Страница:
КРУС РОБИНСОН НА НЕОБИТАЕМОЙ ПЛАНЕТЕ
Я не любитель компаний. Там всегда найдется человек, понятия не имеющий о том, кто такой Иона Шекет. Обычно на меня набрасываются с требованиями: расскажи да покажи, да чтобы побольше, пострашнее и позаковыристее. И это приятно. Но вдруг замечаешь тихо сидящего в уголке аборигена, который таращит глаза, ничего в происходящем не понимает и очень громко спрашивает соседа: "Кто это такой? Почему все вокруг него вертятся? Он что, премьер-министр или лауреат Берагозовской премии?" "Это же сам Иона Шекет!" - восклицает пораженный сосед и отодвигается от аборигена подальше: кто его знает, вдруг заразный? "А кто такой Иона Шекет?" - продолжает недоумевать абориген, не только себя выставляя в неприглядном виде, но и на меня бросая тень своего невежества. "Ведь если есть некто, не знающий ничего об Ионе Шекете, начинают думать присутствующие, - то, может, действительно, не такая уж Шекет большая величина на космическом Олимпе?" И вот уже один слушатель отваливает от меня в сторону, за ним второй, третий... Глядишь, через какое-то время в одиночестве оказываюсь и я, а не только этот незваный абориген, разорвавший тонкую материю духовного общения героя с толпой. Нет, я не люблю компании, и теперь вы знаете причину. Из всякого правила, однако, есть исключения. Таким исключением стала встреча с господином Сельмиром на вечеринке в честь опубликования моего опуса "Страшная месть фунерала". Я с удовольствием отвечал на вопросы, воображая, что хотя бы в виде исключения нынешняя вечеринка обойдется без обычной неприятности. Так нет же! Когда я рассказывал о том, где находится планета, на которой жил фунерал Мавротус, из тени раздался чей-то низкий голос: - А кто такой этот Шекет? Разумеется, внимание аудитории тотчас же извлекло из тени странную фигуру, похожую на кривошипно-шатунный механизм производства первой половины ХХ века. Я распознал в незваном госте аборигена с Барбасы-1 и сказал неприязненно: - Если кто не знает Иону Шекета, то мог бы не приходить на это чествование. - Простите, - пролепетал абориген. - Откуда же мне знать Шекета, если я только вчера вернулся из "Угольного мешка"? - Как? - вырвалось у меня. - Вы - тот самый Амос Сельмир? - Да, - скромно признался барбасец, и со всех сторон послышались ахи, охи и причитания. Да, в нашу компанию действительно попал Амос Сельмир, о котором в утренних новостях сообщали, что этот господин провел три стандартных года в полном одиночестве на абсолютно необитаемой планете в туманности "Угольный мешок". Я растолкал гостей, взял Сельмира за один из его кривошипов и увел к себе. Всю ночь я слушал его рассказ и должен признаться, что ничего скучнее мне не приходилось слышать никогда в жизни. На безымянной необитаемой планете Сельмир оказался случайно, поскольку его звездолет сбился с курса и влетел в темную туманность "Угольный мешок". В полном мраке, где даже рентгеновские локаторы оказались бесполезны, корабль наскочил на астероид, Сельмир катапультировался и опустился на планету, не занесенную ни в один регистр. Средств связи у него не было, но, к счастью, воздух оказался пригоден для дыхания, а местные кораллы - единственная и довольно странная форма жизни - вполне съедобны. Первый месяц Сельмир бродил по планете и ел кораллы. Второй месяц Сельмир бродил по планете и ел кораллы. Первый год он бродил по планете и ел кораллы... Каждый год, каждый месяц и каждый день были похожи друг на друга, как две немаркированные биокапсулы. Он мне так и рассказывал: "На тринадцатый день я шел на восток и ел кораллы... На триста восьмой день я шел на восток и ел кораллы... На тысячу семьсот..." Поняв, что сейчас усну, я прервал путешественника словами: - Скажите, дорогой Сельмир, ну хоть что-нибудь с вами происходило, кроме того, что вы шли и ели кораллы? Гроза, например? - На планете не было гроз, - сообщил он. - Нападение хищников? - На планете не было хищников... - Но хоть что-нибудь с вами происходило на протяжении этих трех лет? - в отчаянии воскликнул я. - Да, - печально сказал Сельмир. - У меня семьсот шестьдесят три раза случилось несварение желудка из-за чересчур однообразной пищи. - Вы так точно это знаете? - поразился я. - Конечно, я вел счет, делая царапины на поверхности скафандра! - И вы не сошли с ума от такого однообразия? - невежливо осведомился я. - Почему не сошел? - удивился Сельмир. - Сошел, конечно. Раньше я мог решать в уме гонсатовские уравнения седьмого порядка, а сейчас даже дифференциальные уравнения в частных производных поддаются мне с трудом! - Понятно, - вздохнул я и подумал о том, что если этот горе-путешественник надумает опубликовать книгу о своих приключениях, то в ней будут тысячи совершенно одинаковых страниц. Однако мое воображение уже разыгралось, и, выпроводив Сельмира, я сразу продиктовал моему компьютеру название будущего романа: "Необыкновенные приключения Круса Робинсона". Первое, что я сделал с прототипом, это пересадил его с одноместного разведывательного звездолета на линейную торговую баржу "Багдадский вор" с большим экипажем. И разумеется, никакого "Угольного мешка". Баржа в моем романе попадает в пространственный тоннель между двумя черными дырами и, естественно, погибает в результате действия мощных приливных сил. Экипаж не успевает спастись и почти в полном составе сваливается под сферу Шварцшильда, так что о дальнейшей его судьбе никто ничего знать не может даже автор, если