— Яков Андреевич! — обрадовался квартальный заметив меня. — Присоединяйтесь к нам!
   — В самом деле! — обратился ко мне Колганов.
   — В другой раз, господа! — вежливо отказался я. — Лаврентий Филиппович, не были бы вы так любезны и не дали бы мне ключ от комнаты господ Мадхавы и Агастьи?
   — Яков Андреевич! Вы опять за свое! — помрачнел раздобревший было Медведев. — Мало вам приключений на свою голову! Все новых ищете! — покачал он укоризненно головой.
   — Дайте ключ! — потребовал я.
   Медведев тяжко вздохнул, но все-таки передал мне связку ключей, полученную им от прелестницы Грушеньки.
   Колганов был так удивлен этой сценой, что даже на некоторое время совсем онемел.
   Я вернулся к индийцам, которые ожидали свой участи взаперти.
   — Господа! — обратился я к лже-брахманам. — Мне требуется с вами очень серьезно поговорить!
   — Вы вас внимательно слушаем, — ответил мне господин Мадхава. — Что-то случилось? — вид у индуса был очень встревоженный. Он ясно осознавал, что влип в весьма неприятную историю! От этого мне казалась проще моя задача.
   — Вы убили князя! — воскликнул я.
   — Но, Яков Андреевич, — затараторил Мадхава, — нам казалось, что вы понимаете, что…
   — Вы совершили жертвоприношение и украли жемчужину! — перебил я его.
   — Нет, но это… — Агастья всхлипнул и взмахнул руками, как крыльями.
   — Вам нужна была жемчужина княгини, чтобы посвятить в брахманы своего ученика! — заявил я безапеляционно. — Для этого вы совершили и жертвоприношение, сначала отдав на заклание Индре княжеского коня, а потом и самого князя!
   — Но мы этого не делали! — воскликнул Мадхава.
   — Тогда зачем же вам понадобилось обмениваться загадками? — осведомился я.
   — Какими еще загадками? — недоумевал индиеец.
   — Вы же сами рассказывали мне, как проходит ваш ритуал, — объяснил я спокойно. — Но загадками обмениваются только тогда, когда совершают ритуальное убийство коня, которое предшествует человеческой жертве… Кстати, а где же сам жертвователь, ради которого вы все это затеяли? Это Агастья? — кивнул я в сторону лже-брахмачарина или кто-то еще?
   — Яков Андреевич, — запинаясь заговорил Мадхава, — вы нас совсем запутали! Я должен признаться вам, что мы — не брахманы!
   — Ну, наконец-то! — выдохнул я.
   — Мы выдавали себя за брахманов, чтобы заработать побольше денег, — сказал Агастья.
   — Каким образом? — поинтересовался я.
   — Нас приглашали в столичные модные салоны как экзотическую редкость, — объяснил Мадхава. — И, соответственно, платили за это…
   — А князь Титов? — осведомился я. — Он вам тоже заплатил?
   — Разумеется, — хором ответили индийцы.
   Что же, теперь мне предстояло переговорить с другими гостями и обитателями усадьбы. Я покинул индусов, уверенный в том, что никакого ведического убийства они не совершали. Но мне надо было выяснить, кто именно его совершил, и почему Кутузов настоял, чтобы князь пригласил меня?! Еще меня интересовало, зачем Иван Сергеевич направил сюда Лаврентия Филипповича Медведева, толком не объяснив причины ни одному из нас! Но смутно я догадывался, что мастер вновь мне не доверяет.
   Запирая дверь комнаты, отведенной индийцам, я заметил Грушеньку, которая шла куда-то с ворохом белья по своим делам. Тогда я решил начать с нее, раз уж судьба предоставила мне этот случай.
   — Грушенька! — тихонько окликнул я ее из-за колонны.
   Она обернулась и от неожиданности едва не выронила белье.
   — Яков Андреевич! — облегченно вздохнула девушка. — Ну и напугали вы меня! А я уж думала, басурманы на волю вырвались! Сердце-то так и зашлось от ужаса!
