Страница:
невыполненной.
Еще хуже было то, что передвижение больших войсковых масс к намеченным
участкам прорыва происходило без должной организованности и скрытности.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что немецко-фашистское командование
разгадало наши замыслы. А разгадав их, спешно провело мероприятия по
укреплению обороны на угрожаемых направлениях.
К 11 мая плотность гитлеровских войск в полосе обороны на участках
ударных группировок Юго-Западного фронта и в \187\ полосах 57-й и 9-й армий
Южного фронта резко увеличилась. Боевые группы и смешанные части противника
были организационно объединены в пехотные и легкопехотные дивизии. В
оперативной глубине враг разместил сильные резервы.
Итак, подготовляемое наступление не являлось неожиданным, внезапным для
противника. Уже одно это не могло гарантировать успешного исхода операции.
IV
Большой вред делу нанесла также недооценка сил врага. Эта особенность в
деятельности военных советов Юго-Западного направления и фронта, наложившая
еще зимой заметный отпечаток на принимаемые ими решения, теперь проявилась
еще резче. Мне довелось с ней столкнуться незадолго до начала наступления.
В этот день я приехал на командный пункт фронта, чтобы доложить о
замеченных признаках уплотнения боевых порядков врага и значительном
укреплении переднего края его обороны.
Дело в том, что, принимая обратно часть плацдарма за Северным Донцом, я
увидел там большие перемены на переднем крае противника. Две недели назад,
когда мы передавали 21-й армии этот участок, враг располагал здесь лишь
опорными пунктами в селах. Теперь же, кроме ранее существовавших, появилось
много новых, причем оборудованы они были не только в населенных пунктах, но
и вне их, на тактически выгодных рубежах.
Эти наблюдения дополнили данные разведки. Из них явствовало, что,
например, на участок 294-й пехотной дивизии, оборонявшейся в полосе
предстоящего наступления 38-й армии, был выдвинут еще один пехотный полк. Он
принадлежал к 71-й пехотной дивизии, основные силы которой совместно с 3-й и
23-й танковыми дивизиями сосредоточились к тому времени в Харькове.
С одной из этих танковых дивизий - 3-й - части 38-й армии уже
сталкивались во время мартовских боев за расширение Старосалтовского
плацдарма на западном берегу Северного Донца. Тогда она нанесла нам
неожиданный и чрезвычайно опасный удар. Как уже отмечалось, для ликвидации
его последствий нам пришлось приложить немало усилий. И теперь - у меня не
было сомнений в этом - не спроста сосредоточилась 3-я танковая да еще вместе
с 23-й танковой и 71-й пехотной дивизиями в Харькове, в непосредственной
близости от арены боев, на направлении предстоящего удара 38-й армии.
В свете всех этих выводов и предположений поутихли мои недавние
восторги по поводу нашего превосходства. Оно представилось мне
незначительным в полосе наступления в целом и явно сомнительным на ряде
участков. Если подтвердятся, полагал я, \188\ мои наблюдения относительно
значительного укрепления обороны противника и предназначения 3-й и 23-й
танковых дивизий, то, например, в полосе 38-й армии перевес сил мог
оказаться не на нашей стороне.
Такое опасение основывалось на том, что мы имели сил и средств
значительно меньше, чем другие объединения Юго-Западного фронта,
предназначенные для прорыва обороны противника. Это подтверждают ставшие мне
позднее известными следующие данные о том, как распределил штаб фронта силы
и средства к началу мая 1942 г.{67}
Таблица
(1) Армия
(2) Число сд, предназначенных для прорыва
(3) Участок прорыва, км
(4) Участок прорыва, км на одну сд
(5) Число орудий и минометов, всего
(6) Число орудий и минометов на 1 км фронта прорыва
(7) Число танков непосредственной поддержки пехоты, всего
(8) Число танков непосредственной поддержки пехоты, на 1 км фронта прорыва
(1) (2) (3) (4) (5) (6) (7) (8)
21-я 3 14 4,7 331 23,6 43 3,5
28-я 6* 15 2,5 893 59,5 181 12
38-я 4 26 6,5 485 18,7 125 5
6-я 7 26 3,7 832 32,0 166** 6,4
Армейская 2 10 5 319 31,9 40 4
группа
*Кроме того, в полосе 28-й армия намечалось ввести в прорыв три кавалерийские дивизии и мотострелковую бригаду.
**Во втором эшелоне 6-й армии находились также 21-й и 23-й танковые
корпуса, имевшие 269 танков.
Из таблицы видно, что 38-я армия находилась в самых невыгодных
условиях. Каждая дивизия армии имела наибольший участок прорыва и наименьшую
артиллерийскую плотность, а также всего лишь пять танков на 1 км. Количество
противотанковых и противовоздушных средств, которыми располагала армия (один
артиллерийский полк противотанковой обороны и два зенитных артиллерийских
дивизиона), было ниже всяких норм. Наконец, не было накоплено достаточных
материальных средств. Например, боеприпасов было в среднем только 1,5
боекомплекта, а горючего - 2,6 заправки.
Таким образом, армия имела минимальные возможности для успешного
прорыва обороны противника. Между тем после выполнения этой ближайшей задачи
она должна была по существу одними лишь собственными силами окружить и
уничтожить \189\ чугуевско-балаклеевскую группировку противника и
одновременно частью сил наступать на Харьков с востока. Было очевидно, что
необходимыми для этого силами и средствами армия не располагала. Такой вывод
подсказывался опытом мартовской операции, воспоминания о которой были еще
свежи. Тогда армия имела значительно большие силы и средства, но так и не
смогла добиться решительного успеха. Та же задача была ей поставлена по
плану предстоящей операции, однако выполнять ее надо было меньшими силами и
в более сложной обстановке.
Изложив командующему фронтом все перечисленные аргументы, я предложил
усилить армию. Но просьба моя была отклонена.
Дух оптимизма, к сожалению, оказавшегося неоправданным, витал на
командном пункте фронта. Как это ни странно, Военный совет фронта уже не
считал противника опасным. Мое сообщение о мероприятиях командования
неприятеля в полосе предстоящего наступления 38-й армии не привлекло
внимания. Напротив, меня усиленно уверяли, что противостоящий враг слаб и
что мы имеем все необходимое для его разгрома.
