Страница:
имелись и другие немаловажные факторы. Мы досконально изучили вражескую
оборону на всю глубину ее главной полосы и, следовательно, были в состоянии
подавить огневые точки первой линии уже в период артподготовки. Кроме того,
в случае успеха наступления, подготовляемого в полосе левого соседа -
советской 6-й армии, должно было резко ухудшиться и положение
противостоявших нам войск. Наконец, большую часть последних составляла 2-я
венгерская армия, а в ее рядах было много солдат и офицеров, не желавших
воевать за интересы гитлеровской Германии, и это в известной мере облегчало
решение задачи.
Здесь нужно напомнить, что к тому времени Венгрия, втянутая своими
фашистскими правителями в войну на стороне гитлеровской Германии, уже
понесла тяжелые потери на советско-германском фронте. Работая над настоящей
книгой, я узнал из архивных документов, что только в период с октября 1941
г. по сентябрь 1942 г. были почти полностью уничтожены 102, 108-я и 109-я
венгерские пехотные дивизии, а четыре другие - 6, 7, 9-я и 20-я потеряли
около половины личного состава{145}.
В сентябре хортистские войска, противостоявшие 40-й армии, получили
крупное пополнение. Но, несмотря на затишье, продолжавшееся здесь всю осень
и часть зимы, они продолжали нести большие потери, в особенности от наших
снайперов. Это усиливало деморализацию венгерских солдат, их гнетущее
настроение. В дневнике, найденном на Сторожевском плацдарме у одного из
убитых в бою венгерских солдат, были такие записи: "Не дождемся улучшения
положения. Хорошо бьют русские снайперы. Стоит только показаться, как они
тебя продырявят. Обычно смертельно... Подсчитываем потери роты: 20 убитых,
94 раненых... Вижу нашу \361\ судьбу: мало шансов на возвращение домой.
Поскорее бы окончилась война, иначе мы псе погибнем. Половина уже
погибла..."{146}.
Венгерские солдаты начинали искать выхода из того гибельного положения,
в котором они оказались по вине гитлеровцев и их хортистских подручных.
"Каждый наш венгерский солдат,- рассказывал сдавшийся в плен командир,-
ненавидит проклятых немецких фашистов. Никто не хочет воевать. На войну нас
гонят... Позади нас стоят немецкие войска, которые расстреливают каждого,
кто осмелится отступить"{147}.
Действительно, как мы знали, противостоявшие нам войска располагались
так: в первом эшелоне - венгерские, во втором - немецкие, причем последние
находились там не столько для совместных действий и оказания помощи
союзнику, сколько для устрашения венгерских солдат, не желавших воевать
против Советского Союза.
Но и это не помогало. Дезертирство в венгерской армии принимало все
большие размеры. Нередки были случаи, когда в плен сдавались отдельные
группы солдат и даже целые подразделения. И делали они это не столько из
страха - храбрость венгерских солдат известна! - сколько потому, что не
видели причин продолжать войну. "Зачем нам стрелять в русских? Они нам
ничего не сделали",- так заявил ефрейтор одного из отделений, придя в
расположение наших войск во главе своих солдат, единодушно решивших сдаться
в плен{148}.
...Вероятно, мне не удалось рассеять сомнения генерала армии Г. К.
Жукова. Выслушав, он поднялся.
- Поедем в войска, на передний край. А там посмотрим...
Георгий Константинович Жуков, видный советский военачальник, в годы
Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. одним из первых среди военных
руководителей в Советской стране применил на практике наиболее действенные
методы подготовки, организации и ведения боевых действий. Одним из
принципов, которых он, а также А. М. Василевский неизменно придерживались
перед постановкой задачи на наступление, было личное ознакомление с обороной
противника.
Этим я вовсе не хочу сказать, что так поступали только генералы Жуков и
Василевский. Все дело в том, что такой подход к делу со стороны многих
других генералов не выходил за рамки армии или даже дивизии, которыми они
командовали, между тем как Г. К. Жуков и А. М. Василевский в качестве
представителей Ставки обычно координировали и направляли действия нескольких
фронтов. Поэтому и командующие этими фронтами, а также входившими в их
состав армиями, командиры корпусов, дивизий и \362\ т. д. сначала ползали по
переднему краю вместе с представителями Ставки, а затем, обнаружив все
преимущества такой системы изучения обороны противника, сделали ее
неотъемлемой составной частью своей деятельности по руководству войсками.
И, как правило, она давала хорошие результаты. Впрочем, могут сказать,
что доказывать, насколько важно для командира лично знать сильные и слабые
стороны обороны противника - значит ломиться в открытую дверь. Возможно.
Однако понимать - это одно дело, а действовать соответственно - другое. К
сожалению, не всегда все это сочеталось. И не только потому, что на переднем
крае было небезопасно. Часто сведения, доставляемые разведкой, пленными,
считались достаточными, а посему командиру и в голову не приходило самому
присмотреться к вражеской обороне.
Вот почему пример старшего начальника играл в этом такую важную роль.
Что же касается примера представителей Ставки, то его значение было особенно
велико в силу того, что этот метод руководства боевыми действиями войск
быстро распространился во всех звеньях действующей армии.
Итак, Георгий Константинович и на этот раз был верен себе: вы, мол,
изучили, ну, что ж, очень хорошо, а теперь и я посмотрю. Начали мы со
Сторожевского плацдарма, откуда, но моему предположению, следовало нанести
главный удар. Здесь к нам присоединился генерал-майор П. М. Шафаренко,
командир занимавшей часть плацдарма 25-й гвардейской стрелковой дивизии. По
ходу сообщения вышли на передний край.
Было тихо. Лишь изредка застрочит пулемет или прогремит артиллерийский
выстрел...
Прошли по траншеям по всему переднему краю на плацдарме. Отсюда до
укреплений противника было 150-200 м. Кое-где мы подползали и поближе. Лежа
за бугорком или кустиком в 80- 100 м от неприятеля, присматривались к
заграждениям, изучали подходы к переднему краю и систему огня.
