Страница:
Прошу рассмотреть просьбу Воронежского фронта о следующем:
1. Фронт необходимо усилить тапками в количестве 300 штук для
восстановления танковых корпусов и бригад.
2. 2-ю воздушную армию, работающую на фронт, усилить самолетами:
истребителей - два полка, бомбардировщиков - три полка и штурмовиков - два
полка.
3. Для кавкорпуса Соколова дать зенитную артиллерийскую дивизию.
4. Приказать НКПС более форсированными темпами продвинуть направленное
фронту пополнение личным составом (речь шла о 19 тыс. человек, выделенных
тогда фронту, из которых в феврале поступило только 1600 человек{172}.- К.
М).
16 февраля 1943 г. Василевский, Голиков, Кузнецов"{173}.
Эта оценка имела примерно ту же основу, что и сделанная около года
назад командованием Юго-Западного фронта. Как и тогда, силы и возможности
противника были недооценены. Больше того, если весной 1942 г. командование
Юго-Западного фронта полагало, что враг обессилен, то теперь командование
Воронежского фронта к тому же посчитало его отступление из Харькова началом
бегства за Днепр. Если бы это было так, то и тогда для наступления на Киев и
Чернигов не хватило бы имевшихся у нас сил. Но дело обстояло хуже.
Командование Воронежского фронта очень скоро убедилось в глубокой
ошибочности своих выводов о состоянии войск противника и намерениях
руководства врага.
Огромную роль в успехе наступления советских войск на Харьков в феврале
1943 г. сыграло, как уже отмечалось, то, что мы застигли противника
врасплох. По этой причине он не сумел подтянуть крупные силы и попытаться
остановить наш натиск. Силы же такие у него в то время имелись. Это
подтверждается всем дальнейшим ходом событий.
Могут возразить: ведь то был дальнейший ход событий... Отвечу на это
напоминанием о широко известном и само собой \441\ разумеющемся условии
успешного руководства - умении предвидеть развитие событий. Это качество
необходимо вообще, для военачальника оно тем более обязательно. Он должен
учитывать все имеющиеся данные и по ним судить о силах и намерениях
противника. Без этого успешно воевать невозможно.
Какие же имелись данные или признаки, которыми можно было бы объяснить
убежденность командования Воронежского фронта в том, что противник "бежит за
Днепр"? Пожалуй, никаких.
В районе Харькова, правда, к моменту его освобождения оказалась лишь
так называемая группа генерала Ланца (вскоре Ланц был заменен Кемпфом). Ее
ядро составлял уже упоминавшийся танковый корпус СС. И он, а также остальные
соединения этой группы, не выдержав массированного удара войск Воронежского
фронта, действительно бежали на запад и юго-запад от Харькова. Но понесенные
ими при этом потери, хотя они и были немалыми, не означали, однако, разгрома
ни эсэсовского танкового корпуса, ни в целом группы, в которую он входил.
Следовательно, не приходилось сомневаться, что еще предстояло иметь дело с
этой вражеской группировкой.
Но и это еще не все. Штаб фронта мог, конечно, не знать, что уже тогда
командование группы армий "Юг" с участием прибывшего на фронт Гитлера
разработало план контрнаступления, в котором значительная роль отводилась
именно этому эсэсовскому танковому корпусу. Однако то, что последний из
Харькова бежал лишь до тех пор, пока ему грозило окружение, не должно было
оставаться секретом для штаба фронта. И поскольку эсэсовский танковый
корпус, выйдя за пределы опасного района, остановился и начал приводить себя
в порядок, это, безусловно, следовало расценивать как угрозу левому крылу
Воронежского фронта и его стыку с Юго-Западным фронтом.
Напомню, что уже 19 февраля противник нанес удары крупными силами
танков по правому крылу войск Юго-Западного фронта. Следовательно,
сосредоточение этих сил для ударов он начал в районе южнее Харькова как раз
в те дни, когда командование Воронежского фронта ставило своим ослабленным
армиям задачи на наступление.
Остается лишь считать, что у штаба Воронежского фронта в середине
февраля не было ясного представления о противнике. Это и привело к решению
на наступление ослабленными, нуждавшимися в отдыхе и пополнении войсками.
Разумеется, оно не могло увенчаться успехом в условиях, когда противник
сосредоточивал войска и жаждал реванша за Сталинград, за все свои поражения
в зимней кампании 1942/43 г.
Но приказы полагается выполнять. Поэтому и в ходе боев за Харьков 40-я
армия частью сил продолжала наступление на запад.
В тот период было получено еще одно распоряжение командующего фронтом.
Дело в том, что еще 4 февраля 1943 г. мы \442\ слышали переданное по радио
следующее сообщение Совинформбюро:
"30 января из пункта формирования отправилась на один из участков
советско-германского фронта чехословацкая воинская часть, сформированная из
чехословацких граждан, находившихся на советской территории к моменту
вероломного нападения гитлеровской Германии на СССР. Чехословацкой воинской
частью командует полковник Свобода".
И вот теперь часть полковника Людвика Свободы направлялась в
оперативное подчинение нашей армии{174}. Это воинское формирование, которое
выросло в дальнейшем в крупное соединение, составившее основное ядро
вооруженных сил социалистической Чехословакии, в описываемое время
представляло собой отдельный батальон. Его личный состав с нетерпением ждал
возможности принять участие в вооруженной борьбе с немецко-фашистскими
войсками.
И уже вскоре он получил боевое крещение, действуя в составе 25-й
гвардейской стрелковой дивизии. Это произошло в марте, когда названная
дивизия, переданная нами 3-й танковой армии для защиты южных подступов к
Харькову, оборонялась западнее Змиева в районе населенного пункта Тарановка.
Отдельному чехословацкому батальону был отведен для обороны участок на р.
Мжа.
Там, у украинского села Соколове, он и получил боевое крещение. Воины
чехословацкого батальона, сражаясь вместе с гвардейцами генерала Шафаренко,
проявили величайшую доблесть. Они геройски дрались против фашизма,
поработившего их родину, за ее освобождение. Батальон понес тяжелые потери,
но с честью выполнил боевой приказ, не допустив переправы противника через
р. Мжу. Так в огне, дыму и грохоте орудий Великой Отечественной войны
рождалась дружба советских и чехословацких воинов и ковалась наша совместная
победа над фашизмом.
О подвиге чехословацких воинов в бою под Соколовом написано немало.
