Страница:
Эта идея и выражена в нашей платформе. Побеждают принципы. Капитуляция
не побеждает. Мы сделаем все для того, чтобы борьба за принципы велась с
учетом всей обстановки, внутренней и внешней. Предвидеть все варианты
развития, однако, нельзя. Играть же в прятки с революцией, хитрить с
классами, дипломатничать с историей -- нелепо и преступно. В таких сложных и
ответственных положениях надо руководствоваться правилом, которое французы
прекрасно выразили в словах: "Fais се que doit, advienne que pourra!"
("Делай, что должно, и пусть будет, что будет!")
Зиновьев и Каменев пали жертвой несоблюдения этого правила.
Если оставить в стороне совершенно деморализованную часть капитулянтов
типа Радека и Пятакова, которые в качестве журналистов или чиновников будут
служить всякой победоносной фракции (под тем предлогом, что они служат
социализму), то капитулянты, взятые как политическая группа, представляют
собою умеренных внутрипартийных "либералов", которые в известный момент
зарвались слишком влево (или вправо), а затем пошли на соглашение с правящей
бюрократией. Сегодняшний день характеризуется, однако, тем, что соглашение,
казавшееся окончательным, начало трещать и взрываться, притом в крайне ост-
рой форме. Огромное симптоматическое значение исключения Зиновьева,
Каменева, Угланова и других вытекает из того, что в новых столкновениях на
верхах отражаются глубокие сдвиги в массах.
Какие политические предпосылки обусловили полосу капитуляций 1929--1930
годов? Бюрократический поворот руля налево; успехи индустриализации; быстрый
рост коллективизации. Пятилетний план захватил рабочие массы. Открылась
большая перспектива. Рабочие мирились с потерей политической
самостоятельности в ожидании близких и решающих социалистических успехов.
Крестьянская беднота ждала от колхозов перемены своей судьбы. Жизненный
уровень крестьянских низов повысился, правда, в значительной мере за счет
основных фондов сельского хозяйства. Таковы экономические предпосылки и
политическая атмосфера эпидемии капитуляций.
Нарастание экономических диспропорций, ухудшение положения масс, рост
недовольства как рабочих, так и крестьян, разброд в самом аппарате--таковы
предпосылки оживления всех и всяких видов оппозиции. Острота противоречий и
напряженность тревоги в партии все более толкают умеренных, осторожных,
всегда готовых к компромиссу партийных "либералов" на путь протеста.
Загнанная в тупик бюрократия немедленно же отвечает репрессиями, в
значительной мере превентивными.
Открытого голоса левой оппозиции мы пока не слышим. Немудрено: те самые
буржуазные газеты, которые рассказывают о готовящихся будто бы милостях
Рыкову и Бухарину, сообщают одновременно о "новых массовых арестах среди
троцкистов". Левая оппозиция в СССР подвергалась в течение пяти лет таким
страшным полицейским преследованиям, кадры ее поставлены в такие
исключительные условия, что ей неизмеримо труднее, чем легальным
"либералам", сформулировать открыто свою позицию и организованно вмешаться в
развертывающиеся события. История буржуазных революций напоминает нам,
кстати, что в борьбе с абсолютизмом либералы, пользуясь своими легальными
преимуществами, всегда первыми выступали от имени "народа"; только борьба
между либеральной буржуазией и бюрократией прокладывала дорогу
мелкобуржуазной демократии и пролетариату. Разумеется, дело здесь идет лишь
об исторической аналогии; но нам думается все же, что она кое-что объясняет.
Резолюция сентябрьского Пленума ЦК совсем не ко времени и не к месту
хвалится:
"Разгромив контрреволюционный троцкизм, разоблачив антиленинскую
кулацкую сущность правых оппортунистов, партия... добилась к настоящему
времени решающих успехов..."
Уже ближайшее будущее, надо думать, обнаружит, что левая и правая
оппозиция не только не разгромлены и не уничтожены, но что, наоборот,
политически только они и существуют. Именно официальная политика последних
3-- 4 лет подготовила условия для нового подъема правотерми-дорианских
тенденций. Стремление сталинцев валить левых и правых в одну кучу
облегчается до некоторой степени тем, что и левые и правые для данного
периода говорят об отступлении. Это неизбежно: необходимость упорядочения
отступления от линии авантюристского заскока стала сейчас жизненной задачей
пролетарского государства. Сами центристские бюрократы не мечтают ни о чем
другом, как о том, чтоб отступить, по возможности, в порядке и не потерять
окончательно лица. Но они не могут не сознавать, что отступление в
обстановке продовольственной и всякой нужды может им слишком дорого
обойтись. Они отступают поэтому крадучись и обвиняя в отступательных
тенденциях оппозицию.
Реальная политическая опасность состоит в том, что правые, фракция
перманентного отступления, получили возможность заявить: мы всегда этого
требовали. Сумерки, в которых живет партия, не дают рабочим быстро
разобраться в диалектике хозяйственного процесса и правильно оценить
ограниченную временную, конъюнктурную "правоту" правых при ложности их
основной позиции.
Тем важнее ясная, самостоятельная, далеко заглядывающая вперед политика
большевиков-ленинцев. Внимательно следить за всеми процессами в стране и
партии. Правильно оценивать отдельные группировки по их идеям и по их
социальным связям. Не пугаться отдельных тактических совпадений с правыми.
Не забывать из-за тактических совпадений противоположности стратегических
линий.
Политическая дифференциация в советском пролетариате будет совершаться
по линии вопросов: как отступать? до какой черты отступать? когда и как
переходить в новое наступление? каким темпом наступать?
Как ни важны эти вопросы сами по себе, но их одних недостаточно. Мы не
делаем политику в отдельной стране. Судьба Советского Союза будет решаться в
неразрывной связи с мировым развитием. Необходимо снова поставить перед
русскими рабочими проблемы мирового коммунизма и полном объеме.
Только самостоятельное выступление левой оппозиции и объединение под ее
знаменем основного пролетарского ядра могут возродить партию, рабочее
государство и Коммунистический Интернационал.
