Страница:
земледелия, но совершенно недостаточное. С узкоэкономической точки зрения,
т. е. с той, с какой берется этот вопрос Сталиным, национализация земли
является как раз фактором третьестепенного значения, ибо стоимость
инвентаря, необходимого для рационального крупного хозяйства, во много раз
превосходит абсолютную ренту.
Незачем говорить, что национализация земли есть необходимая и важнейшая
политическая и правовая предпосылка социалистического переустройства
сельского хозяйства. Но непосредственное экономическое значение
национализации в каждый момент определяется действием факторов
материально-производственного характера. Это достаточно ясно обнаруживается
на вопросе о мужицком балансе Октябрьской революции. Государство, как
собственник земли, сосредоточило в своих руках право на земельную ренту.
Взыскивает ли оно ее с нынешнего рынка в ценах на хлеб, лес и пр.? Увы, пока
еще нет. Взыскивает ли оно ее с крестьянина? При многообразии экономических
счетов между государством и крестьянином на этот вопрос не так просто
ответить. Можно сказать -- и это отнюдь не будет парадоксом -- что ножницы
сельскохозяйственных и промышленных цен заключают в себе в скрытой форме
земельную ренту. При сосредоточенности земли, промышленности и транспорта в
руках государства вопрос о земельной ренте имеет для мужика, так сказать,
бухгалтерское, а не экономическое значение. Но мужик бухгалтерской техникой
как раз занимается мало. Он подводит своим отношениям с городом и
государством оптовый баланс.
Правильнее было бы подойти к тому же вопросу с другого конца. Благодаря
национализации земли, фабрик и заводов, ликвидации внешней задолженности и
плановому хозяйству, рабочее государство получило возможность достигнуть в
короткий срок высоких темпов промышленного развития. На этом пути,
несомненно, создается одна из важнейших предпосылок коллективизации. Но это
предпосылка не юридическая, а материально-производственная: она выражается в
определенном числе плугов, сноповязалок, комбайнов, тракторов, селекционных
станций, агрономов и пр., и пр. Именно из этих реальных величин и должен
исходить план коллективизации. Тогда и план будет реальный. Но нельзя к
реальным плодам национализации присоединять каждый раз самое национализацию
в качестве какого-то неразменного фонда, из которого можно покрывать
издержки "сплошных" бюрократических авантюр. Это все равно, как если б
кто-нибудь, положив капитал в банк, хотел одновременно пользоваться и
капиталом и процентами с него.
Таков вывод в порядке общем. В порядке индивидуальном вывод может быть
сформулирован проще: Ерема, Ерема, Сидел бы ты дома,--
вместо того, чтобы пускаться в дальнее теоретическое плавание.
Между первым и третьим томами "Капитала" есть второй. Наш теоретик
считает своим долгом учинить административное насилие также и над вторым
томом. Сталину надо спешно прикрыть от критики нынешнюю форсированную
коллективистскую политику. Так как необходимых доводов нет в материальных
условиях хозяйства, то он ищет их в авторитетных книгах, причем фатально
попадает каждый раз не на ту страницу.
Преимущества крупного хозяйства над мелким, в том числе и в земледелии,
доказаны всем капиталистическим опытом. Возможные преимущества крупного
коллективного хозяйства над раздробленным мелким установлены еще до Маркса
социалистами-утопистами, и в основе своей их доводы остаются незыблемыми. В
этой области утописты были великими реалистами. Их утопизм начинался с
вопроса об исторических путях коллективизации. Здесь направление указала
Марксова теория классовой борьбы в связи с его критикой капиталистической
экономики.
"Капитал" дает анализ и синтез процессов капиталистического хозяйства.
Второй том подвергает рассмотрению имманентную механику роста
капиталистического хозяйст-
ва. Алгебраические формулы этого тома показывают, как из одной и той же
творческой протоплазмы -- абстрактного человеческого труда --
кристаллизуются средства производства в виде постоянного капитала,
заработная плата -- в виде переменного капитала и прибавочная ценность,
которая превращается затем в источник образования дополнительного
постоянного капитала и дополнительного переменного капитала. Это позволяет,
в свою очередь, получить большое количество прибавочной ценности. Такова
спираль расширенного производства в самом общем и абстрактном его виде.
Чтоб показать, каким образом разные материальные элементы
хозяйственного процесса, товары находят друг друга внутри этого
нерегулируемого целого, точнее сказать, каким образом постоянный и
переменный капитал достигают необходимого равновесия в разных отраслях
промышленности при общем росте производства, Маркс расчленяет процесс
расширенного производства на две взаимно обусловленные части: с одной
стороны, все предприятия, выделывающие средства производства, с другой --
предприятия, производящие предметы потребления. Предприятия первой категории
должны обеспечить машинами, сырьем и вспомогательными материалами как себя
самих, так и все предприятия второй категории. В свою очередь, предприятия
второй категории должны покрыть как свою собственную потребность, так и
потребность предприятий первой категории в предметах потребления. Маркс
вскрывает общую механику достижения этой пропорциональности, которая
образует основу динамического равновесия при капитализме*. Вопрос о сельском
хозяйстве в его взаимоотношении с промышленностью лежит таким образом в
совершенно другой плоскости. Сталин, по-видимому, просто смешал производство
предметов потребления с сельским хозяйством. Между тем у Маркса предприятия
капиталистического сельского хозяйства (только капиталистического),
производящие сырье, попадут автоматически в первую категорию; предприятия,
производящие предметы потребления, останутся во второй категории,-- и там, и
здесь вперемежку с фабрично-заводскими предприятиями. Поскольку
земледельческое производство имеет особенности, противопоставляющие его
промышленности в целом, рассмотрение этих особенностей начинается в третьем
томе.
