Страница:
расстояние от Калитвы до Чира.
Значение боев в западной части большой излучины Дона состоит также и в
том, что в ходе их противнику был нанесен чувствительный урон. Кроме того,
ему не удалось осуществить одну из наиболее существенных частей своего плана
летней кампании - окружение и уничтожение советских армий "между Донцом и
Доном". \261\ Бывший первый адъютант штаба 6-й немецкой армии полковник
Адам, ведавший вопросами потерь и пополнения, писал:
"Если бы мы одержали победу, то на таком огромном фронте это выразилось
бы в сотнях тысяч пленных, поля сражений были бы усеяны убитыми и ранеными,
мы имели бы горы трофейного оружия и разного военного снаряжения. В
действительности же картина была совсем иная... На поле боя мы обнаружили
мало убитых и раненых бойцов Красной Армии. А тяжелое оружие и транспорт
советские войска увели с собой..." И далее - о боях в большой излучине Дона,
от 23 июля: "...Некоторые роты потеряли треть своего боевого состава...
Боевая численность пехоты резко снизилась. В среднем рота насчитывала 60
человек... Армия выбилась из сил, измотана и очень ослаблена потерями"{89}.
Интересно и свидетельство бывшего гитлеровского генерала Г. Дерра о
боях этого периода. "Потери русской армии с 28 июня по 25 июля,- писал он,-
были, пожалуй, меньшими в сравнении с потерями наших сил... Управление
войсками на русской стороне, как это мы могли наблюдать с начала летней
кампании, свидетельствовало о том, что противник стремится сохранить свои
силы. Можно было предположить, что они будут использованы тогда, когда
германская армия распылит свои силы в русских просторах и окажется в тяжелом
положении в отношении снабжения"{90}.
Возвращаясь к рассказу о 38-й армии, следует отметить, что наш отход не
был стихийным, неорганизованным. Отходили не группы воинов, а батальоны,
полки, дивизии, т. е. армия, управляемая командирами и штабами,
поддерживавшими между собой связь. Армия вышла из многодневных неравных боев
в большой излучине Дона в составе всех своих восьми стрелковых дивизий и
других частей, ослабленных в результате значительных потерь, но сохранивших
боеспособность и готовых выполнять боевые задачи, поставленные командованием
Сталинградского фронта, в состав которого армия вошла 16 июля.
В тот день, продолжая отходить на северо-восток, мы подошли к Дону в
районе г. Серафимович. Здесь впервые связались со штабом Сталинградского
фронта. По его приказанию армия была отведена на левый берег Дона... Многим
из нас с болью подумалось тогда: "Почти год назад мы уходили за Днепр, неся
в сердцах жгучую ненависть к врагу и горячую веру в то, что скоро
вернемся... И ведь, казалось, начинала сбываться надежда. Это было зимой и
весной, когда мы наступали. Увы, мы вновь отступаем, теперь уже за Дон..."
Думы жгли душу. Но чувства бессилия или обреченности не было и в
помине. Жила, как и прежде, твердая, непоколебимая вера в разгром врага, в
нашу победу. Ведь уже в битве под \262\ Москвой Красная Армия не только
похоронила планы "блицкрига", но и развеяла миф о непобедимости
немецко-фашистского вермахта. И не было сомнений, что наступит, не может не
наступить день, когда враг испытает на себе еще более сокрушительные удары.
...С небольшой высотки хорошо видны переправы, по которым уходят за Дон
войска 38-й армии. В памяти оживают жаркие схватки с врагом, почти не
прекращавшиеся тяжелые бои. Вспоминается каждая высотка и рощица, каждый
речной бережок, за которы0 бились, оказывая фашистам ожесточенное
сопротивление.
В конце концов противник, обладавший многократным превосходством,
вынуждал нас отступать все дальше на восток - широкими донскими степями,
полями с налитой золотом пшеницей, которую некому было убрать, опустевшими,
покинутыми станицами.
Немало советских воинов полегло в боях на просторах донской степи,
отдав жизнь за Родину, во имя грядущей победы над врагом. Их подвиг довершат
оставшиеся в строю. Вот они идут, запыленные, с почерневшими от усталости
лицами. Идут не на отдых, а на новый боевой рубеж...
38-й армии была поставлена задача занять оборону по левому берегу Дона
в полосе устье р. Медведица - станица Новогригорьевская.
Справа оборонялась - тоже по левому берегу Дона - 63-я армия
генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова. От Клетской тянулся к югу рубеж 62-й
армии, которой тогда командовал генерал-майор В. Я. Колпакчи, а дальше, до
Верхне-Курмоярской - 64-й армии генерал-майора М. С. Шумилова.
Вскоре на просторах донских и приволжских степей и развернулось одно из
величайших сражений в истории войн - Сталинградская битва. \263\
I
В Сталинградской битве мне довелось участвовать уже не с 38-й армией. В
оборонительный период этого грандиозного многомесячного сражения я
командовал 1-й танковой, затем 1-й гвардейской армиями. Обе они сыграли
существенную роль на разных этапах ожесточенной борьбы за Сталинград, но их
боевые действия, к сожалению, должным образом не освещены. Поэтому
представляется целесообразным рассказать здесь хотя бы то, что запомнилось.
Прошло шесть дней с тех пор, как 38-я армия в ходе тяжелых
оборонительных боев с превосходящими силами противника отошла к Дону в
районе Серафимович, Клетская. Переправившись на левый берег, войска армии
начали приводить себя в порядок, строили оборону, а также создавали
предмостные укрепления на удерживаемых небольших плацдармах на правом
берегу.
Штаб армии расположился в населенном пункте Клетско-Почтовском. Я там
бывал редко, почти все время проводил в частях и соединениях, помогая их
командованию в организации обороны.
22 июля меня неожиданно вызвали в штаб Сталинградского фронта. В тот же
день я отправился в Сталинград. Вместе со мною поехал член Военного совета
38-й армии бригадный комиссар В. М. Лайок. В пути мы, разумеется, строили
всевозможные догадки о причинах вызова. В конце концов решили, что предстоит
совещание, на котором нужно будет присутствовать, а возможно и докладывать
об обстановке на нашем участке обороны.
Прибыв в Сталинград, мы первым долгом отправились в домик командующего
фронтом. И тут начались неожиданности. Прежде всего оказалось, что в домике
новый хозяин-генерал-лейтенант В. Н. Гордов. До этого он командовал 21-й
армией, а теперь был назначен командующим Сталинградским фронтом вместо
маршала С, К. Тимошенко. \264\ Замена не казалась мне равноценной. В. Н.
