Адамов Аркадий Григорьевич. «След лисицы»

   — Ну, разве только ради нашего гостя… — смущенно пробормотал Зернов.
   Сердюк усмехнулся:
   — Я бы не отказался, если так.
   — Вот сейчас и позвоним, — быстро поднялся со своего места Игорь. — Тут на углу автомат. Вы мне только номер квартиры напомните, — обратился он к Зернову.
   Неожиданно Сердюк поднялся вместе с ним.
   — Пойдем провожу, — сказал он.
   Делать ничего не оставалось, и Игорь согласился. «Ничего себе положение», — подумал он.
   Они вышли из ресторана.

 

   Игорь надеялся, что Сердюк подождет его около будки автомата, но тот втиснулся вместе с ним и, обдавая его жарким дыханием, спросил:
   — А ничего девушки?
   — Первый класс, — ответил Игорь, чувствуя, как начинают дрожать руки.
   Он еле набрал номер Цветкова и, услыхав знакомый голос, сказал:
   — Верочка? Это я, Игорек.
   — Что? — изумился Цветков. — Вы не туда попали, милый.
   Но Игорь, чувствуя, что готов провалиться сквозь землю, с отчаянным упорством повторил:
   — Да это я, я! Игорек! Не узнаете? Тут один мой приятель пришел. Есть возможность весело провести вечер. Приезжайте с подругами. Я скажу адрес.
   — Что за черт! — воскликнул сбитый с толку Цветков. — Какая я вам Верочка! Вы что… — и вдруг уже другим тоном, закричал: — Откаленко!.. Это ты?..
   — Ну, слава богу, узнали, — удовлетворенно засмеялся Игорь. — Так приедете?
   — Постой, постой! Неужели появился Сердюк?
   В голосе Цветкова прозвучала тревога.
   — Вот именно.
   — Где он?
   — Рядом со мной. Интересный парень.
   И тут вдруг Сердюк схватился за трубку.
   — А ну, дай я ей скажу!
   Игорь отстранил его руку и быстро произнес:
   — Он хочет сам с вами поговорить.
   — Сейчас, — быстро ответил Цветков. — Скажи, только дверь закрою.
   Через минуту Сердюку ответил молоденький и веселый девичий голосок.
   — Конечно, приедем. Давайте адрес.
   Внешне очень довольные вернулись Откаленко и Сердюк в ресторан, и Игорь бодро сказал Зернову:
   — Пошли, Павел Григорьевич. Гости скоро будут.
   И тут он внезапно поймал взгляд Сердюка, подозрительный и настороженный.
   У Игоря тревожно сжалось сердце. Видно, что-то учуял этот зверь, и, как он поведет себя дальше, было неизвестно.
   Лосев после отъезда товарищей был в таком угнетенном состоянии, что не сразу даже узнал Олега, когда тот вышел из ресторана. Он его догнал у остановки троллейбуса.
   Успокоившись, Виталий стал наблюдать за Полуяновым и заметил, что тот нервничает. Нет, он, видимо, не боялся, что за ним следят, он не оглядывался по сторонам и не прятался. Но по его порывистым движениям, по тому, как он остервенело закуривал, как хмурился и грыз папиросу в зубах, Виталий понял: нервничает, и сильно.
   Потом они ехали на троллейбусе, сначала на одном, потом на другом. Незаметно следовать за Полуяновым не составляло труда.
   Виталий скоро заметил, что едет Полуянов не домой, и это его заинтересовало. «Что же с тобой происходит? — мысленно спрашивал он его. — Куда едешь? И откуда ты, паршивец, взялся?» И еще Виталий мучительно думал о том, виделся или не виделся Олег с Косым и зачем он приходил в ресторан. Но ни на один вопрос ответа не было. Настораживало только состояние, в каком находился сейчас Полуянов, да еще, пожалуй, цель его поездки.
   Между тем вторым троллейбусом Полуянов доехал до Комсомольской площади и подземным переходом прошел к Ярославскому вокзалу.
   «Уж не собрался ли ты, братец, тоже в Снежинск?» — усмехаясь, подумал Лосев.
