Все косились в сторону приезжих индийцев, которые чувствовали себя в этом обществе двумя отверженными. Словно они были прокаженными или неприкасаемыми… Особенно их сторонилась чувствительная и впечатлительная Грушенька, которая накануне рассказывала про зарезанного в деревне барана.
Гувернантка прижимала к глазам платочек, расшитый английскими вензелями.
Когда в гостиную вошла моя Мира, реакция присутствующих была однозначной. Ее тоже восприняли как парию.
— Господа, — произнес я как можно спокойнее. — Я предлагаю отправиться на поиски князя!
В этот момент в комнату вихрем ворвался хозяйский кучер.
— Николай Николаевич! — выдохнул он и перекрестился, выпучив полные ужаса глаза, которые были у него и без того навыкате.
— Что с ним? — ахнула Ольга Павловна. Нос от рыданий у нее распух и покраснел, голубоватые веки также припухли.
— Он… — кучер обвел гостиную отсутствующим взглядом, словно увидел призрака. — Он мертв! — наконец-то выдавил он.
— Что? Что? — послышались изумленные возгласы. — По комнате прокатилась волна настоящего ужаса.
— Не зря мне гроб-то привиделся — простонала суеверная Грушенька, княгиня же упала без чувств.
Англичанка прикрыла лицо ладонями.
— Боится, наверное, что теперь ей от места откажут, — прошептал мне на ухо Кинрю.
— Я тебя не узнаю, — сказал я ему в ответ. — Откуда в тебе столько желчи?
Японец пожал плечами и заключил:
— Не нравится она мне!
— Господа! Господа! Тише! — призвал всех к спокойствию Лаврентий Филиппович. — У страха глаза велики! Показания кучера надобно еще и проверить!
— Вот именно! — поддакнул я и вызвался первым идти вместе с ним осматривать тело. Лаврентий Филиппович Медведев действовал на правах полицейского, о моем же предназначении в этом доме почти что никто не знал!
Кучер взирал на индусов с искренним ужасом. Мне захотелось узнать, в чем же кроется причина подобного страха. Я подошел к нему и спросил, в чем же дело.
— Демоны это! — ответил он, но больше ничего не сказал.
На конюшню кучера сопровождал управляющий Никита Дмитриевич Сысоев, квартальный надзиратель Лаврентий Филиппович Медведев и, разумеется, ваш покорный слуга со своим ангелом-хранителем по имени Золотой дракон.
Метель просто валила с ног, ветер завывал так, что в ушах звенело, мороз обжигал щеки, снег залеплял глаза.
— Ничего себе Рождество! — процедил Сысоев, выкарабкиваясь из сугроба, в котором по самые голенища застряли его сапоги.
— Да уж, — поддакнул квартальный надзиратель, пытаясь идти за ним след в след.
У конюшни кучер как-то нерешительно остановился.
— Да поторапливайся же ты! — прикрикнул на него Никита Дмитриевич. — А то нас тут всех заметет!
— Страшно мне, барин, — ответил кучер. — Темное это дело! Лихое! — добавил он.
— Иди уже! — велел ему управляющий.
Первое, что я увидел, повергло меня поистине в шок. На полу в луже крови лежал конь с отрезанной головой. Я едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Мне пришлось признать, что мой сон под Рождество оказался в руку. Как там читала Мира?
«На убиенье отправился быстрый конь, — вспомнилось мне, — … Так пусть он нынче уходит к богам, он, самый приятный им, и испросит даров, желанных жертвователю!»
Так что же это за жертвователь? И каких даров он испросил?
Вопросы один за другим рождались у меня в голове.
— Яков Андреевич! Да что же это? — прошептал ошеломленный Кинрю.
— Не знаю, — чистосердечно ответил я. — Какой-то кошмарный сон!
— А Титов-то где? — спросил Лаврентий Филиппович, который, пожалуй, единственный из нас не потерял самообладания. — Я и не такое видел, — заметил он. — Вон! — кучер ткнул пальцем куда-то вдаль, обошел стороной обезглавленного коня и ушел вглубь конюшни. Мы все последовали за ним. Следующее зрелище, представшее перед нами, тоже было не из приятных.
Бездыханное тело князя Николая Николаевича Титова, служившего в Коллегии Иностранных дел, близкого Его Императорскому Высочеству, дружившего с князем Голицыным и графом Румянцевым, было привязано веревкой к деревянному гнилому столбу. Хозяин имения был раздет почти догола. Горло у него было перерезано, поэтому кругом было много крови. Еще я заметил, что на пальце у него не оказалось чугунного перстня с адамовой головой, с которым Николай Николаевич как масон практически никогда не расставался. Это меня смутило и навело на мысль, что убийство как-то связано с его масонской деятельностью.
— Так-так-так, — пробормотал Лаврентий Филиппович.
— Ужас-то какой! — воскликнул Никита Дмитриевич. — Это что же за изверги-то? А? — он как-то беспомощно взирал по сторонам. Лицо его, красное от мороза, сразу сникло и побледнело.
— Ну, нехристи! — простонал кучер. — И конягу не пожалели! — добавил он.
— Я же говорю, что это — индусы! — настаивал на своем японец.
— По-моему, выводы делать еще рано! — сердито ответил я.
Мне начинало уже казаться, что дело в усадьбе кончится самосудом. К тому же я начинал опасаться за Миру, которую тоже могли счесть причастной к этой истории. И потом мне совсем не верилось, что это дело рук индийского брахмана и его ученика-брахмачарина, который выполнял обязанности слуги. Неужели индусам надо было обязательно пуститься в такую даль, чтобы именно в имении Николая Николаевича Титова совершить свое ритуальное жертвоприношение?!
Однако никто, по-моему, из всей компании так не думал. Скорее все придерживались мнения моего Кинрю.
Вокруг столба с телом покойного масона видны были следы костра, что тоже наводило на мысли о ведическом действе. Такие обряды обычно проводились в сумерках, при свете костров на специально приготовленных алтарях. Жертву привязывали к столбу, читали над ней заклинания и зажигали вокруг священный огонь…
Перед столбом лежала статуэтка Индры — верховного индийского божества, который на родине моей Миры считался раджой богов.
— Золото! — воскликнул Медведев и подобрал статуэтку с пола. — Определенно ее оставили здесь индусы! — добавил он.
— Интересно зачем? — усомнился я.
— Ну, Яков Андреевич, — разочарованно протянул Лаврентий Филиппович, — вечно вы со своим скепсисом! Забыли, наверное, — высказал он вслух первое предположение, которое пришло ему в голову. — Торопились!
— Куда? — поинтересовался я.