он, конечно, уважает законы природы, не им придуманные. Крусу Робинсону, медику, лечившему в полете перевозимых на барже разнопланетных животных, удается спастись, поскольку в момент катастрофы он находился в желудке ругаболля с Акро-94. Ругаболль, конечно, не выдержал пространственного прилива, но принял на себя главный удар сил натяжения, тем самым сохранив моему герою не только жизнь, но даже рассудок. Прилив вынес Круса Робинсона на необитаемую планету, не такую скучную, конечно, как планета Сельмира - были там и странные животные, питавшиеся вечерними закатами, и растения, чьи стволы, вытягиваясь вверх и изгибаясь, создавали над планетой арки высотой до тысячи километров... В общем, скучать Крусу Робинсону не пришлось ни одной минуты - надеюсь, что и моему читателю тоже. Он едва успел прийти в себя и размять члены, окоченевшие от полета в пространственном приливе, как на планету с грохотом стали падать уцелевшие части погибшей баржи. Сначала упал отсек с продовольствием, причем все консервные банки от удара пришли в состояние самораспаковывания, так что Крус Робинсон до конца жизни был обеспечен качественной космической пищей. Несколько часов спустя на планету сковырнулся покореженный капитанский ботик - вездеход, способный перемещаться по земле, под водой и по воздуху. Так уж получилось, что в результате сильнейшего удара все покореженные части встали на свои места и даже более того: некоторые детали в результате рентгеновского облучения в эргосфере черной дыры приобрели неожиданные свойства, и капитанский ботик оказался способен даже зарываться под землю и передвигаться в толще планеты. Крус Робинсон не успел порадоваться своему везению, как его едва не убил свалившийся ему чуть ли не на голову огромный контейнер, в котором оказался корабельный арсенел - семнадцать широкозарядных атомных фрустеров, две тысячи шестьсот семьдесят широких зарядов к ним, две самонаводящиеся и саморазмножающиеся ракеты "Аргонавт" и еще много всякого оружия, так необходимого путешественнику на необитаемой планете. Подумав, Крус Робинсон назвал свою планету Даниэлой, и, когда роман вышел в свет, многие читатели спрашивали меня, почему я придумал именно такое название. "Господа, - отвечал я, - что вы ко мне пристаете? Даниэлой планету назвал мой герой Крус Робинсон, автор не имеет к этому никакого отношения! Или вы считаете, что герой литературного произведения не обладает собственной волей, не зависящей от воли создателя? Да оглянитесь вокруг - разве я и вы, все мы не такие же герои такого же литературного произведения, написанного кем-то на заре развития Вселенной, а может, и до ее рождения? Почему собственную свободную волю вы цените, как высокий дар, а такой же свободной воле Круса Робинсона отказываете в праве на существование?" Итак, Крус Робинсон провел на Даниэле сто семнадцать долгих лет. В первые годы он был занят, в основном, строительством дома, используя местную металлоидную древесину в качестве каркаса этого мегалитического сооружения, достигавшего в высоту верхнего магнитного пояса планеты. Разумеется, жить в этом сооружении он не собирался и в последующие годы объездил на вездеходе все континенты Даниэлы, погружался во все ее моря, вгрызался в недра и едва не добрался до самого центра планеты, но вовремя остановился, сообразив, что из центра ему будет трудно выбраться на поверхность: он попросту не будет знать, в каком направлении лучше всего двигаться, ведь все направления, ведущие из центра чего бы то ни было, абсолютно равноправны! Скучать у Круса Робинсона не было ни одной минуты времени - мозг его даже во сне занимался научными исследованиями; в частности, разрабатывал для Даниэлы общую теорию эволюции. А однажды - произошло это на восемьдесят шестом году пребывания Круса Робинсона на Даниэле - к нему явился гость: такое же шестеренкоподобное существо, понятия не имевшее, как оно оказалось на этой планете. Похоже, что память гостю отшибли магнитные поля в пространственно-временной каверне, доставившей столько неприятностей самому Крусу Робинсону. Поскольку событие это случилось в четверг после сильного дождика, Крус Робинсон назвал своего нового приятеля Четвергом и использовал его на работах, не связанных с интенсивной мыслительной деятельностью - например, если нужно было расстрелять падавший на Даниэлу астероид или вскипятить одно из внутренних морей, чтобы было где купаться и мыть грязную одежду. Тут и пригодился арсенал "Багдадского вора", так что все, свалившееся на моего героя с неба, не пропало даром для сюжета. Так бы и жили Крус Робинсон с Четвергом на славной необитаемой планете Даниэле, но мимо пролетал крейсер "Пдикрмрвдык", приписанный к базе адруков на Грмыпрезе-3. Разумеется, бесхозную планету тут же оприходовали, занесли в регистр космофлота и колонизовали, а Круса Робинсона с Четвергом интернировали и доставили на Землю в специально для них построенный лагерь для перемещенных лиц. Там они и дожили последние свои дни, не понимая, кому помешала их безбедная и беспечная жизнь на необитаемой планете. К чести своей могу сказать, что сюжет о Крусе Робинсоне сразу после выхода романа стал популярен, как в свое время - бродячий сюжет мировой литературы о любовном треугольнике, в котором, как в его Бермудском аналоге, погибали люди, судьбы и желания. Об Амосе Сельмире, прототипе моего героя, никто даже не вспомнил. Да я и сам о нем вскоре забыл, купаясь в лучах славы.
