Ашар Амеде. Королевская охота

   В Марли Эктора ожидала карета. Они с Полем и Кок-Эроном поспешили в нее, и карета помчалась во Фландрию.
   Два дня спустя Эктор вручал свои бумаги в руки маршала де Вийяра.
   Закончив чтение письма, маршал посмотрел на молодого полковника.
   — Вы должны мне передать что-то на словах, — сказал он, — я вас слушаю.
   — Ваше высокопревосходительство, — сказал Эктор, — его величество приказал мне просить вас дать сражение неприятелю в самое ближайшее время.
   — Это зависит от случая, — ответил старый герцог.
   — Если случай не представится, их величеству угодно, чтобы его создали.
   — Хорошо, мсье, я дам это сражение.

ГЛАВА 51. ПРОБУЖДЕНИЕ ТИГРА

   Крики, слышанные Эктором, издала Кристина.
   Вот что случилось.
   Пока Эктор с Фуркево удалялись к Марлийскому лесу, группа мужчин, верхом и пеших, окружили охотничий павильон мадам д'Аржансон. Одни рассыпались вокруг павильона, другие под предводительством того, который казался их начальником, а полной тишине столпились возле главного входа.
   Начальник постучал в ворота, которые отпер слуга.
   — Именем короля, — сказал постучавшийся мужчина, — веди нас к своему хозяину.
   Слуга, дрожа от страха, направился к павильону; начальник следовал за ним. Некоторые из сопровождавших его подчиненных проникли в сад.
   Лампа все ещё горела на окне, куда её поставила Кристина, а Блетарен разговаривал с Рипарфоном в небольшой комнате нижнего этажа.
   Лакей отворил двери и молча показал незнакомцу старого дворянина.
   — Я, конечно, имею честь говорить с графом Блетареном, — спросил последний.
   — Да, мсье, — отвечал граф, вставая.
   Рипарфон живо обернулся, посмотрел на незнакомца и узнал шевалье.
   — Я имею приказ его величества арестовать вас.
   — Арестовать графа де Блетарена? — вскричал Рипарфон.
   — Да, мсье.
   — Это невозможно!
   — Вот вам доказательство, — произнес шевалье, доставая приказ с королевской печатью. — Мсье Блетарен обвиняется в возмущении против правительства и измене его величеству. Мне велено отвезти его в Бастилию до решения парламентом его участи.
   — Я готов, мсье — ответил старый дворянин.
   Из окна, через которое она пыталась отыскать во мраке ночи исчезнувший силуэт своего возлюбленного, Кристина слышала неясный шум голосов вокруг павильона и видела в саду мелькавшие черные тени. Спустившись по лестнице, она вошла в комнату в ту минуту, когда Блетарен отвечал шевалье.
   Кристина узнала своего врага, поняла случившееся и бросилась в объятия отца.
   Шевалье ей низко поклонился.
   — Присутствие мадмуазель де Блетарен напоминает мне, — сказал он, — что поученные мною указания приказ касаются и её тоже. А когда король повелел, мой долг повиноваться.
   — Исполняйте его, мсье, — отвечала Кристина, крепко держа в объятиях отца.
   — Минуту, мсье, — вскричал герцог Рипарфон, — по какому праву вы завладели этим приказом? И кто поручил вам его исполнить?
   — Я мог бы отвечать, что я не знаю вас, мсье, вас, так хорошо толкующего о праве и не имеющего его, чтобы задавать мне вопросы. Но я покажу вам свой патент на должность полицейского офицера, который разрешает мне делать то, что я делаю.
   Рипарфон взял патент из рук шевалье. На нем было проставлено имя Блеза-Гийома Пайо, офицера королевской полиции.
   — Под этим вас никогда не знали, как мне кажется? — спросил де Рипарфон.
   — Это мое дело, мсье. Патент принадлежит мне, приказ на арест — по должной форме…Вот граф де Блетарен и его дочь. Мне велено их арестовать, и я их арестую.
   — Но, мсье, меня зовут Ги де Рипарфон, я пэр Франции. И я за них ручаюсь.
