Ашар Амеде. Королевская охота

   — О, сударыня, чем заслужил я столько милостей? — воскликнул Эктор.
   — Дело не в том, чем вы это заслужили; довольно того, что это мне нравится.
   — Слушайте, — продолжала она, между тем как Эктор покрывал её руку поцелуями, — прошу вас, исполните то, что я вам скажу.
   — Жизнь моя в вашем распоряжении, сударыня.
   — Потому-то я и ею располагаю…Тсс! — шепнула она. — Вы ничего не слышите?
   Эктор прислушался. Топот многих лошадей раздавался в глубине леса, но ничего не было видно из-за волнующегося покрова туманов, окутавших со всех сторон перекресток Фавнов.
   — Меня ищут, — продолжала герцогиня. — Оставим середину поляны.
   Они отъехали к деревьям, осенившим их своей мрачной тенью.
   — Мы не можем терять ни минуты, — сказала она, смеясь. — Теперь они преследуют не оленя, а лань.
   — Что я должен сделать? Говорите.
   — Чтобы к завтрашнему дню была готова почтовая карета.
   — Будет.
   — Чтобы в одиннадцать часов, когда король, возвращающийся сегодня вечером в Версаль, отправится в свои комнаты отдохнуть, она была заложена.
   — Хорошо.
   — Она будет ждать на первом повороте дороги, в конце Пикардийской аллеи.
   — Очень хорошо.
   — Вы будете стоять у дверец, в сером плаще, без перьев на шляпе, без шарфа и лент.
   — Закутанный в плащ до носу и надвинув шляпу до бровей. Знаю.
   — Женщина выйдет из кареты в конце аллеи, вы пойдете ей навстречу и отведете её в свою карету…Это буду я.
   — Вы, сударыня?
   — У вас будут четыре добрых лошади. Надо, чтобы они неслись в весь опор.
   — Похищение! Ваш сан, различие наших состояний…Подумали ли вы о том, сударыня?
   — Я обо всем подумала…Не знаю, кто из нас двоих похищает другого. Но я вас люблю, я любима вами…Надо бежать!
   Герцогиня была немного бледна, её глаза сверкали, а приподнятые уголки рта гордо трепетали. Любовь, смелость, гордость сменялись на её лице. Молния блеснула перед глазами ослепленного Эктора. Он открыл было рот, чтобы отвечать, но тут герцогиня положила на него руку, протягивая другую по направлению к аллее де Бют.
   Там показалась черная точка, приближаясь с быстротой камня, брошенного пращой.
   — Едут, — сказала она, — может быть, мой паж Варей.
   — Я его убью! — сказал Эктор, опуская руку на эфес своей шпаги.
   — Нет, — возразила она. — Станьте в тень. Я поеду. До завтра. Прощайте.
   Герцогиня выехала на луговину и поскакала навстречу пажу, мчавшемуся во весь опор.
   Эктор въехал в чащу. Из своего убежища он видел, как герцогиня остановила молодого всадника и исчезла вместе с ним в глубине аллей.
   Лишь только потеряв их из виду, он выехал на перекресток и поехал наудачу. Чувство более живое, чем удивление, поглощало его мысли. Он машинально повторял самому себе последние слова герцогини. Вдруг его лошадь, которая спокойно щипала траву, приподняла голову, громко фыркнула и звонко заржала.
   Эктор огляделся. Среди тумана появилась фигура женщины, верхом ехавшей к нему.
   Он подумал, что это вернулась герцогиня Беррийская, и бросился к ней навстречу, полный невыразимого смущения.
   Но когда он приблизился к женщине, смущение сменилось небывалой радостью. Сердце его замерло, он распростер объятия, и имя Кристины слетело с его уст.

ГЛАВА 43. ТА ИЛИ ДРУГАЯ

   Это и в самом деле была Кристина, казалось, нарочно появившаяся из туманов, чтобы рассеять все его сомнения. Эктор же не думал, не рассуждал. Безграничная радость наполняла его душу, и прежде чем Кристина успела раскрыть рот, он схватил её в объятия, снял с седла и опустил на землю.