МАК-АЛЕФ, ИЛИ ТОРЖЕСТВО ЖЕНЩИНЫ
Некоторые думают, что в наши дни разгула всеобщей галактической демократии не может быть планетных систем, на которых все еще осталась монархическая власть. Человек (а мои читатели, в основном, являются людьми, хотя случается, конечно, что книги мои приобретает какой-нибудь разумный столб с Ахромаза-4), так вот, человек, говорю я, привык к тому, что все в этом мире выбирается - от сорта шампуня в магазине дешевых товаров до президента Галактического содружества народов. Человек (это я опять своего читателя имею в виду) почему-то уверен, что королей, императоров, царей, шахов или, того хуже, табридов можно встретить сейчас лишь в виртуальных мирах компьютерных триллеров или в исторических костюмных представлениях, с таким воодушевлением разыгрываемых в дни праздников на площадях Парижа и Тель-Авива. Мне-то, много путешествовавшему по Галактике от ее центра до внешних пустынных рукавов, лучше известно, какие странные режимы еще встречаются порой кое-где, особенно в пределах молодых звездных скоплений, где истинная цивилизация только делает первые шаги. В системе Альдерамина, к примеру, вот уже третье тысячелетие правит деспот Бууууркапоз, и никто не знает, сколько своих подданных он отправил в иные миры потому только, что они произносили имя владыки, недостаточно растягивая гласную "у" или, напротив, растягивая ее слишком сильно. И уж конечно, мало кому из землян известно имя Мак-Алефа с планеты Шмот-3. На родине о нем слагают саги, перлы и шкамцы, а за пределами своей звездной системы он известен лишь узкому кругу галактических путешественников. История Мак-Алефа чрезвычайно поучительна, она легла в основу сюжета моего романа. "Мак-Алеф" вышел в свет в прошлом месяце и уже удостоился (вот уникальный случай!) положительных отзывов. По-моему, критикам больше всего понравилось феминистское звучание моего замечательного произведения. Ведь кто у нас ходит в литературных критиках? Разумеется, женщины, поскольку они от природы яляются хранительницами традиций и стабильности. Что же происходит под оболочкой моего романа? Начало интригующее. На далекой планете Шмот-3 проживает народ, управляемый добрым табридом Дрункамом. Все пляшут и поют, что очень не по душе кое-кому из табридской свиты. Почему, скажите на милость, подданные должны плясать, когда им положено работать в поте лица и во славу отечества? Мой герой Мак-Алеф - представитель древнего шмотского рода, один из тех, кто недоволен правлением Дрункама. Правда, быть недовольным - еще не значит открыто проявлять свое недовольство. Мак-Алеф прославился тем, что с утра до ночи бродил по местным топям, и его неизбежно засасывала трясина, в частности трясина политических интриг, одна из самых распространенных в шмотских болотах. На вопли Мак-Алефа сбегалось пол-табридства, беднягу, конечно, спасали, и он возвращался к вечеру домой, где его встречала дражайшая супруга, набрасывавшаяся на мужа со словами: "Как тебя еще земля носит, такого непутевого? Даже утопиться толком не умеешь! Другой на твоем месте давно стал бы табридом, а ты выше гупраса подняться не можешь, и это при твоих-то талантах и при такой жене, как я!". В общем, жизнь у Мак-Алефа была не сладкая, но изменить ее он не мог, будучи, как многие мужчины Шмота-3, личностью смелой до безрассудства, но нерешительной до полного инфантилизма. Призывы собственной супруги подняться, возглавить, повести, принять и создать проходили мимо ушей Мак-Алефа, вся жизненная энергия которого была направлена на то, чтобы погромче звать на помощь, погружаясь в очередной раз в гиблую трясину шмотских болот. Все изменилось в одночасье, когда своими воплями Мак-Алеф привлек внимание вемдеев - разумного племени, обитавшего в самых заповедных болотных местах. Вемдеи вообще-то не общались с подданными табрида Дрункама, поскольку считали их существами недалекими, не способными предсказать собственную судьбу даже в пределах одного светового дня. Сами же вемдеи прекрасно видели не только в тумане болот, но и в тумане времени - природа наградила их специальным органом зрения, назвать который глазом у меня не поворачивается язык, а назвать его как-то иначе мне не позволяет мое уникальное правдолюбие. Итак, Мак-Алеф так вопил, погружаясь в болото, что несколько вемдеев не выдержали и вытянули его за волосы, заглянув предварительно в будущее и удостоверившись в том, что, спасшись, он не причинит их племени никакого ущерба. Выбравшись на сухую поверхность, Мак-Алеф повернулся было, чтобы потопать домой и принять ванну, но один из вемдеев крикнул ему вслед: - Эй, ты что, даже не хочешь знать, что ждет тебя завтра, послезавтра и через два дня? - Я и так знаю, - бросил Мак-Алеф, не оглядываясь. - Ждет меня моя супруга со своим несносным характером, и так будет завтра, послезавтра, через месяц, год и всю жизнь. - Эй, - крикнул другой вемдей, - завтра ты станешь карбайским дробом! - А послезавтра - журмакским требом! - воскликнул третий вемдей. - А через неделю - табридом нашего мира! - добавил четвертый. - Болтуны, - бормотал Мак-Алеф, топая к дому. - Должность дроба занята, и вакансий здесь не предвидится. Требом мне тоже не быть никогда - талантов не хватит. А табрид у нас Дрункам, и он еще достаточно молод... - Что это ты бормочешь? - подозрительно спросила Мак-Алефа его дражайшая супруга, у которой не было собственного имени, поскольку на Шмоте-3 собственными именами обладают лишь мужчины и незамужние девушки, а жен называют, если уж возникает необходимость, именами их спутников жизни. Это естественно, поскольку жена на Шмоте-3 есть глава семьи, а разве вы называете собственное тело одним именем, а голову - другим? Мак-Алеф рассказал супруге о глупостях, изреченных вемдеями, и пока он мылся в ванной, жена его размышляла, что самому Мак-Алефу было совершенно не свойственно. В отличие от супруга, она прекрасно понимала, что вемдеи видят будущее не хуже, чем соседнюю кочку на своем болоте. И если они сказали "Быть Мак-Алефу табридом", то так и произойдет. Это с одной стороны. С другой: если ничего для этого не делать, то предсказания вемдеев исполнятся сами собой, а это противоречит материалистическому мировоззрению. Вывод: нужно действовать. Всю ночь жена Мак-Алефа составляла план, в то время как муж ее спал, ворочаясь с боку на бок, и ежеминутно сталкивал свою супругу с кровати, что заставляло ее мысли двигаться в самых разнообразных направлениях. А утром Мак-Алеф получил ментальное уведомление из табридской канцелярии о скоропостижной смерти от проглатывания кости карбайского дроба Иннобента Рамкапорского и о назначении на эту вакантную должность некоего Мак-Алефа, гупраса даргамского. - Ну и ну! - удивленно воскликнул Мак-Алеф. - Я - карбайский дроб, подумать только! - Вот оно, - прошептала его верная жена. - Первое предсказание вемдеев... - Только не говори