Принкипо,
19 октября 1932 года
ПРИЛОЖЕНИЕ
Зиновьев умер 50 лет. Он страдал сердечной болезнью. Но смерть его
последовала, несомненно, в результате последнего удара -- исключения из
партии.
Зиновьев вел против левой оппозиции в первый период ее существования в
1923--1926 годах непримиримую борьбу. Он несет, несомненно, значительную
долю ответственности за бюрократическое перерождение Коминтерна. В течение
двух следующих лет (1926--1928) Зиновьев стоял в первых рядах левой
оппозиции, чтобы затем капитулировать перед сталинской бюрократией.
Он отступил перед репрессиями, испугавшись раскола партии и гражданской
войны. Капитуляция Зиновьева и его ближайших единомышленников в критический
момент вызвала, несомненно, чувство враждебности со стороны левой оппозиции.
Смерть Зиновьева не может, разумеется, изменить нашей оценки его ошибок. Но
она побуждает нас оценить эти ошибки в связи со всей его многолетней
революционной работой.
Зиновьев играл исключительную роль в развитии большевистской партии. В
течение двенадцати лет эмиграции он был ближайшим сотрудником и помощником
Ленина, бессменным членом ЦК, председателем Петроградского Совета, затем
Коминтерна. Зиновьев мог занимать эти посты только благодаря своей долгой
революционной работе, своей преданности пролетариату и выдающимся
способностям.
Слабые стороны Зиновьева обнаруживались и в прошлом, при Ленине
(Октябрь)...
[конец ноября 1932 года]
* В конце ноября 1932 года западным информационным агентствам было
сообщено о внезапной смерти Зиновьева. Кто передал это сообщение -- точно не
ясно, но 29 ноября агентство "Интернэшнл Ньюс сервис" сообщило об этом
телеграммой Троцкому и попросило его написать по поводу смерти Зиновьева
заметку. Статью эту Троцкий начал писать в Копенгагене, но вскоре до него
дошли новые сведения о том, что Зиновьев жив, поэтому статья осталась
незаконченной.-- Прим. ред.-сост.
Леонида Борисовича я встретил впервые ранней весною 1905 года в Киеве.
Вспоминается какой-то двор, на этом дворе -- тающий снег, ручейки текут меж
камней. Высокий, красивый человек, еще совсем молодой, идет по двору в
пальто или даже в шубе с барашковым воротником -- погода очень резко
сломилась. Кто нас свел? Кто-либо из киевлян. Это было вскоре после 9 января
и бомбы Каляева. Я жил нелегально, по дням, сперва у какого-то молодого
адвоката, который очень боялся, затем у профессора Тихвинского,
преподавателя техникума. Потом меня в качестве будто бы больного перевели в
глазную клинику, где мне делали глазные ванны (без надобности, а лишь для
соблюдения декорума) и где меня навещал заведующий клиникой, профессор,
тщательно запирал дверь и спрашивал:
Папиросы есть?
Есть, профессор.
Quantum satis?
Quantum satis *.
В этой клинике я крадучись писал для Красина прокламации,-- крадучись,
ибо мне, ввиду моей будто бы глазной болезни, запрещалось читать и писать.
Что помельче, то издавалось в Киеве, где была неплохая техника, а более
обширную прокламацию к крестьянам по поводу 9 января и дальнейших событий
Красин переправлял в легальную типографию в Баку. Тогда и партия, как и
революция, была еще очень молода, и в людях и в делах их бросались в глаза
неопытность и недоделанность. Конечно, и Красин не был свободен от той же
печати. Но было в нем что-то уверенное, отчетливое, "административное". Он
уже был инженером с известным стажем, служил, и служил хорошо, т. е. его
ценили; круг знакомств и связей у него был неизмеримо шире и разнообразнее,
чем у каждого из молодых тогдаш-
* -- Сколько хочется? -- Вдоволь, (лат.)
них революционеров -- рабочие кварталы, инженерские квартиры,
морозовские хоромы и их литераторское окружение,-- везде у Красина были свои
знакомства и связи. Он все это комбинировал и сочетал. Мы условились
встретиться в Петербурге. Явки и связи я получил от Красина. Первая и
главная явка была в Константиновское артиллерийское училище к старшему врачу
Александру Александровичу Личкенс и его жене Вере Гавриловне Аристовой. Были
еще инженерские явки, которых не упомню. Тогда шло бурное строительство
интеллигентских союзов, их объединение в союз союзов. Организации эти были,
по существу, политические, радикальные и поэтому стояли в большинстве своем
"левее" кадетской партии. В состав союзов входило большое количество
социал-демократов, большевиков и меньшевиков, причем дифференциация по этой
линии в те времена за пределами чисто нелегальной организации была совсем не
отчетливая, тем более что обнаружилась большая тяга к "восстановлению"
единства. Сам Красин был в то время большевиком-примиренцем. Это еще больше
сблизило нас ввиду тогдашней моей позиции. Много было бесед и споров и об
единстве и о тактике вообще. Встречались мы на квартире Литкенсов, а позже
-- в семье будущей жены Красина, где я от Литкенсов, где оставаться было
больше небезопасно, переселился на другую, данную мне тем же Красиным
квартиру.
Теоретиком в широком смысле Красин не был. Но это был очень
образованный и проницательный, а, главное, очень умный человек, с широкими
идейными интересами.
В Петербурге был тогда большевистский комитет и меньшевистская группа.
В смысле организационной силы они вряд ли многим отличались друг от друга.
Весною 1905 года социал-демократы еще не способны были самостоятельно
вызвать движение масс и играли крупную роль постольку, поскольку находили
свое место в каждой новой волне движения. После 9 января, после истории с
комиссией Шидловского,-- полный провал первомайского праздника. Красин стоял
за объединительный съезд, поддерживал связи и с П. К., и с меньшевистской
группой. Он тогда много разъезжал по делам подготовлявшегося съезда и в
Петербурге всплывал на несколько дней. Мы каждый раз встречались с ним.
Помню споры о тактике по отношению к интеллигентским союзам. Вскоре возник
вопрос о том, как идти в Учредительное собрание; вопрос о Временном
правительстве и о нашем к нему отношении. Тем временем образовалось бюро
Комитета большинства. В качестве примиренца Красин попал к этому бюро в
положение противника. Меньшевистская группа, наоборот, поддерживала с ним
связи. Между тем политически Красин был ближе к большевистским организациям.
