Страница:
– Кронушка! Соглашайся! Я так люблю лепешки из ячменя.
– Значит, меня вы порешили поставить на земледелие. А вы знаете, чтобы погубить бога, надо поставить его либо на сельское хозяйство, либо на просвещение. Значит, вы решили меня погубить! О небо, кончился Золотой век, кончился настоящий Паразитарий. Наступает новая эра – эра демократического узурпаторства и эра патиссонов!
– Батя, предлагаю заткнуться, ибо в противном случае я тебя вынужден буду низвергнуть в Тартар, для чего немедленно примем закон во втором чтении!
– Отца в бездну?! Отца родного в пропасть! Боги добрые, вы только послушайте, что этот отрок речет! Поймите, что вы посягаете не просто на власть, вы посягаете на будущий свой покой. Я заглатывал своих деток только во имя блага нашего, во имя того, чтобы не было на земле ни революций, ни бунтов, ни забастовок, ни межрегиональных потасовок! Я платил своей родной плотью, чтобы вам безбедно жилось на нашем благородном Олимпе! А что будет, когда я буду низвергнут?! Пожары, братоубийства, расколы, резня, голод и холод – вот что вас ждет в дальнейшем.
– Разберемся, отец, – сказал Зевс, отрывая Кроносово ложе от стены.
– Что ты хочешь? Что ты делаешь? Неужто ты сбросишь отца в Тартар?
– Нет выхода, папаня, – ответил Зевс. – Революция всегда требовала жертв. Заметь – у нас не какой-нибудь семейный переворот, а настоящая революционная ситуация. Мы берем власть навсегда, а не на одно-два тысячелетия. Кто был никем, тот станет всем! Отныне и вовеки! А ну, Гера, помоги сбросить отца в пропасть! Во имя сына и чистого неба, во имя того, чтобы не было раздоров на Олимпе, не было кровавой вражды, эй вы, боги и смертные, сходитесь же все к подножию Олимпа, вы, пахари и ремесленники, торговцы и колбасники, лидеры партий и проходимцы, рукоделы и поселенцы, воины и гетеры, республиканцы и демократы, впередглядящие и вислозадые, владыки и рабы, сходитесь же все и пойте славу во имя обновленного Олимпа, Олимпа с новым мышлением, бес бы его побрал, я буду ласков, весел, мил, я позабуду войны и мятежи, походы и пожары. Зевс смерть назначил тому, кто дал свободу воинам. Курите фимиам, чтобы сладко было во рту и в душе! Слава Гере! Слава Посейдону! Аиду слава! Пусть никогда не будет Тишины, Застоя и тщедушного блаженства! Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда будет Гера! Пусть всегда буду я! Если понадобится защитить наш правопорядок, чтобы было мощное единство, из которого ни одна тварь никуда не выйдет, ни один народ не выползет! Так вот, чтобы защитить это единство, мы, если понадобится, введем не только комендантские часы и чрезвычайные положения, мы начнем столько войн, сколько нам понадобится для сплочения смертных и бессмертных существ. В военные походы отправятся колбасники и виноделы, бездельники и горожане, шлюхи и шляхтичи, басурманы и земледельцы, представители меньшинств, большинств и среднеазиаты! Мы никому не дадим спуску. Мы публично будем сдирать шкуры! И по две! И по четыре! И по двадцать шкур будем драть!
– Откуда набраться стольким шкурам? – спросила шепотом непосредственная Артемида.
– Ошкуривание – бесконечный процесс! Не то государство является сильным, которое сдирает по одной шкуре, а то, которое бесконечно дерет своих подданных! Да здравствует самый аристократический в мире Паразитарий! Смирение – высшее блаженство смертных! И пусть помнят все, что ничего нет дороже для всякой ординарной сволочи своей собственной шкуры!
– Да здравствует громовержец! Да здравствует великий Зевс! – кричала толпа. – И будь проклят Кронос!