   Однако Олег купил билет в пригородной кассе и направился на перрон. Начинало смеркаться, но фонари еще не зажигались. За Полуяновым следить становилось трудно. Его легкая фигура мелькала среди других людей, поминутно исчезая в толпе.
   Обеспокоенный Виталий сократил дистанцию.
   Что бы он ни думал, как бы ни поступил, одна мысль не давала ему покоя: «Что с Васькой?» Ведь он тоже поехал с Косым на Ярославский вокзал. Это было давно. Их сейчас здесь нет, конечно. Разыскал Никифоров Ваську в этой вокзальной толпе или нет? И зачем Косой повез его сюда? Если он виделся перед этим с Олегом… Да нет, нет! Почему Виталий так решил?.. Мысли пугались, и Виталий гнал их от себя, нервничал и из-за этого в какой-то неуловимый момент вдруг упустил Полуянова.
   Тот исчез в толпе.
   Виталий заметался по перрону, проклиная себя и свои дурацкие, бабьи нервы.
   Полуянова нигде не было.
   Тогда Виталий сказал себе: «Стоп! А ну, рассуждай!» Он и в самом деле остановился и усилием воли заставил себя сосредоточиться.
   Прежде всего надо было оценить обстановку. Виталий огляделся. Перрон узкий, и, хотя он забит сейчас людьми, назад, к вокзалу, мимо Виталия Полуянов пройти незамеченным не мог. Значит, он впереди. Около перрона стояли два электропоезда. Один из них, справа, только что пришел, поэтому на перроне так много народу. В этот поезд Полуянов сесть не мог. Значит, он сел в левый поезд. Тот отходит в двадцать пятнадцать — это Виталий заметил, когда еще подходил к перрону. Значит, до отхода еще пятнадцать минут. Пассажиров в вагонах немного: дачный сезон еще не начался. Итак, надо заходить на площадку каждого следующего вагона и, не теряя из виду перрона, проглядывать сидящих на скамьях пассажиров.
   Виталий окончательно успокоился. Так с ним бывало всегда. Как только случалось что-то непредвиденное и опасное, нервы собирались в кулак, голова начинала работать четко и ясно, в каком бы перед этим состоянии Виталий ни находился. Появлялось «второе дыхание», как любил выражаться Игорь.
   Виталий шел из вагона в вагон, но Полуянова нигде не было.
   «Он мог легко скрыться, — говорил себе Виталий, — если бы захотел. Но он и не думает об этом. Значит, спокойненько сидит себе и ждет, когда тронется поезд».
   Очень мешал полумрак, царивший в вагонах. Виталию пришлось даже зайти в один из них, предварительно убедившись, конечно, что на ближайших скамьях Полуянова нет.
   Все было напрасно. Этот проклятый парень словно растворился в вечерних сумерках.
   Когда Виталий подошел к последнему вагону, он почувствовал, что нервы опять начинают сдавать. Он готов был снова бежать назад, на перрон, оттуда на вокзал, метаться среди людей, наконец, просто кричать: «Полуянов!.. Где ты? Полуянов!..»
   Виталий зашел в вагон. В тот же миг там вспыхнул свет и в этом ярком, показавшемся почти солнечным свете Виталий вдруг увидел Полуянова.
   Тот сидел на одной из скамеек, привалившись к стенке, и смотрел в черный проем окна, нервно покусывая нижнюю губу.
   Виталий устало опустился на ближайшую скамью, инстинктивно сев, однако, так, чтобы Полуянов не мог его заметить.
   Через минуту раздался резкий, дребезжащий гудок, поезд слегка дернулся, и колеса все быстрее застучали под полом.
   В вагоне было совсем мало пассажиров, все сидели, и Виталий в зеркальном стекле двери ясно видел Полуянова. Тот, не отрываясь, смотрел в окно.
   Поезд шел и шел. Входили и выходили пассажиры. Полуянов продолжал сидеть. Наконец, когда голос в репродукторе объявил очередную остановку, он беспокойно задвигался, потом нехотя встал и направился к площадке вагона, около которой сидел Виталий.
   Они почти одновременно соскочили на полутемную платформу.