Хочу ко всему сказанному добавить нижеследующий документ, составленный после
боя командиром батальона полковником Л. Свободой:
"Хозяйство Свобода 8 марта 1943 г. 23. 50 Командиру 25-й гвардейской
стрелковой дивизии
Боевое донесение
Оборону Соколово держала 1-я усиленная рота 1-го отдельного батальона
чехословацкой военной части в СССР.
Оборону составляло: 4 орудия ПТО, 3-76 мм орудия, 8 ПТР, 24 ДП, 3
миномета 82 мм, 3 миномета 50 мм, 6 станковых пулеметов. Подступы были
заминированы.
Состав группы обороны - 350 человек. \433\
В 13. 00 около 60 танков, 15-20 бронетранспортеров, около батальона
мотопехоты в маскхалатах проникли постепенно на северо-западную окраину
Соколове и оттуда к церкви двумя колоннами. Немцы оперировали танками
"Рейнметалл", открывали сильный огонь из орудий и пулеметов, а также массово
применяли огнеметы, которыми сожгли поселок. Танки разбили постройки,
занимаемые нашими воинами, и уничтожили все дзоты со станковыми пулеметами.
Вражеская пехота вела сильный минометный огонь. В 16. 00 пехота и
автоматчики проникли в поселок с хутора Куряче и Прогоня на юго-восточную
окраину поселка. Бой продолжался в окружении, в церкви и в окопах возле нее.
В результате боя враг занял Соколове. Реку Мжу не перешел.
Подбито и сожжено 19 танков, 4-6 транспортеров с автоматчиками. Враг
потерял убитыми около 300 человек.
Наши потери: все противотанковые средства, кроме 2 ПТР, 5 станковых
пулеметов, 3-82 мм минометов, 2-50мм минометов, 16 ручных пулеметов.
К 23.00 количество убитых и пропавших без вести около 200 солдат и
офицеров. 60 раненых, которые были вынесены или самостоятельно вышли. Среди
убитых командир 1-й роты (начальник обороны) надпоручик Ярош и его
заместитель надпоручик Лом (командир пулем. роты). В случае поддержки
обороны - хотя бы 10 танками - Соколово было бы удержано.
К 9 марта 1943 г. батальон занимает оборону: Миргород, Артюховка.
Промежуток между Миргородом и Артюховкой обороняется четырьмя танками 179-й
танковой бригады и артдивизионом.
Полковник Свобода Л. И."{175}.
Танков у противника на этом участке, действительно, оказалось намного
больше, чем у наших войск. Еще бы, ведь для создания превосходства сил он
сосредоточил тогда к югу от Харькова больше двух танковых армий...
Однако вернемся к тем дням, когда мы еще только освободили Харьков и
даже не помышляли о том, что противнику так скоро удастся захватить его
вновь.
II
В первой половине дня 17 февраля 40-я армия освободила Грайворон и
Богодухов. К тому времени на этот рубеж вышли главные силы армии. Безо
всякой паузы они произвели перегруппировку в новую полосу и тут же начали
наступление, с тем чтобы не позднее 20 февраля достичь рубежа Краснополье -
Славгород - Пожня - Ахтырка, а к 24 февраля - линии г. Лебедин. \444\
Выполняя указание штаба армии, дивизии не ввязывались в бои за
отдельные опорные пункты, а блокировали их, устремляясь главными силами на
запад. Уничтожением блокированных гарнизонов противника занимались вторые
эшелоны.
В первые дни наступление в основном развивалось по плану. Только
левофланговая 25-я гвардейская дивизия продвигалась медленно, так как враг
на рубеже Старый Мерчик - Люботин встретил ее ожесточенными контратаками. В
них участвовали значительные силы пехоты с танками. Это был первый сигнал о
готовящемся контрнаступлении немецко-фашистских войск. Но на главном
направлении армии мы продолжали теснить на северо-запад остатки разбитых
вражеских дивизий.
Вслед за Грайвороном и Богодуховым были освобождены Готня, Большая
Писаревка, Красная Яруга, Краснополье, Боромля, Тростянец и др. Дивизии
стремительно продвигались к р. Псел, на западный берег которой поспешно
отходили вражеские войска.
Тем временем 19 февраля противник перешел в контрнаступление силами 1-й
и 4-й танковых армий против правого крыла Юго-Западного фронта, наступавшего
на днепропетровском направлении. Удар из района Краснограда наносил тот
самый танковый корпус СС, который несколько дней назад бежал из Харькова.
Теперь он наступал в направлении Павлограда во фланг и тыл 6-й армии
Юго-Западного фронта.
Войска Юго-Западного фронта стали отходить. В связи с этим Ставка
приказала Воронежскому фронту оказать помощь левому соседу. 69-я армия
должна была нанести удар на Карловку, а 3-я танковая - на Красноград, во
фланг и тыл немецко-фашистским войскам, действовавшим против 6-й армии
Юго-Западного фронта.
Даже это не привело к пересмотру командованием Воронежского фронта
своих планов наступления на Киев и Чернигов. Однако подобные планы уже явно
не могли быть осуществлены. Ведь и без того ограниченные возможности войск
фронта еще более уменьшились, после того как 69-я и 3-я танковая армии были
перенацелены на новое направление. Кроме того, все явственнее обозначавшийся
успех контрнаступления противника угрожал войскам не только Юго-Западного
фронта, но и Воронежского.
Тем не менее командование фронта все еще пыталось реализовать свои
прежние планы, причем делало это таким образом, что продвижение даже
наиболее успешно наступавшей 40-й армии вскоре значительно замедлилось.
Произошло это так.
Выполняя приказ фронта, 40-я армия 23 февраля освободила города Лебедин
и Ахтырку. К этому времени она продвинулась на 130-140 км от Харькова. Ее
главная группировка выходила на рубеж р. Псел. В тот день командующий
фронтом дал высокую оценку действиям армии. Одновременно я получил новую
директиву (э 130/ОП) следующего содержания: \445\
"1. Армии, выйдя главными силами на рубеж Сумы, Межиричи, Лебедин,
Будылка, Камыши, Должик, Опошня, привести части в порядок, подтянуть
артиллерию и тылы, пополнить запасы и быть в готовности к дальнейшим
наступательным действиям.
2. Для обеспечения выгодного исходного положения для дальнейшего
наступления усиленными передовыми отрядами овладеть узлами дорог Степановка,
Марковка, Штеповка, Александровка, Каменное, Морозовщина и Зеньков...