— Ну… — пожал он плечами, — уйти с места преступления.
Я покачал головой, всем видом показывая, что эта версия меня совершенно не устраивает.
— В деревне недавно быка забили… — промолвил кучер.
— И что же здесь необыкновенного? — перебил его Никита Дмитриевич. Он не мог оторвать взгляд от столба с телом князя Титова.
— Неизвестно кто, — ответил кучер, — а вокруг такие же вот следы, — он указ пальцем на пепелище.
В сердце у меня закралось сомнение: «Неужели и правда?!»
— И это не первый случай, — продолжал рассказывать кучер, озираясь по сторонам.
— В самом деле? — спросил я встревоженно.
— Да, — подтвердил мужик. — У свата моего козла зарезали и выбросили на дорогу, — добавил он.
«Козла ведут впереди его — сородича!» — внезапно вспомнилось мне.
— И все-таки что-то здесь не так! — проговорил я вполголоса.
— Что будем делать с телом? — спросил Сысоев.
— В дом надо отнести, — ответил Лаврений Филиппович, — не здесь же оставлять, — развел он руками.
— Да уж, — согласился Никита Дмитриевич. — Вы, наверное, идите в дом, — обратился он ко мне, — и предупредите гостей… А мы тут втроем управимся, — Сысоев перевел взгляд на тело хозяина и тяжело вздохнул. — Мерзкое, я должен сказать, это дело, — понуро добавил он.
Я вышел на улицу, мощный порыв ветра со снегом ударил мне в лицо. Матушка-зима разыгралась не на шутку! Мне предстояло очень неприятное дело, я должен был сообщить княгине Ольге Павловне, что она этой ночью сделалась вдовой, да еще при крайне ужасных обстоятельствах.
До центральной усадьбы я добирался около получаса. И за это время смертельно замерз и устал.
В гостиной меня обступили со всех сторон. Лица у гостей и хозяйки были встревоженные.
— Ну что? Как? — слышалось со всех сторон.
— Позвольте принести вам свои соболезнования, — печально обратился я к Ольге Павловне. — Князь…
Не успел я произнести эту фразу до конца, как княгиня упала в обморок. К ней сразу бросились англичанка и Грушенька.
— Что случилось? — спросила Мира, не отводя от меня взволнованных черных глаз.
— Николай Николаевич убит! — ответил я.
II
Гувернантка прижимала к глазам платочек, расшитый английскими вензелями.
Когда в гостиную вошла моя Мира, реакция присутствующих была однозначной. Ее тоже восприняли как парию.
— Господа, — произнес я как можно спокойнее. — Я предлагаю отправиться на поиски князя!
В этот момент в комнату вихрем ворвался хозяйский кучер.
— Николай Николаевич! — выдохнул он и перекрестился, выпучив полные ужаса глаза, которые были у него и без того навыкате.
— Что с ним? — ахнула Ольга Павловна. Нос от рыданий у нее распух и покраснел, голубоватые веки также припухли.
— Он… — кучер обвел гостиную отсутствующим взглядом, словно увидел призрака. — Он мертв! — наконец-то выдавил он.
— Что? Что? — послышались изумленные возгласы. — По комнате прокатилась волна настоящего ужаса.
— Не зря мне гроб-то привиделся — простонала суеверная Грушенька, княгиня же упала без чувств.
Англичанка прикрыла лицо ладонями.
— Боится, наверное, что теперь ей от места откажут, — прошептал мне на ухо Кинрю.
— Я тебя не узнаю, — сказал я ему в ответ. — Откуда в тебе столько желчи?
Японец пожал плечами и заключил:
— Не нравится она мне!
— Господа! Господа! Тише! — призвал всех к спокойствию Лаврентий Филиппович. — У страха глаза велики! Показания кучера надобно еще и проверить!
— Вот именно! — поддакнул я и вызвался первым идти вместе с ним осматривать тело. Лаврентий Филиппович Медведев действовал на правах полицейского, о моем же предназначении в этом доме почти что никто не знал!
Кучер взирал на индусов с искренним ужасом. Мне захотелось узнать, в чем же кроется причина подобного страха. Я подошел к нему и спросил, в чем же дело.
— Демоны это! — ответил он, но больше ничего не сказал.
На конюшню кучера сопровождал управляющий Никита Дмитриевич Сысоев, квартальный надзиратель Лаврентий Филиппович Медведев и, разумеется, ваш покорный слуга со своим ангелом-хранителем по имени Золотой дракон.
Метель просто валила с ног, ветер завывал так, что в ушах звенело, мороз обжигал щеки, снег залеплял глаза.
— Ничего себе Рождество! — процедил Сысоев, выкарабкиваясь из сугроба, в котором по самые голенища застряли его сапоги.
— Да уж, — поддакнул квартальный надзиратель, пытаясь идти за ним след в след.
У конюшни кучер как-то нерешительно остановился.
— Да поторапливайся же ты! — прикрикнул на него Никита Дмитриевич. — А то нас тут всех заметет!
— Страшно мне, барин, — ответил кучер. — Темное это дело! Лихое! — добавил он.
— Иди уже! — велел ему управляющий.
Первое, что я увидел, повергло меня поистине в шок. На полу в луже крови лежал конь с отрезанной головой. Я едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Мне пришлось признать, что мой сон под Рождество оказался в руку. Как там читала Мира?
«На убиенье отправился быстрый конь, — вспомнилось мне, — … Так пусть он нынче уходит к богам, он, самый приятный им, и испросит даров, желанных жертвователю!»
Так что же это за жертвователь? И каких даров он испросил?
Вопросы один за другим рождались у меня в голове.
— Яков Андреевич! Да что же это? — прошептал ошеломленный Кинрю.
— Не знаю, — чистосердечно ответил я. — Какой-то кошмарный сон!
— А Титов-то где? — спросил Лаврентий Филиппович, который, пожалуй, единственный из нас не потерял самообладания. — Я и не такое видел, — заметил он. — Вон! — кучер ткнул пальцем куда-то вдаль, обошел стороной обезглавленного коня и ушел вглубь конюшни. Мы все последовали за ним. Следующее зрелище, представшее перед нами, тоже было не из приятных.
Бездыханное тело князя Николая Николаевича Титова, служившего в Коллегии Иностранных дел, близкого Его Императорскому Высочеству, дружившего с князем Голицыным и графом Румянцевым, было привязано веревкой к деревянному гнилому столбу. Хозяин имения был раздет почти догола. Горло у него было перерезано, поэтому кругом было много крови. Еще я заметил, что на пальце у него не оказалось чугунного перстня с адамовой головой, с которым Николай Николаевич как масон практически никогда не расставался. Это меня смутило и навело на мысль, что убийство как-то связано с его масонской деятельностью.
