— Ольга Павловна, успокойтесь, пожалуйста, — попросил я, как можно мягче, но княгиня Титова не стала внимать моим мольбам и разрыдалась еще сильнее.
   — Грушенька, — княгиня вдруг успокоилась, — а не ты ли дала индианке ключи? — похоже, ее озарила таже догадка, что и меня. Она устремила пристальный взгляд на свою экономку, которая едва не лишилась от стараха чувств.
   — Я не… — пролепетала она.
   — Так ты давала ей ключ или нет? — грозно вопрошала княгиня.
   — Оставьте в покое девушку! — взмолилась Мира.
   Ольга Павловна встряхнула экономку за плечи.
   — Давала или нет? — повторила она.
   — Charmante, — усмехнулся Гродецкий и громко зааплодировал.
   Сцена сделалась окончательно неприличной.
   — Давала, — выдавила из себя Грушенька и вся залилась румянцем.
   — Да я тебя!.. — Ольга Павловна замахнулась, но в последний момент спрятала руку за спиной. — Да я тебя в скотницы… Из барского-то дома! — проговорила она, часто и тяжело дыша. — Вон отсюда! — приказала княгиня.
   Заплаканная Грушенька послушно ушла из гостиной.
   — Вот дура-то, — произнесла со вздохом Ольга Павловна, немного остыв. Грушу она любила и даже готова была ее простить, но к Мире испытывала ненависть.
   — Сударыня, — вновь обратился к индианке Лаврентий Филиппович, — я вынужден поместить вас к вашим брахманам, — развел он руками.
   — Делайте что хотите, — ответила Мира, покорная воле богов.
   — Что?! — воскликнул я. — Не будет этого!
   — Но… — Медведев покосился в сторону Ольги Павловны.
   — Не смейте вмешиваться! — прикрикнула она на меня. — Эта женщина, — она ткнула указательным пальцем в мою индианку, — по меньшей мере соучастница! И если произойдет еще одно убийство или кража, то виноваты в этом будете именно вы!
   — Поверьте мне, Ольга Павловна, вы ошибаетесь, — прижал я руки к груди.
   — Ничего подобного! — возразила княгиня. — Я никогда не ошибаюсь! — самоуверенно заявила она.
   — Ладно, ладно, — вздохнул Медведев. — Я оставлю вам вашу индианку, но снимаю с себя какую бы то ни было ответственность!
   — Лаврентий Филиппович, а почему бы вам не допросить всех слуг? — предложил я квартальному. — Возможно, убийца кто-то из них!
   — Этим я-то и занимаюсь, Яков Андреевич, пока вы бездельничаете! — ответил он укоризненно.
   На этом инцидент вроде бы был исчерпан. Я взял под руку Миру, которая едва держалась на подкашивающихся ногах, чтобы проводить ее в отведенную ей гостевую комнату.
   За окнами стемнело, метель только усиливалась.
   — И сколько еще мы пробудем здесь? — спросила Мира с тоскою в голосе. — Мне не нравится этот дом, — сказала она. — Здесь непременно случится еще какое-нибудь несчастье, — с горечью заключила индианка.
   — Мы уедем сразу же, как только закончится метель, — ответил я.
   — Яков Андреевич, вы кого-нибудь подозреваете? — спросила Мира, когда мы поднимались по лестнице.
   — Да, — ответил я, имея в виду Гродецкого. Но мне так до сих пор и не удалось разобраться в его мотивах. А о доказательствах и вовсе речи не шло. Я даже не в силах был раскрыть в нем масона. И эта его выдержка тем более вселяла в меня уверенность, что он принадлежит к нашему братству. Масон узнавал другого каменщика по знакам, пожатиям и клятве. Невольно вспомнилось мне:
   «— Дай мне слово Иерусалима:
   — Гиблин.
   — Дай мне слово вселенной.
   — Боаз.
   — Сколько есть истинных уз?
   — Пять: ступня к ступне, колено к колену, рука в руке, сердце к сердцу, ухо к уху.