Это создало для него не-
легкое положение. Он держался в значительной мере на самостоятельных
связях. Среди этих связей помню молодого технолога Б. Н. Смирнова и жену
его,-- у них как-то под руками была своя небольшая и независимая от обеих
организаций типография. Они выпустили для Красина немало воззваний,
заявлений и пр. Несколько таких воззваний бы-ло написано мною.
Интеллигентскую депутацию во главе с Горьким, ходив-шую к Витте, как
известно, арестовали, видя в ней некий зародыш Временного правительства.
Название это попало в печать,-- не помню уж в какой связи. Депутацию
довольно скоро освободили. Но вопрос о революционном правительстве стал
как-то ближе сознанию левых интеллигентских кругов. В партии начались по
этому поводу тактические и теоретические разговоры. Спорили и мы с Красиным.
Он предложил мне формулировать свою точку зрения письменно, что я охотно
выполнил. Необходимость выдвинуть лозунг Временного революционного
правительства Красин признавал вполне. Но вопрос о том, можем ли мы,
социал-демократы, захватить это правительство в свои руки, он отстранял. В
предложенных мною "тезисах" был об этом прямой пункт. Компромисс был
достигнут на устранении из тезисов этого вопроса как неактуального. В таком
виде тезисы были напечатаны в подпольной типографии Смирновых. Все попытки
разыскать хоть один экземпляр этих тезисов и других изданий "смирновской"
типографии не привели ни к чему. Я об этом говорил с Красиным в последние
годы. У него, по его словам, был полный комплект нелегальных изданий того
времени. Но у него этот комплект отобрали при аресте, кажется, в конце 1905
года. Питерская охранка, как известно, подверглась разгрому и сожжению, так
что никаких концов доискаться не удалось. Особенно настойчивы были попытки
некоторых товарищей разыскать упомянутые выше тезисы о Временном
правительстве. На одном из заседаний Политбюро, уже в 1925 году, я написал
об этом Красину записку. Он ответил мне запиской же через стол:
"1. К сожалению, полного комплекта Бак. изданий нет, если только они не
лежат где-либо в неразобранных архивах. Надо бы искать в архиве Питерской
охранки, ибо в 1905 году при обыске у меня (в декабре 1905 года или в начале
зимы 1906 года) был отобран один переплетенный экземпляр всех изданий,
подаренный мне наборщиками, когда типография переходила на легальное
положение). 2. "Документ", вероятно, тоже пропал. Я думаю, что его текст
частично вошел в резолюцию III съезда о Временном революционном
правительстве. 3. Борис Николае-
вич Смирнов и его жена сейчас в берлинском торгпредстве".
Объединительный съезд не осуществился по вине меньшевиков. Красин за
границей примкнул к большевистскому съезду и выступал на нем с защитой своей
поправки о Временном правительстве.
"Политический переворот может быть прочен лишь тогда, когда он
произведен силой вооруженного народа. С этой точки зрения Временное
правительство является неизбежным. Его главная задача -- это воспользоваться
всем грандиозным правительственным аппаратом. Временное правительство
означает для нас закрепление приобретений революции, вооружение народа,
раздачу с этой целью оружия из арсеналов, осуществление некоторых требований
нашей программы-минимум, например, введение 8-часового рабочего дня. Оно
означает для нас упорную борьбу против реакции. Поскольку мы, с.-д.,
являемся революционерами, постольку для нас обязательна поддержка Временного
правительства, пока оно остается временным. Если мы и не примем участия во
Временном правительстве, мы организуем силы пролетариата и будем давить на
него, влиять на его решения; будем влиять на каждый шаг с целью
осуществления основных требований нашей программы-минимум, которые
пролетариат и предъявит Временному правительству.
В нашей среде не существует разногласий по вопросу о том, что
предстоящий переворот будет только политический. Результатом его будет
только усиление влияния буржуазии, и в жизни Временного правительства будет
наконец такой момент, когда революция пойдет на убыль, когда сила буржуазии
заставит ее попытаться отнять у пролетариата его завоевания. Пролетариат уже
теперь добился многих улучшений, сохранение которых требует от него новых
усилий. И вот, когда пролетариат будет истощен страшными жертвами, буржуазия
воспользуется случаем, чтобы отнять у него завоеванные права. В такой момент
наши представители должны будут, конечно, уйти из Временного правительства,
чтобы не обагрить своих рук кровью пролетариата. Наша задача -- в строгом
контроле пролетариата над Временным правительством и даже над Учредительным
собранием. Мы уже теперь должны прививать пролетариату скепти-
цизм и подозрительность, учить его, что даже по отношению к
Учредительному собранию он должен проявлять то недоверие, которое он теперь
питает к либералам.
При попытке конкретно разъяснить пролетариату ход революции, мы
неизбежно наталкиваемся на вопрос о Временном правительстве. Возможно, что
мы в нем будем участвовать, возможно, что и нет. Вопрос не в этом, а в том,
чтобы организоваться и иметь возможность давить изнутри или извне на
Временное правительство, добиваясь осуществления требований пролетариата.
Что касается резолюции т. Ленина, то я вижу ее недостаток именно в том,
что она не подчеркивает вопроса о Временном правительстве с этой стороны и
недостаточно ярко указывает связь между Временным правительством и
вооруженным восстанием. В действительности Временное правительство
выдвигается народным восстанием как орган последнего, и оно представляет
собою реальную силу лишь постольку, поскольку реальна сила восставшего
народа и связь между последним и Временным правительством.
Я нахожу далее неправильно выраженным в резолюции мнение, будто
Временное революционное правительство появляется лишь после окончательной
победы вооруженного восстания и падения самодержавия. Нет, оно возникает
именно в процессе восстания и принимает самое живое участие в его ведении,
обеспечивая своим организующим воздействием его победу. Думать, будто для
с.-д. станет возможно участие во Временном революционном правительстве с
того момента, когда самодержавие уже окончательно пало -- наивно: когда
каштаны вынуты из огня другими, никому и в голову не придет разделить их с
нами.