Расширенное воспроизводство совершается в действительности не только за
счет прибавочной ценности, производимой рабочими самой промышленности и
капиталистиче-
* Торгово-промышленные кризисы, входящие в механику капиталистического
равновесия, игнорируются формулами второго тома, задача которых в том, чтобы
показать, как -- при кризисах или без кризисов и несмотря на кризисы --
равновесие все же достигается.
ского земледелия, но и путем притока свежих средств извне: из
докапиталистической деревни, отсталых стран, колоний и пр. Получение
прибавочной ценности из деревни и колоний мыслимо опять-таки либо в форме
неэквивалентного обмена, либо принудительного изъятия (главным образом путем
налогов), либо, наконец, в кредитной форме (сберегательные кассы, займы и
пр.). Исторически все эти формы эксплуатации сочетаются друг с другом в
разных пропорциях и играют не меньшую роль, чем выжимание прибавочной
ценности в "чистом" виде; углубление капиталистической эксплуатации идет
всегда рядом с ее расширением. Но интересующие нас формулы Маркса строго
расчленяют живой процесс экономического развития, очищая капиталистическое
воспроизводство от всех докапиталистических элементов и переходных форм,
которые его сопровождают и питают и за счет которых оно расширяется. Формулы
Маркса конструируют химически чистый капитализм, который никогда не
существовал и нигде не существует сейчас. Именно поэтому они вскрывают
основные тенденции всякого капитализма, но именно капитализма, и только
капитализма.
Для всякого человека, имеющего представление о том, что такое
"Капитал", совершенно очевидно, что ни в первом, ни во втором, ни в третьем
томах нельзя найти ответа на вопрос о том, как, когда и каким темпом
диктатура пролетариата может производить коллективизацию крестьянского
хозяйства. Все эти вопросы, как и десятки других, ни в одной книге не
разрешены и не могли быть разрешены по самому своему существу *.
В сущности, Сталин ничем не отличается от того купца, который в
простейшей формуле Маркса Д -- Т -- Д (деньги -- товар -- деньги) стал бы
искать указаний, когда ему и что купить и продать, чтобы получить наибольший
барыш. Сталин попросту смешивает теоретическое обобщение
* В первые годы после Октября нам не раз приходилось возражать против
наивных попыток искать у Маркса ответ на те вопросы, которых он и ставить не
мог. Ленин неизменно поддерживал меня в этом. Вот два примера, случайно
оказавшихся застенографированными.
"Мы не сомневались,-- говорил Ленин,-- что нам придется, по выражению
тов. Троцкого, экспериментировать-- делать опыты. Мы брались за дело, за
которое никто в мире в такой широте еще не брался".
(18 марта 1919 г.) И затем через несколько месяцев:
"Тов. Троцкий был вполне прав, говоря, что это не написано ни в книгах,
которые мы считаем для себя руководящими, не вытекает ни из какого
социалистического мировоззрения, не определено ничьим опытом, а должно быть
определено нашим собственным опытом".
(8 декабря 1919 г.)
с практической рецептурой, не говоря о том, что само теоретическое
обобщение относится у Маркса к совершенно другому вопросу.
Для чего же, собственно, понадобилась Сталину апелляция к явно
непонятым им формулам расширенного воспроизводства? Объяснения на этот счет
самого Сталина настолько неподражаемы, что мы вынуждены привести их
дословно:
"Марксистская теория воспроизводства учит, что современное (?) общество
не может развиваться, не накопляя из года в год, а накоплять невозможно без
расширенного воспроизводства из года в год. Это ясно и понятно".
Яснее не может быть. Но этому учит вовсе не марксистская теория, ибо
это есть общее достояние буржуазной политической экономики, ее
квинтэссенция. "Накопление" как условие развития "современного общества" --
это и есть та великая идея, которую вульгарная политическая экономия
очистила от элементов трудовой теории ценности, уже заложенных в
классической политической экономии. Та теория, которую Сталин высокопарно
предлагает "извлечь из сокровищницы марксизма", есть общее место,
объединяющее не только Адама Смита с Бастиа, но и этого последнего с
американским президентом Гувером. "Современное общество" -- не
капиталистическое, а "современное",-- взято для того, чтоб формулы Маркса
распространить и на "современное" социалистическое общество. "Это ясно и
понятно". Сталин тут же продолжает:
"Наша крупная централизованная социалистическая промышленность
развивается по марксистской теории расширенного воспроизводства (!), ибо
(!!) она растет ежегодно в своем объеме, имеет свои накопления и двигается
вперед семимильными шагами".
Промышленность развивается по марксистской теории -- бессмертная
формула! -- совершенно так же, как овес диалектически растет по Гегелю. Для
бюрократа теория есть формула администрации. Но ближайшая суть дела все же
не в этом. "Марксистская теория воспроизводства" относится к
капиталистическому способу производства. У Сталина же речь идет о советской
промышленности, которую он считает социалистической без всяких ограничений.
Таким образом, по Сталину, "социалистическая промышленность" развивается по
теории капиталистического воспроизводства. Мы видим, как неосторожно Сталин
запустил руку в "сокровищницу марксизма". Если два хозяйственных процесса --
анархический и плановый -- покрываются одной и той же теорией
воспроизводства, построенной на закономерностях анархического производства,
то этим сводится к нулю
плановое, т. е. социалистическое начало. Однако, и это еще только
цветочки; ягодки -- впереди.
Лучшей жемчужиной, которую Сталин извлек из сокровищницы, является
подчеркнутое нами выше маленькое словечко "ибо": социалистическая
промышленность развивается по теории капиталистической промышленности,
"ибо она растет ежегодно в своем объеме, имеет свои накопления и
двигается вперед семимиль-ми шагами".
