Ассиди Орлова. Особый курьер

Лишнего вооружения оказалось слишком много, и командир Брун решила оставить
его здесь. В данном случае маневренность отряда была важнее.
      -- Ланш, -- позвала Инесса.
      -- Да, командир.
      -- Лишнего не берите. Тридцать килограммов на человека -- не больше.
Люди и так устали.
      -- Понял, командир.
      Навес для раненых был закончен и хорошо замаскирован. Инесса зашла
внутрь укрытия и, чтобы подбодрить раненых, сказала:
      -- Не волнуйтесь, ребята, через пару дней мы вернемся и заберем вас.
Вода у вас есть, еда тоже. Маклайн остается за старшего.
      -- Есть, командир! -- отозвался Редрик Маклайн, у которого было
сквозное ранение в ногу. И хотя осколок не задел кость, идти Редрик не мог.
      Кроме Маклайна еще два человека могли выжить, остальные шестеро
выглядели совсем плохо. В одном из лежавших на травяной подстилке бойцов
Инесса узнала шестнадцатилетнего Патрика, которого шутя называла своим
мужчиной. Теперь парнишку было не узнать. Мертвенная бледность исказила
черты его лица, а хриплое дыхание отмеряло последние часы его жизни. Патрика
было жаль, но командир Брун взяла себя в руки и вышла из-под навеса.
      Оба взвода уже стояли собранными и готовыми к маршу.
      -- Вперед... -- махнула рукой Инесса и быстро пошла впереди отряда.

88

      Окраины Рурчина еще хранили следы жестоких боев армий генералов
Фринслоу и Пеко.
      Прошедший сезон ураганов с его дождями и ветрами не сумел стереть
копоти со стен сгоревших зданий. Горы битого кирпича и завалы из бетонных
плит делали эту территорию непроходимой, однако для партизан Фринслоу это
было самое безопасное место во всем городе.
      В других местах в любой момент могла появиться гражданская милиция,
которая с одинаковой жестокостью расправлялась и с анархистами, и со
сторонниками Всеобщего Порядка.
      Уже совсем стемнело, когда отряд Инессы Брун пересек городскую черту.
Отряд остановился возле разрушенных корпусов завода удобрений, и бойцы сразу
начали маскироваться.
      Командир Брун взглянула на светящийся циферблат и вздохнула. До десяти
часов оставалось семнадцать минут. А ровно в десять она должна была включить
радиомаяк -- всего на несколько секунд, иначе его могла засечь разведка
миротворческих сил.
      И хотя отряд находился на территории города, никто не гарантировал, что
бомбардировщики не сделают исключения и не нанесут удар по окраине Рур-чина.
      -- Я вышлю посты, -- тихо сказал Бертольд Ланш.
      -- Хорошо, Берт, -- согласилась Инесса. -- Ну иди, чего ты ждешь?
      Бертольд ничего не ответил и, помедлив еще немного, исчез в темноте.
      "О, только этого мне не хватало, -- покачала головой командир Брун. --
Теперь еще и Берт -- тоже нашли время влюбляться..."
      Долгие взгляды Бертольда Ланша она стала замечать уже давно, примерно с
полгода, но вот так стоять рядом с Инессой и тупо молчать он начал совсем
недавно
      "Понемногу осмелеет. Через полгода, глядишь, попытается повалить на
землю", -- усмехнулась про себя Инесса и снова посмотрела на часы.
Оставалось восемь минут.
      Где-то здесь, в полузасыпанных подвалах, находился отряд Юргена Хорста
Его бойцы пришли сюда несколько дней назад и начали подготовку временной
скрытой базы. Генерал Фринслоу намеревался собрать здесь четыреста человек,
а потом захватить город.
      Едва ли миротворцы начали бы бомбить Рурчин, зная, что в нем остается
около двухсот тысяч человек. Населением города генерал Фринслоу
воспользуется как щитом
      Когда-то давно он избирался по местному округу в Национальный совет, но
горожане отказали ему в доверии. С тех пор генерал невзлюбил жителей города,
и теперь, планируя акцию с захватом заложников, он нисколько не сомневался в
своей правоте.
