рэкетиры.
      -- Дорожные рэкетиры? Что это такое?
      -- Бандиты местные. Останавливают машину и требуют деньги за проезд.
      -- Вот свиньи! Деньги нужно зарабатывать честным трудом, --
нравоучительным тоном произнес Энрике. Себя он считал работягой.
      -- Слушай, а чего мы без музыки? Включи чего-нибудь.
      -- А что вы хотите?
      -- Ну, я люблю Бетти Эйде. Знаешь такую?
      -- О да, -- понимающе закивал таксист. -- У нее такой грудной голос, а
уж в клипах она...
      -- Фигура у нее просто класс... Ну и голос, конечно, -- согласился
Коррадо. -- Я иногда и на работе ее песни слушаю.
      -- А где вы работаете, сэр?
      -- В сфере услуг, -- не моргнув ответил Энрике.
      -- О! Вот они! Накаркал! -- воскликнул водитель, когда из заброшенного
дома на дорогу выскочило несколько человек. Они были вооруженны дубинами и
кусками арматуры.
      Шедшая впереди машина успела проскочить опасный участок, и только
пущенный вдогонку камень ударил по ее крыше. Уличные бандиты закричали вслед
беглецам, но потом все их внимание переключилось на второе такси.
      -- Нужно разворачиваться, сэр! Немедленно! -- закричал водитель.
      -- Не дергайся, парень, езжай спокойно. Сейчас разберемся.
      Энрике произнес это совершенно будничным тоном, и таксист почувствовал
некоторую уверенность. Сам не зная почему, он поехал дальше, прямо в лапы к
уличной банде.
      -- А-а!.. Бабки давай!.. Бабки давай!.. -- заорал длинноволосый бандит,
первым подскочивший к такси.
      Энрике опустил боковое стекло и, указав на волосатого пальцем, сказал:
      -- Отойди от машины, засранец.
      От неожиданности бандит округлил глаза и едва не выронил свою дубину.
      В одно мгновение такси окружили с десяток человек, некоторые были
вооружены дробовиками.
      -- Как-как ты меня обозвал? -- наконец пришел в себя длинноволосый и
стал обходить машину, чтобы разобраться с пассажиром.
      Хулиган в кожаной куртке нагнулся к окошку и с угрозой в голосе
процедил:
      -- Плати деньги, дядя.
      -- Дай я с ним разберусь, Пеле! -- заверещал подскочивший волосатый.
      -- Отвали, Крук, -- коротко бросил владелец кожаной куртки и повторил:
-- Оплачивай проезд, дядя.
      -- Сколько? -- спокойно поинтересовался Энрике.
      -- Цены возросли. Пятьсот.
      -- Слушайте, ребята, давайте я дам вам пятьдесят кредитов, и на этом мы
разойдемся, -- предложил пассажир.
      Ответом был громкий смех всей банды. Потом тот, кого называли Пеле,
выхватил нож и, сунув его под нос Энрике, прошипел:
      -- Вываливай бабки, сука, пока я тебя на ремни не разделал.
      -- Замочи его, Пепе! -- заверещал длинноволосый.
      Таксист сидел ни жив ни мертв, и ему казалось,
      что часы его жизни уже сочтены. Сумасшедший пассажир ссорился с
дорожными бандитами, а что случалось с такими смельчаками, таксист знал.
      "Зачем, зачем я только согласился на эту поездку?! -- укорял себя
водитель. -- Ах, если бы опять начать этот день, я бы лучше пошел в кино!"
      -- Так ты, Пепе, здесь главный? Ты командуешь этим сбродом? -- будто не
видя остро отточенного лезвия, задал вопрос Коррадо.
      -- Какое тебе дело?
      -- Мне нужен ваш командир. У меня к нему дело.
      -- Какое у тебя дело? Говори мне, -- потребовал Пепе.
      -- Так, значит, ты главарь банды?
      -- Нет, -- подал голос один из бандитов, -- главный у нас Принц
Джамиль.
