— Просто он понял, что мы не пара. — Кэсси постаралась придать голосу легкомысленный оттенок, словно случившееся не имело никакого значения. Оно и вправду ничего не значило. Такой муж, как Беркли, ей ни к чему.
   — Как это он определил за пару минут? — Кристиан скептически поднял бровь. — Очевидно, благодаря твоей любезности.
   — Безупречной любезности, — пробормотала она. Кристиан недоверчиво фыркнул.
   — Что бы тебе там ни наговорили, Беркли — лакомый кусочек.
   — Это я уже слышала. Не трудись повторять: ты меня не переубедишь. Тебе прекрасно известно, что я не желаю выходить за повесу или перевоспитывать его.
   — И это я слышал — раз сто, не меньше, и выслушаю еще столько же. — Кристиан хмыкнул. — Тебе меня тоже не переубедить. — Он сунул остаток сыра в рот.
   — Пренебрежение, с которым ты, Лео и Дрю относитесь к моему мнению и желаниям, возмутительно. — Кэсси раздраженно вздохнула. — С чего вы взяли, что мне не хватит ума самой принять самое важное решение в жизни?
   Напротив, сестричка: все мы считаем, что ты чересчур умна — себе же во вред. Слишком уж много у тебя мнений, особенно ошибочных. К примеру, Кэсс, общеизвестно, что лучшие мужья получаются из перевоспитанных повес. Это же аксиома. Да я сам стану превосходным мужем, когда придет время! Когда-нибудь в отдаленном будущем.
   И он засиял неотразимой улыбкой из арсенала всех троих братьев. Мать Кэсси уверяла, что эта улыбка — подарок небес. От нее у ничего не подозревающих девушек слабели коленки, а репутация обладателей улыбки мало-помалу становилась сомнительной.
   Но Кэсси знала силу тайного оружия братьев.
   — Не завидую я той бедняжке, которая возьмется за твое перевоспитание, — решительно заявила она, но не сумела скрыть дружескую усмешку.
   Своих братьев она по-настоящему любила, всех троих: с ними не бывало скучно, даже когда они осыпали ее упреками. Если вдуматься, именно братья лишили ее интереса к повесам. Нет, в целом Лео, Дрю и Кристиан были славными малыми, но Кэсси видела, как они вращаются в свете, как идут по жизни, оставляя за собой тропу, вымощенную разбитыми сердцами. Тем не менее сочувствовать жертвам своих братцев Кэсси не собиралась. Лео, Дрю и Кристиан не скрывались и не прятались, не делали тайны из своей репутации, поэтому девушки, рискнувшие связаться с ними, заслуживали печальной участи.
   Только глупышка или простушка могла позволить себе увлечься таким мужчиной, как один из братьев Кэсси… Задумавшись об этом, она перевела взгляд на Беркли. Или вот таким красавцем. А она, Кассандра Эффингтон, далеко не глупа. Мужчины подобного типа для нее — открытая книга.
   Где-то в глубине души Кэсси давно подозревала, что ее отвращение к повесам и распутникам не более чем уловка. И что на самом деле ее неудержимо тянет к мужчинам, поведение которых не назовешь иначе как скандальным. К тем, которые живут по собственным правилам, подобно ее братьям. Не заслуживают доверия, но ошеломляют обаянием. И разбивают сердца одно за другим.
   Точь-в-точь как лорд Беркли. Этот человек опасен. Очень опасен, поэтому в будущем его следует избегать. Впрочем, это будет нетрудно: наверняка он запомнил, как «любезно» она обошлась с ним.
   Тем лучше. Человек, которого она ищет, ее вторая половинка, лорд Идеал, непременно встретится ей в будущем. Когда-нибудь их пути пересекутся — в этом Кэсси не сомневалась. Ведь даже ее мать уверяла, что так предначертано судьбой!
   И конечно, эта встреча навсегда сотрет из памяти понимающий взгляд серебристых глаз и обольстительный смех.
 
   — Сглупил, да? — допытывался Реджи, шагая бок о бок с Маркусом.