Если без нашего участия образуется Временное правительство достаточно
сильное, чтобы окончательно сломить самодержавие, то, конечно, оно не будет
нуждаться в нашем содействии и, состоя из представителей враждебных
пролетариату групп и классов, сделает все зависящее от него, чтобы не
допустить с.-д. к участию во Временном правительстве. Далее, в рабочих
кругах надо распространять не столько убеждение в необходимости Временного
правительства,
сколько при агитации конкретизировать наиболее вероятный ход революции,
указывая на то, в каком отношении пролетариат заинтересован в вопросе о
Временном правительстве.
Самый вопрос об участии или неучастии с.-д. во Временном правительстве,
т. е. о том, возможно оно или нет и стоит ли участвовать в нем, если это
участие возможно -- должен быть решен и может быть решен только на основании
конкретных данных в зависимости от условий времени и места. Это должно быть
выражено и в резолюции. Остальные мои поправки -- стилистического
характера".
(Доклад т. Красина на III съезде по вопросу о Временном
правительстве.-- III съезд партии, с. 53--54.)
Ленин отнесся к этой постановке вопроса с полным и даже чрезвычайным
сочувствием. Вот что он сказал:
"В общем и целом я разделяю мнение т. Зимина (Красин.-- Ю. Ф.).
Естественно, что я, как литератор, обратил внимание на литературную
постановку вопроса. Важность цели борьбы указана т. Зиминым очень правильно,
и я всецело присоединяюсь к нему. Нельзя бороться, не рассчитывая занять
пункт, за который борешься..." (Ленин В. И. Сочинения. 1935.Т. 7. С. 275.)
Большая часть красинской поправки вошла в резолюцию III съезда.
После возвращения Красина у нас с ним был довольно острый разговор о
неудаче объединительной попытки. Я обвинял Красина в капитуляции. Красин
доказывал, что, поскольку меньшевики не соглашались идти на общий съезд, не
желая оставаться в меньшинстве, для него другого выхода не было. Расстались
мы на этот раз холодно. Но размолвка длилась недолго. События революции
слишком уж быстро нагромождались одно на другое. Предательство Николая
Доброскока ("Золотые очки") заставило меня спешно выехать в Финляндию, где я
прожил несколько недель в семье будущей жены Красина. Леонид Борисович
приезжал туда. Речь шла о Булыгинской думе и об ее бойкоте. На этом, как и
на других тактических вопросах, мы с ним сходились совершенно. Я читал ему
свое открытое письмо Милюкову, посвященное бойкоту Думы, и другие документы
того времени. Осенью волны 1905 года поднимались все выше и выше.
Петербургский Совет, Московское восстание, арест, Сибирь, эмиграция.
Красин, кажется, был у меня в Вене в 1907 году. В первый период
контрреволюции Красин примкнул к группе так называемых отзовистов. Помнится,
Мешковский
(тоже покойный) объяснял мне наездом в Вене, что Красин и по
философским вопросам примыкает к руководителю отзовистской группы Богданову.
Думаю, однако, что не электроны соединяли Красина с группой Богданова.
В основе этого недолговечного, впрочем, блока была политика. Красин был
человеком непосредственного действия и непосредственных результатов.
Непримиримо-революционная и в то же время выжидательно-подготовительная
политика была ему не по натуре. В 1905 году Красин помимо первостепенного
участия в общей работе партии руководил непосредственно наиболее ударными и
боевыми частями: боевыми дружинами, приобретением оружия, заготовлением
взрывчатых веществ и пр. Несмотря на разностороннее образование и широкий
кругозор, Красин был -- в политике и в жизни -- прежде всего реализатором,
т. е. человеком непосредственных достижений. В этом была его сила. Но в этом
же была его ахиллесова пята. Он не хотел ни за что мириться с тем фактом,
что революция пошла под уклон. Долгие годы кропотливого собирания сил,
политической вышколки, теоретической проработки опыта -- нет, к этому в нем
не было призвания. Вот почему, прежде чем отойти в сторону от партии, Красин
примкнул к "левой" группировке -- в надежде на то, что на этом пути удастся
еще, может быть, удержать, закрепить и поднять сползающую вниз революцию.
Эмпириомонизм Богданова--через электроны -- Красин брал уже, так сказать, в
придачу к попытке левореволюционного нажима на ход событий. Из попытки этой
ничего не вышло и выйти не могло. Красин почувствовал это, несомненно, одним
из первых. Тогда он отошел в сторону77.
В революционере непосредственных достижений проснулся первоклассный
инженер. Насколько знаю, Красин уже и до 1905 года был по этой линии на
хорошем счету. Но на первом месте, далеко впереди производства и техники,
стояла для него революционная борьба. Когда же революция не оправдала
надежд, на первое место выдвинулись электротехника и промышленность вообще.
Красин и здесь показал себя как выдающийся реализатор, как человек
исключительных достижений. Несомненно, что крупнейшие успехи его инженерной
деятельности давали ему в этот период то личное удовлетворение, какое в
предшествующие годы доставляла революционная борьба.
Время меж двумя революциями прошло для Красина, как и для многих других
участников 1905 года, в стороне от партии. Старые личные связи у него,
конечно, сохранялись, но партийные -- вряд ли. Во всяком случае, я об этом
периоде ничего сказать не могу. В войну Красин, как и все отошедшие от
партии представители поколения 1905 года, вошел патриотом. Вместе со всей
радикальной интеллиген-
цией он вошел в Февральскую революцию. И этот период жизни Красина мне
совершенно неизвестен. К ленинской позиции он относился враждебно. Об этом я
мог уж лично судить по разговорам с ним или, вернее, по переговорам еще в
конце 1917 года. Не знаю, имел ли Красин между февралем и октябрем
какое-либо отношение к "Новой жизни" Горького78. По настроениям
она, вероятно, была ему довольно близка. Октябрьский переворот он встретил с
враждебным недоумением, как авантюру, заранее обреченную на провал. Он не
верил в способность партии справиться с разрухой. К методам коммунизма
относился и позже с ироническим недоверием, называя их "универсальным
не побеждает. Мы сделаем все для того, чтобы борьба за принципы велась с
учетом всей обстановки, внутренней и внешней. Предвидеть все варианты
развития, однако, нельзя. Играть же в прятки с революцией, хитрить с
классами, дипломатничать с историей -- нелепо и преступно. В таких сложных и
ответственных положениях надо руководствоваться правилом, которое французы
прекрасно выразили в словах: "Fais се que doit, advienne que pourra!"