   — Грушенька, — я усадил ее на один из диванчиков, которые располагались в холле, — этим утром была ли ты в спальне княгини Ольги Павловны в отсутствие ее хозяйки? — вкрадчиво поинтересовался я. Мне было известно от Сысоева, что только ключница к княгине и заходила…
   — Была, — честно призналась Грушенька. — Уж не хотите ли вы обвинить меня в краже жемчужины, Яков Андреевич? — насупилась она подозрительно.
   — Ну что ты, — замахал я руками. — Мне известно, что ты — девушка порядочная и честная! Я только хотел спросить тебя, не заметила ли ты чего заслуживающего внимания?
   — А что я могла заметить? — пожала плечами Грушенька.
   — Ну, — проговорил я задумчиво, — не видела ли ты кого подозрительного? Может быть, кто выходил из комнаты?
   — Не видела, — Грушенька покачала красивой головой с уложенной в два ряда на затылке светло-русой косой. — Хотя… — Грушенька задумалась, — дайте-ка вспомнить!
   — Вспоминай, Грушенька! Вспоминай! — поторопил я ее.
   — Утром-то никто не выходил, — произнесла она, наморщив широкий лобик и убрав с него две непослушные пряди, — а вот вчера…
   — Так-так! Продолжай! — подбодрил я ее.
   — Да, вчера вечером, накануне рождественского ужина, — выпалила она, набравшись смелости, — я видела, как из княжеской спальни вышел Иван Парфенович Колганов!
   — Кто-кто? — не поверил я. Но, впрочем, тут же вспомнил свои подозрения, касающиеся старого друга Николая Николаевича, исповедовавшегося в чем-то отцу Макарию, свято блюдущему тайну исповеди!
   — Да, — подтвердила Грушенька, — Ивана Парфеновича! Я еще спросила его, что он здесь делает, и он сказал мне, что князя разыскивает… Так это он? — вспыхнула она.
   — Не стоит делать скоропалительных выводов, — попросил я Грушеньку.
   — Очень интересно, — проговорил Лаврентий Филиппович, выходя из-за ниши со статуей. — Так, значит, Иван Парфенович Колганов замешан в краже, — потирая руки, произнес он.
   — Я должен с ним переговорить, — сказал я Медведеву, — и мне бы очень хотелось, чтобы вы, Лаврентий Филиппович, в это не вмешивались!
   — То есть как это не вмешивался? — возмутился квартальный, встав фертом: руки в боки, глаза так и сверкают молниями. — Я расследование веду, а вы, Яков Андреевич, мне препоны чинить удумали!
   — Лаврентий Филиппович, давайте не будем мешать друг другу, — предложил я миролюбиво, умерив гордость, ибо скромность в масонской ложе была первой добродетелью Соломона. — По-моему, нам лучше действовать совместно, для пользы дела, — добавил я.
   — Ну что же, — протянул Лаврентий Филиппович, — если вы просите!..
   — Буду вам очень признателен, — ответил я.
   Тем временем Грушенька подняла с коленей белье, оправила длинную юбку и встала с диванчика.
   — Ну, мне пора, — сказала она и скрылась в глубине коридора.
   — И тем не менее, — вдруг произнес Лаврентий Филиппович, взглянув на часы, которые болтались у него на золотой цепочке, — я бы хотел присутствовать, господин Кольцов, при вашем разговоре с Колгановым.
   — Зачем? — осведомился я, стараясь выглядеть, как и прежде, невозмутимым.
   — Для того, чтобы быть в курсе событий, — ответил Лаврентий Филиппович. — В конце-концов, мы же с вами действуем заодно, — усмехнулся он.
   Я должен был признать, что просьба Медведева справедлива и, вопреки своему нежеланию, позволить ему присутствовать при разговоре с Иваном Парфеновичем.
   — Ну, хорошо, — произнес я с некоторой неохотой.
   Медведев, конечно же, заметил мое недовольство, но вида не показал.