Пояснения давал генерал Шафаренко, хорошо знавший не только секторы
обстрела огневых точек, но и пункты отдыха личного состава, места ночных и
круглосуточных постов, расположение складов противника. На обратном пути Г.
К. Жуков обстоятельно беседовал с солдатами и офицерами. Расспрашивал о
мельчайших подробностях в поведении неприятельских войск режиме огня,
времени приема пищи, смены часовых...
Такое же обследование произвел Георгий Константинович и несколько левее
- в полосе соседней 107-й стрелковой дивизии полковника П. М. Бежко. Затем
переправились обратно на левый берег Дона и побывали в правофланговой 141-й
стрелковой дивизии, которой командовал полковник П. И. Шпилев.
Противостоявшие нам войска вышли на западный берег Дона в начале июля и
с тех пор, в течение более пяти месяцев, \363\ создавали и совершенствовали
оборону. Ее передний край проходил по правому берегу Дона, который почти на
сотню метров возвышается над левым. Это позволяло противнику просматривать
расположение наших войск на большую глубину и создать систему фланкирующего
огня вдоль русла реки и на скатах крутого берега.
На переднем крае вражеское командование сосредоточило основную массу
автоматического оружия. Для пулеметов была построена система дзотов,
соединенных между собой траншеями со стрелковыми ячейками. От траншей в
глубину обороны ответвлялись ходы сообщения. Интервалы между дзотами, как и
расстояние от них до находившихся позади блиндажей пулеметных расчетов, не
превышали 75-100 м. Все это дополнялось устроенными перед передним краем
проволочными заграждениями в три ряда, а на отдельных участках - спиралями
Бруно и ежами.
Все это мы смогли показать Г. К. Жукову в течение дня. Когда же
стемнело, он увидел, как к проволочным заграждениям были выставлены группы
охранения из 5-6 человек с ручным или станковым пулеметом. Между ними
передвигались патрули в составе 2-4 человек. И те, и другие были довольно
хорошо видны, так как вражеские наблюдатели, снабженные сигнальными
пистолетами и ракетами, каждые 1-2 минуты освещали подступы к своему
переднему краю.
Замечу, что. хотя построенные здесь укрепления могли быть легко
разрушены нашей артиллерией - и это вскоре полностью \364\ подтвердилось,-
вражеское командование считало их несокрушимыми. В соответствии с этим оно
самонадеянно сосредоточило основную массу огневых средств в первой траншее.
Генерала Жукова интересовала также вторая линия обороны противника. По
данным нашей разведки, она представляла собой систему опорных пунктов,
расположенных на высотах, в населенных пунктах и отдельных рощах. В каждом
из них, в зависимости от его размера и тактической значимости, имелся
гарнизон в составе взвода, роты или батальона. Местность в глубине обороны
врага была пересечена оврагами, руслами малых рек и перелесками. Эти
естественные препятствия были использованы для укрепления обороны.
Наиболее прочные опорные пункты были оборудованы в селениях Сторожевое
1-е и Урыво-Покровское, а также в так называемой Ореховой роще. На них, в
особенности на последний, я и обратил внимание Георгия Константиновича.
Ореховая роща была расположена на высоте 185 недалеко от вражеского
переднего края. Созданный там опорный пункт был узловым, и его захват
подорвал бы всю оборону противостоявших нам на Сторожевском плацдарме войск.
Существенным являлось и то обстоятельство, что в Ореховой роще и в
Урыво-Покровском оборонялись части одного армейского корпуса, а в соседнем
Сторожевом 1-м - другого. Именно Ореховая роща, таким образом, находилась на
стыке двух корпусов, что до некоторой степени облегчало прорыв их обороны.
Понаблюдав за высотой 185, генерал армии Г. К. Жуков согласился, что
расположенный на ней опорный пункт является ключевой позицией.
- Да, конечно, им надо овладеть в первую очередь,- заметил он, выслушав
наши предложения,- иначе возрастут трудности прорыва обороны в целом.
В штаб армии мы вернулись поздно ночью. Здесь уже собрались вызванные к
этому времени командиры дивизий, начальники родов войск и служб.
Представитель Ставки прежде всего выслушал доклад начальника разведки армии
полковника С. И. Черных о состоянии обороны противника, его намерениях и
силах. Данные разведки существенно дополнили впечатление, сложившееся у
Георгия Константиновича после поездки в войска.
Вслед за этим генерал армии Г. К. Жуков предложил командирам дивизий
изложить свое мнение о намечаемой наступательной операции. Все они
решительно высказались за ее проведение.
Тут же разгорелся спор между генералом Шафаренко и полковником Бежко.
Каждый из них считал, что именно в полосе его дивизии целесообразно нанести
главный удар. П. М. Бежко был особенно настойчив. Он заявлял, что ему легче
прорвать вражескую оборону, так как от него до противника ближе, чем в
полосе 25-й гвардейской стрелковой дивизии, местность удобнее, \365\
вражеские укрепления слабее. Шафаренко, напротив, отстаивал преимущества
своего участка.
Полемика между двумя командирами дивизий приняла довольно бурный
характер. При всем том она лучше всего показывала, что каждый из них не
только хорошо знал условия, в которых предстояло действовать его соединению,
но и оспаривал право взять на себя наибольшую тяжесть в выполнении задач
будущего наступления.
Жуков терпеливо и внимательно слушал. Он явно был настроен теперь
совсем не так, как в момент своего приезда. Видимо, огромный опыт помог ему
на месте правильно оценить обстановку и отказаться от скептического
отношения к идее наступательной операции в полосе 40-й армии.
Заинтересовавшись спором двух командиров дивизий, он как бы мысленно
взвешивал доводы каждого из них.
Кто же из них был прав? Лично я все больше склонялся к тому, чтобы
главный удар нанести силами обеих дивизий. Георгий Константинович пришел к
такому же заключению. Обратившись ко мне за некоторыми уточнениями по этому
вопросу, он в конце совещания объявил, что направление главного удара будет
немного смещено влево и захватит часть полосы 107-й стрелковой дивизии.