      -- Зовите Джамиля, ребята, не пожалеете. Бандиты переглянулись, и потом
один из них побежал за главарем.
      -- При появлении Принца Джамиля ты должен выйти из машины! -- приказным
тоном объявил Пепе, однако нож он все-таки убрал.
      -- Хорошо, Пепе, -- кивнул Энрике, -- когда он появится, я проявлю
уважение и выйду из машины.
      Непонятное поведение пассажира такси, его уверенность и одновременно
покладистость ставили Пепе в тупик. Впервые он не знал, что ему делать.
      Наконец появился Принц Джамиль. Походкой, свойственной настоящим
царственным особам, в сопровождении двух девушек-малолеток он не спеша
спускался по выщербленным ступеням заброшенного дома, удерживая на лице
легкую презрительную улыбку.
      Энрике, как и обещал, тотчас вышел из такси и выстрелил в стоявшего
ближе других Пепе.
      Вторая пуля досталась Принцу, а остальные полетели в тех, кто пытался
оказать сопротивление. Энрике легко и вдохновенно стрелял сразу из двух
стволов, всякий раз опережая бандитов на какие-то доли секунды.
      Вскоре выстрелы стихли, и Энрике внимательно осмотрел поле боя.
      Малолетки-наложницы убежали обратно в дом, а еще двое живых бандитов с
поднятыми руками стояли возле стены.
      -- Сэр, прошу вас, давайте уедем! -- рыдая, кричал таксист.
      -- Конечно, сейчас уедем, -- отозвался Коррадо. -- Надо же, кажется, у
моего любимого пистолета сбился прицел. Он берет чуть-чуть влево.
      Коррадо поднял оружие и выстрелил в одного из сдавшихся бандитов. Тот
рухнул как подкошенный.
      -- Вот досада, действительно прицел сбился, -- расстроился Энрике. --
Нужно исправлять.
      И еще одним выстрелом он убил последнего бандита.
      Только после этого Коррадо сел в машину. Водитель резко отпустил
сцепление, и такси как ракета понеслось по узкой улице.
      -- Поосторожнее, парень, ты же нас угробишь.
      -- Ну знаете, сэр, -- покосился на пассажира таксист, -- знал бы я, что
вы тут такое устроите... Где же вы работаете?
      Энрике заменил обоймы, убрал пистолеты и, вздохнув, ответил:
      -- Я же сказал тебе -- в сфере услуг.

64


      Обломок кирпича ударил в крышу машины, и Холланд интуитивно пригнулся.
      Таксист выругался и вдавил педаль газа до самого пола. Машина запрыгала
по выбоинам, и Джек вцепился в сиденье, чтобы не разбить голову о потолок.
      Оглянувшись, он увидел, как из заброшенного дома выбегают бандиты.
Некоторые из них были вооружены короткими дробовиками. Джек ожидал, что по
такси откроют огонь, но внимание бандитов переключилось на следующую машину,
от которой Ход-ланд пытался оторваться.
      Еще возле порта он приметил человека, чей силуэт напоминал ему Коррадо,
и попросил водителя по-петлять по городу. Это едва не закончилось стычкой с
бандой, однако все случилось как нельзя лучше, и теперь бандиты стали
проблемой мистера Коррадо.
      -- Ну вот и оторвались, сэр, -- посмотрев в зеркало заднего вида,
сообщил таксист. -- Правда, крышу придется шпаклевать и закрашивать, а это
дополнительные расходы.
      -- Хорошо, за ущерб -- пятьдесят кредитов, -- понял намек Холланд. --
Достаточно?
      -- Да, годится, -- согласился таксист, выводя машину в более приличный
квартал. Вдоль домов здесь тянулись газоны, а возле подъездов стали
попадаться достаточно дорогие машины.
      -- Ну что? Теперь куда? -- спросил водитель.
      -- В центр, туда, где побольше людей.
