Ашар Амеде. Королевская охота

   Герцогиня Беррийская перевела взгляд с одного молодого человека на другого. Затем произнесла:
   — Господин Фуркево говорит с такой уверенностью, которая подтверждает справедливость его слов, а не ваших. Подумайте хорошенько, господин Шавайе, может быть, он и прав.
   — Все эти сокровища, — прошептал Поль, наклоняясь к своему другу, — расточаются неблагодарным! Вы пожинаете, а я несчастный жрец любви, смотрите, достаются мне хотя бы колосья?
   — Нет-нет, — ответил Эктор с жаром, но тихонько, — принцесса не поняла значения ваших сравнений. Это невозможно!
   — Полноте, женщины всегда быстро все понимают, а принцессы вдвое быстрее прочих.
   Герцогиня Беррийская вновь принялась за игру. Карты летали в её руках с невыразимой прелестью, время от времени милый смех, звучный и нежный, как серебристый звон кастаньет, открывал её белые и блестящие, как жемчуг, зубки.
   — Вы не играете? — спросила она минуту спустя Эктора.
   — Играть против вас я никогда не осмелюсь, — отвечал Эктор, — а играть за вас значит выиграть наверняка. Посмотрите, ваше высочество, вы выигрываете при каждом ходе.
   — Значит, из робости и добродетели вы ничем не рискуете…Берегитесь! Кто не рискует, ничего не выигрывает.
   — Одно слово, ваше высочество — и я рискну всем.
   — Правда ли это? — возразила она, бросая из-под опущенных ресниц бархатный взгляд на молодого полковника.
   — Испытайте, ваше высочество…за вас или против вас, по вашему выбору.
   — О, нет…Я сберегу эту жаркую преданность для более важных случаев.
   — Это значит, что покуда я ни к чему не годен?
   — Совсем нет, и вы слишком мало цените ваши достоинства.
   — Так прошу, ваше высочество, доказать мне обратное.
   — Вы этого хотите?
   — Очень хочу.
   — Если так, я назначаю вас своим казначеем.
   — Согласен…хотя должно признаться, я ещё не совсем опытен в этой должности.
   Счастливый ход принес принцессе сотню дукатов.
   — Скорее! — сказала она, смеясь, — возьмите вашу шляпу в обе руки…Так…Сядьте возле меня…Ваша шляпа будет моей шкатулкой, и я брошу в неё мои сокровища.
   Она брала дукаты горстями и бросала их в шляпу Эктора. При этом её руки часто встречали руки Эктора. Принцесса блистала и смеялась. Эктор вдыхал в себя благоухание её волос, смотрел на перламутровую белизну её округлых и бархатистых плеч, встречал её взгляды и предавался мечтаниям.
   Вдруг часы пробили пять.
   »— Пора,» — подумал он и обменялся с Полем быстрым взглядом.
   Герцогиня Беррийская продолжала играть, Эктор держал в руках вверенные ему сокровища, оседланные лошади ждали. Брат Иоанн мог потерять терпение и случай был бы потерян, однако вежливость не позволяла оставить принцессу, назначившую его своим казначеем. Что было делать?
   Эктор думал, что часа достаточно, чтобы доехать от Марли до Пон-Нев, и что он успеет на место свидания, отправившись даже в шесть.
   В игре время проходит скоро, и когда часы пробили шесть, Эктору казалось, что не прошло ещё десяти минут, как они били пять. Его пальцы начали мять поля шляпы, от которой не могли оторваться
   Убивают врага, преграждающего вам дорогу; восстают против препятствий, противящихся успеху ваших намерений; борятся с затруднениями, посылаемыми случаем или соперничеством; но не оставляют грубо молодую и хорошенькую принцессу, которая вам улыбается и смотрит на вас красноречивым взглядом.
   Поэтому мучение, испытанное Эктором, было не без удовольствия. Он желал от глубины души, чтобы неожиданное обстоятельство его освободило, но, так как оно не являлось, он подчинился своему мучению с покорностью, доказывающей силу его философии.