   И тут Виталий понял, что дальше, в этой незнакомой, окутанной темнотой местности он не сможет, оставаясь незамеченным, следить за Полуяновым. Стоило тому свернуть за любой угол, в любой проход между дачами, и он пропадет в этой кромешной тьме.
   И еще Виталий понял, что Полуянов приехал сюда не случайно. Чутье оперативника подсказывало ему, что он сейчас идет по важному следу. Не последнюю роль в принятом решении сыграло и то, что Виталий уже знал Полуянова, знал его трусливую и подленькую душонку.
   Поэтому, когда они сошли с платформы и Полуянов двинулся вдоль полотна железной дороги мимо темных дач, Виталий догнал его и положил руку на плечо.
   Тот вздрогнул и испуганно отпрянул в сторону.
   — Тихо, Полуянов! — предупредил его Лосев, другой рукой инстинктивно нащупывая холодную рукоятку пистолета в кармане. — Тихо! Мы пойдем сейчас вместе. И не вздумай выкидывать номера!
   — Это вы?.. — вглядываясь в лицо Виталия, прошептал Полуянов.
   — Узнал? И помни, я буду стрелять, если что. Пошли.
   — Я… я не пойду…
   — Пойдешь. И поведешь меня.
   — Но я… я тут ни при чем!.. — сдавленным голосом воскликнул Полуянов. — Это все он!..
   — Пошли. По дороге расскажешь.
   — Ну ладно… Только приготовьте пистолет.
   И они двинулись в темноту.
   На невысоких могильных холмиках стояли кресты, самые разные, деревянные и металлические, простые — две перекладины — и витиеватые, отлитые на заказ. Тропинки петляли в жухлой, прошлогодней траве между железными оградками могил. Ветер задумчиво шелестел в металлических листьях венков, уныло раскачивались редкие худосочные деревца, словно обрызганные первой зеленой листвой. Вдалеке, за вспаханным черным полем, виднелись последние ряды дач, с другой стороны к кладбищу взбирался по склону бронзово-зеленый вал соснового бора.
   Было тихо и пусто здесь в этот предвечерний час.
   Косой привел сюда Ваську после долгого блуждания по поселку. Он ни у кого не хотел спрашивать дорогу.
   — Наследим только, — говорил он Ваське. — На кой это надо? Мы лучше тихо, шито-крыто, и там…
   Васька согласился поехать сюда только после того, как Косой сообщил, что на кладбище припрятаны вещи с большой кражи и их надо непременно перенести в другое, надежное место. Косой не только обещал рассказать, что это была за кража и с кем он ее совершил, но и поделиться добычей. И Васька сделал вид, что ради доли в добыче он готов ехать куда угодно. Он хорошо помнил, что говорил ему напоследок Цветков: «Надо, Вася, выкорчевать это гнездо, и дело тут не в одном Косом. Смотри, слушай и запоминай, но на рожон не лезь, это я тебе строго говорю». А Васька решил все увидеть и ради этого «полез на рожон». Однако главное заключалось не в этом. Главное, из-за чего Васька нарушил строжайший приказ Цветкова и не поехал домой, заключалось в том, что Косой вдруг охотно согласился вернуть пистолет.
   — Валяй бери, — усмехнулся он, и усмешка эта была, как всегда, какой-то нехорошей и непонятной. — Я себе другую пушку нашел, пострашнее. Только он тоже там.
   И Васька поверил. От волнения у него задергалась щека, и он торопливо прижал ее рукой.
   Вообще в этот вечер Косой был необычно весел и покладист, так необычно, что в другое время Васька непременно бы обратил на это внимание. Но сейчас мысли его были заняты одним: он скоро получит назад отцовский пистолет, все узнает о Косом, чего раньше не знал, а потом… потом с ним посчитается.
   Они долго плутали по дачному поселку, пока не вышли к полю. Над свежей пахотой чуть заметно дрожал воздух. Вдали на бугре виднелось кладбище. В дрожащем воздухе кресты там, казалось, шевелились, манили к себе людей.
   На маленькой скамеечке около одной из могил они присели и молча закурили. Пустынная тишина кладбища действовала на обоих.