4. В связи с некоторым отставанием правого соседа на вас возлагаю
ответственность за обеспечение стыка с ним и, кроме того, приказываю оказать
содействие в овладении Суджа ударом из района Сумы через Хотень на Суджа с
запада...
Командующий войсками фронта генерал-полковник Голиков
Начальник штаба фронта генерал-майор Пилипенко"{176}
Надо сказать, что за два дня до этого командующий фронтом в связи с
поворотом левого крыла на юг приказал нам прикрыть своими силами прежнюю
полосу наступления 69-й армии. Для этого мне было предписано направить
форсированным маршем на левый фланг армии две стрелковые дивизии. Кроме
того, требовалось создать подвижный резерв пехоты с танками и артиллерией,
которому предстояло быть в готовности к действиям в южном направлении{177}.
Уже это распоряжение ослабило ударную группировку армии и сделало
невозможным выполнение первоначальной задачи в кратчайший срок. Но я не
подозревал тогда, что оно было только началом целой серии трудновыполнимых
приказов. Продолжением ее и являлась вышеприведенная директива фронта от 23
февраля. Так в течение двух суток полоса наступления 40-й армии решением
командующего фронтом была значительно расширена вправо и влево.
Однако нужно пояснить, почему в директиве фронта от 23 февраля
содержалось требование нанести удар из района Сумы на Суджу. Накануне было
получено сообщение о том, что этот город, находившийся в полосе наступления
38-й армии, освобожден. Я, конечно, обрадовался и - благо было недалеко -
решил проехать в Сумы. Ко мне присоединился член Военного совета армии К. В.
Крайнюков. Но уже в м. Боромля, где был оборудован вспомогательный пункт
управления армии, выяснилось, что Сумы находятся в руках противника. Я
тотчас же сообщил об этом по телефону начальнику оперативного отдела штаба
фронта полковнику Д. А. Федорову и с удивлением услышал спокойный ответ:
- Ничего, к вечеру город все равно будет взят... \446\
При такой самоуверенности начальника оперативного отдела не
удивительно, что он, как потом выяснилось, решил "несколько опередить
события", причем донесение об освобождении г. Сумы было в тот же день
передано в Москву и Совинформбюро сообщило об этом. На основе этих ошибочных
данных командующий фронтом принял и решение относительно удара силами 40-й
армии "из района Сумы через Хотень на Суджа", наложенное в его директиве от
23 февраля.
В тот же день окончательно выяснилось, что г. Сумы нами не РЗЯТ.
Полковник Д. А. Федоров был отстранен от должности. Однако это мало помогло
делу. Командующий фронтом очень хотел исправить досадную ошибку. И вот,
поскольку 38-я армия несколько отстала, а ответственность за обеспечение
стыка с нею все равно уже была возложена на 40-ю, то нам в ночь на 24
февраля и было приказано: "Быстрее овладеть г. Сумы"{178}.
Это указание содержалось в специальном дополнении к предыдущей
директиве. В нем ставились новые задачи не только правофланговым дивизиям
нашей армии, по и левофланговым. Вот что говорилось по этому поводу в
упомянутом дополнении: "В связи с замедлением продвижения Казакова
(командующий 69-й армией.- К.М.} на юг и юго-запад вам (т. е. 40-й армии.-
К.М.) быстрее овладеть Котельва, Опошня и удерживать район за собой..."{179}
К тому времени наступление 3-й танковой, а также 69-й армий
действительно было остановлено противником. Немецко-фашистское командование,
уже значительно оправившееся после ряда крупных поражений, сконцентрировало
на южном крыле советско-германского фронта значительные силы. Создав
превосходство на решающих направлениях, оно с помощью сильных танковых
ударов остановило наступающие советские войска и вскоре начало оттеснять их
на восток и северо-восток.
Всего этого я в то время не знал, так как не имел полной информации об
обстановке в полосах Юго-Западного и левого крыла Воронежского фронтов.
Поэтому меня сначала обеспокоило лишь то, что мероприятия фронта непомерно
усложняли задачи 40-й армии. Но, думалось мне, они, вероятно, все же
отражают какой-то вполне реальный план. Да и была надежда на то, что 69-я и
3-я танковая армии помогут Юго-Западному фронту разгромить противника и
затем возвратятся в свои полосы, после чего и наша 40-я вздохнет свободнее.
Однако содержание директив фронта все более настораживало. Ведь в одной
говорилось о некотором отставании 38-й армии, в другой - о замедлении
продвижения 69-й. Все это происходило справа и слева от нас и потому не
могло не учитываться при \447\ определении характера дальнейших боевых
действий 40-й армии, ибо даже ее фланги не были обеспечены. Вследствие
указанных причин справа и слева образовались разрывы, достигавшие к 25
февраля примерно 50 км каждый.
Тем не менее по мере изменения обстановки командование фронта
продолжало ставить 40-й армии все новые и новые наступательные задачи. 25
февраля в штаб армии поступило еще одно боевое распоряжение командующего
фронтом: "С выходом Кравченко и Меньшикова (командиры 5-го гвардейского
танкового корпуса и 309-й стрелковой дивизии.- К.М.) в район Опошня
создаются благоприятные условия для захвата Полтавы с севера и северо-запада
не в ущерб выполнения моей основной директивы э 130/ОП. Это дает возможность
не только овладеть Полтавой, но и отрезать значительные силы противника,
начавшего отход из района Валки, Ковяги, Коломак на Полтаву, и поможет
Казакову быстрее справиться с задачей и выйти к Полтаве"{180}.
Целая серия боевых распоряжений с новыми дополнительными задачами
внезапно хлынула в армию, поставив ее Военный совет, штаб, возглавляемый к
тому времени генерал-майором В. С. Бенским, и войска в весьма
затруднительное положение. Полоса наступления армии росла с неимоверной
быстротой. За пять дней она перевалила за 200 км и теперь включала часть
полосы 38-й армии, всю полосу 69-й, а с получением задачи на овладение
Полтавой- еще и часть полосы 3-й танковой. \448\
В таких условиях войска 40-й армии начали буквально расползаться. Силы
ее были распылены на выполнение отдельных задач на широком фронте, фланги
по-прежнему не были обеспечены. Кроме того, нам самим пришлось определять
последовательность выполнения задач, так как все распоряжения содержали
требование "быстрее овладеть", но сроки в них не указывались.