— Так-так-так, — пробормотал Лаврентий Филиппович.
— Ужас-то какой! — воскликнул Никита Дмитриевич. — Это что же за изверги-то? А? — он как-то беспомощно взирал по сторонам. Лицо его, красное от мороза, сразу сникло и побледнело.
— Ну, нехристи! — простонал кучер. — И конягу не пожалели! — добавил он.
— Я же говорю, что это — индусы! — настаивал на своем японец.
— По-моему, выводы делать еще рано! — сердито ответил я.
Мне начинало уже казаться, что дело в усадьбе кончится самосудом. К тому же я начинал опасаться за Миру, которую тоже могли счесть причастной к этой истории. И потом мне совсем не верилось, что это дело рук индийского брахмана и его ученика-брахмачарина, который выполнял обязанности слуги. Неужели индусам надо было обязательно пуститься в такую даль, чтобы именно в имении Николая Николаевича Титова совершить свое ритуальное жертвоприношение?!
Однако никто, по-моему, из всей компании так не думал. Скорее все придерживались мнения моего Кинрю.
Вокруг столба с телом покойного масона видны были следы костра, что тоже наводило на мысли о ведическом действе. Такие обряды обычно проводились в сумерках, при свете костров на специально приготовленных алтарях. Жертву привязывали к столбу, читали над ней заклинания и зажигали вокруг священный огонь…
Перед столбом лежала статуэтка Индры — верховного индийского божества, который на родине моей Миры считался раджой богов.
— Золото! — воскликнул Медведев и подобрал статуэтку с пола. — Определенно ее оставили здесь индусы! — добавил он.
— Интересно зачем? — усомнился я.
— Ну, Яков Андреевич, — разочарованно протянул Лаврентий Филиппович, — вечно вы со своим скепсисом! Забыли, наверное, — высказал он вслух первое предположение, которое пришло ему в голову. — Торопились!
— Куда? — поинтересовался я.
— Ну… — пожал он плечами, — уйти с места преступления.
Я покачал головой, всем видом показывая, что эта версия меня совершенно не устраивает.
— В деревне недавно быка забили… — промолвил кучер.
— И что же здесь необыкновенного? — перебил его Никита Дмитриевич. Он не мог оторвать взгляд от столба с телом князя Титова.
— Неизвестно кто, — ответил кучер, — а вокруг такие же вот следы, — он указ пальцем на пепелище.
В сердце у меня закралось сомнение: «Неужели и правда?!»
— И это не первый случай, — продолжал рассказывать кучер, озираясь по сторонам.
— В самом деле? — спросил я встревоженно.
— Да, — подтвердил мужик. — У свата моего козла зарезали и выбросили на дорогу, — добавил он.
«Козла ведут впереди его — сородича!» — внезапно вспомнилось мне.
— И все-таки что-то здесь не так! — проговорил я вполголоса.
— Что будем делать с телом? — спросил Сысоев.
— В дом надо отнести, — ответил Лаврений Филиппович, — не здесь же оставлять, — развел он руками.
— Да уж, — согласился Никита Дмитриевич. — Вы, наверное, идите в дом, — обратился он ко мне, — и предупредите гостей… А мы тут втроем управимся, — Сысоев перевел взгляд на тело хозяина и тяжело вздохнул. — Мерзкое, я должен сказать, это дело, — понуро добавил он.
Я вышел на улицу, мощный порыв ветра со снегом ударил мне в лицо. Матушка-зима разыгралась не на шутку! Мне предстояло очень неприятное дело, я должен был сообщить княгине Ольге Павловне, что она этой ночью сделалась вдовой, да еще при крайне ужасных обстоятельствах.
До центральной усадьбы я добирался около получаса. И за это время смертельно замерз и устал.
В гостиной меня обступили со всех сторон. Лица у гостей и хозяйки были встревоженные.
— Ну что? Как? — слышалось со всех сторон.
— Позвольте принести вам свои соболезнования, — печально обратился я к Ольге Павловне. — Князь…
Не успел я произнести эту фразу до конца, как княгиня упала в обморок. К ней сразу бросились англичанка и Грушенька.
— Что случилось? — спросила Мира, не отводя от меня взволнованных черных глаз.
— Николай Николаевич убит! — ответил я.
II
— Как это произошло? — с дрожью в голосе спросила Мира. Ее черные глаза превратились в два огромных, пугающих омута; волосы цвета воронова крыла рассыпались по плечам. Она шагнула мне навстречу, не скрывая терзающего ее волнения.
— Как? Почему? — на ломаном русском спросил брахман. Его ученик-брахмачарин Агастья выглядывал у него из-за спины. Оба чувствовали, что над их головами нависла какая-то опасность.
— Ничего себе Рождество! — воскликнул поляк Гродецкий.
Я заметил, что Мери-Энн подняла глаза, как только Станислав это сказал. Как ни абсурдно это выглядело, но мне почему-то навязчиво казалось, что этих двоих что-то обязательно связывает. Но что именно, я пока точно определить не мог.
— Это очень неприятная история, — пришлось мне ответить. — Похоже на какое-то жертвоприношение… — нехотя выговорил я. У меня не было особого желания говорить об этом, но я прекрасно понимал, что рано или поздно все так или иначе проведают обо всем, в том числе и о леденящих душу подробностях.
— Жертвоприношение?! — княгиня наконец отошла от обморока. — О чем вы говорите, Яков Андреевич? — восклицала она. — Я брежу? — Ольга Павловна часто-часто заморгала своими заплаканными глазами. — Я не верю своим ушам! — запричитала она. — Я же говорила Николаю Николаевичу, — как только княгиня Титова произнесла имя мужа, то сразу же вновь залилась слезами, — чтобы он не приглашал этих варваров в дом! — Ольга Павловна указала своим пухлым пальцем на Мадхаву с Агастьей, которые съежились под ее обличающим взглядом.
Взоры гостей сразу обратились в их сторону.
— Надо вызвать полицию! — передернул плечами Гродецкий.
— Что же будет с детьми? — ужаснулась мисс Браун. — Здесь опасно оставаться! — простонала она.
— Но мы здесь ни при чем! — ткнул себя в грудь Мадхава. — Почему вы так на нас смотрите?
— Убийцы! — воскликнула Ольга Павловна.
— Господа, — обратился я к присутствующим, — я попросил бы вас сохранять спокойствие! — обратился я ко всем присутствующим.
— А кто вас на это уполномочил? — усмехнулся Гродецкий.
— Но, господа, — я развел руками. — Не лучше ли все-таки сохранять трезвую голову и здравый рассудок?