Гордов не обладал тогда опытом крупного военачальника. К сожалению, это
представление подтвердилось в дальнейшем. Ведь обстановка на сталинградском
направлении начала усложняться с каждым днем и даже с каждым часом. И именно
в тот чрезвычайно острый и напряженный период командование фронта оказалось
ослабленным, что не могло не отразиться на руководстве боевыми действиями, в
особенности в условиях многократного превосходства сил противника.
Генерал-лейтенант Гордов, конечно, старался сделать все, что мог. Но задача
была ему не по силам.
Штабу фронта и тем более командованию и штабам армий неизвестна была
причина ухода маршала С. К. Тимошенко с поста командующего. Все мы хорошо
знали и глубоко уважали Семена Константиновича. Он был участником
гражданской войны и активным организатором Красной Армии в мирное время:
командовал 3-м кавалерийским корпусом и войсками Киевского Особого военного
округа. Большой вклад был внесен им в дело разгрома белофиннов в 1939-1940
гг. Став народным комиссаром обороны, он в короткий срок, до нападения
фашистской Германии на Советский Союз, добился резкого повышения дисциплины
в войсках, устранил ошибки в подготовке личного состава, что способствовало
быстрому росту боевой мощи Красной Армии. Несмотря на тяжелые неудачи войск
Юго-Западного направления в 1941 г. и в первой половине 1942 г., приведшие к
отходу войск за р. Дон, мы верили в способность Семена Константиновича
успешно руководить фронтовым объединением. \265\
Перемены в командовании фронта были не единственной неожиданностью для
меня. Второй - о ней сообщил мне генерал-лейтенант Гордов - был приказ
Ставки Верховного Главнокомандования о моем назначении командующим 1-й
танковой армией. Далее выяснилось, что этой армии пока еще не существовало.
Ее предстояло сформировать на западном берегу Дона в районе Качалин,
Рычковский, Калач. И задача эта возлагалась на управление 38-й армии,
которое преобразовывалось в управление 1-й танковой армии и должно было
немедленно передислоцироваться из Клетско-Почтовского в район Калача. Войска
же 38-й армии было приказано передать в состав 21-й армии.
Кстати отмечу, что 21-я армия собственно и должна была занять оборону в
полосе устья р. Медведицы - станица Новогригорьевская. Так гласила директива
Ставки Верховного Главнокомандования от 12 июля. Но в ходе отступления
остатки этой армии отошли не на левый фланг 63-й армии, а на ее правый
фланг, в район, находившийся в 250 км к западу от отведенной им полосы. Вот
почему 16 июля эту полосу было приказано занять вышедшим к ней войскам 38-й
армии. Теперь же они передавались в состав 21-й армии, и ее полевое
управление должно было занять наше место в Клетско-Почтовском.
Итак, эта сторона дела была ясна. Я тотчас же связался по телефону с
Клетско-Почтовским и отдал необходимые распоряжения: своему заместителю
генерал-майору Г. И. Шерстюку приказал возглавить комиссию по передаче войск
с их участками \266\ обороны, а штабу под начальством полковника С. П.
Иванова - прибыть в район Калача.
Теперь можно было приступить к выполнению задач, связанных с
формированием 1-й танковой армии.
Приказ Ставки требовал сформировать армию к 24 часам 28 июля. В связи с
ухудшением обстановки к западу от Дона командующий фронтом сократил этот
срок на двое суток. Таким образом, армии предстояло быть готовой к ведению
боевых действий не позднее 24 часов 26 июля. Иначе говоря, в нашем
распоряжении для формирования и сколачивания 4-й танковой армии оставалось
всего четверо суток. Но и это было не все.
В состав армии должны были войти два танковых корпуса, три стрелковые
дивизии, четыре артиллерийских (два противотанковых и два ПВО) и один
гвардейский минометный полки. Фактически к началу формирования ей были
переданы 13-й и 28-й танковые корпуса, 131-я стрелковая дивизия, два
артиллерийских полка противовоздушной обороны и один противотанковый. Вместо
недостающих двух стрелковых дивизий, артиллерийского и гвардейского
минометного полков армии была придана 158-я тяжелая танковая бригада.
II
К утру 23 июля мы с В. М. Лайоком были уже в районе Калача. Начали с
поисков места для устройства командного пункта армии. Нашли его на берегу
Дона, к северу от Калача. На другой день прибыл и полковник С. П. Иванов со
штабом бывшей 38-й армии, а теперь уже 1-й танковой армии. Не теряя ни
минуты, мы приступили к формированию последней.
К тому времени обстановка на фронте резко обострилась.
Напомню, что еще к середине июля противник, разорвав фронт советских
войск и оттеснив их в ходе боев в большой излучине Дона частью к северу и
частью к югу, достиг линии р. Чир. Здесь 17 июня он встретил сильное
сопротивление передовых отрядов 62-й армии. Действуя при активной поддержке
авиации, передовые отряды в труднейших условиях в течение шести дней
сдерживали натиск превосходящих сил врага.
К исходу 22 июля вражеским войскам удалось выйти к переднему краю
главной полосы обороны 62-й армии, простиравшейся, как упоминалось, от
Клетской до Суровикино. Несколько часов спустя враг нанес удар на ее правом
фланге в районе Клетской.
Наступавшая на Сталинград 6-я немецкая армия имела тогда в своем
составе восемнадцать дивизий, в том числе три танковые и две моторизованные.
Она насчитывала почти четверть миллиона солдат и офицеров, имела до 7,5 тыс.
орудий и минометов, около 740 танков, располагала мощной поддержкой с
воздуха (до 1200 боевых самолетов). \267\
Противостоявшие им советские войска 62-й и правого фланга 64-й армий на
фронте Клетская - Суворовский имели восемь стрелковых дивизий, танковую
бригаду, семь отдельных танковых батальонов и два батальона пехотных училищ.
Соотношение в людях было 1,5:1, в артиллерии-2,6:1, в танках-2:1, в
самолетах-3,6:1 в пользу врага. На направлении главного удара-к югу от
Клетской - немецко-фашистское командование создало еще большее превосходство
сил. Оборонявшиеся там правофланговые соединения 62-й армии - 192-я, 184-я и
33-я гвардейская стрелковые дивизии - уступали сосредоточенным против них
войскам неприятеля как в численности личного состава (в 4-5 раз), так и в
количестве орудий и минометов (в 9-10 раз). Противник здесь имел и
абсолютное превосходство в танках и авиации.
