— Время покажет, — развел руками Медведев. — Однако я почти уверен, что дело это именно ваших рук, дражайший Яков Андреевич! Я всегда знал, Кольцов, что вы способны на все! К вашей организации принадлежат вообще исключительно опасные люди! — подвел он черту.
— Вы заблуждаетесь, — возразил я Медведеву. — Не судите, да не судимы будете, — посоветовал я ему.
— Я знал, — задумчиво проговорил Лаврентий Филиппович, — что рано или поздно поймаю вас за руку!
— Как же вы могли сотрудничать с нами с такими мыслями в голове? — изумился я.
— Я просто делал свою работу, — проговорив это, Медведев вышел из нашего укрытия за Мириной ширмой, попросил отца Макария увести вдову, вышел сам и запер Мирину дверь на ключ.
V
— Вы заблуждаетесь, — возразил я Медведеву. — Не судите, да не судимы будете, — посоветовал я ему.
— Я знал, — задумчиво проговорил Лаврентий Филиппович, — что рано или поздно поймаю вас за руку!
— Как же вы могли сотрудничать с нами с такими мыслями в голове? — изумился я.
— Я просто делал свою работу, — проговорив это, Медведев вышел из нашего укрытия за Мириной ширмой, попросил отца Макария увести вдову, вышел сам и запер Мирину дверь на ключ.
V
— Ну вот мы и в западне, — сказал я Мире, усаживаясь на стул.
— Этого и следовало ожидать, — вздохнула моя индианка.
— Да, — согласился я. — Надо было проявлять большую осторожность!
— Но как платок мог оказаться в моих вещах?! — воскликнула Мира. — Ума не приложу! Я всгда очень тщательно запирала дверь своей комнаты на ключ, — обескураженно проговорила она. — Не могла же улику, — индианка с трудом выговорила это слово, — подбросить Грушенька!
— Грушенька? — Я задумался. Ключи от всех комнат действительно были только у Медведева, да у нее… Но Лаврентия Филипповича я как-то в роли злоумышленника не представлял. У меня только создалось впечатление, что у Медведева в последнее время стало плохо с мозгами! Но в одном я был уверен наверняка: подбрасывать улику Лаврентий Филиппович не будет! Да и Грушенька, если играла, то выходило это у нее очень естественно, не хуже, чем у какой-нибудь французской актрисы!
— Нет, пожалуй, не похоже, — ответил я.
— Ну, не умеют же они сквозь стены ходить! — развела руками изумленная индианка.
— Надо попробовать найти разумное объяснение, — сказал я в ответ. — Экономка могла и позабыть ключи где-нибудь, а ими в это время убийцы-то и воспользовались… — высказал я свое предположение.
— Да, — согласилась индианка, — вы, Яков Андреевич, как всегда, рассуждаете разумно.
— Я заметил, — вдруг вспомнилось мне, — что когда ты гадала Грушеньке, ты что-то ей не договорила… Мира, что ты увидела в раскладе? — спросил я заинтересованно.
— В общем-то, ничего особенного, — отмахнулась она. — Хотя…
— Что? — воодушевился я.
— Мне кажется, что ее жених смог бы нам кое-что прояснить в этом вопросе, — сказала индианка, — по-моему, он что-то знает. Что-то для нас очень важное, — Мира нахмурила лоб.
— Это тебе подсказали карты? — спросил я удивленно.
— И да и нет, — задумчиво ответила Мира, убирая со лба растрепавшиеся волосы. — Это какое-то иррациональное чувство…
— Тогда, — усмехнулся я, — нам не мешало бы переговорить с этим женихом.
— Пожалуй, — улыбнулась индианка. — Яков Андреевич, — вдруг спросила она, — вам не кажется, что во всем этом есть Божий промысел?! — черные глаза ее вспыхнули каким-то демоническим блеском.
— Ты о чем? — удивился я. — Иной раз моя индианка легко ставила меня в тупик.
— Или судьба? — Мира вновь сделалась задумчивой.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался я.
— Мы впервые с вами остались наедине, — сказала она, глядя мне прямо в глаза, — и вы вынуждены терпеть меня, Яков Андреевич, — проговорила Мира с заговорщическим видом.
Я почувствовал некоторую неловкость при этих словах, но вынужден был признать, что опасность всегда нас сближала. Да и что нам было терять? Тем не менее, я решил перевести разговор на другую тему.
— Грушенька почему-то позвала нас сегодня к обеду раньше времени, — произнес я задумчиво. — Мне кажется, это неспроста, — добавил я.
— Так распросите об этом Грушеньку, — вздохнула Мира, и блеск у нее в глазах погас.
— Если бы это было возможно, — улыбнулся я грустно. — Единственная надежда на Кинрю! Когда Золотой дракон узнает, что нас с тобой посадили под замок, он этого просто так не оставит! Возможно, Кинрю сможет тогда переговорить и с Грушенькой…
— Яков Андреевич, — Мира пристально посмотрела на меня, — Вы не можете думать ни о чем другом?
— Мира, я…
Индианка подошла ко мне и обвила мою голову руками.
— Хотя бы единственный раз подумайте о себе, — предложила она, — и обо… мне, — еле слышно добавила индианка.
— Мира! — воскликнул я, почувствовав, что мне все сложнее становится бороться с нахлынувшими на меня чувствами. — Я не принадлежу себе и тем более не могу принадлежать никому другому, — проговорил я, стараясь не смотреть ей в глаза. — Ты же знаешь, что вся моя жизнь находится во власти Ордена и всего нашего братства…
— Я знаю, — шепнула Мира, — но на какое-то мгновение мы могли бы с вами забыть об этом!
— Ты искушаешь меня, — проговорил я устало, чувствуя, что сил бороться с нею у меня нет.
— Вы же знаете, — продолжала Мира, — что я люблю вас… И буду любить всегда, — добавила она еле слышно, — пока жизнь будет теплиться во мне!
Я взял ее ладони в свои и готов был уже коснуться ее сладких уст поцелуем, как услышал какой-то шорох, доносящийся из-за двери.
— Тише! — прижал я палец к губам.
— Что это? — испугалась моя индианка. Губы у нее побелели.
— Яков Андреевич! — услышал я шепот в замочную скважину.
— Кинрю! — обрадовался я, узнав своего ангела-хранителя.
Спустя несколько мгновений дверь в нашу комнату отворилась.
— Как тебе это удалось? — спросила Мира Кинрю. Мне показалось, что она несколько разочарована и смущена. Но мой Золотой дракон, казалось, ничего не заметил.
— Я подкупил лакея, — ответил он, — который вас охранял! У Лаврентия Филипповича не хватает людей, — усмехнулся японец. — Один только Гродецкий размахивает своим «кухенрейтором…»
— А Ольга Павловна? — удивился я.
