Страница:
ne scat d'elle departir {Ibid., p. XXVI-XXVII.}); средневековый английский
роман "Граф Тулузский", где есть параллели с разговором Яхимо и Имогены {R.
Christophersen. The Ballad of Sir Aldingar. Oxford, Clarendon, 1952, p.
127-142.}.
Если мы обратимся к отдельным мотивам "Цимбелина", то число
произведений, привлекаемых для сопоставления, умножится.
В частности, есть некоторое сходство между приключениями Имогены в
Уэльских холмах и приключениями Эрминии, героини "Освобожденного Иерусалима"
Т. Тассо (в песнях VII и XIX). Эрминия отправляется на поиски своего рыцаря,
живет у пастухов и находит Танкреда, мнимомертвого.
Примечательно также одно место у Апулея ("Метаморфозы", X, 1-12), где
дается бытовой вариант мифа о Федре и Ипполите, осложненный мотивом
мнимосмертельного, на самом деле снотворного напитка: мачеха, влюбившись в
пасынка и не встретив взаимности, решает его отравить, но приготовленное
зелье по ошибке выпивает родной сын мачехи, которая обвиняет пасынка в
покушении на свою жизнь и честь и отравлении брата. Мнимый убийца вот-вот
должен быть осужден на казнь, но вмешивается мудрый и добрый врач, который
продал отраву рабу - исполнителю злодейских умыслов мачехи, но, как Корнелий
в "Цимбелине", подменил ее снотворным напитком. Отравленный просыпается,
преступники наказаны, добродетель торжествует. Фигура благородного и
гуманного врача, его решение заменить отраву снотворным напитком, всеобщая
вера в смерть ребенка и горе родных, неожиданность известия о том, что
отравленный жив - все это имеет сходство с некоторыми ситуациями в
"Цимбелине": и там и здесь злая мачеха, которая задумывает отравить пасынка
(у Шекспира - Имогену), и там и здесь врач, который мудрой осторожностью
предотвращает убийство, и там и здесь мнимая смерть, горе близких, радостное
и неожиданное оживление.
Параллели, заимствованные из Апулея и близкие к "Цимбелину", найдены
также в "Томе из Линкольна" Ричарда Джонсона (1599) {См.: "Shakespeare
Jahrbuch XLIV". Weimar, 1908, S. 167-170.}.
Наконец сходные с "Цимбелином" мотивы и ситуации встречаем мы во многих
драматических произведениях конца XVI - начала XVII в.
Судьбу Имогены напоминает судьба Одиллии - героини анонимной пьесы
"Слабейший идет к стене" (последнее десятилетие XVI в.), дочери герцога
Брабантского, влюбившейся в найденыша.
В пьесе "Сэр Клиомон и сэр Кламид" (опубликована в 1599 г. но написана,
очевидно, самое позднее в 1580 г.), Нерония, возлюбленная Клиомона, похищена
Фразеллием, королем Норвегии. Она, переодевшись в мужское платье, убегает и
поступает на службу к старому пастуху Клорину. Клиомон отправляется на
поиски Неронии, встречает и убивает Фразеллия, с помощью Клорина хоронит его
и вешает на могиле свой золотой щит и меч с надписью. Появляется Нерония,
видит щит, полагает, что в могиле лежит ее возлюбленный, хочет покончить с
собой. Самоубийство ее предотвращено вмешательством провидения. В дальнейшем
Нерония покидает Клорина и поступает на службу пажем к своему возлюбленному
Клиомону, которого, впрочем, не узнает, так как он тоже переодет.
Как легко заметить, здесь предвосхищена не только общая канва
приключений Имогены (бегство от домогающегося ее Клотена, переодевание в
мужское платье, жизнь с простыми людьми на природе, поступление на службу
пажем к Луцию), но также вполне конкретная ситуация одной из самых
примечательных сцен в "Цимбелине" - сцены, где Имогена оплакивает тело
Клотена, принимая его за Постума.
Существенные сюжетные совпадения обнаруживаются и в пьесе
"Необыкновенные триумфы Любви и Фортуны" (исполнялась в 1582 г., напечатана
в 1589 г.) {На сходство этой пьесы с "Цимбелином" впервые обратил внимание
Р. Будд. - См.: "Notes and Queries", 7th Series, IV. London, 1887, p.
405-407.}.
Гермион, сын изгнанного по ложному навету вельможи Бомелио, любит
Фиделию, дочь короля Пизантия. Гермион воспитан при дворе, его родство с
Бомелио поначалу неизвестно. Брат Фиделии, принц Арменио, узнает о любви
Гермиона и Фиделии и убеждает короля изгнать Гермиона. Фиделия хочет
сопровождать Гермиона, но ее план выдан предателем. Гермион попадает между
тем в пещеру, где отшельником живет его отец. Бомелио хочет помочь своему
найденному сыну и, будучи волшебником, насылает болезнь на Арменио, а сам
обманным путем проникает к Фиделии и помогает ей бежать. Впрочем, в
дальнейшем сам Бомелио оказывается в плачевном положении: Гермион в пещере
отца с ужасом обнаружил безбожные книги и сжег их; обнаружив пропажу,
Бомелио сходит с ума. События так запутываются, что разрешить ситуацию без
помощи богов невозможно. И вот спускаются сначала Меркурий, который музыкой
усыпляет и излечивает Бомелио (заметим, что исцеляющая роль музыки также не
является индивидуальной чертой шекспировских пьес), потом Венера и Фортуна,
которые приводят все события к счастливой развязке.
Таким образом, и "Цимбелин", и "Необыкновенные триумфы Любви и Фортуны"
выводят несправедливо изгнанного, оклеветанного вельможу, живущего в пещере
(Белларий - Бомелио), обе пьесы рассказывают о любви королевской дочери к
воспитанному при дворе, но незнатному юноше (Гермион и Постум, Фиделия и
Имогена), который изгнан как нищий, в обеих действует злобный брат принцессы
(Арменио и Клотен) и вводят "бога из машины".
История сюжета "Зимней сказки" намного проще: в этой пьесе Шекспир
драматизировал роман Р. Грина "Пандосто" (впервые опубликован в 1588 г.,
издавался в 1592, 1595 и 1607 гг., потом - после появления "Зимней сказки" -
в 1614 г. и по крайней мере раз 13 на протяжении XVII в., в том числе в
сокращенных, дешевых и балладных вариантах).
Самое значительное изменение, которое сделал Шекспир в сюжете, - это
сохранение жизни старшему поколению: у Грина Беллария (шекспировская
Гермиона) умирает, а Пандосто (Леонт), когда к его двору прибывает Дораст и
Фавния (Флоризель и Утрата), влюбляется в собственную дочь (этот мотив
кровосмесительной страсти Шекспир также отбросил) и, узнав правду, кончает с
собой.