-Так что готовьтесь,-сказал Георгий Константинович обрадованным
командирам дивизий,- предусмотрите все до мелочей. Времени на подготовку
будет у вас достаточно. - И обращаясь ко всем присутствующим в заключение
заявил: - Обо всем увиденном и услышанном во время пребывания в 40-й армии
доложу Верховному Главнокомандующему. Предложение о проведении
наступительной операции поддержу. Желаю вам успеха в предстоящих боях,
товарищи!
IV
Проводив представителя Ставки в штаб фронта, откуда он намеревался
вылететь в Москву, мы с жаром принялись за подготовку к наступлению.
Впрочем, о спешке не могло быть и речи, так как из разговора с Г. К. Жуковым
перед его отъездом я понял, что в нашем распоряжении будет не меньше месяца.
Этот срок диктовался как в целом обстановкой на южном крыле
советско-германского фронта, так и предстоящими мероприятиями по усилению
40-й армии.
Уже 23 ноября 1942 г. советские войска под Сталинградом завершили
окружение основной группировки противника. 22 вражеские дивизии с
многочисленными приданными частями были зажаты в кольце на простреливаемой
во всех направлениях местности. Немецко-фашистская армия окапалась на пороге
катастрофы. Стремясь предотвратить ее п в то же время удержать в своих \366\
руках район Сталинграда, гитлеровское командование пыталось извне прорвать
кольцо окружения. С этой целью оно создавало од повременно дне крупные
ударные группировки. Одну в районе Котельниково, другую - Тормосина.
Котельниковская группировка перешла в наступление 12 декабря и была
разгромлена войсками Юго-Восточного фронта в конце месяца. Сосредоточение
тормосинской группировки задерживалось и разгромить ее было приказано
войскам Юго-Западного фронта. Верховное Главнокомандование поставило им
задачу: "боковско-морозовскую группу противника взять в клещи, пройтись по
ее тылам и ликвидировать одновременным ударом" 5-й танковой и 3-й
гвардейской армий с востока, а также 1-й гвардейской,- с северо-запада{149}.
Таким образом, войскам Юго-Западного фронта предстояло наступать на
юго-восток, а не на юго-запад, как намечалось ранее. Разгром деблокирующих
группировок противника отсрочил осуществление плана наступления 40-й армии.
Его можно было начать только после очищения от врага большой излучины Дона и
поэтому после отъезда Г. К. Жукова долго еще не было и речи о сроке ее
начала. Его указала Ставка в своей директиве от 21 декабря, назначив
наступление на 12 января 1943 г.
Однако, поскольку наступление 40-й армии было делом решенным, мы еще в
самом начале декабря начали подготовку к нему. Таким образом, в нашем
распоряжении оказалось больше месяца. Правда, первые две-три недели состав
армии оставался прежним, но и имевшимися тогда силами удалось сделать
немало.
Должен еще раз подчеркнуть, что подготовка к наступлению проходила в
новых условиях, сложившихся к концу 1942 г. и знаменовавших начало коренного
перелома в ходе войны. Поворот этот был подготовлен не только наступлением
советских войск в районе Сталинграда и окружением действовавшей там
вражеской группировки, ибо и эти грандиозные по своему значению события сами
являлись следствием и отражением происходивших в то время глубоких изменений
в соотношении сил сторон на советско-германском фронте.
Любознательный читатель найдет немало книг, специально посвященных
анализу этих изменений. Здесь же нужно лить напомнить, что наша
социалистическая Родина оказалась в состоянии в ходе боевых действий не
только восполнять понесенные потери, но и непрерывно, в более широких
масштабах, чем гитлеровская Германия, количественно и качественно наращивать
свои Вооруженные Силы. В то же время война обогатила нас новым опытом,
способствовала дальнейшему развитию советского военного искусства. Этот
необратимый процесс вел к окончательной утрате противником таких временных
преимуществ, использованных им в первый период войны, как превосходство в
силах и технических \367\ средствах борьбы, а также опыт ведения боевых
действий с массированным примененном современной военной техники.
Общие коренные перемены обусловили в декабре 1942 г. и начале января
1943 г. также характер подготовки 40-й армии к наступлению. Он весьма
поучителен, особенно в сравнении с предшествующими наступательными
операциями, в которых мне довелось участвовать. Оставляя историку почетную
обязанность подробно осветить этот вопрос, коснусь лишь нескольких сторон
нашей подготовки. Так, мы хорошо изучили противостоящие войска и были далеки
от той недооценки их сил, которая столь пагубно отразилась на действиях
войск Юго-Западного фронта под Харьковом в мае 1942 г. Далее, в отличие от
условий, в которых действовали, например, 1-я танковая и 1-я гвардейская
армии под Сталинградом в июле - сентябре, мы имели достаточно времени на
подготовку операций.
Наконец, сама подготовка велась нами на совершенно иной основе, которая
определялась возросшим боевым опытом Красной Армии, новыми крупными
достижениями советского военного искусства. В то время, в конце 1942 г., они
нашли отражение в ряде указаний Ставки Верховного Главнокомандования,
которыми в соответствии с накопленным опытом были определены принципы
организации и ведения наступательного боя.
Мне было хорошо известно, какой дорогой ценой достался нам этот опыт.
Задача совершенствования наступательного боя советских войск встала перед
нами в самом начале войны. Уже тогда на практике выявились недостатки в
управлении войсками, ошибочность равномерного распределения сил по фронту,
слабое артиллерийское и авиационное обеспечение наступления. Многое
изменилось уже в период контрнаступления под Москвой. Уменьшились полосы
наступления, увеличились тактические плотности. Основные усилия теперь были
сосредоточены на направлениях главного удара. Это содействовало достижению
определенных успехов. Однако мы все еще не могли обеспечить нанесение
мощного первоначального удара и осуществление решительных целей наступления.
Когда в октябре, уже на Воронежском фронте, я ознакомился с упомянутыми
указаниями Ставки, перед глазами словно ожила картина недавних
наступательных боев 1-й танковой и 1-й гвардейской армий. Они сыграли
значительную роль в оборонительный период Сталинградской битвы. Но в то же
время их действия окончательно подтвердили необходимость дальнейших перемен
в построении боевых порядков в наступательных операциях наших войск.