      -- Могу подвезти вас на Главную площадь. Там много магазинов, кафе и
всегда полно праздношатающихся.
      -- Это мне подойдет, -- кивнул Джек, рассматривая улицы незнакомого
города сквозь завесу тончайшей пыли.
      -- Что же это за пыль такая удивительная? То она есть, то ее нет, --
спросил Джек.
      -- Какие-то микробы, точно я не знаю... -- ответил шофер. -- Но сейчас
еще ничего, а вот весной, когда они размножаются, то такие картинки
показывают -- только держись.
      -- Что за картинки? -- спросил Джек, провожая взглядом девушку в
короткой юбке.
      -- Ну видения всяких там психов...
      -- Что за бред? Какие видения?
      -- Ну эти микробы, они какие-то там психические и могут улавливать
эти... как их мыслеформы.
      -- И как это выглядит? -- недоверчиво усмехнулся Джек.
      -- Я, например, видел однажды прозрачного слона. Прямо посреди дороги А
мой сосед видел русалку с собачьей головой. Но чаще это всякие разноцветные
пятна.
      -- И ты во все это веришь?
      -- О чем вы, сэр? Я живу здесь уже тридцать лет и давно ничему не
удивляюсь -- смотрю, и все. При чем тут "веришь" или "не веришь"?
      Джек не нашелся, что сказать, и снова стал смотреть на местных девушек.
Некоторые были очень даже ничего. Когда они выходили на открытое солнцу
пространство, то превращались в невесомые неясные образы, а когда
возвращались в тень, принимали прежние формы с законченными плавными
линиями.
      -- Красивые у вас девушки, -- заметил Джек.
      -- Да какие девушки? Пашешь с утра до вечера на этой развалюхе. Вот
соберу денег и рвану куда подальше...
      -- Куда, например?
      -- Можно на Бургас Там, говорят, никакого тумана нет. Воздух
прозрачный.
      -- Прозрачный-то он прозрачный, только работы там тоже нет, -- сказал
Джек
      -- Да я согласен на все, -- с чувством произнес водитель и даже на
мгновение отпустил руль. -- На все согласен -- хоть дерьмо качать.
      -- А, ну это пожалуйста, -- кивнул Джек.

65


      Джек расплатился с таксистом и вышел возле небольшого кафе, из которого
доносилась негромкая музыка. Над дверью красовалась вывеска с крупными
буквами: "Бумба", а чуть пониже буквами помельче сообщалось, что в таком-то
году, такого-то месяца и числа здесь давал концерт Пилиенс Шокодавр.
      Посетители, в основном молодые люди, постоянно входили и выходили из
заведения, курили у входа, ведя непринужденные разговоры.
      Несколько человек сразу обратили внимание на Джека. Его одежда и
стрижка не соответствовали местной моде.
      Один из парней попытался загородить Джеку дорогу, но его приятель
оттащил друга в сторону и, улыбнувшись, пояснил:
      -- Он пьян уже с утра.
      Джек понимающе кивнул и вошел внутрь кафе, где было довольно сумрачно.
Искусственное освещение отсутствовало, а дневной свет едва пробивался сквозь
витражные стекла.
      Прежде чем пройти в глубь зала, Джеку пришлось постоять с минуту, пока
его глаза привыкли к полумраку.
      На небольшой сцене верхом на стуле сидела крашеная блондинка. Она
исполняла песню о несчастной любви, и в музыкальных проигрышах, когда можно
было не петь, девушка так страстно гладила спинку стула, что Джек невольно
задержал на сцене свой взгляд. Потом девушка снова зашептала слова, и
наваждение исчезло. Холланд огляделся, но не нашел ни одного свободного
столика.
      -- Эй... -- позвал его кто-то.
      Джек повернулся на голос и увидел незнакомую девушку, которая поманила
его пальцем. Она сидела за столиком одна, и ей, видимо, не хватало только
кавалера.
      -- Здравствуйте, -- улыбнулся Джек, присаживаясь напротив девушки.