Поэтому единственным не зависимым от романа Грина сюжетным аналогом
"Зимней сказке" являются параллели со сценой узнавания, где Гермиону
принимают за статую, а потом она оказывается живой. (Статуя как бы оживает,
поэтому здесь усматривают дальний отклик на миф о Пигмалионе.)
Имеются и более похожие варианты. Так, в анонимной пьесе 1605 г.
"Испытания рыцарства" есть такая сцена. Героиня, Катарина Французская,
падает на колени перед статуей ее умершего возлюбленного, Фердинанда
Наваррского. Раньше она отвергала его любовь - теперь сама клянется в любви.
Статуя склоняется обнять ее - возлюбленный оказывается жив.
Остальные сопоставления касаются романа Грина, и круг их достаточно
широк.
Общая схема произведения близка сюжету пьесы XIV в. "Эсмерейт, сын
короля Сицилии". В этой пьесе рассказывается о том, как король Сицилии
подозревает свою жену в измене и выгоняет их единственного сына. Тот
воспитывается в соседнем королевстве, влюбляется в дочь короля и любим ею.
Но самое большое число родственных произведений тянет за собой история
Дораста и Фавнии. У Грина история молодых влюбленных занимает две трети
всего романа (начиная с издания 1595 г. роман так и назывался - "Дораст и
Фавния"). Поэтому параллели этой сюжетной линии фактически свидетельствуют о
том, с какой литературной традицией связан роман (а стало быть, через него и
пьеса Шекспира). Поскольку сам роман не является целью нашей работы, мы
просто сошлемся на выводы ученых, которые считают, что во второй части
"Пандосто" Грин усваивает многое от греческого романа Лонга "Дафнис и Хлоя"
(первую часть произведения Грина тоже сравнивают с одним из греческих
романов - "Феаген и Хариклия" Гелиодора), находят также сюжетные параллели с
"Эфиопикой" Гелиодора (там герой не может жениться на героине из-за ее
низкого происхождения, но под конец выясняется, что она дочь эфиопского
царя), и в целом относят "Пандосто" к пасторальному жанру.
Хотя непосредственных источников для "Бури" не найдено, ее сюжетные
ситуации также имеют богатую историю.
В первую очередь следует назвать пьесу немецкого автора Я. Айрера
"Прекрасная Сидея". Содержание ее следующее. Князь Людольф побежден в битве
и изгнан из своих владений князем Лейдегастом. Вместе со своей дочерью
Сидеей он живет в лесу, в хижине. Людольф - волшебник, и с помощью магии он
заставляет служить себе существо, подобное Ариэлю, - духа Рупцифаля, а также
дикого человека Мосирота (шекспировский Калибан). Когда Сидея вырастает,
Людольф захватывает в плен Энгельбрехта, сына его врага. Энгельбрехт не мог
сопротивляться, так как его меч, подобно мечу Фердинанда в "Буре",
заколдован, и он не может вытащить его из ножен. Людольф заставляет
Энгельбрехта рубить для него дрова (как Просперо - Фердинанда). Сидея должна
следить за Энгельбрехтом; сначала она довольно сурова с ним, но потом
молодые люди влюбляются друг в друга, обмениваются клятвами, бегут, с ними
происходят разные приключения, но под конец их отцы примиряются, дети
вступают в брак, Людольфу возвращены его владения.
Никаких следов знакомства с пьесой Айрера (написана в конце XVI-самом
начале XVII в., автор умер в 1605 г.) в Англии нет. Поэтому ученые делают
вывод о существовании какого-то общего источника, до нас не дошедшего.
Другой аналог "Бури" содержится в собрании испанских романов Антонио де
Эслава "Noches de Inferno" (опубликованы в 1609-1610 гг.).
Это тоже история свергнутого правителя, некоего Дардано, короля
Болгарии. Император Византии, Никифор, требует королевство Дардано для своих
сыновей, так как Дардано имеет только дочь Серафину, которая как женщина не
может наследовать отцу. Дардано хочет выдать Серафину замуж за одного из
сыновей императора, но тот отказывается и изгоняет Дардано вместе с дочерью
из их земель. Как и Просперо, Дардано знает магию, но не хочет пользоваться
своим искусством; он только обеспечивает себя жилищем - они с дочерью
поселяются в подводном замке у берега моря. Тем временем Никифор завещает
государство своему плохому сыну Юлиану, лишая наследства сына хорошего,
Валентина. Дардано, переодевшись старым моряком, заманивает Валентина к себе
во дворец и женит его на Серафине. В дальнейшем развитии действия некоторую
роль играет и буря. Юлиан, возвращаясь из Рима, где он женился на дочери
римского императора, проплывает над дворцом Дардано. Тот вызывает бурю,
которая сокрушает флот Юлиана, а сам Юлиан и его жена гибнут как раз тогда,
когда достигают берега. Жители страны так поражены тем, что они считают
актом божественной мести, что торопятся избрать Валентина королем. Дардано
восстановлен на троне, однако он отрекается в пользу зятя.
Итальянский ученый Нери отметил сходство "Бури" с четырьмя сценариями
комедии dell' arte. Везде есть кораблекрушение, в результате которого
спасшиеся попадают на остров, там завязывается любовная интрига между
местными девушками и знатными путешественниками, с другой стороны, с
голодными и страдающими от жажды моряками случаются разные комические
происшествия. На острове есть волшебник. В одном сценарии иностранцы приняты
за богов (как Калибан принимает Тринкуло). В другом волшебник в конце пьесы
отрекается от своего искусства.
Нери также указывает на пасторальную комедию Бартоломео Росси
"Фьямелла" (1584), интрига которой тоже связана с кораблекрушением и
волшебником.
Итак, что же представляют собой те литературные произведения, с
которыми, как показал наш обзор, прямо или косвенно связаны многие
существенные художественные особенности последних пьес?
Произведения эти, при всей их многочисленности, можно объединить во
вполне определенные группы, которые принадлежат к некоему общему
литературному массиву.
Это, во-первых, поздний греческий роман и его последующие стихотворные
и прозаические версии.
Это, во-вторых, позднесредневековая и ренессансная авантюрная новелла.
Это, далее, так называемый "искусственный" эпос (Т. Тассо).
Это, наконец, ряд драматических произведений - главным образом старая
дошекспировская пьеса конца XVI в.
Названные группы образуют некую литературную традицию, которую мы будем
называть традицией романтических жанров в литературе, или, для краткости,
романтической традицией.