Говорят, боги дают великий пример простым смертным на многие годы, на века, на триллионы лет! Когда Зевс заваривал свою кашу, Гера бросала дрожжи в молодое вино, оно клубилось и пенилось, и она приговаривала:
– Пусть же бурлит все, киснет пусть и вздымается пусть – в этом единственный смысл Бытия – в себе и для себя, как скажут чокнутые философы более поздних веков…
69
70
71
72
73
74
75
76
77
– Значит, меня вы порешили поставить на земледелие. А вы знаете, чтобы погубить бога, надо поставить его либо на сельское хозяйство, либо на просвещение. Значит, вы решили меня погубить! О небо, кончился Золотой век, кончился настоящий Паразитарий. Наступает новая эра – эра демократического узурпаторства и эра патиссонов!
– Батя, предлагаю заткнуться, ибо в противном случае я тебя вынужден буду низвергнуть в Тартар, для чего немедленно примем закон во втором чтении!
– Отца в бездну?! Отца родного в пропасть! Боги добрые, вы только послушайте, что этот отрок речет! Поймите, что вы посягаете не просто на власть, вы посягаете на будущий свой покой. Я заглатывал своих деток только во имя блага нашего, во имя того, чтобы не было на земле ни революций, ни бунтов, ни забастовок, ни межрегиональных потасовок! Я платил своей родной плотью, чтобы вам безбедно жилось на нашем благородном Олимпе! А что будет, когда я буду низвергнут?! Пожары, братоубийства, расколы, резня, голод и холод – вот что вас ждет в дальнейшем.
– Разберемся, отец, – сказал Зевс, отрывая Кроносово ложе от стены.
– Что ты хочешь? Что ты делаешь? Неужто ты сбросишь отца в Тартар?
– Нет выхода, папаня, – ответил Зевс. – Революция всегда требовала жертв. Заметь – у нас не какой-нибудь семейный переворот, а настоящая революционная ситуация. Мы берем власть навсегда, а не на одно-два тысячелетия. Кто был никем, тот станет всем! Отныне и вовеки! А ну, Гера, помоги сбросить отца в пропасть! Во имя сына и чистого неба, во имя того, чтобы не было раздоров на Олимпе, не было кровавой вражды, эй вы, боги и смертные, сходитесь же все к подножию Олимпа, вы, пахари и ремесленники, торговцы и колбасники, лидеры партий и проходимцы, рукоделы и поселенцы, воины и гетеры, республиканцы и демократы, впередглядящие и вислозадые, владыки и рабы, сходитесь же все и пойте славу во имя обновленного Олимпа, Олимпа с новым мышлением, бес бы его побрал, я буду ласков, весел, мил, я позабуду войны и мятежи, походы и пожары. Зевс смерть назначил тому, кто дал свободу воинам. Курите фимиам, чтобы сладко было во рту и в душе! Слава Гере! Слава Посейдону! Аиду слава! Пусть никогда не будет Тишины, Застоя и тщедушного блаженства! Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда будет Гера! Пусть всегда буду я! Если понадобится защитить наш правопорядок, чтобы было мощное единство, из которого ни одна тварь никуда не выйдет, ни один народ не выползет! Так вот, чтобы защитить это единство, мы, если понадобится, введем не только комендантские часы и чрезвычайные положения, мы начнем столько войн, сколько нам понадобится для сплочения смертных и бессмертных существ. В военные походы отправятся колбасники и виноделы, бездельники и горожане, шлюхи и шляхтичи, басурманы и земледельцы, представители меньшинств, большинств и среднеазиаты! Мы никому не дадим спуску. Мы публично будем сдирать шкуры! И по две! И по четыре! И по двадцать шкур будем драть!
– Откуда набраться стольким шкурам? – спросила шепотом непосредственная Артемида.
