Страница:
намеревавшийся без задержки переправиться через Дон и с ходу овладеть
Сталинградом, не достиг этой цели. Был сорван также план окружения и
уничтожения 62-й и 1-й танковой армий. Немецко-фашистскому командованию не
удалось осуществить подобный замысел даже в отношении окруженной в районе
Верхне-Бузиновки части сил 62-й армии. В результате успешных действий 13-го
танкового корпуса 1-й танковой армии, поддержанных усилиями окруженных,
вражеское кольцо было разорвано и из него вырвались несколько тысяч
советских солдат и офицеров.
Прорыв к Сталинграду не удался, несмотря на то, что командующий 6-й
немецкой армией генерал-полковник Паулюс к 30 июля вынужден был ввести в бой
12 из имевшихся в его распоряжении дивизий. Вместо наступления
немецко-фашистским войскам пришлось перейти к обороне. Более того, их
коммуникации были перерезаны, а сами они, понеся огромные потери, оказались
перед угрозой окружения. Правда, противнику ударом на Манойлин, Евсеевский,
Сухановский вскоре удалось восстановить свои коммуникации. Но было очевидно,
что 6-я армия, не преодолев все возраставшего сопротивления советских войск,
завязла в оборонительных боях.
Контрудар, в котором 1-я и 4-я танковые армии выполняли главную задачу,
поставил под угрозу основные стратегические планы германского командования.
Поэтому не удивительно, что эхо этого удара тревожно прозвучало в ставке
Гитлера. Там начались лихорадочные поиски выхода из тупика, в который зашло
наступление 6-й армии. "На докладе фюреру генерал Иодль авторитетно заявил,-
гласит запись от 30 июля 1942 г. в дневнике начальника германского генштаба
Гальдера, опубликованном после войны,- что судьба Кавказа решается под
Сталинградом. Поэтому необходимо передать войска из группы армий "А" в
группу армий "Б", при этом по возможности южнее Дона"{97}. \283\
Это можно понять только так: не смогла 6-я армия прорваться через Дон к
Волге, не смогут это сделать и две армии, а посему нужно силами 4-й танковой
армии наступать на Сталинград с юго-запада. Таким образом, контрудар
танковых армий западнее Дона заставил немецко-фашистское командование
наступать ни Сталинград с другого направления и с привлечением
дополнительных сил, ранее предназначавшихся для осуществления иных целей.
Это также имело немаловажное значение в срыве общего стратегического плана
противника на 1942 г.
VIII
Из сказанного видно, что нет никаких оснований сомневаться в
целесообразности ввода в сражение незакончивших формирование 1-й и 4-й
танковых армий. Эти армии воспрепятствовали врагу окружить 62-ю армию,
сковали за Доном на три недели 6-ю немецкую армию, нанесли ей тяжелый урон и
выиграли время для подхода резервов Ставки и организации обороны в
междуречье.
Почему же мы не разгромили вражескую группировку, рвавшуюся к Калачу?
Главным образом потому, что 6-я немецкая армия располагала большими
силами и средствами, чем советские войска, наносившие контрудар. Без тесного
взаимодействия с пехотой и артиллерией, а также без надежного авиационного
прикрытия танки не могли прорвать оборону противника. Между тем 1-я и 4-я
танковые армии, к сожалению, не располагали артиллерией, которая подавляла
бы и уничтожала противотанковые средства врага; они имели только по одной
стрелковой дивизии. Первостепенное значение имело абсолютное господство в
воздухе вражеской авиации, которая в светлое время суток почти беспрерывно
бомбила наши войска, нанося им чувствительный урон.
Не менее важное значение имело и то обстоятельство, что события
назревали и развивались стремительно, обстановка менялась быстро, и
командование Сталинградского фронта не успевало сосредоточить резервы. По
этой причине и контрудар танковых армий начался неодновременно. Хуже того,
изменения в обстановке вынуждали каждую из двух танковых армий начать
контрудары не всеми силами, а лишь той частью, которая имелась в наличии.
Короче говоря, одновременного, концентрического контрудара всеми силами не
получилось ни в масштабах фронта, ни в масштабах армий. Кроме того, танковые
корпуса действовали изолированно друг от друга. Наконец, в связи с угрозой
удара по Калачу с юго-запада пришлось отвлечь в сторону Суровикино часть сил
1-й танковой армии.
В ходе боевых действий все время давали себя знать и пробелы в обучении
войск. И мы принимали меры к тому, чтобы наверстать упущенное в период
формирования, оказавшийся таким кратким. \284\
В 1-й танковой армии, например. в самый разгар боев дважды были
проведены ночные сборы механиков-водителей танков. Они во многом помогли
устранить недостатки, связанные с тем, что значительная часть механиков не
имела еще боевого опыта. После сборов механики-водители становились более
инициативными и решительными. Свои боевые машины они водили в атаку теперь
на предельных скоростях, следовательно, меньше находились под воздействием
артиллерийского огня противника, успешнее громили врага.
Главным, что помогало командованию армии быстрее восполнять пробелы в
подготовке войск, был царивший в них высокий, поистине невиданный
морально-политический дух. Каждый боец и командир хорошо понимал, что наша
общая задача - защитить Сталинград и что для этого нужно разгромить
противостоящего врага{98}.
Очень большую роль в этом отношении для всех защитников Сталинграда
сыграл приказ народного комиссара обороны э 227, пришедший к нам в войска 29
июля. В тот же день он был размножен типографским способом и зачитан во всех
штабах и подразделениях армии. Это был по существу не приказ, а обращение ко
всем командирам, красноармейцам и политработникам, в котором была сказана
суровая правда тех дней.
В нем говорилось о смертельной угрозе, вновь нависшей над нашей
Родиной, но в то же время указывались пути ликвидации этой опасности,
разгрома врага". Противник, отмечалось в приказе, не так силен, как это
кое-кому кажется, он напрягает свои последние силы, и выдержать его удар в
ближайшие месяцы - значит обеспечить за нами победу. Подчеркивая, что работа
фабрик и заводов обеспечивала рост выпуска самолетов, танков, артиллерии,
минометов, автоматов и гарантировала снабжение фронта всем необходимым,
приказ требовал прекратить отступление советских войск.