   — Тебе свойственно время от времени глупить. — Маркус наморщил лоб. — А в чем, собственно, дело?
   — Почему ты не предупредил, что мой план нелеп?
   — Я же тебе говорил. Точнее, твердил каждый день.
   Разумеется, Маркус пытался переубедить его. Признавать это Реджи было неприятно, но доводы Маркуса он помнил отчетливо. И сейчас эти доводы казались гораздо более весомыми, чем полгода назад.
   — Но не слишком настойчиво.
   — Наоборот! Мало того, что я объяснил, чем смешон твой план: я отметил, что если дамы и не падают к твоим ногам, то ты все-таки слывёшь достойным женихом и кое-кто не прочь свести с тобой знакомство…
   — Не будем об этом, — отмахнулся Реджи. — Почему же ты меня не остановил?
   — Тебя смогло бы остановить лишь стихийное бедствие, — покачал головой Маркус. — Еще со времен твоей юности я усвоил: если ты что-то вбил себе в голову, заставить тебя свернуть с пути невозможно. Это твое слепое упрямство я всегда считал силой природы.
   — И все равно я…
   — Это еще не все, — нехотя продолжал Маркус.
   — Как бы абсурдно это ни звучало, я решил, что затея увлекательная, а кроме того… была вероятность, что… — он обреченно вздохнул, — что из нее что-нибудь да выйдет. Реджи фыркнул:
   — Но увы!
   — Да, я ошибся. — Маркус пожал плечами и усмехнулся. — Зато повеселился.
   Реджи пропустил последние слова друга мимо ушей.
   — Ума не приложу, в чем я допустил промах. План был беспроигрышный. Мы выдавали меня за мужчину именно того типа, к которому так тянет женщин. Я думал, у меня не будет отбоя от поклонниц. Но прошло уже полгода, а я по-прежнему одинок.
   — На всякий случай напомню: к решительным шагам тебя подтолкнуло отнюдь не отчаянное положение. Женщины были…
   — Но не те женщины, — перебил Реджи, скрипнув зубами. — Совсем не те.
   Особы, вызывающие у него подобие интереса, всегда оставались к нему совершенно равнодушны. Влюбчивостью отличался сам Реджи. И страдал тоже он.
   Маркус ровным тоном продолжал:
   — Насколько я понимаю, мисс Эффингтон не выразила желания кинуться к тебе в объятия.
   — Мисс Эффингтон» — удивительная девушка, которая точно знает, чего хочет, и на меньшее не соглашается. Вдобавок она не стесняется напрямик заявлять о своих желаниях.
   — Звучит малообещающе, — пробормотал Маркус.
   — Вот именно. — Реджи печально улыбнулся другу. — А мужчин с репутацией повес она старается избегать.
   — Прискорбно.
   — Да, вот она, злая шутка судьбы. — Реджи умолк, вспоминая драгоценный миг, когда они с Кассандрой смотрели друг другу в глаза. — Когда мы познакомились, между нами что-то промелькнуло…
   — Это ты уже говорил, — поспешил Маркус. — Одно и то же при каждом знакомстве. Беда в другом: ты снова готов прыгнуть в омут очертя голову…
   — Теперь не то, что раньше, Маркус.
   — Опять повторяешься.
   Реджи с трудом удержался, чтобы не заспорить с другом. В одном Маркус был прав: после встречи с каждой обаятельной дамой Реджи долго оставался под впечатлением. Но на этот раз дело и вправду обстояло иначе. Реджи сам не мог объяснить, что изменилось, но чувствовал перемену. Может, причиной были искры, промелькнувшие в чудесных голубых глазах мисс Эффингтон, или проблеск взаимопонимания, или непринужденность в общении. На миг они словно узнали друг друга, вспомнили, что знакомы с давних пор. Реджи давно потерял счет своим влюбленностям, но таких ощущений, как сегодня, никогда еще не испытывал.
   Глупо, конечно, придавать такое значение мелочам. Кассандре он даже не понравился. Точнее, ей не понравился человек, за которого Реджи выдавал себя.
