Страница:
Зачем мой стих не знает новизны
И так далек от модных ухищрений?
Зачем я не беру со стороны
Приемов новых, вычурных сравнений?
Зачем я остаюсь самим собой,
Ищу для чувств наряд такой знакомый,
Что в каждом слове виден почерк мой,
И чье оно, и из какого дома?
Пою всегда тебя, моя любовь,
Тобою вдохновляюсь, как и прежде,
И славен я лишь тем, что вновь и вновь
Для старых слов тку новые одежды.
Любовь, что солнце: так же не нова
И повтореньем старого жива!
Часы покажут, как мелькают миги,
А зеркало - как увядаешь ты.
Пусть белые страницы этой книги
В себя вберут души твоей черты.
Морщины, отраженные правдиво,
Заставят о могиле вспомянуть,
А стрелок тень, ползя неторопливо,
Указывает к вечности наш путь.
Не в силах ты упомнить все на свете
Страницам этим мысли ты доверь.
Они, тобой взлелеянные дети,
Твоей души тебе откроют дверь.
Тем книга будет глубже и ценней,
Чем чаще станешь обращаться к ней.
Так часто Музой ты моей была,
Мне помогая вдохновенным словом,
Что и другие перья без числа
Стихи кропают под твоим покровом.
Твой взор немому голос возвратит,
Летать научит грузное бессилье,
Изяществу придаст вельможный вид,
Учености добавит перьев в крылья.
Но ты гордись лишь творчеством моим:
Оно твое и внушено тобою.
Пусть блеск ты придаешь стихам чужим
И улучшаешь творчество чужое, -
Мое искусство - это ты сама,
На нем сиянье твоего ума.
Пока тебя о помощи просил
Лишь я один, мой стих был полн красою.
Теперь он стал и неуклюж и хил,
И Музу надо заменить другою.
Да, знаю я - тебя прекрасней нет,
Заслуживаешь ты пера иного,
Что б о тебе ни написал поэт,
Твое ж добро тебе отдаст он снова.
Он славит добродетель, - но ее
У твоего украл он поведенья;
Крадет очарование твое,
И в дар приносит как свое творенье.
Его благодарить не должен тот,
Кто на себя долги его берет.
Как я слабею, зная, что другой,
Чье дарованье выше и мощнее,
В своих стихах восславил образ твой.
Я б тоже пел, но рядом с ним немею.
Однако дух твой - вольный океан,
И гордый парус носит он и скромный;
Пускай судьбой челнок мне только дан, -
Плывет он там, где и корабль огромный.
Но я держусь лишь помощью твоей,
А он бесстрашно реет над пучиной.
Мой жалкий челн погибнет средь зыбей,
Он будет плыть, незыблемый и чинный.
И если вправду смерть придет за мной,
То этому любовь моя виной.
Я ль сочиню тебе надгробный стих,
Иль ты мое увидишь погребенье, -
Но ты пребудешь ввек в сердцах людских,
А я истлею, преданный забвенью.
Бессмертие отныне жребий твой,
Мое же имя смерть не пощадила.
Мой жалкий прах лежит в земле сырой,
Но на виду у всех твоя могила.
Я памятник тебе в стихах воздвиг.
Их перечтут в грядущем наши дети,
И вновь тебя прославит их язык,
Когда не будет нас уже на свете.
Могуществом поэзии моей
Ты будешь жить в дыхании людей.
Ты с музою моей не обручен,
А потому без всякого смущенья
Глядишь ты, как тебе со всех сторон
Поэты преподносят посвященья.
Всей мудрости твоей и красоты
Представить не смогли мои сонеты,
И у поэтов новых хочешь ты
Найти достойней и верней портреты.
Ну что ж, ищи! Когда же истощат
Искусную риторику другие,
Ты возвратись тогда ко мне назад -
Слова услышишь нежные, простые.
Нужна бескровным яркая мазня -
В тебе ж избыток крови и огня.
Не замечая на тебе румян,
И сам я их не брал, тебя рисуя.
Казалось мне, - коль это не обман, -
Даешь ты больше, чем отдать могу я.
И потому был вялым мой язык,
Что ожидал я - сам ты громогласно
Расскажешь всем, как искажен твой лик
В поэзии и слабой, и пристрастной.
Молчанье ты вменяешь мне в вину,
Но эта немота - моя заслуга:
Я красоты твоей не обману
И не предам могиле прелесть друга.
Ведь жизни, что горит в глазах твоих,
Не передаст и двух поэтов стих.
Кто скажет больше? Что красноречивей
Хвалы немногословной - "Ты есть ты"?