— Она заперлась в своей комнате и все время плачет, — ответил Кинрю, — и даже отец Макарий не может ее утешить!
— Бедная женщина, — искренне посочувствовала Мира.
— Так вот, — продолжил Кинрю, — оказалось, что княжеская прислуга в глаза никогда не видела империала…
— О времена, о нравы! — вслух усмехнулся я.
— Как поживает мисс Браун? — спросила Мира, усаживаясь на канапе.
Японец нахмурился.
— Я подружился с Сашей, — ответил он. — Мальчишка рассказал мне, что Мери-Энн довольно часто любезничает с Гродецким… Вы оказались правы, Яков Андреевич, — добавил японец со вздохом.
— А ты уверен, что он тебе не наврал? — осведомился я.
— Уверен, — ответил Кинрю, сохраняя каменное лицо. — Саша ко мне очень привязан. Я немного рассказывал ему о своей стране и наших обычаях, — продолжил он, — и теперь мальчик ходит за мной по пятам! Иной раз я даже не знаю, как от него отделаться, — лицо моего Золотого дракона несколько просветлело. — Я обязательно расспрошу его подробнее, наверняка он знает про свою гувернантку что-то еще.
— Лучше бы ты присмотрелся к Гродецкому, — посоветовал я. — Что-то подсказывает мне, что без него в этой истории с платком Титова не обошлось…
— Я и сам собирался это сделать, — ответил мой Золотой дракон. — Да и за мисс Браун я буду присматривать, — добавил он.
— Бедный Кинрю, — Мира погладила японца по жестким стриженым волосам.
— Не стоит меня жалеть, — ответил японец, верный себе. — Я, пожалуй, пойду, — добавил он, — мне нужно быстрее вызволить вас из беды!
— Кинрю! — обратился я к нему. — У меня к тебе еще одна просьба.
— Какая? — на меня смотрели сосредоточенные, преданные глаза.
— Я хочу, чтобы ты переговорил с Грушенькой, — ответил я. — Мне кажется, ей известно нечто такое, о чем девушка умалчивает. Допустим, что из-за страха или потому что не осознает, какое это имеет значение!
— Почему вы так считаете? — серьезно спросил японец.
— Тебе не показалось странным, что она раньше времени позвала нас к обеду? — в ответ поинтересовался я. — По-моему, она хотела, чтобы мы быстрее ушли из комнаты мисс Браун. Меня интересует — почему? Зачем ей это понадобилось?
— Не знаю, — пожал плечами японец. — Возможно, в ваших словах есть смысл, — пожал он плечами.
— Поговори с ней, — я вновь повторил свою просьбу. — Мне кажется, она девушка хорошая, да и относится к нам неплохо. Думаю, что Грушенька не откажется нам помочь…
— Хорошо, — согласился Кинрю, — я сделаю, все что в моих силах, — добавил он и вышел из комнаты.
Я услышал, как щелкнул дверной замок. Мы с Мирой снова оказались в темнице наедине друг с другом и своими отчаянными чувствами. Говоря откровенно, я всегда подозревал, что эта минута придет, боялся ее и всячески оттягивал.
Мира подошла к окну и отодвинула драпри. Оконное стекло было залеплено белыми снежными хлопьями, которые продолжали падать, как будто с разверзшихся небес. Но метель утихла, и это давало хотя бы какую-то надежду…
— Яков Андреевич, — обернулась Мира, — вы помните как и при каких обстоятельствах мы познакомились? — она улыбалась мне одной из своих самых нежных улыбок.
— Такое не забывается, — ответил я. Перед глазами у меня промелькнули джунгли, пламя костра и древний дворец раджи.
— Я обязана вам жизнью, — сказала Мира.
— Милая Мира, — я покачал головой в ответ, — ты давно оплатила свои долги!
— Возможно, — согласилась индианка, склонив голову на бок, и копна тяжелых, черных волос рассыпалась по ее плечам.
В эту секунду я подчинился внезапному порыву и обнял ее. Тогда я почувствовал на своих щеках ее слезы.
— Как это у вас говорится, Яков Андреевич, не было бы счастья, да несчастье помогло?! — вспомнила моя индианка известную русскую пословицу.
— Да, — коротко ответил я. Мне казалось, что я впервые увидел, насколько она прекрасна.
— Ты жалеешь? — спросил я ее, когда буря нашей страсти утихла, а за окнами забрезжил рассвет.
— Нет, никогда! — воскликнула индианка, ее черные глаза гневно блеснули. — Почему вы спрашиваете, Яков Андреевич? Это вы жалеете? — с горечью спросила она.
— Нет, — ответил я, хотя и не совсем искренне. Теперь я прекрасно понимал, что между нами никогда больше не будет тех светлых дружеских отношений, что были прежде. Я вполне сознавал, что не должен был этого допускать. К тому же мне очень не хотелось портить ей жизнь, но она, казалось, и не желала другого…
— Я так счастлива, — сказала моя индианка. — Теперь меня ничего уже не пугает, — добавила она легкомысленно и забралась на оттманку с ногами в изящных атласных туфельках, перевитых атласными летами. — К тому же, — добавила Мира уверенно, — я не сомневаюсь, что Кинрю сумеет вытащить нас отсюда…
— Мне бы твою уверенность, — произнес я чуть слышно. Мне не хотелось ее пугать, но я сознавал, что положение наше очень серьезно, и если мне не удастся-таки доказать нашу с ней невиновность, то нам вряд ли поможет даже мой старинный приятель московский обер-полицмейстер Шульгин. — Я боюсь, что Гродецкий сделает все от него зависящее, чтобы мы с тобой, милая Мира, отправились по этапу в Сибирь! — тогда я еще и не догадывался, что эта участь так или иначе не минует меня.
— Почему он нас так ненавидит? — воскликнула Мира.
— Ты же у нас прорицательница! — усмехнулся я.
— Но если убийца Гродецкий, — вслух рассуждала моя индианка, — то он же нарочно подстроил все так, чтобы обвинили нас с вами! Готова даже поспорить, что это именно он посоветовал князю пригласить в имение Мадхаву с Агастьей на Рождество, чтобы нас обвинили в сговоре с ними… Яков Андреевич, — Мира устремила на меня долгий, пристальный взгляд, — по-моему, у вас появился враг и очень могущественный, — протянула она.
— Мне кажется, ты права, — вынужден был согласиться я.
Мира рассуждала очень логично. Она во всем и всегда разделяла со мною тяготы моего служения, и, по-моему, я даже любил ее. Мне снова вспомнились те самые белые перчатки, врученные мне при посвящении… Я поклялся себе отдать их ей, как только мы вернемся в столицу.