      Однако главной причиной, по которой Фринслоу решил захватить Рурчин,
была не месть за давние обиды, а продовольственные и вещевые склады города,
которые щедро пополнялись из запасов гуманитарных организаций. Имелась также
информация о поставке в арсеналы милиции нового вооружения.
      Все это не могло не заинтересовать генерала Фринслоу. Он знал, что и
Дункан Пеко тоже готовится к захвату города, поэтому старался сделать это
первым...
      Секундная стрелка коснулась долгожданной отметки, и Инесса включила
радиомаяк. Он послал в эфир несколько коротких сигналов и автоматически
отключился, не давая антеннам миротворцев определить его точное
местонахождение.
      Потянулись минуты тягостного ожидания. О западне или неудаче Инесса
старалась не думать. Она просто прислушивалась к ночным звукам, стараясь
ничего не пропустить.
      Наконец появились дозорные, а с ними и сам Юрген Хорст.
      -- Привет, Несен, -- поздоровался он.
      -- Привет, Юрген Как у вас дела?
      -- Пока все тихо. Подвалы мы уже подготовили -- и для вас хватит, и для
отряда Пинчера.
      -- Следом пойдет не Пинчер.
      -- А кто?
      -- Де Сильва.
      -- Ну пусть гак, -- согласился Юрген. -- Ну что, вы готовы?
      -- Да, показывай дорогу.
      Бойцы по цепочке передали новую команду, и отряд Инессы начал медленно
втягиваться в развалины. Двигаться было очень тяжело, поскольку навьюченная
на солдат амуниция цеплялась за торчавшую арматуру и нависавшие бетонные
козырьки. Однако в конце концов все благополучно добрались до подвалов, где
бойцы Юргена Хорста встретили новоприбывших и помогли им разместиться.
      -- Пойдем со мной, Несен, для тебя у меня есть отдельная квартирка, --
пообещал Юрген и путаными, полузаваленными переходами провел Инессу в другой
подвал.
      Новое помещение оказалось значительно меньше первого и оттого казалось
уютнее. Здесь была даже мебель: несколько разбитых стульев, два стола, шкаф
и двуспальная кровать с кирпичами вместо ножек.
      Освещались эти хоромы двумя газовыми фонарями, также, по всей
видимости, найденными среди развалин.
      -- Ну как тебе наше гнездышко?
      -- Что значит "наше", Юрген? -- спросила Инесса.
      -- Наше -- значит, твое и мое.
      -- Ты рассчитываешь на брачную ночь? -- Брун сняла жесткую портупею и
устало опустилась на стул.
      -- Я рассчитываю на медовый месяц, дорогуша.
      -- И не надейся, старина Хорст. Я давно уже не женщина, а солдат. И уже
три года сплю только в штанах. Какие уж тут "медовые месяцы"? Принеси-ка
лучше воды.
      -- Вода здесь есть. И даже горячая, -- гордо сообщил Юрген.
      -- Откуда горячая?
      -- Мои ребята нашли магистраль и набрали целую бочку. Вот потрогай, она
еще не остыла.
      -- Ладно, все, на что ты можешь рассчитывать, это вынужденный стриптиз
во время купания. Бери какую-нибудь чашку -- сливать будешь.
      Инесса быстро разделась и, осторожно ступая по крошкам битого кирпича,
прошла в угол.
      -- Ну давай, Юрген, нечего глазеть! Лей давай! Хорст лил воду на голову
Инессы и не сдерживал своего восхищения:
      -- Нет, ну ты просто королева, Несен! Ты стала еще лучше, честное
слово!
      -- Хватит лить. Мыло давай.
      -- Ага, сейчас. -- Хорст отставил алюминиевый котелок и побежал к
шкафчику. -- Вот, есть отличное мыло с пальмовым маслом -- специально для
тебя.
