СССР.
Соответственно, нет никаких серьезных оснований говорить и о реальности особой евразийской суперкультуры. Термин "евразийская", отражая факт взаимодействия и взаимовлияния культур на просторах российской Евразии, вместе с тем не выражает ее подлинной национальной специфики, ничего не говорит о доминирующем языке и культурных формах, определяющих суть евразийской культуры. А они при любом рассмотрении оказываются русско-российскими. Несмотря на свое евразийское положение, несмотря на евразийские этнокультурные синтезы на протяжении всей истории России, результатами этих синтезов стал русский этнос и российская культура, локальность русско-российской, а не евразийской цивилизации. Справедливость сказанного находит свое подтверждение в тех очевидных для всех и каждого фактах, что связующим этническим началом на просторах не только российской Евразии, но и бывшего СССР был и пока остается русский этнос, культурным была и остается русская культура.
Нравится это кому-то или нет, но цивилизационная инфраструктура СНГ еще долго будет оставаться русско-российской, хотя исход русского этноса из ряда республик бывшего СССР предопределяет и исход из них и русской культуры, и русско-российской цивилизационной инфраструктуры. Россия уходит из СНГ как Россия, как русско-российская, а не евразийская цивилизация, как русская, а не евразийская культура. Россия-СССР обламывается с тех своих краев, которые не являются русско-российскими, которые не идентифицируют себя с русско-российской цивилизацией, ее русско-российским ядром.
Все это ставит под сомнение истинность основополагающего тезиса евразийства: "Россия будет спасена как евразийская держава и только через евразийство". Он размывает и без того основательно разрушенное после всех цивилизационных экспериментов ХХ века русско-российское этнокультурное ядро России-цивилизации, навязывая в очередной раз русским и России наднациональные формы идентичности и на этой основе наднациональные формы исторической интеграции. Россия исторически основательно истощена и дезориентирована наднациональными проектами идентичности и интеграции. Истощена потому, что дезориентирована и дезорганизована теми формами исторического бытия, которые не идентичны ее русско-российской национальной, культурной и цивилизационной сущности. Россия больше не может объединять то, что не является Россией, что разрушает ее русско-российскую суть. Россия объединяет Евразию, но только собой, Россией, а не Евразией, которая в этой связи и на этой основе превращается из просто Евразии в российскую Евразию.
Все это - серьезные основания для того, чтобы считать больше соответствующей исторической истине другую историческую перспективу России: Россия будет спасена собой, только Россией, только изнутри, из глубин своего национального духа, только тем, что будет утверждать себя в качестве России и только через свою русско-российскую суть. Она, как Россия, сильна настолько, насколько велика ее решимость быть Россией. А потому все, что не является в России Россией, потенциально представляет угрозу для России, ценностям ее цивилизационной идентичности.
Бесспорно, евразийские мотивы присутствуют в процессах и национальной, и культурной, и цивилизационной идентификации как русских, так и России, но не они определяют их русско-российскую суть и, соответственно, природу русско-российской цивилизации. Подобно тому, как нет азиатской цивилизации вообще, а есть исламская, индуистская, буддистская, конфуцианско-китайская, японская - воплощающиеся в конкретных этнокультурных формах с конкретным генетическим кодом истории, так нет и евразийской цивилизации вообще, а есть конкретная этнокультурная форма ее бытия - русско-российская с конкретным русско-российским генетическим кодом истории.
У евразийского проекта цивилизационной идентичности России есть еще один принципиальный изъян - придание непомерного значения в исторических, культурных и духовных синтезах на евразийских просторах России азиатским компонентам, естественно, в ущерб европейским. Отдаление России от Запада и приближение к Востоку, преувеличенное представление о роли Востока в исторических, культурных и духовных судьбах России вытекало из общих историософских установок евразийства, в которых не последнюю роль играли взгляды на исчерпание Западом своих духовно-исторических потенций. Такие представления об исторических перспективах Запада, навеянные сложностями его исторического развития в 20-30-х годах ХХ столетия, в дальнейшем, однако, не нашли своего подтверждения в практике исторического творчества. Запад как был, так и остается одним из цивилизационных лидеров современной истории и в научно обозримой перспективе ее развития. Нет никаких оснований, обоснованных практикой современного исторического творчества, ожидать каких-то особых "исторических откровений" с Востока, способных перевернуть весь ход современной истории, соотношение и роль действующих в ней локально цивилизационных сил.