Нет слов, замыслы командования фронта были хорошие, но, к сожалению,
нереальные. Они не могли быть осуществлены имевшимися в наличии силами и
средствами. В составе 40-й армии были тогда ослабленные в продолжительных
боях шесть стрелковых дивизий и один танковый корпус. Нечего было и думать о
том, чтобы этими силами успешно наступать в такой широкой полосе и притом
обеспечивать стыки на обоих флангах.
Да и проблема подтягивания тылов и пополнения запасов продовольствия,
фуража, боеприпасов и горючего к тому времени еще больше обострилась. Тылы
армии базировались на железнодорожную станцию Валуйки, от которой мы ушли
уже более чем на 300 км. Автотранспорта для перевозок на такое расстояние не
хватало. И чем дальше продвигались наши войска на запад, тем хуже
становилось снабжение. Мы испытывали большую нужду во всем необходимом.
Последнее, конечно, объяснялось и тем, что внимание командования фронта
было приковано к действиям 69-й и 3-й танковой армий, где назревал кризис.
Да, теперь уже не осталось никаких оснований полагать, что
немецко-фашистское командование собиралось отводить свои войска за Днепр.
Наоборот, оно перебрасывало дивизии из Западной Европы и стремилось во что
бы то ни стало удержать в своих руках Донбасс. В ходе боев обстановка для
войск в полосе Юго-Западного и левого крыла Воронежского фронта изо дня в
день ухудшалась. Там противник явно стремился разгромить советские войска и
снова овладеть Харьковом, без которого он не смог бы удержать Донбасс.
Не стоит, пожалуй, гадать о том, как в целом действовало бы
командование Воронежского фронта при правильной оценке обстановки. Но что
касается задач, поставленных 40-й армии, то, уверен, они в этом случае были
бы иными. К сожалению, даже в условиях резко усилившегося давления
противника с юга и юго-запада командование фронта продолжало верить в то,
что к западу и северо-западу от Харькова он отводил свои войска за Днепр.
Это видно хотя бы из того же боевого распоряжения от 26 февраля,
требовавшего от 40-й армии максимального продвижения на запад, овладения г.
Сумы и затем г. Полтава.
Несмотря на неблагоприятную обстановку, 40-я армия продолжала
наступление в указанных ей направлениях. К 1 марта мы вышли на рубеж Сумы -
Межиричи - Лебедин - Опошня, а частью сил на участке от Сум до Лебедина
форсировали \449\ р. Псел и овладели плацдармом глубиной 15-25 км. Южнее
нами после освобождения г. Гадяч был захвачен еще один плацдарм. Передовые
отряды дивизий вышли на р. Хорол, а местами даже на р. Сулу в ее верхнем
течении.
К тому времени сопротивление врага войскам 40-й армии резко усилилось.
До сих пор он отходил в западном направлении, ведя арьергардами сдерживающие
бои. В последних же числах февраля начал контратаковать на отдельных
участках, сначала силами роты, батальона с танками, а затем и больше.
Наиболее упорные бои велись в районе Сум, Зенькова и Опошни. Было отмечено
появление новых соединений и частей, прибывших из состава группы армий
"Центр".
В частности, в районе г. Сумы уже несколько дней действовала свежая
332-я немецкая пехотная дивизия. Как стало известно из показаний пленных,
она направлялась в Павлоград для усиления наступавшей оттуда группировки.
Уже в пути ее перенацелили против 40-й армии. Подтверждение тому дал после
войны и Манштейн, который даже выразил сожаление по поводу того, что ОКХ
вынуждено было повернуть эту дивизию на г. Сумы{181}.
Кстати, Манштейн, командовавший тогда группой армий "Юг" и руководивший
контрнаступлением против войск Юго-Западного и Воронежского фронтов, в
воспоминаниях подробно изложил свою оценку обстановки тех дней. Так, касаясь
периода конца февраля, он писал: "...Главное теперь состояло в том, что мы
наконец находились на пути к овладению инициативой. В сравнении с этим было
бы не так уже важно, если бы за это время (т. е., вероятно, за время,
которое должно было понадобиться для оттеснения за Северный Донец советских
войск к югу от Харькова.-К. М.) противник несколько продвинулся в
направлении на Киев и севернее его"{182}.
Несколько ниже он продолжал: "К 1 марта стало ясно, что русские ввиду
своего поражения в районе между Донцом и Днепром и перед северным фронтом
1-й танковой армии ослабили свое сопротивление и что наша армия вновь сможет
овладеть рубежом по Донцу". Вследствие этого немецко-фашистское командование
рассчитывало "последовать за противником через еще скованный льдом Донец,
чтобы потом зайти ему в тыл у Харькова и западнее его"{183}. И далее: "Мы
намеревались нанести удар по южному флангу противника, чтобы потеснить его с
юга или - если это окажется возможным - позже ударить ему в тыл с
востока"{184}.
В этих не в меру хвастливых высказываниях гитлеровского фельдмаршала
содержится, однако, и нечто заслуживающее \450\ внимания при оценке
наступательных действий к западу от Харькова, предпринятых войсками
Воронежского фронта в феврале-марте 1943 г. Во-первых, мы видим, что
поскольку они проводились явно недостаточными силами, то и не могли повлечь
за собой серьезной угрозы для противника. Во-вторых, центр тяжести боев
войск Воронежского фронта еще 19 февраля начал перемещаться на юг, куда
направлялось больше всего войск. Это обстоятельство в сочетании с ничем не
объяснимым упорным стремлением командования фронта частью сил продолжать
наступление на запад привело к тому, что эти соединения по существу все
больше выключались из борьбы на решающем участке фронта, отдалялись от него
и в конце концов оказались под угрозой обхода с флангов.
К сожалению, именно таков был результат наступления после овладения
Харьковским промышленным районом. Конечно, и на командующих армиями, в том
числе и на мне, лежит ответственность за это. Я, например, столь
усердствовал в продвижении вперед, что ослабленные, не получавшие пополнения
и усиления войска 40-й армии ушли далеко на запад, оторвавшись от соседних
армий на обоих флангах. Очень уж хотелось всем нам быстрее изгнать фашистов.
Не эта ли поспешность явилась причиной ошибок и высшего командования?
Несколько позднее, в конце марта, когда командный пункт армии находился
уже в населенном пункте Бутово, к нам прибыл заместитель Верховного
Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Ознакомившись с
событиями предшествующих недель, он высказал порицание решению выйти на р.
Днепр, принятому при наличии таких ограниченных возможностей, какими
располагал Воронежский фронт во второй половине февраля 1943 г.