Военный совет Юго-Западного направления был убежден в непогрешимости
своей оценки сил противостоящего врага. Настолько убежден, что упорно
отстаивал ее и в конце концов отстоял на вышеупомянутом заседании Ставки
Верховного Главнокомандования, на котором присутствовали Маршал Советского
Союза С. К. Тимошенко и генерал И. X. Баграмян.
Ставка Верховного Главнокомандования согласилась с тем, что Военный
совет Юго-Западного направления разгромит имевшимися в его распоряжении
силами и средствами харьковскую группировку противника и освободит весь
промышленный район. Поскольку, по мнению Военного совета направления,
противник там был слаб, то и вопрос о значительном усилении наших войск на
юге не обсуждался.
Правильная оценка Военным советом Юго-Западного направления обстановки
на юге к началу мая 1942 г., на мой взгляд, вообще могла бы решающим образом
изменить дальнейший ход событий. И не только потому, что в таком случае
летнее наступление врага с самого начала встретило бы несравнимо более
сильный отпор. Я имею в виду еще и сильное влияние оценки Военного совета
Юго-Западного направления на оперативно-стратегические взгляды Верховного
Главнокомандования, согласно которым главным оставалось московское
направление.
Доклады Военного совета Юго-Западного направления об обстановке на юге
весной 1942 г. играли существенную роль в формировании указанных взглядов.
Большое значение при этом, как уже отмечалось, придавалось принципу "на
месте виднее". Полагаю, что не меньший вес имели высокий авторитет маршала
Тимощенко и доверие, оказываемое военно-политическим \190\ руководством
страны члену Военного совета Юго-Западного направления Н. С. Хрущеву.
Однако более реалистическая оценка обстановки могла бы привести к тому,
что Ставка иначе бы распределила ресурсы и упреждающий удар, задуманный в
форме Харьковской наступательной операции, мог быть осуществлен в более
широких масштабах и с привлечением значительно больших сил, а возможно и с
постановкой активных задач войскам не только Юго-Западного, но также Южного
и Брянского фронтов.
Конечно, в то время Красная Армия еще не располагала достаточным
количеством сил и средств для полного разгрома врага. Кстати, должен
заметить, что на войне их всегда не хватает. Что же касается
рассматриваемого периода, то на 12 мая 1942 г. общее соотношение в живой
силе, танках, артиллерии и даже авиации было в пользу войск Юго-Западного
направления. Следовательно, наступательная операция на южном крыле
советскогерманского фронта более крупными силами и с более решительными
целями, чем Харьковская, была не так уж неосуществима. И она могла по
крайней мере расстроить и истощить силы врага, предназначавшиеся для
наступления на Сталинград и Кавказ.
Все это вовсе не означает, что решающим для исхода Харьковской
наступательной операции был недостаток сил и средств. Он дал себя знать в
известной степени и на некоторых участках. Еще больше сказались на этой
операции и связанных с ней событиях серьезные недостатки в руководстве ее
подготовкой и ведением со стороны Военного совета Юго-Западного направления,
фронта и командующих армиями.
Таким образом, в поисках ответа на вопрос о реальности замысла
Харьковской наступательной операции в мае 1942 г. я нахожу две группы
фактов. Это, с одной стороны, соотношение сил и средств на участках прорыва,
сложившееся в целом в пользу войск фронта, и высокий наступательный дух,
царивший в наших войсках. Нечего и говорить, насколько существенными были
эти факторы. Именно благодаря им, в особенности героизму и отваге советских
воинов, в первые дни наступления возникла чрезвычайно опасная для врага
ситуация, грозившая сорвать его планы. Вышеупомянутый З. Вестфаль по
существу признал это, заявив относительно боев под Харьковом в те дни:
"...Победа досталась нам только после серьезных усилий"{68}.
К сожалению, факторы, делавшие реальным осуществление целей операции,
сводились к нулю отмеченными выше недостатками в руководстве организацией и
ведением операции. Наиболее пагубной оказалась недооценка сил
противостоящего врага в целом и отдельных его группировок в частности.
Короче говоря, резко дало себя знать то, что в советской военно-исторической
\191\ литературе справедливо называют отсутствием у нас тогда должного опыта
организации и ведения больших наступательных операций.
Это стало очевидным с первого дня наступления.
V
Наступление северной ударной группировки началось 12 мая в 6 час. 30
мин. артиллерийской подготовкой. Она продолжалась ровно час. В 7 час. 30
мин. пошла в атаку пехота с танками непосредственной поддержки. В это же
время авиация начала длившийся 15-20 минут налет по районам артиллерийских
позиций и опорным пунктам противника в его главной полосе обороны.
Значительное число огневых точек подавить не удалось. Кроме того, их
оказалось намного больше, чем предполагалось, и это была первая
неожиданность для наших войск. В результате стрелковые подразделения и танки
первых эшелонов 21, 28-й и 38-й армий были встречены плотным огнем. За этим
последовали контратаки тактических резервов противника. В первой половине
дня атакующие части смогли продвинуться на глубину от 1 до 3 км.
Второй неожиданностью было то, что, вопреки надеждам, меньше всех
продвинулась 28-я армия. Она имела, как показано выше, сил и средств больше,
чем 21-я и 38-я армии. Однако в ходе боев выяснилось, что и враг создал в
полосе наступления 28-й армии большую тактическую плотность обороны. Это в
свою очередь показало, что немецко-фашистское командование знало о нашем
наступлении. Внезапность как важнейший элемент всякого боя была потеряна
нашими войсками. Предстояло вести тяжелые, кровопролитные бои.
К концу первого дня наступления лучших результатов в бою добились 21-я
и 38-я армии. Войска этих армий, имея плотность артиллерии и танков на 1 км
фронта меньшую, чем 28-я армия, достигли больших успехов.
Я уже говорил здесь о наступательном духе, царившем в войсках фронта. В
38-й армии, в частности, его проявления можно было увидеть во всем. Бывая
почти каждый день в ротах, батареях, батальонах и дивизионах и беседуя с
бойцами и командирами, я убеждался в том, что вся армия живет ожиданием
приказа о наступлении, стремлением обрушить на врага уничтожающий удар. И
когда наконец в частях и подразделениях было зачитано обращение Военного
совета фронта о переходе в наступление, оно было встречено с восторгом и
воодушевлением.