Бедная теория! Злополучная сокровищница! Горемычный Маркс! Значит,
Марксова теория создана специально для обоснования необходимости ежегодных и
притом семимильных шагов? А как же быть с теми периодами, когда
капиталистическая промышленность развивается "черепашьим шагом"? На эти
случаи теория Маркса, очевидно, отменяется. Но ведь все капиталистическое
производство расширяется циклически, через подъемы и кризисы; значит, оно не
только движется вперед семимильными или иными шагами, но и топчется на месте
и отступает назад. Выходит, что Марксова схема не годится для
капиталистического развития, для объяснения которого она создана, но зато
вполне отвечает природе "семимильно" шествующей социалистической
промышленности. Разве же это не чудеса? Не ограничившись вразумлением
Энгельса насчет национализации земли, а занявшись заодно и коренным
исправлением Маркса, Сталин, во всяком случае, шествует... семимильными
шагами. При этом формулы "Капитала" трещат под подковами, как грецкие орехи.
Но зачем же все-таки Сталину все это понадобилось? -- спросит
озадаченный читатель. Увы! Мы не можем перепрыгивать через ступени, тем
более, что и так еле поспеваем за нашим теоретиком. Немножко терпенья, и все
обнаружится.
Непосредственно после разобранного только что места Сталин продолжает:
"Но наша крупная промышленность не исчерпывает народного хозяйства.
Наоборот, в нашем народном хозяйстве все еще преобладает мелкое крестьянское
хозяйство. Можно ли сказать, что наше мелкокрестьянское хозяйство
развивается по принципу (!) расширенного воспроизводства? Нет, нельзя этого
сказать. Наше мелкокрестьянское хозяйство ...не всегда имеет возможность
осуществлять даже простое воспроизводство. Можно ли двигать дальше
ускоренным темпом нашу социализированную индустрию, имея такую
сельскохозяйственную базу?.. Нет, нельзя". Дальше следует вывод: необходима
сплошная коллективизация.
Это место еще лучше предыдущего. Из-под усыпляющей банальности
изложения то и дело взрываются петарды осмелевшего невежества. Развивается
ли крестьянское, т. е. простое товарное хозяйство по законам
капиталистического хозяйства? Нет,-- отвечает с ужасом наш теоретик. Ясно:
деревня не живет по Марксу. Надо это дело исправить. Сталин делает в своем
докладе попытки опровергнуть мелкобуржуазные теории об устойчивости
крестьянского хозяйства. А между тем, запутавшись в сетях марксовых формул,
он дает этим теориям наиболее обобщенное выражение. В самом деле, теория
расширенного воспроизводства, по мысли Маркса, объемлет капиталистическое
хозяйство в целом: не только промышленность, но и сельское хозяйство,--
только в чистом виде, т. е. без докапиталистических пережитков. Но Сталин,
оставляя почему-то в стороне ремесло и кустарные промыслы, ставит вопрос:
"Можно ли сказать, что наше мелкокрестьянское хозяйство развивается по
принципу (!) расширенного воспроизводства? -- Нет,-- отвечает он,-- нельзя
этого сказать".
Другими словами, Сталин в наиболее обобщенном виде повторяет
утверждения буржуазных экономистов насчет того, будто сельское хозяйство
развивается не "по принципу" Марксовой теории капиталистического
производства. Не лучше ли после этого умолкнуть?.. Ведь молчали же
аграрники-марксисты, слушая это постыдное издевательство над учением Маркса.
А между тем самый мягкий ответ должен был бы звучать так: сойди немедленно с
кафедры и не смей рассуждать о вопросах, в которых ничего не смыслишь!
Но мы не последуем примеру аграрников-марксистов и не умолкнем.
Невежество вооруженного властью так же опасно, как безумие вооруженного
бритвой.
Формулы второго тома Маркса представляют собою не директивные
"принципы" социалистического строительства, а объективные обобщения
капиталистических процессов. Эти формулы, абстрагируясь от особенностей
земледелия, не только не противоречат его развитию, но полностью охватывают
его, как капиталистическое земледелие.
Единственное, что можно сказать о сельском хозяйстве в рамках формул
2-го тома,-- это то, что последние предполагают наличие достаточного
количества сельскохозяйственного сырья и сельскохозяйственных продуктов
потребления для обеспечения расширенного воспроизводства. Но каково должно
быть соотношение между сельским хозяйством и промышленностью? Как в Англии?
Или как в Америке? Оба эти типа одинаково укладываются в рамки Марксовых
формул. Англия ввозит предметы потребления и сырья. Америка
вывозит. Тут нет никакого противоречия с формулами расширенного
воспроизводства, которые вовсе не ограничены национальными рамками, не
приурочены ни к национальному капитализму, ни, тем более, к социализму в
отдельной стране.
Если бы люди пришли к синтетическому питанию и к синтетическим видам
сырья, сельское хозяйство совсем сошло бы на нет, заменившись новыми
отраслями химической промышленности. Что сталось бы при этом с формулами
расширенного производства? Они сохранили бы всю свою силу, поскольку
оставались бы капиталистические формы производства и распределения.
Сельское хозяйство буржуазной России, при огромном преобладании
крестьянства, не только покрывало потребности растущей промышленности, но и
создавало возможность большого экспорта.
Эти процессы сопровождались укреплением кулацких верхов и ослаблением
крестьянских низов, их растущей пролетаризацией. Таким образом, несмотря на
все свои особенности, сельское хозяйство на капиталистических основах
развивалось в рамках тех самых формул, которыми Маркс охватывает
капиталистическое хозяйство в целом -- и только его.
Сталин хочет прийти к тому выводу, что нельзя
"базировать... социалистическое строительство на двух разных основах:
на основе самой крупной и объединенной социалистической промышленности и на
основе самого раздробленного и отсталого мелкотоварного крестьянского
хозяйства".