— Яков Андреевич, о чем вы задумались? — спросила Мира.
— О паре белых женских перчаток, — ответил я. Мне вспомнились слова обрядоначальника, обращенные ко мне, когда новообращенным вновь ввели меня в ложу для объяснения смысла обряда. Обрядоначальник протянул мне вторую пару перчаток и торжественно произнес: «Вам надлежит избрать себе подругу, обручиться с нею, словно с невестою, сочетаться священным браком с премудростью, небесной девой Софией, и да станет она вам единой избранницей на долгие времена!»
— О каких-таких перчатках? — Мира чувствовала, что речь сейчас пойдет о чем-то безмерно важном, значительном, о том, что сможет изменить ее жизнь… — Ну, не томите же, Яков Андреевич! — взмолилась она.
— Это что-то вроде обручальных колец, — ответил я. — Только значит гораздо больше!
В этот момент за дверью послышались шаги, и щелкнул замок.
Разочарование, что я прочитал в глазах моей индианки, трудно, пожалуй, было бы описать словами.
Дверь открылась, на пороге стояли Кинрю и Грушенька.
— Какие гости! — обрадовался я.
— Грушенька все мне рассказала, — задумчиво произнес японец. — Сейчас она сама расскажет все, что ей известно, вам, Яков Андреевич!
— Правда?
— Да, — закивала Грушенька. — Мне это совсем нетрудно, — заулыбалась она.
— Тогда, — перешел я к делу, — может быть, ты объяснишь нам, почему поторопилась пригласить нас к обеду?
— Хорошо. Если это на самом деле важно, — серьезно произнесла она, перекинув свою толстую косу через плечо, — я объясню.
— Уж будь так любезна, — попросила индианка.
— Но я надеюсь, вы не выдадите меня, — сказала она.
— Разумеется, нет, — пообещала Мира.
— Меня попросила мисс Браун, — сказала Грушенька.
— Зачем ей это понадобилось? — осведомился я.
— По-моему, у нее было свидание с господином поляком, — пожала плечами экономка. — Уж она меня так просила, так просила… Я давно заметила, что у этих господ — роман, — выговорила она с предыханием. — Ну вот и надо было устроить так, чтобы вы с господином японцем, — Груша кивнула на Кинрю, — вышли из ее комнаты, — пока не появился Гродецкий.
Я удивился:
— А как же дети?
— Так я с ними посидела, — развела руками ключница. — Мне не трудно! — добавила она. — Мы чудесно порезвились у елки! Настя мне даже кулек с волошскими орехами подарить изволила! А мисс Браун такая нарядная была, — добавила Грушенька, — только уж больно взволнованная!
— Грушенька, — вновь обратилась к ней Мира ласковым голосом. — Ты не знаешь случайно, как попал в мою комнату платок покойного князя?
— Откуда мне знать? — экономка перекрестилась. — Я как его увидала, так чуть в обморок со страху не грохнулась! — сказала она.
— Но ведь кто-то подкинул его в Мирины вещи, — заметил я.
— Ну так это не я! — воскликнула девушка. — Неужели вы мне не верите? — голос у нее задрожал, и в глазах заблестели слезы.
— Ну что ты, Грушенька, — попытался я ее успокоить, — мне и в голову не приходило подозревать тебя в чем-то подобном…
— А что же тогда? — недоуменно спросила она.
— Ну, — осмелился я предположить, — возможно, ты кому-нибудь одалживала ключи от Мириной комнаты…
— Нет, — Грушенька отчаянно закачала головой. — Никому я их не одалживала! Хотя… — лицо ее вдруг сделалось испуганным. — Я ведь их теряла, — расстроенно призналась она.
— А как это случилось? — спросила Мира.
— Я, наверное, оставила их у рождественского дерева, — вспомнила Грушенька, — когда играла с детьми. Их мне потом Саша принес, уже после того, как княгиня получила письмо…
— Значит, — подвел я черту, — связку ключей вполне могла заполучить и мисс Браун, и сам Гродецкий!
— Яков Андреевич, — удивилась Грушенька, — вы подозреваете гувернантку в убийстве?! — ее огромные глаза сделались круглыми.
— Не знаю, — ответил я, — но все возможно. Мисс Браун вполне может быть как-то связана с убийцей! — добавил я. — Но я надеюсь, Грушенька, что этот разговор останется между нами.
— Конечно! — закивала она.
— Надо бы мальчика поподробнее расспросить, — произнес я задумчиво, — где он ключи нашел…
— Я этим займусь! — пообещал Кинрю. — Саша мне доверяет, поэтому не станет от меня ничего скрывать!
— Грушенька, — обратился я к ключнице, — я очень тебя прошу, расскажи обо всем, что тебе известно, Никите Дмитриевичу!
— Хорошо, — пообещала она.
— Сысоев сейчас занят рассчисткой дорог, — сказал Кинрю, — но, думаю, он будет только рад помочь нам. Кто-кто, а Никита Дмитриевич ни на секунду не поверил в то, что вы с Мирой в этом замешаны!
— Приятно слышать, — заметил я.
Когда дверь за Кинрю и Грушей закрылась, Мира обернулась ко мне.
— Яков Андреевич, — спросила она, — вы думаете, нам и правда удастся выкарабкаться из этой истории?
— Думаю, что да, — ответил я. — Мне приходилось попадать в передряги и пострашнее. Да и тебе, моя милая, насколько я знаю, мужества-то не занимать. Так что прорвемся! — браво пообещал я ей.
Мира положила красивую голову мне на плечо.
— Яков Андреевич, — сказала она, — но в этом доме должно случиться убийство…
— Оставь эти глупости, — отмахнулся я. Но мне самому стало не по себе, потому как обычно пророчества моей предсказательницы сбывались!
Не прошло и часа, как дверь Мириной комнаты снова оказалась открытой. Я подумал, что Лаврентий Филиппович Медведев, если бы только узнал, сколько раз за сегодняшний день его обвели вокруг пальца, с горя бы застрелился.
— Никита Дмитриевич! — обрадовался я.
— Я не мог не прийти вам на помощь, — улыбнулся Сысоев.
Следом за ним вошли Грушенька и Золотой дракон.
— Кстати, — добавил Никита Дмитриевич, — я должен вам еще кое-что рассказать…
— Что-то случилось? — встревожилась Мира.
— Я бы так не сказал, — пожал плечами Сысоев. — Но я случайно подслушал один разговор!
— Какой? — насторожился я.
— Мери-Энн говорила с каким-то мужчиной, и мне показалось, что это был голос Гродецкого… — ответил он.
— Ну, рассказывайте скорее! — воскликнула Мира.