Этот документ произвел на всех командиров, красноармейцев и
политработников огромное впечатление ясностью изложенных в нем перспектив и
задач. Отныне для каждого защитника Сталинграда железным законом стал
лозунг: "Ни шагу назад!"
Груз отмеченных в приказе недостатков несли на себе и соединения 1-й
танковой армии. Я имею в виду прежде всего 28-й и 13-й танковые корпуса,
познавшие горечь неудач - первый в мае на Керченском полуострове, второй - в
начале июля на воронежском направлении. И скажу прямо: наряду с героизмом и
самоотверженностью их воинов во время контрудара в восточной части большой
излучины Дона имелись факты недисциплинированности и недостаточной
организованности в руководстве боевыми \285\ действиями этих соединений. В
особенности это относится к 13-му танковому корпусу, которым командовал
полковник Т. И. Танасчишин. Выше я уже говорил об этом. Добавлю, что ни 26,
ни 27 июля корпус не смог перейти в наступление на Верхне-Бузнновку, и это в
значительной мере помешало 1-й танковой армии подвергнуть группировку
противника концентрическому удару и нанести ей более существенные потери.
Другой пример. На этот раз речь идет о медлительности в дело выполнения
боевого приказа. После переправы через Дон основным силам 56-й танковой
бригады 28-го танкового корпуса (командир бригады полковник В. В. Лебедев)
следовало стремительно наступать. Они же простояли некоторое время на одном
место и этим подставили себя под удар авиации противника. Бригада и на
следующий день проявила подобную медлительность. Кроме того, ее командование
и штаб не организовали разведки противостоящего врага, не выявили слабых
мест в его позиции. В силу утих причин бригада понесла существенные потери,
а боевой задачи не выполнила{99}.
Аналогичные недостатки наблюдались и в других бригадах армии. Вероятно,
они имели место на многих фронтах. Для усиления стойкости войск Красной
Армии большую роль сыграл приказ э 227 от 28 июля 1942 г. В этом приказе с
суровой прямотой охарактеризовано опасное положение, создавшееся на южном
крыло советско-германского фронта и вызвавшее большую тревогу у партии и
всего советского народа. В приказе подчеркивалась необходимость решительно
усилить сопротивление врагу и остановить его продвижение.
"Ни шагу назад! - говорилось в приказе.- Таким теперь должен быть наш
главный призыв.
Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый
метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и
отстаивать его до последней возможности".
Приказ в категорической форме требовал от командного и политического
состава перестроить партийно-политическую работу в войсках в соответствии с
создавшейся угрожающей обстановкой и мобилизовать все силы и средства на
отпор врагу. Его читали и изучали в штабах, во всех ротах и батареях.
Армейская газета посвятила содержанию приказа передовую статью.
Все понимали, что от выполнения задачи, поставленной в приказе э 227,
зависит дальнейший ход, а может быть и исход войны. Сознание смертельной
опасности, которая опять нависла над Родиной, придало нашим воинам новые
силы и укрепило их боевую стойкость. Их девизом стал лозунг партии "Ни шагу
назад!" \286\
Военный совет 1-й танковой армии со всей анергией принялся за
проведение в жизнь приказа наркома. Весь командный и политический состав,
партийные п комсомольские организации были нацелены на ликвидацию выявленных
недостатков.
Приказ э 227 еще больше воодушевил войска армии на самоотверженную
борьбу с врагом. Экипажи танков, расчеты орудий, минометов и пулеметов,
стрелки, автоматчики и снайперы, санитары и подносчики патронов, водители
машин и ездовые - все воины армии брали на себя определенные обязательства
но истреблению фашистских захватчиков.
И они с честью выполнили клятву. В течение последующих дней в конце
июля и начале августа 1942 г. войска армии в исключительно трудных условиях
почти непрерывно наступали против ударной группировки 6-й немецкой армии. С
беззаветной храбростью сражались они против сильного и коварного врага. В
ходе ожесточенных боев, длившихся но 17-18 часов в сутки, 1-я танковая армия
во взаимодействии с 62-й и 4-й танковой армиями вынудила противника перейти
более чем на две недели к обороне на этом направлении.
А выиграть две-три недели тогда означало обеспечить Ставке Верховного
Главнокомандования и Сталинградскому фронту возможность подтянуть резервы,
укрепить оборону между Доном и Волгой, а также эвакуировать в тыл население
и часть промышленных предприятий Сталинграда.
Немало подтверждений тому находим мы и в вынужденных послевоенных
свидетельствах бывших гитлеровских генералов, участвовавших в наступлении
немецко-фашистских войск на Сталинград. Среди них есть и такие, кто на себе
лично испытал наш контрудар к западу от Дона.
Вот, к примеру, бывший командир 3-й немецкой моторизованной дивизии
генерал-лейтенант Шлемер. По его словам, во время наступления из района
Клетской на Калач он "совершенно изменил свое мнение" о состоянии и боевых
возможностях Красной Армии. Как пишет Шлемер, он предполагал, что
сравнительно легко достигнет Калача и захватит мост через Дон, так как верил
в утверждения гитлеровского генштаба и министерства пропаганды о "подрыве
мощи Красной Армии и ее неспособности оказать серьезное сопротивление"{100}.
Реальная действительность отрезвила самонадеянного генерала. Он
вынужден был признать, что, вопреки ожиданиям легкой победы, его дивизия
вблизи моста через Дон у Калача испытала на себе контрудар. "Атаки русских,-
вспоминал Шлемер,- были настолько сильны, что 3-я моторизованная дивизия
должна была отступить на линию 146,0-169,8-174,9-Дон"{101}. Не помогло и
\287\ прибытие в район Липологовский частей 60-й моторизованной дивизии,
также поступивших под командование генерала Шлемера. Не в силах сдержать
непрекращавшиеся атаки 1-й танковой армии эти дивизии пятились назад.
Любопытное высказывание, свидетельствующее о том, что контрудар наших
войск навеял мрачные мысли на гитлеровских солдат, привел бывший полковник
германской армии Адам. Он писал: "Сидевший за моей спиной ефрейтор, еще
находясь под свежим впечатлением пережитых боев (происходило это, судя по
изложению, примерно в первых числах августа 1942 г. где-то западнее Дона.-К.
М.), рассказывал;
- В таком пекле даже здесь, на Востоке, мне еще не приходилось бывать.