   — Истинное слово и истинная примета каменщика?
   — Прощай!»
   Но не мог же я подойти к Гродецкому и напрямую сказать ему все это, если он отказывался отвечать на знаки нашего братства!
   — Кто он? — спросила Мира, облокатившись о мраморную колонну.
   — Я не могу сказать…
   — Понимаю, — проговорила индианка в ответ. Она отперла дверь ключом, и мы вошли в ее комнату, в которой царил безукоризненный порядок.
   Индианка, наконец-то, присела на диван и смогла перевести дух.
   — Медведев очень утомил меня, — медленно проговорила она. — Почему он играет против нас? — неожиданно спросила Мира.
   Я задумался.
   — Видимо, — после недолгой паузы ответил я, — потому что еще так и не разобрался в ситуации. Он так же, как и мы, не понимает, что происходит…
   В дверь постучали.
   — Барышня, можно к вам? — узнал я Грушенькин голос.
   — Входи, — позволила Мира, хотя я заметил, что больше всего на свете сейчас она хотела бы отдохнуть. Разговор с Лаврентием Филипповичем отнял у нее много душевных сил.
   Грушенька опасливо вошла в комнату.
   — Барыня, наверное, выгонит меня из дома, — медленно проговорила она, — но мне очень хочется, барышня, чтобы вы мне все-таки погадали.
   — Хорошо, — согласилась Мира. — Мне не хотелось этого делать, но если ты так уж настаиваешь…
   Она извлекла из комода свой обклеенный цветной бумагой сундук с гадальными принадлежностями. Я видел, что ей сильно недоставало Сварупа, ее старого индийца-слуги. Это он бережно укладывал ей в дорогу астрологические таблицы, вышитые мешочки с благовониями, разноцветные свечи и амулеты-пентакли, отлитые из свинца. Один из таких пентаклей-оберегов носил я у себя на груди. Здесь же лежал и изумрудный ларец с древней колодой карт Таро, которые Мира раскладывала только в самых особенных случаях.
   Индианка опустила темно-бордовые занавеси на окнах, тяжелый бархат которых шумно упал на мозаичные плиты паркетного пола. Потом Мира велела Грушеньке затушить все свечи, которые были зажжены в канделябрах. Девушка тут же послушалась и с воодушевлением сделала то, что приказала ей предсказательница, словам которой она безоговорочно верила.
   Мира скрылась за ширмой и переоделась в ярко-красное сари, которое ей несказанно шло. Запястья свои она унизала тяжелыми золотыми браслетами, которые обычно позванивали, когда индианка раскладывала карты.
   Когда Мира появилась из-за ширмы, Грушенька вздрогнула, потому как не узнала ее. Ей была знакома европейская барышня, а не эта восточная принцесса с копной черных распущенных волос, огромными подведенными глазами и лихорадочным румянцем на смуглых щеках.
   Мира извлекла из ящика три свечи и бронзовый старинный подсвечник. На круглом столике она поставила статуэтку Шивы, которую тоже привезла с собой из нашего столичного особняка.
   Индианка зажгла свои свечи, от которых сразу стал исходить какой-то экзотический аромат. Невольно перед моими глазами возникли развалины древнего дворца ныне покойного раджи, на которых мне однажды посчастливилось побывать. В пламни свечей мне виделись милые сердцу Миры, зовущие, дикие джунгли.
   Индианка прошептала какие-то ритуальные слова, которые мне не удалось разобрать, и велела Грушеньке сесть на стул. Девушка механически проделала то, что от нее требовалось.
   Тогда индианка перетасовала колоду карт с древними символами, смысл которых заключался в кабаллистических аллегориях. Она приказала Грушеньке снять ее левой рукой и разложила на столе пентаграмму.
   Я только дивился тому, как перекликались все древние учения между собою.