   Эктор и Поль обменялись взглядом, полным тревоги с одной стороны и насмешки с другой; после этого Эктор, угадавший мысль своего друга, поднял глаза к небу, как будто призывая его в свидетели своей невинности.
   Фуркево принял недоверчивый вид и продолжал спокойно наблюдать, как человек, у которого впереди ещё много времени.
   Впрочем, хорошенько погоняя лошадей, ещё можно было прибыть вовремя на Пон-Нев. Эктор брался проехать расстояние, отделявшее Марли от Парижа, за полчаса. Стало быть, он мог потратить ещё полчаса без угрызений совести.
   К тому же Эктор знал, что брат Иоанн был человек изобретательный; он найдет способ удержать своего собеседника, и его терпение не возмутится из-за нескольких минут опоздания.
   Четверть часа спустя герцогиня Беррийская встала. Эктор думал, что минута свободы настала, но тут — странное дело — он вздохнул.
   Принцесса повернулась к нему.
   — Я назначала вас в мой штат, — сказала она с обольстительной улыбкой, — и вы при нем останетесь.
   Эктор молча поклонился. Насмешливый взгляд Поля преследовал его.
   — Вы последуете за нами в сад, — продолжала принцесса, — вечер превосходный, и мы побеседуем, гуляя. Я должна вознаградить вас за нелегкий труд.
   — Такая сладкая награда за такой приятный труд! Вы очень щедры, герцогиня, — отвечал Эктор.
   Он передал деньги в руки пажа и последовал за герцогиней Беррийской, сходившей с террасы.
   В то время, как общество выходило из дворца, пробила половина.
   — Бедный Кок-Эрон выходит из себя, — тихо сказал Поль Эктору. — Я посоветую ему лечь в постель.
   — Сохрани вас Боже! Мы загоним лошадей, но приедем к концу разговора, — ответил Эктор на ухо Полю.
   — Бедные животные! Они расплатятся за всех, — прошептал Поль.
   Герцогиня шла по песку аллей величественной поступью. Эктор был рядом. Принцесса с казначеем остановились у фонтана.
   — Вы молчаливы, как сновидение. Может быть, вы мечтаете? — сказала герцогиня Эктору, никогда не подчинявшемуся так сильно чужому влиянию.
   — С кем иногда не случается? — отвечал Эктор.
   — Иногда? Это немного.
   — Этого иногда бывает слишком много.
   — Как это понимать?
   — Мечта — непокорный конь: ему доверяются, и часто, с первым скачком он уносит вас в страну вымыслов. Это минуты ослепления, потом все исчезает, кроме сожалений.
   — Сожалений об утраченном, не так ли?
   — Не совсем. Сожалений о том, чего никогда не имели.
   Принцесса взглянула на Эктора. Ее глаза блестели, как две капли росы на цветке.
   — Нет, — сказала она, — того, чего не имели, надо было добиться.
   Эктор, которого такой поворот разговора навел на мысль о Кристине, вздохнул.
   — Одним богам принадлежит право достичь невозможного, — сказал он, — а я лишь воин.
   — Однако, — возразила герцогиня, — как видно из мифологии, и пастухи покоряли богинь.
   — В стране вымыслов, сударыня!
   — Поищите хорошенько и вы увидите, что эта страна, возможно, не так далеко, — возразила она, играя своим веером.
   — Я искал и не нашел.
   — Начните снова.
   — У меня довольно дурной путеводитель.
   — Тогда его меняют.
   — Но если он только один…
   — Как вы называете этого неблагодарного?
   — Случай, — с горечью отвечал Эктор. — Я доверился случаю, и он мне изменил.
   — Ну, вопреки грамматике случай должен быть женского рода; он близок к улыбке именно тогда, когда угрюмо на вас смотрит.
   — Должен ли я верить вашим словам, как доброму предсказанию?
   — Чем вы при этом рискуете?
   — Большим огорчением, если предсказание обманет.
   — Есть оракулы, которые не лгут, — сказала принцесса, поднимая свои прекрасные глаза на маркиза.
   Эктор был ослеплен.