С утра 23 июля правофланговый полк 33-й гвардейской стрелковой дивизии
был атакован 113-й пехотной и 16-й танковой дивизиями врага. Несколько
позднее противник нанес удар и на правом фланге 192-й стрелковой дивизии.
Используя многократное превосходство в силах и средствах, в особенности в
авиации, вражеские войска прорвали главную полосу обороны 62-й армии К
исходу дня они продвинулись в глубину до 20 км.
С утра 24 июля гитлеровцы на этом направлении дополнительно ввели в
сражение свежую моторизованную дивизию. Совместно с 60-й моторизованной
дивизией они прорвались в район Верхне-Бузиновка, где разгромили штабы 192-й
и 184-й стрелковых дивизий.
Контрудар, предпринятый силами 62-й армии, успеха не имел. Задержать
продвижение противника не удалось.
К исходу дня обе группировки врага прорвались к р. Дон в район
Каменский. Оказались окруженными части 184-й и 192-й стрелковых дивизий,
40-я танковая бригада и отдельный танковый батальон.
В штабе фронта, куда к этому времени прибыл начальник Генерального
штаба генерал-полковник А. М. Василевский, по его инициативе было принято
решение нанести контрудар с целью разгрома вражеской группировки,
прорвавшейся к Дону, и восстановления положения в полосе 62-й армии.
Осуществить контрудар должны были 1-я и одновременно с ней начавшая
формирование 4-я танковые армии.
К утру 24 июля соединения и части формирующейся 1-й танковой армии были
еще разбросаны на значительном пространстве. 13-й танковый корпус под
командованием полковника Т. И. Танасчишина, не успевший завершить
укомплектование своих бригад, вел бои на западном берегу Дона в районе
Манойлина. Три его бригады -163, 166-я и 169-я - имели всего 123 танка, в
том числе Т-34-74, Т-70-49.
У 28-го танкового корпуса полковника Г. С. Родина танков имелось
больше-178 (88-Т-34, 60 - Т-70 и З0-Т-60). Но \268\ получены они были
буквально накануне выдвижения в район Калача. Тогда же прибыл и личный
состав. Словом, корпус только-только начал формироваться.
Далее, 158-я тяжелая танковая бригада (командир полковник А. В. Егоров)
еще не была полностью оснащена боевыми машинами. Она получала их на ст.
Кривомузгинская, куда прибыл эшелон с танками КВ. Что касается 131-й
стрелковой дивизии, то она в это время вела оборонительные работы на
восточном берегу Дона севернее Калача.
Ко всему этому надо добавить, что к утру 25 июля противник оказался в
непосредственной близости к району формирования 1-й танковой армии. Ее
войска сосредоточивались на восточном берегу Дона, севернее Калача, а к
западному берегу подошли вражеские дивизии. Они приблизились к переправе и
обрушили на нее артиллерийский и минометный огонь.
Я привожу здесь данные об обстановке, сложившейся к утру 25 июля, по
очень простой причине: именно в это утро, согласно приказу командования
фронта, наносился контрудар, в котором 1-й танковой армии отводилась главная
роль. Ей предписывалось переправиться через Дон в районе Калача и наступать
в направлении населенного пункта Майоровского. Ближайшая задача - уничтожить
противостоящего врага и к исходу дня овладеть рубежом Верхне-Бузиновка -
Манойлин. В последующем мы должны были развивать наступление в направлении
Перелазовского и там соединиться с 4-й танковой армией. Ее войска не
успевали сосредоточиться на исходных позициях к 25 июля, поэтому им
предписывалось начать боевые действия 27 июля, наступая из района
Трехостровской в направлении Перелазовского.
Сказанное означает, что контрудар наносился неодновременно, причем
силами двух танковых армий, еще не закончивших формирование и не получивших
всех предназначенных для них средств усиления. Насколько оправданным было
такое решение представителя Ставки? Этот вопрос фигурирует в целом ряде
военно-исторических исследований и воспоминаний. Ответы на него даются
разные. Некоторые авторы считают, что это решение было ошибочным. Полагаю,
что мне как бывшему командующему 1-й танковой армией, выполнявшей главную
роль в нанесении контрудара, также следует ответить на этот вопрос.
Прежде всего замечу, что авторы, которые исходят из того, что 1-я и 4-я
танковые армии не были готовы к контрудару, поскольку еще только
формировались, высказывают мнение, что ввиду этого следовало подождать с
контрударом.
Сторонникам подобной точки зрения уже ответил Маршал Советского Союза
А. М. Василевский. В статье, опубликованной несколько лет назад, он писал:
"Будучи одним из наиболее ответственных инициаторов этого события, лицом,
которое вело все переговоры с Верховным Главнокомандующим по этому вопросу,
\269\ а также непосредственным очевидцем всей серьезности создавшейся
обстановки, я считал и считаю, что решение на проведение контрудара даже
далеко не полностью готовой к боевым действиям 1-й танковой армии в тех
условиях было единственно правильным и что оно, как показал дальнейший ход
событий, с учетом контрудара столь же неготовой 4-й танковой армии, в
значительной степени себя оправдало.
Необходимость контрудара наличными силами 1-й танковой армии вызывалась
тем, что противник, прорвав оборону правофланговых дивизий 62-й армии и
окружив здесь две наши стрелковые дивизии и танковую бригаду, выходом
крупных сил в район Верхне-Бузиновка, Сухановский создал непосредственную и
серьезную угрозу не только переправам через Дон, но и всем войскам 62-й и
левого фланга 64-й армий, оборонявшимся в большой излучине Дона. Для
ликвидации этой серьезной опасности, нависшей над войсками 62-й армии,
требовались немедленные контрмеры. Других войск, кроме 1-й и 4-й танковых
армий, не было... Поэтому пришлось пойти на немедленный, хотя и не на
одновременный контрудар танковыми армиями... Последующие события показали,
что благодаря активным действиям и упорному сопротивлению войск
Сталинградского фронта в целом главная группировка войск немецкой армии,
вместо захвата Сталинграда с ходу, вынуждена была втянуться в затяжные бои
на восточном берегу Дона. В связи с этой задержкой в наступлении 6-й
немецкой армии немецко-фашистскому командованию пришлось повернуть свою 4-ю
танковую армию с кавказского на сталинградское направление"{91}.