   — Твое желание исполнится, — улыбнулась Мира. — Обязательно, — обнадежила она девушку, которая слушала ее с замиранием сердца. С первого взгляда было заметно, что думает Грушенька о каком-то определенном человеке, с которым давно знакома, и мечтает о нем, но боится признаться себе в своих мечтах. — Ты можешь на него положиться, — продолжала Мира вещать, — он — добрый человек, — проговорила она и задумалась, какая-то тень набежала ей на чело.
   — Что-то не так? — спросил я индианку.
   — Нет, — Мира покачала головой, продолжая вглядываться в выпавший ей аркан. — Но мне кажется… А, впрочем, нет! — отмахнулась она, бросив взгляд на испуганную Грушеньку. — Кстати, — добавила она, — видишь вот эту женщину? — она указала на верховную жрицу. — Княгиня даст свое разрешение на брак!
   Потом Мира собрала свои карты, убрала их в ларец и спрятала в ящике, туда же она сложила и недогоревшие свечи, вместе с вышитыми мешочками, полными благовоний и ароматических трав.
   — Ты осталась довольна? — спросила индианка у девушки.
   — Да, — Грушенька закивала русоволосой головой.
   — Тогда, может быть, ты поможешь мне переодеться? — попросила Мира ее.
   — Конечно, — согласилась она обрадованно.
   Мира скрылась за ширмой.
   — Подай мне, пожалуйста, из шкафа муаровое платье цвета чайной розы, — попросила она.
   Грушенька открыла шкаф, замерла на какое-то мгновение, а потом издала истошный вопль.
   — Что случилось? — хором воскликнули мы с Мирой.
   — Там… там… — Грушенька указывала пальцем в шкаф красного дерева. — Там…
   — Да что там? — я подошел к шкафу, который так напугал экономку. Девушка стояла, бледная как смерть, и продолжала указывать на полку.
   — Ты увидела призрак? — спросила индианка, высунувшись из-за ширмы.
   — Платок, — прошептала девушка побелевшими губами.
   — Какой еще платок? — удивился я.
   — В крови, — тихо промолвила девушка. Ее трясло, словно в лихорадке.
   В этот момент я тоже увидел предмет, который привел Грушеньку в такой ужас. Это был белый батистовый платок князя Николая Николаевича Титова, весь пропитанный бурой кровью. На нем был золотыми нитками вышит княжеский шифр — вензель, составленный из его инициалов.
   — Какой ужас! — всплеснула руками Мира, которая закуталась в шаль и вышла все-таки из-за ширмы. — Теперь в убийстве все обвинят меня, — прижала она ладони к разгоряченным щекам.
   Грушенька переводила взгляд с меня на Миру и не знала, верить ли гадалке, которая десять минут назад предсказала ей сказочную судьбу, или не верить. Но то, что Мира могла убить человека, никак не укладывалось у нее в голове.
   — Грушенька! — обратился я к экономке. — Пообещай мне, пожалуйста, что никому не расскажешь о том, что увидела! Это может стоить барышне жизни… Ведь нет никаких сомнений в том, что платок покойного князя кто-то подбросил в Мирины вещи.
   — Хорошо, — пообещала девушка. — Я никому не скажу, но я не понимаю…
   — Я обещаю тебе, что обязательно разберусь в этом деле и назову имя истинного убийцы, — заверил я Грушеньку, которая испуганно озиралась по сторонам. Ее все еще продолжал бить озноб.
   — Мне страшно, — сказала она. — Ведь следующей жертвой может стать кто угодно…
   Я не знал, как успокоить ее. Мне тоже казалось почему-то, что одним убийством в этом доме дело не ограничится.
   — Мне надо идти, — объявила Грушенька, как только немного успокоилась. — Княгиня Ольга Павловна верно уже разыскивает меня, — сказала она, направившись к двери. — Но я обязательно еще забегу к вам, — пообещала девушка Мире, — чтобы помочь одеться к ужину.
   С этими словами Грушенька покинула нас.
   — И что ты об этом думаешь? — спросил я свою индианку, как только она нарядилась в муаровое платье с высокой талией и закончила свой туалет.