   — Словом, я, кажется, вырыл яму сам себе.
   — Похоже на то. — Маркус поморщился. — И обратного пути у нас нет. Нам обоим прекрасно известно: слухи вроде тех, которые мы пускали, растут как снежный ком. Твоя сегодняшняя победа только даст новую пищу языкам. Прими поздравления, Реджи. — Он рассмеялся. — Нравится тебе эго или нет, отныне ты пресловутый виконт Беркли.
   — Я исправлюсь, — с надеждой пообещал Реджи. Маркус покачал головой:
   — Тебе никто не поверит. Особенно мисс Эффингтон.
   — Это не меняет дела. Ей не нравится тот, за кого она меня принимает, а когда она узнает правду, то лишь возненавидит меня. — В эту минуту он размышлял, как объяснить мисс Эффингтон, что он отнюдь не распутник, а просто олух, выбравший наихудший путь к признанию. Нет, любые объяснения она сочтет не только нелепыми, но и жалкими.
   — Но она-то тебе нравится.
   — Нет, Маркус. Она могла бы мне понравиться. И не просто понравиться. Но я буду держать себя в узде. Даже если мой метод общения с прекрасным полом не дал ощутимых результатов, это еще не значит, что я готов вернуться к прошлому. Больше я никогда не позволю себе потерять голову. Я буду скрывать чувства до тех пор, пока не приду к убеждению, что мне ответят взаимностью.
   — Но мисс Эффингтон…
   — Обсуждать ее бессмысленно, — прервал Реджи и ощутил острый укол сожаления. — У нее своя дорога, у меня своя. Если в будущем нам суждено вновь встретиться, я буду с ней вежлив. И не более.
   Задумчиво посмотрев на друга, Маркус кивнул:
   — Признаться, я ошеломлен.
   — Чем?
   — Несмотря на дурацкую затею с этими слухами, ты явно решил измениться. Поступок, достойный восхищения. — Маркус хлопнул Реджи по спине. — Самое меньшее, что я обязан сделать, и впредь помогать тебе во всем, конечно, если тебе нужна моя помощь. Может, выдумаем очередную дуэль?
   — Не стоит, но за предложение спасибо. Маркус напустил на себя скромность.
   — Для друга ничего не жаль.
   Несмотря на все шутки, Маркус был ближайшим другом Реджи с незапамятных времен. В сущности, их связывали почти братские узы. Им в голову не пришло бы подвести друг друга.
   Но после того как в прошлом году Маркус женился, отношения между ними претерпели почти незаметную метаморфозу. Не то чтобы Реджи потерял друга — напротив, приобрел еще одного в лице жены Маркуса, Гвен. Ирония заключалась в том, что Маркус, не искавший любви, нашел ее, а Реджи, вечно и несчастливо влюбленный, до сих пор оставался не только холостяком, но и одиночкой, поскольку никак не мог найти себе пару.
   Пожалуй, виной тому была его чрезмерная привередливость.
   А может, Реджи следовало забыть о браке по любви и подыскать просто подходящую жену. Кандидатур нашлось бы множество. Маркус не ошибся: Реджи считали превосходной партией. Но ему была чем-то неприятна сама мысль о браке ради брака, без какого-либо подобия чувств, а тем более любви. Он мечтал о счастливой супружеской жизни, как у его родителей. Десять лет назад отец скончался, но Реджи помнил, какие отношения связывали его с женой, замечал тайные улыбки, нежные взгляды, дружеские рукопожатия и видел, как безутешна была его мать, когда лишилась любимого.
   Реджи охотно согласился бы и на участь своих друзей. Маркус и его жена сошлись далеко не по любви, брак был заключен под угрозой финансового краха, но неожиданно в нем родились подлинные чувства. А приятель Реджи, маркиз Хелмсли, вовсе не собирался жениться, пока не встретил леди, которая безраздельно завладела его сердцем.
   Так неужели счастливый брак — недостижимая мечта?
   По крайней мере для него, Реджи, — да. Вероятно, ему давно пора удовлетвориться тем, что предлагает судьба. Уже в этом светском сезоне он вполне может жениться. Выбрать одну из юных дебютанток, а со временем придет и привязанность, и, может, даже любовь.