Вспомнилось наступление 1-й гвардейской армии 18 сентября,
В ее составе было восемь стрелковых дивизий. Правда, большинство из них
имело неполный состав. Но сейчас речь не о том. В первом эшелоне у нас было
пять дивизий, во втором - три, Однако боевые порядки и тех и других в свою
очередь густо \368\ эшелонировались в глубину. Каждая дивизия имела два
полка в первом эшелоне и один - во втором. Это построение повторялось в
каждом стрелковом полку и далее - в батальоне, роте, взводе. В результате
дивизия в целом из 27 рот имела в первой линии всего лишь восемь, т. е.
около трети. Остальные ее стрелковые части и подразделения эшелонировались в
глубину примерно до 2 км, покрывая поле сплошными боевыми порядками. Таким
образом, в первоначальном ударе дивизии большая часть огневых средств
стрелковых подразделений участия не принимала.
Это было бы оправдано в том случае, если бы наступающие советские
войска обладали тогда большей огневой мощью и подвижностью. Но ведь в то
время у нас не хватало артиллерии, танков, авиации. В результате при
показанном выше боевом порядке частей и соединений Красной Армии атаки часто
захлебывались, так как мы не использовали даже той огневой мощи (всего
стрелкового оружия), какой располагали. Кроме того, многочисленные
подразделения вторых эшелонов при таких условиях еще до вступления в бой
несли большие и, главное, неоправданные потери от огня артиллерии, минометов
и самолетов противника.
Такое построение боевых порядков, сохранившееся у нас еще с довоенных
времен, и было отменено приказом наркома обороны в октябре 1942 г. С целью
максимального и одновременного участия пехоты и ее огневых средств в бою
стрелковая рота, батальон, полк, дивизии должны были строиться в один эшелон
и иметь в резерве соответственно отделение, взвод, роту, батальон. Атакующим
стрелковым отделениям и взводам надлежало развертываться в цепь, которая в
дальнейшем стала основой построения боевых порядков стрелковых
подразделений.
Важным нововведением было и определение места командира взвода и роты.
Он должен был находиться за боевым порядком своего подразделения. Это
позволило ему лучше видеть ход боя и руководить им.
Огромное влияние на организацию и ведение наступательных действий
советских войск оказал приказ наркома обороны относительно боевого
использования танковых и механизированных частей и соединений, разработанный
на основе опыта проведенных ранее операций. Основные требования приказа
сводились к следующему. Отдельные танковые бригады и полки в наступлении
предназначались для усиления пехоты. Их боевые машины действовали как танки
непосредственной поддержки пехоты (НПП). Отдельные механизированные бригады
являлись средством армейского командования. Они должны были использоваться
им как подвижный резерв. Танковым и механизированным корпусам надлежало
действовать в полном составе на главном направлении фронта и армии в
качестве эшелонов развития успеха. Приказ подробно касался вопросов
организации и проведения танковых атак, использования танковых и
механизированных соединений в различных \369\ условиях обстановки, их
взаимодействия с пехотой, артиллерией и авиацией.
Значение всех этих изменений, содержавших основы советской теории
боевого применения всех родов войск и их взаимодействия в современной войне,
было исключительно велико. Они в огромной мере обусловили в дальнейшем
крупные успехи Советских Вооруженных Сил в тяжелой борьбе с сильным и
опытным противником.
Под знаком этих важных нововведений проходила вся подготовка 40-й армии
к наступлению. Приказы были прежде всего тщательно изучены командирами,
вплоть до отделенных.
Благодаря этому обучение личного состава велось в строгом соответствии
с новыми положениями, вошедшими вскоре в наши боевые уставы. Позднее, уже в
ходе наступления, полностью подтвердился высокий уровень боевой подготовки,
которую прошли перед его началом войска армии, причем не только соединения и
части ее прежнего состава, но и новые, прибывшие из глубокого тыла.
Но сомневаюсь, что тут в немалой степени сказалось еще одно
существенное обстоятельство, тоже показывающее, насколько
усовершенствовались по сравнению с первым периодом войны методы передачи
боевого опыта новым войсковым формированиям. Я имею в виду получившую к
концу 1942 г. широкое распространение практику укомплектования их офицерами
с боевым опытом, направляемыми той армией, в состав которой они
передавались.
Мы тоже позаботились таким путем о формировавшихся соединениях,
предназначенных для передачи в состав 40-й армии А их, как отмечалось выше,
было немало. По распоряжению фронта мы направили на укомплектование этих
соединений довольно значительную часть своего офицерского состава, в том
числе общевойсковых командиров, танкистов, артиллеристов и представителей
всех других родов войск. Они и руководили как обучением личного состава
прибывших из тыла частей в соответствии с новыми принципами организации и
ведения наступательного боя, так и их действиями в ходе операции.
Части усиления, обещанные Верховным Главнокомандующим, начали прибывать
уже в декабре. Одновременно были пополнены имеющиеся дивизии. Тысячи людей и
большое количество боевой техники надо было принять, разместить,
замаскировать, особенно от воздушного противника.
По мере прибытия пополнения развертывалось и его обучение. Занятия, на
которые ежедневно отводилось 6-8 часов, проводились в лесах и вблизи
населенных пунктов. В тылу армии был создан специальный полигон, на котором
мы воспроизвели инженерные заграждения и укрепления, имевшиеся у противника
на переднем крае. На полигоне изо дня в день происходили в полном смысле
слова репетиции штурма вражеской линии обороны. Кроме \370\ того, в штабе
армии мы проводили занятия с командирами соединений. На картах, на ящике с
песком и затем на местности детально отрабатывались предстоявшие
наступательные действия. Главное внимание обращалось на управление и
организацию взаимодействия родов войск, все усилия которых направлялись на
решение общей задачи.
Важно отметить, что времени на подготовку операции в нашем распоряжении
оказалось значительно больше, чем мы могли надеяться.