   — Что кто-то хочет, чтобы меня обвинили в убийстве, — сказала она.
   В этот момент распахнулась дверь, и на пороге возник Медведев, княгиня Ольга Павловна и Гродецкий, размахивающий дуэльным пистолетом от Кухенрейтора.
   — Что это за вторжение, господа? — осведомился я. Выражения лиц наших гостей определенно не сулили нам ничего хорошего.
   Медведев заговорил:
   — Я обвиняю госпожу Миру в участии в ведическом жертвоприношении.
   — Лаврентий Филиппович, — покачал я головой, — вы опять за свое!
   — Дело гораздо серьезнее, чем вы думаете, Яков Андреевич, — сухо проговорил Медведев. — У нас есть веские основания полагать…
   — Какие еще основания? — перебил я его. — Объяснитесь!
   — Я же говорила, что она — убийца! — воскликнула Ольга Павловна. В трауре ее фигура казалась особенно величественной. На лбу у княгини пролегли две новые глубокие складки, черты благородного лица заострились. — Я получила записку, — сказала она, повертела ею у меня перед носом и протянула Медведеву. — В ней говорится об окровавленном платке, — добавила княгиня с победоносным видом. — Он должен находиться в ваших вещах! — она ткнула пальцем в Миру, лицо которой покрылось мертвенной бледностью.
   — В записке также говорится и о вашем сговоре с индианкой, Яков Андреевич, — бесстрастно проговорил Лаврентий Филиппович.
   — Что?! — выдохнул я. — Да как вы вообще смеете?! Вы с ума сошли, Медведев?
   — Вы что-то не поделили с князем, — сказал квартальный, — на почве известных вам интересов, — добавил он тише, намекая видимо на нашу с Титовым принадлежность к масонскому братству, и одарил меня весьма многозначительным взглядом. Гродейцкий и бровью не повел, я только дивился выдержке поляка и иной раз начинал сомневаться в справедливости своих туманных догадок на его счет.
   — Я настаиваю на обыске в этой комнате! — заявил Лаврентий Филиппович.
   — А если я вам не дам на это своего согласия? — я делал отчаянные попытки защититься, понимая их тщетность.
   Мира сидела на канапе, как громом пораженная, зная, что мы с ней угодили в чьи-то умело расставленные ловушки.
   — Вам придется подчиниться! — заговорил Станислав, пистолет в его руке был направлен мне в грудь.
   — Вы удивляете меня, — сказал я Гродецкому. — А впрочем, сила на вашей стороне, — развел я руками.
   — Вот именно, — подчеркнул Медведев. Он осмотрелся по сторонам. В Мириной комнате ему еще ни разу не приходилось бывать. Я заметил, что Лаврентия Филипповича несколько разочаровало скромное убранство ее будуара.
   — Чего же вы медлите? — спросила Мира. К этому времени индианка успокоилась и готова была подчиниться судьбе, какой бы горькой она ни оказалась.
   — И в самом деле, Лаврентий Филиппович, — обратилась к квартальному Ольга Павловна, — чего вы медлите? Пора бы уж закончить с этим…
   — Ну что ж…
   Я заметил, что Лаврентий Филиппович все еще сомневается, не осмеливаясь вступать со мной в открытую конфронтацию. Тогда мне пришло в голову, что дело еще можно как-то поправить, и я открыл было рот, чтобы попытаться обратить эту ситуацию в свою пользу, как дверь отворилась, и в комнату вошла сильно встревоженная Грушенька.
   — Яков Андреевич! — воскликнула она. — Госпожа Мира!
   Головы всех присутствующих обернулись в сторону ключницы.
   — Я ни в чем не виновата! — всхлипывала Грушенька. — Я про платок никому ничего не говорила! Я не знаю, откуда они узнали! Я не…
   — Что? — прошипела княгиня, морщины на ее лице обозначились еще резче. — Так ты знала про платок? Ты!.. — она наградила несчастную Грушеньку звонкой пощечиной.