– Ошкуривание – бесконечный процесс! Не то государство является сильным, которое сдирает по одной шкуре, а то, которое бесконечно дерет своих подданных! Да здравствует самый аристократический в мире Паразитарий! Смирение – высшее блаженство смертных! И пусть помнят все, что ничего нет дороже для всякой ординарной сволочи своей собственной шкуры!
– Да здравствует громовержец! Да здравствует великий Зевс! – кричала толпа. – И будь проклят Кронос!
Говорят, боги дают великий пример простым смертным на многие годы, на века, на триллионы лет! Когда Зевс заваривал свою кашу, Гера бросала дрожжи в молодое вино, оно клубилось и пенилось, и она приговаривала:
– Пусть же бурлит все, киснет пусть и вздымается пусть – в этом единственный смысл Бытия – в себе и для себя, как скажут чокнутые философы более поздних веков…
69
Вот так, мимоходом и между делом, Зевс открыл новое явление, которое еще не названо было тогда сложным научным термином "эксдермация". Но уже один из его сыновей, прекрасный Аполлон, наглядно на Марсии продемонстрировал, как и в каких случаях производится эксдермация. Конечно же, все работы по снятию шкуры с бедного Марсия производились вручную. Немало сил было затрачено Аполлоном на то, чтобы привязать гиганта Марсия к дереву, а затем, упираясь в его мощное тело, сдирать кожу, начиная с первого шейного позвонка. Эта история в общем-то достаточно известна, хотя и специально не исследовалась, иначе бы все знали, что именно Аполлон был автором хорошо организованного Паразитария и первой почетной женщиной, благословившей эксдермацию, была совершеннейшая Летона.
70
Никто не помнит, когда и как женился Зевс на этой прекрасной женщине, которую звали нежным именем Лето, или Летона. Летона была длиннонога и златокудра. Она в восемь раз была прекраснее Геры, в шесть раз нежнее Афродиты и в три раза целомудреннее Артемиды. Она была как кипарис стройна, как газель добра, как серна смирна, как горный ручей, свежа, как сокол быстра, как все боги вместе мудра. Но весь свой пыл, всю свою солнечную страсть, всю свою светлую душу она вложила в рождение своего прекрасного сына, который назван был Зевсом Аполлоном. И Летона так пояснила свою цель:
– Каждому дано то, что дано, – сказала она, потупив взор, когда Зевс собрался подарить ей полсвета, включая и такие острова, как Крит, Мадагаскар, Цейлон, Борнео и Диксон. – Мне не нужны моря и земли, не нужны горы и реки, перстни и серьги, мне не нужны шелка и шерсть, коровы и овцы, сыр и масло, мне не нужны пастбища и вино, не нужны колбасники и селяне, – мне нужен не просто сын, мне нужен сын, которому по красоте, силе и нежности не будет равных в мире. Он должен стать богом изысканного света, богом солнца, богом всего светлого, что есть в этом великом пространстве. Чтобы избавить его от возможных бедствий, награди его, мой повелитель, даром предвидения, пусть этот дар оберегает его от разных напастей, от врагов пусть оберегает.
– Постой, ты, кажется, рехнулась, моя возлюбленная, – приподнялся с трона великий Зевс. – Ты хочешь, чтобы он был никем? Что такое власть над солнечным лучом?! Метафизика! Идеализм! Ничто! Мы, боги, – истинные материалисты, любим вещдоки. Нам пощупать надо то, что мы получаем из рук в руки. А ты, рехнувшаяся, просишь для моего сына пустоту, нагретый светящийся и струящийся воздух. Пойди подумай и скажи, чего же ты хочешь для нашего сына.
Крепко еще раз подумала Летона. Сердцем и душой думала Летона, и пришло к ней видение: Аполлон струился в солнечных лучах, и лицо его было так прекрасно, что рядом все расцветало: смеялись смертные, радовались боги, животные замирали от счастья.
– Что это? – спросила Летона у сына. – Как назвать это еще никому не известное в этом мире?
– Имя этому счастливому свету – Гармония.
– Что такое гармония? – спросила Летона.