      Пока Инесса намыливалась, Юрген наблюдал за ней со стороны и удивлялся
изменениям, которые произошли с ее телом. Прежде это было гибкое изнеженное
тело нимфы, а теперь оно обрело жесткие линии, рельефные мышцы, резкость
движений.
      -- Юрген, давай воду, я ничего не вижу.
      -- Иду-иду.
      Когда с мытьем было покончено, Хорст достал из шкафа большое пляжное
полотенце, и Инесса с удовольствием в него завернулась.
      -- Ты кого-нибудь ограбил? -- спросила она.
      -- Нет, мы нашли несколько квартир, где еще не побывали настоящие
мародеры. Хочешь выпить?
      -- Нет, спасибо.
      -- Ну как знаешь. А я выпью.
      Хорст выволок из-под стола запыленную картонную коробку и начал
доставать из нее бутылки. Некоторые из них были уже пустыми.
      -- Ты, я вижу, ни в чем себе не отказываешь, -- заметила Инесса
      -- А с чего это я должен себе в чем-то отказывать? Я и тебе предлагаю
-- давай выпьем, а потом займемся любовью Чем не праздничная программа?
      -- Я не хочу заниматься с тобой любовью, -- просто объяснила Брун.
      -- А раньше хотела
      -- Нет. И раньше не хотела Просто ты был моим боссом, и отказать тебе
означало потерять место. А у меня были далеко идущие планы.
      -- Эх! -- Юрген налил полстакана бесцветной жидкости и, выдохнув,
опрокинул ее в рот. -- О-го-го!
      Видимо, напиток был очень крепким, поскольку Хорст выпучил глаза и
затряс головой. Затем посмотрел на Инессу покрасневшими слезящимися глазами
и сказал:
      -- Я догадывался. Догадывался, что ты меня использовала.
      -- Это я тебя использовала? Ну ты наглец, Юрген, -- возмутилась Инесса
      -- Да, ты меня использовала. И еще врала, что хотела бы нарожать мне
деток -- Юрген шмыгнул носом и налил себе еще.
      -- А что прикажешь говорить, если ты каждые пять минут спрашивал, люблю
ли я тебя? Да это было просто невыносимо.
      -- Ну да. Потом у тебя появилось свое шоу, и ты стала все чаше
отказывать мне А когда рейтинг твоей передачи поднялся, ты послала меня
подальше.
      -- Все правильно. А зачем мне было терпеть тебя, поседевшего
маменькиного сынка?
      -- Ты всегда была стервой, Несен Всегда -- Хорст выпил вторую порцию,
кашлянул и посмотрел на Инессу хитрыми глазами -- А все равно наши люди
подумают, что мы занимались любовью.
      -- Плевать мне на это К тому же мои люди этому не поверят
      -- Это почему же?
      -- Да ты посмотри на себя, Юрген. Кто ты и кто я.
      Хорст замолчал и при свете газовых фонарей стал изучать содержимое
новой бутылки
      -- Зря ты пьешь, Юрген. Этим ты себе не поможешь.
      -- Ты хочешь сказать, что все хорошее уже в прошлом? И мое место
главного редактора, и твой трон телепринцессы? Да?
      -- Именно так, -- кивнула Инесса и, посмотрев на свои пальцы, добавила.
-- Было время, Юрген, когда сломанный ноготь был для меня катастрофой А
теперь кожа на моих руках стала грубой, как у какого-нибудь механика. Я
забыла, что такое косметические кабинеты, парикмахерские салоны, шикарные
приемы и вечерние платья.
      -- И эфир, -- напомнил Юрген.
      -- Что? -- не поняла Инесса.
      -- Я сказал "эфир"
      -- Да, это я тоже забыла. -- Инесса немного помолчала, затем вздохнула
и сказала: -- Ну ладно, командир Хорст, давай ложиться спать
      -- Спать в каком смысле? -- Юрген перегнулся через стол и попытался
ухватить Инессу за коленку.