Результаты огромного духовного подъема войск сказались уже в первый
день операции.
Лучше всех действовала 226-я стрелковая дивизия генерал-майора А. В.
Горбатова, усиленная 36-й танковой бригадой \192\ (командир полковник Т. И.
Танасчишин). Она в короткий срок прорвала тактическую глубину обороны
гитлеровцев и перешла затем к преследованию разбитых подразделений 294-й и
211-го полка 71-й пехотных дивизий. После короткого, стремительного боя
226-я стрелковая дивизия овладела важным узлом сопротивления противника в
населенном пункте Непокрытое, продвинувшись за день на 10 км.
Успех сопутствовал и 124-й стрелковой дивизии полковника А. К.
Берестова, совместно с которой действовала 13-я танковая бригада (командир
подполковник И. Т. Клименчук). Эта дивизия форсировала р. Большая Бабка и
двумя ударами - с востока и (используя успех соседа справа) с севера -
овладела уже знакомым читателю селом Песчаное, где противник создал крупный
опорный пункт на своем переднем крае.
В это время и попал в наши руки упоминавшийся выше дневник командира
оборонявшегося в Песчаном батальона 294-й пехотной дивизии. Последние записи
в этом любопытном документе подтверждают, что немецко-фашистское
командование заранее знало о предстоящем наступлении и в связи с этим
бросило крупные резервы на усиление обороны. Даже автор дневника выражал
удивление по поводу того, что его батальон в течение нескольких дней получил
пополнение и был усилен стрелковой ротой, тяжелой минометной группой,
инженерным взводом и взводом ПТО. Кроме того, его теперь поддерживала
артиллерия. Далее отмечалось, что в ожидании наступления советских войск
батальон перенес свои оборонительные позиции подальше от села, основательно
укрепил их и зарылся в землю. Наконец, командир батальона писал, что сумел
внушить своим офицерам "чувство уверенности в неприступность позиции,
основанное на условиях местности, наличии оружия и моральном состоянии
части". Он подчеркивал: "Мы уверенно ждем приближающееся наступление
русских"{69}.
Эта уверенность не спасла автора дневника от гибели. 124-я стрелковая
дивизия наступала стремительно, и Песчаное вновь было освобождено, по и на
этот раз ненадолго.
Еще большими силами оборонялся противник в населенных пунктах Большая
Бабка и Пятницкое. Оба они были памятны нам по мартовской операции. 300-й
стрелковой дивизии тогда так и не удалось овладеть Большой Бабкой. Теперь
она столь же безрезультатно вела бой за Пятницкое, а Большую Бабку атаковал
один из полков 81-й стрелковой дивизии. Он форсировал одноименную реку и
завязал бой на северо-восточной окраине села. Но одному ему оказалось не под
силу сломить сопротивление крупного фашистского гарнизона.
Внимательно глядя с наблюдательного пункта 124-й стрелковой \193\
дивизии за ходом боевых действий, я решил ввести в бой резерв армии - два
других полка 81-й стрелковой дивизии - для овладения Большой Бабкой. Это
решило судьбу названного населенного пункта. Во второй половине дня он был
освобожден.
Итак, резерв армии был введен в бой в первый же день операции. Это был
вынужденный шаг, вызванный потерей внезапности наступления. Компенсировать
этот недостаток можно было только решительным, стремительным движением с
целью быстрейшего прорыва тактической глубины обороны противника.
Немецко-фашистское командование, направлявшее основные усилия войск на
удержание главной оборонительной полосы, надеялось использовать для
контратак лишь дивизионные резервы, с тем чтобы приберечь корпусные для
обороны ближних подступов к Харькову. Прорыв соединений 38-й армии нарушил
эти планы. Сложившееся для врага напряженное положение вынудило его усилить
противодействие нашим наступающим войскам путем переброски и ввода в бой не
только корпусных, но и армейских резервов.
К началу советского наступления, как уже отмечалось, на участок против
38-й армии был переброшен один полк 71-й пехотной дивизии. Сюда же в самом
начале боя прибыл и полк 297-й пехотной дивизии. Он входил в состав резерва
51-го армейского корпуса, оборонявшего Чугуевский плацдарм.
Командование 6-й немецкой армии было встревожено. Оно полагало, что
здесь, а не к югу от Харькова, наносился главный удар. Это направление было
признано угрожающим, поэтому сюда были переброшены еще два полка - из 71-й и
44-й пехотных дивизий. Кроме того, к исходу дня в полосе наступления армии
начали сосредоточение 3-я и 23-я танковые дивизии, находившиеся в армейском
резерве и предназначенные, как мы очень скоро убедились, для выполнения
активных задач.
Итоги первого дня наступления в целом не оправдали надежд командования
фронта. Я считал необходимым для достижения успеха перенести направление
главного удара в полосу нашей армии. То обстоятельство, что 226-я стрелковая
дивизия прорвала тактическую глубину обороны противника, должно было
значительно облегчить разгром 3-й и 23-й танковых дивизий, а затем окружение
и ликвидацию всей харьковской группировки противника.
Эти соображения были доложены командующему фронтом. Однако он не
согласился с ними, заявив, что на прежнем направлении успех будет
значительнее, так ник там оба фланга надежно прикрыты. Опасения же
относительно сосредоточения противником крупных сил танков командующий счел
недостаточно обоснованными. Эту угрозу, по его мнению, должен был
ликвидировать успех войск на направлении главного удара, т. е. на участке
нашей 6-й армии. \194 - фотография; 195\
Военный совет фронта пришел к выводу, что операцию и в дальнейшем
необходимо продолжать согласно ранее принятому решению и в прежней
группировке. Он считал, что решительным наступлением 28-й армии будет
обеспечен разгром противостоящих войск врага к утру следующего дня. Когда же
сопротивление противника таким образом будет сломлено, полагали в штабе
фронта, наши войска устремятся на запад и окружат вражескую группировку. Что
касается двух танковых дивизий, сосредоточенных в полосе наступления 38-й
армии, то не были предусмотрены меры по их разгрому или хотя бы парированию
возможных контрударов. Мне было лишь приказано вывести танковые бригады из
боя и сосредоточить их к утру следующего дня для прикрытия старосалтовского
направления, что нельзя было считать достаточно эффективной мерой. Тем
более, что в этом же районе противник заканчивал сосредоточение трех свежих
пехотных полков, о которых мы узнали лишь на следующий день.