   — Теперь, — сказал он, — я более не сомневаюсь и доверяю вам себя.
   — И вы правы. Доверие ведет за собой счастье.
   — Да, когда доверие подобно вам, сударыня.
   Она обратила на прекрасного молодого человека взгляд, полный огня и спросила, вертя цветок меж пальцев:
   — Верите вы в талисманы?
   — Я верю в руку, их дающую, — сказал Эктор.
   Принцесса выронила цветок. Эктор живо наклонился и поднял его. Но когда он хотел его подать, герцогиня Беррийская исчезла, подобно фее, в глубине аллеи.
   Эктор оставался некоторое время недвижим. Глубокий мрак окружал его; он сделал несколько шагов вперед, вышел на лужайку и больше ничего не видел. Он погрузился в глубокую задумчивость, когда чья-то рука опустилась на его плечо.
   Эктор живо обернулся и в темноте узнал Фуркево.
   — Ну, прелестный Эндимион, поймал я вас наконец, — сказал граф. — Диана скрылась, и вы мечтаете, подобно мифологическому пастушку.
   — Я не вижу, почему вы меня сравниваете с Эндимионом, и где вы находите Диану! — отвечал Эктор, несколько смущенный.
   — Увы, я ничего не выдумываю, небо тому свидетель! Но, клянусь Меркурием, милый Эктор, если вы хотите, чтобы я ничего не подозревал, зачем у вас в руках этот нескромный цветок?
   Эктор прикусил губу.
   — Это? — сказал он. — Я сорвал его потому, что он мне попался под руку. Что вы видите тут дурного?
   — Тьфу, пропасть! Я не вижу в нем ничего того, чего нет; я вижу совсем другое…Тысячи нежных вздохов…Свидания вечером…Шелковые лестницы…Пасторальная любовь…Поцелуи в тени деревьев…Я вижу в нем много вещей, но ничего дурного, клянусь вам.
   — Вы сумасшедший! — вскричал Эктор.
   В эту минуту в воздухе раздался звук колокола. Эктор вздрогнул. Семь ровных ударов прозвучали посреди тишины ночи.
   — Семь часов? — спросил он.
   — Да, семь…Брат Иоанн на герцогиню не рассчитывал.
   — Пойдемте! — воскликнул Эктор.
   Он схватил Поля за руку и увлек его к конюшням, где ждал их Кок-Эрон.
   — Наконец-то! — сказал слуга. — Бедные животные едва не перегрызли удила.
   — Это к лучшему, — отвечал Поль, — нетерпение — те же шпоры: они скорее поскачут.
   — Так мы едем?
   — Смотри, твой господин уже на лошади.
   — Что это, мсье? — воскликнул Кок-Эрон, — разве вы хотите лететь быстрее времени и, отправившись в восемь часов, прибыть в семь?
   Но Эктор его уже не слушал. Он отпустил поводья своей лошади, и взбешенный Кок-Эрон должен был догонять его во всю прыть.
   — Береги свое наставление, оно пригодится завтра, — сказал Фуркево и в несколько скачков настиг Эктора.
   Они скакали до Парижа без задержки, но у заставы пришлось умерить неистовый галоп: тысячи препятствий преграждали дорогу. Поль воспользовался минутой отдыха, чтобы, наклонившись к уху Эктора, сообщить ему:
   — Знаете ли вы, милый маркиз, что вы счастливейший человек во всей Франции: вы срываете в сумерках простой цветок, не думая ни о чем, так, из рассеянности, а он служит золотым ключом, отворяющим вам настежь врата храма Цитеры.
   — У вас один вздор в голове, — ответил Эктор. — К чему, скажите пожалуйста, вся эта мифология?
   — Это отличительная черта моего характера…Я никогда не думаю о любовных похождениях без того, чтобы воспоминание о всех богах Олимпа не представилось моему воображению. Поверите ли? Я долго жалел, что не стал академиком, а то написал бы книгу о высшей мифологии, в применении к теме любви.