      -- Прекрати... Спать -- значит спать. Достаточно того, что я лягу в
постель голышом.
      -- Какой же смысл ложиться голой, если ты против "этого самого"?
      -- А-а... -- махнула рукой Инесса. -- Тебе этого не понять. Спать без
одежды -- значит быть свободным от страха и не бояться, что ночью протрубят
тревогу и снова погонят в бой... Теперь понял?

89

      Дункан Пеко стоял на огромной бетонной глыбе и смотрел на
простиравшийся перед ним город. Был поздний час, и в окнах жилых домов свет
уже не горел. Лишь фонари на главных улицах да яркие огни грузового порта
изливали в ночную темноту потоки света.
      "Ну вот, -- думал Пеко, -- Рурчин у моих ног. И завтра этот город будет
принадлежать мне. Каждый его человечек станет моим подданным или рабом,
каждый дом превратится в надежную крепость, а портовые склады вместе с их
содержимым усилят мою армию и помогут уничтожить банду Дика Фринслоу".
      Дункан вдохнул полной грудью, поднял скрипку и, взмахнув смычком,
заиграл. Порыв ветра подхватил эту нервную мелодию и понес ее к звездам,
чтобы вся Вселенная узнала об обиде Дункана Пеко, о его слезах, несбыточных
надеждах и злобе на тех, кто имел несчастье жить с ним в одно время.
      Пеко играл все подряд: гаммы, детские пьесы, классику и модерн -- его
память хранила сотни больших и малых произведений, его руки помнили каждую
ноту -- помнили, но уже не могли делать то, что делали когда-то. Жестокий
вирус "красной лихорадки" сделал пальцы непослушными и чужими.
      Было время, когда Дункан слепо верил врачам, которые обещали ему скорое
выздоровление. Его возили по самым лучшим клиникам, правительство Рабана
приглашало самых известных медицинских светил, но все было напрасно. Пальцы
оставались непослушными, а для Дункана Пеко это было равносильно смертному
приговору.
      Поначалу он хотел отравиться. Жить без концертной деятельности, без
поклонения толпы и без прежней славы он уже не мог.
      "Я должен умереть", -- решил однажды Дункан, но так и не нашел в себе
сил сделать это. И тогда он вынес смертный приговор всем, кто его окружал.
Всем тем, кто стал невольным свидетелем его слабости и позора.
      "Я пойду другим путем", -- сказал себе Дункан. Он видел, что
разрушенное эпидемией государство освободило место для нового тирана.
      Дункан все играл и играл, а в нескольких десятках метров от него из
разрытой канавы выползали люди.
      Перепачканные торфяной грязью, они один за другим выбирались на воздух
после долгого и трудного пути.
      Почти целую неделю они ползли по длинному трубопроводу, который некогда
связывал электростанцию Рурчина с Восточными болотами. Когда-то торфяная
грязь перекачивалась по сорокакилометровой магистрали и поступала в топки
городской электростанции. Со временем агрегаты станции перешли на горючий
кобальт, и о трубопроводе забыли. Все, кроме повстанцев Дункана Пеко, Они
потратили не один месяц на разведку, очистку и вскрытие насосных станций.
      После того как в магистраль пустили воздух, она стала безопасным
стратегическим путепроводом. Таким образом, город был обречен. Штаб Пеко
при, ступил к разработке операции, и вскоре началась переброска повстанцев.
      В отличие от своих солдат, Пеко преодолел весь путь по открытой
местности, взяв с собой только телохранителя да еще стальной футляр со
скрипкой. Пеко не рисковал ничем, поскольку бомбардировщики не атаковали
людей, если те не собирались группами.
      И вот теперь скрипка Дункана Пеко играла на восточной окраине Рурчина.
Возможно, кто-то из жителей даже слышал в ночи ее слабый голос, но едва ли
он понимал, что эта музыка накликает черную беду.