На рассвете 13 мая наши войска возобновили наступление на прежних
направлениях при поддержке авиации, господствовавшей в воздухе. На этот раз
и 21-я армия достигла успеха на своем левом фланге. 28-й же армии на правом
фланге удалось в первой половине дня лишь окружить крупный опорный пункт в
деревне Терновая. Тогда командующий 28-й армией принял решение развить
наступление силами двух стрелковых дивизий и двух танковых бригад на своем
левом фланге, используя успех нашей армии.
Дивизии 38-й армии продолжали наступать на своем участке. К 13 часам
они продвинулись на правом фланге и в центре на 6 км. К этому времени ими
были освобождены населенные пункты Михайловка 1-я, Ново-Александровка и др.
Там же войска армии завязали бои за Червону Роганку, а левее вышли к дороге,
ведущей от этого населенного пункта к Бол. Бабке. На этот рубеж выдвинулись
также 13-я и 133-я танковые бригады.
Во второй половине дня обстановка резко изменилась.
Противник закончил сосредоточение двух ударных групп. Одну из них
составляли 3-я танковая и два полка 71-й пехотной дивизий, расположившиеся в
районе Приволье; Во вторую - в районе Зарожное - вошли 23-я танковая и один
полк 44-й пехотной дивизии. Этими силами враг одновременно нанес контрудар в
направлении Старого Салтова. Сильный удар 370 танков с пехотой и при
поддержке авиации пришелся по войскам правого фланга армии. Они вынуждены
были отойти на восточный берег реки Большая Бабка, открыв левый фланг 28-й
армии.
Командующий фронтом, оценив обстановку, приказал мне занять оборону на
восточном берегу реки Большая Бабка. Он поставил задачу не допустить прорыва
танков врага на Старый Салтов, грозившего окружением всей северной ударной
\196\ группировки и ликвидацией плацдарма за р. Северный Донец.
Соответственно этому армия была усилена 162-й стрелковой дивизией (командир
полковник М. И. Матвеев) и 6-й гвардейской танковой бригадой (командир
подполковник М. К. Скуба), выведенными из резерва 28-й армии.
Танковые бригады немедленно вступили в единоборство с танками врага.
Подбили до 40 из них и подожгли 35. Но и сами понесли большие потери.
14 мая обстановка в полоса наступления северной группировки еще больше
осложнилась. Противник в течение всего дня пытался развить удар танковой
группой в стык 28-й и 38-й армий, а в районе Песчаное форсировать р. Большая
Бабка. Однако стык был укреплен, и это обеспечило успех оборонительных боев.
Командующий войсками фронта в свою очередь переключил авиацию 6-й армии
для поддержки северной ударной группировки. В результате 28-я армия в
течение дня продвинулась на 6-8 км. Она вышла к тыловому рубежу врага на
правом берегу реки Харьков, но ввести в прорыв 3-й гвардейский кавалерийский
корпус и 38-ю стрелковую дивизию не смогла: они лишь в ночь на 15 мая
закончили сосредоточение северо-восточнее Терновая.
Войска 38-й армии продолжали отражать многочисленные атаки пехоты и
танков. К концу дня мы прочно закрепились на восточном берегу реки Большая
Бабка.
В полосе наступления южной ударной группировки, наносившей главный
удар, события поначалу развивались более спокойно. Войска 6-й армии и группы
генерала Бобкина начали атаку одновременно с соединениями северной
группировки. Наступлению предшествовала артиллерийская и авиационная
подготовка. Последовали трехдневные бои, в ходе которых оборона противника
была прорвана до 55 км по фронту и на 25-40 км в глубину.
И здесь наибольший успех был достигнут на вспомогательном направлении.
Это произошло благодаря вводу в прорыв в первый день операции второго
эшелона. Он не дал противнику возможности задержаться на промежуточных
оборонительных рубежах. Меньше продвинулась в глубину 6-я армия на
направлении главного удара. Что касается ввода в бой 21-го и 23-го танковых
корпусов, то он был перенесен на более поздний срок в связи с тем, что
авиация, поддерживавшая нашу 6-ю армию, как уже отмечено, переключилась по
приказу командующего фронтом на поддержку северной группировки.
15 и 16 мая 1942 г. войска последней вели упорные бои с резервами
противника. Продвижения не имели, так как враг непрерывно подбрасывал
подкрепления с белгородского, обояньского и курского направлений. Войска
южной группировки в эти дни \197\ медленно продвигались вперед и готовились
к вводу в прорыв танковых корпусов.
В итоге пятидневных наступательных боев обе ударные группировки
продвинулись в глубину обороны противника на 20- 35 км и вели бои на
рубежах, достижение которых планировалось на третий день операции. Подвижные
войска находились в прифронтовой полосе. На севере они втягивались в
оборонительные бои, а на юге готовились к вводу в прорыв.
На этом закончился первый этап операции. Он показал, что штаб
Юго-Западного фронта и командующие армиями к началу операции допустили
крупную ошибку в оценке сил противника. Мы считали, что к 11 мая вражеское
командование располагало двенадцатью пехотными и одной танковой дивизией. В
действительности же в полосе фронта в районе Харькова находилось пятнадцать
пехотных и две танковые дивизии. Кроме того, прибыла и начала выгружаться
еще одна пехотная дивизия, а две другие были на подходе.
Затянувшиеся бои по прорыву главной полосы обороны позволили противнику
выиграть время. Он подтянул резервы из глубины, а также с неатакованных
участков фронта, уплотнил боевые порядки. В итоге это дало ему возможность
изменить в свою пользу первоначальное соотношение сил.
Недооценивая противостоящие силы, их подвижность, маневренность,
считая, что враг чуть ли не на грани истощения, штаб фронта наряду с этим
переоценивал возможности наших войск. Он полагал, что соединения первых
эшелонов легко разгромят противостоящие дивизии врага. Отсюда вытекали и
ошибочные установки при планировании наступательной операции, о которых уже
шла речь.