   Кристина стала румяней цветка гранатного дерева, но не противилась. Ее глаза, полные нежности, не отрывались от глаз любимого, и руки, обвившиеся вокруг шеи Эктора, обнимали его.
   Несколько минут они оставались безмолвными, полными неописуемого восторга.
   Наконец сердце Эктора не выдержало, и он вскричал:
   — Кристина! Любите ли вы меня?
   Был ли это тайный упрек самому себе, говоривший ему, что он не заслуживал более этой любви, единственной мечты своей юности?
   Крупные слезы покатились из глаз Кристины.
   — Посмотрите на меня и скажите, люблю ли я вас? — сказала она, взявши руки Эктора в свои.
   Когда первые порывы обоюдной нежности излились, Кристина села на лошадь, и они покинули перекресток.
   — Куда вы меня ведете? — спросил Эктор.
   — Следуйте за мной.
   — О, бегите, спешите, я буду за вами следовать хоть на край света.
   То, что Кристина рассказывала уже Сидализе, она передала Эктору. Страдания, перенесенные ею в юные лета, довели сердце Эктора до безумия.
   Он молча взял руку Кристины и поцеловал её, повторяя в душе клятву убить шевалье.
   Кристина по выражению его лица поняла, что происходило в его сердце.
   — Я вижу вас, — сказала она, улыбаясь, — и все забыто.
   — Но, стало быть, теперь вы свободны?
   — Конечно, раз могу быть с вами.
   — Какой покровитель помог вашему освобождению?
   — Все сделала покровительница.
   — Сидализа?
   — Вы угадали.
   — Добрая душа.
   — Она приехала вчера в Шеврез и бросилась мне на шею, не говоря ни слова. Я очень хорошо видела по её лицу, что она принесла добрые вести. «— Мы спасены» — сказала она, — вам найдено убежище и можете переселиться в него завтра же.»
   — О, понимаю…Охотничий павильон мадам д'Аржансон.
   — Да, именно.
   — И вы туда переехали?
   — В тот же вечер.
   — Вы и ваш отец?
   — Мы с отцом. Там я ничего не боюсь…Ведь мы под покровительством его светлости герцога Орлеанского, которому принадлежит дача?
   — Только приказ короля может извлечь вас оттуда. Но король будет предупрежден.
   — Сегодня 10 октября. Я хотела разделить с вами мое счастье, и я пришла.
   — Одни в этом лесу?
   — Мне казалось, — сказала она с простодушной нежностью, — что каждая потерянная минута была мной похищена у вас.
   Если бы в эту минуту кто-нибудь шепнул на ухо Эктору, какая тайная связь существовала между ним и герцогиней Беррийской, он выслушал бы его с удивлением человека, не понимающего, о чем ему говорят. Он лишь спросил:
   — Как вы отыскали меня среди этой охоты?
   — Надежда была моей путеводительницей, и вы видите, что я хорошо сделала, следуя ей: она привела меня к вам.
   — Но, — сказал встревоженный Эктор, — кто-нибудь мог вас встретить и все изменить?
   — Кто знает меня при дворе? Я думаю, что шевалье там не бывает.
   — Как знать.
   — Что? — вздрогнула Кристина. — Вы полагаете, что этот человек…
   — Я ничего не полагаю, Кристина, но всегда его опасаюсь.
   — Хорошо, — сказала она, приближаясь к Эктору, — если я подвергалась какой-нибудь опасности, не вознаграждена ли я за это?
   Такая самоотверженность наполнила сердце Эктора восхитительным волнением; слезы выступили у него на глазах, и он прижал Кристину к сердцу.
   — Вы заслуживаете любви на всю жизнь!
   — Я именно на это и надеюсь, — сказала она простодушно. — Я спрашивала о вас у пажа. Он мне сказал, что вы были с герцогиней Беррийской, но что вас потеряли из виду.
   При имени принцессы Эктор немного покраснел.
   — Я поехала аллеей, указанной пажом, — продолжала Кристина, — и аллея за аллеей, перекресток за перекрестком, ведомая тайным предчувствием, добралась до вас.