Дело в том, что Верховный Главнокомандующий, одобрив в конце ноября
предложение о проведении наступления силами 40-й армии, вскоре решил
отсрочить его. Это было вызвано тем, что в начале декабря усилия Ставки были
оборону на всю глубину ее главной полосы и, следовательно, были в состоянии
подавить огневые точки первой линии уже в период артподготовки. Кроме того,
в случае успеха наступления, подготовляемого в полосе левого соседа -
советской 6-й армии, должно было резко ухудшиться и положение
противостоявших нам войск. Наконец, большую часть последних составляла 2-я
венгерская армия, а в ее рядах было много солдат и офицеров, не желавших
воевать за интересы гитлеровской Германии, и это в известной мере облегчало
решение задачи.
Здесь нужно напомнить, что к тому времени Венгрия, втянутая своими
фашистскими правителями в войну на стороне гитлеровской Германии, уже
понесла тяжелые потери на советско-германском фронте. Работая над настоящей
книгой, я узнал из архивных документов, что только в период с октября 1941
г. по сентябрь 1942 г. были почти полностью уничтожены 102, 108-я и 109-я
венгерские пехотные дивизии, а четыре другие - 6, 7, 9-я и 20-я потеряли
около половины личного состава{145}.
В сентябре хортистские войска, противостоявшие 40-й армии, получили
крупное пополнение. Но, несмотря на затишье, продолжавшееся здесь всю осень
и часть зимы, они продолжали нести большие потери, в особенности от наших
снайперов. Это усиливало деморализацию венгерских солдат, их гнетущее
настроение. В дневнике, найденном на Сторожевском плацдарме у одного из
убитых в бою венгерских солдат, были такие записи: "Не дождемся улучшения
положения. Хорошо бьют русские снайперы. Стоит только показаться, как они
тебя продырявят. Обычно смертельно... Подсчитываем потери роты: 20 убитых,
94 раненых... Вижу нашу \361\ судьбу: мало шансов на возвращение домой.
Поскорее бы окончилась война, иначе мы псе погибнем. Половина уже
погибла..."{146}.
Венгерские солдаты начинали искать выхода из того гибельного положения,
в котором они оказались по вине гитлеровцев и их хортистских подручных.
"Каждый наш венгерский солдат,- рассказывал сдавшийся в плен командир,-
ненавидит проклятых немецких фашистов. Никто не хочет воевать. На войну нас
гонят... Позади нас стоят немецкие войска, которые расстреливают каждого,
кто осмелится отступить"{147}.
Действительно, как мы знали, противостоявшие нам войска располагались
так: в первом эшелоне - венгерские, во втором - немецкие, причем последние
находились там не столько для совместных действий и оказания помощи
союзнику, сколько для устрашения венгерских солдат, не желавших воевать
против Советского Союза.
Но и это не помогало. Дезертирство в венгерской армии принимало все
большие размеры. Нередки были случаи, когда в плен сдавались отдельные
группы солдат и даже целые подразделения. И делали они это не столько из
страха - храбрость венгерских солдат известна! - сколько потому, что не
видели причин продолжать войну. "Зачем нам стрелять в русских? Они нам
ничего не сделали",- так заявил ефрейтор одного из отделений, придя в
расположение наших войск во главе своих солдат, единодушно решивших сдаться
в плен{148}.
...Вероятно, мне не удалось рассеять сомнения генерала армии Г. К.
Жукова. Выслушав, он поднялся.
- Поедем в войска, на передний край. А там посмотрим...
Георгий Константинович Жуков, видный советский военачальник, в годы
Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. одним из первых среди военных
руководителей в Советской стране применил на практике наиболее действенные
методы подготовки, организации и ведения боевых действий. Одним из
принципов, которых он, а также А. М. Василевский неизменно придерживались
перед постановкой задачи на наступление, было личное ознакомление с обороной
противника.
Этим я вовсе не хочу сказать, что так поступали только генералы Жуков и
Василевский. Все дело в том, что такой подход к делу со стороны многих
других генералов не выходил за рамки армии или даже дивизии, которыми они
командовали, между тем как Г. К. Жуков и А. М. Василевский в качестве
представителей Ставки обычно координировали и направляли действия нескольких
фронтов. Поэтому и командующие этими фронтами, а также входившими в их
состав армиями, командиры корпусов, дивизий и \362\ т. д. сначала ползали по
переднему краю вместе с представителями Ставки, а затем, обнаружив все
преимущества такой системы изучения обороны противника, сделали ее
неотъемлемой составной частью своей деятельности по руководству войсками.
И, как правило, она давала хорошие результаты. Впрочем, могут сказать,
что доказывать, насколько важно для командира лично знать сильные и слабые
стороны обороны противника - значит ломиться в открытую дверь. Возможно.
Однако понимать - это одно дело, а действовать соответственно - другое. К
сожалению, не всегда все это сочеталось. И не только потому, что на переднем
крае было небезопасно. Часто сведения, доставляемые разведкой, пленными,
считались достаточными, а посему командиру и в голову не приходило самому
присмотреться к вражеской обороне.
Вот почему пример старшего начальника играл в этом такую важную роль.
Что же касается примера представителей Ставки, то его значение было особенно
велико в силу того, что этот метод руководства боевыми действиями войск
быстро распространился во всех звеньях действующей армии.
Итак, Георгий Константинович и на этот раз был верен себе: вы, мол,
изучили, ну, что ж, очень хорошо, а теперь и я посмотрю. Начали мы со
Сторожевского плацдарма, откуда, но моему предположению, следовало нанести
главный удар. Здесь к нам присоединился генерал-майор П. М. Шафаренко,
командир занимавшей часть плацдарма 25-й гвардейской стрелковой дивизии. По
ходу сообщения вышли на передний край.
Было тихо. Лишь изредка застрочит пулемет или прогремит артиллерийский
выстрел...
Прошли по траншеям по всему переднему краю на плацдарме. Отсюда до
укреплений противника было 150-200 м. Кое-где мы подползали и поближе. Лежа
за бугорком или кустиком в 80- 100 м от неприятеля, присматривались к
заграждениям, изучали подходы к переднему краю и систему огня.
Пояснения давал генерал Шафаренко, хорошо знавший не только секторы
обстрела огневых точек, но и пункты отдыха личного состава, места ночных и
круглосуточных постов, расположение складов противника. На обратном пути Г.