мне, что завтра я стану журмакским требом, запротестовал Мак-Алеф. - До завтра я даже дела карбайского дроба принять не успею! - Жизнь покажет, - философски заметила супруга и сняла со стены лазерную иглу, которой Мак-Алеф никогда не пользовался, поскольку смертельно боялся крови. - Ты чего это? - испуганно спросил он. - Жизнь покажет, - загадочно проговорила супруга и унесла иглу в спальню, где спрятала оружие под подушку. В тот день она не пустила Мак-Алефа на болота - а ну как супруг ненароком утонет и не успеет сделать ее женой треба и табрида? А на другое утро почта принесла весть: в дополнение к должности карбайского дроба Мак-Алеф назначался на пост журмакского треба, поскольку прежний треб переел за ужином мяса дикого лопаря и отдал ночью концы в страшных мучениях. - Послушай, - сказал Мак-Алеф супруге, - не ты ли, я слышал, распорядилась вчера послать в подарок журмакскому требу лучшего лопаря из наших заповедников? - А что мне оставалось делать, если от тебя инициативы не дождешься даже в супружеской постели? - пожала плечами госпожа Мак-Алеф. - Кстати, я пригласила сегодня на обед этого никчемного правителя, табрида Дрункама. - Ты собираешься подать на стол отравленное мясо лопаря? - ужаснулся Мак-Алеф. - Ты дурак, - ответила жена. - Два раза использовать один способ убийства? Нет, могут догадаться! Ты пригласишь табрида отдохнуть на нашей постели и лично заколешь его лазерной иглой. - Я? - пришел в полное отчаяние Мак-Алеф. - У меня рука не повернется! Я так уважаю табрида Дрункама! - Тряпка, - резюмировала супруга. - Придется мне самой взяться за это мужское дело. И взялась. Разумеется, все прошло без сучка без задоринки. Крови, правда, оказалось столько, что отмыть супружескую постель не удалось, и новый табрид Мак-Алеф выставил этот предмет мебели на аукцион, где кровать приобрел сын Дрункама Малкольц. Между тем Мак-Алеф отправился на болота, чтобы попробовать в очередной раз утопиться, поскольку вовсе не ощущал в себе сил для управления таким огромным табридством, как Шмот-3. На этот раз ему даже погрузиться толком не удалось, поскольку сопровождавшая табрида свита вытащила своего господина за волосы. А тут опять вемдеи подоспели и принялись за свое. - Завтра, - сказали они хором, - тебя убьет сын Дрункама Малкольц. - Что вы несете? - не выдержал Мак-Алеф. - Вы же сами мне в прошлый раз говорили о дробе, требе и табриде! Ни о каком убийстве и речи не было! - А чего ж ты убежал, не дослушав? - спросили вемдеи. - Будь у тебя больше терпения, ты бы имел полную информацию. В состоянии прострации бежал Мак-Алеф с болота, преследуемый свитой, желавшей обтереть повелителя от грязи, налипшей на его одежду. - Завтра меня убьет Малкольц! - сообщил Мак-Алеф своей жене, надеясь на сострадание. - И правильно сделает, - отпарировала она. - Он уже приобрел нашу супружескую кровать, значит, хочет лежать на этом ложе вместе со мной. Это прямой намек, ты не находишь? "О женщины, вам имя - вероломство!" Так думал бедняга Мак-Алеф и был, конечно, неправ, потому что жена его никакой веры не ломала - напротив, она свято верила в прогноз вемдеев, а потому на следующее утро пригласила в гости Малкольца и лично отвела его в чулан, где Мак-Алеф прятался от судьбы. Сцену смерти моего героя я пересказывать не в состоянии - меня начинают душить слезы раскаяния, когда я перечитываю это место. Ну зачем моя авторская воля оказалась такой суровой? Что мне стоило по всей справедливости наказать злую жену бедняги Мак-Алефа, добрейшего существа на Шмоте-3, всю жизнь хотевшего лишь одного - спокойной смерти в трясине тихого болота? В отличие от своего героя, я-то прекрасно знал, что в тихом болоте водятся вемдеи! Эх, да что говорить... Бывшая супруга Мак-Алефа вышла замуж за нового табрида Малкольца, и только тогда выяснилась истинная подоплека этой трагедии. Оказывается, все так и было задумано! Малкольц, сын Дрункама, давно зарился на отцовский трон. Ждать, пока табрид отдаст концы, Малкольц не хотел. И тогда в его голове возник хитроумный план, который он осуществил вместе со своей любовницей, женой ничего не подозревавшего Мак-Алефа. А что же вемдеи? - спросит читатель. Неужели они не знали об этом жестоком и несправедливом плане? Знали, конечно, но что они могли сделать? Предсказывать будущее они умели прекрасно, а исправлять настоящее не собирались. Они сказали Мак-Алефу правду, и не их вина, что этот незадачливый табрид ничего не видел дальше собственного носа. Теперь вы понимаете, почему критика приняла этот мой роман удивительно благосклонно? Единственное замечание высказала критикесса Тумпальдина Бампер. "Иона Шекет, - заявила она, - должен был назвать свой роман "Жена Мак-Алефа". Ведь именно эта женщина является истинной героиней, а не ее муж-тряпка. Но разве автор способен преодолеть свой мужской шовинизм?" Что мог я сказать в ответ? Автор отвечает критикам, публикуя свое новое произведение. Так я и сделал.
КУНИЦИАНСКИЙ СКОПЕЦ
С горьким чувством приступаю я к рассказу о том, как провалился в читательском прокате один из лучших моих романов "Куницианский скопец". Ни одно из своих литературных произведений не сочинял я с таким вдохновением, с такой любовью к созданному мной персонажу. Но читатели - не говорю о критиках - не поняли ни моего замысла, ни воплощения. Едва книжный файл появился на виртуальных прилавках, я начал получать отзывы от разгневанных читателей. "Я не понимаю, - писал один, - как мог такой большой писатель, как Шекет, надумать такой гнусный поклеп на человечество? Жестокость свойственна людям, но разве на галактических просторах ее меньше? Нас, людей, в Галактике и без того ненавидят, потому что мы несем всем другим цивилизациям свет разума. Почему же вы заставляете вашего Шерлока поступать так, чтобы о нас, людях, думали еще хуже? Если после вашего романа не разразится погром на какой-нибудь планете, где люди несут свет разума другому, менее просвещенному народу, я буду очень удивлен"... Обратили внимание на стиль? "Мы, люди"... "Мы несем свет разума"... А сам наверняка какой-нибудь обезьяно-мураг с планеты, где живого человека в глаза не видели, а о существовании планеты Земля знают лишь из сочинений некоего Ионы Шекета, которого еще смеют критиковать! Впрочем, судите сами, заслуживал ли мой роман той грязной волны инсинуаций, какая накрыла его сразу после первого упоминания о публикации. Как видно из названия, действие происходит на планете Куниция - это, кстати, вполне реальное место на расстоянии ста восьмидесяти шести парсеков от Солнечной системы в направлении на Крабовидную туманность. Живут на Куниции, как вы сами понимаете, куницианцы - довольно мирная цивилизация, кое в чем даже похожая на нас, землян. Во всяком случае, по две руки и две ноги у них имеются, туловище (довольно массивное и бесформенное) тоже, а вот что касается головы.