Представитель Ставки придерживался того мнения, что после взятия Харькова
1. Фронт необходимо усилить тапками в количестве 300 штук для
восстановления танковых корпусов и бригад.
2. 2-ю воздушную армию, работающую на фронт, усилить самолетами:
истребителей - два полка, бомбардировщиков - три полка и штурмовиков - два
полка.
3. Для кавкорпуса Соколова дать зенитную артиллерийскую дивизию.
4. Приказать НКПС более форсированными темпами продвинуть направленное
фронту пополнение личным составом (речь шла о 19 тыс. человек, выделенных
тогда фронту, из которых в феврале поступило только 1600 человек{172}.- К.
М).
16 февраля 1943 г. Василевский, Голиков, Кузнецов"{173}.
Эта оценка имела примерно ту же основу, что и сделанная около года
назад командованием Юго-Западного фронта. Как и тогда, силы и возможности
противника были недооценены. Больше того, если весной 1942 г. командование
Юго-Западного фронта полагало, что враг обессилен, то теперь командование
Воронежского фронта к тому же посчитало его отступление из Харькова началом
бегства за Днепр. Если бы это было так, то и тогда для наступления на Киев и
Чернигов не хватило бы имевшихся у нас сил. Но дело обстояло хуже.
Командование Воронежского фронта очень скоро убедилось в глубокой
ошибочности своих выводов о состоянии войск противника и намерениях
руководства врага.
Огромную роль в успехе наступления советских войск на Харьков в феврале
1943 г. сыграло, как уже отмечалось, то, что мы застигли противника
врасплох. По этой причине он не сумел подтянуть крупные силы и попытаться
остановить наш натиск. Силы же такие у него в то время имелись. Это
подтверждается всем дальнейшим ходом событий.
Могут возразить: ведь то был дальнейший ход событий... Отвечу на это
напоминанием о широко известном и само собой \441\ разумеющемся условии
успешного руководства - умении предвидеть развитие событий. Это качество
необходимо вообще, для военачальника оно тем более обязательно. Он должен
учитывать все имеющиеся данные и по ним судить о силах и намерениях
противника. Без этого успешно воевать невозможно.
Какие же имелись данные или признаки, которыми можно было бы объяснить
убежденность командования Воронежского фронта в том, что противник "бежит за
Днепр"? Пожалуй, никаких.
В районе Харькова, правда, к моменту его освобождения оказалась лишь
так называемая группа генерала Ланца (вскоре Ланц был заменен Кемпфом). Ее
ядро составлял уже упоминавшийся танковый корпус СС. И он, а также остальные
соединения этой группы, не выдержав массированного удара войск Воронежского
фронта, действительно бежали на запад и юго-запад от Харькова. Но понесенные
ими при этом потери, хотя они и были немалыми, не означали, однако, разгрома
ни эсэсовского танкового корпуса, ни в целом группы, в которую он входил.
Следовательно, не приходилось сомневаться, что еще предстояло иметь дело с
этой вражеской группировкой.
Но и это еще не все. Штаб фронта мог, конечно, не знать, что уже тогда
командование группы армий "Юг" с участием прибывшего на фронт Гитлера
разработало план контрнаступления, в котором значительная роль отводилась
именно этому эсэсовскому танковому корпусу. Однако то, что последний из
Харькова бежал лишь до тех пор, пока ему грозило окружение, не должно было
оставаться секретом для штаба фронта. И поскольку эсэсовский танковый
корпус, выйдя за пределы опасного района, остановился и начал приводить себя
в порядок, это, безусловно, следовало расценивать как угрозу левому крылу
Воронежского фронта и его стыку с Юго-Западным фронтом.
Напомню, что уже 19 февраля противник нанес удары крупными силами
танков по правому крылу войск Юго-Западного фронта. Следовательно,
сосредоточение этих сил для ударов он начал в районе южнее Харькова как раз
в те дни, когда командование Воронежского фронта ставило своим ослабленным
армиям задачи на наступление.
Остается лишь считать, что у штаба Воронежского фронта в середине
февраля не было ясного представления о противнике. Это и привело к решению
на наступление ослабленными, нуждавшимися в отдыхе и пополнении войсками.
Разумеется, оно не могло увенчаться успехом в условиях, когда противник
сосредоточивал войска и жаждал реванша за Сталинград, за все свои поражения
в зимней кампании 1942/43 г.
Но приказы полагается выполнять. Поэтому и в ходе боев за Харьков 40-я
армия частью сил продолжала наступление на запад.
В тот период было получено еще одно распоряжение командующего фронтом.
Дело в том, что еще 4 февраля 1943 г. мы \442\ слышали переданное по радио
следующее сообщение Совинформбюро:
"30 января из пункта формирования отправилась на один из участков
советско-германского фронта чехословацкая воинская часть, сформированная из
чехословацких граждан, находившихся на советской территории к моменту
вероломного нападения гитлеровской Германии на СССР. Чехословацкой воинской
частью командует полковник Свобода".
И вот теперь часть полковника Людвика Свободы направлялась в
оперативное подчинение нашей армии{174}. Это воинское формирование, которое
выросло в дальнейшем в крупное соединение, составившее основное ядро
вооруженных сил социалистической Чехословакии, в описываемое время
представляло собой отдельный батальон. Его личный состав с нетерпением ждал
возможности принять участие в вооруженной борьбе с немецко-фашистскими
войсками.
И уже вскоре он получил боевое крещение, действуя в составе 25-й
гвардейской стрелковой дивизии. Это произошло в марте, когда названная
дивизия, переданная нами 3-й танковой армии для защиты южных подступов к
Харькову, оборонялась западнее Змиева в районе населенного пункта Тарановка.
Отдельному чехословацкому батальону был отведен для обороны участок на р.
Мжа.
Там, у украинского села Соколове, он и получил боевое крещение. Воины
чехословацкого батальона, сражаясь вместе с гвардейцами генерала Шафаренко,
проявили величайшую доблесть. Они геройски дрались против фашизма,
поработившего их родину, за ее освобождение. Батальон понес тяжелые потери,
но с честью выполнил боевой приказ, не допустив переправы противника через
р. Мжу. Так в огне, дыму и грохоте орудий Великой Отечественной войны
рождалась дружба советских и чехословацких воинов и ковалась наша совместная
победа над фашизмом.
О подвиге чехословацких воинов в бою под Соколовом написано немало.