("Делай, что должно, и пусть будет, что будет!")
Зиновьев и Каменев пали жертвой несоблюдения этого правила.
Если оставить в стороне совершенно деморализованную часть капитулянтов
типа Радека и Пятакова, которые в качестве журналистов или чиновников будут
служить всякой победоносной фракции (под тем предлогом, что они служат
социализму), то капитулянты, взятые как политическая группа, представляют
собою умеренных внутрипартийных "либералов", которые в известный момент
зарвались слишком влево (или вправо), а затем пошли на соглашение с правящей
бюрократией. Сегодняшний день характеризуется, однако, тем, что соглашение,
казавшееся окончательным, начало трещать и взрываться, притом в крайне ост-
рой форме. Огромное симптоматическое значение исключения Зиновьева,
Каменева, Угланова и других вытекает из того, что в новых столкновениях на
верхах отражаются глубокие сдвиги в массах.
Какие политические предпосылки обусловили полосу капитуляций 1929--1930
годов? Бюрократический поворот руля налево; успехи индустриализации; быстрый
рост коллективизации. Пятилетний план захватил рабочие массы. Открылась
большая перспектива. Рабочие мирились с потерей политической
самостоятельности в ожидании близких и решающих социалистических успехов.
Крестьянская беднота ждала от колхозов перемены своей судьбы. Жизненный
уровень крестьянских низов повысился, правда, в значительной мере за счет
основных фондов сельского хозяйства. Таковы экономические предпосылки и
политическая атмосфера эпидемии капитуляций.
Нарастание экономических диспропорций, ухудшение положения масс, рост
недовольства как рабочих, так и крестьян, разброд в самом аппарате--таковы
предпосылки оживления всех и всяких видов оппозиции. Острота противоречий и
напряженность тревоги в партии все более толкают умеренных, осторожных,
всегда готовых к компромиссу партийных "либералов" на путь протеста.
Загнанная в тупик бюрократия немедленно же отвечает репрессиями, в
значительной мере превентивными.
Открытого голоса левой оппозиции мы пока не слышим. Немудрено: те самые
буржуазные газеты, которые рассказывают о готовящихся будто бы милостях
Рыкову и Бухарину, сообщают одновременно о "новых массовых арестах среди
троцкистов". Левая оппозиция в СССР подвергалась в течение пяти лет таким
страшным полицейским преследованиям, кадры ее поставлены в такие
исключительные условия, что ей неизмеримо труднее, чем легальным
"либералам", сформулировать открыто свою позицию и организованно вмешаться в
развертывающиеся события. История буржуазных революций напоминает нам,
кстати, что в борьбе с абсолютизмом либералы, пользуясь своими легальными
преимуществами, всегда первыми выступали от имени "народа"; только борьба
между либеральной буржуазией и бюрократией прокладывала дорогу
мелкобуржуазной демократии и пролетариату. Разумеется, дело здесь идет лишь
об исторической аналогии; но нам думается все же, что она кое-что объясняет.
Резолюция сентябрьского Пленума ЦК совсем не ко времени и не к месту
хвалится:
"Разгромив контрреволюционный троцкизм, разоблачив антиленинскую
кулацкую сущность правых оппортунистов, партия... добилась к настоящему
времени решающих успехов..."
Уже ближайшее будущее, надо думать, обнаружит, что левая и правая
оппозиция не только не разгромлены и не уничтожены, но что, наоборот,
политически только они и существуют. Именно официальная политика последних
3-- 4 лет подготовила условия для нового подъема правотерми-дорианских
тенденций. Стремление сталинцев валить левых и правых в одну кучу
облегчается до некоторой степени тем, что и левые и правые для данного
периода говорят об отступлении. Это неизбежно: необходимость упорядочения
отступления от линии авантюристского заскока стала сейчас жизненной задачей
пролетарского государства. Сами центристские бюрократы не мечтают ни о чем
другом, как о том, чтоб отступить, по возможности, в порядке и не потерять
окончательно лица. Но они не могут не сознавать, что отступление в
обстановке продовольственной и всякой нужды может им слишком дорого
обойтись. Они отступают поэтому крадучись и обвиняя в отступательных
тенденциях оппозицию.
Реальная политическая опасность состоит в том, что правые, фракция
перманентного отступления, получили возможность заявить: мы всегда этого
требовали. Сумерки, в которых живет партия, не дают рабочим быстро
разобраться в диалектике хозяйственного процесса и правильно оценить
ограниченную временную, конъюнктурную "правоту" правых при ложности их
основной позиции.
Тем важнее ясная, самостоятельная, далеко заглядывающая вперед политика
большевиков-ленинцев. Внимательно следить за всеми процессами в стране и
партии. Правильно оценивать отдельные группировки по их идеям и по их
социальным связям. Не пугаться отдельных тактических совпадений с правыми.
Не забывать из-за тактических совпадений противоположности стратегических
линий.
Политическая дифференциация в советском пролетариате будет совершаться
по линии вопросов: как отступать? до какой черты отступать? когда и как
переходить в новое наступление? каким темпом наступать?
Как ни важны эти вопросы сами по себе, но их одних недостаточно. Мы не
делаем политику в отдельной стране. Судьба Советского Союза будет решаться в
неразрывной связи с мировым развитием. Необходимо снова поставить перед
русскими рабочими проблемы мирового коммунизма и полном объеме.
Только самостоятельное выступление левой оппозиции и объединение под ее
знаменем основного пролетарского ядра могут возродить партию, рабочее
государство и Коммунистический Интернационал.