Ошибочные оценки не были изменены в ходе боевых действий даже тогда,
когда наши войска по существу потеряли инициативу. В полосе наступления
Еще хуже было то, что передвижение больших войсковых масс к намеченным
участкам прорыва происходило без должной организованности и скрытности.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что немецко-фашистское командование
разгадало наши замыслы. А разгадав их, спешно провело мероприятия по
укреплению обороны на угрожаемых направлениях.
К 11 мая плотность гитлеровских войск в полосе обороны на участках
ударных группировок Юго-Западного фронта и в \187\ полосах 57-й и 9-й армий
Южного фронта резко увеличилась. Боевые группы и смешанные части противника
были организационно объединены в пехотные и легкопехотные дивизии. В
оперативной глубине враг разместил сильные резервы.
Итак, подготовляемое наступление не являлось неожиданным, внезапным для
противника. Уже одно это не могло гарантировать успешного исхода операции.
IV
Большой вред делу нанесла также недооценка сил врага. Эта особенность в
деятельности военных советов Юго-Западного направления и фронта, наложившая
еще зимой заметный отпечаток на принимаемые ими решения, теперь проявилась
еще резче. Мне довелось с ней столкнуться незадолго до начала наступления.
В этот день я приехал на командный пункт фронта, чтобы доложить о
замеченных признаках уплотнения боевых порядков врага и значительном
укреплении переднего края его обороны.
Дело в том, что, принимая обратно часть плацдарма за Северным Донцом, я
увидел там большие перемены на переднем крае противника. Две недели назад,
когда мы передавали 21-й армии этот участок, враг располагал здесь лишь
опорными пунктами в селах. Теперь же, кроме ранее существовавших, появилось
много новых, причем оборудованы они были не только в населенных пунктах, но
и вне их, на тактически выгодных рубежах.
Эти наблюдения дополнили данные разведки. Из них явствовало, что,
например, на участок 294-й пехотной дивизии, оборонявшейся в полосе
предстоящего наступления 38-й армии, был выдвинут еще один пехотный полк. Он
принадлежал к 71-й пехотной дивизии, основные силы которой совместно с 3-й и
23-й танковыми дивизиями сосредоточились к тому времени в Харькове.
С одной из этих танковых дивизий - 3-й - части 38-й армии уже
сталкивались во время мартовских боев за расширение Старосалтовского
плацдарма на западном берегу Северного Донца. Тогда она нанесла нам
неожиданный и чрезвычайно опасный удар. Как уже отмечалось, для ликвидации
его последствий нам пришлось приложить немало усилий. И теперь - у меня не
было сомнений в этом - не спроста сосредоточилась 3-я танковая да еще вместе
с 23-й танковой и 71-й пехотной дивизиями в Харькове, в непосредственной
близости от арены боев, на направлении предстоящего удара 38-й армии.
В свете всех этих выводов и предположений поутихли мои недавние
восторги по поводу нашего превосходства. Оно представилось мне
незначительным в полосе наступления в целом и явно сомнительным на ряде
участков. Если подтвердятся, полагал я, \188\ мои наблюдения относительно
значительного укрепления обороны противника и предназначения 3-й и 23-й
танковых дивизий, то, например, в полосе 38-й армии перевес сил мог
оказаться не на нашей стороне.
Такое опасение основывалось на том, что мы имели сил и средств
значительно меньше, чем другие объединения Юго-Западного фронта,
предназначенные для прорыва обороны противника. Это подтверждают ставшие мне
позднее известными следующие данные о том, как распределил штаб фронта силы
и средства к началу мая 1942 г.{67}
Таблица
(1) Армия
(2) Число сд, предназначенных для прорыва
(3) Участок прорыва, км
(4) Участок прорыва, км на одну сд
(5) Число орудий и минометов, всего
(6) Число орудий и минометов на 1 км фронта прорыва
(7) Число танков непосредственной поддержки пехоты, всего
(8) Число танков непосредственной поддержки пехоты, на 1 км фронта прорыва
(1) (2) (3) (4) (5) (6) (7) (8)
21-я 3 14 4,7 331 23,6 43 3,5
28-я 6* 15 2,5 893 59,5 181 12
38-я 4 26 6,5 485 18,7 125 5
6-я 7 26 3,7 832 32,0 166** 6,4
Армейская 2 10 5 319 31,9 40 4
группа
*Кроме того, в полосе 28-й армия намечалось ввести в прорыв три кавалерийские дивизии и мотострелковую бригаду.
**Во втором эшелоне 6-й армии находились также 21-й и 23-й танковые
корпуса, имевшие 269 танков.
Из таблицы видно, что 38-я армия находилась в самых невыгодных
условиях. Каждая дивизия армии имела наибольший участок прорыва и наименьшую
артиллерийскую плотность, а также всего лишь пять танков на 1 км. Количество
противотанковых и противовоздушных средств, которыми располагала армия (один
артиллерийский полк противотанковой обороны и два зенитных артиллерийских
дивизиона), было ниже всяких норм. Наконец, не было накоплено достаточных
материальных средств. Например, боеприпасов было в среднем только 1,5
боекомплекта, а горючего - 2,6 заправки.
Таким образом, армия имела минимальные возможности для успешного
прорыва обороны противника. Между тем после выполнения этой ближайшей задачи
она должна была по существу одними лишь собственными силами окружить и
уничтожить \189\ чугуевско-балаклеевскую группировку противника и
одновременно частью сил наступать на Харьков с востока. Было очевидно, что
необходимыми для этого силами и средствами армия не располагала. Такой вывод
подсказывался опытом мартовской операции, воспоминания о которой были еще
свежи. Тогда армия имела значительно большие силы и средства, но так и не
смогла добиться решительного успеха. Та же задача была ей поставлена по
плану предстоящей операции, однако выполнять ее надо было меньшими силами и
в более сложной обстановке.
Изложив командующему фронтом все перечисленные аргументы, я предложил
усилить армию. Но просьба моя была отклонена.
Дух оптимизма, к сожалению, оказавшегося неоправданным, витал на
командном пункте фронта. Как это ни странно, Военный совет фронта уже не
считал противника опасным. Мое сообщение о мероприятиях командования
неприятеля в полосе предстоящего наступления 38-й армии не привлекло
внимания. Напротив, меня усиленно уверяли, что противостоящий враг слаб и
что мы имеем все необходимое для его разгрома.