Задал нам Иван жару, у нас только искры из глаз сыпались... Еще три недели
назад наш ротный рассказывал нам, будто Красная Армия окончательно разбита и
мы, дескать, скоро отдохнем в Сталинграде. А оно вроде бы не совсем так. 31
июля они нам изрядно всыпали. Нашей артиллерии и противотанковой обороне
еле-еле удалось остановить контрнаступление русских..."{102}.
Наконец, тот факт, что наш контрудар дал выигрыш времени для
организации обороны между Доном и Волгой, с досадой отметил в своих
воспоминаниях генерал-майор бывшей немецко-фашистской армии Дерр. Прежде
всего он признал: "25 июля 14-й танковый корпус, наступая через Клетская и
Сиротинская, при приближении к Калачу в районе юго-западнее Каменской,
натолкнулся на крупные силы противника, сопротивление которых он не смог
сломить..." Далее Дерр заявил, что бой в районе Калача "дал советскому
командованию выигрыш во времени, примерно в две недели. Что тогда означали
две недели для эвакуации промышленных предприятий из Сталинграда и для его
обороны, говорить но приходится. Затем из двух недель стало три, так как
лишь 21 августа 6-я армия смогла начать свое наступление через Дон".
Ударная группировка 6-й немецкой армии потерпела поражение и была
вынуждена перейти к обороне. На Сталинград теперь наступала 4-я танковая
армия противника, наносившая удар с юга. Туда и переместился эпицентр
сражения. А так как командование Сталинградского фронта не располагало
достаточными резервами для ведения активных действий на двух направлениях,
то 5 августа 1-я танковая армия получила приказ на оборону. Но мне уже не
суждено было участвовать в выполнении этого приказа. Несколько дней спустя я
был назначен командующим 1-й гвардейской армией. Впереди вновь были
наступательные действия. \288\
I
Мое назначение в 1-ю гвардейскую армию было связано с происходившими
тогда переменами в организации обороны Сталинграда. Начались они почти сразу
же после того, как командующий фронтом приказал 1-й танковой армии перейти к
обороне.
В этот самый день, 5 августа, в Москве в Ставке Верховного
Главнокомандования, было решено разделить Сталинградский фронт на два.
Ставка исходила из того, что к указанному времени в сражении под
Сталинградом ясно обозначились два операционных направления - из района
западнее Калача и со стороны Котельниково. Для удобства управления войсками
восьми армий, имевшихся в составе Сталинградского фронта, 64, 57, 51-я
общевойсковые и 8-я воздушная армии, а также 13-й танковый корпус
передавались новому, Юго-Восточному фронту. В его состав включалась и 1-я
гвардейская армия, перебрасываемая в район Сталинграда из резерва Ставки
Верховного Главнокомандования.
Командующим Юго-Восточным фронтом был назначен генерал-полковник А. И.
Еременко. Фронтовое управление Ставка приказала сформировать на базе
управления 1-й танковой армии, а ее войска передать в состав 62-й армии,
которой с 3 августа командовал генерал-лейтенант А. И. Лопатин, имевший опыт
разгрома немецко-фашистской группировки в ноябре 1941 г. под Ростовом.
Получив соответствующий приказ в ночь на 6 августа, командование 1-й
танковой армии уже 7 августа выполнило его. В тот день, завершив передачу
войск, Военный совет и штаб армии прибыли в Сталинград в распоряжение
командующего Юго-Восточным фронтом. \289\
Генерал-полковник А. И. Еременко тотчас же принял меня и сообщил, что
до нового назначения я останусь его заместителем. Он подробно информировал о
мотивах, которыми руководствовалась Ставка при разделении Сталинградского
фронта, ознакомил с ее директивой от 5 августа.
Из содержания этого документа я понял, что своими мероприятиями
Верховное Главнокомандование хотело улучшить руководство войсками на обоих
направлениях. Что касается Юго-Восточного фронта, то на его командование
возлагалась задача приостановить дальнейшее продвижение вражеских войск к
южному сектору внешнего оборонительного обвода, не допустить прорыва
противника к Волге южнее Сталинграда. В дальнейшем войска фронта должны были
нанести поражение врагу, наступавшему со стороны Котельниково.
Командующий фронтом произвел на меня впечатление очень волевого,
решительного генерала. Через несколько дней он возглавил руководство боевыми
действиями войск двух фронтов - Сталинградского и Юго-Восточного.
После краткого ознакомления с обстановкой в полосе фронта командующий
приказал мне выехать в войска 64-й армии. Там готовился контрудар по
вклинившейся накануне, 6 августа, группировке противника. Я тотчас же туда
отправился.
В Верхне-Царицынском, где расположился штаб 64-й армии, мне рассказали
подробности вчерашней вражеской атаки. Противник крупными силами танков с
пехотой, поддержанный \290\ авиацией, нанес удар на левом фланге армии.
После ожесточенного боя, длившегося около 5 часов, атакующие прорвали
оборону на стыке между 126-й и 38-й стрелковыми дивизиями. Будучи отброшен
контратакой и понеся большие потери, враг, однако, во второй половине дня
предпринял наступление еще более крупными силами. Оттеснив части 38-й
стрелковой дивизии, он занял разъезд 74-й километр и угрожал ст. Тингута.
Я приехал в 64-ю армию вскоре после того, как она, приостановив
наступление противника, приступила по приказу командующего фронтом к
подготовке контрудара. Оставалось лишь немедленно подключиться к этой
работе.
7-8 августа войска армии вели сдерживающие бои в районе Абганерово,
Тингута, а тем временем мы завершили подготовку контрудара. К нанесению
удара были привлечены 38, 157, 204-я стрелковые дивизии и 13-й танковый
корпус, действовавший в то время в составе 64-й армии.
Ширина полосы готовящегося контрудара составляла 9 км. Нам удалось
создать здесь высокую плотность войск. На каждые три километра фронта мы
имели стрелковую дивизию, на каждый километр - в среднем 7,5 танков, до 40
орудий и минометов. Это означало, что контрудар наносился в условиях, когда
мы обладали превосходством в людях и артиллерии, а танков имели не меньше,
чем противник.