   Потом Косой усмехнулся и сказал:
   — Вот и подождем тут.
   — Чего ждать-то? — спросил Васька.
   — Каждый свое ждет, что на роду написано, — неопределенно ответил Косой, продолжая усмехаться и тягуче сплевывая себе под ноги.
   И тут вдруг Васька почему-то подумал, что Косой сильнее его и что у него в кармане наверняка лежит нож.
   Сумерки сгущались, и желтая пыльная дорога среди черного поля была уже едва видна.
   — Подойдет кореш, — мечтательно сказал Косой, — лопату приволокет. Могилку и отроем.
   — Это зачем?
   Голос у Васьки чуть заметно дрогнул.
   — Надо. Так надо, Резаный, — ответил Косой, и в голосе его прозвучали какие-то новые, не знакомые Ваське нотки.
   Это был страшный план. Лишний холмик среди могил найти будет трудно. Да и кому придет в голову такая кощунственная мысль?
   Даже Олег Полуянов не испугался, когда Косой велел ему прихватить на даче у знакомых лопату. Мол, он, Косой, сначала посчитается с Васькой, а потом будет ждать Олега, чтобы зарыть кое-какое барахло, которое они с Васькой привезут. Только и всего…
   Тихо было на кладбище, пусто и тихо. Лишь где-то внизу, во тьме, под порывами ветра глухо шумел лес.
   Двое сидели у чьей-то могилы и ждали, каждый по-своему представляя себе то, что должно произойти.
   Когда вышли из ресторана, Сердюк был весел и беззаботен, добродушно подтрунивал над Зерновым и перемигивался с Игорем. И Откаленко решил, что все это ему показалось, ничего Сердюк не заподозрил, да и что можно было заподозрить в том игривом разговоре, который был у того с неизвестной, но веселой и бесшабашной девушкой? Откаленко догадался, что с Сердюком говорила Тоня, секретарь их отдела, это ее, конечно, позвал Цветков. А Тоня была человеком надежным.
   На вечерних улицах уже зажглись огни. Было необычно тепло.
   До студии Зернова дошли быстро. Она находилась совсем недалеко, тоже в новом доме, на самом верхнем этаже.
   В квартире была только одна большая комната с низким потолком и непривычно длинным окном. Около стен лежали подрамники, на некоторых был натянут свежий, еще не загрунтованный холст. В углу стояла широкая старенькая тахта, рядом на маленьком столике горой лежали кисти, карандаши, стояла немытая чашка из-под кофе, металлический кофейник с черными потеками, тут же на тарелочке лежали хлеб и колбаса. У окна стоял мольберт с начатой картиной, изображавшей, видимо, уголок Москвы. Несколько больших портретов маслом стояли, прислоненные к стене. Старенькие, облезлые стулья дополняли обстановку.
   — Батюшки, что у нас тут творится! — схватился за голову Зернов. — И придут дамы.
   Сердюк махнул рукой.
   — Дело какое… А вот выпить есть у вас?
   — Выпить нет, — растерянно посмотрел на Игоря Зернов. — Я как-то… признаться, запамятовал, — и тут же суетливо прибавил: — Давайте я спущусь, не возражаете?
   Он опять обращался к Игорю.
   — Ради бога! Вы хозяин, — улыбнулся тот. — А мы пока приберем тут.
   Зернов был какой-то потерянный и нервный. И это начинало беспокоить Игоря. Тем более что тот все время настороженно следил за каждым движением Сердюка и обращался с ним как-то опасливо и отчужденно. Видимо, и Сердюк заметил эту перемену и тоже насторожился. Реплики его становились все суше и короче, безоблачное настроение явно портилось.
   Когда Зернов, наконец, ушел, Сердюк задумчиво сказал:
   — Хозяин наш чего-то не того. Задергался. И вообще бабами он не увлекается.
   — А нам с ним детей не крестить, — беззаботно возразил Игорь. — Крыша над головой есть, и ладно.
   Сердюк нахмурился.
   — Ладно, да не очень.
   — У вас что-нибудь получше есть? — весело осведомился Игорь. — Тогда предлагайте.
   — А ты парень, я погляжу, того, — Сердюк усмехнулся. — Шустрый.