      -- Привет, -- улыбнулась она, и Холланду показалось, что зубы девушки
имеют какой-то странный цвет. -- Вы, я вижу, не здешний?
      -- Да, я здесь проездом, -- кивнул Холланд.
      -- Это естественно, такой красивый парень не может оставаться здесь
навсегда, -- вздохнула незнакомка. -- Меня зовут Бирке, а вас?
      -- Я Джек. Джек Холланд. -- Джек протянул через стол руку, и девушка
осторожно ее пожала, а затем сказала:
      -- Типичный жест иностранца.
      -- Какой жест?
      -- Ну вот это рукопожатие. У нас предпочитают этого не делать.
      Не зная, что сказать, Джек замолчал. Молчала и его новая знакомая. Она
откровенно рассматривала Солланда, и от этого ему было немного не по себе.
      Раздались хлопки, и Джек оглянулся. Это аплодировали певице. Она
поднялась со своего многострадального стула и поклонилась публике, сохраняя
на лице брезгливую улыбку.
      -- Вам нравится Нона? -- услышал Джек.
      -- Что, простите?
      -- Я говорю о Ноне... О девушке, которая пела. Она вам понравилась?
      -- Мне трудно судить об этом -- в зале слишком темно.
      -- Да, -- грустно кивнула Бирке, -- темно и сыро.
      -- Может, чего-нибудь закажем? -- предложил Джек. Необычное поведение
Бирке ставило его в тупик. Она казалась странноватой, но нельзя было
исключать, что жители этого города все были такие.
      Мне ничего не нужно. У меня еще остался коктейль... -- покачала головой
Бирке и потянула через трубочку черную как деготь жидкость.
      -- Тогда я закажу что-нибудь для себя. Хорошо?
      Бирке только пожала плечами. Холланд привстал, хотел пойти к стойке, но
смешивавший напитки человек остановил его жестом, показывая, что подойдет
сам.
      -- Он сейчас подойдет, -- непонятно зачем пояснил Джек, и девушка
улыбнулась.
      -- Вы к нам надолго, Джек? -- спросила она и положила свою ладонь на
запястье Холланда.
      -- Нет, только на пару дней, -- смущенно ответил он, не зная, как себя
вести. Он не боялся девушек, и одно только прикосновение не могло его
смутить, однако Бирке вела себя совершенно непонятно. Ее прикосновение было
таким нежным и она смотрела на Джека так открыто, что он просто молчал.
      -- Если вам это неприятно, Джек, я сейчас же уберу руку, -- сказала
девушка.
      -- Нет-нет, Бирке, пожалуйста.
      -- Я ведь вам уже говорила, что у нас не особенно любят касаться друг
друга, а вы в момент знакомства подали мне руку. И когда я до нее
дотронулась... -- Девушка замолчала, потому что подошел бармен.
      -- Привет, Бирке, -- поздоровался он с девушкой. -- Здравствуйте,
молодой человек, я рад, что вы зашли в наше заведение. Вообще-то у нас не
принято обслуживать в зале, но для гостя я сделаю исключение. Что вы хотите
заказать? Имбирное пиво, коктейль "Сарацин" или легкий "крем-оранж"?
      -- Пиво и "оранж", -- сделал выбор Джек, не вполне представляя, что
скрывается за названием "крем-оранж".
      Бармен ушел, и почти в тот же момент со сцены снова зазвучала музыка.
Джек подумал, что вернулась певица, но это была уже танцевальная пара --
мужчина и женщина в ультрамариновых обтягивающих трико.
      -- Вам нравятся танцы, Джек? -- спросила Бирке, потягивая свой
коктейль.
      -- Не знаю, -- пожал плечами Джек. -- Я в этом мало что понимаю... А
что за коктейль вы пьете? Он такого странного цвета.
      -- А я его вовсе не пью. Это вам только кажется, -- ответила Бирке и
крепко сжала руку Холланда. Так крепко и страстно, что по его телу пробежала
легкая дрожь.