— Около двух часов назад, — начал Сысоев, — перед тем, как Мери-Энн повела детей в столовую, я проходил мимо ее комнаты. Мисс Браун с кем-то определенно ссорилась!
— С Гродецким? — осведомился я.
— Кажется, да, — кивнул Сысоев, — но я не до конца в этом уверен.
— О чем они говорили? — спросила Мира.
— Кажется, речь шла о жемчужине, — ответил Никита Дмитриевич.
— О жемчужине? — не поверил я. Это было бы для нас слишком большой удачей!
— Да, — подтвердил Сысоев, — мужчина обвинял Мери-Энн, что она разыграла спектакль с ее исчезновением так мастерски, что он ей даже поверил. Якобы мисс Браун так всполошилась, обнаружив, что драгоценность пропала, что выбежала на лестницу, оставив открытой дверь…
— Припоминаю, — заметил я. — Однажды дверь в ее комнату и впрямь оказалась открытой. Это было как раз тогда, когда неизвестный ударил меня по голове!
— Вот-вот, — согласился Никита Дмитриевич, — мужчина, кажется, и об этом упоминал… Потом он сказал, что англичанка спрятала жемчужину за корсажем своего платья, чем и поставила под удар все дело. Мужской голос обвинял мисс Браун и в том, что из-за нее может рухнуть весь их тщательно разработанный план! Но Мери-Энн продолжала упорствовать и отказывалась ему отдать жемчужину…
— Так вот, значит, почему, жемчужину не подбросили мне вместе с платком! — заключила Мира. — Как жаль, — вздохнула моя индианка, — что вы не можете сказать нам наверняка, с кем разговаривала мисс Браун!
— Да, — кивнул Никита Дмитриевич, — жаль! Но я не видел этого господина. К тому же они говорили очень тихо, хотя и на высоких тонах! И потом я не мог рисковать…
— Вы поставили в известность Медведева? — осведомился я.
— Пока еще нет, — ответил Сысоев, — но собираюсь это сделать незамедлительно! Он должен допросить англичанку! И выяснить, наконец, что происходит в имении!
— Вы правы, — ответил я. — А то что-то Лаврентий Филиппович замучился гоняться за призраками!
— Груша! — обратился я к ключнице. — Вы подтвердите квартальному все то, что нам здесь рассказывали? — осведомился я. — В том числе и то, что теряли ключи перед тем, как княгиня получила то злополучное анонимное письмо?
— Да, — вздохнула она. Я чувствовал, что ей совсем не хотелось и дальше участвовать в этом деле.
— Кстати, — спросил я Кинрю, — ты расспросил маленького Сашу?
— Конечно, — подтвердил Золотой дракон, — он сказал мне, что нашел ключи в комнате своей гувернантки…
Не успел японец договорить, как в коридоре послышались шаги и громкие голоса. Я различил даже бас Лаврентия Филипповича Медведева и его шаркающую, тяжелую походку.
— Кажется, мы попались, — усмехнулся Никита Дмитриевич.
— Похоже на то, — согласился я.
Мой Золотой дракон встал в какую-то одному ему известную боевую стойку. Сысоев опасливо покосился в его сторону, но промолчал.
— Что здесь происходит? — воскликнул квартальный, которого как обычно, с недавних пор, сопровождал Гродецкий. — Что это за сборище? — осведомился он.
— Это не сборище, — поправил его Никита Дмитриевич, — а…
— Впрочем, это не важно, — не слишком вежливо прервал его Медведев. Хорошими манерами Лаврентий Филиппович особенно-то никогда и не отличался. — У меня для вас, господа, сногсшибательная новость! — добавил он.
Мира присела на канапе, ничего хорошего она от Лаврентия Филипповича не ожидала.
— Что случилось? — дрожащим голосом осведомилась индианка.
— Мисс Браун мертва, — немного помедлив ответил Медведев.
— Я так и думала! — всплеснула руками Мира. — Я знала, что одним убийством в этом доме не ограничится!
— Да, но мы-то будучи взаперти никак не могли этого сделать! — воскликнул я.
— Что-то я не заметил, что вы — взаперти! — буркнул Лаврений Филиппович. — Я из этого лакея продажного всю душу вытрясу! — воскликнул он.
— Я могу поручиться за Якова Андреевича и за Миру, — уверенно произнес управляющий. — Они ни разу не покидали этой комнаты!
— Еще бы, — язвительно заметил Медведев, — ведь вы не давали им скучать! Для вас-то полиция не указ, — развел он руками.
— Что произошло с Мери-Энн? — холодно осведомился Кинрю с окаменевшем лицом. Одному Богу было известно, что творится у него на душе.
— Ее обнаружила горничная, — ответил Медведев, — англичанка либо упала, либо, что наиболее вероятно, ее толкнули. У нее рассечен висок, — добавил Медведев, — судя по всему, падая, она ударилась об угол камода. Так что я вынужден перед вами извиниться, — с трудом выдавил он из себя. — Мне кажется, вы не имеете к этому убийству никакого отношнения, а следовательно, — заключил Лаврентий Филиппович, — и к убийству князя Николая Николаевича, — если, конечно, это не два совершенно отдельных преступления, что представляется мне весьма сомнительным…
— Ну, слава Богу! — воскликнул я. — Лаврентий Филиппович, вы, наконец-то, вняли голосу разума!
— Я тоже должен принести вам свои извинения, — сказал Гродецкий. — Я подозревал вас в убийстве, — его голубые глаза смотрели на меня прямо в упор.
— Что же… — проговорил я задумчиво, — мы принимаем ваши извинения. Не правда ли, Мира?
Индианка кивнула.
Станислав Гродецкий шепнул мне на ухо, что нам надо с ним обязательно переговорить.
— О чем же? — спросил я обескураженно.
Тогда Станислав проделал рукою один из тайных масонских знаков, чем привел меня в еще большее изумление. Мне не оставалось ничего другого, как проследовать за ним в коридор, потому что мое заточение с легкой руки Медведева закончилось.
— Я вас не понимаю, — сказал я Гродецкому, как только мы остались одни.
— Давайте побеседуем о деле, — предложил он. Признаюсь, мне тоже очень хотелось поговорить с ним толком.
— Итак, — начал я. — Что же вы хотели сказать?
— Я не отвечал на ваши знаки, — ответил Гродецкий с достоинством, — потому что подозревал вас в убийстве. Из-за вашей… связи с этой индианкой, — добавил он.
— Но братья должны оказывать друг другу всяческое содействие, — ответил я.
— Да, — согласился Станислав, — однако князь Николай Николавич Титов также был нашим братом, — добавил он. — Я полагал необходимым сначала к вам присмотреться, Яков Андреевич…
— И для этого, — усмехнулся я, — вам понадобилось размахивать у меня перед носом вашим дуэльным «кухенрейтором…»
Мне невольно вспомнился господин Колганов, с которым Гродецкий был намерен драться, как только метель позволит ему покинуть пределы княжеского имения.