   Игорь многозначительно подмигнул.
   — Я не только шустрый. Я еще и деловой. И всю Москву знаю. Где чего — будьте спокойны.
   Доверительный и залихватский тон его, видимо, понравился Сердюку. Он огляделся и презрительно заметил:
   — Художник тоже мне! Они, говорят, тыщи гребут. А этот… с хлеба на квас. Вот сегодня я был у одного…
   Он вдруг запнулся и не очень естественно воскликнул, решив, видно, перевести разговор на другую тему:
   — А картин он нарисовал до черта! И сколько же за это ему платят?
   — Чужие рублики считаю, когда они моими становятся, — засмеялся Игорь, тоном, однако, давая понять, что речь тут идет вовсе не о воровстве, и, в свою очередь, спросил: — А где ж это вы были сегодня?
   Но Сердюка не так-то просто было вызвать на откровенность. Улыбка вдруг стерлась с его узкого лица, он остро взглянул на Откаленко и отрезал:
   — Где был, там меня нет.
   — Но обстановочка понравилась?
   — Будь здоров! — рассеянно ответил Сердюк, что-то обдумывая про себя. — А с виду совсем человек незаметный.
   «Неужели ограбил кого-то? — подумал Игорь. — Его надо брать сегодня же. Такого водить нельзя, сорвется. И тогда…» Ему стало страшно от одной мысли, что Сердюк останется на свободе. Нет, нет, что угодно, только не это! В нем чувствовалась такая сильная и злая воля, такая бездушная, совсем звериная жестокость, сейчас лишь слегка прикрытая напускным добродушием, что даже ему, Откаленко, привыкшему ко многому, становилось не по себе. «Скорей бы приехала группа», — лихорадочно думал он.
   — А гости твои не подведут? — спросил вдруг Сердюк, и в голосе его Игорю послышалось что-то новое, что-то, видимо, решенное.
   — Будьте спокойны. А что?
   — А то, — медленно произнес Сердюк. — Мы им один сюрприз устроим.
   Тихо-тихо было на кладбище и уже совсем темно.
   Внезапно Косой насторожился, прислушался, потом поднялся со скамейки и, потянувшись, лениво, совсем спокойно сказал:
   — Ну, а теперь посчитаемся.
   — Это в каком смысле?
   У Васьки страшно задергалась щека, и он по привычке зажал ее рукой.
   — А вот в каком…
   Косой вдруг развернулся и с силой ударил Ваську кулаком в висок. В кулаке был зажат нож, Косой бил рукояткой.
   Васька со стоном повалился на землю, а Косой уже сидел на нем и, захлебываясь от долго сдерживаемой ярости, почти шипел ему в лицо:
   — Продать захотел?.. Мусором стал?.. Не уйдешь теперь…
   Его всего трясло.
   — Получай, сука!..

   Косой размахнулся ножом. Удар! Над кладбищем пронесся короткий и отчаянный человеческий крик:
   — А!..
   В тот же момент Косой услышал за спиной торопливые шаги. Он приподнялся, вглядываясь в темноту, и спросил резко:
   — Олежка, ты?
   — Я, я!..
   Чья-то фигура, непохожая, высокая, мелькнула за оградой ближайшей могилы.
   Косой, пригибаясь, отскочил в сторону, споткнулся обо что-то и упал, больно ударившись плечом о скамейку. Нож выпал из руки, искать его в темноте было бесполезно. И, разрывая на груди рубаху, он выхватил из-за пазухи маленький пистолет, мутно блеснула в руке перламутровая рукоятка.
   — Встань, Косой! Встань, говорю! — услышал он чей-то прерывистый, взволнованный голос. — И бросай оружие!
   Перед ним вырос силуэт человека, и слова его звучали так грозно, с таким гневом, что у Косого исчезли последние сомнения. Это был совсем не тот человек, которого он ждал, который должен был прийти и принести лопату, чтобы закопать Ваську,
   И в этот момент раздался слабый, неуверенный голос Васьки:
   — Я… я встану… я хочу встать…
   Он стал медленно подниматься с земли и вдруг заплакал короткими, злыми всхлипами.