Определение "романтическая" в данном контексте требует разъяснений. В
нашем литературоведении это определение в применении к названному комплексу
литературных явлений обобщающего смысла и широкого хождения не имеет,
употребляется обычно как сопутствующее и всегда с оговорками, ибо
ассоциируется с эпохой романтизма. Мы пользуемся этим термином в том смысле,
в каком его применяют М. М. Морозов {М. М. Морозов. Шекспир. М., 1956, с.
159.} и А. А. Аникст {А. А. Аникст. Творчество Шекспира. М., 1963, с.
548-549.}. Такое применение термина, конечно, является условным. Оно
восходит к немецким романтикам, в частности к Л. Тику, который видел в
последних драмах Шекспира идеальные образцы именно романтической драмы.
Условность термина в данном случае вызвана применением его к разновременным
явлениям. Тем не менее проблема традиции, которую я буду называть
романтической, чрезвычайно существенна для понимания последних пьес
Шекспира. Поэтому, не претендуя на полноту и окончательность решения этого
вопроса, я считаю нужным остановиться на тех аспектах проблемы, которые
имеют самое непосредственное отношение к нашей теме.
В английском языке для наименования этой традиции существует очень
точное слово "romance". Давая определение этого слова, составители
Вебстерского словаря пишут: "...Любая вымышленная или удивительная история;
теперь главным образом род романа, интерес которого заключается не столько в
обрисовке реальной жизни или характера, сколько в приключении, удивительном
инциденте и т. д." {"Webster's collegiate dictionary". Mass. USA, 1947, p.
864.}. На русском языке слово romance переводится и как "романтическое", и
как "любовный эпизод, любовная история", и как "выдумка, небылица", и как
"роман", но роман авантюрный, героический, ни в коем случае не бытовой,
современный, не novel. Romance - это античный роман, рыцарский роман, романы
Р. Грина, это поэмы Ариосто, это, наконец, комедии Шекспира - ранние
romances, и его финальные драмы - поздние romances.
Все значения, которые содержатся в слове romance, характеризуют
произведения так называемой романтической традиции.
Общие черты этих произведений в первую очередь связаны с повторяющимися
мотивами и признанной позицией по отношению к предмету повествования и
выражаются, во-первых, в четко фиксированных особенностях сюжета и,
во-вторых, в определенном способе характеристики действующих лиц.
Первоисточником литературы этого типа стал поздний греческий роман -
Ксенофонта Эфесского, Ахилла Татия, Гелиодора и др. Именно тогда формируются
те художественные компоненты, которые в дальнейшем будут в той или иной мере
обязательны для всех произведений этого рода.
Сюжетная схема почти всех греческих романов едина: разлука влюбленных
или родственников, которые в стремлении друг к другу претерпевают различные
опасные приключения и наконец счастливо воссоединяются. В этих приключениях
огромную роль играет случай - и счастливый, и враждебный одновременно, а
стало быть, в конечном итоге, безразличный. Сами приключения также, при всем
их обилии, могут быть сведены к некоторым схожим ситуациям, причем
разнообразие сюжетов создается не разнообразием самих ситуаций, а лишь
разнообразием их сочетаний: в большинстве романов мы встретим пиратов,
похищающих героев, кораблекрушения, мнимую смерть, чудесное спасение,
переодевание и т. д. Все это образует сюжет, на первый взгляд прихотливый,
разбросанный и острый, а в сущности строго выдержанный.
Обязательна постоянная смена мест. Но хотя географический охват
чрезвычайно широк, этнографическая конкретность отсутствует, местного
колорита произведения лишены.
Одной из самых любопытных и интересных для нас особенностей греческого
романа является соотношение полноты характера и описания переживаний.
Полнота характера, присущая греческой драме, утрачивается - действующие лица
лишь в совокупности могут характеризовать человеческую природу, человеческая
натура как бы распадается на ряд черт, каждой из которых наделяется
отдельное действующее лицо, характеристики становятся примитивными и
однотипными.
Можно было бы подумать, что авторов вообще не интересует психология, но
это не так: переживания влюбленных и отдельные моменты эмоциональные,
психологические очерчены с удивительной тонкостью и тщательностью.
Наконец, греческий роман в целом имеет сказочный колорит еще и потому,
что более полно, чем какая-либо форма письменной литературы до него,
усваивает фольклорный элемент, вбирает многие сказочные ситуации.
Мы выделили те черты греческого романа, которые с удивительным
постоянством повторяются в дальнейшем во всех романтических жанрах - и в
средние века, и в период Возрождения.
Не останавливаясь на сходных явлениях в литературах других стран,
обратимся к Англии.
В Англии господство романтического жанра начинается с 60-х годов XVI в.
Romance - и переводной, и национальный - становится самым популярным чтением
(о чем свидетельствует, например, описание библиотеки некоего капитана
Кокса, сделанное в 1575 г. одним его гостем {См.: J. В. Wright. Middle-Class
Culture in Elizabethan England. USA, 1958, p. 84-85. О популярности romances
см. p. 375-395; а также: Ron. S. Grane. The Vogue of Medieval Chivalric
Romance during the English Rpuaissance. Wisconsin, 1919.}), а романтическая
пьеса - излюбленным зрелищем. И оба вида - и пьеса, и роман - воспроизводят
весь канон романтических мотивов и ситуаций, выкристаллизовавшийся еще в
греческом романе.
Старая романтическая пьеса 1560-1590-х годов представляет для нас
особый интерес. В романтической комедии Лили и Грина, которая пришла на
смену старой романтической пьесе, традиция затемнена резкой
индивидуальностью и талантом авторов. Старая романтическая пьеса не
отличалась высокими художественными достоинствами - и потому лишь
сравнительно недавно стала предметом серьезного внимания исследователей. Но
именно в силу ее примитивности и грубости традиция выступает здесь, так
сказать, в наиболее первозданном виде.
Многие пьесы этого плана, как можно судить по их названиям, прямо
драматизировали греческий роман, например: "Хариклия" (1572), "Филомен"
(1574), "Греческая красотка" (1579), "Филлида и Корин" (1584), "Феликс и
Филимона" (1585), "Безумный жрец солнца" (1587) {Названия приведены по кн.:
"Elizabethan theatre". London, 1966, p. 111.}. Ни одна из этих пьес до нас
не дошла.
Но и те, которые разрабатывали рыцарские приключения (о
многочисленности этих пьес говорят, главным образом, сохранившиеся их
названия, например: "Херестул, Синий рыцарь" - 1570, "Ирландский рыцарь" -
1576, "Одинокий рыцарь" - 1576, "Рыцарь пламенеющего утеса" - 1579 и т. д.),
от самых ранних уцелевших пьес - "Сэр Клиомон и сэр Кламид" - (1570) и
"Обычные обстоятельства" - (1576) - до более обширного наследия 80-90-х
годов, все они построены на чередовании разнообразных опасностей и
необыкновенных происшествий, на взлетах и падениях фортуны героев, на кознях
злодеев и победах благородных героев, которые под конец счастливо
воссоединяются со своими возлюбленными {О пьесах "Сэр Клиомон и сэр Кламид"
и "Обычные обстоятельства" см. в кн.: "Outlines of Tudor and Stuart Plays".