90

      Харрис стоял чуть позади вождя и ожидал, когда тот закончит играть.
Харрис не особенно разбирался в музыке, тем более такой, но если камрад
Дункан играл, значит, эго было необходимо. Камрад Дункан знал, что делал.
      -- Харрис? -- позвал Пеко, опустив скрипку.
      -- Да, это я, камрад Дункан. Если я помешал, я уйду.
      -- Не нужно, Харрис. Докладывай.
      -- Две тысячи человек уже вышли из трубы. До утра подойдут еще три
тысячи из второго эшелона и пятьсот человек "искупляющих вину".
      -- Потери?
      -- Около сотни человек задохнулись.
      -- Понятно. Иди, Харрис, я скоро спущусь к вам.
      -- Да, камрад Дункан, -- поклонился Харрис, -- только...
      -- Что еще?
      -- Камрад Дункан, я должен сказать. Я должен повиниться, камрад... --
Было видно, что Харрис волновался. -- Когда я полз по трубе, то... то мне
было трудно, и я раза два или три подумал, что...
      -- Что?
      -- Что все это ни к чему... -- Рассказав о проступке, Харрис опустил
голову и стоял, ожидая своей участи.
      Дункан тоже ничего не говорил, давая Харрису помучиться от угрызений
совести. Наконец вождь глубоко вздохнул и спросил:
      -- А что было, когда ты вышел из трубы, Харрис?
      -- Я... Мне стало легче, и я стал увереннее себя чувствовать, камрад
Дункан.
      -- То есть слабость ушла?
      -- Да, ушла, -- торопливо закивал Харрис. -- Ушла, камрад Дункан,
слабости больше нет.
      -- Надеюсь, ты занес этот проступок в свой дневник?
      -- Еще нет, камрад Дункан. Едва я выбрался из трубы, сразу пришел к
вам.
      -- Ты видишь этот город, Харрис? -- Пеко вытянул руку со смычком и
обвел ночные огни, словно забирая их в невидимое кольцо.
      -- Да, камрад Дункан, вижу.
      -- В нем полно тех, кто нас не любит. А также тех, кто будет в нас
стрелять. И еще там живут люди, которым никогда не встать в наши ряды. Ты
слушаешь меня, Харрис?
      -- Я слушаю, камрад Дункан.
      -- Перед рассветом мы войдем в Рурчин, и ты должен доказать, что там, в
трубе, тебя посетила не настоящая слабость, которая прячется в кишках
каждого живого существа, а просто легкое недомогание. Как грипп, понимаешь?
      -- Да, камрад Дункан. -- Харрис понял, что вождь его прощает, и от
этого в груди Харриса поднялась волна невыразимой любви и преданности.
      -- Войди в город первым, Харрис. Во главе отряда "искупляющих вину".

91

      Марку Килворту снился отвратительный кошмар, будто убитый им Педро Гуин
вдруг ожил и на негнущихся ногах гонялся за Марком по тесным проходам
уиндера.
      Гуин протягивал к Марку свои скрюченные желтые пальцы и кричал: "Зачем
ты убил меня? Теперь я возьму тебя с собой!"
      При этом он старался схватить Килворта за горло. Сначала Марк пытался
застрелить ожившего Гуина еще раз, но во сне пистолет не стрелял. Во сне
никогда ничего не получается. Хочешь убежать, а ноги немеют, хочешь выпить
воды, а стакан оказывается пуст. То же было и у Марка -- пистолет не
стрелял, а Лео Казин, которого он звал на помощь, так и не появлялся.
      Скрюченные пальцы мертвеца уже вцепились в горло Марка, но он все-таки
сумел вырваться и, отчаянно крича, побежал в кабину. Но там никого не было,
только штурвал двигался сам собой туда-сюда, туда-сюда...
      Потом на Марка кто-то навалился, и он, закричав, проснулся.