Запад остается Западом, предельно самодостаточной цивилизацией, настолько, что нет никаких оснований говорить о том, что ему на смену идет какой-то новый азиатский или евразийский цивилизационный проект бытия человечества в истории, более предпочтительный, чем, собственно, сам европейский. Тем более что с последовательно цивилизационной точки зрения, нет единого, имеющего одинаковое значение для всех, цивилизационного проекта в истории, нет более или менее предпочтительных цивилизационных способов бытия в истории. Все локальные цивилизации принципиально равны и равноценны, каждая из них предпочтительнее всякой иной, но только для себя самой.
О цивилизационных преимуществах или недостатках можно говорить лишь в одном, строго определенном смысле - в связи с теми цивилизационными ограничениями или преимуществами в системе архетипов социальности, культуры, духовности, в самом способе их проживания в истории, которые создает та или иная локальная цивилизация для продолжения формационного прогресса истории. При этом эти преимущества или ограничения носят не вечный, а временный характер. Они определяются процессами и результатами цивилизационной модернизации локальной цивилизации, решением задач ее адаптации к целям и задачам формационного прогресса. В этом смысле европейская цивилизация давала и дает образцы цивилизационной модернизации, отвечающей основным целям и задачам переживаемого этапа формационного прогресса. Она - не завершение всемирной истории, она все еще общепризнанный лидер и цивилизационного, и формационного бытия человечества.
Таким образом, с одной стороны, исторические, культурные и духовные корни, связывающие Россию с Европой, не следует абсолютизировать, превращать в очередное иго, на этот раз европейское. Как иго, оно должно быть сброшено точно так же, как и монголо-татарское, ибо в человеческой истории нет ничего разрушительнее того, что разрушает основы цивилизационной идентичности в истории. Именно поэтому Россия не может сблизиться с Европой настолько, чтобы раствориться в ней, перестать быть Россией. Именно поэтому она - Россия. Но, с другой стороны, это еще не основание для другой крайности, для того, чтобы рушить все связи, связывающие Россию с Европой и вне которых она также не может быть Россией. Мы не можем уйти от своей христианской судьбы, от общехристианских культурных и духовных архетипов, от общехристианского цивилизационного универсума. Но это не значит, что мы составная часть локальности европейской цивилизации, ибо общехристианский цивилизационный универсум не исчерпывается ею, у него есть и другие локальные воплощения.
В наших отношениях с Европой нам всегда дано нечто иное для того, чтобы быть нечто иным, чем Европа, уготована иная историческая, культурная и духовная судьба - быть Россией, центром русско-российского локального воплощения общехристианской исторической судьбы.
Это реальное противоречие, которым живет Россия и которое до сих пор разрывает Россию: мы не можем стать Европой, поскольку уже - Россия, но именно постольку, поскольку мы уже Россия, мы не можем ею быть и вне Европы. Это противоречие, который всякий раз сближает Россию с Европой и в этом сближении всякий раз обнаруживает новые аспекты русско-российской специфичности так и настолько, что это сближение именно потому, что оно сближение, порождает отдаление России от Европы. Так, Россия сближается с Европой ровно настолько, насколько удаляется от нее, и удаляется настолько, насколько сближается с ней.
Это реальное противоречие, которое живет в России, в основах локальности ее цивилизации и через разрешение которого Россия всякий новый раз утверждает себя в качестве России. В этом смысле европейскость России это не продукт внешнего заимствования, не следствие случайного влияния, а имманентный самому генетическому коду истории России признак, неизбежный результат внутреннего развития русско-российской цивилизации, во многом, но далеко не во всем подобного европейскому.
Такого рода отношений у России нет с Азией и именно потому, что Россия заметно ближе к Европе, чем к Азии. Собственно, на Востоке нет почти ничего, с чем Россия могла бы себя идентифицировать. Это несколько парадоксально, но это именно так. Имея огромные пространства на Востоке, Россия вместе с тем не испытала его влияния в такой мере, как со стороны Запада. В русской составляющей России, а она, в конечном счете, и определяет ее цивилизационную суть, нет серьезного влияния ни конфуцианского Китая, ни буддийского Востока, ни индуистской Индии, ни даже исламской цивилизации. Слишком велики различия между цивилизационными архетипами России и архетипами цивилизаций Востока, которые, не исключая взаимодействия, исключают возможность устойчивого взаимовлияния. По этой причине Россия не может стать и не стала частью восточного цивилизационного универсума, собственно, Востоком.