Нет в мире слов дороже и правдивей,
Достигнувших такой же высоты.
Беспомощны и неискусны перья,
Бессильные предмет украсить свой.
Но тот заслужит славы и доверья,
Кто просто назовет тебя тобой.
Пускай изобразит он, не лукавя,
То, что создать природы гений смог,
И прославлять тогда мы будем вправе
Его искусство, ум его и слог.
Но чтоб хвала не навлекла хулы,
Не жаждай безудержной похвалы.
Безмолвна Муза скромная моя,
Меж тем тебе похвал кудрявых том
Оттачивают, лести не тая,
Другие музы золотым пером.
Я полон дум, они же пышных слов.
Как пономарь, не знающий письма,
"Аминь" твержу я после их стихов -
Творений изощренного ума.
Их слыша, говорю я: "Да", "Вот, вот",
И также рассыпаюсь в похвалах.
Но лишь в душе. А в ней любовь живет,
Живет без слов, но жарче, чем в словах.
За звучные слова цени других;
Меня же - за невысказанный стих.
Его ль стихи, красой тебя пленив
И гордо распустив свои ветрила,
Во мне замкнули мысли, превратив
Утробу, их зачавшую, в могилу?
Его ли дух, бессмертных слов творец,
Мой тихий голос предал вдруг проклятью?
Нет! То не он готовит мне конец
И не его коварные собратья.
Не сможет он, ни дух ему родной,
Чьи по ночам он слушал назиданья,
Похвастаться победой надо мной,
И не от них идет мое молчанье.
Но ты теперь живешь в его стихах,
И, обеднев, мой малый дар зачах.
Прощай! Меж нас я не хочу сближенья -
Ведь для меня чрезмерно дорога ты.
Вручаю сам тебе освобожденье,
Ты предо мной ни в чем не виновата.
Тебя держать, презрев твое желанье?
Как мне принять такое подношенье?
Не стою я столь щедрого даянья -
Так отбери же запись на владенье.
Меня ль, себя ль оцениваешь ложно,
Но быть моей - ошибка и страданье.
Твой дивный дар принять мне невозможно
Возьми его назад без колебанья.
Тобой владел я в лестном сновиденье:
Король во сне ничто по пробужденье.
Когда решишь расстаться ты со мной
И обольешь меня своим презреньем,
С тобою на себя пойду войной,
Твой приговор не оскорблю сомненьем.
Всех лучше зная суетный свой нрав,
Раскрою пред тобой свои пороки,
И ты, меня унизив и прогнав,
Себя покроешь славою высокой.
И выигрыш мне будет самому:
Ведь я к тебе привязан всей душою -
Коль рада ты позору моему,
То радостью твоей я счастлив вдвое.
Так я люблю! Стерплю и больше зла,
Чтоб только ты счастливою была.
Ты скажешь, что покинут я тобой
Из-за моих пороков - соглашаюсь.
Коль скажешь: хром я, - стану я хромой,
Оправдываться даже не решаясь.
Ища разрыва нашего предлог,
Ты так не насмеешься надо мною,
Как сам себя я осмеять бы мог.
Чужим представлюсь, близость нашу скрою,
Не повстречаюсь на твоем пути,
Нежнейшее твое забуду имя,
Чтобы тебе вреда не нанести
Словами безрассудными своими.
Из-за тебя себя я обвинил:
Мне ненавистен, кто тебе не мил.
Что ж, ненавидь, коль хочешь! Но сейчас,
Сейчас, когда грозит мне злобой небо.
Согни меня, с судьбой объединясь,
Но лишь бы твой удар последним не был.
Ах, если сердцем я осилю зло,
Ему немедля ты явись на смену.
Чтобы за бурной ночью не пришло
С дождями утро, - доверши измену
И уходи! Но только не тогда,
Когда все беды наигрались мною.
Уйди сейчас, чтоб первая беда
Была страшней всех посланных судьбою.
И после жесточайшей из утрат
Другие легче станут во сто крат.
Тот чванится умом, тот родословной,
Тот модным платьем, что висит на нем,
Тот золотом, тот силой полнокровной,
Тот соколом иль псом, а тот конем.
Так каждый обретет свою отраду,
В чем видит наслаждения предел.
Но мне ничтожных радостей не надо, -
Я радостью особой овладел.
Твоя любовь - она царей знатнее,
Богатств богаче, платьев всех пышней.
Что конь и пес и сокол перед нею?!
Тебя имея, всех я стал сильней!
Одна беда - ты можешь все отнять,
И всех беднее стану я опять.
Как ни стремись укрыться вновь и вновь, -
Пока я жив, ты мне обречена.