Оценивая эти данные, невольно подумалось: вот так бы на всем фронте! Но
мне было хорошо известно, что общее соотношение сил под Сталинградом пока
еще было далеко не в нашу пользу. Даже несколько дней спустя, когда
советские войска были усилены непрерывно прибывавшими резервами Ставки
Верховного Главнокомандования, враг все еще имел танков в четыре раза,
орудий и минометов - в два с лишним, самолетов - в два раза больше. На
направлениях же главных ударов соотношение сил в его пользу было еще выше,
причем это относилось не только к танкам, артиллерии и авиации, но и к
численности войск{103}.
Да, пока еще дело обстояло именно так. Но каждый советский воин под
Сталинградом знал, что день ото дня все больше вооружения кует Родина, все
больше полков, дивизий, армий готовит она для разгрома врага, и верил, что
недалек час, когда эта грозная мощь обрушится на противника.
Знал и верил в это всей душой и я. И потому в некотором превосходстве
64-й армии на участке контрудара видел как бы прообраз будущего изменения
соотношения сил в нашу пользу на всем фронте борьбы с немецко-фашистскими
захватчиками. Много тяжелых испытаний еще ожидало нас на пути к такому
повороту в ходе войны, но мы не ошибались: он был уже не за горами.
9 августа войска 64-й армии нанесли удар по захватчикам \291\ в
направлении Тингута, Абганерово. Его успеху способствовало не только
некоторое превосходство сил, но и внезапность. Этот наш контрудар оказался
неожиданным для противника, который в ходе двухдневных боев был отброшен за
передний край внешнего оборонительного обвода. 64-я армия восстановила
положение и даже получила возможность укрепить свои позиции, ибо вражеские
войска, понесшие в боях 9-10 августа огромные потери, были вынуждены перейти
к обороне и в течение следующих 10 дней не предпринимали активных действий.
II
Об этих результатах удара 64-й армии я узнал, будучи уже на другом
участке фронта. Еще 9 августа, в первый день контрудара ее войск, мне
пришлось расстаться с ними и выехать в Сталинград по вызову командующего
фронтом.
Позади были две ночи без сна, впереди тоже не предвиделось отдыха.
Правда, можно было в машине подремать до Сталинграда. Но, как говорится, сна
не было ни в одном глазу. Сопоставляя все, что мне было известно о положении
на фронте, пытался представить себе общую картину.
Картина получалась тревожная.
Возобновились ожесточенные бои в малой излучине Дона. 7 августа
противник силами 10 дивизий, имевших около 400 танков, нанес удары по обоим
флангам 62-й армии, стремясь окружить и уничтожить ее войска. Ценою больших
потерь ему удалось \292\ сломить сопротивление и уже к исходу дня прорваться
к Володинскому. Находившийся там штаб 62-й армии успел перебраться в Калач,
но при этом потерял управление войсками. Противник же продолжал наступление.
Действуя там, где еще недавно наступала наша 1-я танковая армия, он вышел 8
августа с севера и юга к Калачу и здесь замкнул кольцо окружения, в котором
оказались шесть стрелковых дивизий и части усиления 62-й армии{104}.
В результате этого наступления ударная группировка 6-й немецкой армии
достигла внешнего оборонительного обвода Сталинграда на участке
Большенабатовский, Верхне-Чирский. Одновременно к тому же обводу вышла в
районе Абганерово действовавшая с юга 4-я танковая армия противника.
Враг рвался к Сталинграду с двух сторон и нужно было задержать его во
что бы то ни стало. В стойкости и организованности нашей обороны был залог
сохранения целостности стратегического фронта. А это в свою очередь являлось
одним из условий подготовки разгрома врага. Пусть никого не удивляет, что
такие мысли владели нами в то время, когда под Сталинградом инициатива
целиком принадлежала противнику. Их происхождение вполне естественно: они
логически вытекали из убежденности в неминуемом разгроме врага. То было не
ожидание "чуда", а ясное представление о непреодолимой мощи нашей Родины,
непобедимости ленинского знамени и, наконец, правоте нашего дела. Эту
великую веру не поколебали ни тяжкие неудачи, ни великие жертвы. Именно
тогда под Сталинградом родился лозунг "Стоять насмерть!". Потому и
потребовались противнику три недели, чтобы преодолеть 70 км от р. Чир до
Дона. Под Сталинградом не было, пожалуй, ни одного советского солдата,
офицера, генерала, который не понимал бы, что от каждого из нас и от всех,
взятых вместе, требовалось измотать и обескровить противника в
оборонительных боях, чтобы тем самым выиграть время, накопить резервы и
создать условия для последующего разгрома врага.
Итак, 9 августа я возвратился в Сталинград. Едва командующий фронтом
выслушал мой доклад о поездке в 64-ю армию, как его позвали к аппарату Бодо.
Из Москвы звонил по прямому проводу начальник Генерального штаба А, М.
Василевский. Поскольку эти переговоры имели отношение и ко мне, то приведу
их полностью по сохранившейся в архиве записи:
"Василевский: Товарищ Сталин поручил мне переговорить с вами и получить
ваше мнение по следующим вопросам:
Первое. Товарищ Сталин считает целесообразным и своевременным
объединить вопросы обороны Сталинграда в одних руках, а для этой цели
подчинить вам Сталинградский фронт, оставив вас по совместительству в то же
время и командующим Юго-Восточным фронтом. Заместителем к вам по
Юго-Восточному фронту \293\ назначить генерал-лейтенанта Голикова. Вместо
тов. Голикова командующим 1-й гвардейской армией назначить генерал-майора
Москаленко.
Второе. Товарищ Сталин считает также целесообразным назначить
начальником гарнизона города Сталинграда от НКВД тов. Сараева, которому
подчинена и находящаяся в Сталинграде дивизия НКВД. Каковы будут ваши
соображения?
Еременко: Я отвечаю. Мудрее товарища Сталина не скажешь и считаю:
совершенно правильно и своевременно.
Василевский: Какие будут соображения по кандидатурам Голикова,
Москаленко и Сараева?
Еременко: Я считаю, что все кандидатуры подойдут. Достойные
кандидатуры"{104}.