Кроме того, российский Восток - это все-таки не тот Восток, это его цивилизационные окраины, историческая зона, за отдельными исключениями, до конца цивилизационно не определившаяся, зависшая в цивилизационном самоопределении между основными цивилизационными потоками истории. По этой причине Россия взаимодействовала не с самим Востоком и не с его базовыми цивилизационными центрами, а с их цивилизационной периферией. Это предопределило то, что пространство российского Востока так и не стало для России серьезной школой цивилизационного влияния Востока. Слишком далеко и труднодоступными оказались цивилизационные центры возможного влияния. Это предопределило и другое - саму возможность превращения Востока России в российский Восток, в зону адаптации не столько России к Востоку, сколько Востока к основам русско-российской цивилизации. До конца не преодолевая этнокультурной специфики российского Востока, Россия все-таки сумела развернуть эту специфику лицом к архетипам русско-российской цивилизации, придала мощные импульсы к превращению ее в специфику российского Востока.
Таким образом, Россия - это выраженная контактная цивилизация. И этот факт признается всеми концепциями, в которых предпринимается попытка осмыслить основы цивилизационной специфики и идентичности России, и в первую очередь евразийской. И вместе с тем Россия предстает не просто местом простого исторического и цивилизаионного синтеза Запада и Востока, не просто в качестве цивилизационного нечто, находящегося между Европой и Азией, некой срединной структурой, не имеющей своего цивилизационного лица и в этом целиком и полностью зависящей от внешнего влияния, будь то Запада или Востока. Находясь между всеми цивилизационными потоками Евразии, Россия находится и утверждает себя в них в качестве России.
Россия - принципиально открытая цивилизация, но центром которой является Россия, а не Европа или, тем более, Азия. Это не евразийская, а именно российская цивилизация. Имея мощный европейский культурный и духовный слой, глубинные корни в европейской цивилизации, Россия вместе с тем на протяжении всей своей истории складывалась, развивалась и усиливала себя как русско-российскую цивилизацию. Это проявляется буквально во всем, в любой сфере жизнедеятельности в России и, соответственно, в любом результате этой жизнедеятельности, начиная от сказок и мифов, литературы и поэзии и кончая религией и историей, всем строем жизни, системой ценностей, символов Веры, самим способом проживания своей социальности, культуры, духовности в истории и самой истории. Во всем этом существует цивилизационная специфика и, прежде всего, потому, что любое культурное и цивилизационное влияние в России перерабатывалось и перерабатывается в российскую культуру и цивилизацию.
В этом смысле Россия один из мировых центров становления и развития локальных цивилизаций, а потому основным противоречием ее оказывается не противоречие между Европой и Азией в России, а между Азией и Россией, Европой и Россией, между российской культурой и цивилизацией и всеми остальными. Мы не Азия и не Европа и не простой синтез того и другого, мы Россия, ибо на базе этого синтеза мы всегда создавали нечто принципиально иное и больше того, что было в Европе и Азии, мы создавали Великую Россию, российскую цивилизацию и культуру. В наших отношениях с Европой и Азией нам всегда было дано нечто третье - tertium datur - быть Россией.
Поэтому всякая попытка затянуть Россию сверх меры будь то в Европу или в Азию отдаляет Россию от ее собственных цивилизационных основ, основ русско-российской цивилизационной идентичности, провоцируя кризис идентичности, чреватый самыми тяжелыми потрясениями в истории цивилизационными. Все это обязывает к тому, чтобы после мучительных столетних блужданий по цивилизационным закоулкам мировой истории Россия и в ней русская нация наконец-таки познали самих себя в своей действительной исторической и цивилизационной сущности и на этой основе стали самими собой - Великой Россией и русскими.
Эта особая связь Великой России с русской нацией требует внести пояснение к уже неоднократному определению российской цивилизации как русско-российской. В самом деле, почему не просто российская, а именно русско-российская? Отметим сразу, что дело, конечно же, не в словах, так как присутствие или отсутствие самого термина "русский" в определении этнокультурной сущности российской цивилизации ничего не меняет в ее российской сущности, которая становится таковой благодаря, прежде всего, русской нации. В данном случае термин "русский" лишь констатирует для всех очевидное: совершенно особое место русской нации в многонациональной России в качестве ведущего этнокультурного субъекта, определяющего сущность российской цивилизации. Но не противоречит ли это факту многонациональности российской цивилизации?