На самом деле он доказывает нечто прямо противоположное. Если формулы
расширенного воспроизводства одинаково применимы и к капиталистическому, и к
социалистическому хозяйствам -- к "современному обществу" вообще,-- то
совершенно непонятно, почему нельзя продолжать дальнейшее развитие хозяйства
на тех самых основах противоречия между городом и деревней, на которых
капитализм достиг неизмеримо более высокого уровня? В Америке гигантские
тресты промышленности развиваются и сегодня еще бок о бок с фермерским
режимом в сельском хозяйстве. Фермерское хозяйство создало базу американской
индустрии. Именно на американский тип, к слову сказать, ориентировались
открыто до вчерашнего дня наши бюрократы со Сталиным во главе: крепкий
фермер внизу, централизованная промышленность наверху.
Идеальная эквивалентность обмена есть основная предпосылка абстрактных
формул 2-го тома. Между тем, плановое хозяйство переходного периода, хотя и
опирается на
закон ценности, но на каждом шагу нарушает его и строит взаимоотношения
между разными отраслями хозяйства и, прежде всего, между промышленностью и
земледелием, на неэквивалентном обмене. Решающим рычагом принудительного
накопления и планового распределения является государственный бюджет. При
дальнейшем поступательном развитии эта роль его должна расти. Кредитное
финансирование регулирует взаимоотношения между принудительным накоплением
бюджета и процессами рынка, поскольку они сохраняют силу. Не только
бюджетное, но и плановое или полуплановое кредитное финансирование,
обеспечивающее в СССР расширение воспроизводства, ни в каком случае не могут
быть подведены под формулы 2-го тома, вся сила которых состоит в том, что
они ничего не хотят знать ни о бюджете, ни о планах, ни о таможенных
пошлинах и всяких вообще формах государственного планомерного воздействия,
выводя необходимые закономерности из игры слепых сил рынка, дисциплинируемых
законом ценности. Стоит "освободить" внутренний советский рынок и отменить
монополию внешней торговли, как обмен между городом и деревней станет
несравненно более эквивалентным, накопление в деревне,-- разумеется,
кулацкое, фермерско-капитали-стическое накопление -- пойдет своим чередом, и
скоро обнаружится, что формулы Маркса охватывают и земледелие. На этом пути
Россия в короткий срок превратится в колонию, на которую будет опираться
индустриальное развитие других стран.
Для обоснования все той же сплошной коллективизации школа Сталина (есть
и такая) ввела в обиход голые сравнения темпов развития промышленности и
сельского хозяйства. Грубее всего эту операцию производит, по обыкновению,
Молотов. В феврале 1929 года Молотов говорил на Московской губернской
конференции партии:
"Сельское хозяйство за последние годы явно отставало в темпе развития
от индустрии... за последние три года промышленная продукция увеличилась по
своей ценности больше чем на 50%, а продукция сельского хозяйства -- всего
на каких-нибудь 7%".
Сопоставление этих двух темпов является экономической безграмотностью.
То, что называют крестьянским хозяйством, заключает в себе, по существу, все
отрасли хозяйства. Развитие промышленности всегда и во всех странах
совершалось за счет уменьшения удельного веса сельского хозяйства.
Достаточно напомнить, что продукция металлургии в Соединенных Штатах почти
равна продукции фермерского хозяйства, тогда как у нас она в 18 раз меньше
сельскохозяйственной продукции. Это показывает, что, несмотря на
высокие темпы последних лет, наша промышленность не вышла еще из
периода детства. Чтобы преодолеть противоположность города и деревни,
созданную буржуазным развитием, советская промышленность должна
предварительно обогнать деревню в несравненно большей степени, чем это было
в буржуазной России. Нынешний разрыв между государственной промышленностью и
крестьянским хозяйством вырос не из того, что промышленность слишком
обогнала сельское хозяйство,-- авангардное положение промышленности является
всемирно-историческим фактом и необходимым условием прогресса,-- а из того,
что наша промышленность слишком слаба, т. е. слишком мало ушла вперед, чтоб
иметь возможность поднять сельское хозяйство до необходимого уровня. Целью
является, конечно, преодоление противоречия между городом и деревней. Но
пути и методы этого преодоления не имеют ничего общего с уравнением темпов
сельского хозяйства и промышленности. Механизация сельского хозяйства и
индустриализация ряда его отраслей будут сопровождаться, наоборот,
уменьшением удельного веса сельского хозяйства как такового. Темп доступной
нам механизации определяется производственной мощью промышленности. Решающим
для коллективизации является не то, что металлургия за последние годы
поднялась на десятки процентов, а то, что на душу населения у нас все еще
приходится ничтожное количество металла. Рост коллективизации лишь постольку
равнозначащ с ростом самого сельского хозяйства, поскольку первый опирается
на технический переворот в земледельческом производстве. Но темп такого
переворота ограничивается нынешним удельным весом промышленности. С
материальными ресурсами последней, отнюдь не с ее отвлеченным статистическим
темпом, и должен быть сообразован темп коллективизации.
В интересах теоретической ясности к сказанному нужно прибавить, что
устранение противоречия между городом и деревней, т. е. поднятие
сельскохозяйственного производства на научно-индустриальный уровень, будет
означать не торжество формул Маркса в земледелии, как воображает Сталин, а,
наоборот, прекращение их торжества в индустрии. Ибо социалистическое
расширенное воспроизводство отнюдь не будет совершаться по формулам
"Капитала", пружиной которых является погоня за прибылью. Но все это слишком
сложно для Сталина и Молотова.
Повторим в заключение этой главы, что коллективизация есть практическая
задача преодоления капитализма, а не теоретическая задача его расширения.
Поэтому формулы Маркса не подходят здесь ни с какой стороны. Практические
возможности коллективизации определяются наличием
производственно-технических ресурсов для крупного земледе-
лия и степенью готовности крестьянства перейти от индивидуального
хозяйства к коллективному. В последнем счете эта субъективная готовность
определяется теми же материально-производственными факторами: привлечь
крестьянина на сторону социализма может только выгодность коллективного
хозяйства, опирающегося на высокую технику. Сталин же хочет предъявить
крестьянину вместо трактора формулы 2-го тома. Но крестьянин честен и не
любит рассуждать о том, чего не понимает.