New York, 1947 и в статье А. Бартошевича "Комедия предшественников
Шекспира". - "Шекспировский сборник". М., 1967, с. 108.}.
Пьеса "Необыкновенные триумфы Любви и Фортуны", равно как и приведенный
нами эпизод из "Сэра Клиомона и сэра Кламида", могут дать представление о
произведениях подобного рода.
Не менее показательна другая романтическая пьеса этого периода -
"Мацедор" (поставлена в 1590 г., напечатана в 1598 г.). Мы позволяем себе
привести содержание этой пьесы, ибо она интересна еще и тем, что период
наивысшей ее популярности приходится как раз на годы, близкие ко времени
написания шекспировских последних драм; перепечатки ее выходили в 1606,
1610, 1611, 1613 и 1616 гг. и, по признанию многих историков английской
драмы, "Мацедор" был, возможно, самой популярной елизаветинской пьесой {Об
этой пьесе см.: "Studies in English Renaissance Drama". New York, 1959, p.
248-268; а также: "Modern Language review". London, 1955, p. 1-5.}.
Мацедор, принц Валенсии, переодевшись пастухом, отправляется в Арагон,
чтобы увидеть арагонскую принцессу - красавицу Амадин. Его встреча с Амадин
происходит при весьма драматических обстоятельствах: Амадин гуляла с
Церасто, которого прочат ей в мужья, на них нападает медведь, Церасто
убегает, оставив Амадин одну. Амадин зовет на помощь - и вот появляется
Мацедор, который несет голову убитого медведя. (Многие исследователи
считали, что медведь на сцене в "Зимней сказке" был подсказан Шекспиру
медведем "Мацедора".) Мацедор сопровождает принцессу во дворец.
Во дворце он принят с таким расположением, что ревнивый Церасто
(злодей) подговаривает солдата Тремолио убить Мацедора (вторая опасность для
героя), но в схватке убит Тремолио, а Церасто, обвинив Мацедора в убийстве,
добивается, что король приговаривает героя к смерти. Правда, его тут же
спасает Амадин, уже, естественно, влюбившаяся в мнимого пастуха: она
сообщает, что он ее спас, и король решает не торопиться с исполнением
приговора и даже обещает Мацедору награду.
Но в то время как Мацедор предвкушает будущие радости, приходит приказ
о его изгнании: козни Церасто увенчались успехом. Амадин заявляет, что будет
сопровождать Мацедора. Они договариваются встретиться в долине, где Мацедор
совершил свой первый подвиг - убил медведя. Мацедор опаздывает на свидание -
без всяких причин, очевидно, специально для того, чтобы дать возможность
осуществиться следующей обязательной фазе сюжета, разлуке влюбленных в
результате похищения: героиню за это время похитил Дикий Человек, Бремо,
который сначала хочет съесть бедную девушку, но потом, прельщенный ее
красотой, уносит с собой в лес (в Бремо некоторые исследователи видят
предшественника Калибана). Бремо пытается завоевать симпатию Амадин,
описывая ей прелести лесной жизни.
В одежде отшельника появляется Мацедор (второе переодевание героя).
Бремо собирается схватить его, чтобы приготовить из него хороший обед, но
Амадин, хотя и не зная, что это Мацедор (здесь, как и везде в таких
произведениях, герою достаточно переодеться, чтобы его никто из знакомых не
узнал; еще раньше Мацедор в одежде отшельника встретился со своим старым
знакомцем-шутом и тоже остался неузнанным), упрашивает Бремо взять Мацедора
в слуги. Амадин говорит все еще не узнанному Мацедору, что по-прежнему любит
пастуха. Мацедор решает пуститься на хитрость: он сообщает Бремо, что
озабочен его безопасностью и просит научить, как его защитить. В ходе урока
Мацедор, получивший в руки оружие, убивает Бремо. Теперь он открывает себя
Амадин.
Появляется шут (он и раньше прерывал представление комическими сценами,
как правило, не связанными с главным действием) - союзник Церасто. Шут зовет
Церасто, тот требует Амадин в жены. Мацедор предлагает, чтобы Амадин сама
решила, кого из троих - шута, Церасто и Мацедора - она предпочитает. При
этом он сообщает, что он принц. Амадин выбирает Мацедора, король, узнав о
происхождении Мацедора, сменяет гнев на милость, Церасто примиряется со
своим поражением. Конец.
Американский ученый К. Хольцкнехт писал: "В Мацедоре" содержалось все:
разнообразие любовных чувств, приключение, небылица, мелодрама, злодейство,
пафос, некоторая доля забавного шутовства... Нельзя представить себе
произведение более привлекательное для аудитории... Короче, со своим
абсурдным смешением пасторализма, рыцарского романа и грубого развлечения
"Мацедор" есть драма как раз того сорта, который осуждал сэр Филипп Сидни"
{"Outlines of Tudor and Stuart Plays", p. 61.}.
Ф. Сидни в своей "Защите поэзии" действительно обрушивался на старую
романтическую пьесу с ее смешением "похорон и волынок", с негодованием писал
о драмах, где в первом действии на сцене Азия, а во втором Африка, в первом
герой рождается, во втором женится, а в третьем действуют уже его дети.
Но сам Ф. Сидни в "Аркадии" дал блестящий образец романтического жанра
(в его пасторальном варианте). Если в старых романтических пьесах традиция
выступает в самой примитивной форме, то в "Аркадии" - в самой утонченной,
изящной и вместе с тем тоже кристально чистой.
"Аркадия" вобрала в себя все основные мотивы пасторальных и
любовно-героических романов и явилась наиболее ярким выражением
романтической традиции в английской ренессансной литературе.
Мы встречаем здесь весь набор привычных клише.
Место действия - условная местность, лишенная конкретных географических
и реалистических черт, сказочная страна Аркадия. Главные действующие лица
оказываются здесь в результате кораблекрушения. Основное содержание -
любовь, в центре - две пары влюбленных. Любовь обязательно вспыхивает с
первого взгляда: Пирокл и Масидор влюбляются в дочерей аркадского короля
Василия. Значительная часть романа уделена ухаживанию молодых влюбленных,
которое ведется в полном соответствии с романтическим кодексом любви и
завершается счастливым браком.