   Девушка заплакала и выбежала вон из Мириной комнаты.
   — Какая мерзавка! — воскликнула Ольга Павловна. — Вот и делай этим людям добро!
   — Значит, Яков Андреевич, — сухо сказал Медведев, — вы действительно знали про платок, а это только доказывает, что вы покрываете свою индианку!
   — Но…
   Лаврентий Филиппович молча проследовал прямиком к злополучному шкафу. Он пошарил руками на дне гардероба и извлек из него двумя пальцами платок с запекшейся кровью.
   — Что это такое, хотел бы я знать? — проговорил он, обращаясь ко мне.
   — Его подбросили, — ответила Мира.
   — Все так говорят, — усмехнулся Лаврентий Филиппович.
   — Вы говорите так, — возмутился я, — будто имеете дело с каторжниками!
   — От тюрьмы и от сумы, как говорится, не зарекайся! — развел руками Медведев.
   — Лаврентий Филиппович, вы издеваетесь?! — взорвался я.
   — Нет, — возразил квартальный, — я выполняю свой долг! — произнес он с гордостью.
   — Вы нашли то, что хотели, — проговорил я почти бесстрастно. — Уходите!
   — Я полагаю, что в этом будуаре, — произнес он, осматриваясь по сторонам, — мы можем обнаружить еще массу интересных вещей!
   — Вы невыносимы, Медведев! — вздохнул я и уселся на канапе, все еще находясь под прицелом Гродницкого.
   Лаврентий Филиппович тем временем выдвинул на середину комнаты Мирин кабаллистический ящик. Он открыл его и начал вытаскивать из него ее вещи.
   — Вы не смеете! — воскликнула индианка.
   — Еще как смеет! — процедила сквозь зубы княгиня.
   Она сама начала переворачивать Мирины пуховые одеяла.
   — Какой ужас! — схватилась индианка за голову.
   В этот момент Лаврентий Филиппович уронил на пол ее изумрудный ларец с картами Таро. Колода рассыпалась по паркетной мазаике. Индианка бросилась собирать многочисленные мечи, кубки, пентакли и жезлы, разбросанные на черно-белом полу. Я тоже стал помогать индианке поднимать с паркета фигуры старших арканов. В тот момент, когда я взял в руки «Звезду» и собрался поднять «Свершение», Медведев ткнул пальцем в какие-то Мирины книги и с лихорадочным блеском в глазах воскликнул:
   — Вот!
   — Что это? — спросила взволнованная Анна Павловна.
   — «Веды» — ответил я.
   Это были священные тексты, составленные на санскрите. Медведев взял в руки как раз том, в который были заключены самхиты — сборники ритуальных гимнов, таинственных заклинаний и молитв; стряхнул с него пыль, потряс им в воздухе и возбужденно проговорил:
   — Вот доказательство!
   Потом он вытащил из обклееного бумагой ящика и брахманы — трактаты, подробно толкующие ритуалы и объясняющие систему ведических жертвоприношений. Раскрыл том и пролистал его, рассматривая рисунки.
   — Ну, что я говорил? — проговорил он с торжествующим видом.
   Медведев, конечно, не знал санскрит, но с него было довольно и иллюстраций, к тому же книги были обернуты белой бумагой и Мириною рукой подписаны по-русски, чтобы мне, при желании, было легче в них разобраться.
   — Ведьма, — презрительно бросила Ольга Павловна в сторону Миры.
   — Но это же только книги, — произнес я расстроенно.
   — Э… нет, — погразил пальцем квартальный надзиратель. — Это не просто книги. Это — пособия, — изрек он многозначительно. — Пособия по жертвоприношениям и ритуальным убийствам!
   — Но Мира — индианка, — развел я руками. — Что может быть естественнее того, что она хранит у себя религиозные книги своего народа? Это все равно, — я задумался, подыскивая подходящее для этого случая сравнение, — все равно… если бы вы хранили у себя Евангелие! — нашелся я.