В одной из своих статей я уже говорил, что полностью согласен с этим
высказыванием А. М. Василевского. Добавлю, что именно контрудары силами
танковых армий, пусть еще неготовых, помешали противнику с ходу захватить
Сталинград. Таким образом, на мой взгляд, не может быть и речи об
ошибочности принятого в то время решения. Тем же, кто видит лишь
неготовность к контрудару, хотелось бы напомнить, что эта сторона дела была
хорошо известна и принимавшим решение, и выполнявшим его. Вот об этом и
пойдет речь.
III
В то время все мы радовались появлению у нас танковых армий - мощной
ударной силы в руках фронтового командования. Что касается меня, то я давно
мечтал о создании таких объединений. И то, что мне было доверено возглавить
одну из первых танковых армий, вызывало чувство ответственности и стремление
использовать эту ударную силу наиболее эффективным образом. \270\
Уже 22 июля, во время разговора с командующим фронтом, я понял, что
осуществить это намерение будет нелегко. Слишком малым был срок, отведенный
для формирования и сколачивания 1-й танковой армии. Однако ее командование и
штаб, прибыв в район Калача, приложили все силы к обеспечению боевой
готовности частей и соединений в назначенный срок - к 24 часам 26 июля.
Но и этот срок, урезанный на двое суток по сравнению с указанным в
приказе Ставки, был вновь сокращен почти наполовину. 23 июля, когда мы еще
только начали формирование армии, последовал вышеупомянутый приказ
командования фронта о нанесении контрудара утром 25 июля, т. е. менее, чем
через двое суток.
Получив приказ, я сразу же собрал офицеров штаба армии. Ознакомив их с
полученной задачей и приняв предварительное решение, приказал немедленно
отправиться на железнодорожные станции, встретить прибывающие части и
вывести их в исходные районы для наступления. Начальник штаба с группой
офицеров приступил к разработке плана наступательной операции, а я с
начальниками родов войск уехал для рекогносцировки местности и выбора
наблюдательных пунктов.
Весь этот и следующий дни были чрезвычайно напряженными. Офицеры штаба
армии, не зная отдыха, занимались обеспечением своевременного сосредоточения
войск в указанные районы.
24 июля мною было отдано боевое распоряжение, в котором ставились
задачи войскам армии.
28-му танковому корпусу было приказано перейти с утра 25 июля в
решительное наступление, разгромить противника в районе Малонабатовской,
Осиновский, Ложки и затем преследовать его до Ново-Григорьевской,
Логовского. После этого сосредоточить свои главные силы в районе Ближняя
Перекопка, Сиротинская. 13-му танковому корпусу предписывалось наступать в
направлении Евсеевский, Верхне-Бузиновка, Клетская, нанести поражение
вражеским войскам в районе Муховин, Майоровский, Евсеевский и затем
преследовать их до рубежа р. Дон.
131-я стрелковая дивизия участвовала силами одного полка в нанесении
контрудара. Два остальных обороняли восточный берег Дона от Голубинского до
Калача. 158-я тяжелая танковая бригада, которая вместе с батальоном 131-й
стрелковой дивизии составила резерв армии, должна была двигаться вслед за
28-м танковым корпусом.
Боевое распоряжение требовало в течение ночи на 25 июля довести задачи
до исполнителей, заправить танки горючим и боеприпасами, вывести их в
исходное положение для атаки.
Добавлю, что согласно директиве штаба фронта слева во взаимодействии с
13-м танковым корпусом должна была нанести удар частью сил 62-я армия. Из
района Серафимовича в южном \271\ направлении, в тыл группировке противника,
предстояло наступать трем дивизиям 21-й армии.
Вечером, накануне нанесения контрудара, к нам на командный пункт
приехали генерал-полковник А. М. Василевский и генерал-лейтенант В. Н.
Гордов. Ознакомившись с состоянием армии и ходом подготовки к нанесению
контрудара, А. М. Василевский разъяснил порядок выполнения поставленной
задачи. Он также подчеркнул ответственность, возложенную на войска 1-й
танковой армии, сказал, что за действиями армии наблюдает Верховное
Главнокомандование. Попрощавшись и пожелав нам успеха, представитель Ставки
и командующий войсками фронта уехали в Сталинград.
Проводив их, я занялся организацией переправы войск через Дон.
Обстановка была сложная. Армия должна была вступить в бой в крайне
невыгодных условиях. Ее главным силам, находившимся на восточном берегу,
предстояло переправляться через Дон под непрерывным воздействием авиации
врага, а на западном берегу с ходу вступить в бой.
IV
То, что этой ночью представлялось нелегким делом, еще более усложнилось
утром. Первым начал переправляться 482-й стрелковый полк 131-й стрелковой
дивизии, а за ним 56, 55, 39-я танковые и 32-я мотострелковая бригады. 1-й
батальон 482-го стрелкового полка занял свой рубеж, обеспечивающий
переправу, и его выдвижение осталось незамеченным вражескими наблюдателями.
Следовавший за ним 3-й батальон на западном берегу в 2,5 км от переправы
подвергся на марше нападению 15 танков противника и мотопехоты на семи
машинах.
Батальон быстро развернулся и вступил в бой. Но он не имел
противотанковых средств и нес потери.
Выручили его из беды передовые подразделения 56-й танковой бригады
полковника В. В. Лебедева, входившей в состав 28-го танкового корпуса. Они
тоже только что переправились на западный берег и двигались к своему
исходному рубежу. Встретив врага, наши танкисты с ходу атаковали его. Танки
противника были сначала остановлены, а затем отброшены от переправы.
Так начали войска 1-й танковой армии сосредоточение в исходном районе
для наступления.
В связи с вышесказанным не могу не заметить, что в ряде послевоенных
исследований подчас встречаются существенные неточности в описании событий
тех дней. Так, авторы второго тома "Истории Великой Отечественной войны
Советского Союза 1941- 1945" утверждают, что противник, атаковав 23 июля
правый фланг 62-й армии, якобы "через три дня" сумел "прорвать оборону на
этом участке"; после чего его "подвижные части вышли к Дону \272\ в районе
Каменского..."{92} Выходит, что этот прорыв неприятельских поиск был
осуществлен лишь 26 июля.