— Но если эти варвары причасны к убийству… — угрожающе проговорил Иван Парфенович.
— Я думаю, нам в этом еще предстоит разобраться, — ответил я.
— А я думаю, — высокомерно вмешался Гродецкий, — нам следует вызвать полицию!
— Вполне с вами согласен, — ответил я. — Как только метель утихнет…
Станислав взглянул в окно. Метель вовсе не собиралась стихать, а только усиливалась. Влажные хлопья снега облепили стекло.
— I am so afraiding! — всхлипывая, сказала англичанка.
— Господи! — всплеснула руками Грушенька. — А убийца-то среди нас!
В госиную вошли запыхавшийся Никита Дмитриевич Сысоев и вспотевший Лаврентий Филиппович Медведев. На обоих лица не было. У квартального шея побагровела от натуги.
— Где мой муж? — воскликнула Ольга Павловна.
— Внизу, — ответил Никита Дмитриевич, — в одной из комнат, которая тоже была предназначена для гостей. Я отдал распоряжение, чтобы его тело начали приводить в порядок, — добавил он. — И послал в нашу часовню за священником. Примите мои соболезнования, княгиня, — скорбно склонился управляющий.
— Я иду к нему, — вскликнула Ольга Павловна и направилась к выходу, путаясь в своем чайного цвета салопе, длинной широкой накидке на вате с прорезями для рук. Грушенька бережно поддерживала барыню под руку.
— Я немедленно уезжаю отсюда, — холодно заявил Гродецкий.
— Ну уж нет, — Лаврентий Филиппович поднял вверх указательный палец и отечески им погрозил. — Я представляю здесь на данный момент органы сыска, и никто не уедет отсюда до прибытия полицейских или пока мною не будет схвачен убийца! Или убийцы… — он покосился в сторону окаменевших индусов.
— Да и выезды из имения все снегом занесло, — сказал Сысоев.
— Так, значит, мы в западне! — воскликнула англичанка.
— Получается так, — согласился Никита Дмитриевич.
— И до каких же пор? — осведомился Иван Парфенович Колганов.
— Ну, — пожал плечами управляющий, — полагаю, что как только метель закончится, через несколько дней дороги будут расчищены.
— А это уже радует, — с иронией заметил поляк.
— Что ж, господа, — проговорил Медведев, потирая вспотевшие руки, — пока вы свободны. До моего особого распоряженя, — добавил он.
Тогда гости медленно и понуро стали разбредаться по своим комнатам.
— Лаврений Филиппович! — позвал я Медведева. — Не соблаговолите ли вы отдать мне индийского божка, хотя бы во временное пользование?
— Это еще зачем? — насупился квартальный.
— Я хотел бы показать его Мире, — ответил я, — так как она разбирается в индийской религии гораздо лучше нас с вами!
— Ну-ну, — пробормотал Лаврентий Филиппович, — я бы не сказал, чтобы это сейчас пошло ей на пользу!
— Что вы имеете в виду? — насторожился я, догадываясь к чему он клонит.
— А то, — грозно ответил Лаврентий Филиппович, — что ваша индианка тоже может быть в этом замешана.
— Я полагаю, вы это не всерьез? — поинтересовался я.
— Не знаю, не знаю, — развел руками Медведев. Однако он все же передал мне золотую статуэтку Индры!
Я постучался в комнату Миры.
— Войдите! — позволила мне она.
— Мне надо с тобой поговорить, — сказал я, едва переступив через порог.
Спальня индианки вся была обставлна мелкой мебелью: шифоньерками, шкафчиками, столиками… За ширмами, обитыми китайским изумрудно-зеленым шелком с разводами, белели покрывала пуховой кровати.
В комнате терпко пахло какими-то травами и цветами.
— О чем? — спросила Мира, убирая со столика орехового дерева свой погребец — миниатюрный дорожный сундучок.
Она поправила прическу, заглянув в венецианское зеркало. Я невольно залюбовался ею и поэтому сразу не заметил Кинрю, который сидел, утопая в глубоком сафьяновом кресле.
— Юкио! Ты тоже здесь? — удивился я.
— Разумеется, — ответил японец. — Разве вы не понимаете, Яков Андреевич, что Мире теперь угрожает опасность? — осведомился он.
— Ну… — замялся я, — мне бы не хотелось утверждать так категорично.
— Яков Андреевич, — обратилась Мира ко мне, — не надо меня щадить! Я прекрасно понимаю, что и на меня теперь падают подозрения! Но вы бы не могли рассказать, что же там все-таки произошло?!
Я вздохнул:
— За этим-то я и пришел! — и достал из-за спины индийскую статуэтку.
— Что это?! — сплеснула руками Мира.
— Я думал, тебе это известно, — ответил я.
— Нет-нет, — замахала руками Мира, — я знаю, что это Индра — один из верховных богов нашего пантеона! Но откуда эта статуэтка взялась у вас?!
— Я обнаружил ее на месте преступления, — ответил я.
— Неужели? — индианка в ужасе прижала ладонь к губам. — Так, значит, убийство князя в самом деле имеет отношение к какому-то ведическому ритуалу?
— Это возможно? — спросил я Миру.
— Не знаю, — пожала плечами моя протеже. — Человеческие жертвоприношения ушли в глубокое прошлое, — сказала она.
— Но как это было? — полюбопытствовал я.
— Вы и впрямь желаете это знать? — засомневалась индианка.
— Да еще как! — признался я.
— Но я вам, Яков Андреевич, кое что уже рассказывала об этом, — произнесла Мира загадочно.
— Я бы хотел узнать об этом подробнее, — продолжал я настаивать.
— Ну что же, — Мира наконец-то сдалась. — Раньше люди верили в то, что пролитие крови необходимо для продления жизни, — начала она свой рассказ. — Жертвоприношение должно было умилостивить божество и упрочить его могущество, в тоже время оно противодействовало силам разрушения и увеличивало жизнеспособность человека, приниющего участие в обряде…
— А ты бы не могла конкретнее рассказать мне о последовательности заклания жертв? — попросил я мою индианку.
— Яков Андреевич, а с каких это пор вы стали так кравожадны? — сострил Кинрю.
— С тех самых, как ты стал злоупотреблять сарказмом, — ответил я ему в тон.
— Пожалуйста, — согласилась Мира. — Обычно дело ограничивалось пятью жертвами, — сказала она.
— Какими именно? — осведомился я.
— Бараном, козлом, быком, конем, ну и… — индианка замялась, — человеком, — наконец, выговорила она.
— Это ужасно, — произнес я в ответ, усаживаясь на маленький диванчик.
— Что? — спросила Мира.