Военный совет Юго-Западного направления был убежден в непогрешимости
своей оценки сил противостоящего врага. Настолько убежден, что упорно
отстаивал ее и в конце концов отстоял на вышеупомянутом заседании Ставки
Верховного Главнокомандования, на котором присутствовали Маршал Советского
Союза С. К. Тимошенко и генерал И. X. Баграмян.
Ставка Верховного Главнокомандования согласилась с тем, что Военный
совет Юго-Западного направления разгромит имевшимися в его распоряжении
силами и средствами харьковскую группировку противника и освободит весь
промышленный район. Поскольку, по мнению Военного совета направления,
противник там был слаб, то и вопрос о значительном усилении наших войск на
юге не обсуждался.
Правильная оценка Военным советом Юго-Западного направления обстановки
на юге к началу мая 1942 г., на мой взгляд, вообще могла бы решающим образом
изменить дальнейший ход событий. И не только потому, что в таком случае
летнее наступление врага с самого начала встретило бы несравнимо более
сильный отпор. Я имею в виду еще и сильное влияние оценки Военного совета
Юго-Западного направления на оперативно-стратегические взгляды Верховного
Главнокомандования, согласно которым главным оставалось московское
направление.
Доклады Военного совета Юго-Западного направления об обстановке на юге
весной 1942 г. играли существенную роль в формировании указанных взглядов.
Большое значение при этом, как уже отмечалось, придавалось принципу "на
месте виднее". Полагаю, что не меньший вес имели высокий авторитет маршала
Тимощенко и доверие, оказываемое военно-политическим \190\ руководством
страны члену Военного совета Юго-Западного направления Н. С. Хрущеву.
Однако более реалистическая оценка обстановки могла бы привести к тому,
что Ставка иначе бы распределила ресурсы и упреждающий удар, задуманный в
форме Харьковской наступательной операции, мог быть осуществлен в более
широких масштабах и с привлечением значительно больших сил, а возможно и с
постановкой активных задач войскам не только Юго-Западного, но также Южного
и Брянского фронтов.
Конечно, в то время Красная Армия еще не располагала достаточным
количеством сил и средств для полного разгрома врага. Кстати, должен
заметить, что на войне их всегда не хватает. Что же касается
рассматриваемого периода, то на 12 мая 1942 г. общее соотношение в живой
силе, танках, артиллерии и даже авиации было в пользу войск Юго-Западного
направления. Следовательно, наступательная операция на южном крыле
советскогерманского фронта более крупными силами и с более решительными
целями, чем Харьковская, была не так уж неосуществима. И она могла по
крайней мере расстроить и истощить силы врага, предназначавшиеся для
наступления на Сталинград и Кавказ.
Все это вовсе не означает, что решающим для исхода Харьковской
наступательной операции был недостаток сил и средств. Он дал себя знать в
известной степени и на некоторых участках. Еще больше сказались на этой
операции и связанных с ней событиях серьезные недостатки в руководстве ее
подготовкой и ведением со стороны Военного совета Юго-Западного направления,
фронта и командующих армиями.
Таким образом, в поисках ответа на вопрос о реальности замысла
Харьковской наступательной операции в мае 1942 г. я нахожу две группы
фактов. Это, с одной стороны, соотношение сил и средств на участках прорыва,
сложившееся в целом в пользу войск фронта, и высокий наступательный дух,
царивший в наших войсках. Нечего и говорить, насколько существенными были
эти факторы. Именно благодаря им, в особенности героизму и отваге советских
воинов, в первые дни наступления возникла чрезвычайно опасная для врага
ситуация, грозившая сорвать его планы. Вышеупомянутый З. Вестфаль по
существу признал это, заявив относительно боев под Харьковом в те дни:
"...Победа досталась нам только после серьезных усилий"{68}.
К сожалению, факторы, делавшие реальным осуществление целей операции,
сводились к нулю отмеченными выше недостатками в руководстве организацией и
ведением операции. Наиболее пагубной оказалась недооценка сил
противостоящего врага в целом и отдельных его группировок в частности.
Короче говоря, резко дало себя знать то, что в советской военно-исторической
\191\ литературе справедливо называют отсутствием у нас тогда должного опыта
организации и ведения больших наступательных операций.
Это стало очевидным с первого дня наступления.
V
Наступление северной ударной группировки началось 12 мая в 6 час. 30
мин. артиллерийской подготовкой. Она продолжалась ровно час. В 7 час. 30
мин. пошла в атаку пехота с танками непосредственной поддержки. В это же
время авиация начала длившийся 15-20 минут налет по районам артиллерийских
позиций и опорным пунктам противника в его главной полосе обороны.
Значительное число огневых точек подавить не удалось. Кроме того, их
оказалось намного больше, чем предполагалось, и это была первая
неожиданность для наших войск. В результате стрелковые подразделения и танки
первых эшелонов 21, 28-й и 38-й армий были встречены плотным огнем. За этим
последовали контратаки тактических резервов противника. В первой половине
дня атакующие части смогли продвинуться на глубину от 1 до 3 км.
Второй неожиданностью было то, что, вопреки надеждам, меньше всех
продвинулась 28-я армия. Она имела, как показано выше, сил и средств больше,
чем 21-я и 38-я армии. Однако в ходе боев выяснилось, что и враг создал в
полосе наступления 28-й армии большую тактическую плотность обороны. Это в
свою очередь показало, что немецко-фашистское командование знало о нашем
наступлении. Внезапность как важнейший элемент всякого боя была потеряна
нашими войсками. Предстояло вести тяжелые, кровопролитные бои.
К концу первого дня наступления лучших результатов в бою добились 21-я
и 38-я армии. Войска этих армий, имея плотность артиллерии и танков на 1 км
фронта меньшую, чем 28-я армия, достигли больших успехов.
Я уже говорил здесь о наступательном духе, царившем в войсках фронта. В
38-й армии, в частности, его проявления можно было увидеть во всем. Бывая
почти каждый день в ротах, батареях, батальонах и дивизионах и беседуя с
бойцами и командирами, я убеждался в том, что вся армия живет ожиданием
приказа о наступлении, стремлением обрушить на врага уничтожающий удар. И
когда наконец в частях и подразделениях было зачитано обращение Военного
совета фронта о переходе в наступление, оно было встречено с восторгом и
воодушевлением.