   — Прости, что прерываю твои раздумья, — произнес Маркус, — но куда мы идем?
   — Куда? — Реджи спохватился и огляделся. Он и не заметил, как они вышли к дороге.
   — Даже если ты задумал совершить долгую пешую прогулку через всю страну, вряд ли завершить ее удастся за одно утро. — Маркус заглянул в глаза друга. — Знаешь, когда ты так погружаешься в мысли, мне становится не по себе. В такие минуты ты сам на себя не похож.
   — Извини, — сухо ответил Реджи.
   — Да нет, не принимай близко к сердцу. — Маркус пожал плечами и посерьезнел. — Жаль, что ты не видишь себя со стороны — так, как видят другие. Ты даже не пытался.
   Эти слова заставили Реджи вновь надолго задуматься. Маркус знал его лучше, чем кто бы то ни было, но в данном случае ошибался: насчет себя Реджи не питал иллюзий. У него есть положение в обществе, есть неплохое состояние, он не уродлив внешне. Но этим его достоинства исчерпываются, в остальном он прост и зауряден. В опере он был бы одним из хористов. На сцене произносил бы единственную реплику: «Кушать подано». В романе занимал бы место второстепенного персонажа. Такова его участь, так распорядилась судьба.
   Но поддаваться унынию он не желал.
   Реджи вдруг улыбнулся:
   — Маркус, ты всегда был склонен к философствованию, но в такую рань — никогда.
   Маркус на миг растерялся, не зная, что сказать, потом тоже улыбнулся:
   — Сам не понимаю, что на меня нашло. Впредь буду за собой следить. А что касается сегодняшнего утра… — Маркус обернулся и кивнул в сторону толпы. Собравшиеся обступили столы, весело смеялись и громко переговаривались. Ветер подхватывал и уносил обрывки фраз. — Я голоден и не прочь узнать, где обретается моя жена. Предлагаю присоединиться к пиршеству. И потом, — с лукавой усмешкой добавил он, — в этой толпе наверняка найдется немало юных леди, готовых пасть к ногам блистательного лорда Беркли.
   — Пресловутого лорда Беркли, — поправил со смехом Реджи, и Маркус поддержал его. К остальным они вернулись, шагая бок о бок и в ногу, как обычно.
   И правда, почему бы не порадоваться триумфу? В конце концов, Реджи выиграл скачку и заслужил восхваления, полагающиеся победителю. Его переполнило непривычное ощущение удовлетворенности. Да, человек он ничем не примечательный, но, возможно, об этом знает только он сам.
   А пока он — пресловутый лорд Беркли и вполне доволен этим.

Глава 3

   Матерей — дарительниц жизни, хранительниц наследия и так далее — следует чтить и оберегать. И чаще, чем хотелось бы, мириться с ними, как с неизбежным злом.
Маркус, граф Петшнгтон

   — Где тебя так долго носило? Я жду уже несколько часов!
   — Правда? — Реджи рассеянно протянул шляпу и перчатки дворецкому Хиггинсу, который служил в доме с тех пор, как Реджи себя помнил, и перевел взгляд на младшую сестру.
   На площадку изогнутой лестницы, нависающую над холлом Беркли-Хауса, Люси вылетела эффектно, как опытная актриса — или шестнадцатилетняя девушка, которой не терпится повзрослеть.
   — Ты себе не представляешь, что мне пришлось вынести! — Люси поникла у балюстрады, шумно вздохнула и сценическим жестом поднесла ладонь ко лбу тыльной стороной. — Это было ужасно, поистине ужасно!
   Реджи вопросительно скосил глаза на Хиггинса, тот еле заметно развел руками, но промолчал.
   — Ладно, выкладывай: что у тебя стряслось сегодня? Помнится, на прошлой неделе ты убивалась оттого, что в этом году матушка запретила тебе выезжать в свет.
   Люси вскинула подбородок. #
   — Мне скоро семнадцать!