   — И несмотря на расстояние, вы меня узнали?
   — С первого взгляда. Прежде чем я бросила на вас взгляд, я угадала, что это вы, и ваш крик доказал мне, что я не ошиблась.
   Эктор вздохнул свободно: Кристина не видела герцогини Беррийской.
   Они выехали вместе из леса и поехали равниной.
   Павильон, уступленный Эктору графиней д'Аржансон, находился недалеко от опушки леса, на склоне холма, осененного группой старых деревьев. Это было хорошенький маленький домик, белый и свежий, как лилия, всего в один этаж, возведенный посреди сада с множеством источников, водопадов и фонтанов.
   Господин де Блетарен и Сидализа ожидали Кристину в дверях. Когда они увидели её в сопровождении Эктора, старик встал, а актриса побежала им навстречу. После первых объятий господина де Блетарена и его названного сына, Сидализа отвела Эктора в сторону.
   — Ну, — сказала она, — я вижу, что мне здесь больше делать нечего, и убегаю.
   — Уже! — Эктор взял её за руки.
   — Не пятый ли это акт комедии?
   — Чего-то ещё недостает.
   — Свадьбы?
   — Да.
   — Эта развязка придет в свое время. Теперь нет ещё девяти часов, но если этого так желаете…
   — Очень желаю.
   — Неблагодарный, — возразила актриса, грозя ему пальчиком, — кто бы мог раньше сказать, что придет день, в который я, Сидализа, стану играть роль поверенной?
   — Это, по крайней мере, оригинально.
   — Вот это меня и доконало. Теперь выслушайте меня.
   — Готов слушать, сколько вам будет угодно, — отвечал Эктор, смотревший искоса на комнату, где осталась Кристина.
   — В этих словах много любезности, но мало истины.
   — Сидализа!
   — Хорошо, хорошо! Вы сказали мне это для того, чтобы я долго вас не задерживала. Я вас скоро отпущу…Я вырвала овечку из пасти волка, но волк может вернуться и бродить возле овчарни. Берегитесь.
   — Я буду осторожен.
   — С человеком, подобным шевалье, любые предосторожности не лишние. Предпринимайте их как можно больше.
   — Постараюсь.
   — Старый трагик, переделывающий из угождения мне римскую историю в любовную комедию, часто мне говорил о наслаждениях Капуи. Пусть этот павильон не будет вашей Капуей. Там, где засыпает Ганнибал, бодрствует римлянин, и римлянина зовут шевалье де Сент-Клер.
   — Не бойтесь ничего.
   — Хорошо. Но вы бойтесь всего.
   — Герцог Орлеанский обещал заняться судьбой Кристины. Я ему напомню.
   — Так лучше сделайте это сегодня, чем завтра, и лучше завтра, чем послезавтра.
   Эктор пожал руку Сидализы, говорившей с жаром и решимостью.
   — Еще слово, — сказала актриса в ту минуту, когда уже готова была уйти.
   — Говорите.
   — Если Фуркево спросит у вас, каким образом я открыла убежище Кристины, скажите ему, что ничего не знаете.
   — Это будет справедливо.
   — Хорошо. Больше я ничего от вас не требую.
   Сидализа прыгнула в карету, ожидавшую её за стеной сада, и уехала.
   Вечером Эктор простился с Кристиной и Блетареном, чтобы отправиться в Марли, где надеялся встретить герцога Орлеанского. Сказанное ему Сидализой не выходило у него из головы.
   Герцог в игорном зале проигрывал свои дукаты её высочеству наследнице престола. Эктор выждал свободную минуту и отвел его в сторону.
   — Мадмуазель де Блетарен переселилась в убежище, данное ей по милости мадам д'Аржансон, — сказал он.
   — Вы не теряли времени, — заметил герцог.
   — Я не теряю ничего, ваша светлость, даже памяти.
   Герцог устремил на Эктора проницательный взгляд.
   — То есть, — улыбнулся он, — раз я вам что-то обещал, вам хочется напомнить?