      -- О, Джек, какой вы чувственный, -- шепотом произнесла девушка. Бармен
принес заказ.
      -- А вот и я. Ваши напитки, мистер. -- С этими словами он поставил
перед Джеком два высоких бокала. Один из них был наполнен мутноватой, почти
бесцветной жидкостью, а второй -- некой молочной субстанцией, которая
кипела, выбрасывая на поверхность целые хлопья белоснежной пены.
      -- Это "крем-оранж"? -- спросил Джек, указывая нa пенившийся напиток.
      -- Вы задаете слишком сложные вопросы, мистер...
      -- Холланд, -- подсказала Бирке.
      -- Мистер Холланд, -- закончил фразу бармен и, еще раз поклонившись,
ушел.
      -- Почему он так странно разговаривает? -- спросил Джек.
      -- А, -- махнула рукой Бирке, -- не обращайте внимания. Пейте свое
пиво, а то скоро придет Зломин и мне придется разговаривать, а это так
неприятно.
      -- Кто это -- Зломин?
      -- А вот он уже идет, -- кивнула девушка на неясный силуэт, уверенно
пробиравшийся между тесно стоявшими столами.
      Зломин оказался высоким, худым и слегка сутуловатым парнем, а в руках
он нес большой ящик, прикрытый светонепроницаемой тканью.
      -- Привет, Бирке, -- буркнул Зломин и сел, не обратив на Джека никакого
внимания.
      -- Что принес сегодня?
      -- Грызуны, -- отозвался Зломин. Он поставил ящик на стол и откинул
плотную ткань.
      -- О, какие они оживленные! -- обрадовалась Бирке и даже отпустила руку
Холланда. -- Какая прелесть! Вам они нравятся, Джек?
      -- Да, нравятся, -- признался Холланд, разглядывая белых мышей. Их было
не меньше полусотни, и они находились в постоянном движении. Бегали,
подпрыгивали и забирались на плечи друг друга, чтобы просунуть сквозь прутья
клетки свои любопытные носы. И все они напоминали Джеку маленькую Кисси с
одной лишь разницей -- эти мышки были значительно упитаннее.
      -- Твой Глокус будет доволен, -- сказал Зломин, легонько постукивая
пальцами по клетке и привлекая внимание грызунов.
      -- Кто такой Глокус? -- спросил Джек.
      -- Это лучший друг Бирке, -- пояснил Зломин.
      -- Глокус -- мой удавчик, -- добавила Бирке, увлеченно рассматривая
чистеньких грызунов. -- Очень хорошо, Зломин. Что я тебе должна за это чудо?
Ты хочешь секса?
      -- Нет, это слишком примитивно. Я рассчитываю на долгую беседу.
      -- Полчаса.
      -- Сорок минут.
      -- Хорошо, я согласна. Приходи сегодня вечером, и тогда...
      -- Нет, Бирке, -- страстно зашептал Зломин, и на его лбу проступили
крупные капли пота, -- я хочу беседу прямо сейчас, за этим столом, и чтобы
он, -- Зломин кивнул на Джека, -- видел все это.
      -- Да ты чокнутый извращенец, -- скривилась Бирке.
      -- Может быть, -- улыбнулся Зломин, -- но этих мышек могу тебе
поставить только я.
      -- Послушай, ты же знаешь, какое у меня красивое тело, какая атласная
кожа. Секс со мной приятен и незабываем.
      -- Нет, Бирке, -- сухо сказал поставщик мышей и положил руку на клетку
с товаром. -- Или беседа прямо сейчас и при нем, или ничего.
      Зломин испытующе посмотрел на Бирке, и та, сделав глоток своего черного
коктейля, подняла глаза на Джека:
      -- Надеюсь, вы останетесь как свидетель. Вы же видите, как это для него
важно.
      -- Я согласен, -- сказал Холланд, все еще не понимая, чего от него
ждут.