К. Жуков обстоятельно беседовал с солдатами и офицерами. Расспрашивал о
мельчайших подробностях в поведении неприятельских войск режиме огня,
времени приема пищи, смены часовых...
Такое же обследование произвел Георгий Константинович и несколько левее
- в полосе соседней 107-й стрелковой дивизии полковника П. М. Бежко. Затем
переправились обратно на левый берег Дона и побывали в правофланговой 141-й
стрелковой дивизии, которой командовал полковник П. И. Шпилев.
Противостоявшие нам войска вышли на западный берег Дона в начале июля и
с тех пор, в течение более пяти месяцев, \363\ создавали и совершенствовали
оборону. Ее передний край проходил по правому берегу Дона, который почти на
сотню метров возвышается над левым. Это позволяло противнику просматривать
расположение наших войск на большую глубину и создать систему фланкирующего
огня вдоль русла реки и на скатах крутого берега.
На переднем крае вражеское командование сосредоточило основную массу
автоматического оружия. Для пулеметов была построена система дзотов,
соединенных между собой траншеями со стрелковыми ячейками. От траншей в
глубину обороны ответвлялись ходы сообщения. Интервалы между дзотами, как и
расстояние от них до находившихся позади блиндажей пулеметных расчетов, не
превышали 75-100 м. Все это дополнялось устроенными перед передним краем
проволочными заграждениями в три ряда, а на отдельных участках - спиралями
Бруно и ежами.
Все это мы смогли показать Г. К. Жукову в течение дня. Когда же
стемнело, он увидел, как к проволочным заграждениям были выставлены группы
охранения из 5-6 человек с ручным или станковым пулеметом. Между ними
передвигались патрули в составе 2-4 человек. И те, и другие были довольно
хорошо видны, так как вражеские наблюдатели, снабженные сигнальными
пистолетами и ракетами, каждые 1-2 минуты освещали подступы к своему
переднему краю.
Замечу, что. хотя построенные здесь укрепления могли быть легко
разрушены нашей артиллерией - и это вскоре полностью \364\ подтвердилось,-
вражеское командование считало их несокрушимыми. В соответствии с этим оно
самонадеянно сосредоточило основную массу огневых средств в первой траншее.
Генерала Жукова интересовала также вторая линия обороны противника. По
данным нашей разведки, она представляла собой систему опорных пунктов,
расположенных на высотах, в населенных пунктах и отдельных рощах. В каждом
из них, в зависимости от его размера и тактической значимости, имелся
гарнизон в составе взвода, роты или батальона. Местность в глубине обороны
врага была пересечена оврагами, руслами малых рек и перелесками. Эти
естественные препятствия были использованы для укрепления обороны.
Наиболее прочные опорные пункты были оборудованы в селениях Сторожевое
1-е и Урыво-Покровское, а также в так называемой Ореховой роще. На них, в
особенности на последний, я и обратил внимание Георгия Константиновича.
Ореховая роща была расположена на высоте 185 недалеко от вражеского
переднего края. Созданный там опорный пункт был узловым, и его захват
подорвал бы всю оборону противостоявших нам на Сторожевском плацдарме войск.
Существенным являлось и то обстоятельство, что в Ореховой роще и в
Урыво-Покровском оборонялись части одного армейского корпуса, а в соседнем
Сторожевом 1-м - другого. Именно Ореховая роща, таким образом, находилась на
стыке двух корпусов, что до некоторой степени облегчало прорыв их обороны.
Понаблюдав за высотой 185, генерал армии Г. К. Жуков согласился, что
расположенный на ней опорный пункт является ключевой позицией.
- Да, конечно, им надо овладеть в первую очередь,- заметил он, выслушав
наши предложения,- иначе возрастут трудности прорыва обороны в целом.
В штаб армии мы вернулись поздно ночью. Здесь уже собрались вызванные к
этому времени командиры дивизий, начальники родов войск и служб.
Представитель Ставки прежде всего выслушал доклад начальника разведки армии
полковника С. И. Черных о состоянии обороны противника, его намерениях и
силах. Данные разведки существенно дополнили впечатление, сложившееся у
Георгия Константиновича после поездки в войска.
Вслед за этим генерал армии Г. К. Жуков предложил командирам дивизий
изложить свое мнение о намечаемой наступательной операции. Все они
решительно высказались за ее проведение.
Тут же разгорелся спор между генералом Шафаренко и полковником Бежко.
Каждый из них считал, что именно в полосе его дивизии целесообразно нанести
главный удар. П. М. Бежко был особенно настойчив. Он заявлял, что ему легче
прорвать вражескую оборону, так как от него до противника ближе, чем в
полосе 25-й гвардейской стрелковой дивизии, местность удобнее, \365\
вражеские укрепления слабее. Шафаренко, напротив, отстаивал преимущества
своего участка.
Полемика между двумя командирами дивизий приняла довольно бурный
характер. При всем том она лучше всего показывала, что каждый из них не
только хорошо знал условия, в которых предстояло действовать его соединению,
но и оспаривал право взять на себя наибольшую тяжесть в выполнении задач
будущего наступления.
Жуков терпеливо и внимательно слушал. Он явно был настроен теперь
совсем не так, как в момент своего приезда. Видимо, огромный опыт помог ему
на месте правильно оценить обстановку и отказаться от скептического
отношения к идее наступательной операции в полосе 40-й армии.
Заинтересовавшись спором двух командиров дивизий, он как бы мысленно
взвешивал доводы каждого из них.
Кто же из них был прав? Лично я все больше склонялся к тому, чтобы
главный удар нанести силами обеих дивизий. Георгий Константинович пришел к
такому же заключению. Обратившись ко мне за некоторыми уточнениями по этому
вопросу, он в конце совещания объявил, что направление главного удара будет
немного смещено влево и захватит часть полосы 107-й стрелковой дивизии.