Во-первых, как уже отмечалось, она не так уж и многонациональна: до 85% населения составляют только этнические русские. Этническая многосоставность России - 176 наций и народностей - не отражает этно-демографического доминирования в России русских и тех, кто, не являясь этнически русскими, полностью идентифицирует себя с русским языком, культурой и историей - так называемых русскоязычных. Во-вторых, в угоду национальным комплексам и амбициям иных российских этносов можно отказаться в очередной раз от более точного выражения основ своей этноцивилизационной идентичности, но ведь это не изменит главного - особой роли русских архетипов социальности, культуры и духовности в России, русского способа их проживания в истории и самой истории, того, что доминирующая культурно-цивилизационная инфраструктура России не просто окрашена в русские национальные тона, но и по сути своей является русской. Именно она и придает свойство российскости всему, что находится в цивилизационном поле России, что, не являясь этнически русским, однако, несмотря на это, идентифицирует себя с Россией.
В этом смысле российскость не тождественна русскости, она шире ее, но одновременно с этим и производна от нее. Она не просто результат разных этнокультурных синтезов на евразийских просторах России, но таких, которые осуществлялись на русской этнокультурной основе. Российскость и русскость это сообщающиеся сосуды русско-российской цивилизации, одно живет и усиливает свое бытие за счет бытия другого так и настолько, что чем больше русскости, тем больше российскости и, наоборот, чем больше российскости, тем больше становится русскости. Вот почему нельзя, идентифицируя себя с Россией, не идентифицировать себя и с русскими.
Если быть россиянином - это состояние души, то для того, чтобы стать россиянином, отнюдь не обязательно быть этнически русским, полностью растворить себя в духовном пространстве русскости. Но абсолютно обязательно другое - субъективно весьма интенсивно и адекватно переживать свои особые связи с языком, культурой и историей русской нации, воспринимать ее бытие как необходимое условие своего бытия и бытия своей нации. Всякое отчуждение в пространстве российской цивилизации от русской нации неизбежно завершается отчуждением от России. Только так, через осознание особых отношений своей нации с русской, а русской с Россией можно избежать кризисов российской идентичности, грозящей отчуждением всех и каждого друг от друга, а в итоге и от России - разрушением исторической и национальной России, в которой русская национальная составляющая играет по-особому доминирующую роль во всех процессах не только государство -, но и цивилизационнообразования России.
Была поставлена задача создать новую русскую, а в итоге российскую идеологию с адекватным этнокультурным, цивилизационным потенциалом, центрированным не только на осмысление всего происшедшего в России и с Россией, но и на этой основе способной сформулировать новые ценности идентичности, цели и смыслы бытия, новые методы, новый образ действия в истории. Все это с необходимостью определяется тем, как понимается цивилизационный феномен России, с какими цивилизационными основами он идентифицируется и в чем их суть. В истории объективируется только то, что есть в цивилизационном сознании и самосознании нации, только то, чем она действительно является в истории.
Евразийство исходит из евразийского положения и происхождения России как бесспорного факта. И география здесь уже много объясняет в специфике цивилизационного феномена России. Природа не разделила Европу и Азию океанами, она расположила их на одном суперматерике - Евразии. На нем Россия - единственное государство, почти равномерно распределенное между Европой и Азией, тем самым занимающее на этом суперконтиненте совершенно уникальное место, как бы определяющее ее роль в общецивилизационных процессах мировой истории в качестве связующего Запад и Восток цивилизационного начала. Место России уникально и по другим географическим составляющим - климату, по преимуществу резко континентальному с большими сезонными перепадами температур и очень коротким периодом вегетации у растений, ландшафту, по преимуществу равнинному, биоэнергетике, богатству минеральных ресурсов, необычайной свободе пространства, бесконечно уходящего за горизонт... Все это и многое другое через природное наполнение человеческого бытия не могло не сказаться на его истории, этничности, культуре, духовности.
Так, евразийское расположение России определило специфику российской этничности, не только ее состав, но и те этнические синтезы, которые лежат в основе главных направлений этнических процессов на евразийских просторах России, в основах бытия самой русской нации. Она русская, конечно же, прежде всего потому, что славянская, но она впитала в себя как раз в силу своего евразийского расположения и другие этнические потоки, типичные для российской Евразии, по преимуществу финно-угорские и тюркские. Но в ней присутствуют и другие этнические субстраты, наслоившиеся на первичную славянскую основу - и балтийский, и германский, и кавказский, и монгольский. Все эти этнические синтезы не могли не привести к взаимодействию и взаимовлиянию и в других сферах человеческого бытия культуре, духовности, экономике, политике. Итогом стали широкие и глубокие исторические синтезы, приведшие к мощным объединительным процессам на евразийских просторах России, базой которых стало евразийское положение России.