Да, события на сталинградском направлении развивались так быстро и
обстановка менялась столь стремительно, что решение, принятое несколько дней
назад и тогда казавшееся верным, теперь требовало внесения корректив. Я имею
в виду состоявшееся незадолго до того разделение Сталинградского фронта на
два фронта. Как явствовало из вышеприведенных переговоров, Ставка решила
Сталинградом, не достиг этой цели. Был сорван также план окружения и
уничтожения 62-й и 1-й танковой армий. Немецко-фашистскому командованию не
удалось осуществить подобный замысел даже в отношении окруженной в районе
Верхне-Бузиновки части сил 62-й армии. В результате успешных действий 13-го
танкового корпуса 1-й танковой армии, поддержанных усилиями окруженных,
вражеское кольцо было разорвано и из него вырвались несколько тысяч
советских солдат и офицеров.
Прорыв к Сталинграду не удался, несмотря на то, что командующий 6-й
немецкой армией генерал-полковник Паулюс к 30 июля вынужден был ввести в бой
12 из имевшихся в его распоряжении дивизий. Вместо наступления
немецко-фашистским войскам пришлось перейти к обороне. Более того, их
коммуникации были перерезаны, а сами они, понеся огромные потери, оказались
перед угрозой окружения. Правда, противнику ударом на Манойлин, Евсеевский,
Сухановский вскоре удалось восстановить свои коммуникации. Но было очевидно,
что 6-я армия, не преодолев все возраставшего сопротивления советских войск,
завязла в оборонительных боях.
Контрудар, в котором 1-я и 4-я танковые армии выполняли главную задачу,
поставил под угрозу основные стратегические планы германского командования.
Поэтому не удивительно, что эхо этого удара тревожно прозвучало в ставке
Гитлера. Там начались лихорадочные поиски выхода из тупика, в который зашло
наступление 6-й армии. "На докладе фюреру генерал Иодль авторитетно заявил,-
гласит запись от 30 июля 1942 г. в дневнике начальника германского генштаба
Гальдера, опубликованном после войны,- что судьба Кавказа решается под
Сталинградом. Поэтому необходимо передать войска из группы армий "А" в
группу армий "Б", при этом по возможности южнее Дона"{97}. \283\
Это можно понять только так: не смогла 6-я армия прорваться через Дон к
Волге, не смогут это сделать и две армии, а посему нужно силами 4-й танковой
армии наступать на Сталинград с юго-запада. Таким образом, контрудар
танковых армий западнее Дона заставил немецко-фашистское командование
наступать ни Сталинград с другого направления и с привлечением
дополнительных сил, ранее предназначавшихся для осуществления иных целей.
Это также имело немаловажное значение в срыве общего стратегического плана
противника на 1942 г.
VIII
Из сказанного видно, что нет никаких оснований сомневаться в
целесообразности ввода в сражение незакончивших формирование 1-й и 4-й
танковых армий. Эти армии воспрепятствовали врагу окружить 62-ю армию,
сковали за Доном на три недели 6-ю немецкую армию, нанесли ей тяжелый урон и
выиграли время для подхода резервов Ставки и организации обороны в
междуречье.
Почему же мы не разгромили вражескую группировку, рвавшуюся к Калачу?
Главным образом потому, что 6-я немецкая армия располагала большими
силами и средствами, чем советские войска, наносившие контрудар. Без тесного
взаимодействия с пехотой и артиллерией, а также без надежного авиационного
прикрытия танки не могли прорвать оборону противника. Между тем 1-я и 4-я
танковые армии, к сожалению, не располагали артиллерией, которая подавляла
бы и уничтожала противотанковые средства врага; они имели только по одной
стрелковой дивизии. Первостепенное значение имело абсолютное господство в
воздухе вражеской авиации, которая в светлое время суток почти беспрерывно
бомбила наши войска, нанося им чувствительный урон.
Не менее важное значение имело и то обстоятельство, что события
назревали и развивались стремительно, обстановка менялась быстро, и
командование Сталинградского фронта не успевало сосредоточить резервы. По
этой причине и контрудар танковых армий начался неодновременно. Хуже того,
изменения в обстановке вынуждали каждую из двух танковых армий начать
контрудары не всеми силами, а лишь той частью, которая имелась в наличии.
Короче говоря, одновременного, концентрического контрудара всеми силами не
получилось ни в масштабах фронта, ни в масштабах армий. Кроме того, танковые
корпуса действовали изолированно друг от друга. Наконец, в связи с угрозой
удара по Калачу с юго-запада пришлось отвлечь в сторону Суровикино часть сил
1-й танковой армии.
В ходе боевых действий все время давали себя знать и пробелы в обучении
войск. И мы принимали меры к тому, чтобы наверстать упущенное в период
формирования, оказавшийся таким кратким. \284\
В 1-й танковой армии, например. в самый разгар боев дважды были
проведены ночные сборы механиков-водителей танков. Они во многом помогли
устранить недостатки, связанные с тем, что значительная часть механиков не
имела еще боевого опыта. После сборов механики-водители становились более
инициативными и решительными. Свои боевые машины они водили в атаку теперь
на предельных скоростях, следовательно, меньше находились под воздействием
артиллерийского огня противника, успешнее громили врага.
Главным, что помогало командованию армии быстрее восполнять пробелы в
подготовке войск, был царивший в них высокий, поистине невиданный
морально-политический дух. Каждый боец и командир хорошо понимал, что наша
общая задача - защитить Сталинград и что для этого нужно разгромить
противостоящего врага{98}.
Очень большую роль в этом отношении для всех защитников Сталинграда
сыграл приказ народного комиссара обороны э 227, пришедший к нам в войска 29
июля. В тот же день он был размножен типографским способом и зачитан во всех
штабах и подразделениях армии. Это был по существу не приказ, а обращение ко
всем командирам, красноармейцам и политработникам, в котором была сказана
суровая правда тех дней.
В нем говорилось о смертельной угрозе, вновь нависшей над нашей
Родиной, но в то же время указывались пути ликвидации этой опасности,
разгрома врага". Противник, отмечалось в приказе, не так силен, как это
кое-кому кажется, он напрягает свои последние силы, и выдержать его удар в
ближайшие месяцы - значит обеспечить за нами победу. Подчеркивая, что работа
фабрик и заводов обеспечивала рост выпуска самолетов, танков, артиллерии,
минометов, автоматов и гарантировала снабжение фронта всем необходимым,
приказ требовал прекратить отступление советских войск.
Этот документ произвел на всех командиров, красноармейцев и
политработников огромное впечатление ясностью изложенных в нем перспектив и
задач. Отныне для каждого защитника Сталинграда железным законом стал
лозунг: "Ни шагу назад!"