В действительности он произошел уже 24 июля. Именно тогда гитлеровские
танковые соединения, глубоко обойдя основные силы 62-й армии, прорвались к
Значение боев в западной части большой излучины Дона состоит также и в
том, что в ходе их противнику был нанесен чувствительный урон. Кроме того,
ему не удалось осуществить одну из наиболее существенных частей своего плана
летней кампании - окружение и уничтожение советских армий "между Донцом и
Доном". \261\ Бывший первый адъютант штаба 6-й немецкой армии полковник
Адам, ведавший вопросами потерь и пополнения, писал:
"Если бы мы одержали победу, то на таком огромном фронте это выразилось
бы в сотнях тысяч пленных, поля сражений были бы усеяны убитыми и ранеными,
мы имели бы горы трофейного оружия и разного военного снаряжения. В
действительности же картина была совсем иная... На поле боя мы обнаружили
мало убитых и раненых бойцов Красной Армии. А тяжелое оружие и транспорт
советские войска увели с собой..." И далее - о боях в большой излучине Дона,
от 23 июля: "...Некоторые роты потеряли треть своего боевого состава...
Боевая численность пехоты резко снизилась. В среднем рота насчитывала 60
человек... Армия выбилась из сил, измотана и очень ослаблена потерями"{89}.
Интересно и свидетельство бывшего гитлеровского генерала Г. Дерра о
боях этого периода. "Потери русской армии с 28 июня по 25 июля,- писал он,-
были, пожалуй, меньшими в сравнении с потерями наших сил... Управление
войсками на русской стороне, как это мы могли наблюдать с начала летней
кампании, свидетельствовало о том, что противник стремится сохранить свои
силы. Можно было предположить, что они будут использованы тогда, когда
германская армия распылит свои силы в русских просторах и окажется в тяжелом
положении в отношении снабжения"{90}.
Возвращаясь к рассказу о 38-й армии, следует отметить, что наш отход не
был стихийным, неорганизованным. Отходили не группы воинов, а батальоны,
полки, дивизии, т. е. армия, управляемая командирами и штабами,
поддерживавшими между собой связь. Армия вышла из многодневных неравных боев
в большой излучине Дона в составе всех своих восьми стрелковых дивизий и
других частей, ослабленных в результате значительных потерь, но сохранивших
боеспособность и готовых выполнять боевые задачи, поставленные командованием
Сталинградского фронта, в состав которого армия вошла 16 июля.
В тот день, продолжая отходить на северо-восток, мы подошли к Дону в
районе г. Серафимович. Здесь впервые связались со штабом Сталинградского
фронта. По его приказанию армия была отведена на левый берег Дона... Многим
из нас с болью подумалось тогда: "Почти год назад мы уходили за Днепр, неся
в сердцах жгучую ненависть к врагу и горячую веру в то, что скоро
вернемся... И ведь, казалось, начинала сбываться надежда. Это было зимой и
весной, когда мы наступали. Увы, мы вновь отступаем, теперь уже за Дон..."
Думы жгли душу. Но чувства бессилия или обреченности не было и в
помине. Жила, как и прежде, твердая, непоколебимая вера в разгром врага, в
нашу победу. Ведь уже в битве под \262\ Москвой Красная Армия не только
похоронила планы "блицкрига", но и развеяла миф о непобедимости
немецко-фашистского вермахта. И не было сомнений, что наступит, не может не
наступить день, когда враг испытает на себе еще более сокрушительные удары.
...С небольшой высотки хорошо видны переправы, по которым уходят за Дон
войска 38-й армии. В памяти оживают жаркие схватки с врагом, почти не
прекращавшиеся тяжелые бои. Вспоминается каждая высотка и рощица, каждый
речной бережок, за которы0 бились, оказывая фашистам ожесточенное
сопротивление.
В конце концов противник, обладавший многократным превосходством,
вынуждал нас отступать все дальше на восток - широкими донскими степями,
полями с налитой золотом пшеницей, которую некому было убрать, опустевшими,
покинутыми станицами.
Немало советских воинов полегло в боях на просторах донской степи,
отдав жизнь за Родину, во имя грядущей победы над врагом. Их подвиг довершат
оставшиеся в строю. Вот они идут, запыленные, с почерневшими от усталости
лицами. Идут не на отдых, а на новый боевой рубеж...
38-й армии была поставлена задача занять оборону по левому берегу Дона
в полосе устье р. Медведица - станица Новогригорьевская.
Справа оборонялась - тоже по левому берегу Дона - 63-я армия
генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова. От Клетской тянулся к югу рубеж 62-й
армии, которой тогда командовал генерал-майор В. Я. Колпакчи, а дальше, до
Верхне-Курмоярской - 64-й армии генерал-майора М. С. Шумилова.
Вскоре на просторах донских и приволжских степей и развернулось одно из
величайших сражений в истории войн - Сталинградская битва. \263\
I
В Сталинградской битве мне довелось участвовать уже не с 38-й армией. В
оборонительный период этого грандиозного многомесячного сражения я
командовал 1-й танковой, затем 1-й гвардейской армиями. Обе они сыграли
существенную роль на разных этапах ожесточенной борьбы за Сталинград, но их
боевые действия, к сожалению, должным образом не освещены. Поэтому
представляется целесообразным рассказать здесь хотя бы то, что запомнилось.
Прошло шесть дней с тех пор, как 38-я армия в ходе тяжелых
оборонительных боев с превосходящими силами противника отошла к Дону в
районе Серафимович, Клетская. Переправившись на левый берег, войска армии
начали приводить себя в порядок, строили оборону, а также создавали
предмостные укрепления на удерживаемых небольших плацдармах на правом
берегу.
Штаб армии расположился в населенном пункте Клетско-Почтовском. Я там
бывал редко, почти все время проводил в частях и соединениях, помогая их
командованию в организации обороны.
22 июля меня неожиданно вызвали в штаб Сталинградского фронта. В тот же
день я отправился в Сталинград. Вместе со мною поехал член Военного совета
38-й армии бригадный комиссар В. М. Лайок. В пути мы, разумеется, строили
всевозможные догадки о причинах вызова. В конце концов решили, что предстоит
совещание, на котором нужно будет присутствовать, а возможно и докладывать
об обстановке на нашем участке обороны.
Прибыв в Сталинград, мы первым долгом отправились в домик командующего
фронтом. И тут начались неожиданности. Прежде всего оказалось, что в домике
новый хозяин-генерал-лейтенант В. Н. Гордов. До этого он командовал 21-й
армией, а теперь был назначен командующим Сталинградским фронтом вместо
маршала С, К. Тимошенко. \264\ Замена не казалась мне равноценной. В. Н.