т. е. с той, с какой берется этот вопрос Сталиным, национализация земли
является как раз фактором третьестепенного значения, ибо стоимость
инвентаря, необходимого для рационального крупного хозяйства, во много раз
превосходит абсолютную ренту.
Незачем говорить, что национализация земли есть необходимая и важнейшая
политическая и правовая предпосылка социалистического переустройства
сельского хозяйства. Но непосредственное экономическое значение
национализации в каждый момент определяется действием факторов
материально-производственного характера. Это достаточно ясно обнаруживается
на вопросе о мужицком балансе Октябрьской революции. Государство, как
собственник земли, сосредоточило в своих руках право на земельную ренту.
Взыскивает ли оно ее с нынешнего рынка в ценах на хлеб, лес и пр.? Увы, пока
еще нет. Взыскивает ли оно ее с крестьянина? При многообразии экономических
счетов между государством и крестьянином на этот вопрос не так просто
ответить. Можно сказать -- и это отнюдь не будет парадоксом -- что ножницы
сельскохозяйственных и промышленных цен заключают в себе в скрытой форме
земельную ренту. При сосредоточенности земли, промышленности и транспорта в
руках государства вопрос о земельной ренте имеет для мужика, так сказать,
бухгалтерское, а не экономическое значение. Но мужик бухгалтерской техникой
как раз занимается мало. Он подводит своим отношениям с городом и
государством оптовый баланс.
Правильнее было бы подойти к тому же вопросу с другого конца. Благодаря
национализации земли, фабрик и заводов, ликвидации внешней задолженности и
плановому хозяйству, рабочее государство получило возможность достигнуть в
короткий срок высоких темпов промышленного развития. На этом пути,
несомненно, создается одна из важнейших предпосылок коллективизации. Но это
предпосылка не юридическая, а материально-производственная: она выражается в
определенном числе плугов, сноповязалок, комбайнов, тракторов, селекционных
станций, агрономов и пр., и пр. Именно из этих реальных величин и должен
исходить план коллективизации. Тогда и план будет реальный. Но нельзя к
реальным плодам национализации присоединять каждый раз самое национализацию
в качестве какого-то неразменного фонда, из которого можно покрывать
издержки "сплошных" бюрократических авантюр. Это все равно, как если б
кто-нибудь, положив капитал в банк, хотел одновременно пользоваться и
капиталом и процентами с него.
Таков вывод в порядке общем. В порядке индивидуальном вывод может быть
сформулирован проще: Ерема, Ерема, Сидел бы ты дома,--
вместо того, чтобы пускаться в дальнее теоретическое плавание.
Между первым и третьим томами "Капитала" есть второй. Наш теоретик
считает своим долгом учинить административное насилие также и над вторым
томом. Сталину надо спешно прикрыть от критики нынешнюю форсированную
коллективистскую политику. Так как необходимых доводов нет в материальных
условиях хозяйства, то он ищет их в авторитетных книгах, причем фатально
попадает каждый раз не на ту страницу.
Преимущества крупного хозяйства над мелким, в том числе и в земледелии,
доказаны всем капиталистическим опытом. Возможные преимущества крупного
коллективного хозяйства над раздробленным мелким установлены еще до Маркса
социалистами-утопистами, и в основе своей их доводы остаются незыблемыми. В
этой области утописты были великими реалистами. Их утопизм начинался с
вопроса об исторических путях коллективизации. Здесь направление указала
Марксова теория классовой борьбы в связи с его критикой капиталистической
экономики.
"Капитал" дает анализ и синтез процессов капиталистического хозяйства.
Второй том подвергает рассмотрению имманентную механику роста
капиталистического хозяйст-
ва. Алгебраические формулы этого тома показывают, как из одной и той же
творческой протоплазмы -- абстрактного человеческого труда --
кристаллизуются средства производства в виде постоянного капитала,
заработная плата -- в виде переменного капитала и прибавочная ценность,
которая превращается затем в источник образования дополнительного
постоянного капитала и дополнительного переменного капитала. Это позволяет,
в свою очередь, получить большое количество прибавочной ценности. Такова
спираль расширенного производства в самом общем и абстрактном его виде.
Чтоб показать, каким образом разные материальные элементы
хозяйственного процесса, товары находят друг друга внутри этого
нерегулируемого целого, точнее сказать, каким образом постоянный и
переменный капитал достигают необходимого равновесия в разных отраслях
промышленности при общем росте производства, Маркс расчленяет процесс
расширенного производства на две взаимно обусловленные части: с одной
стороны, все предприятия, выделывающие средства производства, с другой --
предприятия, производящие предметы потребления. Предприятия первой категории
должны обеспечить машинами, сырьем и вспомогательными материалами как себя
самих, так и все предприятия второй категории. В свою очередь, предприятия
второй категории должны покрыть как свою собственную потребность, так и
потребность предприятий первой категории в предметах потребления. Маркс
вскрывает общую механику достижения этой пропорциональности, которая
образует основу динамического равновесия при капитализме*. Вопрос о сельском
хозяйстве в его взаимоотношении с промышленностью лежит таким образом в
совершенно другой плоскости. Сталин, по-видимому, просто смешал производство
предметов потребления с сельским хозяйством. Между тем у Маркса предприятия
капиталистического сельского хозяйства (только капиталистического),
производящие сырье, попадут автоматически в первую категорию; предприятия,
производящие предметы потребления, останутся во второй категории,-- и там, и
здесь вперемежку с фабрично-заводскими предприятиями. Поскольку
земледельческое производство имеет особенности, противопоставляющие его
промышленности в целом, рассмотрение этих особенностей начинается в третьем
томе.
Расширенное воспроизводство совершается в действительности не только за
счет прибавочной ценности, производимой рабочими самой промышленности и
капиталистиче-
* Торгово-промышленные кризисы, входящие в механику капиталистического
равновесия, игнорируются формулами второго тома, задача которых в том, чтобы
показать, как -- при кризисах или без кризисов и несмотря на кризисы --
равновесие все же достигается.