-Так что готовьтесь,-сказал Георгий Константинович обрадованным
командирам дивизий,- предусмотрите все до мелочей. Времени на подготовку
будет у вас достаточно. - И обращаясь ко всем присутствующим в заключение
заявил: - Обо всем увиденном и услышанном во время пребывания в 40-й армии
доложу Верховному Главнокомандующему. Предложение о проведении
наступительной операции поддержу. Желаю вам успеха в предстоящих боях,
товарищи!
IV
Проводив представителя Ставки в штаб фронта, откуда он намеревался
вылететь в Москву, мы с жаром принялись за подготовку к наступлению.
Впрочем, о спешке не могло быть и речи, так как из разговора с Г. К. Жуковым
перед его отъездом я понял, что в нашем распоряжении будет не меньше месяца.
Этот срок диктовался как в целом обстановкой на южном крыле
советско-германского фронта, так и предстоящими мероприятиями по усилению
40-й армии.
Уже 23 ноября 1942 г. советские войска под Сталинградом завершили
окружение основной группировки противника. 22 вражеские дивизии с
многочисленными приданными частями были зажаты в кольце на простреливаемой
во всех направлениях местности. Немецко-фашистская армия окапалась на пороге
катастрофы. Стремясь предотвратить ее п в то же время удержать в своих \366\
руках район Сталинграда, гитлеровское командование пыталось извне прорвать
кольцо окружения. С этой целью оно создавало од повременно дне крупные
ударные группировки. Одну в районе Котельниково, другую - Тормосина.
Котельниковская группировка перешла в наступление 12 декабря и была
разгромлена войсками Юго-Восточного фронта в конце месяца. Сосредоточение
тормосинской группировки задерживалось и разгромить ее было приказано
войскам Юго-Западного фронта. Верховное Главнокомандование поставило им
задачу: "боковско-морозовскую группу противника взять в клещи, пройтись по
ее тылам и ликвидировать одновременным ударом" 5-й танковой и 3-й
гвардейской армий с востока, а также 1-й гвардейской,- с северо-запада{149}.
Таким образом, войскам Юго-Западного фронта предстояло наступать на
юго-восток, а не на юго-запад, как намечалось ранее. Разгром деблокирующих
группировок противника отсрочил осуществление плана наступления 40-й армии.
Его можно было начать только после очищения от врага большой излучины Дона и
поэтому после отъезда Г. К. Жукова долго еще не было и речи о сроке ее
начала. Его указала Ставка в своей директиве от 21 декабря, назначив
наступление на 12 января 1943 г.
Однако, поскольку наступление 40-й армии было делом решенным, мы еще в
самом начале декабря начали подготовку к нему. Таким образом, в нашем
распоряжении оказалось больше месяца. Правда, первые две-три недели состав
армии оставался прежним, но и имевшимися тогда силами удалось сделать
немало.
Должен еще раз подчеркнуть, что подготовка к наступлению проходила в
новых условиях, сложившихся к концу 1942 г. и знаменовавших начало коренного
перелома в ходе войны. Поворот этот был подготовлен не только наступлением
советских войск в районе Сталинграда и окружением действовавшей там
вражеской группировки, ибо и эти грандиозные по своему значению события сами
являлись следствием и отражением происходивших в то время глубоких изменений
в соотношении сил сторон на советско-германском фронте.
Любознательный читатель найдет немало книг, специально посвященных
анализу этих изменений. Здесь же нужно лить напомнить, что наша
социалистическая Родина оказалась в состоянии в ходе боевых действий не
только восполнять понесенные потери, но и непрерывно, в более широких
масштабах, чем гитлеровская Германия, количественно и качественно наращивать
свои Вооруженные Силы. В то же время война обогатила нас новым опытом,
способствовала дальнейшему развитию советского военного искусства. Этот
необратимый процесс вел к окончательной утрате противником таких временных
преимуществ, использованных им в первый период войны, как превосходство в
силах и технических \367\ средствах борьбы, а также опыт ведения боевых
действий с массированным примененном современной военной техники.
Общие коренные перемены обусловили в декабре 1942 г. и начале января
1943 г. также характер подготовки 40-й армии к наступлению. Он весьма
поучителен, особенно в сравнении с предшествующими наступательными
операциями, в которых мне довелось участвовать. Оставляя историку почетную
обязанность подробно осветить этот вопрос, коснусь лишь нескольких сторон
нашей подготовки. Так, мы хорошо изучили противостоящие войска и были далеки
от той недооценки их сил, которая столь пагубно отразилась на действиях
войск Юго-Западного фронта под Харьковом в мае 1942 г. Далее, в отличие от
условий, в которых действовали, например, 1-я танковая и 1-я гвардейская
армии под Сталинградом в июле - сентябре, мы имели достаточно времени на
подготовку операций.
Наконец, сама подготовка велась нами на совершенно иной основе, которая
определялась возросшим боевым опытом Красной Армии, новыми крупными
достижениями советского военного искусства. В то время, в конце 1942 г., они
нашли отражение в ряде указаний Ставки Верховного Главнокомандования,
которыми в соответствии с накопленным опытом были определены принципы
организации и ведения наступательного боя.
Мне было хорошо известно, какой дорогой ценой достался нам этот опыт.
Задача совершенствования наступательного боя советских войск встала перед
нами в самом начале войны. Уже тогда на практике выявились недостатки в
управлении войсками, ошибочность равномерного распределения сил по фронту,
слабое артиллерийское и авиационное обеспечение наступления. Многое
изменилось уже в период контрнаступления под Москвой. Уменьшились полосы
наступления, увеличились тактические плотности. Основные усилия теперь были
сосредоточены на направлениях главного удара. Это содействовало достижению
определенных успехов. Однако мы все еще не могли обеспечить нанесение
мощного первоначального удара и осуществление решительных целей наступления.
Когда в октябре, уже на Воронежском фронте, я ознакомился с упомянутыми
указаниями Ставки, перед глазами словно ожила картина недавних
наступательных боев 1-й танковой и 1-й гвардейской армий. Они сыграли
значительную роль в оборонительный период Сталинградской битвы. Но в то же
время их действия окончательно подтвердили необходимость дальнейших перемен
в построении боевых порядков в наступательных операциях наших войск.