   — Это бессмысленно.
   — Вы сомневаетесь в моем слове?
   — Меня это не касается…У меня есть приказ, и я его исполняю.
   — Я прошу у вас только ночь, чтобы видеть его величество и говорить с ним…Если мне не удастся, тогда вы сможете отвезти ваших пленников в Бастилию.
   — Ночь, герцог! Да я не дам вам и часа.
   Несмотря на свое хладнокровие, Рипарфон не выдержал и топнул ногой.
   — Не знаю, что мешает мне заколоть вас как собаку! — вскричал он. — И я бы это сделал, не бойся замарать своей шпаги…Но покуда я жив, вы не арестуете этого старика.
   — Как вам будет угодно, мсье. Живите или умирайте, воля ваша.
   Шевалье кликнул, и четыре полицейских, вооруженные пистолетами и шпагами, появились в дверях.
   — Мерзавец! — вскричал герцог, хватаясь за эфес своей шпаги.
   Блетарен остановил его.
   — Не противьтесь, герцог, это все испортит, — сказал он. — Сделайте лучше так: берите лошадь и спешите в Марли, и если Господу угодно тронуть сердце короля нашими несчастьями, завтра вы принесете нам эту весть в Бастилию.
   — Вы правы, мсье, — ответил тот. — Подобные мерзавцы не стоят чести, которую я готов был им доставить…
   Ги вышел с гордым видом, и растолкав подручных шевалье, остановился в дверях павильона.
   — Эй, кто там! — позвал он.
   Явился слуга, отпиравший ворота.
   — Седлай мне лошадь, живо, — бросил герцог.
   При этих словах лицо шевалье омрачилось. Он сделал знак одному из людей, стоявших у дверей. Тот приблизился.
   — Ты слышал? — шепнул ему шевалье.
   — Да, — ответил ни кто иной, как Коклико.
   — Если Рипарфон увидит короля, все пропало.
   — Я тоже этого боюсь.
   — Надо, чтобы этого не случилось. Задержи его.
   — Понятно.
   Рипарфон вернулся в комнату, а Коклико вышел.
   — Граф, — окликнул шевалье, — я вас жду.
   — Я следую за вами, мсье.
   — Надейтесь, — сказал старику Рипарфон, — на рассвете я повидаюсь с королем, и если есть ещё тень правосудия на земле, к полудню вы будете свободны.
   — Забудьте обо мне, — отвечал тот, — и просите короля только за мою дочь.
   — Эй, подавай-ка лошадь! — крикнул герцог, сходя с крыльца.
   — Мсье, — трепеща, сказал слуга, — какой-то человек сорвал седло и перерезал подпругу…И даже побил меня.
   — Где он? — спросил герцог, бледнея от гнева.
   — Вот он, мсье.
   Слуга указал на Коклико, стоявшего небрежно опершись на дерево и скрестив ноги.
   — Ты помешал ему седлать мне лошадь? — спросил герцог Рипарфон.
   — Я.
   — Тогда седлай её сам, и живо.
   — А если нет?
   — Я разукрашу твою рожу…Пошел, за дело!
   Коклико не двинулся с места.
   — Нам велено, — сказал он, — никого не выпускать из павильона…Так что это невозможно.
   — Это значит, что я тоже пленник? — спросил герцог, обращаясь к шевалье, который оставался недвижим.
   — Это значит, что будь я полицейским офицером, — прибавил Коклико, — вы бы давно молчали…
   — Наглец! — вскричал герцог.
   И хлыстом, бывшим у него в руке, стегнул по лицу Коклико.
   Тот бросился на него и вонзил кинжал в грудь Рипарфона, тяжко рухнувшего на землю.
   Кристина испустила ужасный вопль, первый крик, долетевший до Эктора, — и хотела броситься к герцогу. Шевалье схватил её поперек тела и потащил. Она испустила другой крик, слабее, и лишилась чувств. Два человека схватили Блетарена. Их поместили в карету, ждавшую за деревьями, шагах в ста от сада, и шайка похитителей понеслась во весь опор.