Результаты огромного духовного подъема войск сказались уже в первый
день операции.
Лучше всех действовала 226-я стрелковая дивизия генерал-майора А. В.
Горбатова, усиленная 36-й танковой бригадой \192\ (командир полковник Т. И.
Танасчишин). Она в короткий срок прорвала тактическую глубину обороны
гитлеровцев и перешла затем к преследованию разбитых подразделений 294-й и
211-го полка 71-й пехотных дивизий. После короткого, стремительного боя
226-я стрелковая дивизия овладела важным узлом сопротивления противника в
населенном пункте Непокрытое, продвинувшись за день на 10 км.
Успех сопутствовал и 124-й стрелковой дивизии полковника А. К.
Берестова, совместно с которой действовала 13-я танковая бригада (командир
подполковник И. Т. Клименчук). Эта дивизия форсировала р. Большая Бабка и
двумя ударами - с востока и (используя успех соседа справа) с севера -
овладела уже знакомым читателю селом Песчаное, где противник создал крупный
опорный пункт на своем переднем крае.
В это время и попал в наши руки упоминавшийся выше дневник командира
оборонявшегося в Песчаном батальона 294-й пехотной дивизии. Последние записи
в этом любопытном документе подтверждают, что немецко-фашистское
командование заранее знало о предстоящем наступлении и в связи с этим
бросило крупные резервы на усиление обороны. Даже автор дневника выражал
удивление по поводу того, что его батальон в течение нескольких дней получил
пополнение и был усилен стрелковой ротой, тяжелой минометной группой,
инженерным взводом и взводом ПТО. Кроме того, его теперь поддерживала
артиллерия. Далее отмечалось, что в ожидании наступления советских войск
батальон перенес свои оборонительные позиции подальше от села, основательно
укрепил их и зарылся в землю. Наконец, командир батальона писал, что сумел
внушить своим офицерам "чувство уверенности в неприступность позиции,
основанное на условиях местности, наличии оружия и моральном состоянии
части". Он подчеркивал: "Мы уверенно ждем приближающееся наступление
русских"{69}.
Эта уверенность не спасла автора дневника от гибели. 124-я стрелковая
дивизия наступала стремительно, и Песчаное вновь было освобождено, по и на
этот раз ненадолго.
Еще большими силами оборонялся противник в населенных пунктах Большая
Бабка и Пятницкое. Оба они были памятны нам по мартовской операции. 300-й
стрелковой дивизии тогда так и не удалось овладеть Большой Бабкой. Теперь
она столь же безрезультатно вела бой за Пятницкое, а Большую Бабку атаковал
один из полков 81-й стрелковой дивизии. Он форсировал одноименную реку и
завязал бой на северо-восточной окраине села. Но одному ему оказалось не под
силу сломить сопротивление крупного фашистского гарнизона.
Внимательно глядя с наблюдательного пункта 124-й стрелковой \193\
дивизии за ходом боевых действий, я решил ввести в бой резерв армии - два
других полка 81-й стрелковой дивизии - для овладения Большой Бабкой. Это
решило судьбу названного населенного пункта. Во второй половине дня он был
освобожден.
Итак, резерв армии был введен в бой в первый же день операции. Это был
вынужденный шаг, вызванный потерей внезапности наступления. Компенсировать
этот недостаток можно было только решительным, стремительным движением с
целью быстрейшего прорыва тактической глубины обороны противника.
Немецко-фашистское командование, направлявшее основные усилия войск на
удержание главной оборонительной полосы, надеялось использовать для
контратак лишь дивизионные резервы, с тем чтобы приберечь корпусные для
обороны ближних подступов к Харькову. Прорыв соединений 38-й армии нарушил
эти планы. Сложившееся для врага напряженное положение вынудило его усилить
противодействие нашим наступающим войскам путем переброски и ввода в бой не
только корпусных, но и армейских резервов.
К началу советского наступления, как уже отмечалось, на участок против
38-й армии был переброшен один полк 71-й пехотной дивизии. Сюда же в самом
начале боя прибыл и полк 297-й пехотной дивизии. Он входил в состав резерва
51-го армейского корпуса, оборонявшего Чугуевский плацдарм.
Командование 6-й немецкой армии было встревожено. Оно полагало, что
здесь, а не к югу от Харькова, наносился главный удар. Это направление было
признано угрожающим, поэтому сюда были переброшены еще два полка - из 71-й и
44-й пехотных дивизий. Кроме того, к исходу дня в полосе наступления армии
начали сосредоточение 3-я и 23-я танковые дивизии, находившиеся в армейском
резерве и предназначенные, как мы очень скоро убедились, для выполнения
активных задач.
Итоги первого дня наступления в целом не оправдали надежд командования
фронта. Я считал необходимым для достижения успеха перенести направление
главного удара в полосу нашей армии. То обстоятельство, что 226-я стрелковая
дивизия прорвала тактическую глубину обороны противника, должно было
значительно облегчить разгром 3-й и 23-й танковых дивизий, а затем окружение
и ликвидацию всей харьковской группировки противника.
Эти соображения были доложены командующему фронтом. Однако он не
согласился с ними, заявив, что на прежнем направлении успех будет
значительнее, так ник там оба фланга надежно прикрыты. Опасения же
относительно сосредоточения противником крупных сил танков командующий счел
недостаточно обоснованными. Эту угрозу, по его мнению, должен был
ликвидировать успех войск на направлении главного удара, т. е. на участке
нашей 6-й армии. \194 - фотография; 195\
Военный совет фронта пришел к выводу, что операцию и в дальнейшем
необходимо продолжать согласно ранее принятому решению и в прежней
группировке. Он считал, что решительным наступлением 28-й армии будет
обеспечен разгром противостоящих войск врага к утру следующего дня. Когда же
сопротивление противника таким образом будет сломлено, полагали в штабе
фронта, наши войска устремятся на запад и окружат вражескую группировку. Что
касается двух танковых дивизий, сосредоточенных в полосе наступления 38-й
армии, то не были предусмотрены меры по их разгрому или хотя бы парированию
возможных контрударов. Мне было лишь приказано вывести танковые бригады из
боя и сосредоточить их к утру следующего дня для прикрытия старосалтовского
направления, что нельзя было считать достаточно эффективной мерой. Тем
более, что в этом же районе противник заканчивал сосредоточение трех свежих
пехотных полков, о которых мы узнали лишь на следующий день.