— Я же уже принес вам свои извинения, — несколько раздраженно заметил Гродецкий.
— К какому ордену вы принадлежите? — осведомился я.
— К «Восточной звезде», — нехотя ответил Станислав Гродецкий. Он продолжал смотреть на меня своими холодными глазами в упор. От его взгляда мне делалось не по себе, словно я вынужден был терпеть на себе взгляд какого-нибудь удава. Это ощущение было сродни тому, что мне пришлось некогда испытывать в джунглях. Пожалуй, только моя Мира поняла бы меня.
— Этого и следовало ожидать, — вздохнула моя индианка.
— Да, — согласился я. — Надо было проявлять большую осторожность!
— Но как платок мог оказаться в моих вещах?! — воскликнула Мира. — Ума не приложу! Я всгда очень тщательно запирала дверь своей комнаты на ключ, — обескураженно проговорила она. — Не могла же улику, — индианка с трудом выговорила это слово, — подбросить Грушенька!
— Грушенька? — Я задумался. Ключи от всех комнат действительно были только у Медведева, да у нее… Но Лаврентия Филипповича я как-то в роли злоумышленника не представлял. У меня только создалось впечатление, что у Медведева в последнее время стало плохо с мозгами! Но в одном я был уверен наверняка: подбрасывать улику Лаврентий Филиппович не будет! Да и Грушенька, если играла, то выходило это у нее очень естественно, не хуже, чем у какой-нибудь французской актрисы!
— Нет, пожалуй, не похоже, — ответил я.
— Ну, не умеют же они сквозь стены ходить! — развела руками изумленная индианка.
— Надо попробовать найти разумное объяснение, — сказал я в ответ. — Экономка могла и позабыть ключи где-нибудь, а ими в это время убийцы-то и воспользовались… — высказал я свое предположение.
— Да, — согласилась индианка, — вы, Яков Андреевич, как всегда, рассуждаете разумно.
— Я заметил, — вдруг вспомнилось мне, — что когда ты гадала Грушеньке, ты что-то ей не договорила… Мира, что ты увидела в раскладе? — спросил я заинтересованно.
— В общем-то, ничего особенного, — отмахнулась она. — Хотя…
— Что? — воодушевился я.
— Мне кажется, что ее жених смог бы нам кое-что прояснить в этом вопросе, — сказала индианка, — по-моему, он что-то знает. Что-то для нас очень важное, — Мира нахмурила лоб.
— Это тебе подсказали карты? — спросил я удивленно.
— И да и нет, — задумчиво ответила Мира, убирая со лба растрепавшиеся волосы. — Это какое-то иррациональное чувство…
— Тогда, — усмехнулся я, — нам не мешало бы переговорить с этим женихом.
— Пожалуй, — улыбнулась индианка. — Яков Андреевич, — вдруг спросила она, — вам не кажется, что во всем этом есть Божий промысел?! — черные глаза ее вспыхнули каким-то демоническим блеском.
— Ты о чем? — удивился я. — Иной раз моя индианка легко ставила меня в тупик.
— Или судьба? — Мира вновь сделалась задумчивой.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался я.
— Мы впервые с вами остались наедине, — сказала она, глядя мне прямо в глаза, — и вы вынуждены терпеть меня, Яков Андреевич, — проговорила Мира с заговорщическим видом.
Я почувствовал некоторую неловкость при этих словах, но вынужден был признать, что опасность всегда нас сближала. Да и что нам было терять? Тем не менее, я решил перевести разговор на другую тему.
— Грушенька почему-то позвала нас сегодня к обеду раньше времени, — произнес я задумчиво. — Мне кажется, это неспроста, — добавил я.
— Так распросите об этом Грушеньку, — вздохнула Мира, и блеск у нее в глазах погас.
— Если бы это было возможно, — улыбнулся я грустно. — Единственная надежда на Кинрю! Когда Золотой дракон узнает, что нас с тобой посадили под замок, он этого просто так не оставит! Возможно, Кинрю сможет тогда переговорить и с Грушенькой…
— Яков Андреевич, — Мира пристально посмотрела на меня, — Вы не можете думать ни о чем другом?
— Мира, я…
Индианка подошла ко мне и обвила мою голову руками.
— Хотя бы единственный раз подумайте о себе, — предложила она, — и обо… мне, — еле слышно добавила индианка.
— Мира! — воскликнул я, почувствовав, что мне все сложнее становится бороться с нахлынувшими на меня чувствами. — Я не принадлежу себе и тем более не могу принадлежать никому другому, — проговорил я, стараясь не смотреть ей в глаза. — Ты же знаешь, что вся моя жизнь находится во власти Ордена и всего нашего братства…
— Я знаю, — шепнула Мира, — но на какое-то мгновение мы могли бы с вами забыть об этом!
— Ты искушаешь меня, — проговорил я устало, чувствуя, что сил бороться с нею у меня нет.
— Вы же знаете, — продолжала Мира, — что я люблю вас… И буду любить всегда, — добавила она еле слышно, — пока жизнь будет теплиться во мне!
Я взял ее ладони в свои и готов был уже коснуться ее сладких уст поцелуем, как услышал какой-то шорох, доносящийся из-за двери.
— Тише! — прижал я палец к губам.
— Что это? — испугалась моя индианка. Губы у нее побелели.
— Яков Андреевич! — услышал я шепот в замочную скважину.
— Кинрю! — обрадовался я, узнав своего ангела-хранителя.
Спустя несколько мгновений дверь в нашу комнату отворилась.
— Как тебе это удалось? — спросила Мира Кинрю. Мне показалось, что она несколько разочарована и смущена. Но мой Золотой дракон, казалось, ничего не заметил.
— Я подкупил лакея, — ответил он, — который вас охранял! У Лаврентия Филипповича не хватает людей, — усмехнулся японец. — Один только Гродецкий размахивает своим «кухенрейтором…»
— А Ольга Павловна? — удивился я.
— Она заперлась в своей комнате и все время плачет, — ответил Кинрю, — и даже отец Макарий не может ее утешить!
— Бедная женщина, — искренне посочувствовала Мира.
— Так вот, — продолжил Кинрю, — оказалось, что княжеская прислуга в глаза никогда не видела империала…
— О времена, о нравы! — вслух усмехнулся я.
— Как поживает мисс Браун? — спросила Мира, усаживаясь на канапе.
Японец нахмурился.
— Я подружился с Сашей, — ответил он. — Мальчишка рассказал мне, что Мери-Энн довольно часто любезничает с Гродецким… Вы оказались правы, Яков Андреевич, — добавил японец со вздохом.