Таким образом, с Евразией-Россией необходимо считаться как с фактом, с ее своеобразием как России, которое во многом имеет евразийское происхождение, а потому и евразийское объяснение. И евразийский проект цивилизационной идентичной России отражает это евразийское своеобразие России и евразийские корни этого своеобразия. А посему нет ничего предосудительного в евразийском проекте цивилизационной идентичности России. В частности, и в том, что "мы должны осознать себя евразийцами, чтобы осознать себя русскими", что "Евразия предстает перед нами как возглавляемый Россией особый культурный мир", а нация не должна желать быть и жить как другие, а должна быть сама собой, не должна желать себе иной исторической судьбы, чем та, которая определяется ее историей и ее местом в цивилизационных потоках мировой историей. А в них евразийская составляющая - геополитическая, историческая, культурная и духовная занимает вполне определенное и многое объясняющее место, но отнюдь не все объясняющее. И в этой связи Евразию-Россию-факта следует отделять от Евразии-России-мифа и не только дефисом. И даже не только тем, что поставить в начале словосочетания, Евразию или Россию. Проблема имеет более глубокие пласты залегания, чем те, которые определяются очевидностями евразийских корней России.
Прежде всего, нет и не было никакого евразийского субъекта истории, некоего евразийского славяно-тюркского суперэтноса со своим евразийским самосознанием. Да, есть далеко зашедшие межэтнические связи, которые, однако, не привели к формированию единого евразийского этноса. Иначе не было бы распада СССР, который распадался как раз по этнонациональным признакам, похоронив под своими обломками идею единого евразийского славяно-тюркского суперэтноса. Большая часть этносов, населявших Советский Союз, предпочла идентифицировать себя не с наднациональными, евразийскими этнокультурными структурами, а с глубоко национальными формами бытия в истории. России не удалось до конца объединить даже восточное славянство, то, что, собственно, и делало ее Россией и что после распада СССР наиболее болезненно ударило по самой идее Великой России, по самому объединительному потенциалу России и русской нации.
Что же в этой связи говорить о суперэтносе? Эта тенденция к единению, которая не стала фактом, привела к множеству переходных славяно-тюркских форм, но не завершилась в реальностях евразийского суперэтноса и, думается, как раз потому, что была связана с наднациональными формами интеграции в истории, в пространстве которой доминируют национальные формы идентичности и интеграции. Не случайно поэтому, что наиболее существенные результаты интеграционные процессы приносили там и тогда, где и когда их основу составляли русско-российские этнокультурные структуры. Они и сохранили себя после распада СССР.
Соответственно, нет никаких серьезных оснований говорить и о реальности особой евразийской суперкультуры. Термин "евразийская", отражая факт взаимодействия и взаимовлияния культур на просторах российской Евразии, вместе с тем не выражает ее подлинной национальной специфики, ничего не говорит о доминирующем языке и культурных формах, определяющих суть евразийской культуры. А они при любом рассмотрении оказываются русско-российскими. Несмотря на свое евразийское положение, несмотря на евразийские этнокультурные синтезы на протяжении всей истории России, результатами этих синтезов стал русский этнос и российская культура, локальность русско-российской, а не евразийской цивилизации. Справедливость сказанного находит свое подтверждение в тех очевидных для всех и каждого фактах, что связующим этническим началом на просторах не только российской Евразии, но и бывшего СССР был и пока остается русский этнос, культурным была и остается русская культура.
Нравится это кому-то или нет, но цивилизационная инфраструктура СНГ еще долго будет оставаться русско-российской, хотя исход русского этноса из ряда республик бывшего СССР предопределяет и исход из них и русской культуры, и русско-российской цивилизационной инфраструктуры. Россия уходит из СНГ как Россия, как русско-российская, а не евразийская цивилизация, как русская, а не евразийская культура. Россия-СССР обламывается с тех своих краев, которые не являются русско-российскими, которые не идентифицируют себя с русско-российской цивилизацией, ее русско-российским ядром.
Все это ставит под сомнение истинность основополагающего тезиса евразийства: "Россия будет спасена как евразийская держава и только через евразийство". Он размывает и без того основательно разрушенное после всех цивилизационных экспериментов ХХ века русско-российское этнокультурное ядро России-цивилизации, навязывая в очередной раз русским и России наднациональные формы идентичности и на этой основе наднациональные формы исторической интеграции. Россия исторически основательно истощена и дезориентирована наднациональными проектами идентичности и интеграции. Истощена потому, что дезориентирована и дезорганизована теми формами исторического бытия, которые не идентичны ее русско-российской национальной, культурной и цивилизационной сущности. Россия больше не может объединять то, что не является Россией, что разрушает ее русско-российскую суть. Россия объединяет Евразию, но только собой, Россией, а не Евразией, которая в этой связи и на этой основе превращается из просто Евразии в российскую Евразию.