Но длится жизнь не дольше, чем любовь, -
Ведь от любви зависима она.
Я не боюсь твоих обид - больших,
Когда от малой рвется жизни нить.
Чем быть в плену у прихотей твоих,
Во много лучше, как сейчас, мне жить.
Меня изменой не сгубить тебе
Вся жизнь моя на лезвии измен.
Как счастлив я во всей своей судьбе:
Люблю я - счастлив, и умру - блажен.
Но нет красы на свете без пятна:
А вдруг ты и сейчас мне неверна!
Что ж, буду жить и думать - ты верна.
Как рогоносец... За любовь сочту я
Лишь тень любви, хоть призрачна она,
Твой взор со мной, а сердца я не чую.
Твои глаза не выкажут вражды,
И в них я не замечу перемены.
Пусть у других лицо хранит следы
Коварства, лицемерия, измены,
Но властью неба на твои черты
Наложена приветливости маска.
И что бы в сердце ни таила ты -
В глазах твоих всегда сияет ласка.
Как в яблоке, что Ева сорвала,
В красе твоей таится много зла.
Кто властен был, не поражает властью,
Кто воли не дает своим громам,
Кто холоден, других сжигая страстью,
И трогая других, не тронут сам, -
Тот дар небес наследует по праву,
Богатств своих он не растратит зря.
Обличьем, станом - царь он величавый,
Другие - лишь прислужники царя.
Цветок собою украшает лето,
Хотя цветет не ведая того.
Но если гнилью ткань его задета,
То сорная трава милей его.
Чем выше взлет, тем гибельней паденье;
Зловонней плевел лилии гниенье!
Ты делаешь прелестным и порок,
Пятнающий твой нежный юный цвет.
Он, словно червь, прокравшийся в цветок.
Но как богато грех твой разодет!
Язык, чернящий день веселый твой,
Злословье, что тебя обволокло,
Хваля тебя, любуется тобой,
При имени твоем светлеет зло.
Какой чертог воздвигнут для грехов,
Задумавших в тебе найти приют.
На них лежит красы твоей покров,
Ни пятнышка там взоры не найдут.
Но ты должна свой дивный дар беречь:
В руках неловких тупится и меч.
Одни твердят, что молодость - твой грех,
Другие же - что в ней все обаянье;
Но молодостью ты прельщаешь всех
И превращаешь грех в очарованье.
Алмазом станет камешек простой,
Блестя в кольце на пальце у царицы.
Вот так и у тебя - порок любой
В чарующую прелесть превратится.
Немало бы похитил волк овец,
Когда б он мог прикинуться овцою;
Немало бы пленила ты сердец,
Когда бы всей блеснула красотою.
Не делай так, - ведь для моей любви
И честь твоя, и ты - свои, свои!
С зимою схожа та пора была,
Когда в разлуке жили мы с тобой.
О, что за стужа! О, сырая мгла!
Что за декабрь, пустынный и нагой!
А были солнцем эти дни полны,
И не спеша шла осень по траве,
Неся в себе обильный плод весны,
Подобная беременной вдове.
Но я гляжу на это все скорбя -
Какой сиротский, безотцовский двор...
Нет лета для меня, где нет тебя,
Где нет тебя, и птиц безмолвен хор.
А если и раздастся звук глухой,
То блекнет лист от страха пред зимой.
С тобою разлучился я весной,
Когда апрель, гордясь своим нарядом,
Весь мир овеял юностью хмельной,
И сам Сатурн плясал, смеясь, с ним рядом.
Но ни цветов пестреющий узор,
Ни аромат, ни звонких пташек трели
Не оживили мой спокойный взор
И летней сказкой сердца не согрели.
Я не пленился свежестью лилей,
Не восхвалял румянца розы красной,
Ведь их краса - лишь тень красы твоей,
И только потому они прекрасны.
Во мне зима; тебя со мною нет,
И блеск весны лишь отсвет, а не свет.
Весеннюю фиалку я журил:
"Воровочка, откуда ароматы,
Как не из уст того, кто так мне мил?
А пурпур щек твоих - его взяла ты
У друга моего из алых жил!"
Я лилию судил за кражу рук,
А майоран - за локонов хищенье.
Заставил розу побледнеть испуг,
Другая покраснела от смущенья,
Украла третья кровь и молоко
И подмешала к ним твое дыханье.
Но червь в нее забрался глубоко
И до смерти источит в наказанье.
И сколько б я цветов ни видел тут -
Все у тебя красу свою крадут.
Где, Муза, ты? Безмолвствуешь, забыв
Того, кому обязана ты славой?