   — Так напишите, — сказал Эктор, думавший о брате Иоанне и понукавший свою лошадь, не задумываясь, что мог бы раздавить нескольких обывателей.
   — Счастье уже делает вас эгоистом. Под какой звездой вы родились? Вы можете сказать подобно Цезарю: пришел, увидел, победил. Потому что вы победили.
   — Ну, скажите, — отвечал Эктор, — вы серьезно?
   — Серьезней самого папы.
   — И вы думаете…
   — Я думаю, что сегодня в первый раз в жизни я не желаю называться герцогом Беррийским.
   — И это потому, что по капризу мне поручена должность казначея, потому что каприз доставил мне полчаса разговора наедине, потому что случай дал мне в руки цветок, ваше воображение разыгралось?
   — Во-первых, мой друг, позвольте мне заметить, что уж слишком много капризов и случаев одновременно…С такими добрыми товарищами заходят далеко…
   — Да, когда идут, но если остаются на месте?
   — Никогда не остаются!
   — Однако, возразил Эктор, — если вы меня принуждаете говорить серьезно о вздорных вещах, почему же принцесса удостаивает меня внимания, которым не награждает других?
   — Потому что, априори, как говорят в Сорбонне, им всегда удостаивают кого-то. Этим кем-нибудь мог быть другой, но вперед вышли вы.
   — Это не доказательство.
   — Доказательств у меня десятки. Во-первых, в тот момент, когда вас считают в изгнании, то есть, более чем мертвым, вы неожиданно являетесь из армии, как принц сказок Перро. С первого раза вы овладели милостью короля, этой неприступной крепостью. Тут есть чем, согласитесь, привлечь внимание людей. Но это ещё не все. В это дело вмешивается таинственность. Рассказывают чудеса о вашей храбрости, и я кричу громче всех. К том уже Венера всегда обожала Марса. Вы молоды, хорошо сложены…
   — Есть столько других, гораздо лучше.
   — Три четверти мужчин будут служить доказательством обратного. К тому же о вас идет молва как о человеке, влюбленном в незнакомку.
   — А, вот как!
   — И вы мне ею обязаны.
   — Но зачем же вы проговорились?
   — Сам не знаю. Я думаю, что это случилось как-то вечером во время разговора о Пираме и Тизбе. А в наше время подобные любовники редки. Ваша слава приняла в четверть часа колоссальные размеры: придворные дамы вздыхают, вспоминая о вас.
   — Что за глупость!
   — Вы разорвали десяток любовных связей. Уже это могло возбудить любопытство женщины. Верность — магнит, их привлекающий. Если бы вы не любили, если бы, главное, вы не были любимы, на вас, может быть, не обратили бы внимания. Но теперь ваше положение самое выгодное, и ваша победа обещает придворным Евам всю прелесть, всю остроту, всю обворожительность запретного плода.
   Эктор улыбнулся, а Фуркево продолжал:
   — Я не ошибаюсь на этот счет: мужчина сделан из сена, а женщина — из огня. И если есть наука, в которой я немного сведущ, так это география нежной страсти. От тропинок услужливости 1 0до рощи совершенного блаженства 1 0не так далеко, как думают, и вы убедитесь в этом по опыту.
   — Надеюсь, что нет.
   — Боже мой, что я слышу? — вскричал Поль.
   Но Эктор, видевший перед собой Пон-Нев, уже его не слушал. Оба всадника осмотрели мост со всех сторон.
   Брата Иоанна там уже не было.
   Прохожие, к которым Эктор обращался с расспросами, ничего не видели. Там и сям стояли группы гуляк, солдат и бродяг, но ни один из них не обращал внимания на двух дворян.
   — Ну вот! — сказал Кок-Эрон, не перестававший ворчать с самого отъезда из Марли, — вот что значит ловить ворон в аллеях сада.
   — Эй, приятель, — важно заметил Фуркево, — говори повежливей о незнакомых тебе птицах.
   — А мне что за дело до них? Трещат чечетками о пустяках, а о разговоре с дельными людьми забывают.
   Эктор проехал десять раз взад и вперед по Пон-Нев. На десятом круге он остановился.