Все это - серьезные основания для того, чтобы считать больше соответствующей исторической истине другую историческую перспективу России: Россия будет спасена собой, только Россией, только изнутри, из глубин своего национального духа, только тем, что будет утверждать себя в качестве России и только через свою русско-российскую суть. Она, как Россия, сильна настолько, насколько велика ее решимость быть Россией. А потому все, что не является в России Россией, потенциально представляет угрозу для России, ценностям ее цивилизационной идентичности.
Бесспорно, евразийские мотивы присутствуют в процессах и национальной, и культурной, и цивилизационной идентификации как русских, так и России, но не они определяют их русско-российскую суть и, соответственно, природу русско-российской цивилизации. Подобно тому, как нет азиатской цивилизации вообще, а есть исламская, индуистская, буддистская, конфуцианско-китайская, японская - воплощающиеся в конкретных этнокультурных формах с конкретным генетическим кодом истории, так нет и евразийской цивилизации вообще, а есть конкретная этнокультурная форма ее бытия - русско-российская с конкретным русско-российским генетическим кодом истории.
У евразийского проекта цивилизационной идентичности России есть еще один принципиальный изъян - придание непомерного значения в исторических, культурных и духовных синтезах на евразийских просторах России азиатским компонентам, естественно, в ущерб европейским. Отдаление России от Запада и приближение к Востоку, преувеличенное представление о роли Востока в исторических, культурных и духовных судьбах России вытекало из общих историософских установок евразийства, в которых не последнюю роль играли взгляды на исчерпание Западом своих духовно-исторических потенций. Такие представления об исторических перспективах Запада, навеянные сложностями его исторического развития в 20-30-х годах ХХ столетия, в дальнейшем, однако, не нашли своего подтверждения в практике исторического творчества. Запад как был, так и остается одним из цивилизационных лидеров современной истории и в научно обозримой перспективе ее развития. Нет никаких оснований, обоснованных практикой современного исторического творчества, ожидать каких-то особых "исторических откровений" с Востока, способных перевернуть весь ход современной истории, соотношение и роль действующих в ней локально цивилизационных сил.
Запад остается Западом, предельно самодостаточной цивилизацией, настолько, что нет никаких оснований говорить о том, что ему на смену идет какой-то новый азиатский или евразийский цивилизационный проект бытия человечества в истории, более предпочтительный, чем, собственно, сам европейский. Тем более что с последовательно цивилизационной точки зрения, нет единого, имеющего одинаковое значение для всех, цивилизационного проекта в истории, нет более или менее предпочтительных цивилизационных способов бытия в истории. Все локальные цивилизации принципиально равны и равноценны, каждая из них предпочтительнее всякой иной, но только для себя самой.
О цивилизационных преимуществах или недостатках можно говорить лишь в одном, строго определенном смысле - в связи с теми цивилизационными ограничениями или преимуществами в системе архетипов социальности, культуры, духовности, в самом способе их проживания в истории, которые создает та или иная локальная цивилизация для продолжения формационного прогресса истории. При этом эти преимущества или ограничения носят не вечный, а временный характер. Они определяются процессами и результатами цивилизационной модернизации локальной цивилизации, решением задач ее адаптации к целям и задачам формационного прогресса. В этом смысле европейская цивилизация давала и дает образцы цивилизационной модернизации, отвечающей основным целям и задачам переживаемого этапа формационного прогресса. Она - не завершение всемирной истории, она все еще общепризнанный лидер и цивилизационного, и формационного бытия человечества.
Таким образом, с одной стороны, исторические, культурные и духовные корни, связывающие Россию с Европой, не следует абсолютизировать, превращать в очередное иго, на этот раз европейское. Как иго, оно должно быть сброшено точно так же, как и монголо-татарское, ибо в человеческой истории нет ничего разрушительнее того, что разрушает основы цивилизационной идентичности в истории. Именно поэтому Россия не может сблизиться с Европой настолько, чтобы раствориться в ней, перестать быть Россией. Именно поэтому она - Россия. Но, с другой стороны, это еще не основание для другой крайности, для того, чтобы рушить все связи, связывающие Россию с Европой и вне которых она также не может быть Россией. Мы не можем уйти от своей христианской судьбы, от общехристианских культурных и духовных архетипов, от общехристианского цивилизационного универсума. Но это не значит, что мы составная часть локальности европейской цивилизации, ибо общехристианский цивилизационный универсум не исчерпывается ею, у него есть и другие локальные воплощения.