ского земледелия, но и путем притока свежих средств извне: из
докапиталистической деревни, отсталых стран, колоний и пр. Получение
прибавочной ценности из деревни и колоний мыслимо опять-таки либо в форме
неэквивалентного обмена, либо принудительного изъятия (главным образом путем
налогов), либо, наконец, в кредитной форме (сберегательные кассы, займы и
пр.). Исторически все эти формы эксплуатации сочетаются друг с другом в
разных пропорциях и играют не меньшую роль, чем выжимание прибавочной
ценности в "чистом" виде; углубление капиталистической эксплуатации идет
всегда рядом с ее расширением. Но интересующие нас формулы Маркса строго
расчленяют живой процесс экономического развития, очищая капиталистическое
воспроизводство от всех докапиталистических элементов и переходных форм,
которые его сопровождают и питают и за счет которых оно расширяется. Формулы
Маркса конструируют химически чистый капитализм, который никогда не
существовал и нигде не существует сейчас. Именно поэтому они вскрывают
основные тенденции всякого капитализма, но именно капитализма, и только
капитализма.
Для всякого человека, имеющего представление о том, что такое
"Капитал", совершенно очевидно, что ни в первом, ни во втором, ни в третьем
томах нельзя найти ответа на вопрос о том, как, когда и каким темпом
диктатура пролетариата может производить коллективизацию крестьянского
хозяйства. Все эти вопросы, как и десятки других, ни в одной книге не
разрешены и не могли быть разрешены по самому своему существу *.
В сущности, Сталин ничем не отличается от того купца, который в
простейшей формуле Маркса Д -- Т -- Д (деньги -- товар -- деньги) стал бы
искать указаний, когда ему и что купить и продать, чтобы получить наибольший
барыш. Сталин попросту смешивает теоретическое обобщение
* В первые годы после Октября нам не раз приходилось возражать против
наивных попыток искать у Маркса ответ на те вопросы, которых он и ставить не
мог. Ленин неизменно поддерживал меня в этом. Вот два примера, случайно
оказавшихся застенографированными.
"Мы не сомневались,-- говорил Ленин,-- что нам придется, по выражению
тов. Троцкого, экспериментировать-- делать опыты. Мы брались за дело, за
которое никто в мире в такой широте еще не брался".
(18 марта 1919 г.) И затем через несколько месяцев:
"Тов. Троцкий был вполне прав, говоря, что это не написано ни в книгах,
которые мы считаем для себя руководящими, не вытекает ни из какого
социалистического мировоззрения, не определено ничьим опытом, а должно быть
определено нашим собственным опытом".
(8 декабря 1919 г.)
с практической рецептурой, не говоря о том, что само теоретическое
обобщение относится у Маркса к совершенно другому вопросу.
Для чего же, собственно, понадобилась Сталину апелляция к явно
непонятым им формулам расширенного воспроизводства? Объяснения на этот счет
самого Сталина настолько неподражаемы, что мы вынуждены привести их
дословно:
"Марксистская теория воспроизводства учит, что современное (?) общество
не может развиваться, не накопляя из года в год, а накоплять невозможно без
расширенного воспроизводства из года в год. Это ясно и понятно".
Яснее не может быть. Но этому учит вовсе не марксистская теория, ибо
это есть общее достояние буржуазной политической экономики, ее
квинтэссенция. "Накопление" как условие развития "современного общества" --
это и есть та великая идея, которую вульгарная политическая экономия
очистила от элементов трудовой теории ценности, уже заложенных в
классической политической экономии. Та теория, которую Сталин высокопарно
предлагает "извлечь из сокровищницы марксизма", есть общее место,
объединяющее не только Адама Смита с Бастиа, но и этого последнего с
американским президентом Гувером. "Современное общество" -- не
капиталистическое, а "современное",-- взято для того, чтоб формулы Маркса
распространить и на "современное" социалистическое общество. "Это ясно и
понятно". Сталин тут же продолжает:
"Наша крупная централизованная социалистическая промышленность
развивается по марксистской теории расширенного воспроизводства (!), ибо
(!!) она растет ежегодно в своем объеме, имеет свои накопления и двигается
вперед семимильными шагами".
Промышленность развивается по марксистской теории -- бессмертная
формула! -- совершенно так же, как овес диалектически растет по Гегелю. Для
бюрократа теория есть формула администрации. Но ближайшая суть дела все же
не в этом. "Марксистская теория воспроизводства" относится к
капиталистическому способу производства. У Сталина же речь идет о советской
промышленности, которую он считает социалистической без всяких ограничений.
Таким образом, по Сталину, "социалистическая промышленность" развивается по
теории капиталистического воспроизводства. Мы видим, как неосторожно Сталин
запустил руку в "сокровищницу марксизма". Если два хозяйственных процесса --
анархический и плановый -- покрываются одной и той же теорией
воспроизводства, построенной на закономерностях анархического производства,
то этим сводится к нулю
плановое, т. е. социалистическое начало. Однако, и это еще только
цветочки; ягодки -- впереди.
Лучшей жемчужиной, которую Сталин извлек из сокровищницы, является
подчеркнутое нами выше маленькое словечко "ибо": социалистическая
промышленность развивается по теории капиталистической промышленности,
"ибо она растет ежегодно в своем объеме, имеет свои накопления и
двигается вперед семимиль-ми шагами".