   Я увидел лакея, который направлялся в гостиную.
   — Любезнейший, — спросил я его, — не подскажешь ли, в какой комнате остановился Иван Парфенович?
   Оказалось, что комната Парфенова располагалась на первом этаже, справа по коридору. Нам с Медведевым не составило особого труда ее разыскать.
   Иван Парфенович совсем не ожидал нас увидеть, он только что вернулся из гостиной, где проиграл Станиславу Гродецкому довольно приличные деньги в бостон. Поэтому Колганов был не в духе и мрачно фланировал из конца в конец комнаты по навощенному паркету.
   — Что вам угодно? — холодно осведомился он. Однако заметив, что за спиной у меня стоит Медведев, несколько сбавил тон. — В чем дело? — переспросил Колганов, присаживаясь на канапе. — Проходите, господа! Проходите!
   — У меня имеется к вам несколько вопросов, — ответил я.
   — В самом деле? — осведомился Иван Парфенович. — А это не может подождать до обеда?
   — Думаю, нет, — ответил я, оглядываясь по сторонам. Однако в комнате, обитой кремовым шелком, не было ничего примечательного. Она была обставлена такой же мелкою мебелью, как и Мирина спальня. У стены стояло такое же веницианское зеркало.
   — Откуда такая срочность? — заволновался Колганов, его серые глазки нервно забегали.
   — Вы имеете какое-либо отношение к исчезновению из спальни княгини индийской жемчужины? — спросил я напрямик.
   — Что? — вытянутое лицо Ивана Парфеновича сначало побледнело, а потом покрылось иссиня-красными пятнами. — Вы с ума сошли? — завопил он, пятясь к стене. Я заметил, что руки у него страшно дрожат.
   — По-моему, — причмокнул языком Лаврентий Филиппович, — это у вас с мозгами не все в порядке, — заметил он, намекая, по всей видимости, на ведический ритуал. — А рыльце-то у вас в пушку, — прищурил Медведев хитрые глазки.
   — Да как вы смеете! — воскликнул Колганов.
   — Грушенька видела, как вы вчера вечером выходили из княжеской спальни, — сказал я невозмутимо. Иван Парфенович определенно вел себя так, словно был виновен во всех смертных грехах.
   — Н-ну и что? — произнес он, заикаясь. — Что это доказывает?
   — Так вы брали жемчужину или нет? — Лаврентий Филиппович поставил вопрос ребром.
   — Нет, — взвизгнул фальцетом Иван Парфенович.
   — Тогда что вы делали в спальне? — бесстрастно продолжил я свой допрос.
   — Искал бумаги, — опустив посеребренную сединами голову выдавил из себя Колганов.
   — Какие бумаги? — спросил я, усаживаясь в кресло с сафьяновой ярко-малиновой обивкой.
   Колганов отвернулся к окну. Он помедлил некоторое время с ответом, вглядываясь в зимний пейзаж, а потом глухо произнес:
   — Долговые расписки…
   — Какие расписки? — переспросил я в недоумении.
   — Долговые, — повторил Иван Парфенович. — Я много проиграл князю в карты, — дряблые, пухлые щеки Колганова налились краской.
   — Так, — удовлетвореено признес Лаврентий Филиппович, — вот и мотив! Только зачем же надо было так изощряться? Вам, mon cher, следовало бы вовремя обратиться к доктору, чтобы никто не пострадал! — добавил он.
   — Лаврентий Филиппович, я же просил вас не вмешиваться! — сказал я немного раздраженно. — Так вы нашли расписки? — обратился я к Ивану Парфеновичу.
   — Да, — ответил он.
   — Покажите! — потребовал я.
   Колганов полез в секретер и трясущимися руками вытащил из палисандрового ящика ворох бумаг. Это и в самом деле были долговые расписки.
   — Я думаю, что вопрос исчерпан, — заметил я.
   — Ну уж нет! — воскликнул Лаврентий Филиппович. — Прежде мне придется произвести здесь обыск!