Хочу ко всему сказанному добавить нижеследующий документ, составленный после
боя командиром батальона полковником Л. Свободой:
"Хозяйство Свобода 8 марта 1943 г. 23. 50 Командиру 25-й гвардейской
стрелковой дивизии
Боевое донесение
Оборону Соколово держала 1-я усиленная рота 1-го отдельного батальона
чехословацкой военной части в СССР.
Оборону составляло: 4 орудия ПТО, 3-76 мм орудия, 8 ПТР, 24 ДП, 3
миномета 82 мм, 3 миномета 50 мм, 6 станковых пулеметов. Подступы были
заминированы.
Состав группы обороны - 350 человек. \433\
В 13. 00 около 60 танков, 15-20 бронетранспортеров, около батальона
мотопехоты в маскхалатах проникли постепенно на северо-западную окраину
Соколове и оттуда к церкви двумя колоннами. Немцы оперировали танками
"Рейнметалл", открывали сильный огонь из орудий и пулеметов, а также массово
применяли огнеметы, которыми сожгли поселок. Танки разбили постройки,
занимаемые нашими воинами, и уничтожили все дзоты со станковыми пулеметами.
Вражеская пехота вела сильный минометный огонь. В 16. 00 пехота и
автоматчики проникли в поселок с хутора Куряче и Прогоня на юго-восточную
окраину поселка. Бой продолжался в окружении, в церкви и в окопах возле нее.
В результате боя враг занял Соколове. Реку Мжу не перешел.
Подбито и сожжено 19 танков, 4-6 транспортеров с автоматчиками. Враг
потерял убитыми около 300 человек.
Наши потери: все противотанковые средства, кроме 2 ПТР, 5 станковых
пулеметов, 3-82 мм минометов, 2-50мм минометов, 16 ручных пулеметов.
К 23.00 количество убитых и пропавших без вести около 200 солдат и
офицеров. 60 раненых, которые были вынесены или самостоятельно вышли. Среди
убитых командир 1-й роты (начальник обороны) надпоручик Ярош и его
заместитель надпоручик Лом (командир пулем. роты). В случае поддержки
обороны - хотя бы 10 танками - Соколово было бы удержано.
К 9 марта 1943 г. батальон занимает оборону: Миргород, Артюховка.
Промежуток между Миргородом и Артюховкой обороняется четырьмя танками 179-й
танковой бригады и артдивизионом.
Полковник Свобода Л. И."{175}.
Танков у противника на этом участке, действительно, оказалось намного
больше, чем у наших войск. Еще бы, ведь для создания превосходства сил он
сосредоточил тогда к югу от Харькова больше двух танковых армий...
Однако вернемся к тем дням, когда мы еще только освободили Харьков и
даже не помышляли о том, что противнику так скоро удастся захватить его
вновь.
II
В первой половине дня 17 февраля 40-я армия освободила Грайворон и
Богодухов. К тому времени на этот рубеж вышли главные силы армии. Безо
всякой паузы они произвели перегруппировку в новую полосу и тут же начали
наступление, с тем чтобы не позднее 20 февраля достичь рубежа Краснополье -
Славгород - Пожня - Ахтырка, а к 24 февраля - линии г. Лебедин. \444\
Выполняя указание штаба армии, дивизии не ввязывались в бои за
отдельные опорные пункты, а блокировали их, устремляясь главными силами на
запад. Уничтожением блокированных гарнизонов противника занимались вторые
эшелоны.
В первые дни наступление в основном развивалось по плану. Только
левофланговая 25-я гвардейская дивизия продвигалась медленно, так как враг
на рубеже Старый Мерчик - Люботин встретил ее ожесточенными контратаками. В
них участвовали значительные силы пехоты с танками. Это был первый сигнал о
готовящемся контрнаступлении немецко-фашистских войск. Но на главном
направлении армии мы продолжали теснить на северо-запад остатки разбитых
вражеских дивизий.
Вслед за Грайвороном и Богодуховым были освобождены Готня, Большая
Писаревка, Красная Яруга, Краснополье, Боромля, Тростянец и др. Дивизии
стремительно продвигались к р. Псел, на западный берег которой поспешно
отходили вражеские войска.
Тем временем 19 февраля противник перешел в контрнаступление силами 1-й
и 4-й танковых армий против правого крыла Юго-Западного фронта, наступавшего
на днепропетровском направлении. Удар из района Краснограда наносил тот
самый танковый корпус СС, который несколько дней назад бежал из Харькова.
Теперь он наступал в направлении Павлограда во фланг и тыл 6-й армии
Юго-Западного фронта.
Войска Юго-Западного фронта стали отходить. В связи с этим Ставка
приказала Воронежскому фронту оказать помощь левому соседу. 69-я армия
должна была нанести удар на Карловку, а 3-я танковая - на Красноград, во
фланг и тыл немецко-фашистским войскам, действовавшим против 6-й армии
Юго-Западного фронта.
Даже это не привело к пересмотру командованием Воронежского фронта
своих планов наступления на Киев и Чернигов. Однако подобные планы уже явно
не могли быть осуществлены. Ведь и без того ограниченные возможности войск
фронта еще более уменьшились, после того как 69-я и 3-я танковая армии были
перенацелены на новое направление. Кроме того, все явственнее обозначавшийся
успех контрнаступления противника угрожал войскам не только Юго-Западного
фронта, но и Воронежского.
Тем не менее командование фронта все еще пыталось реализовать свои
прежние планы, причем делало это таким образом, что продвижение даже
наиболее успешно наступавшей 40-й армии вскоре значительно замедлилось.
Произошло это так.
Выполняя приказ фронта, 40-я армия 23 февраля освободила города Лебедин
и Ахтырку. К этому времени она продвинулась на 130-140 км от Харькова. Ее
главная группировка выходила на рубеж р. Псел. В тот день командующий
фронтом дал высокую оценку действиям армии. Одновременно я получил новую
директиву (э 130/ОП) следующего содержания: \445\
"1. Армии, выйдя главными силами на рубеж Сумы, Межиричи, Лебедин,
Будылка, Камыши, Должик, Опошня, привести части в порядок, подтянуть
артиллерию и тылы, пополнить запасы и быть в готовности к дальнейшим
наступательным действиям.
2. Для обеспечения выгодного исходного положения для дальнейшего
наступления усиленными передовыми отрядами овладеть узлами дорог Степановка,
Марковка, Штеповка, Александровка, Каменное, Морозовщина и Зеньков...