Бедная теория! Злополучная сокровищница! Горемычный Маркс! Значит,
Марксова теория создана специально для обоснования необходимости ежегодных и
притом семимильных шагов? А как же быть с теми периодами, когда
капиталистическая промышленность развивается "черепашьим шагом"? На эти
случаи теория Маркса, очевидно, отменяется. Но ведь все капиталистическое
производство расширяется циклически, через подъемы и кризисы; значит, оно не
только движется вперед семимильными или иными шагами, но и топчется на месте
и отступает назад. Выходит, что Марксова схема не годится для
капиталистического развития, для объяснения которого она создана, но зато
вполне отвечает природе "семимильно" шествующей социалистической
промышленности. Разве же это не чудеса? Не ограничившись вразумлением
Энгельса насчет национализации земли, а занявшись заодно и коренным
исправлением Маркса, Сталин, во всяком случае, шествует... семимильными
шагами. При этом формулы "Капитала" трещат под подковами, как грецкие орехи.
Но зачем же все-таки Сталину все это понадобилось? -- спросит
озадаченный читатель. Увы! Мы не можем перепрыгивать через ступени, тем
более, что и так еле поспеваем за нашим теоретиком. Немножко терпенья, и все
обнаружится.
Непосредственно после разобранного только что места Сталин продолжает:
"Но наша крупная промышленность не исчерпывает народного хозяйства.
Наоборот, в нашем народном хозяйстве все еще преобладает мелкое крестьянское
хозяйство. Можно ли сказать, что наше мелкокрестьянское хозяйство
развивается по принципу (!) расширенного воспроизводства? Нет, нельзя этого
сказать. Наше мелкокрестьянское хозяйство ...не всегда имеет возможность
осуществлять даже простое воспроизводство. Можно ли двигать дальше
ускоренным темпом нашу социализированную индустрию, имея такую
сельскохозяйственную базу?.. Нет, нельзя". Дальше следует вывод: необходима
сплошная коллективизация.
Это место еще лучше предыдущего. Из-под усыпляющей банальности
изложения то и дело взрываются петарды осмелевшего невежества. Развивается
ли крестьянское, т. е. простое товарное хозяйство по законам
капиталистического хозяйства? Нет,-- отвечает с ужасом наш теоретик. Ясно:
деревня не живет по Марксу. Надо это дело исправить. Сталин делает в своем
докладе попытки опровергнуть мелкобуржуазные теории об устойчивости
крестьянского хозяйства. А между тем, запутавшись в сетях марксовых формул,
он дает этим теориям наиболее обобщенное выражение. В самом деле, теория
расширенного воспроизводства, по мысли Маркса, объемлет капиталистическое
хозяйство в целом: не только промышленность, но и сельское хозяйство,--
только в чистом виде, т. е. без докапиталистических пережитков. Но Сталин,
оставляя почему-то в стороне ремесло и кустарные промыслы, ставит вопрос:
"Можно ли сказать, что наше мелкокрестьянское хозяйство развивается по
принципу (!) расширенного воспроизводства? -- Нет,-- отвечает он,-- нельзя
этого сказать".
Другими словами, Сталин в наиболее обобщенном виде повторяет
утверждения буржуазных экономистов насчет того, будто сельское хозяйство
развивается не "по принципу" Марксовой теории капиталистического
производства. Не лучше ли после этого умолкнуть?.. Ведь молчали же
аграрники-марксисты, слушая это постыдное издевательство над учением Маркса.
А между тем самый мягкий ответ должен был бы звучать так: сойди немедленно с
кафедры и не смей рассуждать о вопросах, в которых ничего не смыслишь!
Но мы не последуем примеру аграрников-марксистов и не умолкнем.
Невежество вооруженного властью так же опасно, как безумие вооруженного
бритвой.
Формулы второго тома Маркса представляют собою не директивные
"принципы" социалистического строительства, а объективные обобщения
капиталистических процессов. Эти формулы, абстрагируясь от особенностей
земледелия, не только не противоречат его развитию, но полностью охватывают
его, как капиталистическое земледелие.
Единственное, что можно сказать о сельском хозяйстве в рамках формул
2-го тома,-- это то, что последние предполагают наличие достаточного
количества сельскохозяйственного сырья и сельскохозяйственных продуктов
потребления для обеспечения расширенного воспроизводства. Но каково должно
быть соотношение между сельским хозяйством и промышленностью? Как в Англии?
Или как в Америке? Оба эти типа одинаково укладываются в рамки Марксовых
формул. Англия ввозит предметы потребления и сырья. Америка
вывозит. Тут нет никакого противоречия с формулами расширенного
воспроизводства, которые вовсе не ограничены национальными рамками, не
приурочены ни к национальному капитализму, ни, тем более, к социализму в
отдельной стране.
Если бы люди пришли к синтетическому питанию и к синтетическим видам
сырья, сельское хозяйство совсем сошло бы на нет, заменившись новыми
отраслями химической промышленности. Что сталось бы при этом с формулами
расширенного производства? Они сохранили бы всю свою силу, поскольку
оставались бы капиталистические формы производства и распределения.
Сельское хозяйство буржуазной России, при огромном преобладании
крестьянства, не только покрывало потребности растущей промышленности, но и
создавало возможность большого экспорта.
Эти процессы сопровождались укреплением кулацких верхов и ослаблением
крестьянских низов, их растущей пролетаризацией. Таким образом, несмотря на
все свои особенности, сельское хозяйство на капиталистических основах
развивалось в рамках тех самых формул, которыми Маркс охватывает
капиталистическое хозяйство в целом -- и только его.
Сталин хочет прийти к тому выводу, что нельзя
"базировать... социалистическое строительство на двух разных основах:
на основе самой крупной и объединенной социалистической промышленности и на
основе самого раздробленного и отсталого мелкотоварного крестьянского
хозяйства".
На самом деле он доказывает нечто прямо противоположное. Если формулы
расширенного воспроизводства одинаково применимы и к капиталистическому, и к
социалистическому хозяйствам -- к "современному обществу" вообще,-- то
совершенно непонятно, почему нельзя продолжать дальнейшее развитие хозяйства
на тех самых основах противоречия между городом и деревней, на которых
капитализм достиг неизмеримо более высокого уровня? В Америке гигантские
тресты промышленности развиваются и сегодня еще бок о бок с фермерским
режимом в сельском хозяйстве. Фермерское хозяйство создало базу американской
индустрии. Именно на американский тип, к слову сказать, ориентировались
открыто до вчерашнего дня наши бюрократы со Сталиным во главе: крепкий
фермер внизу, централизованная промышленность наверху.