   — Делайте, что хотите! — устало выдохнул сникший Иван Парфенович.
   Мне тоже довелось принимать участие в этом фарсе. Медведев все в этой спальне перевернул вверх дном, но жемчужины овдовевшей княгини так и не обнаружил.
   — И все равно я уверен, что Колганов — вор и убийца! — настаивал на своем квартальный надзиратель Медведев.
   — Как бы он вас за такие слова на дуэль не вызвал! — предостерег я Лаврентия Филипповича.
   — Тоже мне, дуэлянт! — усмехнулся Медведев. — Видали мы таких дуэлянтов в Сибири! — заметил он и вышел из комнаты, разочарованный результатом досмотра.
   — Яков Андреевич, — позвал меня Колганов, когда я уже собирался последовать примеру Медведева и покинуть его обитель, — вы производите впечатление порядочного и здравомыслящего человека, — заметил он. — Неужели вы верите, что я совершил это ужасное преступление?
   — Разумеется, нет, — успокоил я старика. — Но боюсь, что игра вас погубит!
   — Я хотел вам сказать, — продолжил Иван Парфенович с заговорческим видом, — что видел, как из княжеской спальни выходила мисс Браун…
   — Мисс Браун? — удивился я. — Что это могло понадобиться гувернантке княжеских внуков в спальне Титовых?
   — Вот-вот, — проговорил в ответ Иван Парфенович, — меня это тоже весьма заинтересовало! Я попытался ее расспросить, но мисс Мери-Энн сделала вид, что не поняла вопроса, — развел руками Колганов. — Вы бы учинили барышне допросик с пристрастием! — посоветовал он.
   — Обязательно учиним, — пообещал я Ивану Парфеновичу, который по счастливой для себя случайности, стоившей жизни Николаю Николаевичу Титову, оказался избавлен от карточного долга.
   — Позвольте полюбопытствовать, — вновь обратился ко мне Колганов. — А вам-то какой во всем этом интерес? Я понимаю, Медведев — по долгу службы! А вы? Что за радость в грязном белье копаться? — он, кажется, полностью обрел прежнее самообладание, словно и не был уличен в краже своих долговых векселей. Или боитесь, что Лаврентий Филиппович и вас в чем-нибудь заподозрить сумеет?
   — Вы на мой счет не беспокойтесь, — улыбнулся я. — Расследование для меня вроде как забава, — объяснил я ему, — что-то наподобие детских нехитрых ребусов!
   От Колганова я прямиком направился в комнату мисс Браун, которая оказалась заперта. Англичанки в комнате не было, и я справедливо заключил, что она, судя по всему, находится в детской. Поэтому-то я и поспешил туда.
   Уже у дверей я услышал звуки рояля. Мелодию я тоже узнал. Это была Дюссекова соната, которые иногда любила наигрывать Мира в часы досуга на клавикордах розового дерева. Индианка была так очаровательна за инструментом! Это признавал даже Иван Сергеевич Кутузов, бывший частым гостем в нашем особняке.
   Настя и Саша сидели присмиревшие на маленькой оттоманке, низком диване с подушками. Гувернантка объяснила им утром, что дедушка отправился к ангелам на небеса. Они этого еще не могли понять, но чувствовали, что свершилось что-то торжественное и значительное.
   Заметив меня, девочка встала и присела в очаровательном реверансе.
   — Quelle delicicuse enfant! — заметил я.
   — In fact, — ответила англичанка. — Действительно, прелестное, — и оторвалась от клавиатуры. Она устремила на меня выразительный взгляд серо-зеленых глаз. Мисс Браун была одета в изумрудно-зеленое платье, к котрому был приделан корсаж из черного бархата и широкий кружевной воротник. Из чего я заключил, что князь Николай Николаевич Титов не скупился, когда речь шла об образовании для внуков, или же Мери-Энн получила наследство и работала исключительно в силу своего педагогического призвания. Или… Об этом я пока хотел умолчать! — Вы желали послушать сонату? — спросила она.