Я не любитель компаний. Там всегда найдется человек, понятия не имеющий о том, кто такой Иона Шекет. Обычно на меня набрасываются с требованиями: расскажи да покажи, да чтобы побольше, пострашнее и позаковыристее. И это приятно. Но вдруг замечаешь тихо сидящего в уголке аборигена, который таращит глаза, ничего в происходящем не понимает и очень громко спрашивает соседа: "Кто это такой? Почему все вокруг него вертятся? Он что, премьер-министр или лауреат Берагозовской премии?" "Это же сам Иона Шекет!" - восклицает пораженный сосед и отодвигается от аборигена подальше: кто его знает, вдруг заразный? "А кто такой Иона Шекет?" - продолжает недоумевать абориген, не только себя выставляя в неприглядном виде, но и на меня бросая тень своего невежества. "Ведь если есть некто, не знающий ничего об Ионе Шекете, начинают думать присутствующие, - то, может, действительно, не такая уж Шекет большая величина на космическом Олимпе?" И вот уже один слушатель отваливает от меня в сторону, за ним второй, третий... Глядишь, через какое-то время в одиночестве оказываюсь и я, а не только этот незваный абориген, разорвавший тонкую материю духовного общения героя с толпой. Нет, я не люблю компании, и теперь вы знаете причину. Из всякого правила, однако, есть исключения. Таким исключением стала встреча с господином Сельмиром на вечеринке в честь опубликования моего опуса "Страшная месть фунерала". Я с удовольствием отвечал на вопросы, воображая, что хотя бы в виде исключения нынешняя вечеринка обойдется без обычной неприятности. Так нет же! Когда я рассказывал о том, где находится планета, на которой жил фунерал Мавротус, из тени раздался чей-то низкий голос: - А кто такой этот Шекет? Разумеется, внимание аудитории тотчас же извлекло из тени странную фигуру, похожую на кривошипно-шатунный механизм производства первой половины ХХ века. Я распознал в незваном госте аборигена с Барбасы-1 и сказал неприязненно: - Если кто не знает Иону Шекета, то мог бы не приходить на это чествование. - Простите, - пролепетал абориген. - Откуда же мне знать Шекета, если я только вчера вернулся из "Угольного мешка"? - Как? - вырвалось у меня. - Вы - тот самый Амос Сельмир? - Да, - скромно признался барбасец, и со всех сторон послышались ахи, охи и причитания. Да, в нашу компанию действительно попал Амос Сельмир, о котором в утренних новостях сообщали, что этот господин провел три стандартных года в полном одиночестве на абсолютно необитаемой планете в туманности "Угольный мешок". Я растолкал гостей, взял Сельмира за один из его кривошипов и увел к себе. Всю ночь я слушал его рассказ и должен признаться, что ничего скучнее мне не приходилось слышать никогда в жизни. На безымянной необитаемой планете Сельмир оказался случайно, поскольку его звездолет сбился с курса и влетел в темную туманность "Угольный мешок". В полном мраке, где даже рентгеновские локаторы оказались бесполезны, корабль наскочил на астероид, Сельмир катапультировался и опустился на планету, не занесенную ни в один регистр. Средств связи у него не было, но, к счастью, воздух оказался пригоден для дыхания, а местные кораллы - единственная и довольно странная форма жизни - вполне съедобны. Первый месяц Сельмир бродил по планете и ел кораллы. Второй месяц Сельмир бродил по планете и ел кораллы. Первый год он бродил по планете и ел кораллы... Каждый год, каждый месяц и каждый день были похожи друг на друга, как две немаркированные биокапсулы. Он мне так и рассказывал: "На тринадцатый день я шел на восток и ел кораллы... На триста восьмой день я шел на восток и ел кораллы... На тысячу семьсот..." Поняв, что сейчас усну, я прервал путешественника словами: - Скажите, дорогой Сельмир, ну хоть что-нибудь с вами происходило, кроме того, что вы шли и ели кораллы? Гроза, например? - На планете не было гроз, - сообщил он. - Нападение хищников? - На планете не было хищников... - Но хоть что-нибудь с вами происходило на протяжении этих трех лет? - в отчаянии воскликнул я. - Да, - печально сказал Сельмир. - У меня семьсот шестьдесят три раза случилось несварение желудка из-за чересчур однообразной пищи. - Вы так точно это знаете? - поразился я. - Конечно, я вел счет, делая царапины на поверхности скафандра! - И вы не сошли с ума от такого однообразия? - невежливо осведомился я. - Почему не сошел? - удивился Сельмир. - Сошел, конечно. Раньше я мог решать в уме гонсатовские уравнения седьмого порядка, а сейчас даже дифференциальные уравнения в частных производных поддаются мне с трудом! - Понятно, - вздохнул я и подумал о том, что если этот горе-путешественник надумает опубликовать книгу о своих приключениях, то в ней будут тысячи совершенно одинаковых страниц. Однако мое воображение уже разыгралось, и, выпроводив Сельмира, я сразу продиктовал моему компьютеру название будущего романа: "Необыкновенные приключения Круса Робинсона". Первое, что я сделал с прототипом, это пересадил его с одноместного разведывательного звездолета на линейную торговую баржу "Багдадский вор" с большим экипажем. И разумеется, никакого "Угольного мешка". Баржа в моем романе попадает в пространственный тоннель между двумя черными дырами и, естественно, погибает в результате действия мощных приливных сил. Экипаж не успевает спастись и почти в полном составе сваливается под сферу Шварцшильда, так что о дальнейшей его судьбе никто ничего знать не может даже автор, если он, конечно, уважает