Идеальная эквивалентность обмена есть основная предпосылка абстрактных
формул 2-го тома. Между тем, плановое хозяйство переходного периода, хотя и
опирается на
закон ценности, но на каждом шагу нарушает его и строит взаимоотношения
между разными отраслями хозяйства и, прежде всего, между промышленностью и
земледелием, на неэквивалентном обмене. Решающим рычагом принудительного
накопления и планового распределения является государственный бюджет. При
дальнейшем поступательном развитии эта роль его должна расти. Кредитное
финансирование регулирует взаимоотношения между принудительным накоплением
бюджета и процессами рынка, поскольку они сохраняют силу. Не только
бюджетное, но и плановое или полуплановое кредитное финансирование,
обеспечивающее в СССР расширение воспроизводства, ни в каком случае не могут
быть подведены под формулы 2-го тома, вся сила которых состоит в том, что
они ничего не хотят знать ни о бюджете, ни о планах, ни о таможенных
пошлинах и всяких вообще формах государственного планомерного воздействия,
выводя необходимые закономерности из игры слепых сил рынка, дисциплинируемых
законом ценности. Стоит "освободить" внутренний советский рынок и отменить
монополию внешней торговли, как обмен между городом и деревней станет
несравненно более эквивалентным, накопление в деревне,-- разумеется,
кулацкое, фермерско-капитали-стическое накопление -- пойдет своим чередом, и
скоро обнаружится, что формулы Маркса охватывают и земледелие. На этом пути
Россия в короткий срок превратится в колонию, на которую будет опираться
индустриальное развитие других стран.
Для обоснования все той же сплошной коллективизации школа Сталина (есть
и такая) ввела в обиход голые сравнения темпов развития промышленности и
сельского хозяйства. Грубее всего эту операцию производит, по обыкновению,
Молотов. В феврале 1929 года Молотов говорил на Московской губернской
конференции партии:
"Сельское хозяйство за последние годы явно отставало в темпе развития
от индустрии... за последние три года промышленная продукция увеличилась по
своей ценности больше чем на 50%, а продукция сельского хозяйства -- всего
на каких-нибудь 7%".
Сопоставление этих двух темпов является экономической безграмотностью.
То, что называют крестьянским хозяйством, заключает в себе, по существу, все
отрасли хозяйства. Развитие промышленности всегда и во всех странах
совершалось за счет уменьшения удельного веса сельского хозяйства.
Достаточно напомнить, что продукция металлургии в Соединенных Штатах почти
равна продукции фермерского хозяйства, тогда как у нас она в 18 раз меньше
сельскохозяйственной продукции. Это показывает, что, несмотря на
высокие темпы последних лет, наша промышленность не вышла еще из
периода детства. Чтобы преодолеть противоположность города и деревни,
созданную буржуазным развитием, советская промышленность должна
предварительно обогнать деревню в несравненно большей степени, чем это было
в буржуазной России. Нынешний разрыв между государственной промышленностью и
крестьянским хозяйством вырос не из того, что промышленность слишком
обогнала сельское хозяйство,-- авангардное положение промышленности является
всемирно-историческим фактом и необходимым условием прогресса,-- а из того,
что наша промышленность слишком слаба, т. е. слишком мало ушла вперед, чтоб
иметь возможность поднять сельское хозяйство до необходимого уровня. Целью
является, конечно, преодоление противоречия между городом и деревней. Но
пути и методы этого преодоления не имеют ничего общего с уравнением темпов
сельского хозяйства и промышленности. Механизация сельского хозяйства и
индустриализация ряда его отраслей будут сопровождаться, наоборот,
уменьшением удельного веса сельского хозяйства как такового. Темп доступной
нам механизации определяется производственной мощью промышленности. Решающим
для коллективизации является не то, что металлургия за последние годы
поднялась на десятки процентов, а то, что на душу населения у нас все еще
приходится ничтожное количество металла. Рост коллективизации лишь постольку
равнозначащ с ростом самого сельского хозяйства, поскольку первый опирается
на технический переворот в земледельческом производстве. Но темп такого
переворота ограничивается нынешним удельным весом промышленности. С
материальными ресурсами последней, отнюдь не с ее отвлеченным статистическим
темпом, и должен быть сообразован темп коллективизации.
В интересах теоретической ясности к сказанному нужно прибавить, что
устранение противоречия между городом и деревней, т. е. поднятие
сельскохозяйственного производства на научно-индустриальный уровень, будет
означать не торжество формул Маркса в земледелии, как воображает Сталин, а,
наоборот, прекращение их торжества в индустрии. Ибо социалистическое
расширенное воспроизводство отнюдь не будет совершаться по формулам
"Капитала", пружиной которых является погоня за прибылью. Но все это слишком
сложно для Сталина и Молотова.
Повторим в заключение этой главы, что коллективизация есть практическая
задача преодоления капитализма, а не теоретическая задача его расширения.
Поэтому формулы Маркса не подходят здесь ни с какой стороны. Практические
возможности коллективизации определяются наличием
производственно-технических ресурсов для крупного земледе-
лия и степенью готовности крестьянства перейти от индивидуального
хозяйства к коллективному. В последнем счете эта субъективная готовность
определяется теми же материально-производственными факторами: привлечь
крестьянина на сторону социализма может только выгодность коллективного
хозяйства, опирающегося на высокую технику. Сталин же хочет предъявить
крестьянину вместо трактора формулы 2-го тома. Но крестьянин честен и не
любит рассуждать о том, чего не понимает.