— А ты уверен, что он тебе не наврал? — осведомился я.
— Уверен, — ответил Кинрю, сохраняя каменное лицо. — Саша ко мне очень привязан. Я немного рассказывал ему о своей стране и наших обычаях, — продолжил он, — и теперь мальчик ходит за мной по пятам! Иной раз я даже не знаю, как от него отделаться, — лицо моего Золотого дракона несколько просветлело. — Я обязательно расспрошу его подробнее, наверняка он знает про свою гувернантку что-то еще.
— Лучше бы ты присмотрелся к Гродецкому, — посоветовал я. — Что-то подсказывает мне, что без него в этой истории с платком Титова не обошлось…
— Я и сам собирался это сделать, — ответил мой Золотой дракон. — Да и за мисс Браун я буду присматривать, — добавил он.
— Бедный Кинрю, — Мира погладила японца по жестким стриженым волосам.
— Не стоит меня жалеть, — ответил японец, верный себе. — Я, пожалуй, пойду, — добавил он, — мне нужно быстрее вызволить вас из беды!
— Кинрю! — обратился я к нему. — У меня к тебе еще одна просьба.
— Какая? — на меня смотрели сосредоточенные, преданные глаза.
— Я хочу, чтобы ты переговорил с Грушенькой, — ответил я. — Мне кажется, ей известно нечто такое, о чем девушка умалчивает. Допустим, что из-за страха или потому что не осознает, какое это имеет значение!
— Почему вы так считаете? — серьезно спросил японец.
— Тебе не показалось странным, что она раньше времени позвала нас к обеду? — в ответ поинтересовался я. — По-моему, она хотела, чтобы мы быстрее ушли из комнаты мисс Браун. Меня интересует — почему? Зачем ей это понадобилось?
— Не знаю, — пожал плечами японец. — Возможно, в ваших словах есть смысл, — пожал он плечами.
— Поговори с ней, — я вновь повторил свою просьбу. — Мне кажется, она девушка хорошая, да и относится к нам неплохо. Думаю, что Грушенька не откажется нам помочь…
— Хорошо, — согласился Кинрю, — я сделаю, все что в моих силах, — добавил он и вышел из комнаты.
Я услышал, как щелкнул дверной замок. Мы с Мирой снова оказались в темнице наедине друг с другом и своими отчаянными чувствами. Говоря откровенно, я всегда подозревал, что эта минута придет, боялся ее и всячески оттягивал.
Мира подошла к окну и отодвинула драпри. Оконное стекло было залеплено белыми снежными хлопьями, которые продолжали падать, как будто с разверзшихся небес. Но метель утихла, и это давало хотя бы какую-то надежду…
— Яков Андреевич, — обернулась Мира, — вы помните как и при каких обстоятельствах мы познакомились? — она улыбалась мне одной из своих самых нежных улыбок.
— Такое не забывается, — ответил я. Перед глазами у меня промелькнули джунгли, пламя костра и древний дворец раджи.
— Я обязана вам жизнью, — сказала Мира.
— Милая Мира, — я покачал головой в ответ, — ты давно оплатила свои долги!
— Возможно, — согласилась индианка, склонив голову на бок, и копна тяжелых, черных волос рассыпалась по ее плечам.
В эту секунду я подчинился внезапному порыву и обнял ее. Тогда я почувствовал на своих щеках ее слезы.
— Как это у вас говорится, Яков Андреевич, не было бы счастья, да несчастье помогло?! — вспомнила моя индианка известную русскую пословицу.
— Да, — коротко ответил я. Мне казалось, что я впервые увидел, насколько она прекрасна.
— Ты жалеешь? — спросил я ее, когда буря нашей страсти утихла, а за окнами забрезжил рассвет.
— Нет, никогда! — воскликнула индианка, ее черные глаза гневно блеснули. — Почему вы спрашиваете, Яков Андреевич? Это вы жалеете? — с горечью спросила она.
— Нет, — ответил я, хотя и не совсем искренне. Теперь я прекрасно понимал, что между нами никогда больше не будет тех светлых дружеских отношений, что были прежде. Я вполне сознавал, что не должен был этого допускать. К тому же мне очень не хотелось портить ей жизнь, но она, казалось, и не желала другого…
— Я так счастлива, — сказала моя индианка. — Теперь меня ничего уже не пугает, — добавила она легкомысленно и забралась на оттманку с ногами в изящных атласных туфельках, перевитых атласными летами. — К тому же, — добавила Мира уверенно, — я не сомневаюсь, что Кинрю сумеет вытащить нас отсюда…
— Мне бы твою уверенность, — произнес я чуть слышно. Мне не хотелось ее пугать, но я сознавал, что положение наше очень серьезно, и если мне не удастся-таки доказать нашу с ней невиновность, то нам вряд ли поможет даже мой старинный приятель московский обер-полицмейстер Шульгин. — Я боюсь, что Гродецкий сделает все от него зависящее, чтобы мы с тобой, милая Мира, отправились по этапу в Сибирь! — тогда я еще и не догадывался, что эта участь так или иначе не минует меня.
— Почему он нас так ненавидит? — воскликнула Мира.
— Ты же у нас прорицательница! — усмехнулся я.
— Но если убийца Гродецкий, — вслух рассуждала моя индианка, — то он же нарочно подстроил все так, чтобы обвинили нас с вами! Готова даже поспорить, что это именно он посоветовал князю пригласить в имение Мадхаву с Агастьей на Рождество, чтобы нас обвинили в сговоре с ними… Яков Андреевич, — Мира устремила на меня долгий, пристальный взгляд, — по-моему, у вас появился враг и очень могущественный, — протянула она.
— Мне кажется, ты права, — вынужден был согласиться я.
Мира рассуждала очень логично. Она во всем и всегда разделяла со мною тяготы моего служения, и, по-моему, я даже любил ее. Мне снова вспомнились те самые белые перчатки, врученные мне при посвящении… Я поклялся себе отдать их ей, как только мы вернемся в столицу.
— Яков Андреевич, о чем вы задумались? — спросила Мира.
— О паре белых женских перчаток, — ответил я. Мне вспомнились слова обрядоначальника, обращенные ко мне, когда новообращенным вновь ввели меня в ложу для объяснения смысла обряда. Обрядоначальник протянул мне вторую пару перчаток и торжественно произнес: «Вам надлежит избрать себе подругу, обручиться с нею, словно с невестою, сочетаться священным браком с премудростью, небесной девой Софией, и да станет она вам единой избранницей на долгие времена!»
— О каких-таких перчатках? — Мира чувствовала, что речь сейчас пойдет о чем-то безмерно важном, значительном, о том, что сможет изменить ее жизнь… — Ну, не томите же, Яков Андреевич! — взмолилась она.