Гордов не обладал тогда опытом крупного военачальника. К сожалению, это
представление подтвердилось в дальнейшем. Ведь обстановка на сталинградском
направлении начала усложняться с каждым днем и даже с каждым часом. И именно
в тот чрезвычайно острый и напряженный период командование фронта оказалось
ослабленным, что не могло не отразиться на руководстве боевыми действиями, в
особенности в условиях многократного превосходства сил противника.
Генерал-лейтенант Гордов, конечно, старался сделать все, что мог. Но задача
была ему не по силам.
Штабу фронта и тем более командованию и штабам армий неизвестна была
причина ухода маршала С. К. Тимошенко с поста командующего. Все мы хорошо
знали и глубоко уважали Семена Константиновича. Он был участником
гражданской войны и активным организатором Красной Армии в мирное время:
командовал 3-м кавалерийским корпусом и войсками Киевского Особого военного
округа. Большой вклад был внесен им в дело разгрома белофиннов в 1939-1940
гг. Став народным комиссаром обороны, он в короткий срок, до нападения
фашистской Германии на Советский Союз, добился резкого повышения дисциплины
в войсках, устранил ошибки в подготовке личного состава, что способствовало
быстрому росту боевой мощи Красной Армии. Несмотря на тяжелые неудачи войск
Юго-Западного направления в 1941 г. и в первой половине 1942 г., приведшие к
отходу войск за р. Дон, мы верили в способность Семена Константиновича
успешно руководить фронтовым объединением. \265\
Перемены в командовании фронта были не единственной неожиданностью для
меня. Второй - о ней сообщил мне генерал-лейтенант Гордов - был приказ
Ставки Верховного Главнокомандования о моем назначении командующим 1-й
танковой армией. Далее выяснилось, что этой армии пока еще не существовало.
Ее предстояло сформировать на западном берегу Дона в районе Качалин,
Рычковский, Калач. И задача эта возлагалась на управление 38-й армии,
которое преобразовывалось в управление 1-й танковой армии и должно было
немедленно передислоцироваться из Клетско-Почтовского в район Калача. Войска
же 38-й армии было приказано передать в состав 21-й армии.
Кстати отмечу, что 21-я армия собственно и должна была занять оборону в
полосе устья р. Медведицы - станица Новогригорьевская. Так гласила директива
Ставки Верховного Главнокомандования от 12 июля. Но в ходе отступления
остатки этой армии отошли не на левый фланг 63-й армии, а на ее правый
фланг, в район, находившийся в 250 км к западу от отведенной им полосы. Вот
почему 16 июля эту полосу было приказано занять вышедшим к ней войскам 38-й
армии. Теперь же они передавались в состав 21-й армии, и ее полевое
управление должно было занять наше место в Клетско-Почтовском.
Итак, эта сторона дела была ясна. Я тотчас же связался по телефону с
Клетско-Почтовским и отдал необходимые распоряжения: своему заместителю
генерал-майору Г. И. Шерстюку приказал возглавить комиссию по передаче войск
с их участками \266\ обороны, а штабу под начальством полковника С. П.
Иванова - прибыть в район Калача.
Теперь можно было приступить к выполнению задач, связанных с
формированием 1-й танковой армии.
Приказ Ставки требовал сформировать армию к 24 часам 28 июля. В связи с
ухудшением обстановки к западу от Дона командующий фронтом сократил этот
срок на двое суток. Таким образом, армии предстояло быть готовой к ведению
боевых действий не позднее 24 часов 26 июля. Иначе говоря, в нашем
распоряжении для формирования и сколачивания 4-й танковой армии оставалось
всего четверо суток. Но и это было не все.
В состав армии должны были войти два танковых корпуса, три стрелковые
дивизии, четыре артиллерийских (два противотанковых и два ПВО) и один
гвардейский минометный полки. Фактически к началу формирования ей были
переданы 13-й и 28-й танковые корпуса, 131-я стрелковая дивизия, два
артиллерийских полка противовоздушной обороны и один противотанковый. Вместо
недостающих двух стрелковых дивизий, артиллерийского и гвардейского
минометного полков армии была придана 158-я тяжелая танковая бригада.
II
К утру 23 июля мы с В. М. Лайоком были уже в районе Калача. Начали с
поисков места для устройства командного пункта армии. Нашли его на берегу
Дона, к северу от Калача. На другой день прибыл и полковник С. П. Иванов со
штабом бывшей 38-й армии, а теперь уже 1-й танковой армии. Не теряя ни
минуты, мы приступили к формированию последней.
К тому времени обстановка на фронте резко обострилась.
Напомню, что еще к середине июля противник, разорвав фронт советских
войск и оттеснив их в ходе боев в большой излучине Дона частью к северу и
частью к югу, достиг линии р. Чир. Здесь 17 июня он встретил сильное
сопротивление передовых отрядов 62-й армии. Действуя при активной поддержке
авиации, передовые отряды в труднейших условиях в течение шести дней
сдерживали натиск превосходящих сил врага.
К исходу 22 июля вражеским войскам удалось выйти к переднему краю
главной полосы обороны 62-й армии, простиравшейся, как упоминалось, от
Клетской до Суровикино. Несколько часов спустя враг нанес удар на ее правом
фланге в районе Клетской.
Наступавшая на Сталинград 6-я немецкая армия имела тогда в своем
составе восемнадцать дивизий, в том числе три танковые и две моторизованные.
Она насчитывала почти четверть миллиона солдат и офицеров, имела до 7,5 тыс.
орудий и минометов, около 740 танков, располагала мощной поддержкой с
воздуха (до 1200 боевых самолетов). \267\
Противостоявшие им советские войска 62-й и правого фланга 64-й армий на
фронте Клетская - Суворовский имели восемь стрелковых дивизий, танковую
бригаду, семь отдельных танковых батальонов и два батальона пехотных училищ.
Соотношение в людях было 1,5:1, в артиллерии-2,6:1, в танках-2:1, в
самолетах-3,6:1 в пользу врага. На направлении главного удара-к югу от
Клетской - немецко-фашистское командование создало еще большее превосходство
сил. Оборонявшиеся там правофланговые соединения 62-й армии - 192-я, 184-я и
33-я гвардейская стрелковые дивизии - уступали сосредоточенным против них
войскам неприятеля как в численности личного состава (в 4-5 раз), так и в
количестве орудий и минометов (в 9-10 раз). Противник здесь имел и
абсолютное превосходство в танках и авиации.