      -- Ты что орешь? Совсем перепугал меня! -- тряс Килворта Лео Казин, и
по его лицу было видно, что он сильно струхнул.
      -- О! Лео, значит, это был сон?..
      -- Что -- это? Ты так верещал, будто тебя мертвецы тащат.
      -- А ведь так и было, Лео! Меня Гуин с собой утащить пытался.
      -- Ну, тут можешь быть спокоен -- твой клиент уже никого не утащит, --
бодро произнес Лео, чтобы успокоить Килворта и себя тоже.
      "Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так жутко орал", -- подумал Казин
и настороженно покосился на Марка, на котором до сих пор не было лица.
      -- Да ты попей пивка -- сразу полегчает.
      -- А где у нас пиво?
      -- Да вот, в холодильном шкафу. Лео достал две банки и, передав одну
Марку, сказал:
      -- Пей на здоровье. Это пивко еще покойник покупал. Ой, ладно, что я
все про покойника да про покойника.
      Однако Марк Килворт уже не мог пить это пиво и, отставив банку в
сторону, вытер об штаны руки.
      -- Знаешь, Лео, многих я на тот свет отправил, но такого никогда еще не
было. Не к добру это.
      -- Да наплюй, Марк. Мы уже почти на Рабане. Скоро эти драгоценные
часики окажутся у нас.
      Килворт никак не реагировал на слова Казина. Он смотрел прямо перед
собой с таким выражение, лица, будто разглядывал привидение.
      -- Я пойду, -- внезапно сказал он и поднялся.
      -- Куда? -- испугался Лео. Ему показалось, что Килворт окончательно
спятил.
      -- Я должен увидеть его мертвым, Лео.
      -- А чего на него смотреть? Если вчера он был мертвым, то уж сегодня и
подавно.
      Но Килворт все равно ушел.
      "Надо бежать обратно на Бургас", -- решил пилот, пропуская внутрь
холодное пиво. И хотя сорт напитка был не самым лучшим, это пиво было
единственной вещью, которая связывала Лео Казина с нормальной жизнью.
Похоже, он здорово просчитался, согласившись участвовать в этой гонке.
      "Денег захотелось -- пожадничал. Вот и вляпался теперь. Баки почти
сухие, а пассажиры -- один труп, другой сумасшедший. О-хо-хо!.."
      Внезапно совсем рядом послышался такой жуткий крик, что на него
отозвались даже металлические перегородки трюма. Крик уже оборвался, а они
еще немного потянули его ноту, добавив в нее минорного безразличия.
      Лео Казин сидел не шелохнувшись, и все его существо протестовало против
каких-либо действий. Он сидел как истукан и даже не моргал, в голове царил
полный штиль -- ни мысли, ни образа, абсолютный вакуум.
      Сколько продолжался этот ступор, Лео не знал, а когда очнулся, то
услышал привычные звуки ровно работавших силовых установок. Да еще
попискивание радара -- все как обычно.
      -- Бежать надо, бежать... -- произнес пилот охрипшим голосом. Затем
тяжело поднялся и вышел в коридор, чтобы найти ушедшего на свидание с Гуином
Килворта.
      Там, в хвостовой части уиндера, Казин и нашел их обоих.
      Килворт умер на месте, когда из распахнувшегося шкафа на него выпал
замороженный труп Гуина.
      -- Это моя вина, Марк, прости. Я забыл тебе сказать, что убрал труп в
шкаф... -- запоздало покаялся Казин. Он опустился на корточки рядом с
остывавшим Килвортом и беспомощно вздохнул: -- Ну посуди сам, Марк, он
занимал здесь слишком много места, а шкаф для ветоши был пустой. Я его и
перепрятал. Не нужно тебе было ходить сюда. Мы бы посидели, попили пивка --
так, глядишь, и миновали бы эту беду, а теперь...
      Из кабины донесся позывной сигнал открытой волны, а потом зазвучал
голос.
      Казин поднялся и быстро пошел к рабочему месту, но, когда он был на
полпути, голос оборвался и сообщение прекратилось. Стало тихо.