   — Я никогда не осмелюсь этого сделать без позволения вашей светлости.
   — Так я сделаю лучше…Я сам это вспомню. Дело касается отца мадмуазель де Блетарен, как мне кажется.
   — Да, ваша светлость.
   — Вы просили меня поговорить об этом с королем, и я обещал вам обратиться к лицу, более могущественному, чем я, так как я не имею никакого влияния на действия короля.
   — Это опять-таки справедливо.
   — Итак, маркиз, это уже сделано.
   — Как, вы сделали милость…
   — Случай представился сегодня вечером, я им воспользовался…Меня благосклонно выслушали, и через некоторое время я представлю вас этому всемогущему лицу. Но прежде чем действовать, оно хотело бы справиться, как велико было участие де Блетарена в возмущениях Фронды.
   — Самое маловажное, — ответил Эктор.
   — Я в том не сомневаюсь, — ответил принц, — но нужны доказательства, а ваше свидетельство, согласитесь, в подобном деле несколько подозрительно.
   — Хорошо, я буду ждать.
   — А я употреблю всю свою власть, чтобы вы ждали недолго.
   — Ваша светлость, чем мне заслужить все эти милости?
   — Любите меня немного, если это возможно, и не верьте хотя бы половине того зла, которое мне приписывают.
   И герцог Орлеанский пошел к группе вельмож, оставив Эктора одного.
   Зал был полон народа; разговаривали, играли, прогуливались. Но шум не доходил до слуха Эктора и глаза его не замечали происходившего. Он стал поодаль и углубился в свои мысли. Тут к нему подошел Поль, проходивший мимо.
   — Как вы грустны! — сказал тот.
   — Я? — спросил Эктор, внезапно пробужденный от своих мечтаний.
   — Да, вы, я ведь не с великим султаном разговариваю.
   — Мой милый граф, вы не знаток людских физиономий… Я счастлив.
   — Незаметно. Вы стоите в углу, как страус посреди пустыни.
   — Потому что мое счастье серьезно, мой друг.
   Поль вздохнул.
   — Вот почему, видно, мы со счастьем не ладим…Моя горесть происходит от моей веселости. Я перестану смеяться и посмотрю, не развеселит ли это меня, наконец.
   Тут наступил час ужина короля, и молодые люди прервали беседу. Растворились двери, и принцы королевской крови отправились в комнаты короля. Эктор и Поль смешались с толпой поблизости от входа.
   Вдруг герцогиня Беррийская возникла перед Эктором, и их взоры встретились. Она небрежно шагнула в его сторону.
   — Вы не были при окончании охоты, мсье де Шавайе, — заметила она. — Вас не было видно, мне кажется.
   — Правда, сударыня, я заблудился и опоздал.
   Она сделала ещё шаг и, проходя мимо него, склонила за веером голову.
   — До завтра, — сказала она живо, но тихо.
   Эктор вздрогнул: он все позабыл, и это слово ему все напомнило. Следовало решать немедленно. Пока он почитал себя свободным, это похищение было безумием. Теперь же, после встречи с Кристиной, это было преступлением.
   Эктор удержал Поля за руку и молча увлек его в противоположный конец зала.
   — Вы были правы, мой друг, — сказал он.
   — Я всегда прав, — отвечал Поль. — Но по какому поводу я прав в эту минуту?
   — Некоторое время назад я совершил ошибку. Хорошенько поразмыслив, я вижу, что несчастлив.
   — Вот новость! Впрочем, это не стоит того, чтобы огорчаться. Несчастье — обычное положение человека.
   — Мое продолжается двадцать семь лет, а мне двадцать восемь…Считайте!
   — Этот расчет меня не утешит…
   — Есть несчастья, которые убивают.
   — Они редки.
   — Но есть.
   — Да, как Бурбоны…Они есть, но их очень немного.
   — Дуэль, например.
   — От дуэли иногда умирают, но это не несчастье…
   — Все зависит от того, как посмотреть…
   — Вы, стало быть, деретесь?
   — Да.
   — Ну-ну. Это меня восхищает.
   — О, не от чего.