   На другой день, около полудня, Сидализа, желавшая поздравить молодую, подъехала к павильону. Она отворила приоткрытую дверь сада, но никого не заметила. Не было никого и в павильоне. Проходя по аллее, она заметила, что трава у подножия одного дерева была примята, и остановилась. На земле лежала шляпа. Нагнувшись, чтобы её поднять, она заметила, что подол её белого платья стал мокрым и красным. Истошно закричав, Сидализа метнулась на дорожку.
   Окружавшее её безмолвие ужасало. Она не могла оторвать глаз от крови, оросившей дерн и запятнавшей её платье, и трепеща от страха, закричала вновь.
   Слуга, спрятавшийся после убийства Рипарфона и отъезда шевалье, вышел из своего убежища.
   — Сударыня, вы? — воскликнул он.
   — Что здесь случилось? — сквозь слезы спросила Сидализа.
   Слуга, едва пришедший в себя, рассказал актрисе обо всех происшествиях ночи — со времени отъезда Эктора до похищения Кристины.
   Сидализа, слушавшая его с невыразимым огорчением, не могла понять причины столь внезапного похищения. Когда же первое изумление миновало, она села в карету и отправилась к Вуайе-д'Аржансону.
   — Я угадываю причину вашего посещения, — сказал ей начальник полиции с важным видом, — но дела дошли до такой точки, что лучший вам совет — больше в них не вмешиваться.
   Сидализа покачала головой.
   — Вы знаете, что я с благоразумием всегда была в разладе. К тому же речь идет о людях, которых я люблю больше всего на свете! Отвечайте же откровенно: чего им нужно опасаться?
   — Всего.
   И он уведомил актрису, что дело Блетарена разбиралось в парламенте по приказанию короля, и, вероятно, будет решено очень быстро.
   — Теперь вы понимаете? — спросил он наконец.
   Сидализа затрепетала.
   — Вы думаете, что они погибли?
   — Вероятно, разве что будут спасены каким-то чудом.
   — Если вы знаете какой-то способ, укажите мне, и я сделаю все…
   — При дворе много говорят о симпатии короля к мсье Шавайе…Рассказывают о тайном совещании между ними, после которого маркиз исчез, и так как это совещание осталось для всех тайной, полагают, что оно было очень важным. Нужно бы, чтобы мсье Шавайе поговорил с королем…Но где он?
   — Я знаю, где.
   — А, — Вуайе-д'Аржансон посмотрел на Сидализу с любопытством, — в таком случае, советую вам повидаться с ним.
   — Это невозможно, но я ему напишу.
   — Учтите, надо поспешить.
   — Вы меня пугаете.
   — Граф де Блетарен в Бастилии…Завтра или послезавтра его переведут в Пти-Шатле: вот уже несколько дней разбирается его дело. Приговор не за горами.
   — Но, — вскричала Сидализа, — кто мог открыть королю убежище Блетарена? Надеюсь, не вы?
   — Я доставлю вам удовольствие и скажу имя, но вы должны забыть его.
   — Имя, имя!
   — Герцогиня Беррийская, — шепнул начальник полиции.
   Сидализа вернулась домой, написала письмо Эктору и вверила его преданному слуге с приказом немедленно отправиться во Фландрию.
   — Загони хоть десять лошадей, — сказала она, подавая полный золота кошелек, — но скачи быстрее королевских курьеров.
   Однажды вечером, когда Эктор прогуливался перед своей палаткой, к нему подскакал всадник, покрытый пылью, и вручил письмо.
   — Слуга Сидализы! Какое-нибудь нежное послание, — произнес Фуркево, выходя из палатки.
   Эктор сорвал печать, причитал первые строки и побледнел, как смерть.
   Бледность его испугала Поля.
   — Что случилось?
   — Кристина похищена, Рипарфон убит, — ответил Эктор.
   — Убит! — воскликнул Фуркево. — Кем?
   Эктор передал ему письмо Сидализы.