   — Если брату Иоанну нужно будет со мной переговорить, он знает, где меня найти, — сказал он, — прекратим поиски.
   — Вы возвращаетесь в Марли? — спросил Поль.
   — Совсем нет, я еду к Рипарфону.
   — Тогда спокойной ночи! Я с вами расстаюсь.
   — Вы едете к Сидализе?
   — Да, мой друг, добродетель обязывает выполнить свой долг.
   — Как вы это понимаете?
   — Очень просто. Я чувствую себя очень расположенным к меланхолии, а когда я в таком состоянии духа, я готов сделать много глупостей. Сидализа мой щит и покров.
   Поль отправился к Сидализе, а Эктор поехал берегом Сены. Некоторое время спустя он вдруг услышал за собой цокот копыт. Обернувшись, он узнал Поля.
   — А как же добродетель, предписывающая вам ехать к Сидализе? — спросил Эктор.
   — Признаться, — ответил Поль, — я раздумал. Видите ли, я часто размышляю, хотя этого никто не замечает, и это размышление меня убедило, что вежливость запрещает мне посещать особу, меня не ожидающую.
   Эктор посмотрел на Поля с улыбкой.
   — Смейтесь сколько вам будет угодно. Я не любопытен и не хочу знать того, чего не знаю. Есть ревнивцы, которые, подобно волкам, прокрадываются ночью к своим красавицам; эти люди неделикатны. Есть любовники, которые стучатся в дверь, когда их полагают за тысячу верст; это ветреники.
   — И вы не хотите быть ни деликатным, ни ветреным?
   — Вы угадали.
   Разговаривая таким образом, оба всадника приехали на улицу Сент-Оноре.
   Лакей стоял на крыльце, ожидая Эктора.
   — Ваше сиятельство, — сказал этот лакей маркизу, — в сумерках пришел человек, который вас спрашивает.
   — Сказал ли он тебе свое имя?
   — Да, ваше сиятельство, его зовут братом Иоанном.
   — Где он?
   — Он там, наверху, ожидает ваше сиятельство.
   — Я был в том уверен, — прошептал Эктор.
   И, спрыгнув с лошади, он проворно вбежал по лестнице. За ним поднялся и Фуркево.

ГЛАВА 37. ДРУЖЕСКИЙ ДОГОВОР

   Когда Эктор с Полем вошли в комнату, брат Иоанн сидел ЗА столом, обильно уставленным кушаниями. Две опорожненные бутылки валялись по полу, как неприятель, побежденный в бою. Третья, после сильной осады, казалась побежденной наполовину. Еще две, выстроенные в боевой порядок на одном из углов стола, готовились встретить нападение неутомимого бойца.
   — Я жду вас уже два часа, — произнес пустынник, налил себе полный стакан вина и выпил его залпом.
   — Но, я вижу, — отвечал Эктор, — что вы не теряете времени понапрасну.
   — Время — деньги.
   — Вам нужно, если я не ошибаюсь, переговорить со мной? — спросил Эктор.
   — Все в свое время. Не нарушайте порядка, прошу вас. Я ужинаю, садитесь и вы. Поговорим после.
   — Однако поспешность, с какой вы отправили Кок-Эрона в Марли…
   — Надо было спешить! Но поспешность, с какой вы приехали, дает в наше расположение много времени. Вы знаете пословицу: потерянный случай вернется. Поэтому нам остается только ждать.
   Справедливость этого суждения принудила Эктора больше не настаивать.
   — Если так, — сказал он, — и мы имеем время, позвольте мне представить вам одного из моих друзей, дворянина, желающего поближе с вами познакомиться.
   — Ей-ей! Ваш выбор недурен. Мне будет очень приятно доказать, что брат Иоанн умеет поддерживать знакомство с умными людьми.
   Брат Иоанн встал и поклонился Фуркево.
   — Должно признаться, — сказал Поль, — что я давно желал с вами познакомиться…Мне рассказывали о вас удивительные и многообещающие вещи.