— Вы слышали, что говорила Грушенька? — поинтересовался я.
— О чем? — осведомилась индианка. — Она много что говорила.
— О баране, — напомнил я.
— Да, припоминаю, — произнесла Мира задумчиво.
— Кучер сказал мне, — продолжил я, — что точно так же совсем недавно в их деревне неизвестные забили быка и козла.
— Но это еще ни о чем не говорит! — горячилась индианка.
— Возле трупов животных были обнаружены следы кострищ.
— Но…
— А в конюшне мы нашли зарезанного коня, неподалеку от столба, к которому было привязано тело князя Николая Николаевича, — перебил я ее.
— Какой кошмар! — вскричала Мира. — Но этого не может быть!
— Все сходится, — подвел черту обычно молчаливый японец.
— Я боюсь, — ответил я, — что кто-то просто хочет свалить вину на брахманов!
— Но кто? — воскликнула Мира. — Мне это дело кажется слишком запутанным! — добавила она, глядя мне прямо в глаза. — Ведь вы здесь неслучайно! — высказала индианка свое предположение вслух. — Могу поспорить, — промолвила она, — что к этому всему приложил свою руку Иван Сергеевич!
— Да, — подтвердил я устало, — Кутузов и в самом деле в курсе событий, — добавил я. — Но мастер не сказал мне ничего определенного, — развел я руками. — И пригласил меня погостить в это имение, — подчеркнул я, — именно Николай Николаевич Титов.
— Вы видели, Яков Андреевич, какими глазами смотрела на меня его вдова Ольга Павловна? — Мира сглотнула ком в горле. — По-моему, она уже приговорила меня!
— Я выступлю твоим защитником! — поспешил я ее успокоить.
— Пока я жив, — напыщенно произнес мой Золотой дракон, — никто не станет трогать тебя!
— Спасибо, — улыбнулась индианка с особенной нежностью.
Я вернулся к себе в комнату, чтобы обдумать в спокойной обстановке все, что случилось. К тому же я должен был решить с какого конца взяться за это дело.
На маленьком прикроватном столике лежала раскрытая книга немца Эккартсгаузена «Ключ к таинствам натуры», которую я накануне собрался изучить. Однако продолжить мое самообразование мне помешало убийство на княжеской конюшне. И надо же убийце или убийцам было выбрать такое время, как рождественскую ночь!
Я все больше склонялся к мысли, что убийца был не один. По моему мнению чересчур сложно было организовать ведическое жертвоприношение в одиночестве.
Я спрятал книгу и извлек из дорожного рундука свой дневник. Чернильница и перо уже ждали меня на круглом письменном столике. Не успел я раскрыть тетрадь в бархатной лиловой обложке, как раздался стук в мою дверь.
Странно, — подумал я, — кого это принесла нелегкая?
Однако я тут же убрал тетрадь и крикнул:
— Войдите!
Дверь скрипнула, и на пороге возник Никита Дмитриевич Сысоев.
— Яков Андреевич, — обратился он ко мне, — мне хотелось бы с вами поговорить.
— Что же, — развел я руками, — я к вашим услугам.
Сысоев прошел вглубь комнаты и присел на стуле, на который я ему указал.
— Итак, — начал я, — что вы имеете мне сообщить?
Управляющий задумался, словно бы собираясь с мыслями. Сначала он взглянул на меня, потом отвел глаза, но через несколько мгновений все же решился и заговорил:
— Мне стало известно от покойного Николая Николаевича, что вы состоите в неком масонском ордене, — Никита Дмитриевич испытующе посмотрел на меня.
— И что же? — не стал я отказываться. Однако меня удивило, что князь посвящал своего управляющего в такие подробности. Хотя, — я одернул себя, — Мира с Кинрю тоже почти что всегда были в курсе всех моих дел!
— Мне известно также, что вы занимаетесь расследованием преступлений, — вкрадчиво продолжил Сысоев.
— Так, значит, — заключил я, — Николай Николаевич не напрасно вызвал меня сюда?!
— Я не знаю, — замялся Никита Дмитриевич. — По-моему, он о чем-то догадывался и чего-то боялся, — продолжил он. — Чего именно я не знаю, но… — Сысоев пожал плечами. — Он собирался мне рассказать, — добавил он, — но так и не успел!
— Я признателен вам, — поблагодарил я Никиту Дмитриевича, — что вы мне сказали об этом.
— Ну что вы, — отмахнулся он. — Это был мой долг, по отношению к покойному. Но я хотел вас спросить…
— О чем же? — поинтересовался я.
— Что вы собираетесь делать?
— Разумеется, заняться расследованием этого дела, — ответил я.
— Понимаю, — сказал Сысоев. — И гарантирую вам всяческую поддержку со своей стороны!
Утром все собрались в столовой за завтраком. Вид у гостей был несчастный и заспанный. Один только Станислав Гродецкий держался по-прежнему щеголем! Во время еды все сохраняли гробовое молчание, словно отдавая дань почившему князю.
К завтраку подали соте с мадерой — тонкие ломтики говядины, обжаренные в масле. Слышно было только, как позвякивало столовое серебро.
Княгиня к завтраку опоздала, к гостям она вышла в глубоком трауре с окаменевшем лицом, почти не поднимая заплаканных, карих глаз.
— Со мною приключилось еще одно несчастье, — печально промолвила она, — рождественский подарок мужа украли…
— Что? Что? — Лаврентий Филиппович встал в стойку, словно борзая. — Какой такой подарок? — осведомился он. Его маленькие голубоватые глазки хитро забегали.
— Жемчужина, — проговорила княгиня. — Николай Николаевич приподнес мне жемчужину к Рождеству, — всхлипнула она.
— Какую жемчужину? — поинтересовался в свою очередь я, отрываясь от своего соте, которое и впрямь оказалось на вкус изумительным.
— Князь сказал мне, — Ольга Павловна утерла припухшие глаза батистовым платком, — что привез ее из Индии около года назад.
Я едва не поперхнулся мадерой. Упоминание Индии уже начинало меня раздражать.
— Ну-ка, расскажите подробнее, — попросил Медведев хозяйку.
— Я не знаю, что рассказывать! — рассердилась она. — Большая жемчужина, белая, — пожала плечами княгиня Титова. — Ее украли вместе с коробочкой, — заплакала она.
— Как выглядела эта коробочка? — спросил ее Медведев.
— Коробочка как коробочка, — ответила Ольга Павловна, продолговатое лицо ее приняло задумчивое выражение. — Черная, бархатная, — добавила она.
Я заметил, что Мира нахмурилась, и решил дознаться сразу же после завтрака, что встревожило мою индианку.