      Лео остановился и краем глаза заметил у себя за спиной какое-то
движение.
      -- Эй, ребята, -- он повернулся к трупам и погрозил им пальцем, -- что
это вы задумали? Лежать тихо, а то окажетесь за бортом. Оба.
      На какое-то время угроза подействовала, и трупы, как показалось Лео, не
шевелились. Он был доволен, что так легко обманул их, поскольку мусорного
шлюза на уиндере не было и Казин при всем желании ничего не мог выбросить за
борт.
      Лео вернулся в грузовой трюм, где еще оставалось пиво, и вскрыл новую
банку. Каково же было его удивление, когда в ней оказалось не пиво, а
волосы. Настоящие человеческие волосы.
      "Вот ведь, сволочи, как людей надувают", -- покачал головой Лео и вдруг
услышал шаги.
      -- А ну-ка все на место! -- крикнул он и быстро вышел в коридор.
      Казин отчетливо расслышал торопливый топот и пошел на этот звук.
      Трупы он застал на прежнем месте.
      -- Ну кого ты хочешь обмануть, Марк! Я же вижу, что голова не так
повернута и правая рука лежала по-другому! Ну ладно, вы сами меня
вынудили... -- Лео полез в шкаф для ветоши и достал оттуда моток капронового
шнура. -- Вот тут на обоих хватит, -- сказал он и начал связывать оба трупа
вместе, приговаривая: -- А то взяли моду по коридору шастать. Теперь ваше
дело маленькое -- лежи себе да молчи.
      Закончив работу, Лео проверил крепость узлов и вернулся в кабину.
      -- Полицейский корабль вызывает курьерское судно. Полицейский корабль
вызывает курьерское судно.
      -- Я почтовый уиндер "6754". Следую на Рабан для вынужденной
дозаправки, -- ответил Лео. -- "Дестер-Ш" куда-то подевался. Вы случайно не
знаете?
      -- Что за груз везете? -- проигнорировал вопрос полицейский.
      -- Сначала вез один труп и одного сумасшедшего, а сейчас у меня два
трупа и один сумасшедший. Только теперь это другой парень.
      -- Эй, на уиндере, вы там что, перепились все?
      Из коридора послышался шорох, и Лео Казин прислушался.
      "Ползут, мерзавцы. Вдвоем ползут -- сговорились. Нужно было ноги
сильнее связывать".
      -- Вы там оглохли, что ли? Отвечайте немедленно или будете арестованы!
-- кричал полицейский, но Лео его не слышал, внимая только звукам,
доносившимся из коридора.
      Вот хлопнула дверь холодильного шкафа.
      "За пивом полезли... -- догадался Казин. -- Сейчас откроют, а там
волосы -- то-то смеху будет. Пойду погляжу".
      Он поднялся с кресла и вышел в коридор, а в это время на одном из
полицейских крейсеров лейтенант запрашивал своего начальника:
      -- Сэр, он не отвечает и полностью игнорирует угрозу ареста. Что
делать?
      -- А что тут делать? Пригрози уничтожением -- у нас есть все
полномочия.
      -- Есть, сэр, -- ответил лейтенант и снова включил микрофон.
      -- Уиндер "6754", немедленно ответьте, иначе будете уничтожены!
      -- Это ты кому угрожаешь, сучонок? -- внезапно ответили с уиндера.
Голос был такой страшный, что лейтенант нажал кнопку вызова артиллерийского
поста.
      -- Я "башня юг-27", -- отозвался дежурный артиллерист.
      -- "Башня", уничтожьте скоростной объект! -- передал приказ лейтенант.
-- Немедленно!
      -- Да у меня здесь восемь тонн "лазурита"! Я тебя клочья разнесу! --
снова пригрозили с уиндера.
      Маленькое судно развернулось и, перегружая двигатели сверх всякого
предела, понеслось прямо на полицейский крейсер.