   — Тебе едва минуло шестнадцать — вот и веди себя как подобает. Вчера, если мне не изменяет память, ты скандалила из-за какого-то платья — слишком откровенного и почти неприличного для благовоспитанной девушки твоих лет.
   — Я выгляжу совсем как взрослая. — Люси откинула со лба прядь волос. — Так все говорят.
   — Лучше бы молчали, — пробормотал Реджи и продолжал: — А вчера вечером ты закатила истерику только потому, что тебя не пустили на сегодняшние скачки.
   — Это было несправедливо, и ты это прекрасно знаешь! — Люси нахмурила колючие бровки. — Ты победил?
   — Разумеется.
   — Отлично! — Девушка с торжествующей улыбкой переглянулась с Хиггинсом.
   Губы старого дворецкого дрогнули, но лицо осталось невозмутимым.
   Реджи понизил голос и шагнул к Хиггинсу:
   — Она опять заключала пари с прислугой?
   — Ничего подобного я бы не допустил, — высокомерно заверил Хиггинс.
   Реджи этот ответ не убедил.
   — Значит, вы сделали ставку по ее просьбе? Хиггинс вытаращил глаза в притворном ужасе.
   — Ладно тебе, Реджи, — поспешила вмешаться Люси, подходя к брату. — Леди вправе позволить себе небольшие расходы. И потом, сейчас нам не до пустяков. У нас беда. — Она тяжело вздохнула. — С мамой.
   — А что с мамой? — Реджи прищурился.
   — Леди Беркли в постели, милорд, — с обычной невозмутимостью пояснил Хиггинс.
   — Почему? — Реджи перевел взгляд с Хиггинса на сестру. — Заболеть она не могла. За всю жизнь мама не проболела ни единого дня.
   — Она не просто больна. Она… она… — У Люси задрожала нижняя губа.
   — Леди Беркли говорит, что она при смерти, милорд, — уточнил Хиггинс.
   — При смерти? — Реджи недоверчиво покачал головой. — Не может быть. Вчера она была совершенно здорова.
   — А сегодня лежит на смертном одре! — Глаза Люси наполнились слезами. — Скоро мы осиротеем…
   — Чушь. — Реджи повернулся к дворецкому: — За врачом посылали?
   Хиггинс кивнул.
   — Доктор Хопвуд уже приезжал и уехал.
   — И что?
   — И заявил, что причин для опасений нет. Невежественный шарлатан! — Люси презрительно фыркнула. — Мама тяжело больна! Это любой поймет!
   Реджи поднял бровь.
   — Это правда, Хиггинс?
   — Трудно утверждать наверняка, милорд. — Дворецкий осторожно подбирал слова. — Нельзя пренебрегать мнением уважаемого доктора, и хотя ее сиятельство сегодня необычно бледна, это не мертвенная бледность…
   — Хиггинс! — возмутилась Люси. А дворецкий продолжал:
   — Но насколько мне известно, леди Беркли никогда не болела и не притворялась больной. Я считаю, было бы серьезной ошибкой пренебрегать ее жалобами на здоровье.
   — Ясно, — отозвался Реджи. Оценка Хиггинса отрезвила его и наполнила страхом.
   О смерти матери Реджи предпочитал не задумываться и потому пришел в смятение. Почему-то ему казалось, что Мэриан Беркли будет жить вечно. Разумом он понимал, что с каждым годом мать стареет и когда-нибудь уйдет вслед за отцом в иной мир. Ведь ей скоро пятьдесят.
   Откровенно говоря, Реджи был очень привязан к матери. Добрая и смешливая леди Беркли носила маску очаровательной растерянности и, к счастью, не вмешивалась в жизнь сына. Ей хватало подруг, занятий и воспитания Люси, а на сына просто не оставалось времени. Семья занимала просторный особняк на лондонской Портмен-сквер и поместье Беркли-Парк, домочадцы порой неделями не видели друг друга.
   Тем не менее приятно было знать, что мать где-то рядом — на случай, если вдруг понадобится родительский совет, помощь и даже любовь: это ощущение успокаивало и оберегало от бурь ненадежного мира.