4. В связи с некоторым отставанием правого соседа на вас возлагаю
ответственность за обеспечение стыка с ним и, кроме того, приказываю оказать
содействие в овладении Суджа ударом из района Сумы через Хотень на Суджа с
запада...
Командующий войсками фронта генерал-полковник Голиков
Начальник штаба фронта генерал-майор Пилипенко"{176}
Надо сказать, что за два дня до этого командующий фронтом в связи с
поворотом левого крыла на юг приказал нам прикрыть своими силами прежнюю
полосу наступления 69-й армии. Для этого мне было предписано направить
форсированным маршем на левый фланг армии две стрелковые дивизии. Кроме
того, требовалось создать подвижный резерв пехоты с танками и артиллерией,
которому предстояло быть в готовности к действиям в южном направлении{177}.
Уже это распоряжение ослабило ударную группировку армии и сделало
невозможным выполнение первоначальной задачи в кратчайший срок. Но я не
подозревал тогда, что оно было только началом целой серии трудновыполнимых
приказов. Продолжением ее и являлась вышеприведенная директива фронта от 23
февраля. Так в течение двух суток полоса наступления 40-й армии решением
командующего фронтом была значительно расширена вправо и влево.
Однако нужно пояснить, почему в директиве фронта от 23 февраля
содержалось требование нанести удар из района Сумы на Суджу. Накануне было
получено сообщение о том, что этот город, находившийся в полосе наступления
38-й армии, освобожден. Я, конечно, обрадовался и - благо было недалеко -
решил проехать в Сумы. Ко мне присоединился член Военного совета армии К. В.
Крайнюков. Но уже в м. Боромля, где был оборудован вспомогательный пункт
управления армии, выяснилось, что Сумы находятся в руках противника. Я
тотчас же сообщил об этом по телефону начальнику оперативного отдела штаба
фронта полковнику Д. А. Федорову и с удивлением услышал спокойный ответ:
- Ничего, к вечеру город все равно будет взят... \446\
При такой самоуверенности начальника оперативного отдела не
удивительно, что он, как потом выяснилось, решил "несколько опередить
события", причем донесение об освобождении г. Сумы было в тот же день
передано в Москву и Совинформбюро сообщило об этом. На основе этих ошибочных
данных командующий фронтом принял и решение относительно удара силами 40-й
армии "из района Сумы через Хотень на Суджа", наложенное в его директиве от
23 февраля.
В тот же день окончательно выяснилось, что г. Сумы нами не РЗЯТ.
Полковник Д. А. Федоров был отстранен от должности. Однако это мало помогло
делу. Командующий фронтом очень хотел исправить досадную ошибку. И вот,
поскольку 38-я армия несколько отстала, а ответственность за обеспечение
стыка с нею все равно уже была возложена на 40-ю, то нам в ночь на 24
февраля и было приказано: "Быстрее овладеть г. Сумы"{178}.
Это указание содержалось в специальном дополнении к предыдущей
директиве. В нем ставились новые задачи не только правофланговым дивизиям
нашей армии, по и левофланговым. Вот что говорилось по этому поводу в
упомянутом дополнении: "В связи с замедлением продвижения Казакова
(командующий 69-й армией.- К.М.} на юг и юго-запад вам (т. е. 40-й армии.-
К.М.) быстрее овладеть Котельва, Опошня и удерживать район за собой..."{179}
К тому времени наступление 3-й танковой, а также 69-й армий
действительно было остановлено противником. Немецко-фашистское командование,
уже значительно оправившееся после ряда крупных поражений, сконцентрировало
на южном крыле советско-германского фронта значительные силы. Создав
превосходство на решающих направлениях, оно с помощью сильных танковых
ударов остановило наступающие советские войска и вскоре начало оттеснять их
на восток и северо-восток.
Всего этого я в то время не знал, так как не имел полной информации об
обстановке в полосах Юго-Западного и левого крыла Воронежского фронтов.
Поэтому меня сначала обеспокоило лишь то, что мероприятия фронта непомерно
усложняли задачи 40-й армии. Но, думалось мне, они, вероятно, все же
отражают какой-то вполне реальный план. Да и была надежда на то, что 69-я и
3-я танковая армии помогут Юго-Западному фронту разгромить противника и
затем возвратятся в свои полосы, после чего и наша 40-я вздохнет свободнее.
Однако содержание директив фронта все более настораживало. Ведь в одной
говорилось о некотором отставании 38-й армии, в другой - о замедлении
продвижения 69-й. Все это происходило справа и слева от нас и потому не
могло не учитываться при \447\ определении характера дальнейших боевых
действий 40-й армии, ибо даже ее фланги не были обеспечены. Вследствие
указанных причин справа и слева образовались разрывы, достигавшие к 25
февраля примерно 50 км каждый.
Тем не менее по мере изменения обстановки командование фронта
продолжало ставить 40-й армии все новые и новые наступательные задачи. 25
февраля в штаб армии поступило еще одно боевое распоряжение командующего
фронтом: "С выходом Кравченко и Меньшикова (командиры 5-го гвардейского
танкового корпуса и 309-й стрелковой дивизии.- К.М.) в район Опошня
создаются благоприятные условия для захвата Полтавы с севера и северо-запада
не в ущерб выполнения моей основной директивы э 130/ОП. Это дает возможность
не только овладеть Полтавой, но и отрезать значительные силы противника,
начавшего отход из района Валки, Ковяги, Коломак на Полтаву, и поможет
Казакову быстрее справиться с задачей и выйти к Полтаве"{180}.
Целая серия боевых распоряжений с новыми дополнительными задачами
внезапно хлынула в армию, поставив ее Военный совет, штаб, возглавляемый к
тому времени генерал-майором В. С. Бенским, и войска в весьма
затруднительное положение. Полоса наступления армии росла с неимоверной
быстротой. За пять дней она перевалила за 200 км и теперь включала часть
полосы 38-й армии, всю полосу 69-й, а с получением задачи на овладение
Полтавой- еще и часть полосы 3-й танковой. \448\
В таких условиях войска 40-й армии начали буквально расползаться. Силы
ее были распылены на выполнение отдельных задач на широком фронте, фланги
по-прежнему не были обеспечены. Кроме того, нам самим пришлось определять
последовательность выполнения задач, так как все распоряжения содержали
требование "быстрее овладеть", но сроки в них не указывались.