Однако путь к счастливой развязке осложнен многочисленными
непредвиденными и большей частью невероятными происшествиями, приключениями
роман "Граф Тулузский", где есть параллели с разговором Яхимо и Имогены {R.
Christophersen. The Ballad of Sir Aldingar. Oxford, Clarendon, 1952, p.
127-142.}.
Если мы обратимся к отдельным мотивам "Цимбелина", то число
произведений, привлекаемых для сопоставления, умножится.
В частности, есть некоторое сходство между приключениями Имогены в
Уэльских холмах и приключениями Эрминии, героини "Освобожденного Иерусалима"
Т. Тассо (в песнях VII и XIX). Эрминия отправляется на поиски своего рыцаря,
живет у пастухов и находит Танкреда, мнимомертвого.
Примечательно также одно место у Апулея ("Метаморфозы", X, 1-12), где
дается бытовой вариант мифа о Федре и Ипполите, осложненный мотивом
мнимосмертельного, на самом деле снотворного напитка: мачеха, влюбившись в
пасынка и не встретив взаимности, решает его отравить, но приготовленное
зелье по ошибке выпивает родной сын мачехи, которая обвиняет пасынка в
покушении на свою жизнь и честь и отравлении брата. Мнимый убийца вот-вот
должен быть осужден на казнь, но вмешивается мудрый и добрый врач, который
продал отраву рабу - исполнителю злодейских умыслов мачехи, но, как Корнелий
в "Цимбелине", подменил ее снотворным напитком. Отравленный просыпается,
преступники наказаны, добродетель торжествует. Фигура благородного и
гуманного врача, его решение заменить отраву снотворным напитком, всеобщая
вера в смерть ребенка и горе родных, неожиданность известия о том, что
отравленный жив - все это имеет сходство с некоторыми ситуациями в
"Цимбелине": и там и здесь злая мачеха, которая задумывает отравить пасынка
(у Шекспира - Имогену), и там и здесь врач, который мудрой осторожностью
предотвращает убийство, и там и здесь мнимая смерть, горе близких, радостное
и неожиданное оживление.
Параллели, заимствованные из Апулея и близкие к "Цимбелину", найдены
также в "Томе из Линкольна" Ричарда Джонсона (1599) {См.: "Shakespeare
Jahrbuch XLIV". Weimar, 1908, S. 167-170.}.
Наконец сходные с "Цимбелином" мотивы и ситуации встречаем мы во многих
драматических произведениях конца XVI - начала XVII в.
Судьбу Имогены напоминает судьба Одиллии - героини анонимной пьесы
"Слабейший идет к стене" (последнее десятилетие XVI в.), дочери герцога
Брабантского, влюбившейся в найденыша.
В пьесе "Сэр Клиомон и сэр Кламид" (опубликована в 1599 г. но написана,
очевидно, самое позднее в 1580 г.), Нерония, возлюбленная Клиомона, похищена
Фразеллием, королем Норвегии. Она, переодевшись в мужское платье, убегает и
поступает на службу к старому пастуху Клорину. Клиомон отправляется на
поиски Неронии, встречает и убивает Фразеллия, с помощью Клорина хоронит его
и вешает на могиле свой золотой щит и меч с надписью. Появляется Нерония,
видит щит, полагает, что в могиле лежит ее возлюбленный, хочет покончить с
собой. Самоубийство ее предотвращено вмешательством провидения. В дальнейшем
Нерония покидает Клорина и поступает на службу пажем к своему возлюбленному
Клиомону, которого, впрочем, не узнает, так как он тоже переодет.
Как легко заметить, здесь предвосхищена не только общая канва
приключений Имогены (бегство от домогающегося ее Клотена, переодевание в
мужское платье, жизнь с простыми людьми на природе, поступление на службу
пажем к Луцию), но также вполне конкретная ситуация одной из самых
примечательных сцен в "Цимбелине" - сцены, где Имогена оплакивает тело
Клотена, принимая его за Постума.
Существенные сюжетные совпадения обнаруживаются и в пьесе
"Необыкновенные триумфы Любви и Фортуны" (исполнялась в 1582 г., напечатана
в 1589 г.) {На сходство этой пьесы с "Цимбелином" впервые обратил внимание
Р. Будд. - См.: "Notes and Queries", 7th Series, IV. London, 1887, p.
405-407.}.
Гермион, сын изгнанного по ложному навету вельможи Бомелио, любит
Фиделию, дочь короля Пизантия. Гермион воспитан при дворе, его родство с
Бомелио поначалу неизвестно. Брат Фиделии, принц Арменио, узнает о любви
Гермиона и Фиделии и убеждает короля изгнать Гермиона. Фиделия хочет
сопровождать Гермиона, но ее план выдан предателем. Гермион попадает между
тем в пещеру, где отшельником живет его отец. Бомелио хочет помочь своему
найденному сыну и, будучи волшебником, насылает болезнь на Арменио, а сам
обманным путем проникает к Фиделии и помогает ей бежать. Впрочем, в
дальнейшем сам Бомелио оказывается в плачевном положении: Гермион в пещере
отца с ужасом обнаружил безбожные книги и сжег их; обнаружив пропажу,
Бомелио сходит с ума. События так запутываются, что разрешить ситуацию без
помощи богов невозможно. И вот спускаются сначала Меркурий, который музыкой
усыпляет и излечивает Бомелио (заметим, что исцеляющая роль музыки также не
является индивидуальной чертой шекспировских пьес), потом Венера и Фортуна,
которые приводят все события к счастливой развязке.
Таким образом, и "Цимбелин", и "Необыкновенные триумфы Любви и Фортуны"
выводят несправедливо изгнанного, оклеветанного вельможу, живущего в пещере
(Белларий - Бомелио), обе пьесы рассказывают о любви королевской дочери к
воспитанному при дворе, но незнатному юноше (Гермион и Постум, Фиделия и
Имогена), который изгнан как нищий, в обеих действует злобный брат принцессы
(Арменио и Клотен) и вводят "бога из машины".
История сюжета "Зимней сказки" намного проще: в этой пьесе Шекспир
драматизировал роман Р. Грина "Пандосто" (впервые опубликован в 1588 г.,
издавался в 1592, 1595 и 1607 гг., потом - после появления "Зимней сказки" -
в 1614 г. и по крайней мере раз 13 на протяжении XVII в., в том числе в
сокращенных, дешевых и балладных вариантах).
Самое значительное изменение, которое сделал Шекспир в сюжете, - это
сохранение жизни старшему поколению: у Грина Беллария (шекспировская
Гермиона) умирает, а Пандосто (Леонт), когда к его двору прибывает Дораст и
Фавния (Флоризель и Утрата), влюбляется в собственную дочь (этот мотив
кровосмесительной страсти Шекспир также отбросил) и, узнав правду, кончает с
собой.