   Лишаться матери и становиться сиротой Реджи отнюдь не желал, как и его сестра.
   — Я зайду к ней. — Реджи начал подниматься по лестнице.
   — Она тебя звала. — Люси следовала за ним по пятам.
   — Милорд, — окликнул Хиггинс, — выслушайте, что еще сказал доктор Хопвуд.
   Реджи замер и обернулся.
   — Что же, Хиггинс?
   — Какой бы ни была болезнь ее сиятельства, врач посоветовал выполнять ее желания, особенно необычные и странные. Он порекомендовал удовлетворять любой каприз больной. Эти просьбы могут быть следствием горячки или помутнения разума, и отказ только осложнит положение. А этого следует избегать любой ценой, по крайней мере пока врач не выяснит причину недуга, — заключил Хиггинс.
   — Отлично, — кивнул Реджи. — Мы выполним любую прихоть.
   С лестницы он свернул в то крыло дома, которое занимали мать и сестра. Его комнаты находились в противоположном крыле, поэтому Реджи вел практически обособленную жизнь.
   Дверь в спальню матери была прикрыта. Реджи негромко постучал и прислушался. Тихо.
   — Постучи еще, — нахмурилась Люси. — Наверное, спит.
   Реджи выдержал паузу и снова побарабанил пальцами по двери.
   — Может, в таком случае не стоит…
   — Наоборот! — перебила Люси. — Если она умирает, нам надо поговорить с ней немедленно. — Она толкнула дверь и заглянула в комнату. — Мама!
   Реджи и Хиггинс переглянулись и последовали за ней.
   Шторы были задернуты, в комнате царил полумрак, несмотря на солнечный день. По спине Реджи пробежал холодок. Его мать обожала солнечный свет и днем всегда приказывала раздвинуть шторы. Признак был неутешительным.
   — Мама! — Он шагнул к постели.
   — Сынок, это ты? — донесся до него слабый голос леди Беркли.
   — Что случилось, мама? — Реджи подошел к постели и оглядел больную. Она лежала, утопая в пышных подушках, среди которых казалась совсем крошечной. Странно: раньше Реджи никогда не считал мать миниатюрной — вероятно, из-за ее живости и кипучей деятельности. Но сейчас он вдруг понял, что она мала ростом и худощава. — Как ты себя чувствуешь?
   — Прекрасно, милый, не волнуйся. — Леди Беркли вздохнула и медленно, обессиленно потянулась к его руке. — Все хорошо. — Ее голос затихал, становился еле слышным.
   Ответ матери вселил в сердце Реджи ужас. Он осторожно присел на постель и нахмурился. В полутьме разглядеть лицо матери не удавалось, но бледность он заметил. И счел необходимым уверенно заявить:
   — Врач не нашел ничего опасного.
   — Да, врачу можно верить. — Мать смело улыбнулась. — Он знает больше нас.
   — Ну конечно. И ты скоро поправишься. — И все-таки… Реджи свел брови. Врачи тоже люди, им свойственно ошибаться. — Тебе ничего не нужно?
   — Нет, ничего. — Мать деликатно прикрыла рот ладошкой и закашлялась. — Не беспокойся.
   Реджи охватило ощущение полней беспомощности.
   — Но может быть, я чем-нибудь могу помочь тебе?
   — Дорогой, спасибо тебе за заботу, но мне и вправду ничего не нужно. Разве что… пожалуй… — Она вздохнула. — Нет, ни к чему… нет.
   — О чем ты, мама? Она отвернулась.
   — Нет, я не вправе просить об этом.
   Реджи переглянулся с Хиггинсом, тот ободряюще кивнул.
   — Проси чего хочешь. О чем угодно!
   — Ну, если ты настаиваешь… Я знала, что ты мне не откажешь. — Их взгляды встретились. — Прежде чем я уйду…
   — Мама, никуда ты не уйдешь! — гневно вмешалась Люси.
   — Конечно, милая. — Мать улыбнулась дочери и снова перевела взгляд на сына. — Во-первых, пообещай позаботиться о своей сестре.