   — Как же! Ведь я буду на этом празднике?
   — Да.
   — Благодарю вас.
   Поль дружески пожал руку Эктору и продолжал:
   — Когда состоится ваша дуэль?
   — Завтра.
   — В котором часу?
   — На рассвете.
   — В каком же месте?
   — Под Марлийским водопроводом есть свод, который я заметил мимоходом; трава гладкая, место ровное, вокруг деревья, и нет любопытных.
   — Превосходно. Имя дворянина, с которым вы деретесь?
   — Граф Поль-Эмиль де Фуркево.

ГЛАВА 44. ГОРДИЕВ УЗЕЛ

   Фуркево отступил в удивлении.
   — Как, вы деретесь со мной?
   — Да, — отвечал спокойно Эктор.
   На этот раз Поль подумал, что его друг сошел с ума, и в испуге посмотрел ему прямо в глаза.
   — Это вас несколько удивляет? — заметил Эктор.
   — Очень удивляет, — ответил граф.
   — Жизнь так устроена, что не знаешь, что случится завтра.
   — Звучит, конечно, прекрасно, но я ничего не понимаю. Вы шутите, я думаю.
   — Совсем нет. Это очень серьезно.
   — Вы хотите, чтобы мы дрались друг с другом?
   — Хочу.
   — Хорошо. Но скажите мне, по крайней мере, какая причина побуждает вас возобновить со мной туринскую шутку?
   — Позвольте возвратиться немного назад и кое-что вам объяснить.
   — Говорите.
   — Помните ли, милый граф, что вы мне заметили насчет герцогини Беррийской?
   — Конечно, и то, что я говорил, я подтверждаю.
   — Итак, мой друг, вы были правы.
   — Наконец-то вы соглашаетесь.
   — Я не могу спорить с очевидным.
   — Стало быть, с тех пор дело пошло?
   — Оно не шло, а бежало.
   — Вот что значит шестнадцать лет!
   — Я достиг последней главы.
   — Уже!
   — Да.
   — Каким тоном вы это говорите!
   — Хотел бы я вас видеть на моем месте.
   — Я тоже бы хотел.
   Эктор улыбнулся. Поль топнул ногой.
   — Все это не объясняет, — возразил он, — зачем вы хотите меня убить.
   — У герцогини странные фантазии, и говоря вашим языком, она требует, чтобы я поступил с ней, как будто я Юпитер, а она Европа.
   — Похищение!
   Де Шавайе кивнул.
   — Я вам удивляюсь, — вскричал Фуркево. — К вам приходит величайшее счастье, и вместо радости вы принимаете жалобный вид, от которого хочется плакать. Похищение! Да знаете ли, что из-за похищения герцогини я соглашусь получить сто ударов шпагой. Вы неблагодарный!
   — Не забывайте о Кристине, — заметил Эктор.
   — Кристина? При чем тут она? — вскричал Фуркево.
   — Для вас ни при чем, но для меня — другое дело.
   Поль покачал головой полушутя, полусерьезно. С минуту он смотрел на друга, барабанившего пальцами по пьедесталу статуи, и наконец произнес:
   — Я взял бы одну и не оставил бы другой.
   — Вы есть вы, а я есть я, и поневоле повинуюсь своей природе.
   — Итак, вы решились не похищать герцогиню Беррийскую?
   — Решился.
   — Да покровительствует вам тень Сципиона, мне же вас жаль.
   — Жалейте, сколько вам будет угодно, но исполните то, чего я требую.
   — А, вы о дуэли?
   — Да.
   — Вы все об одном и том же. Посмотрим, какие у вас причины.
   — Можно не похищать герцогиню, но для этого нужен предлог. Дуэль будет служить таким предлогом.
   — Как вы ловко придумали, удивляюсь!
   — Это же очень просто. Обе любви опутывают меня, как гордиев узел. И то, чего не могут развязать…
   — Разрубают.
   — Поэтому мы любезно будем драться, и вы мне нанесете удар шпагой.
   — Я вам? Но вы же знаете, что это невозможно!
   — Вам в том помогут.