В наших отношениях с Европой нам всегда дано нечто иное для того, чтобы быть нечто иным, чем Европа, уготована иная историческая, культурная и духовная судьба - быть Россией, центром русско-российского локального воплощения общехристианской исторической судьбы.
Это реальное противоречие, которым живет Россия и которое до сих пор разрывает Россию: мы не можем стать Европой, поскольку уже - Россия, но именно постольку, поскольку мы уже Россия, мы не можем ею быть и вне Европы. Это противоречие, который всякий раз сближает Россию с Европой и в этом сближении всякий раз обнаруживает новые аспекты русско-российской специфичности так и настолько, что это сближение именно потому, что оно сближение, порождает отдаление России от Европы. Так, Россия сближается с Европой ровно настолько, насколько удаляется от нее, и удаляется настолько, насколько сближается с ней.
Это реальное противоречие, которое живет в России, в основах локальности ее цивилизации и через разрешение которого Россия всякий новый раз утверждает себя в качестве России. В этом смысле европейскость России это не продукт внешнего заимствования, не следствие случайного влияния, а имманентный самому генетическому коду истории России признак, неизбежный результат внутреннего развития русско-российской цивилизации, во многом, но далеко не во всем подобного европейскому.
Такого рода отношений у России нет с Азией и именно потому, что Россия заметно ближе к Европе, чем к Азии. Собственно, на Востоке нет почти ничего, с чем Россия могла бы себя идентифицировать. Это несколько парадоксально, но это именно так. Имея огромные пространства на Востоке, Россия вместе с тем не испытала его влияния в такой мере, как со стороны Запада. В русской составляющей России, а она, в конечном счете, и определяет ее цивилизационную суть, нет серьезного влияния ни конфуцианского Китая, ни буддийского Востока, ни индуистской Индии, ни даже исламской цивилизации. Слишком велики различия между цивилизационными архетипами России и архетипами цивилизаций Востока, которые, не исключая взаимодействия, исключают возможность устойчивого взаимовлияния. По этой причине Россия не может стать и не стала частью восточного цивилизационного универсума, собственно, Востоком.
Кроме того, российский Восток - это все-таки не тот Восток, это его цивилизационные окраины, историческая зона, за отдельными исключениями, до конца цивилизационно не определившаяся, зависшая в цивилизационном самоопределении между основными цивилизационными потоками истории. По этой причине Россия взаимодействовала не с самим Востоком и не с его базовыми цивилизационными центрами, а с их цивилизационной периферией. Это предопределило то, что пространство российского Востока так и не стало для России серьезной школой цивилизационного влияния Востока. Слишком далеко и труднодоступными оказались цивилизационные центры возможного влияния. Это предопределило и другое - саму возможность превращения Востока России в российский Восток, в зону адаптации не столько России к Востоку, сколько Востока к основам русско-российской цивилизации. До конца не преодолевая этнокультурной специфики российского Востока, Россия все-таки сумела развернуть эту специфику лицом к архетипам русско-российской цивилизации, придала мощные импульсы к превращению ее в специфику российского Востока.
Таким образом, Россия - это выраженная контактная цивилизация. И этот факт признается всеми концепциями, в которых предпринимается попытка осмыслить основы цивилизационной специфики и идентичности России, и в первую очередь евразийской. И вместе с тем Россия предстает не просто местом простого исторического и цивилизаионного синтеза Запада и Востока, не просто в качестве цивилизационного нечто, находящегося между Европой и Азией, некой срединной структурой, не имеющей своего цивилизационного лица и в этом целиком и полностью зависящей от внешнего влияния, будь то Запада или Востока. Находясь между всеми цивилизационными потоками Евразии, Россия находится и утверждает себя в них в качестве России.
Россия - принципиально открытая цивилизация, но центром которой является Россия, а не Европа или, тем более, Азия. Это не евразийская, а именно российская цивилизация. Имея мощный европейский культурный и духовный слой, глубинные корни в европейской цивилизации, Россия вместе с тем на протяжении всей своей истории складывалась, развивалась и усиливала себя как русско-российскую цивилизацию. Это проявляется буквально во всем, в любой сфере жизнедеятельности в России и, соответственно, в любом результате этой жизнедеятельности, начиная от сказок и мифов, литературы и поэзии и кончая религией и историей, всем строем жизни, системой ценностей, символов Веры, самим способом проживания своей социальности, культуры, духовности в истории и самой истории. Во всем этом существует цивилизационная специфика и, прежде всего, потому, что любое культурное и цивилизационное влияние в России перерабатывалось и перерабатывается в российскую культуру и цивилизацию.