На рассвете 13 мая наши войска возобновили наступление на прежних
направлениях при поддержке авиации, господствовавшей в воздухе. На этот раз
и 21-я армия достигла успеха на своем левом фланге. 28-й же армии на правом
фланге удалось в первой половине дня лишь окружить крупный опорный пункт в
деревне Терновая. Тогда командующий 28-й армией принял решение развить
наступление силами двух стрелковых дивизий и двух танковых бригад на своем
левом фланге, используя успех нашей армии.
Дивизии 38-й армии продолжали наступать на своем участке. К 13 часам
они продвинулись на правом фланге и в центре на 6 км. К этому времени ими
были освобождены населенные пункты Михайловка 1-я, Ново-Александровка и др.
Там же войска армии завязали бои за Червону Роганку, а левее вышли к дороге,
ведущей от этого населенного пункта к Бол. Бабке. На этот рубеж выдвинулись
также 13-я и 133-я танковые бригады.
Во второй половине дня обстановка резко изменилась.
Противник закончил сосредоточение двух ударных групп. Одну из них
составляли 3-я танковая и два полка 71-й пехотной дивизий, расположившиеся в
районе Приволье; Во вторую - в районе Зарожное - вошли 23-я танковая и один
полк 44-й пехотной дивизии. Этими силами враг одновременно нанес контрудар в
направлении Старого Салтова. Сильный удар 370 танков с пехотой и при
поддержке авиации пришелся по войскам правого фланга армии. Они вынуждены
были отойти на восточный берег реки Большая Бабка, открыв левый фланг 28-й
армии.
Командующий фронтом, оценив обстановку, приказал мне занять оборону на
восточном берегу реки Большая Бабка. Он поставил задачу не допустить прорыва
танков врага на Старый Салтов, грозившего окружением всей северной ударной
\196\ группировки и ликвидацией плацдарма за р. Северный Донец.
Соответственно этому армия была усилена 162-й стрелковой дивизией (командир
полковник М. И. Матвеев) и 6-й гвардейской танковой бригадой (командир
подполковник М. К. Скуба), выведенными из резерва 28-й армии.
Танковые бригады немедленно вступили в единоборство с танками врага.
Подбили до 40 из них и подожгли 35. Но и сами понесли большие потери.
14 мая обстановка в полоса наступления северной группировки еще больше
осложнилась. Противник в течение всего дня пытался развить удар танковой
группой в стык 28-й и 38-й армий, а в районе Песчаное форсировать р. Большая
Бабка. Однако стык был укреплен, и это обеспечило успех оборонительных боев.
Командующий войсками фронта в свою очередь переключил авиацию 6-й армии
для поддержки северной ударной группировки. В результате 28-я армия в
течение дня продвинулась на 6-8 км. Она вышла к тыловому рубежу врага на
правом берегу реки Харьков, но ввести в прорыв 3-й гвардейский кавалерийский
корпус и 38-ю стрелковую дивизию не смогла: они лишь в ночь на 15 мая
закончили сосредоточение северо-восточнее Терновая.
Войска 38-й армии продолжали отражать многочисленные атаки пехоты и
танков. К концу дня мы прочно закрепились на восточном берегу реки Большая
Бабка.
В полосе наступления южной ударной группировки, наносившей главный
удар, события поначалу развивались более спокойно. Войска 6-й армии и группы
генерала Бобкина начали атаку одновременно с соединениями северной
группировки. Наступлению предшествовала артиллерийская и авиационная
подготовка. Последовали трехдневные бои, в ходе которых оборона противника
была прорвана до 55 км по фронту и на 25-40 км в глубину.
И здесь наибольший успех был достигнут на вспомогательном направлении.
Это произошло благодаря вводу в прорыв в первый день операции второго
эшелона. Он не дал противнику возможности задержаться на промежуточных
оборонительных рубежах. Меньше продвинулась в глубину 6-я армия на
направлении главного удара. Что касается ввода в бой 21-го и 23-го танковых
корпусов, то он был перенесен на более поздний срок в связи с тем, что
авиация, поддерживавшая нашу 6-ю армию, как уже отмечено, переключилась по
приказу командующего фронтом на поддержку северной группировки.
15 и 16 мая 1942 г. войска последней вели упорные бои с резервами
противника. Продвижения не имели, так как враг непрерывно подбрасывал
подкрепления с белгородского, обояньского и курского направлений. Войска
южной группировки в эти дни \197\ медленно продвигались вперед и готовились
к вводу в прорыв танковых корпусов.
В итоге пятидневных наступательных боев обе ударные группировки
продвинулись в глубину обороны противника на 20- 35 км и вели бои на
рубежах, достижение которых планировалось на третий день операции. Подвижные
войска находились в прифронтовой полосе. На севере они втягивались в
оборонительные бои, а на юге готовились к вводу в прорыв.
На этом закончился первый этап операции. Он показал, что штаб
Юго-Западного фронта и командующие армиями к началу операции допустили
крупную ошибку в оценке сил противника. Мы считали, что к 11 мая вражеское
командование располагало двенадцатью пехотными и одной танковой дивизией. В
действительности же в полосе фронта в районе Харькова находилось пятнадцать
пехотных и две танковые дивизии. Кроме того, прибыла и начала выгружаться
еще одна пехотная дивизия, а две другие были на подходе.
Затянувшиеся бои по прорыву главной полосы обороны позволили противнику
выиграть время. Он подтянул резервы из глубины, а также с неатакованных
участков фронта, уплотнил боевые порядки. В итоге это дало ему возможность
изменить в свою пользу первоначальное соотношение сил.
Недооценивая противостоящие силы, их подвижность, маневренность,
считая, что враг чуть ли не на грани истощения, штаб фронта наряду с этим
переоценивал возможности наших войск. Он полагал, что соединения первых
эшелонов легко разгромят противостоящие дивизии врага. Отсюда вытекали и
ошибочные установки при планировании наступательной операции, о которых уже
шла речь.
Ошибочные оценки не были изменены в ходе боевых действий даже тогда,
когда наши войска по существу потеряли инициативу. В полосе наступления