   — Конечно, если вы не будете защищаться.
   — Вы должны будете меня ранить. Мне только того и нужно.
   — Потом?
   — Остальное само собой разумеется. Раненый, я ложусь в постель и не являюсь ко двору. Герцогиня забудет меня, и когда я вернусь в Версаль, о похищении и разговоров больше не будет.
   — Прекрасно придумано.
   — Итак, вы решаетесь?
   — Как я могу вам отказать? Эта дуэль дает мне возможность оказать вам услугу и сделать глупость…Достаточно, чтобы убедить меня.
   — Хорошо. Я вас буду ждать.
   — На рассвете моя шпага и я будем к вашим услугам.
   Двое молодых людей сделали несколько шагов по направлению к дворцу.
   — Кстати, — спросил Поль, — а вдруг герцогиня станет упорствовать в своей любви к вам?
   Эктор пожал плечами.
   — Вы знаете, что прихоти — это розы души и живут одно утро.
   — Это справедливо, но бывает, что когда оборачиваются спиной к счастью, оно начинает вас преследовать.
   — Тогда я приму крайние меры.
   — Какие?
   — Я женюсь.
   — Самоубийство, — весело воскликнул Поль, — это геройство.
   — Нет, это любовь.
   На другой день все произошло, как условились: два друга стали под аркадами Марлийского водопровода в присутствии секундантов. Они вежливо раскланялись и бросили шляпы на траву.
   — Итак, вы настаиваете, маркиз? — сказал Поль с важным видом.
   — Вы знаете, граф, что я никогда не отказываюсь от своих слов, — отвечал тем же тоном Шавайе, едва удерживаясь от смеха.
   — Так начнем, мсье.
   Эктор и Поль выхватили шпаги.
   — По крайней мере, забудем прошлое, граф, что бы ни случилось, — сказал Эктор, протягивая руку противнику.
   — Я и не думал иначе!
   И, наклонившись к уху Эктора, Поль тихо прибавил:
   — Не забудьте быть очень неловким.
   — Сделаю в лучшем виде.
   — Если вы меня убьете из-за такой глупости, я умру безутешным.
   Эктор лишь улыбнулся. Два дворянина поклонились и скрестили оружие.
   Эктор защищался достаточно для серьезной дуэли, после чего позволил себе пропустить укол шпагой в плечо. Брызнула кровь, и Фуркево опустил клинок.
   — Вы, кажется, ранены? — произнес он.
   — Мне самому тоже так кажется…Однако, если вам угодно продолжать…
   — Нет, нет, — отвечал Поль, смеясь, — не стоит умирать из-за подобной безделицы.
   Завязавши платком рану, Эктор поблагодарил своего секунданта, Фуркево — своего. Двое молодых людей сели в карету и отправились в Париж.
   — Теперь вам следует, — сказал Эктор, — предупредить герцогиню Беррийскую о случившемся.
   — Да, поручение довольно щекотливое.
   — Поэтому-то я и доверяю его вам.
   — Это очень любезно с вашей стороны, однако что я скажу ей?
   — Что хотите.
   — Скоро сказано, но трудно выполнить. Милая прихоть хорошенькой женщины родилась в её сердце…
   — В сердце? — с недоверчивым видом прервал Эктор.
   — Или ещё где хотите, — отмахнулся Поль. — Место не влияет на каприз, и как тяжкий шмель, опускающийся на распустившуюся розу, я грубо раздавлю все мечты её весны. Но мой поступок отвратителен, смешон, сумасброден…Он не согласуется с правилами всей моей жизни, и я заслуживаю, чтобы первый бродяга проколол меня насквозь шпагой за мое согласие на вашу затею…Если она заплачет, что я сделаю с её слезами?
   — Но, — возразил Эктор, — мифология, на которую вы ссылаетесь так часто, не говорит, что покинутая Ариадна умерла с горя.
   Поль посмотрел пристально в глаза Эктору.
   — Уж не думаете ли вы, что я способен играть роль торжествующего Бахуса?
   — А почему?