– Гармония – это любовь и счастье, душа и разум, красота и сила – вот что такое гармония.
– И ты властелин гармонии?
– Гармония не термин власти. Власть – это то, что противостоит гармонии. Она безнасильна. Ею не властвуют. Ей покровительствуют.
– Но отец совсем другой человек. Он никогда не поймет смысла гармонии.
– Это так. И это не так. Наш отец умнее своего отца, которого он сбросил в пропасть. Наш отец поймет, что в мире есть что-то такое, чего он не понимает и не признает. Он – Зевс, а потому признает право на то, что может быть и безнасильственным, и противостоящим громам и молниям.
– Мать моя, скажи отцу, чтобы он мне дал возможность покровительствовать тому, чего нет и чего всегда будет жаждать душа.
– Я понимаю тебя, но не могу объяснить, чего ты хочешь.
– А ты попробуй, – ласково сказал сын, и солнечные лучи так нежно обвили его прекрасное лицо, так напевно зазвучал его голос и таким светом наполнялись долины и горы, что Летона вздрогнула от прилива счастья и сказала:
– Наконец-то я поняла, как мне объяснить Зевсу то, чего мы с тобой хотим от него.
Когда Зевс нежился в теплых облаках, а солнечные лучи согревали его могучее тело, Летона сказала:
– Я – Лето, и ты полюбил меня за то, что даю тебе тепло и нежность. Мои дары не могут сравниваться ни с бурной весной, ни с грустной осенью, ни с суровой зимой. Лето – это великое блаженство мироздания…
– Тишина? Застой? Рутина? Кроновщина! Не позволим!
– Нет же, – ответила Летона. – Это ликование всего того, что завоевано тобой, это Красота и Согласие. Это музыка и театр, песни и цирк, олимпийские игры и бои гладиаторов!
– Цирк и гладиаторы – это блеск! Хорошо, когда организованно льется кровь! Беспорядки начинаются тогда, когда проливание крови происходит стихийно. И если гладиаторские бои, казни нерадивых, борьба с животными будут происходить под музыку и песнопения, это укрепит у народа веру в богов.
– Именно так и будет. Аполлон – покровитель всех искусств. Представь себе, война, но непременно играет оркестр.
– Да, это наша недоработка, как-то не подумалось, что убивать лучше под музыку…
Уговорила Летона Зевса.
– Каждому дано то, что дано, – сказала она, потупив взор, когда Зевс собрался подарить ей полсвета, включая и такие острова, как Крит, Мадагаскар, Цейлон, Борнео и Диксон. – Мне не нужны моря и земли, не нужны горы и реки, перстни и серьги, мне не нужны шелка и шерсть, коровы и овцы, сыр и масло, мне не нужны пастбища и вино, не нужны колбасники и селяне, – мне нужен не просто сын, мне нужен сын, которому по красоте, силе и нежности не будет равных в мире. Он должен стать богом изысканного света, богом солнца, богом всего светлого, что есть в этом великом пространстве. Чтобы избавить его от возможных бедствий, награди его, мой повелитель, даром предвидения, пусть этот дар оберегает его от разных напастей, от врагов пусть оберегает.
– Постой, ты, кажется, рехнулась, моя возлюбленная, – приподнялся с трона великий Зевс. – Ты хочешь, чтобы он был никем? Что такое власть над солнечным лучом?! Метафизика! Идеализм! Ничто! Мы, боги, – истинные материалисты, любим вещдоки. Нам пощупать надо то, что мы получаем из рук в руки. А ты, рехнувшаяся, просишь для моего сына пустоту, нагретый светящийся и струящийся воздух. Пойди подумай и скажи, чего же ты хочешь для нашего сына.
Крепко еще раз подумала Летона. Сердцем и душой думала Летона, и пришло к ней видение: Аполлон струился в солнечных лучах, и лицо его было так прекрасно, что рядом все расцветало: смеялись смертные, радовались боги, животные замирали от счастья.