— Это что-то вроде обручальных колец, — ответил я. — Только значит гораздо больше!
В этот момент за дверью послышались шаги, и щелкнул замок.
Разочарование, что я прочитал в глазах моей индианки, трудно, пожалуй, было бы описать словами.
Дверь открылась, на пороге стояли Кинрю и Грушенька.
— Какие гости! — обрадовался я.
— Грушенька все мне рассказала, — задумчиво произнес японец. — Сейчас она сама расскажет все, что ей известно, вам, Яков Андреевич!
— Правда?
— Да, — закивала Грушенька. — Мне это совсем нетрудно, — заулыбалась она.
— Тогда, — перешел я к делу, — может быть, ты объяснишь нам, почему поторопилась пригласить нас к обеду?
— Хорошо. Если это на самом деле важно, — серьезно произнесла она, перекинув свою толстую косу через плечо, — я объясню.
— Уж будь так любезна, — попросила индианка.
— Но я надеюсь, вы не выдадите меня, — сказала она.
— Разумеется, нет, — пообещала Мира.
— Меня попросила мисс Браун, — сказала Грушенька.
— Зачем ей это понадобилось? — осведомился я.
— По-моему, у нее было свидание с господином поляком, — пожала плечами экономка. — Уж она меня так просила, так просила… Я давно заметила, что у этих господ — роман, — выговорила она с предыханием. — Ну вот и надо было устроить так, чтобы вы с господином японцем, — Груша кивнула на Кинрю, — вышли из ее комнаты, — пока не появился Гродецкий.
Я удивился:
— А как же дети?
— Так я с ними посидела, — развела руками ключница. — Мне не трудно! — добавила она. — Мы чудесно порезвились у елки! Настя мне даже кулек с волошскими орехами подарить изволила! А мисс Браун такая нарядная была, — добавила Грушенька, — только уж больно взволнованная!
— Грушенька, — вновь обратилась к ней Мира ласковым голосом. — Ты не знаешь случайно, как попал в мою комнату платок покойного князя?
— Откуда мне знать? — экономка перекрестилась. — Я как его увидала, так чуть в обморок со страху не грохнулась! — сказала она.
— Но ведь кто-то подкинул его в Мирины вещи, — заметил я.
— Ну так это не я! — воскликнула девушка. — Неужели вы мне не верите? — голос у нее задрожал, и в глазах заблестели слезы.
— Ну что ты, Грушенька, — попытался я ее успокоить, — мне и в голову не приходило подозревать тебя в чем-то подобном…
— А что же тогда? — недоуменно спросила она.
— Ну, — осмелился я предположить, — возможно, ты кому-нибудь одалживала ключи от Мириной комнаты…
— Нет, — Грушенька отчаянно закачала головой. — Никому я их не одалживала! Хотя… — лицо ее вдруг сделалось испуганным. — Я ведь их теряла, — расстроенно призналась она.
— А как это случилось? — спросила Мира.
— Я, наверное, оставила их у рождественского дерева, — вспомнила Грушенька, — когда играла с детьми. Их мне потом Саша принес, уже после того, как княгиня получила письмо…
— Значит, — подвел я черту, — связку ключей вполне могла заполучить и мисс Браун, и сам Гродецкий!
— Яков Андреевич, — удивилась Грушенька, — вы подозреваете гувернантку в убийстве?! — ее огромные глаза сделались круглыми.
— Не знаю, — ответил я, — но все возможно. Мисс Браун вполне может быть как-то связана с убийцей! — добавил я. — Но я надеюсь, Грушенька, что этот разговор останется между нами.
— Конечно! — закивала она.
— Надо бы мальчика поподробнее расспросить, — произнес я задумчиво, — где он ключи нашел…
— Я этим займусь! — пообещал Кинрю. — Саша мне доверяет, поэтому не станет от меня ничего скрывать!
— Грушенька, — обратился я к ключнице, — я очень тебя прошу, расскажи обо всем, что тебе известно, Никите Дмитриевичу!
— Хорошо, — пообещала она.
— Сысоев сейчас занят рассчисткой дорог, — сказал Кинрю, — но, думаю, он будет только рад помочь нам. Кто-кто, а Никита Дмитриевич ни на секунду не поверил в то, что вы с Мирой в этом замешаны!
— Приятно слышать, — заметил я.
Когда дверь за Кинрю и Грушей закрылась, Мира обернулась ко мне.
— Яков Андреевич, — спросила она, — вы думаете, нам и правда удастся выкарабкаться из этой истории?
— Думаю, что да, — ответил я. — Мне приходилось попадать в передряги и пострашнее. Да и тебе, моя милая, насколько я знаю, мужества-то не занимать. Так что прорвемся! — браво пообещал я ей.
Мира положила красивую голову мне на плечо.
— Яков Андреевич, — сказала она, — но в этом доме должно случиться убийство…
— Оставь эти глупости, — отмахнулся я. Но мне самому стало не по себе, потому как обычно пророчества моей предсказательницы сбывались!
Не прошло и часа, как дверь Мириной комнаты снова оказалась открытой. Я подумал, что Лаврентий Филиппович Медведев, если бы только узнал, сколько раз за сегодняшний день его обвели вокруг пальца, с горя бы застрелился.
— Никита Дмитриевич! — обрадовался я.
— Я не мог не прийти вам на помощь, — улыбнулся Сысоев.
Следом за ним вошли Грушенька и Золотой дракон.
— Кстати, — добавил Никита Дмитриевич, — я должен вам еще кое-что рассказать…
— Что-то случилось? — встревожилась Мира.
— Я бы так не сказал, — пожал плечами Сысоев. — Но я случайно подслушал один разговор!
— Какой? — насторожился я.
— Мери-Энн говорила с каким-то мужчиной, и мне показалось, что это был голос Гродецкого… — ответил он.
— Ну, рассказывайте скорее! — воскликнула Мира.
— Около двух часов назад, — начал Сысоев, — перед тем, как Мери-Энн повела детей в столовую, я проходил мимо ее комнаты. Мисс Браун с кем-то определенно ссорилась!
— С Гродецким? — осведомился я.
— Кажется, да, — кивнул Сысоев, — но я не до конца в этом уверен.
— О чем они говорили? — спросила Мира.
— Кажется, речь шла о жемчужине, — ответил Никита Дмитриевич.
— О жемчужине? — не поверил я. Это было бы для нас слишком большой удачей!
— Да, — подтвердил Сысоев, — мужчина обвинял Мери-Энн, что она разыграла спектакль с ее исчезновением так мастерски, что он ей даже поверил. Якобы мисс Браун так всполошилась, обнаружив, что драгоценность пропала, что выбежала на лестницу, оставив открытой дверь…
— Припоминаю, — заметил я. — Однажды дверь в ее комнату и впрямь оказалась открытой. Это было как раз тогда, когда неизвестный ударил меня по голове!