   — Нет, — я покачал головой, на которой давно не носил офицерского кивера. — Мне хотелось побеседовать с вами, — ответил я.
   — И чем это я заслужила такую честь? — усмехнулась англичанка. — Дети! — обратилась она к малюткам. — Ждите меня у елки!
   Саша и Настя неожиданно послушались мисс и вышли из комнаты.
   — Вы прекрасно научились с ними справляться! — заметил я.
   — Как это ни печально, но гибель князя положительно подействовала на них! — сказала она, опустив глаза.
   — Что вы делали вчера в спальне Титовых, накануне ужина? — осведомился я.
   — Ничего! — вспыхнула англичанка.
   В этот самый момент в детской появился Кинрю.
   — Юкио! — обрадовался я. — Куда же ты запропостился, мой друг?
   — В этом доме можно и заблудиться, — уклончиво ответил японец. — Хожу вот, архитектуру рассматриваю, — добавил он.
   — Архитектуру?! — мне стоило огромного труда не рассмеяться вслух. Я прекрасно понимал, какая архитектура влекла его в детскую. Он бросал на гувернантку весьма выразительные взгляды!
   — Да, — подтвердил Золотой дракон.
   Мисс Браун улыбнулась краешком губ.
   — Господин Кинрю — очень любезный молодой человек, — сказала она.
   Я стал опасаться, что мой Золотой дракон попадет из огня да в полымя, пытаясь позабыть Варвару Николавну Кострову, которая добровольно заточила себя в Михайловский замок.
   — Вы не ответили на мой вопрос, — снова обратился я к Мери-Энн. — Вас видели, когда вы выходили из комнаты…
   — Этого не может быть! — твердо произнесла гувернантка. — Я не могла выходить из этой комнаты! — настаивала она.
   — Но…
   — Яков Андреевич, — прервал меня Юкио Хацуми, — по-моему, вы становитесь навязчивым, — и я понял, что мисс Браун приобрела в его лице великолепного защитника. Однако я не стал спорить с моим Золотым драконом и хотел было перевести разговор на другую тему, но тут в дверях появилась Грушенька и сообщила всем нам, что обедать подано. Тогда Мери-Энн вспохватилась, что дети ее заждались, и устремилась в комнату, где была наряжена елка.
   — Кинрю! — возмутился я. — Я тебя просто не узнаю! Ты испортил мне всю обедню! Эта женщина что-то знает, и я должен выяснить — что!
   — Ничего она не знает! — замахал руками Кинрю. — И не может ничего знать!
   — Но она может быть причастна к ужасному преступлению! — не унимался я, изучая глазами гобелен на стене.
   — Да она же кротка, как ангел! — возмутился японец.
   — Внешность порой обманчива, — заметил я. — В тихом омуте, говорят, черти водятся!
   — Она сама стала жертвой, — нехотя произнес Кинрю.
   Я не поверил:
   — Чьей жертвой?
   — Старого князя, — ответил мой Золотой дракон.
   — Николая Николаевича Титова? — я не поверил своим ушам.
   — Вот именно! — воскликнул Кинрю, в общем-то, с несвойственной ему горячностью. — Он имел на нее виды, — с трудом выдавил из себя японец. — Мери-Энн сама мне призналась, что ходила к нему, чтобы как-то урезонить его, но Николая Николаевича в спальне не оказалось…
   — Ах, вот оно что? — в версию англичанки мне не очень-то верилось.
   — Она ни за что не признается вам! — воскликнул Кинрю. — Ведь это затрагивает ее женскую честь!
   — Ну да, — проговорил я с сомнением.
   Оказалось, что стол в мраморной зале еще не накрыт, и Грушенька почему-то поторопилась пригласить нас к обеду.
   Потом, вместе с Кинрю, мы вернулись в гостиную, где я вновь заложил фараона. Однако меня не оставляла идея исследовать комнату англичанки на предмет поисков пресловутой жемчужины.