   Актриса коротко пересказывала все слышанное ею от слуги Блетарена и от Вуайе-д'Аржансона. В конце письма упоминалось имя герцогини Беррийской.
   — Убейте меня! — воскликнул Поль. — Обвороженный этой сиреной, я ей все рассказал, все, как влюбленный юнец; её слова были так нежны! Она отомстила Кристине за то, что вы ею пренебрегли.
   — Друг мой, я вам прощаю, — ответил Эктор, протягивая Полю руку.
   — Но я себе этого не прощу, — мрачно заявил граф, — и я погибну или сумею возвратить вам Кристину.
   Письмо Сидализы оканчивалось такими словами:
   «Приезжайте скорее. Час промедления может все погубить. Речь идет о Кристине, и один вы можете её спасти.»
   — Лошадей! — громко крикнул Эктор.
   Кок-Эрон, не проронивший ни слова из разговора двух дворян и смело прочитавший письмо Сидализы через плечо Фуркево, взял Эктора за руку.
   — Куда вы хотите ехать?
   — В Версаль, — ответил Эктор.
   — А сражение?
   — Меня ждет Кристина.
   — А какая польза мадмуазель Блетарен от мужа, запятнавшего свое имя?
   При этих словах Эктор прикусил губы до крови.
   — Не будь ты старым слугой моего отца, я убил бы тебя! — вскричал он… — Седлай мою лошадь и убирайся!
   — Ваша лошадь перешагнет через мой труп, но вы меня выслушаете. — Старый солдат говорил с необыкновенной страстью.
   — Ваша супруга, говорите вы, в опасности, но думаете ли вы о том, что ваша честь погибнет? Если вы обратитесь к ней спиной, то принесете вашей жене обесчещенное имя и запятнанную жизнь. Солдата, бегущего перед лицом неприятеля, расстреливают. Чего же заслуживает дворянин?
   — Пусть меня казнят, если хотят, я еду.
   — Вы властны жертвовать вашей жизнью, но не добрым именем вашего отца. Что вам сказал король, наш повелитель? Вы объявили нам это, когда мы ступили на почву Фландрии. Он приказал вам остаться до сражения и явиться ко двору только с известием о победе или поражении…Сказал он это вам?
   — Да.
   — Будь жив покойный ваш батюшка, он бы сказал вам:"Останься! Умри, если нужно, но останься.» Поэтому я, которому он передал часть своей власти, я, видевший его на смертном одре и принявший от него вас в свои руки, я говорю вам от его имени:» — Останьтесь!» Но если вы хотите ехать, убейте меня прежде, чтобы я не пережил бесчестья вашего рода.
   Говоря это, Кок-Эрон стал на колени перед Эктором и обнажил свою грудь. Несколько минут молчания последовало за этим простым и торжественным поступком, после чего Эктор протянул Кок-Эрону руку.
   — Ты прав, мой друг, — сказал он, — встань, я остаюсь.
   Кок-Эрон удержал руку своего хозяина и поцеловал ее; у бедного солдата были слезы на глазах.
   — Теперь, — сказал Эктор, — приготовь наших лошадей. Я наблюдал сегодня за войсками принца Евгения. Он готовится выступить…Если моя надежда не обманет, сражение произойдет завтра же.
   — Но если случится иначе, на что вы рассчитываете? — спросил Поль.
   — Сражение все-таки будет; оно необходимо, — ответил Эктор.
   Лошади были поданы, оба вскочили в седла и углубились во мрак ночи.

ГЛАВА 52. ПОСЛЕДНИЙ АКТ

   Эктор и Поль переправились через Шельду вплавь и поскакали в сторону армии принца Евгения. В стане принца царила суматоха; казалась, вся армия готовилась покинуть лагерь. В густом мраке ночи, свободно объяснявшийся по-немецки Эктор легко смог все разведать.
   Они воротились, когда бледная заря начинала рисовать на горизонте светлую черту.
   — Отправляйтесь к маршалу де Вийяру, — сказал Эктор Полю, — и доложите ему, что мы видели; я же поеду к маршалу Монтескье. Он человек предприимчивый и велит пробить тревогу при первых же моих словах. Мы атакуем неприятеля.