Груз отмеченных в приказе недостатков несли на себе и соединения 1-й
танковой армии. Я имею в виду прежде всего 28-й и 13-й танковые корпуса,
познавшие горечь неудач - первый в мае на Керченском полуострове, второй - в
начале июля на воронежском направлении. И скажу прямо: наряду с героизмом и
самоотверженностью их воинов во время контрудара в восточной части большой
излучины Дона имелись факты недисциплинированности и недостаточной
организованности в руководстве боевыми \285\ действиями этих соединений. В
особенности это относится к 13-му танковому корпусу, которым командовал
полковник Т. И. Танасчишин. Выше я уже говорил об этом. Добавлю, что ни 26,
ни 27 июля корпус не смог перейти в наступление на Верхне-Бузнновку, и это в
значительной мере помешало 1-й танковой армии подвергнуть группировку
противника концентрическому удару и нанести ей более существенные потери.
Другой пример. На этот раз речь идет о медлительности в дело выполнения
боевого приказа. После переправы через Дон основным силам 56-й танковой
бригады 28-го танкового корпуса (командир бригады полковник В. В. Лебедев)
следовало стремительно наступать. Они же простояли некоторое время на одном
место и этим подставили себя под удар авиации противника. Бригада и на
следующий день проявила подобную медлительность. Кроме того, ее командование
и штаб не организовали разведки противостоящего врага, не выявили слабых
мест в его позиции. В силу утих причин бригада понесла существенные потери,
а боевой задачи не выполнила{99}.
Аналогичные недостатки наблюдались и в других бригадах армии. Вероятно,
они имели место на многих фронтах. Для усиления стойкости войск Красной
Армии большую роль сыграл приказ э 227 от 28 июля 1942 г. В этом приказе с
суровой прямотой охарактеризовано опасное положение, создавшееся на южном
крыло советско-германского фронта и вызвавшее большую тревогу у партии и
всего советского народа. В приказе подчеркивалась необходимость решительно
усилить сопротивление врагу и остановить его продвижение.
"Ни шагу назад! - говорилось в приказе.- Таким теперь должен быть наш
главный призыв.
Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый
метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и
отстаивать его до последней возможности".
Приказ в категорической форме требовал от командного и политического
состава перестроить партийно-политическую работу в войсках в соответствии с
создавшейся угрожающей обстановкой и мобилизовать все силы и средства на
отпор врагу. Его читали и изучали в штабах, во всех ротах и батареях.
Армейская газета посвятила содержанию приказа передовую статью.
Все понимали, что от выполнения задачи, поставленной в приказе э 227,
зависит дальнейший ход, а может быть и исход войны. Сознание смертельной
опасности, которая опять нависла над Родиной, придало нашим воинам новые
силы и укрепило их боевую стойкость. Их девизом стал лозунг партии "Ни шагу
назад!" \286\
Военный совет 1-й танковой армии со всей анергией принялся за
проведение в жизнь приказа наркома. Весь командный и политический состав,
партийные п комсомольские организации были нацелены на ликвидацию выявленных
недостатков.
Приказ э 227 еще больше воодушевил войска армии на самоотверженную
борьбу с врагом. Экипажи танков, расчеты орудий, минометов и пулеметов,
стрелки, автоматчики и снайперы, санитары и подносчики патронов, водители
машин и ездовые - все воины армии брали на себя определенные обязательства
но истреблению фашистских захватчиков.
И они с честью выполнили клятву. В течение последующих дней в конце
июля и начале августа 1942 г. войска армии в исключительно трудных условиях
почти непрерывно наступали против ударной группировки 6-й немецкой армии. С
беззаветной храбростью сражались они против сильного и коварного врага. В
ходе ожесточенных боев, длившихся но 17-18 часов в сутки, 1-я танковая армия
во взаимодействии с 62-й и 4-й танковой армиями вынудила противника перейти
более чем на две недели к обороне на этом направлении.
А выиграть две-три недели тогда означало обеспечить Ставке Верховного
Главнокомандования и Сталинградскому фронту возможность подтянуть резервы,
укрепить оборону между Доном и Волгой, а также эвакуировать в тыл население
и часть промышленных предприятий Сталинграда.
Немало подтверждений тому находим мы и в вынужденных послевоенных
свидетельствах бывших гитлеровских генералов, участвовавших в наступлении
немецко-фашистских войск на Сталинград. Среди них есть и такие, кто на себе
лично испытал наш контрудар к западу от Дона.
Вот, к примеру, бывший командир 3-й немецкой моторизованной дивизии
генерал-лейтенант Шлемер. По его словам, во время наступления из района
Клетской на Калач он "совершенно изменил свое мнение" о состоянии и боевых
возможностях Красной Армии. Как пишет Шлемер, он предполагал, что
сравнительно легко достигнет Калача и захватит мост через Дон, так как верил
в утверждения гитлеровского генштаба и министерства пропаганды о "подрыве
мощи Красной Армии и ее неспособности оказать серьезное сопротивление"{100}.
Реальная действительность отрезвила самонадеянного генерала. Он
вынужден был признать, что, вопреки ожиданиям легкой победы, его дивизия
вблизи моста через Дон у Калача испытала на себе контрудар. "Атаки русских,-
вспоминал Шлемер,- были настолько сильны, что 3-я моторизованная дивизия
должна была отступить на линию 146,0-169,8-174,9-Дон"{101}. Не помогло и
\287\ прибытие в район Липологовский частей 60-й моторизованной дивизии,
также поступивших под командование генерала Шлемера. Не в силах сдержать
непрекращавшиеся атаки 1-й танковой армии эти дивизии пятились назад.
Любопытное высказывание, свидетельствующее о том, что контрудар наших
войск навеял мрачные мысли на гитлеровских солдат, привел бывший полковник
германской армии Адам. Он писал: "Сидевший за моей спиной ефрейтор, еще
находясь под свежим впечатлением пережитых боев (происходило это, судя по
изложению, примерно в первых числах августа 1942 г. где-то западнее Дона.-К.
М.), рассказывал;
- В таком пекле даже здесь, на Востоке, мне еще не приходилось бывать.