Поэтому единственным не зависимым от романа Грина сюжетным аналогом
"Зимней сказке" являются параллели со сценой узнавания, где Гермиону
принимают за статую, а потом она оказывается живой. (Статуя как бы оживает,
поэтому здесь усматривают дальний отклик на миф о Пигмалионе.)
Имеются и более похожие варианты. Так, в анонимной пьесе 1605 г.
"Испытания рыцарства" есть такая сцена. Героиня, Катарина Французская,
падает на колени перед статуей ее умершего возлюбленного, Фердинанда
Наваррского. Раньше она отвергала его любовь - теперь сама клянется в любви.
Статуя склоняется обнять ее - возлюбленный оказывается жив.
Остальные сопоставления касаются романа Грина, и круг их достаточно
широк.
Общая схема произведения близка сюжету пьесы XIV в. "Эсмерейт, сын
короля Сицилии". В этой пьесе рассказывается о том, как король Сицилии
подозревает свою жену в измене и выгоняет их единственного сына. Тот
воспитывается в соседнем королевстве, влюбляется в дочь короля и любим ею.
Но самое большое число родственных произведений тянет за собой история
Дораста и Фавнии. У Грина история молодых влюбленных занимает две трети
всего романа (начиная с издания 1595 г. роман так и назывался - "Дораст и
Фавния"). Поэтому параллели этой сюжетной линии фактически свидетельствуют о
том, с какой литературной традицией связан роман (а стало быть, через него и
пьеса Шекспира). Поскольку сам роман не является целью нашей работы, мы
просто сошлемся на выводы ученых, которые считают, что во второй части
"Пандосто" Грин усваивает многое от греческого романа Лонга "Дафнис и Хлоя"
(первую часть произведения Грина тоже сравнивают с одним из греческих
романов - "Феаген и Хариклия" Гелиодора), находят также сюжетные параллели с
"Эфиопикой" Гелиодора (там герой не может жениться на героине из-за ее
низкого происхождения, но под конец выясняется, что она дочь эфиопского
царя), и в целом относят "Пандосто" к пасторальному жанру.
Хотя непосредственных источников для "Бури" не найдено, ее сюжетные
ситуации также имеют богатую историю.
В первую очередь следует назвать пьесу немецкого автора Я. Айрера
"Прекрасная Сидея". Содержание ее следующее. Князь Людольф побежден в битве
и изгнан из своих владений князем Лейдегастом. Вместе со своей дочерью
Сидеей он живет в лесу, в хижине. Людольф - волшебник, и с помощью магии он
заставляет служить себе существо, подобное Ариэлю, - духа Рупцифаля, а также
дикого человека Мосирота (шекспировский Калибан). Когда Сидея вырастает,
Людольф захватывает в плен Энгельбрехта, сына его врага. Энгельбрехт не мог
сопротивляться, так как его меч, подобно мечу Фердинанда в "Буре",
заколдован, и он не может вытащить его из ножен. Людольф заставляет
Энгельбрехта рубить для него дрова (как Просперо - Фердинанда). Сидея должна
следить за Энгельбрехтом; сначала она довольно сурова с ним, но потом
молодые люди влюбляются друг в друга, обмениваются клятвами, бегут, с ними
происходят разные приключения, но под конец их отцы примиряются, дети
вступают в брак, Людольфу возвращены его владения.
Никаких следов знакомства с пьесой Айрера (написана в конце XVI-самом
начале XVII в., автор умер в 1605 г.) в Англии нет. Поэтому ученые делают
вывод о существовании какого-то общего источника, до нас не дошедшего.
Другой аналог "Бури" содержится в собрании испанских романов Антонио де
Эслава "Noches de Inferno" (опубликованы в 1609-1610 гг.).
Это тоже история свергнутого правителя, некоего Дардано, короля
Болгарии. Император Византии, Никифор, требует королевство Дардано для своих
сыновей, так как Дардано имеет только дочь Серафину, которая как женщина не
может наследовать отцу. Дардано хочет выдать Серафину замуж за одного из
сыновей императора, но тот отказывается и изгоняет Дардано вместе с дочерью
из их земель. Как и Просперо, Дардано знает магию, но не хочет пользоваться
своим искусством; он только обеспечивает себя жилищем - они с дочерью
поселяются в подводном замке у берега моря. Тем временем Никифор завещает
государство своему плохому сыну Юлиану, лишая наследства сына хорошего,
Валентина. Дардано, переодевшись старым моряком, заманивает Валентина к себе
во дворец и женит его на Серафине. В дальнейшем развитии действия некоторую
роль играет и буря. Юлиан, возвращаясь из Рима, где он женился на дочери
римского императора, проплывает над дворцом Дардано. Тот вызывает бурю,
которая сокрушает флот Юлиана, а сам Юлиан и его жена гибнут как раз тогда,
когда достигают берега. Жители страны так поражены тем, что они считают
актом божественной мести, что торопятся избрать Валентина королем. Дардано
восстановлен на троне, однако он отрекается в пользу зятя.
Итальянский ученый Нери отметил сходство "Бури" с четырьмя сценариями
комедии dell' arte. Везде есть кораблекрушение, в результате которого
спасшиеся попадают на остров, там завязывается любовная интрига между
местными девушками и знатными путешественниками, с другой стороны, с
голодными и страдающими от жажды моряками случаются разные комические
происшествия. На острове есть волшебник. В одном сценарии иностранцы приняты
за богов (как Калибан принимает Тринкуло). В другом волшебник в конце пьесы
отрекается от своего искусства.
Нери также указывает на пасторальную комедию Бартоломео Росси
"Фьямелла" (1584), интрига которой тоже связана с кораблекрушением и
волшебником.
Итак, что же представляют собой те литературные произведения, с
которыми, как показал наш обзор, прямо или косвенно связаны многие
существенные художественные особенности последних пьес?
Произведения эти, при всей их многочисленности, можно объединить во
вполне определенные группы, которые принадлежат к некоему общему
литературному массиву.
Это, во-первых, поздний греческий роман и его последующие стихотворные
и прозаические версии.
Это, во-вторых, позднесредневековая и ренессансная авантюрная новелла.
Это, далее, так называемый "искусственный" эпос (Т. Тассо).
Это, наконец, ряд драматических произведений - главным образом старая
дошекспировская пьеса конца XVI в.
Названные группы образуют некую литературную традицию, которую мы будем
называть традицией романтических жанров в литературе, или, для краткости,
романтической традицией.