   — Не мелите чепухи! — отмахнулась княгиня. — Все доказательства налицо, — заключила она. — Моего мужа убили индусы и эта индианка в сговоре с вами!
   — Вы бредите, — устало вымолвил я.
   Медведев тем временем продолжал обыскивать Мирину комнату. Он разворошил ее платья, достал шкатулку с драгоценностями, высыпал их на столик и все перебрал, в надежде обнаружить исчезнувшую жемчужину. Но ее, на наше счастье, в драгоценностях Миры не оказалось, что, впрочем, очень сильно удивило меня. Я считал, что в действиях преступника отсутствует логика. Если бы в Мириной комнате, помимо окровавленного платка с вензелями, обнаружилась бы еще и княжеская жемчужина, то вина индианки, с точки зрения Лаврентия Филпповича Медведева, была бы фактически доказана!
   — Странно, — разочарованно проговорил Медведев. — Я полагал… — он не договорил и стал перекладывать драгоценности со стола обратно в шкатулку.
   — Это только доказывает, — сказал я в ответ, — что мы с Мирой здесь ни при чем.
   — Это еще ничего не доказывает, — заметил Гродецкий, по-хозяйски расхаживающий по Мириной комнате. Я чувствовал, что медленно начинаю его ненавидеть. Внутренний голос все настойчивее советовал мне остерегаться его. А вольные каменщики привыкли прислушиваться к своему внутреннему голосу.
   — Поищите еще! — потребовала княгиня. — Не может быть, чтобы жемчужина не нашлась! Она должна быть обязательно где-то здесь! — Ольга Павловна прищурила темно-карие глаза, которые превратились в две узкие щелочки.
   Княгиня Титова стала перебирать Мирины коробочки с косметикой, стоящие на трюмо с венецианским зеркалом. Медведев же снова начал копаться в магическом ящике и просыпал ароматическую траву из алого бархатного мешочка.
   Анна Паловна последовала его примеру и стала потрошить остальные мешочки с травами и благовониями.
   — Вандалы! — прошептала моя бедная Мира, на ресницах которой блеснули слезы. Это уже было свыше всех ее сил. — Яков Андреевич, сделайте же что-нибудь! — простонала она.
   — Лаврентий Филиппович, прекратите же эту вакханалию! — попробовал вмешаться я и сделал шаг по направлению к квартальному.
   Мне преградил дорогу Станислав Гродецкий, все еще сжимавший в своих холеных руках с безукоризненно подпилинными ногтями пистолет из мастерской Кухенрейтора.
   — Стойте на месте! — велел он мне. — Или я за себя не отвечаю!
   Я послушался, пообещав себе, что обязательно докопаюсь до истины и выведу его на чистую воду. А в том, что мне придется сводить с ним счеты, я даже не сомневался!
   В комнате царил терпкий, дурманящий, кружащий голову аромат, который посоперничал бы даже с маслом пачули — духами моей несравненной кузины — Божены Феликсовны Зизевской, за которые ее и прозвали в свете Цирцеей. Ходили слухи, что она привораживала ими мужские сердца.
   — Яков Андреевич, — официальным тоном обратился ко мне Медведев, — я вынужден задержать вас до приезда полиции!
   — Лаврентий Филиппович, я надеюсь, вы понимаете, что это абсурд, — проговорил я устало. — Вы знаете, чем это может обернуться для вас?
   — Вы мне угрожаете? — широкие скулы квартального надзирателя задергались.
   — Нет, — спокойно сказал я в ответ. — Всего лишь предупреждаю!
   — И тем не менее, — проговорил Лаврентий Филиппович, — я вынужден запереть вас здесь с вашей индианкой!
   — Как знаете! — пожал я плечами и отвернулся к окну, занавешанному тяжелыми бархатными драпри.
   — Скоро вы перезапираете всех в этом доме! — воскликнула Мира, к которой вернулось ее самообладание.