Принкипо,
19 октября 1932 года
ПРИЛОЖЕНИЕ
Зиновьев умер 50 лет. Он страдал сердечной болезнью. Но смерть его
последовала, несомненно, в результате последнего удара -- исключения из
партии.
Зиновьев вел против левой оппозиции в первый период ее существования в
1923--1926 годах непримиримую борьбу. Он несет, несомненно, значительную
долю ответственности за бюрократическое перерождение Коминтерна. В течение
двух следующих лет (1926--1928) Зиновьев стоял в первых рядах левой
оппозиции, чтобы затем капитулировать перед сталинской бюрократией.
Он отступил перед репрессиями, испугавшись раскола партии и гражданской
войны. Капитуляция Зиновьева и его ближайших единомышленников в критический
момент вызвала, несомненно, чувство враждебности со стороны левой оппозиции.
Смерть Зиновьева не может, разумеется, изменить нашей оценки его ошибок. Но
она побуждает нас оценить эти ошибки в связи со всей его многолетней
революционной работой.
Зиновьев играл исключительную роль в развитии большевистской партии. В
течение двенадцати лет эмиграции он был ближайшим сотрудником и помощником
Ленина, бессменным членом ЦК, председателем Петроградского Совета, затем
Коминтерна. Зиновьев мог занимать эти посты только благодаря своей долгой
революционной работе, своей преданности пролетариату и выдающимся
способностям.
Слабые стороны Зиновьева обнаруживались и в прошлом, при Ленине
(Октябрь)...
[конец ноября 1932 года]
* В конце ноября 1932 года западным информационным агентствам было
сообщено о внезапной смерти Зиновьева. Кто передал это сообщение -- точно не
ясно, но 29 ноября агентство "Интернэшнл Ньюс сервис" сообщило об этом
телеграммой Троцкому и попросило его написать по поводу смерти Зиновьева
заметку. Статью эту Троцкий начал писать в Копенгагене, но вскоре до него
дошли новые сведения о том, что Зиновьев жив, поэтому статья осталась
незаконченной.-- Прим. ред.-сост.
Леонида Борисовича я встретил впервые ранней весною 1905 года в Киеве.
Вспоминается какой-то двор, на этом дворе -- тающий снег, ручейки текут меж
камней. Высокий, красивый человек, еще совсем молодой, идет по двору в
пальто или даже в шубе с барашковым воротником -- погода очень резко
сломилась. Кто нас свел? Кто-либо из киевлян. Это было вскоре после 9 января
и бомбы Каляева. Я жил нелегально, по дням, сперва у какого-то молодого
адвоката, который очень боялся, затем у профессора Тихвинского,
преподавателя техникума. Потом меня в качестве будто бы больного перевели в
глазную клинику, где мне делали глазные ванны (без надобности, а лишь для
соблюдения декорума) и где меня навещал заведующий клиникой, профессор,
тщательно запирал дверь и спрашивал:
Папиросы есть?
Есть, профессор.
Quantum satis?
Quantum satis *.
В этой клинике я крадучись писал для Красина прокламации,-- крадучись,
ибо мне, ввиду моей будто бы глазной болезни, запрещалось читать и писать.
Что помельче, то издавалось в Киеве, где была неплохая техника, а более
обширную прокламацию к крестьянам по поводу 9 января и дальнейших событий
Красин переправлял в легальную типографию в Баку. Тогда и партия, как и
революция, была еще очень молода, и в людях и в делах их бросались в глаза
неопытность и недоделанность. Конечно, и Красин не был свободен от той же
печати. Но было в нем что-то уверенное, отчетливое, "административное". Он
уже был инженером с известным стажем, служил, и служил хорошо, т. е. его
ценили; круг знакомств и связей у него был неизмеримо шире и разнообразнее,
чем у каждого из молодых тогдаш-
* -- Сколько хочется? -- Вдоволь, (лат.)
них революционеров -- рабочие кварталы, инженерские квартиры,
морозовские хоромы и их литераторское окружение,-- везде у Красина были свои
знакомства и связи. Он все это комбинировал и сочетал. Мы условились
встретиться в Петербурге. Явки и связи я получил от Красина. Первая и
главная явка была в Константиновское артиллерийское училище к старшему врачу
Александру Александровичу Личкенс и его жене Вере Гавриловне Аристовой. Были
еще инженерские явки, которых не упомню. Тогда шло бурное строительство
интеллигентских союзов, их объединение в союз союзов. Организации эти были,
по существу, политические, радикальные и поэтому стояли в большинстве своем
"левее" кадетской партии. В состав союзов входило большое количество
социал-демократов, большевиков и меньшевиков, причем дифференциация по этой
линии в те времена за пределами чисто нелегальной организации была совсем не
отчетливая, тем более что обнаружилась большая тяга к "восстановлению"
единства. Сам Красин был в то время большевиком-примиренцем. Это еще больше
сблизило нас ввиду тогдашней моей позиции. Много было бесед и споров и об
единстве и о тактике вообще. Встречались мы на квартире Литкенсов, а позже
-- в семье будущей жены Красина, где я от Литкенсов, где оставаться было
больше небезопасно, переселился на другую, данную мне тем же Красиным
квартиру.
Теоретиком в широком смысле Красин не был. Но это был очень
образованный и проницательный, а, главное, очень умный человек, с широкими
идейными интересами.
В Петербурге был тогда большевистский комитет и меньшевистская группа.
В смысле организационной силы они вряд ли многим отличались друг от друга.
Весною 1905 года социал-демократы еще не способны были самостоятельно
вызвать движение масс и играли крупную роль постольку, поскольку находили
свое место в каждой новой волне движения. После 9 января, после истории с
комиссией Шидловского,-- полный провал первомайского праздника. Красин стоял
за объединительный съезд, поддерживал связи и с П. К., и с меньшевистской
группой. Он тогда много разъезжал по делам подготовлявшегося съезда и в
Петербурге всплывал на несколько дней. Мы каждый раз встречались с ним.
Помню споры о тактике по отношению к интеллигентским союзам. Вскоре возник
вопрос о том, как идти в Учредительное собрание; вопрос о Временном
правительстве и о нашем к нему отношении. Тем временем образовалось бюро
Комитета большинства. В качестве примиренца Красин попал к этому бюро в
положение противника. Меньшевистская группа, наоборот, поддерживала с ним
связи. Между тем политически Красин был ближе к большевистским организациям.