Определение "романтическая" в данном контексте требует разъяснений. В
нашем литературоведении это определение в применении к названному комплексу
литературных явлений обобщающего смысла и широкого хождения не имеет,
употребляется обычно как сопутствующее и всегда с оговорками, ибо
ассоциируется с эпохой романтизма. Мы пользуемся этим термином в том смысле,
в каком его применяют М. М. Морозов {М. М. Морозов. Шекспир. М., 1956, с.
159.} и А. А. Аникст {А. А. Аникст. Творчество Шекспира. М., 1963, с.
548-549.}. Такое применение термина, конечно, является условным. Оно
восходит к немецким романтикам, в частности к Л. Тику, который видел в
последних драмах Шекспира идеальные образцы именно романтической драмы.
Условность термина в данном случае вызвана применением его к разновременным
явлениям. Тем не менее проблема традиции, которую я буду называть
романтической, чрезвычайно существенна для понимания последних пьес
Шекспира. Поэтому, не претендуя на полноту и окончательность решения этого
вопроса, я считаю нужным остановиться на тех аспектах проблемы, которые
имеют самое непосредственное отношение к нашей теме.
В английском языке для наименования этой традиции существует очень
точное слово "romance". Давая определение этого слова, составители
Вебстерского словаря пишут: "...Любая вымышленная или удивительная история;
теперь главным образом род романа, интерес которого заключается не столько в
обрисовке реальной жизни или характера, сколько в приключении, удивительном
инциденте и т. д." {"Webster's collegiate dictionary". Mass. USA, 1947, p.
864.}. На русском языке слово romance переводится и как "романтическое", и
как "любовный эпизод, любовная история", и как "выдумка, небылица", и как
"роман", но роман авантюрный, героический, ни в коем случае не бытовой,
современный, не novel. Romance - это античный роман, рыцарский роман, романы
Р. Грина, это поэмы Ариосто, это, наконец, комедии Шекспира - ранние
romances, и его финальные драмы - поздние romances.
Все значения, которые содержатся в слове romance, характеризуют
произведения так называемой романтической традиции.
Общие черты этих произведений в первую очередь связаны с повторяющимися
мотивами и признанной позицией по отношению к предмету повествования и
выражаются, во-первых, в четко фиксированных особенностях сюжета и,
во-вторых, в определенном способе характеристики действующих лиц.
Первоисточником литературы этого типа стал поздний греческий роман -
Ксенофонта Эфесского, Ахилла Татия, Гелиодора и др. Именно тогда формируются
те художественные компоненты, которые в дальнейшем будут в той или иной мере
обязательны для всех произведений этого рода.
Сюжетная схема почти всех греческих романов едина: разлука влюбленных
или родственников, которые в стремлении друг к другу претерпевают различные
опасные приключения и наконец счастливо воссоединяются. В этих приключениях
огромную роль играет случай - и счастливый, и враждебный одновременно, а
стало быть, в конечном итоге, безразличный. Сами приключения также, при всем
их обилии, могут быть сведены к некоторым схожим ситуациям, причем
разнообразие сюжетов создается не разнообразием самих ситуаций, а лишь
разнообразием их сочетаний: в большинстве романов мы встретим пиратов,
похищающих героев, кораблекрушения, мнимую смерть, чудесное спасение,
переодевание и т. д. Все это образует сюжет, на первый взгляд прихотливый,
разбросанный и острый, а в сущности строго выдержанный.
Обязательна постоянная смена мест. Но хотя географический охват
чрезвычайно широк, этнографическая конкретность отсутствует, местного
колорита произведения лишены.
Одной из самых любопытных и интересных для нас особенностей греческого
романа является соотношение полноты характера и описания переживаний.
Полнота характера, присущая греческой драме, утрачивается - действующие лица
лишь в совокупности могут характеризовать человеческую природу, человеческая
натура как бы распадается на ряд черт, каждой из которых наделяется
отдельное действующее лицо, характеристики становятся примитивными и
однотипными.
Можно было бы подумать, что авторов вообще не интересует психология, но
это не так: переживания влюбленных и отдельные моменты эмоциональные,
психологические очерчены с удивительной тонкостью и тщательностью.
Наконец, греческий роман в целом имеет сказочный колорит еще и потому,
что более полно, чем какая-либо форма письменной литературы до него,
усваивает фольклорный элемент, вбирает многие сказочные ситуации.
Мы выделили те черты греческого романа, которые с удивительным
постоянством повторяются в дальнейшем во всех романтических жанрах - и в
средние века, и в период Возрождения.
Не останавливаясь на сходных явлениях в литературах других стран,
обратимся к Англии.
В Англии господство романтического жанра начинается с 60-х годов XVI в.
Romance - и переводной, и национальный - становится самым популярным чтением
(о чем свидетельствует, например, описание библиотеки некоего капитана
Кокса, сделанное в 1575 г. одним его гостем {См.: J. В. Wright. Middle-Class
Culture in Elizabethan England. USA, 1958, p. 84-85. О популярности romances
см. p. 375-395; а также: Ron. S. Grane. The Vogue of Medieval Chivalric
Romance during the English Rpuaissance. Wisconsin, 1919.}), а романтическая
пьеса - излюбленным зрелищем. И оба вида - и пьеса, и роман - воспроизводят
весь канон романтических мотивов и ситуаций, выкристаллизовавшийся еще в
греческом романе.
Старая романтическая пьеса 1560-1590-х годов представляет для нас
особый интерес. В романтической комедии Лили и Грина, которая пришла на
смену старой романтической пьесе, традиция затемнена резкой
индивидуальностью и талантом авторов. Старая романтическая пьеса не
отличалась высокими художественными достоинствами - и потому лишь
сравнительно недавно стала предметом серьезного внимания исследователей. Но
именно в силу ее примитивности и грубости традиция выступает здесь, так
сказать, в наиболее первозданном виде.
Многие пьесы этого плана, как можно судить по их названиям, прямо
драматизировали греческий роман, например: "Хариклия" (1572), "Филомен"
(1574), "Греческая красотка" (1579), "Филлида и Корин" (1584), "Феликс и
Филимона" (1585), "Безумный жрец солнца" (1587) {Названия приведены по кн.:
"Elizabethan theatre". London, 1966, p. 111.}. Ни одна из этих пьес до нас
не дошла.
Но и те, которые разрабатывали рыцарские приключения (о
многочисленности этих пьес говорят, главным образом, сохранившиеся их
названия, например: "Херестул, Синий рыцарь" - 1570, "Ирландский рыцарь" -
1576, "Одинокий рыцарь" - 1576, "Рыцарь пламенеющего утеса" - 1579 и т. д.),
от самых ранних уцелевших пьес - "Сэр Клиомон и сэр Кламид" - (1570) и
"Обычные обстоятельства" - (1576) - до более обширного наследия 80-90-х
годов, все они построены на чередовании разнообразных опасностей и
необыкновенных происшествий, на взлетах и падениях фортуны героев, на кознях
злодеев и победах благородных героев, которые под конец счастливо
воссоединяются со своими возлюбленными {О пьесах "Сэр Клиомон и сэр Кламид"
и "Обычные обстоятельства" см. в кн.: "Outlines of Tudor and Stuart Plays".