Иль низким песням отдан твой порыв?
Иль прельщена дешевою забавой?
Неверная, вернись и снова пой,
Восполни время, прожитое даром,
Пой для того, кто ценит голос твой,
Кто стих наполнит силой, чувством, жаром.
Встань и всмотрись в лицо любви моей,
И если есть на нем морщин сплетенье,
То ты коварство осени осмей,
Предай его всеобщему презренью.
Прославь любовь и время обгони,
Его косы удары отклони!
О, Муза, нерадивая! Зачем
Не хочешь ты слить правду с красотою?
Любимый обладает этим всем -
Прославь его и стань славнее вдвое.
Ты скажешь мне: "Ведь правде не нужна
Прикрас услуга - так она правдивей,
А красота сама собой сильна -
Красивое без примеси красивей".
И потому ты хочешь быть немой?
Нет, этим ты не извинишь молчанья.
Он должен жить и в урне гробовой,
И ты увековечь о нем преданье.
Исполни долг свой, Муза, - сохрани
Его таким, каков он в наши дни.
Люблю сильней - хотя слабее с виду,
Люблю щедрей - хоть говорю скупей.
Любви своей наносим мы обиду,
Когда кричим на все лады о ней.
Любовь у нас цвела весенним цветом,
И пел тогда я в сотнях нежных строк,
Как соловей, чьи трели льются летом
И умолкают, лишь наступит срок,
Не потому, что лето оскудело,
Что ночь не так прекрасна и чиста.
Но музыка повсюду зазвенела,
А став обычной, гибнет красота.
И я на губы наложил печать -
Тебе не буду песней докучать.
Так оскудела Муза наша вдруг,
Что предпочла остаться без похвал,
Тебя простым изобразив, мой друг,
Без гимнов всех, что я тебе слагал.
Меня ты не брани, что я притих.
Сам в зеркале увидеть можешь лик,
Чью красоту не передаст мой стих,
Чьей прелестью подавлен мой язык.
И я боюсь свершить жестокий грех,
Испортив совершенство красоты;
Нет в мире для меня иных утех,
Как передать в стихах твои черты.
Но зеркало представит твой портрет
Правдивее, чем жалкий мой сонет.
Ты для меня не постареешь ввек.
Каким ты был в день первой нашей встречи,
Таков ты и сегодня. Трижды снег
Убор тех лет срывал в жестокой сече,
Три осени сменили три весны,
Убив их свежесть вялой желтизною,
И три апреля были сожжены, -
А ты цветешь все тою же красою.
Как стрелки часовой не виден ход,
Так не заметно прелести теченье.
И блеск твой дивный также уплывет,
Хоть глаз не уследит его движенья.
Так знай: от многих отлетел их цвет,
Когда и не являлся ты на свет.
Моя любовь не идолам служенье.
Любимого не называй божком
За то, что все хвалы и песнопенья
Всегда ему и лишь о нем одном.
Сегодня нежен, завтра он нежнее
И в прелести своей неизменны,
Мои стихи полны одною ею,
Не заменяя свой напев иным.
"Добр, чист, красив" - вот все их содержанье,
"Добр, чист, красив" - на все лады пою.
Трех этих тем безмерны сочетанья,
Им отдал я поэзию свою.
"Добр, чист, красив" - их часто встретишь врозь,
Но вместе все - в тебе одном сплелось.
Когда в старинных рукописях вдруг
Встречаю песни трубадуров страстных,
И славит в них стихов чудесный звук
Умерших дам и рыцарей прекрасных,
То вижу я, что красоту любя,
- Чело, уста, и очи, и ланиты -
Хотело их перо воспеть тебя.
В ком это все так нераздельно слито.
Да, наши дни пророчил их напев,
Провидело тебя поэтов чувство,
Но образ твой в веках не разглядев,
Бессильным оказалось их искусство.
Ведь и у нас, - с кем вместе дышишь ты, -
Не хватит слов воспеть твои черты.
Ни трепет мой, ни всех миров пророк,
Глаголящий о тайне бесконечной,
Не скажут мне, какой отпущен срок
Моей любви и тленной, и не вечной.
Луна пережила затменья гнев -
И маги над собой трунят стыдливо,
Кончаются сомненья, отмерев, -
И мир навек простер свои оливы.
И пьет любовь живительный бальзам,
И смерть сама отныне мне подвластна.
Бессмертье суждено моим стихам,
А ей - повелевать толпой безгласной.
Ты памятник найдешь себе в стихах,
Когда гербы и гробы станут прах.
Что есть в мозгу достойное чернил,
Чем чувств своих не выразил уже я?