— Определенно все это очень странно, — проговорила англичанка, отпивая глоток мадеры. Она сообщила княгине, что дети позавтракали под присмотром Грушеньки. Мери-Энн вытерла губы салфеткой и вышла из-за стола. Она извинилась перед гостями и сказала, что ей надо идти к Саше и Насте. Удерживать гувернантку никто не стал.
— Вы опрашивали горничных? — спросил Медведев. — В конце-концов, ведь кто-то и из них мог под шумок… — заметил он многозначительно.
— Не до того мне, — ответила опечаленная княгиня. — Не до того, — приглушенным эхом повторила она.
— Тогда велите сейчас же созвать всю прислугу! — потребовал он.
— Я опрашивал горничных, — раздался голос Сысоева. — Но так ничего и не выяснил, — добавил он. — Ни одна из них не могла этим утром находиться в спальне княгини в ее отсутствие. К тому же сегодня спальню никто и не убирал. А к Ольге Павловне намедни только Грушенька и заходила…
— Чудес, как известно, не бывает, — заметил Лаврентий Филиппович.
— Рождество, как никак! — усмехнулся Гродецкий.
Княгиня Титова первой вышла из-за стола. Она покинула мраморную залу в мертвенной тишине.
Тогда я отправился вслед за ней, так как Мира все еще продолжала завтракать, и я счел, что успею расспросить ее после разговора с Ольгой Павловной.
Лакей рассказал мне, как пройти в ее комнату, которая располагалась на втором этаже. Я прошел через анфилады комнат, миновав княжескую оранжерею, и свернул в коридор, заставленный рядами мраморных статуй в нишах. Наконец, я постучал в дверь, которая, как я полагал и была будуаром княгини.
— Кто там? — спросил уже известный мне женский голос.
— Кольцов, — выкрикнул я в ответ.
— Сейчас, Яков Андреевич, — отозвалась она. — Подождите секундочку!
Минуты через две княгиня Ольга Павловна позволила мне войти к ней в покои.
— Что вы хотели? — спросила она, укладывая ноги на маленькую подушечку на табурете. — Я так устала сегодня, — печально произнесла вдова.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, — ответил я, чувствуя, что становлюсь навязчивым. Но у меня не оставалось иного выхода, должен же был я как-то выяснить, что происходит в имении на самом деле.
— Как? Почему? — на ломаном русском спросил брахман. Его ученик-брахмачарин Агастья выглядывал у него из-за спины. Оба чувствовали, что над их головами нависла какая-то опасность.
— Ничего себе Рождество! — воскликнул поляк Гродецкий.
Я заметил, что Мери-Энн подняла глаза, как только Станислав это сказал. Как ни абсурдно это выглядело, но мне почему-то навязчиво казалось, что этих двоих что-то обязательно связывает. Но что именно, я пока точно определить не мог.
— Это очень неприятная история, — пришлось мне ответить. — Похоже на какое-то жертвоприношение… — нехотя выговорил я. У меня не было особого желания говорить об этом, но я прекрасно понимал, что рано или поздно все так или иначе проведают обо всем, в том числе и о леденящих душу подробностях.
— Жертвоприношение?! — княгиня наконец отошла от обморока. — О чем вы говорите, Яков Андреевич? — восклицала она. — Я брежу? — Ольга Павловна часто-часто заморгала своими заплаканными глазами. — Я не верю своим ушам! — запричитала она. — Я же говорила Николаю Николаевичу, — как только княгиня Титова произнесла имя мужа, то сразу же вновь залилась слезами, — чтобы он не приглашал этих варваров в дом! — Ольга Павловна указала своим пухлым пальцем на Мадхаву с Агастьей, которые съежились под ее обличающим взглядом.
Взоры гостей сразу обратились в их сторону.
— Надо вызвать полицию! — передернул плечами Гродецкий.
— Что же будет с детьми? — ужаснулась мисс Браун. — Здесь опасно оставаться! — простонала она.
— Но мы здесь ни при чем! — ткнул себя в грудь Мадхава. — Почему вы так на нас смотрите?
— Убийцы! — воскликнула Ольга Павловна.
— Господа, — обратился я к присутствующим, — я попросил бы вас сохранять спокойствие! — обратился я ко всем присутствующим.
— А кто вас на это уполномочил? — усмехнулся Гродецкий.
— Но, господа, — я развел руками. — Не лучше ли все-таки сохранять трезвую голову и здравый рассудок?
— Но если эти варвары причасны к убийству… — угрожающе проговорил Иван Парфенович.
— Я думаю, нам в этом еще предстоит разобраться, — ответил я.
— А я думаю, — высокомерно вмешался Гродецкий, — нам следует вызвать полицию!
— Вполне с вами согласен, — ответил я. — Как только метель утихнет…
Станислав взглянул в окно. Метель вовсе не собиралась стихать, а только усиливалась. Влажные хлопья снега облепили стекло.
— I am so afraiding! — всхлипывая, сказала англичанка.
— Господи! — всплеснула руками Грушенька. — А убийца-то среди нас!
В госиную вошли запыхавшийся Никита Дмитриевич Сысоев и вспотевший Лаврентий Филиппович Медведев. На обоих лица не было. У квартального шея побагровела от натуги.
— Где мой муж? — воскликнула Ольга Павловна.
— Внизу, — ответил Никита Дмитриевич, — в одной из комнат, которая тоже была предназначена для гостей. Я отдал распоряжение, чтобы его тело начали приводить в порядок, — добавил он. — И послал в нашу часовню за священником. Примите мои соболезнования, княгиня, — скорбно склонился управляющий.
— Я иду к нему, — вскликнула Ольга Павловна и направилась к выходу, путаясь в своем чайного цвета салопе, длинной широкой накидке на вате с прорезями для рук. Грушенька бережно поддерживала барыню под руку.
— Я немедленно уезжаю отсюда, — холодно заявил Гродецкий.
— Ну уж нет, — Лаврентий Филиппович поднял вверх указательный палец и отечески им погрозил. — Я представляю здесь на данный момент органы сыска, и никто не уедет отсюда до прибытия полицейских или пока мною не будет схвачен убийца! Или убийцы… — он покосился в сторону окаменевших индусов.
— Да и выезды из имения все снегом занесло, — сказал Сысоев.
— Так, значит, мы в западне! — воскликнула англичанка.
— Получается так, — согласился Никита Дмитриевич.
— И до каких же пор? — осведомился Иван Парфенович Колганов.
— Ну, — пожал плечами управляющий, — полагаю, что как только метель закончится, через несколько дней дороги будут расчищены.
— А это уже радует, — с иронией заметил поляк.