   — Не дожидаясь приказаний герцога де Вийяра?
   — Не дожидаясь ничего…Сражение будет начато до восхода солнца и выиграно или проиграно до полудня.
   — Лечу на крыльях! — вскричал Поль.
   Он вонзил шпоры в бока своей лошади и полетел, как стрела.
   Эктор же поскакал галопом к Монтескье.
   То было 24 июля 1712 года.
   Когда Поль доложил, что прислан от мсье де Шавайе, его провели к де Вийяру.
   Поль передал главнокомандующему, что видел в ночном дозоре.
   — Стало быть, — произнес победитель Хохштета, — вы полагаете, что принц Евгений удалился за Эскайон?
   — Я в этом уверен.
   — Поблагодарите Шавайе за присланное им известие, а я прикажу предупредить об этом Монтескье.
   — Это уже сделано.
   — Тем лучше, он скоро будет готов к атаке.
   — Он уже должен выступить.
   — Со своим авангардом, не дожидаясь главный сил?
   — С принцем Евгением следует спешить, как на пожар.
   Вдруг грохот пушек прервал разговор.
   — Господин маршал, бал начинается, я спешу туда! — воскликнул Поль.
   Он достиг берегов Шельды в ту минуту, как батальоны под предводительством Монтескье и Шавайе осаждали Денен. Поль промчался в первые ряды и присоединился к Эктору.
   В полдень Денен был взят, гарнизон пленен или уничтожен, все склады и запасы неприятеля с многочисленной артиллерией достались французской армии. Принц Евгений не мог атаковать крепость, где укрепился маршал Монтескье.
   Этот первый успех, суливший важные последствия, вернул французской армии первоначальное мужество. Войска испускали тысячегласный крик восторга. Полки, отправленные тут же для взятия Маршьена, пошли в атаку с песнями. Непостоянное счастье вернулось под знамена короля, и храбрые солдаты надеялись удержать его отныне при себе.
   Эктор дрался в первых рядах, лично заинтересованный в победе, и был в крови с головы до ног.
   — Вы ранены? — спросил его Поль, обтирая клинок своей шпаги.
   — Я сам не знаю, — сказал тот.
   И, повернув лошадь, прибавил:
   — Я еду к маршалу де Вийяру. Вы со мной?
   — С удовольствием, но зачем?
   — Получить известия для Версаля.
   — Ну, — ответил граф, — я был при отъезде, буду и при возвращении.
   Маршал принял маркиза де Шавайе в присутствии всех своих офицеров.
   — Ваше высокопревосходительство, — произнес Эктор, — мое поручение окончено: принц Евгений обращен в бегство. Я везу известие об этой победе королю и пришел к вам за депешами.
   — Справедливость требует вверить их вам, принимавшим такое жаркое участие в этом счастливом бою, — отвечал маршал. — Через час они будут готовы.
   Эктор получил две-три раны, из-за которых потерял много крови. Он велел медику перевязать себя и бросился в карету.
   Кок-Эрон смотрел на него с беспокойством: видно было, что маркиз горел в лихорадке.
   Путешествие продолжалось молча. Эктор считал часы и находил, что едут слишком медленно.
   На третий день, вечером 27-го, карета въехала в Версаль. Доложили королю, бывшему в комнатах мадам Ментенон, он перешел в свой кабинет, и привратник ввел Эктора.
   Король был очень бледен. Он сделал шаг навстречу де Шавайе.
   — Сражение дано, мсье?
   — Да, государь. Войска вашего величества осадили неприятеля в Денене, принц Евгений обращен в бегство.
   — Значит одержана победа, мсье?
   — Победа полная, ваше величество, и следуя вашему приказу, я вам принес известие о ней.
   — Франция спасена…Благодарю тебя, Господи! — вскричал король, снимая шляпу.
   Людовик XIV хотел знать все подробности сражения. Эктор передал их глазами очевидца.
   Вдруг король прервал его.
   — Вы ранены, мсье?