Задал нам Иван жару, у нас только искры из глаз сыпались... Еще три недели
назад наш ротный рассказывал нам, будто Красная Армия окончательно разбита и
мы, дескать, скоро отдохнем в Сталинграде. А оно вроде бы не совсем так. 31
июля они нам изрядно всыпали. Нашей артиллерии и противотанковой обороне
еле-еле удалось остановить контрнаступление русских..."{102}.
Наконец, тот факт, что наш контрудар дал выигрыш времени для
организации обороны между Доном и Волгой, с досадой отметил в своих
воспоминаниях генерал-майор бывшей немецко-фашистской армии Дерр. Прежде
всего он признал: "25 июля 14-й танковый корпус, наступая через Клетская и
Сиротинская, при приближении к Калачу в районе юго-западнее Каменской,
натолкнулся на крупные силы противника, сопротивление которых он не смог
сломить..." Далее Дерр заявил, что бой в районе Калача "дал советскому
командованию выигрыш во времени, примерно в две недели. Что тогда означали
две недели для эвакуации промышленных предприятий из Сталинграда и для его
обороны, говорить но приходится. Затем из двух недель стало три, так как
лишь 21 августа 6-я армия смогла начать свое наступление через Дон".
Ударная группировка 6-й немецкой армии потерпела поражение и была
вынуждена перейти к обороне. На Сталинград теперь наступала 4-я танковая
армия противника, наносившая удар с юга. Туда и переместился эпицентр
сражения. А так как командование Сталинградского фронта не располагало
достаточными резервами для ведения активных действий на двух направлениях,
то 5 августа 1-я танковая армия получила приказ на оборону. Но мне уже не
суждено было участвовать в выполнении этого приказа. Несколько дней спустя я
был назначен командующим 1-й гвардейской армией. Впереди вновь были
наступательные действия. \288\
I
Мое назначение в 1-ю гвардейскую армию было связано с происходившими
тогда переменами в организации обороны Сталинграда. Начались они почти сразу
же после того, как командующий фронтом приказал 1-й танковой армии перейти к
обороне.
В этот самый день, 5 августа, в Москве в Ставке Верховного
Главнокомандования, было решено разделить Сталинградский фронт на два.
Ставка исходила из того, что к указанному времени в сражении под
Сталинградом ясно обозначились два операционных направления - из района
западнее Калача и со стороны Котельниково. Для удобства управления войсками
восьми армий, имевшихся в составе Сталинградского фронта, 64, 57, 51-я
общевойсковые и 8-я воздушная армии, а также 13-й танковый корпус
передавались новому, Юго-Восточному фронту. В его состав включалась и 1-я
гвардейская армия, перебрасываемая в район Сталинграда из резерва Ставки
Верховного Главнокомандования.
Командующим Юго-Восточным фронтом был назначен генерал-полковник А. И.
Еременко. Фронтовое управление Ставка приказала сформировать на базе
управления 1-й танковой армии, а ее войска передать в состав 62-й армии,
которой с 3 августа командовал генерал-лейтенант А. И. Лопатин, имевший опыт
разгрома немецко-фашистской группировки в ноябре 1941 г. под Ростовом.
Получив соответствующий приказ в ночь на 6 августа, командование 1-й
танковой армии уже 7 августа выполнило его. В тот день, завершив передачу
войск, Военный совет и штаб армии прибыли в Сталинград в распоряжение
командующего Юго-Восточным фронтом. \289\
Генерал-полковник А. И. Еременко тотчас же принял меня и сообщил, что
до нового назначения я останусь его заместителем. Он подробно информировал о
мотивах, которыми руководствовалась Ставка при разделении Сталинградского
фронта, ознакомил с ее директивой от 5 августа.
Из содержания этого документа я понял, что своими мероприятиями
Верховное Главнокомандование хотело улучшить руководство войсками на обоих
направлениях. Что касается Юго-Восточного фронта, то на его командование
возлагалась задача приостановить дальнейшее продвижение вражеских войск к
южному сектору внешнего оборонительного обвода, не допустить прорыва
противника к Волге южнее Сталинграда. В дальнейшем войска фронта должны были
нанести поражение врагу, наступавшему со стороны Котельниково.
Командующий фронтом произвел на меня впечатление очень волевого,
решительного генерала. Через несколько дней он возглавил руководство боевыми
действиями войск двух фронтов - Сталинградского и Юго-Восточного.
После краткого ознакомления с обстановкой в полосе фронта командующий
приказал мне выехать в войска 64-й армии. Там готовился контрудар по
вклинившейся накануне, 6 августа, группировке противника. Я тотчас же туда
отправился.
В Верхне-Царицынском, где расположился штаб 64-й армии, мне рассказали
подробности вчерашней вражеской атаки. Противник крупными силами танков с
пехотой, поддержанный \290\ авиацией, нанес удар на левом фланге армии.
После ожесточенного боя, длившегося около 5 часов, атакующие прорвали
оборону на стыке между 126-й и 38-й стрелковыми дивизиями. Будучи отброшен
контратакой и понеся большие потери, враг, однако, во второй половине дня
предпринял наступление еще более крупными силами. Оттеснив части 38-й
стрелковой дивизии, он занял разъезд 74-й километр и угрожал ст. Тингута.
Я приехал в 64-ю армию вскоре после того, как она, приостановив
наступление противника, приступила по приказу командующего фронтом к
подготовке контрудара. Оставалось лишь немедленно подключиться к этой
работе.
7-8 августа войска армии вели сдерживающие бои в районе Абганерово,
Тингута, а тем временем мы завершили подготовку контрудара. К нанесению
удара были привлечены 38, 157, 204-я стрелковые дивизии и 13-й танковый
корпус, действовавший в то время в составе 64-й армии.
Ширина полосы готовящегося контрудара составляла 9 км. Нам удалось
создать здесь высокую плотность войск. На каждые три километра фронта мы
имели стрелковую дивизию, на каждый километр - в среднем 7,5 танков, до 40
орудий и минометов. Это означало, что контрудар наносился в условиях, когда
мы обладали превосходством в людях и артиллерии, а танков имели не меньше,
чем противник.