– Что это? – спросила Летона у сына. – Как назвать это еще никому не известное в этом мире?
– Имя этому счастливому свету – Гармония.
– Что такое гармония? – спросила Летона.
– Гармония – это любовь и счастье, душа и разум, красота и сила – вот что такое гармония.
– И ты властелин гармонии?
– Гармония не термин власти. Власть – это то, что противостоит гармонии. Она безнасильна. Ею не властвуют. Ей покровительствуют.
– Но отец совсем другой человек. Он никогда не поймет смысла гармонии.
– Это так. И это не так. Наш отец умнее своего отца, которого он сбросил в пропасть. Наш отец поймет, что в мире есть что-то такое, чего он не понимает и не признает. Он – Зевс, а потому признает право на то, что может быть и безнасильственным, и противостоящим громам и молниям.
– Мать моя, скажи отцу, чтобы он мне дал возможность покровительствовать тому, чего нет и чего всегда будет жаждать душа.
– Я понимаю тебя, но не могу объяснить, чего ты хочешь.
– А ты попробуй, – ласково сказал сын, и солнечные лучи так нежно обвили его прекрасное лицо, так напевно зазвучал его голос и таким светом наполнялись долины и горы, что Летона вздрогнула от прилива счастья и сказала:
– Наконец-то я поняла, как мне объяснить Зевсу то, чего мы с тобой хотим от него.
Когда Зевс нежился в теплых облаках, а солнечные лучи согревали его могучее тело, Летона сказала:
– Я – Лето, и ты полюбил меня за то, что даю тебе тепло и нежность. Мои дары не могут сравниваться ни с бурной весной, ни с грустной осенью, ни с суровой зимой. Лето – это великое блаженство мироздания…
– Тишина? Застой? Рутина? Кроновщина! Не позволим!
– Нет же, – ответила Летона. – Это ликование всего того, что завоевано тобой, это Красота и Согласие. Это музыка и театр, песни и цирк, олимпийские игры и бои гладиаторов!
– Цирк и гладиаторы – это блеск! Хорошо, когда организованно льется кровь! Беспорядки начинаются тогда, когда проливание крови происходит стихийно. И если гладиаторские бои, казни нерадивых, борьба с животными будут происходить под музыку и песнопения, это укрепит у народа веру в богов.
– Именно так и будет. Аполлон – покровитель всех искусств. Представь себе, война, но непременно играет оркестр.
– Да, это наша недоработка, как-то не подумалось, что убивать лучше под музыку…
Уговорила Летона Зевса.
71
С Аполлона все началось. Он на научной основе разработал структуру Нового Паразитария на многие лета. Он ввел разряды паразитов.
Паразиты первого разряда – это особи царского рода, их жены, дети, родственники. Они поглощают львиную долю государственных доходов. Самое сложное для них – обеспечить весь свой род на десять колен. Самое трудное – избежать полной конфискации имущества при возможных переворотах. Как ни мерзко припрятывание и перепрятывание ценностей, но этим приходится заниматься. В любую минуту могут постучаться в двери и сказать: "Именем закона вы арестованы с конфискацией всего имущества". Пойди потом разберись. А погромы? Кто может уберечься от стихийной волны, которая все и вся сметает на своем пути?
Паразиты второго разряда – это высшие чиновники, полицейские, воинские начальники, владельцы заводов, газет, пароходов, фабрик, маслобоен, сапожных и ювелирных мастерских, владельцы публичных домов, булочных, кофеен, рынков, начальники ведомств, управлений, их заместители, разумеется их жены, дети, родственники.
Эти чиновники, как правило, профессиональные воры, грабители, шантажисты, шулера, вымогатели, взяточники, взяткодатели, коррупционеры и жулики. Они поглощают все то, что остается от особей царского рода и их приближенных. Они занимается высасыванием соков и крови народа. Для успешного отсоса жизненных сил у них есть целые системы приспособлений. Как они выражаются, все поставлено на промышленную основу.