законы природы, не им придуманные. Крусу Робинсону, медику, лечившему в полете перевозимых на барже разнопланетных животных, удается спастись, поскольку в момент катастрофы он находился в желудке ругаболля с Акро-94. Ругаболль, конечно, не выдержал пространственного прилива, но принял на себя главный удар сил натяжения, тем самым сохранив моему герою не только жизнь, но даже рассудок. Прилив вынес Круса Робинсона на необитаемую планету, не такую скучную, конечно, как планета Сельмира - были там и странные животные, питавшиеся вечерними закатами, и растения, чьи стволы, вытягиваясь вверх и изгибаясь, создавали над планетой арки высотой до тысячи километров... В общем, скучать Крусу Робинсону не пришлось ни одной минуты - надеюсь, что и моему читателю тоже. Он едва успел прийти в себя и размять члены, окоченевшие от полета в пространственном приливе, как на планету с грохотом стали падать уцелевшие части погибшей баржи. Сначала упал отсек с продовольствием, причем все консервные банки от удара пришли в состояние самораспаковывания, так что Крус Робинсон до конца жизни был обеспечен качественной космической пищей. Несколько часов спустя на планету сковырнулся покореженный капитанский ботик - вездеход, способный перемещаться по земле, под водой и по воздуху. Так уж получилось, что в результате сильнейшего удара все покореженные части встали на свои места и даже более того: некоторые детали в результате рентгеновского облучения в эргосфере черной дыры приобрели неожиданные свойства, и капитанский ботик оказался способен даже зарываться под землю и передвигаться в толще планеты. Крус Робинсон не успел порадоваться своему везению, как его едва не убил свалившийся ему чуть ли не на голову огромный контейнер, в котором оказался корабельный арсенел - семнадцать широкозарядных атомных фрустеров, две тысячи шестьсот семьдесят широких зарядов к ним, две самонаводящиеся и саморазмножающиеся ракеты "Аргонавт" и еще много всякого оружия, так необходимого путешественнику на необитаемой планете. Подумав, Крус Робинсон назвал свою планету Даниэлой, и, когда роман вышел в свет, многие читатели спрашивали меня, почему я придумал именно такое название. "Господа, - отвечал я, - что вы ко мне пристаете? Даниэлой планету назвал мой герой Крус Робинсон, автор не имеет к этому никакого отношения! Или вы считаете, что герой литературного произведения не обладает собственной волей, не зависящей от воли создателя? Да оглянитесь вокруг - разве я и вы, все мы не такие же герои такого же литературного произведения, написанного кем-то на заре развития Вселенной, а может, и до ее рождения? Почему собственную свободную волю вы цените, как высокий дар, а такой же свободной воле Круса Робинсона отказываете в праве на существование?" Итак, Крус Робинсон провел на Даниэле сто семнадцать долгих лет. В первые годы он был занят, в основном, строительством дома, используя местную металлоидную древесину в качестве каркаса этого мегалитического сооружения, достигавшего в высоту верхнего магнитного пояса планеты. Разумеется, жить в этом сооружении он не собирался и в последующие годы объездил на вездеходе все континенты Даниэлы, погружался во все ее моря, вгрызался в недра и едва не добрался до самого центра планеты, но вовремя остановился, сообразив, что из центра ему будет трудно выбраться на поверхность: он попросту не будет знать, в каком направлении лучше всего двигаться, ведь все направления, ведущие из центра чего бы то ни было, абсолютно равноправны! Скучать у Круса Робинсона не было ни одной минуты времени - мозг его даже во сне занимался научными исследованиями; в частности, разрабатывал для Даниэлы общую теорию эволюции. А однажды - произошло это на восемьдесят шестом году пребывания Круса Робинсона на Даниэле - к нему явился гость: такое же шестеренкоподобное существо, понятия не имевшее, как оно оказалось на этой планете. Похоже, что память гостю отшибли магнитные поля в пространственно-временной каверне, доставившей столько неприятностей самому Крусу Робинсону. Поскольку событие это случилось в четверг после сильного дождика, Крус Робинсон назвал своего нового приятеля Четвергом и использовал его на работах, не связанных с интенсивной мыслительной деятельностью - например, если нужно было расстрелять падавший на Даниэлу астероид или вскипятить одно из внутренних морей, чтобы было где купаться и мыть грязную одежду. Тут и пригодился арсенал "Багдадского вора", так что все, свалившееся на моего героя с неба, не пропало даром для сюжета. Так бы и жили Крус Робинсон с Четвергом на славной необитаемой планете Даниэле, но мимо пролетал крейсер "Пдикрмрвдык", приписанный к базе адруков на Грмыпрезе-3. Разумеется, бесхозную планету тут же оприходовали, занесли в регистр космофлота и колонизовали, а Круса Робинсона с Четвергом интернировали и доставили на Землю в специально для них построенный лагерь для перемещенных лиц. Там они и дожили последние свои дни, не понимая, кому помешала их безбедная и беспечная жизнь на необитаемой планете. К чести своей могу сказать, что сюжет о Крусе Робинсоне сразу после выхода романа стал популярен, как в свое время - бродячий сюжет мировой литературы о любовном треугольнике, в котором, как в его Бермудском аналоге, погибали люди, судьбы и желания. Об Амосе Сельмире, прототипе моего героя, никто даже не вспомнил. Да я и сам о нем вскоре забыл, купаясь в лучах славы.