Что нового тебе я б сообщил,
Сказав, что ты всех краше и нежнее?
Нет, друг мой, ничего! Но хоть стары
Слова молитв, все нам они родные.
"Ты - мой, я - твой", - твержу я с той поры,
Когда с тобой я встретился впервые.
Бессмертную любовь не устрашит
Ни пыль времен, ни лет прошедших бремя;
Она не убоится их обид
И сделает своим слугою время,
И будет, как и в юности, жива,
Хоть мертвой огласит ее молва.
Не говори, что в сердце этом ложь.
Пусть жар его в разлуке стал слабей,
Но разве от души своей уйдешь?
Моя душа - она в груди твоей.
В ней кровь любви. И по каким краям
Я б ни бродил, но приходя домой,
С собою воду приносил я сам,
Чтоб душу мог омыть перед тобой.
Пусть был я слаб, пусть покорялся я
Своим страстям, но никогда не верь,
Что потеряла честь душа моя,
Твое добро отринула теперь.
Не нужен мне ничтожный этот свет,
Мне нужен ты о, нежной розы цвет!
Все правда, все! Блуждая тут и там,
В шута я превратился площадного;
Все, чем я жил, я кинул всем ветрам,
И старую любовь сквернил я новой.
И правда то, что был я груб и зол,
На искренность поглядывал с презреньем.
Но юность сердца я опять нашел,
Любимую увидел новым зреньем.
Теперь конец! Я быть твоим хочу,
Себя увлечь страстям я не позволю,
Старинной дружбы я не омрачу,
Ты - бог любви, твоей я предан воле.
Преддверием небес отныне будь -
Прими меня на любящую грудь!
О за меня фортуну разбрани,
Она виною всех моих страданий.
Так ею исковерканы все дни,
Что я завишу от людских деяний.
Вот почему судьба моя жалка,
И ремесла отмечен я печатью,
Как краскою красильщика рука.
О сделай так, чтоб чистым стал опять я!
Из трав любых готов я пить отвар,
Приму и желчь и уксус терпеливо,
Готов снести тягчайшую из кар
И не считать ее несправедливой.
Лишь пожалей меня, мой милый друг,
И жалостью излечишь мой недуг.
Твоя любовь и доброта сотрут
С меня клеймо всеобщего злословья.
Что мне с того - бранят меня иль чтут, -
От всех я защищен твоей любовью.
Ты для меня - весь мир, и лишь из уст
Твоих приму хвалу иль одобренье.
Коль нет тебя, - мир холоден и пуст,
Лишь ты даешь моей душе движенье.
В немую бездну я забросил слух,
К хвале и клевете я равнодушен,
К их голосам, как уж, я буду глух {*}
И только чувству стану я послушен.
Так помыслы мои полны тобой,
Что вымер для меня весь круг земной.
{* По старинным поверьям, уж лишен слуха. (Примечание переводчика).}
С тех пор как разлучились мы с тобой,
Из глаза в душу перенес я зренье,
И бедный глаз мой стал полуслепой,
Его переменилось поведенье.
Пусть предо мною птицы иль цветы,
Иль облака воздушные узоры, -
Душой же эти я ловлю черты,
И образы не те вбирают взоры.
Пусть перед ними горы иль моря,
Прекрасные иль мерзостные лица,
Воркун иль ворон, сумрак иль заря -
В твой дивный лик все это превратится.
К иному глух, тобой лишь поглощен,
Правдивый дух мой ложью восхищен.
Не то мой дух, гордясь твоей хвалой,
Отравлен лестью - всех царей отравой;
Не то любовью взор обучен мой
Науке чудотворной и лукавой -
Алхимии, которая творит
Из мерзкого урода херувима,
Химерам придает твой милый вид,
Своим лучом коснувшись их незримо, -
Не ведаю. Виной, наверно, лесть.
Теперь по-царски дух упьется ею.
Ведь знает глаз, что духу преподнесть,
И приготовит чашу повкуснее.
Пусть в чаше яд, но глаз искупит грех
Тем, что его он выпьет раньше всех.
О, как я лгал, когда в стихах твердил,
Что не могу любить тебя нежнее.
Мой жалкий ум тогда не ведал сил,
Огонь любви взметающих сильнее.
Случайностей я видел миллион:
Они нарушат клятвы и решенья,
Ославят прелесть, выгонят закон,
И твердый дух толкнут на преступленье.
Зачем, увы, их власти устрашась,
Я не сказал: "Люблю тебя безмерно?!"
Сомненьям отдавал свой каждый час,
Не понимал, что верно, что неверно?