   Одна из повязок сползла, и капли крови запятнали платье Эктора.
   — Это ничего, ваше величество…Это живое свидетельство битвы.
   — Мой медик здесь, и если…
   — Нет, государь, я спешу к другим делам, более важным, не терпящим промедления.
   Король внимательно взглянул на Эктора. Его волнение, бледность и смущение поразили его.
   — Мсье, — сказал он, — если у вас есть ко мне просьба, говорите. В чем могу я отказать человеку, который так усердно служит своему королю?
   — Государь, — ответил Эктор, — не помнит ли ваше величество о письме, которое я имел честь вручить вам до отъезда моего во Фландрию?
   — Оно здесь, мсье, — сказал король, указывая на бюро.
   — Теперь, ваше величество, я вас прошу прочесть его.
   — Сейчас?
   — Да.
   Король отпер бюро и вынул письмо. Уже при первых строчках лицо короля исказило сильное волнение.
   — Блетарен! — воскликнул он.
   — Да, государь, — ответил Эктор, преклоняя колени; — я прошу ваше величество помиловать преступника: его дочь — моя жена, государь.
   Король побледнел.
   — Боюсь, что уже поздно…
   Эктор вскочил.
   — Вечно то же слово, — прошептал он.
   — Мсье, — продолжал король, — я не могу вам ни в чем отказать…Но может быть вам неизвестно случившееся за время вашего отсутствия?
   — Я все знаю.
   — Так спешите и не теряйте ни минуты. Это может стоить жизни.
   Эктор задрожал при этих словах короля.
   Людовик XIV взял со лист бумаги и быстро его подписал, добавив несколько слов.
   — Вот, мсье, — прибавил он, — возьмите это, прикажите седлать лучшую лошадь из моих конюшен и спешите.
   Эктор поцеловал королю руку и выбежал.
   Три минуты спустя он мчал во весь опор по дороге к Парижу.
   Поль с Кок-Эроном его сопровождали.
   Перед глазами Эктора стояло лицо короля. Оно порождало в нем самые мрачные предчувствия, и этот страх придавал ему крылья.
   Три лошади, выбранные из самых резвых, не скакали, а летели.
   Меньше чем через полчаса они въехали на улицы Парижа.
   Эктор отправился прямо в Шатле.
   Проезжая Луврской набережной, они встретили толпу бегущего народа и должны были придержать лошадей, пробиваясь среди любопытных.
   В окрестностях Гревской площади толпа была ещё многочисленней. Уже настала ночь, и во мраке виднелись движущиеся тени, между тем как с площади доносился неясный гул.
   Когда они выехали на площадь, ужасное зрелище представилось их взорам.
   Посредине был сооружен эшафот, освещенный зажженными факелами в руках всадников. Его окружали вооруженные солдаты.
   Три человека, палач и два помощника, прохаживались по подмосткам, их силуэты были ярко освещены красноватыми бликами факелов, колеблемых ветром.
   Трепет пробежал по телу Эктора.
   Он пришпорил лошадь и, рискуя раздавить прохожих, устремился к эшафоту.
   Его товарищи последовали за ним, и толпа расступилась.
   В ту минуту, как лошадь Эктора уперлась грудью в солдат, окружавших печальное сооружение, мужчина, лицо которого было закрыто широкими полями шляпы, отделился от толпы любопытных и обошел трех всадников. Рассмотрев их внимательно, он поспешно пересек площадь и бросился в один из прилегавших переулков.
   На подмостках видна была лужа крови, сочившейся через щели и капавшей на землю. Большая корзина стояла на полу, покрытая белым сукном, запачканным там и сям кровью.
   — Мсье, — спросил Эктор, — чья это была казнь?
   — Уголовного преступника, обвиняемого в измене королю, ответил офицер, командовавший солдатами.
   — Имя можете прочесть там, на столбе, — сказал палач, отирая обагренную сталь топора.
   Эктор перевел взгляд на надпись и при свете факела, поднятого одним из солдат, прочел имя Блетарена над переломленным гербом.
   Кровь застыла в его жилах.