New York, 1947 и в статье А. Бартошевича "Комедия предшественников
Шекспира". - "Шекспировский сборник". М., 1967, с. 108.}.
Пьеса "Необыкновенные триумфы Любви и Фортуны", равно как и приведенный
нами эпизод из "Сэра Клиомона и сэра Кламида", могут дать представление о
произведениях подобного рода.
Не менее показательна другая романтическая пьеса этого периода -
"Мацедор" (поставлена в 1590 г., напечатана в 1598 г.). Мы позволяем себе
привести содержание этой пьесы, ибо она интересна еще и тем, что период
наивысшей ее популярности приходится как раз на годы, близкие ко времени
написания шекспировских последних драм; перепечатки ее выходили в 1606,
1610, 1611, 1613 и 1616 гг. и, по признанию многих историков английской
драмы, "Мацедор" был, возможно, самой популярной елизаветинской пьесой {Об
этой пьесе см.: "Studies in English Renaissance Drama". New York, 1959, p.
248-268; а также: "Modern Language review". London, 1955, p. 1-5.}.
Мацедор, принц Валенсии, переодевшись пастухом, отправляется в Арагон,
чтобы увидеть арагонскую принцессу - красавицу Амадин. Его встреча с Амадин
происходит при весьма драматических обстоятельствах: Амадин гуляла с
Церасто, которого прочат ей в мужья, на них нападает медведь, Церасто
убегает, оставив Амадин одну. Амадин зовет на помощь - и вот появляется
Мацедор, который несет голову убитого медведя. (Многие исследователи
считали, что медведь на сцене в "Зимней сказке" был подсказан Шекспиру
медведем "Мацедора".) Мацедор сопровождает принцессу во дворец.
Во дворце он принят с таким расположением, что ревнивый Церасто
(злодей) подговаривает солдата Тремолио убить Мацедора (вторая опасность для
героя), но в схватке убит Тремолио, а Церасто, обвинив Мацедора в убийстве,
добивается, что король приговаривает героя к смерти. Правда, его тут же
спасает Амадин, уже, естественно, влюбившаяся в мнимого пастуха: она
сообщает, что он ее спас, и король решает не торопиться с исполнением
приговора и даже обещает Мацедору награду.
Но в то время как Мацедор предвкушает будущие радости, приходит приказ
о его изгнании: козни Церасто увенчались успехом. Амадин заявляет, что будет
сопровождать Мацедора. Они договариваются встретиться в долине, где Мацедор
совершил свой первый подвиг - убил медведя. Мацедор опаздывает на свидание -
без всяких причин, очевидно, специально для того, чтобы дать возможность
осуществиться следующей обязательной фазе сюжета, разлуке влюбленных в
результате похищения: героиню за это время похитил Дикий Человек, Бремо,
который сначала хочет съесть бедную девушку, но потом, прельщенный ее
красотой, уносит с собой в лес (в Бремо некоторые исследователи видят
предшественника Калибана). Бремо пытается завоевать симпатию Амадин,
описывая ей прелести лесной жизни.
В одежде отшельника появляется Мацедор (второе переодевание героя).
Бремо собирается схватить его, чтобы приготовить из него хороший обед, но
Амадин, хотя и не зная, что это Мацедор (здесь, как и везде в таких
произведениях, герою достаточно переодеться, чтобы его никто из знакомых не
узнал; еще раньше Мацедор в одежде отшельника встретился со своим старым
знакомцем-шутом и тоже остался неузнанным), упрашивает Бремо взять Мацедора
в слуги. Амадин говорит все еще не узнанному Мацедору, что по-прежнему любит
пастуха. Мацедор решает пуститься на хитрость: он сообщает Бремо, что
озабочен его безопасностью и просит научить, как его защитить. В ходе урока
Мацедор, получивший в руки оружие, убивает Бремо. Теперь он открывает себя
Амадин.
Появляется шут (он и раньше прерывал представление комическими сценами,
как правило, не связанными с главным действием) - союзник Церасто. Шут зовет
Церасто, тот требует Амадин в жены. Мацедор предлагает, чтобы Амадин сама
решила, кого из троих - шута, Церасто и Мацедора - она предпочитает. При
этом он сообщает, что он принц. Амадин выбирает Мацедора, король, узнав о
происхождении Мацедора, сменяет гнев на милость, Церасто примиряется со
своим поражением. Конец.
Американский ученый К. Хольцкнехт писал: "В Мацедоре" содержалось все:
разнообразие любовных чувств, приключение, небылица, мелодрама, злодейство,
пафос, некоторая доля забавного шутовства... Нельзя представить себе
произведение более привлекательное для аудитории... Короче, со своим
абсурдным смешением пасторализма, рыцарского романа и грубого развлечения
"Мацедор" есть драма как раз того сорта, который осуждал сэр Филипп Сидни"
{"Outlines of Tudor and Stuart Plays", p. 61.}.
Ф. Сидни в своей "Защите поэзии" действительно обрушивался на старую
романтическую пьесу с ее смешением "похорон и волынок", с негодованием писал
о драмах, где в первом действии на сцене Азия, а во втором Африка, в первом
герой рождается, во втором женится, а в третьем действуют уже его дети.
Но сам Ф. Сидни в "Аркадии" дал блестящий образец романтического жанра
(в его пасторальном варианте). Если в старых романтических пьесах традиция
выступает в самой примитивной форме, то в "Аркадии" - в самой утонченной,
изящной и вместе с тем тоже кристально чистой.
"Аркадия" вобрала в себя все основные мотивы пасторальных и
любовно-героических романов и явилась наиболее ярким выражением
романтической традиции в английской ренессансной литературе.
Мы встречаем здесь весь набор привычных клише.
Место действия - условная местность, лишенная конкретных географических
и реалистических черт, сказочная страна Аркадия. Главные действующие лица
оказываются здесь в результате кораблекрушения. Основное содержание -
любовь, в центре - две пары влюбленных. Любовь обязательно вспыхивает с
первого взгляда: Пирокл и Масидор влюбляются в дочерей аркадского короля
Василия. Значительная часть романа уделена ухаживанию молодых влюбленных,
которое ведется в полном соответствии с романтическим кодексом любви и
завершается счастливым браком.
Однако путь к счастливой развязке осложнен многочисленными
непредвиденными и большей частью невероятными происшествиями, приключениями