Нет слов, замыслы командования фронта были хорошие, но, к сожалению,
нереальные. Они не могли быть осуществлены имевшимися в наличии силами и
средствами. В составе 40-й армии были тогда ослабленные в продолжительных
боях шесть стрелковых дивизий и один танковый корпус. Нечего было и думать о
том, чтобы этими силами успешно наступать в такой широкой полосе и притом
обеспечивать стыки на обоих флангах.
Да и проблема подтягивания тылов и пополнения запасов продовольствия,
фуража, боеприпасов и горючего к тому времени еще больше обострилась. Тылы
армии базировались на железнодорожную станцию Валуйки, от которой мы ушли
уже более чем на 300 км. Автотранспорта для перевозок на такое расстояние не
хватало. И чем дальше продвигались наши войска на запад, тем хуже
становилось снабжение. Мы испытывали большую нужду во всем необходимом.
Последнее, конечно, объяснялось и тем, что внимание командования фронта
было приковано к действиям 69-й и 3-й танковой армий, где назревал кризис.
Да, теперь уже не осталось никаких оснований полагать, что
немецко-фашистское командование собиралось отводить свои войска за Днепр.
Наоборот, оно перебрасывало дивизии из Западной Европы и стремилось во что
бы то ни стало удержать в своих руках Донбасс. В ходе боев обстановка для
войск в полосе Юго-Западного и левого крыла Воронежского фронта изо дня в
день ухудшалась. Там противник явно стремился разгромить советские войска и
снова овладеть Харьковом, без которого он не смог бы удержать Донбасс.
Не стоит, пожалуй, гадать о том, как в целом действовало бы
командование Воронежского фронта при правильной оценке обстановки. Но что
касается задач, поставленных 40-й армии, то, уверен, они в этом случае были
бы иными. К сожалению, даже в условиях резко усилившегося давления
противника с юга и юго-запада командование фронта продолжало верить в то,
что к западу и северо-западу от Харькова он отводил свои войска за Днепр.
Это видно хотя бы из того же боевого распоряжения от 26 февраля,
требовавшего от 40-й армии максимального продвижения на запад, овладения г.
Сумы и затем г. Полтава.
Несмотря на неблагоприятную обстановку, 40-я армия продолжала
наступление в указанных ей направлениях. К 1 марта мы вышли на рубеж Сумы -
Межиричи - Лебедин - Опошня, а частью сил на участке от Сум до Лебедина
форсировали \449\ р. Псел и овладели плацдармом глубиной 15-25 км. Южнее
нами после освобождения г. Гадяч был захвачен еще один плацдарм. Передовые
отряды дивизий вышли на р. Хорол, а местами даже на р. Сулу в ее верхнем
течении.
К тому времени сопротивление врага войскам 40-й армии резко усилилось.
До сих пор он отходил в западном направлении, ведя арьергардами сдерживающие
бои. В последних же числах февраля начал контратаковать на отдельных
участках, сначала силами роты, батальона с танками, а затем и больше.
Наиболее упорные бои велись в районе Сум, Зенькова и Опошни. Было отмечено
появление новых соединений и частей, прибывших из состава группы армий
"Центр".
В частности, в районе г. Сумы уже несколько дней действовала свежая
332-я немецкая пехотная дивизия. Как стало известно из показаний пленных,
она направлялась в Павлоград для усиления наступавшей оттуда группировки.
Уже в пути ее перенацелили против 40-й армии. Подтверждение тому дал после
войны и Манштейн, который даже выразил сожаление по поводу того, что ОКХ
вынуждено было повернуть эту дивизию на г. Сумы{181}.
Кстати, Манштейн, командовавший тогда группой армий "Юг" и руководивший
контрнаступлением против войск Юго-Западного и Воронежского фронтов, в
воспоминаниях подробно изложил свою оценку обстановки тех дней. Так, касаясь
периода конца февраля, он писал: "...Главное теперь состояло в том, что мы
наконец находились на пути к овладению инициативой. В сравнении с этим было
бы не так уже важно, если бы за это время (т. е., вероятно, за время,
которое должно было понадобиться для оттеснения за Северный Донец советских
войск к югу от Харькова.-К. М.) противник несколько продвинулся в
направлении на Киев и севернее его"{182}.
Несколько ниже он продолжал: "К 1 марта стало ясно, что русские ввиду
своего поражения в районе между Донцом и Днепром и перед северным фронтом
1-й танковой армии ослабили свое сопротивление и что наша армия вновь сможет
овладеть рубежом по Донцу". Вследствие этого немецко-фашистское командование
рассчитывало "последовать за противником через еще скованный льдом Донец,
чтобы потом зайти ему в тыл у Харькова и западнее его"{183}. И далее: "Мы
намеревались нанести удар по южному флангу противника, чтобы потеснить его с
юга или - если это окажется возможным - позже ударить ему в тыл с
востока"{184}.
В этих не в меру хвастливых высказываниях гитлеровского фельдмаршала
содержится, однако, и нечто заслуживающее \450\ внимания при оценке
наступательных действий к западу от Харькова, предпринятых войсками
Воронежского фронта в феврале-марте 1943 г. Во-первых, мы видим, что
поскольку они проводились явно недостаточными силами, то и не могли повлечь
за собой серьезной угрозы для противника. Во-вторых, центр тяжести боев
войск Воронежского фронта еще 19 февраля начал перемещаться на юг, куда
направлялось больше всего войск. Это обстоятельство в сочетании с ничем не
объяснимым упорным стремлением командования фронта частью сил продолжать
наступление на запад привело к тому, что эти соединения по существу все
больше выключались из борьбы на решающем участке фронта, отдалялись от него
и в конце концов оказались под угрозой обхода с флангов.
К сожалению, именно таков был результат наступления после овладения
Харьковским промышленным районом. Конечно, и на командующих армиями, в том
числе и на мне, лежит ответственность за это. Я, например, столь
усердствовал в продвижении вперед, что ослабленные, не получавшие пополнения
и усиления войска 40-й армии ушли далеко на запад, оторвавшись от соседних
армий на обоих флангах. Очень уж хотелось всем нам быстрее изгнать фашистов.
Не эта ли поспешность явилась причиной ошибок и высшего командования?
Несколько позднее, в конце марта, когда командный пункт армии находился
уже в населенном пункте Бутово, к нам прибыл заместитель Верховного
Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Ознакомившись с
событиями предшествующих недель, он высказал порицание решению выйти на р.
Днепр, принятому при наличии таких ограниченных возможностей, какими
располагал Воронежский фронт во второй половине февраля 1943 г.
Представитель Ставки придерживался того мнения, что после взятия Харькова