Вспомнилось наступление 1-й гвардейской армии 18 сентября,
В ее составе было восемь стрелковых дивизий. Правда, большинство из них
имело неполный состав. Но сейчас речь не о том. В первом эшелоне у нас было
пять дивизий, во втором - три, Однако боевые порядки и тех и других в свою
очередь густо \368\ эшелонировались в глубину. Каждая дивизия имела два
полка в первом эшелоне и один - во втором. Это построение повторялось в
каждом стрелковом полку и далее - в батальоне, роте, взводе. В результате
дивизия в целом из 27 рот имела в первой линии всего лишь восемь, т. е.
около трети. Остальные ее стрелковые части и подразделения эшелонировались в
глубину примерно до 2 км, покрывая поле сплошными боевыми порядками. Таким
образом, в первоначальном ударе дивизии большая часть огневых средств
стрелковых подразделений участия не принимала.
Это было бы оправдано в том случае, если бы наступающие советские
войска обладали тогда большей огневой мощью и подвижностью. Но ведь в то
время у нас не хватало артиллерии, танков, авиации. В результате при
показанном выше боевом порядке частей и соединений Красной Армии атаки часто
захлебывались, так как мы не использовали даже той огневой мощи (всего
стрелкового оружия), какой располагали. Кроме того, многочисленные
подразделения вторых эшелонов при таких условиях еще до вступления в бой
несли большие и, главное, неоправданные потери от огня артиллерии, минометов
и самолетов противника.
Такое построение боевых порядков, сохранившееся у нас еще с довоенных
времен, и было отменено приказом наркома обороны в октябре 1942 г. С целью
максимального и одновременного участия пехоты и ее огневых средств в бою
стрелковая рота, батальон, полк, дивизии должны были строиться в один эшелон
и иметь в резерве соответственно отделение, взвод, роту, батальон. Атакующим
стрелковым отделениям и взводам надлежало развертываться в цепь, которая в
дальнейшем стала основой построения боевых порядков стрелковых
подразделений.
Важным нововведением было и определение места командира взвода и роты.
Он должен был находиться за боевым порядком своего подразделения. Это
позволило ему лучше видеть ход боя и руководить им.
Огромное влияние на организацию и ведение наступательных действий
советских войск оказал приказ наркома обороны относительно боевого
использования танковых и механизированных частей и соединений, разработанный
на основе опыта проведенных ранее операций. Основные требования приказа
сводились к следующему. Отдельные танковые бригады и полки в наступлении
предназначались для усиления пехоты. Их боевые машины действовали как танки
непосредственной поддержки пехоты (НПП). Отдельные механизированные бригады
являлись средством армейского командования. Они должны были использоваться
им как подвижный резерв. Танковым и механизированным корпусам надлежало
действовать в полном составе на главном направлении фронта и армии в
качестве эшелонов развития успеха. Приказ подробно касался вопросов
организации и проведения танковых атак, использования танковых и
механизированных соединений в различных \369\ условиях обстановки, их
взаимодействия с пехотой, артиллерией и авиацией.
Значение всех этих изменений, содержавших основы советской теории
боевого применения всех родов войск и их взаимодействия в современной войне,
было исключительно велико. Они в огромной мере обусловили в дальнейшем
крупные успехи Советских Вооруженных Сил в тяжелой борьбе с сильным и
опытным противником.
Под знаком этих важных нововведений проходила вся подготовка 40-й армии
к наступлению. Приказы были прежде всего тщательно изучены командирами,
вплоть до отделенных.
Благодаря этому обучение личного состава велось в строгом соответствии
с новыми положениями, вошедшими вскоре в наши боевые уставы. Позднее, уже в
ходе наступления, полностью подтвердился высокий уровень боевой подготовки,
которую прошли перед его началом войска армии, причем не только соединения и
части ее прежнего состава, но и новые, прибывшие из глубокого тыла.
Но сомневаюсь, что тут в немалой степени сказалось еще одно
существенное обстоятельство, тоже показывающее, насколько
усовершенствовались по сравнению с первым периодом войны методы передачи
боевого опыта новым войсковым формированиям. Я имею в виду получившую к
концу 1942 г. широкое распространение практику укомплектования их офицерами
с боевым опытом, направляемыми той армией, в состав которой они
передавались.
Мы тоже позаботились таким путем о формировавшихся соединениях,
предназначенных для передачи в состав 40-й армии А их, как отмечалось выше,
было немало. По распоряжению фронта мы направили на укомплектование этих
соединений довольно значительную часть своего офицерского состава, в том
числе общевойсковых командиров, танкистов, артиллеристов и представителей
всех других родов войск. Они и руководили как обучением личного состава
прибывших из тыла частей в соответствии с новыми принципами организации и
ведения наступательного боя, так и их действиями в ходе операции.
Части усиления, обещанные Верховным Главнокомандующим, начали прибывать
уже в декабре. Одновременно были пополнены имеющиеся дивизии. Тысячи людей и
большое количество боевой техники надо было принять, разместить,
замаскировать, особенно от воздушного противника.
По мере прибытия пополнения развертывалось и его обучение. Занятия, на
которые ежедневно отводилось 6-8 часов, проводились в лесах и вблизи
населенных пунктов. В тылу армии был создан специальный полигон, на котором
мы воспроизвели инженерные заграждения и укрепления, имевшиеся у противника
на переднем крае. На полигоне изо дня в день происходили в полном смысле
слова репетиции штурма вражеской линии обороны. Кроме \370\ того, в штабе
армии мы проводили занятия с командирами соединений. На картах, на ящике с
песком и затем на местности детально отрабатывались предстоявшие
наступательные действия. Главное внимание обращалось на управление и
организацию взаимодействия родов войск, все усилия которых направлялись на
решение общей задачи.
Важно отметить, что времени на подготовку операции в нашем распоряжении
оказалось значительно больше, чем мы могли надеяться.
Дело в том, что Верховный Главнокомандующий, одобрив в конце ноября
предложение о проведении наступления силами 40-й армии, вскоре решил
отсрочить его. Это было вызвано тем, что в начале декабря усилия Ставки были