Оценивая эти данные, невольно подумалось: вот так бы на всем фронте! Но
мне было хорошо известно, что общее соотношение сил под Сталинградом пока
еще было далеко не в нашу пользу. Даже несколько дней спустя, когда
советские войска были усилены непрерывно прибывавшими резервами Ставки
Верховного Главнокомандования, враг все еще имел танков в четыре раза,
орудий и минометов - в два с лишним, самолетов - в два раза больше. На
направлениях же главных ударов соотношение сил в его пользу было еще выше,
причем это относилось не только к танкам, артиллерии и авиации, но и к
численности войск{103}.
Да, пока еще дело обстояло именно так. Но каждый советский воин под
Сталинградом знал, что день ото дня все больше вооружения кует Родина, все
больше полков, дивизий, армий готовит она для разгрома врага, и верил, что
недалек час, когда эта грозная мощь обрушится на противника.
Знал и верил в это всей душой и я. И потому в некотором превосходстве
64-й армии на участке контрудара видел как бы прообраз будущего изменения
соотношения сил в нашу пользу на всем фронте борьбы с немецко-фашистскими
захватчиками. Много тяжелых испытаний еще ожидало нас на пути к такому
повороту в ходе войны, но мы не ошибались: он был уже не за горами.
9 августа войска 64-й армии нанесли удар по захватчикам \291\ в
направлении Тингута, Абганерово. Его успеху способствовало не только
некоторое превосходство сил, но и внезапность. Этот наш контрудар оказался
неожиданным для противника, который в ходе двухдневных боев был отброшен за
передний край внешнего оборонительного обвода. 64-я армия восстановила
положение и даже получила возможность укрепить свои позиции, ибо вражеские
войска, понесшие в боях 9-10 августа огромные потери, были вынуждены перейти
к обороне и в течение следующих 10 дней не предпринимали активных действий.
II
Об этих результатах удара 64-й армии я узнал, будучи уже на другом
участке фронта. Еще 9 августа, в первый день контрудара ее войск, мне
пришлось расстаться с ними и выехать в Сталинград по вызову командующего
фронтом.
Позади были две ночи без сна, впереди тоже не предвиделось отдыха.
Правда, можно было в машине подремать до Сталинграда. Но, как говорится, сна
не было ни в одном глазу. Сопоставляя все, что мне было известно о положении
на фронте, пытался представить себе общую картину.
Картина получалась тревожная.
Возобновились ожесточенные бои в малой излучине Дона. 7 августа
противник силами 10 дивизий, имевших около 400 танков, нанес удары по обоим
флангам 62-й армии, стремясь окружить и уничтожить ее войска. Ценою больших
потерь ему удалось \292\ сломить сопротивление и уже к исходу дня прорваться
к Володинскому. Находившийся там штаб 62-й армии успел перебраться в Калач,
но при этом потерял управление войсками. Противник же продолжал наступление.
Действуя там, где еще недавно наступала наша 1-я танковая армия, он вышел 8
августа с севера и юга к Калачу и здесь замкнул кольцо окружения, в котором
оказались шесть стрелковых дивизий и части усиления 62-й армии{104}.
В результате этого наступления ударная группировка 6-й немецкой армии
достигла внешнего оборонительного обвода Сталинграда на участке
Большенабатовский, Верхне-Чирский. Одновременно к тому же обводу вышла в
районе Абганерово действовавшая с юга 4-я танковая армия противника.
Враг рвался к Сталинграду с двух сторон и нужно было задержать его во
что бы то ни стало. В стойкости и организованности нашей обороны был залог
сохранения целостности стратегического фронта. А это в свою очередь являлось
одним из условий подготовки разгрома врага. Пусть никого не удивляет, что
такие мысли владели нами в то время, когда под Сталинградом инициатива
целиком принадлежала противнику. Их происхождение вполне естественно: они
логически вытекали из убежденности в неминуемом разгроме врага. То было не
ожидание "чуда", а ясное представление о непреодолимой мощи нашей Родины,
непобедимости ленинского знамени и, наконец, правоте нашего дела. Эту
великую веру не поколебали ни тяжкие неудачи, ни великие жертвы. Именно
тогда под Сталинградом родился лозунг "Стоять насмерть!". Потому и
потребовались противнику три недели, чтобы преодолеть 70 км от р. Чир до
Дона. Под Сталинградом не было, пожалуй, ни одного советского солдата,
офицера, генерала, который не понимал бы, что от каждого из нас и от всех,
взятых вместе, требовалось измотать и обескровить противника в
оборонительных боях, чтобы тем самым выиграть время, накопить резервы и
создать условия для последующего разгрома врага.
Итак, 9 августа я возвратился в Сталинград. Едва командующий фронтом
выслушал мой доклад о поездке в 64-ю армию, как его позвали к аппарату Бодо.
Из Москвы звонил по прямому проводу начальник Генерального штаба А, М.
Василевский. Поскольку эти переговоры имели отношение и ко мне, то приведу
их полностью по сохранившейся в архиве записи:
"Василевский: Товарищ Сталин поручил мне переговорить с вами и получить
ваше мнение по следующим вопросам:
Первое. Товарищ Сталин считает целесообразным и своевременным
объединить вопросы обороны Сталинграда в одних руках, а для этой цели
подчинить вам Сталинградский фронт, оставив вас по совместительству в то же
время и командующим Юго-Восточным фронтом. Заместителем к вам по
Юго-Восточному фронту \293\ назначить генерал-лейтенанта Голикова. Вместо
тов. Голикова командующим 1-й гвардейской армией назначить генерал-майора
Москаленко.
Второе. Товарищ Сталин считает также целесообразным назначить
начальником гарнизона города Сталинграда от НКВД тов. Сараева, которому
подчинена и находящаяся в Сталинграде дивизия НКВД. Каковы будут ваши
соображения?
Еременко: Я отвечаю. Мудрее товарища Сталина не скажешь и считаю:
совершенно правильно и своевременно.
Василевский: Какие будут соображения по кандидатурам Голикова,
Москаленко и Сараева?
Еременко: Я считаю, что все кандидатуры подойдут. Достойные
кандидатуры"{104}.
Да, события на сталинградском направлении развивались так быстро и
обстановка менялась столь стремительно, что решение, принятое несколько дней
назад и тогда казавшееся верным, теперь требовало внесения корректив. Я имею
в виду состоявшееся незадолго до того разделение Сталинградского фронта на
два фронта. Как явствовало из вышеприведенных переговоров, Ставка решила