— Что ж, господа, — проговорил Медведев, потирая вспотевшие руки, — пока вы свободны. До моего особого распоряженя, — добавил он.
Тогда гости медленно и понуро стали разбредаться по своим комнатам.
— Лаврений Филиппович! — позвал я Медведева. — Не соблаговолите ли вы отдать мне индийского божка, хотя бы во временное пользование?
— Это еще зачем? — насупился квартальный.
— Я хотел бы показать его Мире, — ответил я, — так как она разбирается в индийской религии гораздо лучше нас с вами!
— Ну-ну, — пробормотал Лаврентий Филиппович, — я бы не сказал, чтобы это сейчас пошло ей на пользу!
— Что вы имеете в виду? — насторожился я, догадываясь к чему он клонит.
— А то, — грозно ответил Лаврентий Филиппович, — что ваша индианка тоже может быть в этом замешана.
— Я полагаю, вы это не всерьез? — поинтересовался я.
— Не знаю, не знаю, — развел руками Медведев. Однако он все же передал мне золотую статуэтку Индры!
Я постучался в комнату Миры.
— Войдите! — позволила мне она.
— Мне надо с тобой поговорить, — сказал я, едва переступив через порог.
Спальня индианки вся была обставлна мелкой мебелью: шифоньерками, шкафчиками, столиками… За ширмами, обитыми китайским изумрудно-зеленым шелком с разводами, белели покрывала пуховой кровати.
В комнате терпко пахло какими-то травами и цветами.
— О чем? — спросила Мира, убирая со столика орехового дерева свой погребец — миниатюрный дорожный сундучок.
Она поправила прическу, заглянув в венецианское зеркало. Я невольно залюбовался ею и поэтому сразу не заметил Кинрю, который сидел, утопая в глубоком сафьяновом кресле.
— Юкио! Ты тоже здесь? — удивился я.
— Разумеется, — ответил японец. — Разве вы не понимаете, Яков Андреевич, что Мире теперь угрожает опасность? — осведомился он.
— Ну… — замялся я, — мне бы не хотелось утверждать так категорично.
— Яков Андреевич, — обратилась Мира ко мне, — не надо меня щадить! Я прекрасно понимаю, что и на меня теперь падают подозрения! Но вы бы не могли рассказать, что же там все-таки произошло?!
Я вздохнул:
— За этим-то я и пришел! — и достал из-за спины индийскую статуэтку.
— Что это?! — сплеснула руками Мира.
— Я думал, тебе это известно, — ответил я.
— Нет-нет, — замахала руками Мира, — я знаю, что это Индра — один из верховных богов нашего пантеона! Но откуда эта статуэтка взялась у вас?!
— Я обнаружил ее на месте преступления, — ответил я.
— Неужели? — индианка в ужасе прижала ладонь к губам. — Так, значит, убийство князя в самом деле имеет отношение к какому-то ведическому ритуалу?
— Это возможно? — спросил я Миру.
— Не знаю, — пожала плечами моя протеже. — Человеческие жертвоприношения ушли в глубокое прошлое, — сказала она.
— Но как это было? — полюбопытствовал я.
— Вы и впрямь желаете это знать? — засомневалась индианка.
— Да еще как! — признался я.
— Но я вам, Яков Андреевич, кое что уже рассказывала об этом, — произнесла Мира загадочно.
— Я бы хотел узнать об этом подробнее, — продолжал я настаивать.
— Ну что же, — Мира наконец-то сдалась. — Раньше люди верили в то, что пролитие крови необходимо для продления жизни, — начала она свой рассказ. — Жертвоприношение должно было умилостивить божество и упрочить его могущество, в тоже время оно противодействовало силам разрушения и увеличивало жизнеспособность человека, приниющего участие в обряде…
— А ты бы не могла конкретнее рассказать мне о последовательности заклания жертв? — попросил я мою индианку.
— Яков Андреевич, а с каких это пор вы стали так кравожадны? — сострил Кинрю.
— С тех самых, как ты стал злоупотреблять сарказмом, — ответил я ему в тон.
— Пожалуйста, — согласилась Мира. — Обычно дело ограничивалось пятью жертвами, — сказала она.
— Какими именно? — осведомился я.
— Бараном, козлом, быком, конем, ну и… — индианка замялась, — человеком, — наконец, выговорила она.
— Это ужасно, — произнес я в ответ, усаживаясь на маленький диванчик.
— Что? — спросила Мира.
— Вы слышали, что говорила Грушенька? — поинтересовался я.
— О чем? — осведомилась индианка. — Она много что говорила.
— О баране, — напомнил я.
— Да, припоминаю, — произнесла Мира задумчиво.
— Кучер сказал мне, — продолжил я, — что точно так же совсем недавно в их деревне неизвестные забили быка и козла.
— Но это еще ни о чем не говорит! — горячилась индианка.
— Возле трупов животных были обнаружены следы кострищ.
— Но…
— А в конюшне мы нашли зарезанного коня, неподалеку от столба, к которому было привязано тело князя Николая Николаевича, — перебил я ее.
— Какой кошмар! — вскричала Мира. — Но этого не может быть!
— Все сходится, — подвел черту обычно молчаливый японец.
— Я боюсь, — ответил я, — что кто-то просто хочет свалить вину на брахманов!
— Но кто? — воскликнула Мира. — Мне это дело кажется слишком запутанным! — добавила она, глядя мне прямо в глаза. — Ведь вы здесь неслучайно! — высказала индианка свое предположение вслух. — Могу поспорить, — промолвила она, — что к этому всему приложил свою руку Иван Сергеевич!
— Да, — подтвердил я устало, — Кутузов и в самом деле в курсе событий, — добавил я. — Но мастер не сказал мне ничего определенного, — развел я руками. — И пригласил меня погостить в это имение, — подчеркнул я, — именно Николай Николаевич Титов.
— Вы видели, Яков Андреевич, какими глазами смотрела на меня его вдова Ольга Павловна? — Мира сглотнула ком в горле. — По-моему, она уже приговорила меня!
— Я выступлю твоим защитником! — поспешил я ее успокоить.
— Пока я жив, — напыщенно произнес мой Золотой дракон, — никто не станет трогать тебя!
— Спасибо, — улыбнулась индианка с особенной нежностью.
Я вернулся к себе в комнату, чтобы обдумать в спокойной обстановке все, что случилось. К тому же я должен был решить с какого конца взяться за это дело.
На маленьком прикроватном столике лежала раскрытая книга немца Эккартсгаузена «Ключ к таинствам натуры», которую я накануне собрался изучить. Однако продолжить мое самообразование мне помешало убийство на княжеской конюшне. И надо же убийце или убийцам было выбрать такое время, как рождественскую ночь!