      Бирке сосредоточилась и с минуту молча смотрела перед собой, а Зломин
ежесекундно облизывал губы и разрабатывал пальцы, словно собирался играть на
рояле.
      За спиной Джека, на сцене, продолжался танцевальный номер. Мелодия,
сопровождавшая выступление артистов, была унылой и однообразной, как скрип
колеса. Ее звуки царапали Холланда по позвоночнику и создавали ощущение
дикого дискомфорта в обществе непонятных людей, коробки с белыми мышами и с
кипящим молоком, которое почему-то называли "крем-оранж".
      Бирке глубоко вздохнула и положила ладонь на гладкую поверхность стола,
а затем стала медленно двигать ее в сторону Зломина.
      Джек удивленно следил за этой непонятной пантомимой, чувствуя, что
присутствует при каком-то важном, но неприличном действии. Пальцы Бирке и
Зломина переплелись, их взгляды стали влажными и переплелись так же, как и
их руки.
      -- Говори, -- сказал Зломин.
      -- Что говорить? -- безжизненным голосом спросила Бирке.
      -- Рассказывай четвертый стих из Вервальда.
      Чтобы снять неприятное впечатление, Джек решился попробовать бурлящий
напиток. И выяснилось, что это было охлажденное молоко с ванильным сахаром,
а извержение углекислого газа производил маленький генератор, приклеенный к
самому дну стакана.
      После нескольких глотков Джек ощутил в желудке приятное тепло, и это
говорило о том, что в "креме" содержался алкоголь.

      На дивном берегу, под солнцем Мира Ликета, --

      зазвучал голос Бирке. Он принял новую певучую и торжественную окраску,
и Джек стал вслушиваться в эти слова.

      Живет Вервальд, послушный ветру с севера,
      Своим крылом он укрывает путника
      И нагоняет тучи, если в гневе он

      От волнующего звучания стихов глаза Зломина закрылись, голова
откинулась назад, и из-под тонких, подрагивающих век покатились слезы.
      А Бирке продолжала декламировать и выглядела ничуть не лучше Зломина.

      А если я приду и стану возле молота,
      То взмах его найдет опору твердую.

      "Подумать только, и весь этот спектакль из-за полуящика мышей для ее
удава", -- подумал Джек, разум которого под действием алкоголя уже
раскрепостился.
      -- Во мне одном, в моих движеньях, быстрой поступи
      Казалось, Бирке говорила так громко, что все вокруг оборачивались.
      Джек осторожно оглянулся, но не заметил ни одного любопытного. Все
посетители кафе были заняты только своими делами, и лишь некоторые смотрели
на сцену, где новая пара танцовщиков изображала влюбленных змей.
      Все происходившее вокруг Джек воспринимал как в тумане. Множество чужих
лиц, отражавших непонятные ему эмоции, переплетенные пальцы, запрокинутые
головы, тяжелое дыхание.
      Это были чужие лица -- все, кроме одного, освещенного огнями барной
подсветки. Перебитый нос, несколько заметных шрамов, напряженная поза и
глаза, стригущие полумрак зала. Джек узнал его -- это был Энрике Коррадо.

66


      Такси Джека Холланда было безвозвратно потеряно. Гонка потеряла всякий
смысл, и Энрике хотел выйти на ближайшем перекрестке, однако раздумал.
      -- Где здесь самое людное место?
      -- На Главной площади.
      -- Давай туда.
      Как оказалось, Энрике не ошибся. Едва его такси выехало на площадь, как
им навстречу проехал автомобиль, на котором уезжал Холланд. Машина была без
пассажира, и Коррадо понял, что он на правильном пути.
      -- Теперь езжай вон туда, где толпятся какие-то придурки, -- указал
Коррадо.
      -- Это кафе "Бумба". Там собираются психофаги.
      -- Кто-кто?
      -- Психофаги. Они поглощают психические бактерии и утверждают, что
видят мир изнутри.
      -- Пусть поглощают что хотят. Мне это не мешает, -- усмехнулся Энрике.