   — Разумеется, мама. — У Реджи перехватило горло, он с трудом сглотнул.
   — Во-вторых, пока я еще жива…
   — Мама! — взмолилась Люси.
   Мэриан с неожиданным проворством вскинула руку, заставляя дочь умолкнуть.
   — Я должна увидеть, что ты наконец остепенился.
   — Остепенился? — недоуменно переспросил Реджи. — То есть женился?
   — Да, это моя заветная мечта. Мое… — Она уставилась куда-то вдаль, ее голос снова стал еле различимым шепотом: — Мое предсмертное желание…
   — Мама, я все понимаю, но…
   — Хорошая девушка. Из приличной семьи. Та, что придется тебе по душе. — Казалось, мысли матери где-то блуждают. — Найдется такая?
   Реджи сразу вспомнились сияющие голубые глаза, но он отогнал мимолетную мысль.
   — Сейчас — нет.
   — Жаль. — Мать умолкла так надолго, что Реджи перепугался. — Прежде чем я уйду, я должна помочь тебе подготовиться…
   — Мне незачем готовиться к твоей смерти — ты не умрешь, — заявил Реджи, хотя и без особой уверенности.
   — Время покажет, но я имела в виду — подготовиться к встрече с будущей женой. — Она снова заглянула сыну в глаза. — Реджинальд, дорогой, я много думала об этом, а теперь, когда конец уже так близок…
   — Мама! — застонала Люси.
   Но мать не обратила на нее внимания.
   — Мне досадно думать, что ты приведешь молодую жену в старый дом. Здесь все такое… такое…
   — Старомодное, миледи? — подсказал Хиггинс. Леди Беркли поблагодарила дворецкого улыбкой.
   — Вот именно.
   — А по-моему, дом у нас отличный, — удивился Реджи.
   — О нет! Отнюдь! По крайней мере в гостиных давно пора сменить обстановку. — Голос матери звучал слабо, но решительно. — Там одна рухлядь.
   — Да, мебель далеко не новая, Реджи, — вдруг задумчиво подтвердила Люси. — Уже не помню, когда в доме последний раз красили стены или меняли обои. Лет десять назад, не меньше.
   — Я старалась экономить, — произнесла мать таким тоном, словно призналась в зловещем преступлении. Сам Реджи ни за что не назвал бы свою мать экономной.
   — И все-таки я не понимаю, чем плохи мебель, стены и все остальное, — решительно заявил он. — Неужели это и есть твое предсмертное желание?
   Хиггинс прокашлялся и склонился над Реджи, приглушенно, но многозначительно напомнив:
   — Горячка и помутнение, милорд.
   Ах да, — пробормотал Реджи и на минуту задумался. Он сомневался, что ради будущей жену надо идти на такие жертвы, как смена обстановки, но если покупка мебели и перекраска пары комнат утешит мать, порадует ее или, еще лучше, поможет выздороветь, — почему бы и нет? Выполнить эту просьбу проще простого. — Мама, если ты хочешь — пожалуйста.
   — Ты святой, а я — счастливая мать. Решено. — Мать пожала ему руку. — Будем полностью менять обстановку гостиных. От драпировок до ковров. Обои, потолок, мебель — словом, все сразу. Мы совьем уютное гнездышко для твоей жены.
   — Надеюсь, моей избраннице не будет дела до мебели, — сухо заметил Реджи.
   — А я бы занялась мебелью в первую очередь, — чуть слышно пробормотала Люси.
   — Дорогой, ты еще совсем не знаешь женщин, — ласково улыбнулась мать.
   — Может быть. — Каприз матери показался Реджи странным, смешным, но безобидным. К тому же ее щеки слегка порозовели. Вероятно, врач был прав: желания больной надо исполнять. Реджи поднялся. — Сейчас же приступим к делу. Но я, признаться, даже не представляю, с чего начать.
   — Милый, я ни за что не взвалю на тебя такую ношу. — Леди Беркли широко раскрыла глаза, словно даже не представляла себе более непростительного преступления.