С утра 23 июля правофланговый полк 33-й гвардейской стрелковой дивизии
был атакован 113-й пехотной и 16-й танковой дивизиями врага. Несколько
позднее противник нанес удар и на правом фланге 192-й стрелковой дивизии.
Используя многократное превосходство в силах и средствах, в особенности в
авиации, вражеские войска прорвали главную полосу обороны 62-й армии К
исходу дня они продвинулись в глубину до 20 км.
С утра 24 июля гитлеровцы на этом направлении дополнительно ввели в
сражение свежую моторизованную дивизию. Совместно с 60-й моторизованной
дивизией они прорвались в район Верхне-Бузиновка, где разгромили штабы 192-й
и 184-й стрелковых дивизий.
Контрудар, предпринятый силами 62-й армии, успеха не имел. Задержать
продвижение противника не удалось.
К исходу дня обе группировки врага прорвались к р. Дон в район
Каменский. Оказались окруженными части 184-й и 192-й стрелковых дивизий,
40-я танковая бригада и отдельный танковый батальон.
В штабе фронта, куда к этому времени прибыл начальник Генерального
штаба генерал-полковник А. М. Василевский, по его инициативе было принято
решение нанести контрудар с целью разгрома вражеской группировки,
прорвавшейся к Дону, и восстановления положения в полосе 62-й армии.
Осуществить контрудар должны были 1-я и одновременно с ней начавшая
формирование 4-я танковые армии.
К утру 24 июля соединения и части формирующейся 1-й танковой армии были
еще разбросаны на значительном пространстве. 13-й танковый корпус под
командованием полковника Т. И. Танасчишина, не успевший завершить
укомплектование своих бригад, вел бои на западном берегу Дона в районе
Манойлина. Три его бригады -163, 166-я и 169-я - имели всего 123 танка, в
том числе Т-34-74, Т-70-49.
У 28-го танкового корпуса полковника Г. С. Родина танков имелось
больше-178 (88-Т-34, 60 - Т-70 и З0-Т-60). Но \268\ получены они были
буквально накануне выдвижения в район Калача. Тогда же прибыл и личный
состав. Словом, корпус только-только начал формироваться.
Далее, 158-я тяжелая танковая бригада (командир полковник А. В. Егоров)
еще не была полностью оснащена боевыми машинами. Она получала их на ст.
Кривомузгинская, куда прибыл эшелон с танками КВ. Что касается 131-й
стрелковой дивизии, то она в это время вела оборонительные работы на
восточном берегу Дона севернее Калача.
Ко всему этому надо добавить, что к утру 25 июля противник оказался в
непосредственной близости к району формирования 1-й танковой армии. Ее
войска сосредоточивались на восточном берегу Дона, севернее Калача, а к
западному берегу подошли вражеские дивизии. Они приблизились к переправе и
обрушили на нее артиллерийский и минометный огонь.
Я привожу здесь данные об обстановке, сложившейся к утру 25 июля, по
очень простой причине: именно в это утро, согласно приказу командования
фронта, наносился контрудар, в котором 1-й танковой армии отводилась главная
роль. Ей предписывалось переправиться через Дон в районе Калача и наступать
в направлении населенного пункта Майоровского. Ближайшая задача - уничтожить
противостоящего врага и к исходу дня овладеть рубежом Верхне-Бузиновка -
Манойлин. В последующем мы должны были развивать наступление в направлении
Перелазовского и там соединиться с 4-й танковой армией. Ее войска не
успевали сосредоточиться на исходных позициях к 25 июля, поэтому им
предписывалось начать боевые действия 27 июля, наступая из района
Трехостровской в направлении Перелазовского.
Сказанное означает, что контрудар наносился неодновременно, причем
силами двух танковых армий, еще не закончивших формирование и не получивших
всех предназначенных для них средств усиления. Насколько оправданным было
такое решение представителя Ставки? Этот вопрос фигурирует в целом ряде
военно-исторических исследований и воспоминаний. Ответы на него даются
разные. Некоторые авторы считают, что это решение было ошибочным. Полагаю,
что мне как бывшему командующему 1-й танковой армией, выполнявшей главную
роль в нанесении контрудара, также следует ответить на этот вопрос.
Прежде всего замечу, что авторы, которые исходят из того, что 1-я и 4-я
танковые армии не были готовы к контрудару, поскольку еще только
формировались, высказывают мнение, что ввиду этого следовало подождать с
контрударом.
Сторонникам подобной точки зрения уже ответил Маршал Советского Союза
А. М. Василевский. В статье, опубликованной несколько лет назад, он писал:
"Будучи одним из наиболее ответственных инициаторов этого события, лицом,
которое вело все переговоры с Верховным Главнокомандующим по этому вопросу,
\269\ а также непосредственным очевидцем всей серьезности создавшейся
обстановки, я считал и считаю, что решение на проведение контрудара даже
далеко не полностью готовой к боевым действиям 1-й танковой армии в тех
условиях было единственно правильным и что оно, как показал дальнейший ход
событий, с учетом контрудара столь же неготовой 4-й танковой армии, в
значительной степени себя оправдало.
Необходимость контрудара наличными силами 1-й танковой армии вызывалась
тем, что противник, прорвав оборону правофланговых дивизий 62-й армии и
окружив здесь две наши стрелковые дивизии и танковую бригаду, выходом
крупных сил в район Верхне-Бузиновка, Сухановский создал непосредственную и
серьезную угрозу не только переправам через Дон, но и всем войскам 62-й и
левого фланга 64-й армий, оборонявшимся в большой излучине Дона. Для
ликвидации этой серьезной опасности, нависшей над войсками 62-й армии,
требовались немедленные контрмеры. Других войск, кроме 1-й и 4-й танковых
армий, не было... Поэтому пришлось пойти на немедленный, хотя и не на
одновременный контрудар танковыми армиями... Последующие события показали,
что благодаря активным действиям и упорному сопротивлению войск
Сталинградского фронта в целом главная группировка войск немецкой армии,
вместо захвата Сталинграда с ходу, вынуждена была втянуться в затяжные бои
на восточном берегу Дона. В связи с этой задержкой в наступлении 6-й
немецкой армии немецко-фашистскому командованию пришлось повернуть свою 4-ю
танковую армию с кавказского на сталинградское направление"{91}.