   Не успел я обдумать эту мысль до конца, как в гостиную вихрем ворвался Сашенька в двуполой курточке, которая почти совсем не отличалась от настоящего «взрослого» фрака, длинных панталонах и белых чулках. Словом, франт — франтом!
   — Совсем взрослый господин! — усмехнулся Гродецкий, который держал янтарный чубук во рту и курил, выпуская колечками дым. Он вошел только что, вслед за ним.
   — Умница, — улыбнулся Кинрю, который прилег на оттоманке. Станислав его и взглядом не удостоил, считая, судя по всему, что общаться с японцем ниже его аристократического достоинства.
   Зато Саша одарил моего Золотого дракона лучезарной улыбкой. Похоже, что Юкио Хацуми сумел очаровать-таки этого ребенка. Я вообще заметил, что дети были неравнодушны к Кинрю.
   Мисс Браун, наконец, удалось выловить мальчика и со вздохом увести его в детскую. Заметно было, что роль гувернантки ее совсем не устраивала. Возможно, она и впрямь метила в княжеские содержанки, — предположил я, понтируя. Однако тут же одернул себя. Не стоило судить о Мери-Энн настолько поспешно!
   Я покинул гостиную под предлогом легкой головной боли и направился в комнату мисс Браун, справедливо полагая, что в этот момент она занимается с детьми. Однако мне не хотелось просить ключи у Медведева, так как в этом случае Лаврентий Филиппович обязательно бы увязался за мной, а это в мои планы уже не входило. Обычно в таких случаях меня всегда выручал японец Кинрю, который с легкостью вскрывал любые замки и вообще мог, как приведение, проникнуть куда угодно. Но он бы не стал делать то, что хоть как-нибудь могло навредить его обожаемой Мери-Энн.
   Потому я решил пойти другим путем и под большим секретом попросить ключи от комнаты англичанки у Грушеньки, которая, как я полагал, имела в наличии их дубликат. Но мне повезло, дверь Мери-Энн оказалась открытой. Я огляделся по сторонам. Ни в коридоре, ни на чугунной винтовой лестнице никого не было. Впрочем, я в любом случае смог бы придумать причину тому, почему мне пришлось поспешно ворваться в комнату немного чопорной англичанки мисс Браун.
   Я приоткрыл дверь и вошел. В комнате все было по-прежнему, недалеко от печи, выложенной гамбурскими изразцами, одиноко стоял рояль. Радовала глаз мебель красного дерева с тянутыми латунными накладками, выполненная в стиле «Жакоб».
   На секретере, который примостился почти что у самого окна, стояла высокая ваза-курильница.
   Отдавая себе отчет, что времени у меня в обрез, я бросился к секретеру и принялся наспех рассматривать содержимое его ящиков. Однако не обнаружил ничего, кроме чернильницы, пера и бумаги. Здесь же лежала расписная шкатулка с немногочисленными безделушками иностранки. Индийской жемчужины в ней, разумеется, не было!
   Тогда я задвинул все ящики обратно и занялся диваном «шлафбано»,который был обит малиновым штофом. У него имелись ящики для постельного белья, содержимым которых я и собирался заняться. В одном из них мне попались белые женские перчатки, такие же, как те, что передал мне обрядоначальник при посвящении в масонское братство ордена «Золотого скипетра», которые я должен был вручить непорочной женщине, избраннице моего сердца, подруге моей. Перчатки эти по-прежнему пылились в палисандровыом ларце, который хранился в тайнике, устроенном мною в кабинете за картиной Гвидо Ренни.
   «Странно,» — подумал я, допуская при этом, что перчатки могли иметь и исключительно случайное сходство с предметами масонского церемониала.
   В этом же ящике я нашел и шейный платок, в точности такой же, какой я имел уже счастье лицезреть на Станиславе Гродецком.
   — Интересно, — проговорил я вслух, как почувствовал, что кто-то ударил меня по голове. Резкая боль, испытанная мною, оглушила меня, и я потерял сознание.
   Когда я открыл глаза, то сразу поморщился от пульсирующей боли в затылке.