   — Ей-Богу, ваше превосходительство, мы стараемся каждый день оправдывать сделанную нам репутацию.
   — И надеетесь преуспеть в этом?
   — Как смогу. Но, вы знаете, делая так хорошо, как можешь, никогда не достигнешь созданного идеала. Это лишает честных людей мужества.
   — Не робейте перед такой малостью и помните пословицу:» — Смелого Бог бережет.»
   Тут брат Иоанн предложил всем сесть за стол и поужинать вместе. По-правде сказать, предложение казалось немного странным, но Эктора не могло удивить ничего из того, что делал брат Иоанн. Они и раньше пили и ели вместе. Существовавшие между ними отношения были довольно необыкновенны и позволяли отступить от строгих правил этикета того времени. К тому же это заставляло брата Иоанна несколько поторопиться.
   Поэтому Эктор сделал знак Кок-Эрону, проворно поставившему два прибора, и сел против брата Иоанна рядом с Полем.
   — Вот это истинно по-военному, — одобрил брат Иоанн. — Ах, маркиз, ваше присутствие напоминает мне невинные ночи, в течении которых мы забывали о времени между божественным Горацием и десятком бутылок.
   Тут брат Иоанн вздохнул.
   — Бесстыдный плут, — прошептал Поль, что не мешало ему добавить вслух:
   — У вас, мой друг, веселый характер, и с вами, кажется, нечего опасаться скуки.
   — Я топлю горести, граф, при первом появлении в большом стакане вина. Пяток стаканов — их как ни бывало.
   — Этот способ мне нравится. Так наливайте же!
   — А разве с вами эта потаскушка тоже знакома, ваше превосходительство?
   — Случается
   — Это все от вашей беспорочности, — произнес пустынник с важным видом.
   — Довольно новая теория, — заметил Эктор.
   — Объясните нам её, — сказал Фуркево.
   — Объяснение следует вспрыснуть. Поэтому если ваша милость прикажет мсье Кок-Эрону поставить на стол несколько бутылок, мое доказательство станет яснее.
   Кок-Эрон велел лакеям принести корзину вин разных сортов.
   — Ага, — сказал брат Иоанн, вынимая семь или восемь бутылок из корзины, — приятель Кок-Эрон делает дело как следует и знает, что человек любит перемену. «Шамбертен»…"Клу-Вужо»…"Аи»…"Сотерн»…Выбор корзины показывает ум наблюдательный…Благодарю вас, Кок-Эрон.
   Брат Иоанн наполнил стаканы и выпил большой глоток.
   — Вот это прояснило мои мысли, — сказал он, — и теперь я чувствую себя в состоянии поддерживать диспут с самим Цицероном.
   — Итак, посмотрим, какова теория порока, — сказал Поль.
   — Ах, мсье, люди не знают всей добродетели, заключающейся в пороке! — вскричал с жаром брат Иоанн, — порок есть самый верный товарищ, какого только можно себе представить. Он никогда вас не покинет. Порок — самый преданный слуга! Он следует за вами повсюду, не боится ни холода, ни тепла, ни усталости, ни голода. Порок! Да знаете ли, маркиз, что это самая любящая и самая нежная из любовниц?
   — Я в восторге, — вскричал Поль. — Ваше красноречие убеждает меня выбрать себе небольшой порок, приличный праздному гуляке.
   — В таких случаях следует действовать благоразумно. Прежде чем сделать выбор, изучите хорошенько ваш характер и ваше сложение. Приобрести порок — все равно, что взять жену, а вы знаете, развода тут не существует.
   — Это заставляет меня поразмыслить. Супружество, как бы ни было оно избрано, всегда имеет темные пятна, устрашающие самые смелые души.
   — Смелые души, — продолжал брат Иоанн, — избирают честолюбие, порок героев. Спросите у честолюбцев, имеют ли они время скучать. Другие берут в руки карты и проводят жизнь как партию ландскнехта. Некоторые поклоняются золотому тельцу и копят богатство, как муравьи. Я знаю предающихся Бахусу, и сам не имею иной цели в жизни, нежели ласки порока, заключенного в стеклянной темнице под красной печатью.