   — Клянусь, — сказал Поль, — что если я не убью шевалье, он меня убьет!
   — А что стало с его дочерью, не можете сказать? — спросил де Шавайе едва слышно.
   — Не знаю, — покачал головой капитан стрелков.
   Шавайе сошел с лошади и преклонил колени возле корзины. Он молился несколько секунд, взял один из углов сукна и молча поцеловал его. Поль и Кок-Эрон также сошли с лошадей.
   Окончив прощание, Эктор встал, и обращаясь к офицеру, сказал:
   — Со мною было, мсье, прощение несчастного дворянина. Прошу вас позаботиться, чтобы тело его было погребено на церковной земле.
   — Даю вам в этом слово, — отвечал офицер. — Почему вы не приехали часом раньше? Несчастный был бы спасен.
   Эктор молча повернул лошадь и поскакал во весь опор к Шатле.
   Каждое слово, слышанное им, напоминало о пророчестве цыганки и пронзало сердце, как нож. Опоздав спасти Блетарена, он боялся опоздать и к Кристине.
   Королевский приказ отпер ему ворота темницы.
   При имени мадмуазель де Блетарен тюремщик покачал головой.
   — Ее нет с самого утра, — сказал он.
   — Где же она?
   — Может быть, в Сен-Лазаре.
   В глазах Эктора потемнело при этом ужасном имени.
   — Но полицейский офицер, приехавший за ней, — прибавил тюремщик, — вам лучше скажет, что стало с бедной барышней.
   — Его имя?
   — Блез-Гийом Пайо.
   — Где он живет?
   — На улице Тиктон.
   Эктор дал шпоры лошади и помчался на улицу Тиктон.
   Лавочник указал ему дом офицера. Эктор вошел туда.
   Женщина с ребенком на руках отворила ему дверь. При виде офицера она побледнела.
   — У меня дело к Блезу Пайо, офицеру полиции. Он здесь? — спросил Эктор.
   — Он вышел, мсье — ответила женщина.
   — Надо найти его. У меня приказ короля…
   При этих словах женщина затрепетала и упала к ногам Эктора.
   — Ах, мсье! — воскликнула она, заливаясь слезами. — Не погубите нас!
   Она рыдала и протягивала к Эктору улыбающегося ребенка.
   — Объясните, в чем дело — попросил её Поль.
   — Несколько дней назад, когда мой муж получил приказ арестовать дворянина по имени, кажется, Блетарен, пришел человек. Он предложил моему мужу тысячу дукатов за его патент офицера полиции и приказ на арест, обещая вернуть патент через пару недель. Вид золота ослепил моего мужа…
   — И он согласился?
   — Да, мсье. Но потом им овладел страх, и он бежал.
   — Но где же человек, купивший приказ?
   — Я не знаю.
   Эктор молча вышел.
   По мере того, как он двигался вперед по своей горестной стезе, каждый новый шаг лишал его одной из надежд. Лихорадка пожирала его. Отчаяние терзало сердце.
   Сев на лошадь, Эктор взглянул на Поля.
   — Этот полицейский офицер — шевалье. Бедная Кристина, — сказал он. — Едем в Сен-Лазар.
   Три всадника поскакали к ужасной темнице.
   Кристины там не было уже часа два.
   Когда этот ответ потряс слух Шавайе, он грустно обратился к Кок-Эрону.
   — Ты этого хотел, — сказал он. — Мой честь спасена, но Кристина потеряна.
   Совесть старого солдата его оправдывала, но он не знал, что отвечать.
   — Господи милосердный! Возьми мое доброе имя, но спаси её, — простонал Эктор, провел рукой по лбу и нерешительно взглянул вокруг себя. Затем произнес:
   — Она ещё недалеко, я её отыщу. Кок-Эрон, скачи к брату Иоанну в харчевню на улице Старых Августинцев. Я же отправлюсь к Сидализе.
   — Вы полагаете, что Сидализа что-то знает? — простодушно спросил Поль.
   — Сидализа женщина.
   — Это верно…В хитрости одна женщина стоит троих мужчин.