   — Не уверен, — усмехнулся Гродецкий, играя в руках своим «кухенрейтором».
   — Вы бы лучше, милочка, помолчали! — цикнула на Миру княгиня.
   В этот момент в комнату индианку вошел сам отец Макарий.
   — Это дело должно быть улажено миром, — заметил он. — Лаврентий Филиппович, — обратился священник к Медведеву, — я уповаю на то, что вы не допустите самосуда! — он покосился на Гродецкого. Было заметно, что польский аристократ ему очень не нравится.
   — Разумеется, нет, — раздраженно проговорил Медведев. — Я только прошу вас, батюшка, не мешать моему расследованию! — добавил он важно.
   — Уж будьте покойны, — ответил он, — не помешаю!
   Священник отодвинул краешек драпри и удивленно проговорил:
   — Метель, кажется, немного утихла…
   Все бросились к окну. За ним сгущались сумерки, темное небо усыпали звезды. Снег еще падал влажными хлопьями, но уже почти не вьюжило.
   — Должно быть, дороги скоро расчистят, — тихо промолвила Мира.
   — И прямиком на съезжую! — хмыкнул Гродецкий.
   — Не смейте! — шикнул я на него.
   — Ну-ну, — процедил Станислав и вышел из комнаты.
   Как я жалел, что не мог связаться с моей Боженой и навести у нее справки относительно этого весьма подозрительного господина, или напрямую переговорить с Иваном Сергеевичем Кутузовым и выяснить у него все начистоту.
   — Лаврентий Филиппович, — спросил я Медведева, — вы случайно не встречали Кинрю?
   — Он любезничает с мисс Браун, — соблаговолил ответить квартальный.
   — Я рассчитаю эту гувернантку! — воскликнула Ольга Павловна. — Она совсем не занимается детьми! — возмущенно проговорила княгиня. — А ведь они, как и все мы, по-прежнему находятся в опасности, — резюмировала она.
   — Уже в безопасности, — самоуверенно заявил Лаврентий Филиппович.
   — Вашими бы устами… — тяжело вздохнула вдова.
   — Кольцов! — окликнул меня Медведев. — В ваших же интересах во всем сознаться!
   — Могу ли я переговорить с вами наедине? — спросил я Лаврентия Филипповича.
   Мира удивленно подняла соболиные брови.
   — Конечно, — опасливо произнес Медведев. Я заключил, что он все еще боится меня.
   Мы зашли с ним за Мирину китайскую ширму.
   — Неужели вы не понимаете, что кто-то устроил этот спектакль, чтобы намеренно опорочить меня? — шепнул я ему. — Когда все выяснится, вам может крупно непоздоровиться, — добавил я. — Ранее вы вели себя гораздо умнее.
   — Это все, что вы хотели сказать? — холодно осведомился Медведев.
   Я согласно кивнул в ответ.
   — Яков Андреевич, мне кажется, что вы держите меня за круглого идиота! Я прекрасно понял, что это все ваши орденские дела. Вы намеренно обстроили убийство князя как жертвоприношение, чтобы свалить это все на индийских брахманов, зная, по всей видимости, от Титова, что они тоже будут в имении. Вот тут-то вам и пригодились Мирины книги! — добавил он торжествующе. Но меня изумляет ваша наивность! — воскликнул Лаврентий Филиппович. — По-моему, Кутузов, которому было известно о том, что вы собираетесь совершить, специально вызвал сюда меня, чтобы я задержал вас. Судя по всему, орден «Золотого скипетра» стал заинтересован в вашем немедленном устранении, — Медведев развел руками. — Но это — ваши дела! Мое дело — найти и задержать убийцу!
   — Вы сильно ошибаетесь! — не слишком уверенно ответил я.
   Должен признать, что слова Медведева смутили меня. В них была какая-то доля смысла, если не считать того, что князя Титова я, разумеется, не убивал. Но мне так и не удалось уловить ту мысль, которая крутилась у меня в голове, и одним махом разрубить этот гордиев узел.