   Брат Иоанн откупорил бутылку почтенной наружности, почерневшую от времени, и поднял вновь полный стакан.
   — Вино — это забвение, господа. Пьем в честь вина! — провозгласил он.
   — Гм, — заметил Кок-Эрон. — Боюсь, чтобы вы не забыли цели вашего посещения.
   — Приятель Кок-Эрон, — гордо отвечал пустынник, — будь вы ближе знакомы с братом Иоанном, знали бы, что даже если весь сбор винограда прошлого года исчезнет в моем стакане, он не помрачит моего рассудка и не заставит споткнуться.
   — Сосуд Данаид не мог бы похвастаться большим, — произнес Поль.
   — Ну, ужин кончен, и мы это увидим, — заметил Эктор.
   Вошла прислуга, стали убирать со стола.
   — Братцы, — произнес пустынник, — снимайте блюда и салфетки, но бутылок не троньте. Вино — душа разговора.
   Лакеи исполнили приказание брата Иоанна и скрылись.
   — Итак, маркиз, — сказал пустынник, — вы желаете знать, зачем я пригласил вас сегодня вечером в семь часов на Пон-Нев.
   — Да, именно.
   — Ах, мсье, почему вы не послушались меня? — вздохнул пустынник.
   — Я очень бы желал тебя послушаться, но непредвиденные обстоятельства помешали.
   — Если бы вы, мсье, прибыли в назначенное время, то застали бы человека, о котором когда-то расспрашивали меня с таким любопытством.
   — Человек из Марлийского леса.
   — Он самый. Я уверен, он ещё не отказался от своих намерений.
   — Расскажите мне, как вы его снова встретили, — попросил Эктор.
   — Все очень просто. Сегодня утром я пил в одном из кабачков на улице Старых Августинцев с честным Биско, когда вошел наш приятель и ударил меня по плечу, сказав: «— Нельзя ли с вами переговорить?» «— Можно, — отвечал я, вставая, — давайте поговорим.»
   »— Нет, теперь не время, — возразил он.»
   »— Что ж, когда вам будет угодно, я всегда готов.»
   »— Если так, — продолжал он, — будьте сегодня вечером в семь часов на Пон-Нев; там вы встретите меня.»
   После чего он сунул мне в руку дукат и удалился.
   »— Что ты думаешь об этом? — спросил я Биско.»
   »— Справьтесь, не возвратился ли маркиз, — сказал он мне.»
   Это было для меня лучом света. Я побежал в отель и встретил там Кок-Эрона.
   — Я свидетель тому, что Кок-Эрон исполнил в точности доверенное ему поручение, — подтвердил Поль.
   — Тогда лучше бы на дороге ваших благородий в Пон-Нев не оказалось душистых аллей! — возразил брат Иоанн. — В эту минуту негодяя уже не было бы на свете.
   — Ладно, отложим это только до первого случая, — сказал Поль.
   — Предупреждаю вас, что этот лис очень чуток.
   — Пусть так, но и охотник не дурак.
   — Увидим! — буркнул брат Иоанн. — В семь часов я отправился к Пон-Нев. Наш приятель уже был там с надменным лицом, опершись спиной на перила, со скрещенными руками, неподвижный, как пень, и угрюмый, как могильщик.
   »— У меня есть к вам дело,» — сказал он.
   »— Насчет господина де Шавайе?» — спросил я.
   « Откуда вы знаете?» — спросил он.
   Я понял, что сделал глупость и хотел её поправить. Но негодяй нахмурил брови, сказал:» — Ладно,» и начал описывать, в чем дело.
   — И в чем же оно было? — спросил Эктор.
   — Неусыпно наблюдать за всеми движениями дворянина, очень похожего на вашу милость.
   — Поэтому он меня не назвал?
   — Я имел глупость не дать ему времени это сделать.
   — Каким образом?
   — Пока он говорил, я смотрел, не едете ли вы. Напрасно я притворялся, что слушаю внимательно, а сам не мог спокойно устоять на месте.