МАК-АЛЕФ, ИЛИ ТОРЖЕСТВО ЖЕНЩИНЫ
Некоторые думают, что в наши дни разгула всеобщей галактической демократии не может быть планетных систем, на которых все еще осталась монархическая власть. Человек (а мои читатели, в основном, являются людьми, хотя случается, конечно, что книги мои приобретает какой-нибудь разумный столб с Ахромаза-4), так вот, человек, говорю я, привык к тому, что все в этом мире выбирается - от сорта шампуня в магазине дешевых товаров до президента Галактического содружества народов. Человек (это я опять своего читателя имею в виду) почему-то уверен, что королей, императоров, царей, шахов или, того хуже, табридов можно встретить сейчас лишь в виртуальных мирах компьютерных триллеров или в исторических костюмных представлениях, с таким воодушевлением разыгрываемых в дни праздников на площадях Парижа и Тель-Авива. Мне-то, много путешествовавшему по Галактике от ее центра до внешних пустынных рукавов, лучше известно, какие странные режимы еще встречаются порой кое-где, особенно в пределах молодых звездных скоплений, где истинная цивилизация только делает первые шаги. В системе Альдерамина, к примеру, вот уже третье тысячелетие правит деспот Бууууркапоз, и никто не знает, сколько своих подданных он отправил в иные миры потому только, что они произносили имя владыки, недостаточно растягивая гласную "у" или, напротив, растягивая ее слишком сильно. И уж конечно, мало кому из землян известно имя Мак-Алефа с планеты Шмот-3. На родине о нем слагают саги, перлы и шкамцы, а за пределами своей звездной системы он известен лишь узкому кругу галактических путешественников. История Мак-Алефа чрезвычайно поучительна, она легла в основу сюжета моего романа. "Мак-Алеф" вышел в свет в прошлом месяце и уже удостоился (вот уникальный случай!) положительных отзывов. По-моему, критикам больше всего понравилось феминистское звучание моего замечательного произведения. Ведь кто у нас ходит в литературных критиках? Разумеется, женщины, поскольку они от природы яляются хранительницами традиций и стабильности. Что же происходит под оболочкой моего романа? Начало интригующее. На далекой планете Шмот-3 проживает народ, управляемый добрым табридом Дрункамом. Все пляшут и поют, что очень не по душе кое-кому из табридской свиты. Почему, скажите на милость, подданные должны плясать, когда им положено работать в поте лица и во славу отечества? Мой герой Мак-Алеф - представитель древнего шмотского рода, один из тех, кто недоволен правлением Дрункама. Правда, быть недовольным - еще не значит открыто проявлять свое недовольство. Мак-Алеф прославился тем, что с утра до ночи бродил по местным топям, и его неизбежно засасывала трясина, в частности трясина политических интриг, одна из самых распространенных в шмотских болотах. На вопли Мак-Алефа сбегалось пол-табридства, беднягу, конечно, спасали, и он возвращался к вечеру домой, где его встречала дражайшая супруга, набрасывавшаяся на мужа со словами: "Как тебя еще земля носит, такого непутевого? Даже утопиться толком не умеешь! Другой на твоем месте давно стал бы табридом, а ты выше гупраса подняться не можешь, и это при твоих-то талантах и при такой жене, как я!". В общем, жизнь у Мак-Алефа была не сладкая, но изменить ее он не мог, будучи, как многие мужчины Шмота-3, личностью смелой до безрассудства, но нерешительной до полного инфантилизма. Призывы собственной супруги подняться, возглавить, повести, принять и создать проходили мимо ушей Мак-Алефа, вся жизненная энергия которого была направлена на то, чтобы погромче звать на помощь, погружаясь в очередной раз в гиблую трясину шмотских болот. Все изменилось в одночасье, когда своими воплями Мак-Алеф привлек внимание вемдеев - разумного племени, обитавшего в самых заповедных болотных местах. Вемдеи вообще-то не общались с подданными табрида Дрункама, поскольку считали их существами недалекими, не способными предсказать собственную судьбу даже в пределах одного светового дня. Сами же вемдеи прекрасно видели не только в тумане болот, но и в тумане времени - природа наградила их специальным органом зрения, назвать который глазом у меня не поворачивается язык, а назвать его как-то иначе мне не позволяет мое уникальное правдолюбие. Итак, Мак-Алеф так вопил, погружаясь в болото, что несколько вемдеев не выдержали и вытянули его за волосы, заглянув предварительно в будущее и удостоверившись в том, что, спасшись, он не причинит их племени никакого ущерба. Выбравшись на сухую поверхность, Мак-Алеф повернулся было, чтобы потопать домой и принять ванну, но один из вемдеев крикнул ему вслед: - Эй, ты что, даже не хочешь знать, что ждет тебя завтра, послезавтра и через два дня? - Я и так знаю, - бросил Мак-Алеф, не оглядываясь. - Ждет меня моя супруга со своим несносным характером, и так будет завтра, послезавтра, через месяц, год и всю жизнь. - Эй, - крикнул другой вемдей, - завтра ты станешь карбайским дробом! - А послезавтра - журмакским требом! - воскликнул третий вемдей. - А через неделю - табридом нашего мира! - добавил четвертый. - Болтуны, - бормотал Мак-Алеф, топая к дому. - Должность дроба занята, и вакансий здесь не предвидится. Требом мне тоже не быть никогда - талантов не хватит. А табрид у нас Дрункам, и он еще достаточно молод... - Что это ты бормочешь? - подозрительно спросила Мак-Алефа его дражайшая супруга, у которой не было собственного имени, поскольку на Шмоте-3 собственными именами обладают лишь мужчины и незамужние девушки, а жен называют, если уж возникает необходимость, именами их спутников жизни. Это естественно, поскольку жена на Шмоте-3 есть глава семьи, а разве вы называете собственное тело одним именем, а голову - другим? Мак-Алеф рассказал супруге о глупостях, изреченных вемдеями, и пока он мылся в ванной, жена его размышляла, что самому Мак-Алефу было совершенно не свойственно. В отличие от супруга, она прекрасно понимала, что вемдеи видят будущее не хуже, чем соседнюю кочку на своем болоте. И если они сказали "Быть Мак-Алефу табридом", то так и произойдет. Это с одной стороны. С другой: если ничего для этого не делать, то предсказания вемдеев исполнятся сами собой, а это противоречит материалистическому мировоззрению. Вывод: нужно действовать. Всю ночь жена Мак-Алефа составляла план, в то время как муж ее спал, ворочаясь с боку на бок, и ежеминутно сталкивал свою супругу с кровати, что заставляло ее мысли двигаться в самых разнообразных направлениях. А утром Мак-Алеф получил ментальное уведомление из табридской канцелярии о скоропостижной смерти от проглатывания кости карбайского дроба Иннобента Рамкапорского и о назначении на эту вакантную должность некоего Мак-Алефа, гупраса даргамского. - Ну и ну! - удивленно воскликнул Мак-Алеф. - Я - карбайский дроб, подумать только! - Вот оно, - прошептала его верная жена. - Первое предсказание вемдеев... - Только не