Это создало для него не-
легкое положение. Он держался в значительной мере на самостоятельных
связях. Среди этих связей помню молодого технолога Б. Н. Смирнова и жену
его,-- у них как-то под руками была своя небольшая и независимая от обеих
организаций типография. Они выпустили для Красина немало воззваний,
заявлений и пр. Несколько таких воззваний бы-ло написано мною.
Интеллигентскую депутацию во главе с Горьким, ходив-шую к Витте, как
известно, арестовали, видя в ней некий зародыш Временного правительства.
Название это попало в печать,-- не помню уж в какой связи. Депутацию
довольно скоро освободили. Но вопрос о революционном правительстве стал
как-то ближе сознанию левых интеллигентских кругов. В партии начались по
этому поводу тактические и теоретические разговоры. Спорили и мы с Красиным.
Он предложил мне формулировать свою точку зрения письменно, что я охотно
выполнил. Необходимость выдвинуть лозунг Временного революционного
правительства Красин признавал вполне. Но вопрос о том, можем ли мы,
социал-демократы, захватить это правительство в свои руки, он отстранял. В
предложенных мною "тезисах" был об этом прямой пункт. Компромисс был
достигнут на устранении из тезисов этого вопроса как неактуального. В таком
виде тезисы были напечатаны в подпольной типографии Смирновых. Все попытки
разыскать хоть один экземпляр этих тезисов и других изданий "смирновской"
типографии не привели ни к чему. Я об этом говорил с Красиным в последние
годы. У него, по его словам, был полный комплект нелегальных изданий того
времени. Но у него этот комплект отобрали при аресте, кажется, в конце 1905
года. Питерская охранка, как известно, подверглась разгрому и сожжению, так
что никаких концов доискаться не удалось. Особенно настойчивы были попытки
некоторых товарищей разыскать упомянутые выше тезисы о Временном
правительстве. На одном из заседаний Политбюро, уже в 1925 году, я написал
об этом Красину записку. Он ответил мне запиской же через стол:
"1. К сожалению, полного комплекта Бак. изданий нет, если только они не
лежат где-либо в неразобранных архивах. Надо бы искать в архиве Питерской
охранки, ибо в 1905 году при обыске у меня (в декабре 1905 года или в начале
зимы 1906 года) был отобран один переплетенный экземпляр всех изданий,
подаренный мне наборщиками, когда типография переходила на легальное
положение). 2. "Документ", вероятно, тоже пропал. Я думаю, что его текст
частично вошел в резолюцию III съезда о Временном революционном
правительстве. 3. Борис Николае-
вич Смирнов и его жена сейчас в берлинском торгпредстве".
Объединительный съезд не осуществился по вине меньшевиков. Красин за
границей примкнул к большевистскому съезду и выступал на нем с защитой своей
поправки о Временном правительстве.
"Политический переворот может быть прочен лишь тогда, когда он
произведен силой вооруженного народа. С этой точки зрения Временное
правительство является неизбежным. Его главная задача -- это воспользоваться
всем грандиозным правительственным аппаратом. Временное правительство
означает для нас закрепление приобретений революции, вооружение народа,
раздачу с этой целью оружия из арсеналов, осуществление некоторых требований
нашей программы-минимум, например, введение 8-часового рабочего дня. Оно
означает для нас упорную борьбу против реакции. Поскольку мы, с.-д.,
являемся революционерами, постольку для нас обязательна поддержка Временного
правительства, пока оно остается временным. Если мы и не примем участия во
Временном правительстве, мы организуем силы пролетариата и будем давить на
него, влиять на его решения; будем влиять на каждый шаг с целью
осуществления основных требований нашей программы-минимум, которые
пролетариат и предъявит Временному правительству.
В нашей среде не существует разногласий по вопросу о том, что
предстоящий переворот будет только политический. Результатом его будет
только усиление влияния буржуазии, и в жизни Временного правительства будет
наконец такой момент, когда революция пойдет на убыль, когда сила буржуазии
заставит ее попытаться отнять у пролетариата его завоевания. Пролетариат уже
теперь добился многих улучшений, сохранение которых требует от него новых
усилий. И вот, когда пролетариат будет истощен страшными жертвами, буржуазия
воспользуется случаем, чтобы отнять у него завоеванные права. В такой момент
наши представители должны будут, конечно, уйти из Временного правительства,
чтобы не обагрить своих рук кровью пролетариата. Наша задача -- в строгом
контроле пролетариата над Временным правительством и даже над Учредительным
собранием. Мы уже теперь должны прививать пролетариату скепти-
цизм и подозрительность, учить его, что даже по отношению к
Учредительному собранию он должен проявлять то недоверие, которое он теперь
питает к либералам.
При попытке конкретно разъяснить пролетариату ход революции, мы
неизбежно наталкиваемся на вопрос о Временном правительстве. Возможно, что
мы в нем будем участвовать, возможно, что и нет. Вопрос не в этом, а в том,
чтобы организоваться и иметь возможность давить изнутри или извне на
Временное правительство, добиваясь осуществления требований пролетариата.
Что касается резолюции т. Ленина, то я вижу ее недостаток именно в том,
что она не подчеркивает вопроса о Временном правительстве с этой стороны и
недостаточно ярко указывает связь между Временным правительством и
вооруженным восстанием. В действительности Временное правительство
выдвигается народным восстанием как орган последнего, и оно представляет
собою реальную силу лишь постольку, поскольку реальна сила восставшего
народа и связь между последним и Временным правительством.
Я нахожу далее неправильно выраженным в резолюции мнение, будто
Временное революционное правительство появляется лишь после окончательной
победы вооруженного восстания и падения самодержавия. Нет, оно возникает
именно в процессе восстания и принимает самое живое участие в его ведении,
обеспечивая своим организующим воздействием его победу. Думать, будто для
с.-д. станет возможно участие во Временном революционном правительстве с
того момента, когда самодержавие уже окончательно пало -- наивно: когда
каштаны вынуты из огня другими, никому и в голову не придет разделить их с
нами.