   — Ой, — простонал я и только в этот момент заметил склоненное над собою лицо Кинрю.
   — Яков Андреевич, что с вами? — встревоженно осведомился японец.
   — И ты еще спрашиваешь?! — мне почему-то пришло в голову, что меня ударил именно он.
   — Я вас не понимаю… — округлил свои дальневосточные глаза Юкио Хацуми.
   — Так это не ты? — воскликнул я, оглядываясь по сторонам и приподнимаясь с пола.
   Первое, что бросилось мне в глаза — ящики дивана были задвинуты. Я бросился к нему, выдвинул ящик, где должны были быть перчатки и шейный платок Гродецкого. Но не обнаружил ничего, кроме постельного белья!
   — Яков Андреевич! — окликнул меня Кинрю. — Что-то не так? — вид у него был взволнованный. — Почему вы роетесь в вещах Мери-Энн?! — изумился он. — Неужели вы по-прежнему ее подозреваете?
   — Да, — коротко бросил я, в этот момент меньше всего думая о разбитом сердце японца.
   — Что происходит? — помрачнел Юкио Хацуми.
   — Кажется, я схожу с ума, — бесстрастно заметил я. Сквозь оконное стекло мне было хорошо видно, как падает снег. — Здесь только что лежали две вещи…
   — Какие вещи? — спросил японец.
   — Это не имеет значения! — отмахнулся я, прикусив губу. — Юкио! — воззвал я к нему. — Кого не было в гостиной, когда ты пришел сюда?
   — Никого, — развел он руками. — Гости закончили игру и разошлись по комнатам…
   — Час от часу не легче! — воскликнул я. — Ты кого-нибудь видел, когда пришел сюда? — спросил я в надежде, что моему ангелу-хранителю удалось-таки что-нибудь заметить!
   — Нет, — покачал головой Кинрю. — Когда я пришел, в комнате никого не было, да и на лестнице — тоже! — добавил он.
   — Как ты нашел меня? — спросил я моего самурая.
   — Яков Андреевич, — покачал он головой, — я догадался о том, что вы задумали, еще когда услышал, как вы разговаривали с мисс Браун! Естественно, — проговорил он с видом дельфийского оракула, — когда вы исчезли из гостиной, я понял, что вы отправились сюда, и поспешил вслед за вами, чтобы помешать вам наделать глупостей!
   Я с трудом проголотил его слова, но все-таки заставил себя смолчать в ответ. Мой самурай обладал слишком ранимым сердцем, чтобы я мог позволить себе терзать его!
   — Кто же это мог быть? — пробормотал я, задвигая на место диванные ящики.
   — Должно быть, кто-нибудь из гостей, — глубокомысленно заключил мой Золотой дракон.
   — Уж это-то верно, — ответил я. — Не призрак же покойного князя Николая Николаевича!
   Сказав эти слова, я невольно подумал про его похороны. Как единственному масону в имении мне еще предстояло позаботиться о том, чтобы Титова предали земле в соответствии с погребальным обрядом братства. Мне предстояло еще сказать на этой церемонии несколько прочувствованных и красивых слов. В этом и состоял мой последний долг перед Николаем Николаевичем, если не считать того, что я поклялся себе обязательно разыскать и покарать его убийцу.
   Я в последний раз окинул комнату англичанки изучающим взглядом, но ничто более не привлекло моего внимания в апортаментах мисс Браун. Хотя я еще не успел просмотреть шкаф с одеждой, но вряд ли это было бы возможно в присутствии моего Кинрю.
   — Господин Кольцов? — на пороге неожиданно возникла сама мисс Браун. — Что вы здесь делаете? — вознегодовала она. — What happened? — Мери-Энн перешла на родной язык, что, как я заметил, случалось с ней, когда она сильно нервничала.
   — Ничего не случилось, — ответил я с одной из своих самых обворожительных улыбок, действующих на слабый пол, словно удар грозовой молнии. — Мы искали вас, — добавил я.