Я все больше склонялся к мысли, что убийца был не один. По моему мнению чересчур сложно было организовать ведическое жертвоприношение в одиночестве.
Я спрятал книгу и извлек из дорожного рундука свой дневник. Чернильница и перо уже ждали меня на круглом письменном столике. Не успел я раскрыть тетрадь в бархатной лиловой обложке, как раздался стук в мою дверь.
Странно, — подумал я, — кого это принесла нелегкая?
Однако я тут же убрал тетрадь и крикнул:
— Войдите!
Дверь скрипнула, и на пороге возник Никита Дмитриевич Сысоев.
— Яков Андреевич, — обратился он ко мне, — мне хотелось бы с вами поговорить.
— Что же, — развел я руками, — я к вашим услугам.
Сысоев прошел вглубь комнаты и присел на стуле, на который я ему указал.
— Итак, — начал я, — что вы имеете мне сообщить?
Управляющий задумался, словно бы собираясь с мыслями. Сначала он взглянул на меня, потом отвел глаза, но через несколько мгновений все же решился и заговорил:
— Мне стало известно от покойного Николая Николаевича, что вы состоите в неком масонском ордене, — Никита Дмитриевич испытующе посмотрел на меня.
— И что же? — не стал я отказываться. Однако меня удивило, что князь посвящал своего управляющего в такие подробности. Хотя, — я одернул себя, — Мира с Кинрю тоже почти что всегда были в курсе всех моих дел!
— Мне известно также, что вы занимаетесь расследованием преступлений, — вкрадчиво продолжил Сысоев.
— Так, значит, — заключил я, — Николай Николаевич не напрасно вызвал меня сюда?!
— Я не знаю, — замялся Никита Дмитриевич. — По-моему, он о чем-то догадывался и чего-то боялся, — продолжил он. — Чего именно я не знаю, но… — Сысоев пожал плечами. — Он собирался мне рассказать, — добавил он, — но так и не успел!
— Я признателен вам, — поблагодарил я Никиту Дмитриевича, — что вы мне сказали об этом.
— Ну что вы, — отмахнулся он. — Это был мой долг, по отношению к покойному. Но я хотел вас спросить…
— О чем же? — поинтересовался я.
— Что вы собираетесь делать?
— Разумеется, заняться расследованием этого дела, — ответил я.
— Понимаю, — сказал Сысоев. — И гарантирую вам всяческую поддержку со своей стороны!
Утром все собрались в столовой за завтраком. Вид у гостей был несчастный и заспанный. Один только Станислав Гродецкий держался по-прежнему щеголем! Во время еды все сохраняли гробовое молчание, словно отдавая дань почившему князю.
К завтраку подали соте с мадерой — тонкие ломтики говядины, обжаренные в масле. Слышно было только, как позвякивало столовое серебро.
Княгиня к завтраку опоздала, к гостям она вышла в глубоком трауре с окаменевшем лицом, почти не поднимая заплаканных, карих глаз.
— Со мною приключилось еще одно несчастье, — печально промолвила она, — рождественский подарок мужа украли…
— Что? Что? — Лаврентий Филиппович встал в стойку, словно борзая. — Какой такой подарок? — осведомился он. Его маленькие голубоватые глазки хитро забегали.
— Жемчужина, — проговорила княгиня. — Николай Николаевич приподнес мне жемчужину к Рождеству, — всхлипнула она.
— Какую жемчужину? — поинтересовался в свою очередь я, отрываясь от своего соте, которое и впрямь оказалось на вкус изумительным.
— Князь сказал мне, — Ольга Павловна утерла припухшие глаза батистовым платком, — что привез ее из Индии около года назад.
Я едва не поперхнулся мадерой. Упоминание Индии уже начинало меня раздражать.
— Ну-ка, расскажите подробнее, — попросил Медведев хозяйку.
— Я не знаю, что рассказывать! — рассердилась она. — Большая жемчужина, белая, — пожала плечами княгиня Титова. — Ее украли вместе с коробочкой, — заплакала она.
— Как выглядела эта коробочка? — спросил ее Медведев.
— Коробочка как коробочка, — ответила Ольга Павловна, продолговатое лицо ее приняло задумчивое выражение. — Черная, бархатная, — добавила она.
Я заметил, что Мира нахмурилась, и решил дознаться сразу же после завтрака, что встревожило мою индианку.
— Определенно все это очень странно, — проговорила англичанка, отпивая глоток мадеры. Она сообщила княгине, что дети позавтракали под присмотром Грушеньки. Мери-Энн вытерла губы салфеткой и вышла из-за стола. Она извинилась перед гостями и сказала, что ей надо идти к Саше и Насте. Удерживать гувернантку никто не стал.
— Вы опрашивали горничных? — спросил Медведев. — В конце-концов, ведь кто-то и из них мог под шумок… — заметил он многозначительно.
— Не до того мне, — ответила опечаленная княгиня. — Не до того, — приглушенным эхом повторила она.
— Тогда велите сейчас же созвать всю прислугу! — потребовал он.
— Я опрашивал горничных, — раздался голос Сысоева. — Но так ничего и не выяснил, — добавил он. — Ни одна из них не могла этим утром находиться в спальне княгини в ее отсутствие. К тому же сегодня спальню никто и не убирал. А к Ольге Павловне намедни только Грушенька и заходила…
— Чудес, как известно, не бывает, — заметил Лаврентий Филиппович.
— Рождество, как никак! — усмехнулся Гродецкий.
Княгиня Титова первой вышла из-за стола. Она покинула мраморную залу в мертвенной тишине.
Тогда я отправился вслед за ней, так как Мира все еще продолжала завтракать, и я счел, что успею расспросить ее после разговора с Ольгой Павловной.
Лакей рассказал мне, как пройти в ее комнату, которая располагалась на втором этаже. Я прошел через анфилады комнат, миновав княжескую оранжерею, и свернул в коридор, заставленный рядами мраморных статуй в нишах. Наконец, я постучал в дверь, которая, как я полагал и была будуаром княгини.
— Кто там? — спросил уже известный мне женский голос.
— Кольцов, — выкрикнул я в ответ.
— Сейчас, Яков Андреевич, — отозвалась она. — Подождите секундочку!
Минуты через две княгиня Ольга Павловна позволила мне войти к ней в покои.
— Что вы хотели? — спросила она, укладывая ноги на маленькую подушечку на табурете. — Я так устала сегодня, — печально произнесла вдова.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, — ответил я, чувствуя, что становлюсь навязчивым. Но у меня не оставалось иного выхода, должен же был я как-то выяснить, что происходит в имении на самом деле.