— Вот-вот, — согласился Никита Дмитриевич, — мужчина, кажется, и об этом упоминал… Потом он сказал, что англичанка спрятала жемчужину за корсажем своего платья, чем и поставила под удар все дело. Мужской голос обвинял мисс Браун и в том, что из-за нее может рухнуть весь их тщательно разработанный план! Но Мери-Энн продолжала упорствовать и отказывалась ему отдать жемчужину…
— Так вот, значит, почему, жемчужину не подбросили мне вместе с платком! — заключила Мира. — Как жаль, — вздохнула моя индианка, — что вы не можете сказать нам наверняка, с кем разговаривала мисс Браун!
— Да, — кивнул Никита Дмитриевич, — жаль! Но я не видел этого господина. К тому же они говорили очень тихо, хотя и на высоких тонах! И потом я не мог рисковать…
— Вы поставили в известность Медведева? — осведомился я.
— Пока еще нет, — ответил Сысоев, — но собираюсь это сделать незамедлительно! Он должен допросить англичанку! И выяснить, наконец, что происходит в имении!
— Вы правы, — ответил я. — А то что-то Лаврентий Филиппович замучился гоняться за призраками!
— Груша! — обратился я к ключнице. — Вы подтвердите квартальному все то, что нам здесь рассказывали? — осведомился я. — В том числе и то, что теряли ключи перед тем, как княгиня получила то злополучное анонимное письмо?
— Да, — вздохнула она. Я чувствовал, что ей совсем не хотелось и дальше участвовать в этом деле.
— Кстати, — спросил я Кинрю, — ты расспросил маленького Сашу?
— Конечно, — подтвердил Золотой дракон, — он сказал мне, что нашел ключи в комнате своей гувернантки…
Не успел японец договорить, как в коридоре послышались шаги и громкие голоса. Я различил даже бас Лаврентия Филипповича Медведева и его шаркающую, тяжелую походку.
— Кажется, мы попались, — усмехнулся Никита Дмитриевич.
— Похоже на то, — согласился я.
Мой Золотой дракон встал в какую-то одному ему известную боевую стойку. Сысоев опасливо покосился в его сторону, но промолчал.
— Что здесь происходит? — воскликнул квартальный, которого как обычно, с недавних пор, сопровождал Гродецкий. — Что это за сборище? — осведомился он.
— Это не сборище, — поправил его Никита Дмитриевич, — а…
— Впрочем, это не важно, — не слишком вежливо прервал его Медведев. Хорошими манерами Лаврентий Филиппович особенно-то никогда и не отличался. — У меня для вас, господа, сногсшибательная новость! — добавил он.
Мира присела на канапе, ничего хорошего она от Лаврентия Филипповича не ожидала.
— Что случилось? — дрожащим голосом осведомилась индианка.
— Мисс Браун мертва, — немного помедлив ответил Медведев.
— Я так и думала! — всплеснула руками Мира. — Я знала, что одним убийством в этом доме не ограничится!
— Да, но мы-то будучи взаперти никак не могли этого сделать! — воскликнул я.
— Что-то я не заметил, что вы — взаперти! — буркнул Лаврений Филиппович. — Я из этого лакея продажного всю душу вытрясу! — воскликнул он.
— Я могу поручиться за Якова Андреевича и за Миру, — уверенно произнес управляющий. — Они ни разу не покидали этой комнаты!
— Еще бы, — язвительно заметил Медведев, — ведь вы не давали им скучать! Для вас-то полиция не указ, — развел он руками.
— Что произошло с Мери-Энн? — холодно осведомился Кинрю с окаменевшем лицом. Одному Богу было известно, что творится у него на душе.
— Ее обнаружила горничная, — ответил Медведев, — англичанка либо упала, либо, что наиболее вероятно, ее толкнули. У нее рассечен висок, — добавил Медведев, — судя по всему, падая, она ударилась об угол камода. Так что я вынужден перед вами извиниться, — с трудом выдавил он из себя. — Мне кажется, вы не имеете к этому убийству никакого отношнения, а следовательно, — заключил Лаврентий Филиппович, — и к убийству князя Николая Николаевича, — если, конечно, это не два совершенно отдельных преступления, что представляется мне весьма сомнительным…
— Ну, слава Богу! — воскликнул я. — Лаврентий Филиппович, вы, наконец-то, вняли голосу разума!
— Я тоже должен принести вам свои извинения, — сказал Гродецкий. — Я подозревал вас в убийстве, — его голубые глаза смотрели на меня прямо в упор.
— Что же… — проговорил я задумчиво, — мы принимаем ваши извинения. Не правда ли, Мира?
Индианка кивнула.
Станислав Гродецкий шепнул мне на ухо, что нам надо с ним обязательно переговорить.
— О чем же? — спросил я обескураженно.
Тогда Станислав проделал рукою один из тайных масонских знаков, чем привел меня в еще большее изумление. Мне не оставалось ничего другого, как проследовать за ним в коридор, потому что мое заточение с легкой руки Медведева закончилось.
— Я вас не понимаю, — сказал я Гродецкому, как только мы остались одни.
— Давайте побеседуем о деле, — предложил он. Признаюсь, мне тоже очень хотелось поговорить с ним толком.
— Итак, — начал я. — Что же вы хотели сказать?
— Я не отвечал на ваши знаки, — ответил Гродецкий с достоинством, — потому что подозревал вас в убийстве. Из-за вашей… связи с этой индианкой, — добавил он.
— Но братья должны оказывать друг другу всяческое содействие, — ответил я.
— Да, — согласился Станислав, — однако князь Николай Николавич Титов также был нашим братом, — добавил он. — Я полагал необходимым сначала к вам присмотреться, Яков Андреевич…
— И для этого, — усмехнулся я, — вам понадобилось размахивать у меня перед носом вашим дуэльным «кухенрейтором…»
Мне невольно вспомнился господин Колганов, с которым Гродецкий был намерен драться, как только метель позволит ему покинуть пределы княжеского имения.
— Я же уже принес вам свои извинения, — несколько раздраженно заметил Гродецкий.
— К какому ордену вы принадлежите? — осведомился я.
— К «Восточной звезде», — нехотя ответил Станислав Гродецкий. Он продолжал смотреть на меня своими холодными глазами в упор. От его взгляда мне делалось не по себе, словно я вынужден был терпеть на себе взгляд какого-нибудь удава. Это ощущение было сродни тому, что мне пришлось некогда испытывать в джунглях. Пожалуй, только моя Мира поняла бы меня.