В этом смысле Россия один из мировых центров становления и развития локальных цивилизаций, а потому основным противоречием ее оказывается не противоречие между Европой и Азией в России, а между Азией и Россией, Европой и Россией, между российской культурой и цивилизацией и всеми остальными. Мы не Азия и не Европа и не простой синтез того и другого, мы Россия, ибо на базе этого синтеза мы всегда создавали нечто принципиально иное и больше того, что было в Европе и Азии, мы создавали Великую Россию, российскую цивилизацию и культуру. В наших отношениях с Европой и Азией нам всегда было дано нечто третье - tertium datur - быть Россией.
Поэтому всякая попытка затянуть Россию сверх меры будь то в Европу или в Азию отдаляет Россию от ее собственных цивилизационных основ, основ русско-российской цивилизационной идентичности, провоцируя кризис идентичности, чреватый самыми тяжелыми потрясениями в истории цивилизационными. Все это обязывает к тому, чтобы после мучительных столетних блужданий по цивилизационным закоулкам мировой истории Россия и в ней русская нация наконец-таки познали самих себя в своей действительной исторической и цивилизационной сущности и на этой основе стали самими собой - Великой Россией и русскими.
Эта особая связь Великой России с русской нацией требует внести пояснение к уже неоднократному определению российской цивилизации как русско-российской. В самом деле, почему не просто российская, а именно русско-российская? Отметим сразу, что дело, конечно же, не в словах, так как присутствие или отсутствие самого термина "русский" в определении этнокультурной сущности российской цивилизации ничего не меняет в ее российской сущности, которая становится таковой благодаря, прежде всего, русской нации. В данном случае термин "русский" лишь констатирует для всех очевидное: совершенно особое место русской нации в многонациональной России в качестве ведущего этнокультурного субъекта, определяющего сущность российской цивилизации. Но не противоречит ли это факту многонациональности российской цивилизации?
Во-первых, как уже отмечалось, она не так уж и многонациональна: до 85% населения составляют только этнические русские. Этническая многосоставность России - 176 наций и народностей - не отражает этно-демографического доминирования в России русских и тех, кто, не являясь этнически русскими, полностью идентифицирует себя с русским языком, культурой и историей - так называемых русскоязычных. Во-вторых, в угоду национальным комплексам и амбициям иных российских этносов можно отказаться в очередной раз от более точного выражения основ своей этноцивилизационной идентичности, но ведь это не изменит главного - особой роли русских архетипов социальности, культуры и духовности в России, русского способа их проживания в истории и самой истории, того, что доминирующая культурно-цивилизационная инфраструктура России не просто окрашена в русские национальные тона, но и по сути своей является русской. Именно она и придает свойство российскости всему, что находится в цивилизационном поле России, что, не являясь этнически русским, однако, несмотря на это, идентифицирует себя с Россией.
В этом смысле российскость не тождественна русскости, она шире ее, но одновременно с этим и производна от нее. Она не просто результат разных этнокультурных синтезов на евразийских просторах России, но таких, которые осуществлялись на русской этнокультурной основе. Российскость и русскость это сообщающиеся сосуды русско-российской цивилизации, одно живет и усиливает свое бытие за счет бытия другого так и настолько, что чем больше русскости, тем больше российскости и, наоборот, чем больше российскости, тем больше становится русскости. Вот почему нельзя, идентифицируя себя с Россией, не идентифицировать себя и с русскими.
Если быть россиянином - это состояние души, то для того, чтобы стать россиянином, отнюдь не обязательно быть этнически русским, полностью растворить себя в духовном пространстве русскости. Но абсолютно обязательно другое - субъективно весьма интенсивно и адекватно переживать свои особые связи с языком, культурой и историей русской нации, воспринимать ее бытие как необходимое условие своего бытия и бытия своей нации. Всякое отчуждение в пространстве российской цивилизации от русской нации неизбежно завершается отчуждением от России. Только так, через осознание особых отношений своей нации с русской, а русской с Россией можно избежать кризисов российской идентичности, грозящей отчуждением всех и каждого друг от друга, а в итоге и от России - разрушением исторической и национальной России, в которой русская национальная составляющая играет по-особому доминирующую роль во всех процессах не только государство -, но и цивилизационнообразования России.