   — Счастье делает вас неверующим и легкомысленным одновременно. Влюбленный в мадмуазель де Блетарен, вы не думаете, что она могла бы вас когда-нибудь забыть. Равнодушный к герцогине Беррийской, вы считаете, что она забудет вас завтра же. Одной вы охотно согласились бы выдать свидетельство вечной верности. И вы же готовы усомниться в постоянстве другой. Сердце человека — лабиринт.
   — Потому-то я и советую вам взять нить Ариадны, — отвечал, смеясь, Эктор.
   С наступлением вечера, весь укутавшись от чужих глаз, Эктор отправился в карете в павильон Кристины.
   Кристина побледнела при виде крови, но Эктор успокоил её.
   — Мне осталось только это средство, чтобы не разлучаться с вами, и я к нему прибегнул, — сказал он.
   — Дуэль! — вскричала она.
   — Да, — подтвердил несколько смущенный Эктор, — дуэль без причины, последствия которой соединят меня с вами.
   Кристина умолкла и не очень жаловалась на рану, принуждавшую мсье де Шавайе оставаться дома.
   В тот же день Фуркево возвратился в Версаль, куда переехал двор. Его живой характер заставлял видеть лишь приятную сторону возложенного на него странного поручения. То, что ужасало его в первую минуту, теперь забавляло.
   Когда он вступил в игорный зал, герцогиня Беррийская, по обыкновению, занимала один из столов; её окружала многочисленная толпа. Дукаты сыпались на бархат.
   Полю удалось поместиться возле герцогини. Нужен был лишь случай с ней заговорить.
   Принцесса казалась очень занятой игрой, но внимательный и предупрежденный наблюдатель, каким был Фуркево, мог заметить взгляды, бросаемые ею повсюду украдкой.
   »— Ладно, — подумал Поль, — наступила минута нанести первый удар.»
   Он бросил несколько дукатов на стол и закашлялся, как герой комедии, желающий привлечь к себе внимание.
   Герцогиня Беррийская подняла на него глаза.
   — А, вот и вы, мсье де Фуркево, — сказала она, — вы приехали поздновато.
   »— Она говорит со мной, но думает о нем, — сказал он сам себе. — Как гибок наш язык для выражения того, в чем мы не хотим признаться.»
   И громко произнес:
   — Я замечаю не с сегодняшнего дня, сударыня, непостоянство времени наоборот. Когда дело касается вашего высочества, время — олень, и благодаря его проказам в часе только пятнадцать минут. Я спешу, приезжаю. Но слишком поздно. Сударыня, когда мы возле вас, запретите времени идти.
   Герцогиня Беррийская кротко улыбнулась.
   — Останьтесь, мсье, — сказала она, — мы постараемся это исполнить.
   Она начала игру и выиграла; золотые волны хлынули в её нежные руки.
   Ее глаза быстро скользнули по толпе и вновь остановились на Поле.
   — Вы, кажется, проигрываете, — заметила она.
   — Да, сударыня…Еще три подобных хода, и вам нужен будет казначей.
   Принцесса, тасовавшая карты, подняла свой огненный взгляд на Фуркево.
   — Мсье де Шавайе прекрасно исполняет эту должность, — сказала она. — Не видели ли вы его?
   — Ах, сударыня, какой удар был бы для маркиза, если бы он вас услышал!
   — Что же ужасного в моих словах?
   — Их любезность, — ответил Поль.
   Герцогиня сдала карты и снова выиграла; дукаты сыпались в её руки.
   — Ваши слова загадочны, — возразила она. — Объяснитесь.
   — Если приехать поздно — всего лишь неприятно, не быть совсем — ну не несчастье ли?
   Сверкающие глаза герцогини впились в лицо Фуркево, потом внезапно потупились.
   Поль видел, как она побледнела под румянами. Тасуя карты дрожащей рукой, она молчала несколько минут, и наконец возразила:
   — Но как бы поздно не приезжали, однако приезжают.
   Поль покачал головой.
   — Ни поздно, ни рано, сударыня.
   Эти слова были произнесены таким серьезным голосом, что принцесса вздрогнула.