   — Я ему… сейчас… — бормотал Васька, борясь с непослушным своим телом.
   Косой почувствовал, как туманится мозг, слепая ярость охватила его.
   — Врешь… — заскрипел он зубами. — Не встанешь…
   Он вытянул руку с пистолетом.
   И в тот же миг, вместе с гулким раскатом выстрела, метнулся на него, на пистолет, на выстрел только что возникший перед ним человек, и Косой задохнулся от навалившейся на него тяжести.
   А Васька тихо, без стона, опустился на землю.
   И тут около него вдруг возник другой человек — бледный, трясущийся, весь перепачканный в земле Олег Полуянов.
   — Васька… Ну, Вася… — затряс он его за плечо и, стуча зубами, глотая слезы, все повторял: — Ну, Вася…
   В это время два тела, скрученные в тугой, потный жгут, катались по земле. Косой впился зубами в чужое плечо, бил ногами, а руками тянулся к горлу. Он чувствовал: тот сильнее, чувствовал по вздувшимся мышцам, по ответным ударам, по кажущейся неловкости навалившегося на него тела. Только бы дотянуться до горла… И вот одной рукой он уже впился в него, человек захрипел, на миг ослабли его руки. Косой попытался вскочить, думая уже только о том, чтобы бежать, туда, в спасительную темноту, в лес, забиться там, исчезнуть… Он приподнялся на второй, свободной руке, рванулся в сторону… И тут вдруг рука подломилась, непонятная сила завернула ее за спину, хрустнуло с дикой болью плечо, и Косой плашмя рухнул на землю, теряя сознание.
   — Зови людей, — прохрипел Виталий, обращаясь к затихшему Полуянову. — Зови всех… кого встретишь… Ну, живо…
   Он оперся трясущимися руками о землю, собираясь подняться, и вдруг нащупал в развороченной траве маленький пистолет. Виталий поднес его к глазам. На рукоятке матово белели перламутровые пластинки. «Тот самый, отцовский, — мелькнуло в голове у Виталия, и он с отчаянием подумал: — Вера Григорьевна, как я вам обо всем этом расскажу?» Виталий вдруг почувствовал, как комок подкатывает к горлу и начинает мелко дрожать подбородок.
   — Ну, живо… — зачем-то повторил он, хотя Полуянов, сутулясь, уже уходил в темноту, туда, где вдали светились огоньки дач.
   По ярко освещенным, оживленным улицам оперативная машина шла, почти не снижая скорости на перекрестках, нетерпеливо вырываясь на желтый свет светофора.
   Цветков грузно повернулся на переднем сиденье и говорил двум сотрудникам и Тоне, сидевшим сзади:
   — Вы, Тоня, в квартиру не заходите. На ваш голос должны открыть дверь. Потом вы что-нибудь еще скажете погромче, чтобы в комнате было слышно. И все. А зайдем мы. Вам ясно?
   — Нет, не ясно, — безбоязненно возразила Тоня, худенькая темноволосая девушка, одетая сейчас в необычно яркое платье.
   Цветков, привыкший, чтобы его понимали с полуслова, терпеливо, учительским тоном спросил:
   — Что вам неясно?
   — А то. Вдруг дверь откроет этот бандит? Увидит вас и захлопнет.
   — Дверь должен открыть Откаленко. Но если откроет Сердюк, он увидит только вас. Скажите, что остальные поднимаются, оставьте дверь открытой и смело проходите в комнату. Вот так. Теперь все ясно?
   Один из оперативников с досадой сказал:
   — Неужели нельзя его поводить? Ведь условились.
   — И потом вещи, — добавил другой. — Портсигар этот из музея. Это же какие улики!
   — Обстановка изменилась, — ответил Цветков. — Мы рассчитывали, что в ресторан придет и Косой. А теперь он исчез. Нет, Сердюка надо брать немедленно. А санкцию на арест мы и без улик получим. Беглый ведь.
   Шофер, видимо, хорошо знал дорогу. Машина уверенно сворачивала с одной улицы на другую. И наконец, остановилась возле одного из новых домов.
   — Этот? — спросил Цветков.
   Шофер отрицательно мотнул головой.