Если без нашего участия образуется Временное правительство достаточно
сильное, чтобы окончательно сломить самодержавие, то, конечно, оно не будет
нуждаться в нашем содействии и, состоя из представителей враждебных
пролетариату групп и классов, сделает все зависящее от него, чтобы не
допустить с.-д. к участию во Временном правительстве. Далее, в рабочих
кругах надо распространять не столько убеждение в необходимости Временного
правительства,
сколько при агитации конкретизировать наиболее вероятный ход революции,
указывая на то, в каком отношении пролетариат заинтересован в вопросе о
Временном правительстве.
Самый вопрос об участии или неучастии с.-д. во Временном правительстве,
т. е. о том, возможно оно или нет и стоит ли участвовать в нем, если это
участие возможно -- должен быть решен и может быть решен только на основании
конкретных данных в зависимости от условий времени и места. Это должно быть
выражено и в резолюции. Остальные мои поправки -- стилистического
характера".
(Доклад т. Красина на III съезде по вопросу о Временном
правительстве.-- III съезд партии, с. 53--54.)
Ленин отнесся к этой постановке вопроса с полным и даже чрезвычайным
сочувствием. Вот что он сказал:
"В общем и целом я разделяю мнение т. Зимина (Красин.-- Ю. Ф.).
Естественно, что я, как литератор, обратил внимание на литературную
постановку вопроса. Важность цели борьбы указана т. Зиминым очень правильно,
и я всецело присоединяюсь к нему. Нельзя бороться, не рассчитывая занять
пункт, за который борешься..." (Ленин В. И. Сочинения. 1935.Т. 7. С. 275.)
Большая часть красинской поправки вошла в резолюцию III съезда.
После возвращения Красина у нас с ним был довольно острый разговор о
неудаче объединительной попытки. Я обвинял Красина в капитуляции. Красин
доказывал, что, поскольку меньшевики не соглашались идти на общий съезд, не
желая оставаться в меньшинстве, для него другого выхода не было. Расстались
мы на этот раз холодно. Но размолвка длилась недолго. События революции
слишком уж быстро нагромождались одно на другое. Предательство Николая
Доброскока ("Золотые очки") заставило меня спешно выехать в Финляндию, где я
прожил несколько недель в семье будущей жены Красина. Леонид Борисович
приезжал туда. Речь шла о Булыгинской думе и об ее бойкоте. На этом, как и
на других тактических вопросах, мы с ним сходились совершенно. Я читал ему
свое открытое письмо Милюкову, посвященное бойкоту Думы, и другие документы
того времени. Осенью волны 1905 года поднимались все выше и выше.
Петербургский Совет, Московское восстание, арест, Сибирь, эмиграция.
Красин, кажется, был у меня в Вене в 1907 году. В первый период
контрреволюции Красин примкнул к группе так называемых отзовистов. Помнится,
Мешковский
(тоже покойный) объяснял мне наездом в Вене, что Красин и по
философским вопросам примыкает к руководителю отзовистской группы Богданову.
Думаю, однако, что не электроны соединяли Красина с группой Богданова.
В основе этого недолговечного, впрочем, блока была политика. Красин был
человеком непосредственного действия и непосредственных результатов.
Непримиримо-революционная и в то же время выжидательно-подготовительная
политика была ему не по натуре. В 1905 году Красин помимо первостепенного
участия в общей работе партии руководил непосредственно наиболее ударными и
боевыми частями: боевыми дружинами, приобретением оружия, заготовлением
взрывчатых веществ и пр. Несмотря на разностороннее образование и широкий
кругозор, Красин был -- в политике и в жизни -- прежде всего реализатором,
т. е. человеком непосредственных достижений. В этом была его сила. Но в этом
же была его ахиллесова пята. Он не хотел ни за что мириться с тем фактом,
что революция пошла под уклон. Долгие годы кропотливого собирания сил,
политической вышколки, теоретической проработки опыта -- нет, к этому в нем
не было призвания. Вот почему, прежде чем отойти в сторону от партии, Красин
примкнул к "левой" группировке -- в надежде на то, что на этом пути удастся
еще, может быть, удержать, закрепить и поднять сползающую вниз революцию.
Эмпириомонизм Богданова--через электроны -- Красин брал уже, так сказать, в
придачу к попытке левореволюционного нажима на ход событий. Из попытки этой
ничего не вышло и выйти не могло. Красин почувствовал это, несомненно, одним
из первых. Тогда он отошел в сторону77.
В революционере непосредственных достижений проснулся первоклассный
инженер. Насколько знаю, Красин уже и до 1905 года был по этой линии на
хорошем счету. Но на первом месте, далеко впереди производства и техники,
стояла для него революционная борьба. Когда же революция не оправдала
надежд, на первое место выдвинулись электротехника и промышленность вообще.
Красин и здесь показал себя как выдающийся реализатор, как человек
исключительных достижений. Несомненно, что крупнейшие успехи его инженерной
деятельности давали ему в этот период то личное удовлетворение, какое в
предшествующие годы доставляла революционная борьба.
Время меж двумя революциями прошло для Красина, как и для многих других
участников 1905 года, в стороне от партии. Старые личные связи у него,
конечно, сохранялись, но партийные -- вряд ли. Во всяком случае, я об этом
периоде ничего сказать не могу. В войну Красин, как и все отошедшие от
партии представители поколения 1905 года, вошел патриотом. Вместе со всей
радикальной интеллиген-
цией он вошел в Февральскую революцию. И этот период жизни Красина мне
совершенно неизвестен. К ленинской позиции он относился враждебно. Об этом я
мог уж лично судить по разговорам с ним или, вернее, по переговорам еще в
конце 1917 года. Не знаю, имел ли Красин между февралем и октябрем
какое-либо отношение к "Новой жизни" Горького78. По настроениям
она, вероятно, была ему довольно близка. Октябрьский переворот он встретил с
враждебным недоумением, как авантюру, заранее обреченную на провал. Он не
верил в способность партии справиться с разрухой. К методам коммунизма
относился и позже с ироническим недоверием, называя их "универсальным