      Машина остановилась возле "Бумбы", и, расплатившись с таксистом, Энрике
выбрался на тротуар. Он покосился на группу молодежи, толкавшейся возле
входа в кафе, и неспешно двинулся прямо на них.
      От Коррадо исходила такая угроза, что молодые люди сразу расступились и
отошли подальше, чтобы даже случайно не коснуться этого человека,
заряженного смертельно опасными флюидами.
      То, что Энрике увидел внутри кафе, ему не понравилось.
      Здесь пахло сумасшедшим домом -- отделением для тихопомешанных. Эта
атмосфера была Энрике хорошо знакома. Еще мальчишкой он посещал лечебницу
для душевнобольных, где находился его дядя Мануэль.
      Эти посещения происходили каждое второе воскресенье месяца, и всякий
раз мать поднимала Энрике очень рано. Потом дядя Мануэль умер, и визиты в
лечебницу прекратились.
      "Не самое лучшее место, чтобы стрелять в Холланда", -- подумал Энрике
и, плохо ориентируясь в полумраке, двинулся в сторону светящегося барного
угла.
      Слабые светильники позволяли видеть ряды бутылок и самого бармена,
встряхивавшего шейкер в такт звучавшей со сцены музыке.
      "Да она, кажется, поет..." -- определил Коррадо, заметив, что сидевшая
на сцене девушка шевелила губами.
      Подойдя к барной стойке, Энрике присел на высокий стул и, взглянув на
бармена, сделал заказ:
      -- Чего-нибудь легкого.
      -- "Крем-оранж"?
      -- Давай, -- махнул рукой Энрике и незаметно дотронулся до пистолетов.
Царившая в кафе атмосфера не позволяла расслабиться.
      -- Ваш заказ, мистер, -- сказал бармен.
      -- Что это такое? -- удивился Энрике, глядя на извергающий пузыри
напиток.
      -- Ничего страшного, мистер, это просто углекислый газ.
      -- Ну, если только это... -- пожал плечами Энрике и сделал осторожный
глоток.
      "Мороженого какого-то намешали, -- решил он, оценивая вкусовые качества
напитка. Коррадо сделал глоток, потом еще -- "крем-оранж" таял во рту и
приятно разогревал горло. -- Э, да меня повело, -- заметил он, видя, как
расплываются стены, столы, стулья, люди и их лица. -- Нужно собраться.
Собраться немедленно и больше не пить эту дрянь".
      Коррадо отодвинул бурлящий стакан и, стараясь сконцентрироваться, начал
всматриваться в лица посетителей.
      Вот толстяк с трясущимися губами держит за руку девицу с выбритой
головой. Девица что-то быстро говорит и гладит руку толстяка. Видно, что
парню приятно.
      А вот другая пара. Она черноволосая с четкими и выразительными чертами
лица. Он похож на кузнечика -- худой и высокий. Бедняга сидит на стуле в
неудобной позе, и его колени упираются в крышку стола. Эти двое тоже
соприкасаются руками. Девушка что-то то ли поет, то ли рассказывает, а ее
партнер едва не исходит слюной. Его голова мелко трясется, а слюнявые губы
кривятся в торжествующей улыбке.
      "Ну какая же здесь поганая публика!" -- покачал головой Энрике.
      -- Что-нибудь не так, мистер? -- спросил бармен.
      -- Да здесь все не так, -- заявил Коррадо.
      -- То есть?
      Но Энрике не ответил и снова вернулся к парочке из темного угла. На их
столе громоздился какой-то ящик, а напротив ящика сидел еще один человек.
      "Третий лишний, -- усмехнулся Энрике. -- И скорее всего, извращенец".
      Неожиданно "лишний" обернулся, и Коррадо показалось, что это лицо ему
знакомо. Он осознавал, что знает этого человека, однако принятый внутрь
"крем-оранж" мешал вспомнить, кому принадлежало это лицо -- врагу или другу.