говори мне, что завтра я стану журмакским требом, запротестовал Мак-Алеф. - До завтра я даже дела карбайского дроба принять не успею! - Жизнь покажет, - философски заметила супруга и сняла со стены лазерную иглу, которой Мак-Алеф никогда не пользовался, поскольку смертельно боялся крови. - Ты чего это? - испуганно спросил он. - Жизнь покажет, - загадочно проговорила супруга и унесла иглу в спальню, где спрятала оружие под подушку. В тот день она не пустила Мак-Алефа на болота - а ну как супруг ненароком утонет и не успеет сделать ее женой треба и табрида? А на другое утро почта принесла весть: в дополнение к должности карбайского дроба Мак-Алеф назначался на пост журмакского треба, поскольку прежний треб переел за ужином мяса дикого лопаря и отдал ночью концы в страшных мучениях. - Послушай, - сказал Мак-Алеф супруге, - не ты ли, я слышал, распорядилась вчера послать в подарок журмакскому требу лучшего лопаря из наших заповедников? - А что мне оставалось делать, если от тебя инициативы не дождешься даже в супружеской постели? - пожала плечами госпожа Мак-Алеф. - Кстати, я пригласила сегодня на обед этого никчемного правителя, табрида Дрункама. - Ты собираешься подать на стол отравленное мясо лопаря? - ужаснулся Мак-Алеф. - Ты дурак, - ответила жена. - Два раза использовать один способ убийства? Нет, могут догадаться! Ты пригласишь табрида отдохнуть на нашей постели и лично заколешь его лазерной иглой. - Я? - пришел в полное отчаяние Мак-Алеф. - У меня рука не повернется! Я так уважаю табрида Дрункама! - Тряпка, - резюмировала супруга. - Придется мне самой взяться за это мужское дело. И взялась. Разумеется, все прошло без сучка без задоринки. Крови, правда, оказалось столько, что отмыть супружескую постель не удалось, и новый табрид Мак-Алеф выставил этот предмет мебели на аукцион, где кровать приобрел сын Дрункама Малкольц. Между тем Мак-Алеф отправился на болота, чтобы попробовать в очередной раз утопиться, поскольку вовсе не ощущал в себе сил для управления таким огромным табридством, как Шмот-3. На этот раз ему даже погрузиться толком не удалось, поскольку сопровождавшая табрида свита вытащила своего господина за волосы. А тут опять вемдеи подоспели и принялись за свое. - Завтра, - сказали они хором, - тебя убьет сын Дрункама Малкольц. - Что вы несете? - не выдержал Мак-Алеф. - Вы же сами мне в прошлый раз говорили о дробе, требе и табриде! Ни о каком убийстве и речи не было! - А чего ж ты убежал, не дослушав? - спросили вемдеи. - Будь у тебя больше терпения, ты бы имел полную информацию. В состоянии прострации бежал Мак-Алеф с болота, преследуемый свитой, желавшей обтереть повелителя от грязи, налипшей на его одежду. - Завтра меня убьет Малкольц! - сообщил Мак-Алеф своей жене, надеясь на сострадание. - И правильно сделает, - отпарировала она. - Он уже приобрел нашу супружескую кровать, значит, хочет лежать на этом ложе вместе со мной. Это прямой намек, ты не находишь? "О женщины, вам имя - вероломство!" Так думал бедняга Мак-Алеф и был, конечно, неправ, потому что жена его никакой веры не ломала - напротив, она свято верила в прогноз вемдеев, а потому на следующее утро пригласила в гости Малкольца и лично отвела его в чулан, где Мак-Алеф прятался от судьбы. Сцену смерти моего героя я пересказывать не в состоянии - меня начинают душить слезы раскаяния, когда я перечитываю это место. Ну зачем моя авторская воля оказалась такой суровой? Что мне стоило по всей справедливости наказать злую жену бедняги Мак-Алефа, добрейшего существа на Шмоте-3, всю жизнь хотевшего лишь одного - спокойной смерти в трясине тихого болота? В отличие от своего героя, я-то прекрасно знал, что в тихом болоте водятся вемдеи! Эх, да что говорить... Бывшая супруга Мак-Алефа вышла замуж за нового табрида Малкольца, и только тогда выяснилась истинная подоплека этой трагедии. Оказывается, все так и было задумано! Малкольц, сын Дрункама, давно зарился на отцовский трон. Ждать, пока табрид отдаст концы, Малкольц не хотел. И тогда в его голове возник хитроумный план, который он осуществил вместе со своей любовницей, женой ничего не подозревавшего Мак-Алефа. А что же вемдеи? - спросит читатель. Неужели они не знали об этом жестоком и несправедливом плане? Знали, конечно, но что они могли сделать? Предсказывать будущее они умели прекрасно, а исправлять настоящее не собирались. Они сказали Мак-Алефу правду, и не их вина, что этот незадачливый табрид ничего не видел дальше собственного носа. Теперь вы понимаете, почему критика приняла этот мой роман удивительно благосклонно? Единственное замечание высказала критикесса Тумпальдина Бампер. "Иона Шекет, - заявила она, - должен был назвать свой роман "Жена Мак-Алефа". Ведь именно эта женщина является истинной героиней, а не ее муж-тряпка. Но разве автор способен преодолеть свой мужской шовинизм?" Что мог я сказать в ответ? Автор отвечает критикам, публикуя свое новое произведение. Так я и сделал.
КУНИЦИАНСКИЙ СКОПЕЦ
С горьким чувством приступаю я к рассказу о том, как провалился в читательском прокате один из лучших моих романов "Куницианский скопец". Ни одно из своих литературных произведений не сочинял я с таким вдохновением, с такой любовью к созданному мной персонажу. Но читатели - не говорю о критиках - не поняли ни моего замысла, ни воплощения. Едва книжный файл появился на виртуальных прилавках, я начал получать отзывы от разгневанных читателей. "Я не понимаю, - писал один, - как мог такой большой писатель, как Шекет, надумать такой гнусный поклеп на человечество? Жестокость свойственна людям, но разве на галактических просторах ее меньше? Нас, людей, в Галактике и без того ненавидят, потому что мы несем всем другим цивилизациям свет разума. Почему же вы заставляете вашего Шерлока поступать так, чтобы о нас, людях, думали еще хуже? Если после вашего романа не разразится погром на какой-нибудь планете, где люди несут свет разума другому, менее просвещенному народу, я буду очень удивлен"... Обратили внимание на стиль? "Мы, люди"... "Мы несем свет разума"... А сам наверняка какой-нибудь обезьяно-мураг с планеты, где живого человека в глаза не видели, а о существовании планеты Земля знают лишь из сочинений некоего Ионы Шекета, которого еще смеют критиковать! Впрочем, судите сами, заслуживал ли мой роман той грязной волны инсинуаций, какая накрыла его сразу после первого упоминания о публикации. Как видно из названия, действие происходит на планете Куниция - это, кстати, вполне реальное место на расстоянии ста восьмидесяти шести парсеков от Солнечной системы в направлении на Крабовидную туманность. Живут на Куниции, как вы сами понимаете, куницианцы - довольно мирная цивилизация, кое в чем даже похожая на нас, землян. Во всяком случае, по две руки и две ноги у них имеются, туловище (довольно массивное и бесформенное) тоже, а вот что касается головы.