В одной из своих статей я уже говорил, что полностью согласен с этим
высказыванием А. М. Василевского. Добавлю, что именно контрудары силами
танковых армий, пусть еще неготовых, помешали противнику с ходу захватить
Сталинград. Таким образом, на мой взгляд, не может быть и речи об
ошибочности принятого в то время решения. Тем же, кто видит лишь
неготовность к контрудару, хотелось бы напомнить, что эта сторона дела была
хорошо известна и принимавшим решение, и выполнявшим его. Вот об этом и
пойдет речь.
III
В то время все мы радовались появлению у нас танковых армий - мощной
ударной силы в руках фронтового командования. Что касается меня, то я давно
мечтал о создании таких объединений. И то, что мне было доверено возглавить
одну из первых танковых армий, вызывало чувство ответственности и стремление
использовать эту ударную силу наиболее эффективным образом. \270\
Уже 22 июля, во время разговора с командующим фронтом, я понял, что
осуществить это намерение будет нелегко. Слишком малым был срок, отведенный
для формирования и сколачивания 1-й танковой армии. Однако ее командование и
штаб, прибыв в район Калача, приложили все силы к обеспечению боевой
готовности частей и соединений в назначенный срок - к 24 часам 26 июля.
Но и этот срок, урезанный на двое суток по сравнению с указанным в
приказе Ставки, был вновь сокращен почти наполовину. 23 июля, когда мы еще
только начали формирование армии, последовал вышеупомянутый приказ
командования фронта о нанесении контрудара утром 25 июля, т. е. менее, чем
через двое суток.
Получив приказ, я сразу же собрал офицеров штаба армии. Ознакомив их с
полученной задачей и приняв предварительное решение, приказал немедленно
отправиться на железнодорожные станции, встретить прибывающие части и
вывести их в исходные районы для наступления. Начальник штаба с группой
офицеров приступил к разработке плана наступательной операции, а я с
начальниками родов войск уехал для рекогносцировки местности и выбора
наблюдательных пунктов.
Весь этот и следующий дни были чрезвычайно напряженными. Офицеры штаба
армии, не зная отдыха, занимались обеспечением своевременного сосредоточения
войск в указанные районы.
24 июля мною было отдано боевое распоряжение, в котором ставились
задачи войскам армии.
28-му танковому корпусу было приказано перейти с утра 25 июля в
решительное наступление, разгромить противника в районе Малонабатовской,
Осиновский, Ложки и затем преследовать его до Ново-Григорьевской,
Логовского. После этого сосредоточить свои главные силы в районе Ближняя
Перекопка, Сиротинская. 13-му танковому корпусу предписывалось наступать в
направлении Евсеевский, Верхне-Бузиновка, Клетская, нанести поражение
вражеским войскам в районе Муховин, Майоровский, Евсеевский и затем
преследовать их до рубежа р. Дон.
131-я стрелковая дивизия участвовала силами одного полка в нанесении
контрудара. Два остальных обороняли восточный берег Дона от Голубинского до
Калача. 158-я тяжелая танковая бригада, которая вместе с батальоном 131-й
стрелковой дивизии составила резерв армии, должна была двигаться вслед за
28-м танковым корпусом.
Боевое распоряжение требовало в течение ночи на 25 июля довести задачи
до исполнителей, заправить танки горючим и боеприпасами, вывести их в
исходное положение для атаки.
Добавлю, что согласно директиве штаба фронта слева во взаимодействии с
13-м танковым корпусом должна была нанести удар частью сил 62-я армия. Из
района Серафимовича в южном \271\ направлении, в тыл группировке противника,
предстояло наступать трем дивизиям 21-й армии.
Вечером, накануне нанесения контрудара, к нам на командный пункт
приехали генерал-полковник А. М. Василевский и генерал-лейтенант В. Н.
Гордов. Ознакомившись с состоянием армии и ходом подготовки к нанесению
контрудара, А. М. Василевский разъяснил порядок выполнения поставленной
задачи. Он также подчеркнул ответственность, возложенную на войска 1-й
танковой армии, сказал, что за действиями армии наблюдает Верховное
Главнокомандование. Попрощавшись и пожелав нам успеха, представитель Ставки
и командующий войсками фронта уехали в Сталинград.
Проводив их, я занялся организацией переправы войск через Дон.
Обстановка была сложная. Армия должна была вступить в бой в крайне
невыгодных условиях. Ее главным силам, находившимся на восточном берегу,
предстояло переправляться через Дон под непрерывным воздействием авиации
врага, а на западном берегу с ходу вступить в бой.
IV
То, что этой ночью представлялось нелегким делом, еще более усложнилось
утром. Первым начал переправляться 482-й стрелковый полк 131-й стрелковой
дивизии, а за ним 56, 55, 39-я танковые и 32-я мотострелковая бригады. 1-й
батальон 482-го стрелкового полка занял свой рубеж, обеспечивающий
переправу, и его выдвижение осталось незамеченным вражескими наблюдателями.
Следовавший за ним 3-й батальон на западном берегу в 2,5 км от переправы
подвергся на марше нападению 15 танков противника и мотопехоты на семи
машинах.
Батальон быстро развернулся и вступил в бой. Но он не имел
противотанковых средств и нес потери.
Выручили его из беды передовые подразделения 56-й танковой бригады
полковника В. В. Лебедева, входившей в состав 28-го танкового корпуса. Они
тоже только что переправились на западный берег и двигались к своему
исходному рубежу. Встретив врага, наши танкисты с ходу атаковали его. Танки
противника были сначала остановлены, а затем отброшены от переправы.
Так начали войска 1-й танковой армии сосредоточение в исходном районе
для наступления.
В связи с вышесказанным не могу не заметить, что в ряде послевоенных
исследований подчас встречаются существенные неточности в описании событий
тех дней. Так, авторы второго тома "Истории Великой Отечественной войны
Советского Союза 1941- 1945" утверждают, что противник, атаковав 23 июля
правый фланг 62-й армии, якобы "через три дня" сумел "прорвать оборону на
этом участке"; после чего его "подвижные части вышли к Дону \272\ в районе
Каменского..."{92} Выходит, что этот прорыв неприятельских поиск был
осуществлен лишь 26 июля.
В действительности он произошел уже 24 июля. Именно тогда гитлеровские
танковые соединения, глубоко обойдя основные силы 62-й армии, прорвались к