   — Нет. Вон тот, третий.
   — Ну, правильно. Службу знаешь, — удовлетворенно сказал Цветков. — Тоня, вы вперед идите. Мы вас догоним на лестнице.
   Через несколько минут все четверо собрались на площадке девятого этажа.
   Один из оперативников приложил ухо к двери и, понизив голос, с удивлением сказал:
   — Тихо. Они что, спать там легли, что ли?
   — М-да. Странно, — согласился Цветков и приказал: — Звоните, Тоня.
   Трое мужчин отошли в сторону. Тоня позвонила.
   Некоторое время за дверью было тихо, потом раздались осторожные шаги, и незнакомый голос спросил:
   — Кто там?
   — Вы разве не ждете гостей? — как можно беззаботнее спросила Тоня.
   — Гостей… Гм… Видите ли… — сбивчиво пробасил голос за дверью. — Тут, некоторым образом… произошло нечто неожиданное.
   Щелкнул замок, дверь распахнулась, и на пороге появился Зернов. На бронзовом его лице блуждала растерянная улыбка. Он с удивлением оглядел Тоню и спросил:
   — Это вы обещали приехать?
   — Да. А что?
   — Вы, извините, одна?
   — Да что случилось? — нетерпеливо спросила Тоня. — Говорите же. Где ваши гости?
   — Дело в том… — растерянно развел руками Зернов, — что гости исчезли.

ГЛАВА 8.
НЕ ТАК ПРОСТ ЭТОТ СЕРДЮК

   — Понимаешь, совсем забыл, — сказал Сердюк. — Есть одно срочное дело. Надо ехать.
   — Так ведь гостей ждем, — с беспокойством ответил Игорь. — И перед хозяином неловко.
   — Гости до другого раза обождут. А хозяин… Что-то хозяин наш больно дергаться стал. Не нравится мне это, — Сердюк говорил уверенно и властно. — И ему, кажись, твоя затея не по вкусу.
   — А как же я?
   — Ты?.. — задумчиво посмотрел на него Сердюк. — Можешь ехать со мной, если хочешь.
   Что было делать Откаленко? Задержать, не пустить Сердюка до приезда группы? Но Сердюк обещает, кажется, раскрыть свои планы, а это так важно. И Откаленко, видно, вошел к нему в доверие, как же это не использовать! Так ведь и было вначале задумано. Правда, их должна была сопровождать группа. Иначе опасно. Что же делать?
   — Надо остаться, — наконец покачал головой Игорь. — Вы уж меня не подводите.
   Но Сердюк не привык менять решения. И действовал он быстро. Игорь не заметил, как тот оказался в передней. И теперь, щелкнув замком и приоткрыв дверь, Сердюк сказал, испытующе поглядывая на Игоря:
   — Ну? Или я еду один. Пожалеешь.
   Последнее слово он сказал чуть насмешливо, и это насторожило Игоря. Было ясно, что задержать Сердюка не удастся. Стрелять? Но тот выскочит на лестницу раньше, чем Игорь выхватит пистолет. Да и вообще…
   — Ладно, пошли, — вздохнул Игорь и, уже начиная новую игру, заинтересованно спросил: — А что за дело?
   — По дороге скажу.
   Они стремительно спустились по лестнице. Сердюк бежал впереди, перепрыгивая через ступеньки. Его высокая, кряжистая фигура с удивительно гибкой спиной и узкий бритый затылок все время маячили перед Игорем, и он боролся с искушением ударить по этому затылку, чтобы никуда уже не бежал этот опасный человек, чтобы никогда больше не строил никаких планов, потому что каждый из них нес какую-то беду, какое-то горе людям.
   Нет, Игорь не думал в этот момент о том, что же это у него за работа, что же это за порядки в ней такие, если нельзя сейчас сбить с ног этого бандита, если надо ему улыбаться. Так бы, конечно, подумал Лосев, вспыльчивый, непосредственный и не очень «тертый» на такой работе. Он бы тоже не ударил, но «напереживался бы» при этом сверх всякой меры. Откаленко не переживал, он был спокойнее и опытней. Но соблазн, честно говоря, был…