Паразиты третьего разряда – так называемые люди умственного труда. Во главе стоят жрецы. За ними идут служители храмов, тайная полиция, филеры, философы, учителя, издатели и водопроводчики. Загадкой долгое время оставалось, почему водопроводчики оказались рядом с философами и издателями. А потом однажды все открылось. Оказывается, провести акведук – это почти то же, что и найти путь к духовной жажде человека. Водопроводчик, или нынешний санитарный техник, был, однако, таким же жуликом и пьяницей, как и философ или издатель. Как и философ, он прокладывал водопроводную магистраль, а затем долгое время отдыхал с друзьями, такими же акведучниками, как и он сам. То есть водопроводчик паразитировал на собственном изобретении, чем и отличался, скажем, от философа или учителя, которые ничего не изобретали, так как жили за счет объедков, выдаваемых им верховной властью.
Философы, обслуживая элиту, отвлекали умы от крамольных побуждений и действий, создавали видимость культуры, мысли, логики.
На особом счету оказывались служители искусств: певцы, кифаристы, поэты, актеры. Они развлекали знать и народ, они разъединяли, сеяли вражду и были истинными паразитами Аполлона.
Паразиты первого разряда – это особи царского рода, их жены, дети, родственники. Они поглощают львиную долю государственных доходов. Самое сложное для них – обеспечить весь свой род на десять колен. Самое трудное – избежать полной конфискации имущества при возможных переворотах. Как ни мерзко припрятывание и перепрятывание ценностей, но этим приходится заниматься. В любую минуту могут постучаться в двери и сказать: "Именем закона вы арестованы с конфискацией всего имущества". Пойди потом разберись. А погромы? Кто может уберечься от стихийной волны, которая все и вся сметает на своем пути?
Паразиты второго разряда – это высшие чиновники, полицейские, воинские начальники, владельцы заводов, газет, пароходов, фабрик, маслобоен, сапожных и ювелирных мастерских, владельцы публичных домов, булочных, кофеен, рынков, начальники ведомств, управлений, их заместители, разумеется их жены, дети, родственники.
Эти чиновники, как правило, профессиональные воры, грабители, шантажисты, шулера, вымогатели, взяточники, взяткодатели, коррупционеры и жулики. Они поглощают все то, что остается от особей царского рода и их приближенных. Они занимается высасыванием соков и крови народа. Для успешного отсоса жизненных сил у них есть целые системы приспособлений. Как они выражаются, все поставлено на промышленную основу.
Паразиты третьего разряда – так называемые люди умственного труда. Во главе стоят жрецы. За ними идут служители храмов, тайная полиция, филеры, философы, учителя, издатели и водопроводчики. Загадкой долгое время оставалось, почему водопроводчики оказались рядом с философами и издателями. А потом однажды все открылось. Оказывается, провести акведук – это почти то же, что и найти путь к духовной жажде человека. Водопроводчик, или нынешний санитарный техник, был, однако, таким же жуликом и пьяницей, как и философ или издатель. Как и философ, он прокладывал водопроводную магистраль, а затем долгое время отдыхал с друзьями, такими же акведучниками, как и он сам. То есть водопроводчик паразитировал на собственном изобретении, чем и отличался, скажем, от философа или учителя, которые ничего не изобретали, так как жили за счет объедков, выдаваемых им верховной властью.
Философы, обслуживая элиту, отвлекали умы от крамольных побуждений и действий, создавали видимость культуры, мысли, логики.
На особом счету оказывались служители искусств: певцы, кифаристы, поэты, актеры. Они развлекали знать и народ, они разъединяли, сеяли вражду и были истинными паразитами Аполлона.
72
Не успел я через курьера передать Лизе часть своих записок, как их тут же напечатали. Лиза позвонила мне в тот же день вечером:
– Оборвали телефоны. Народ звонит, желая узнать кое-что об авторе. Интересовался вами и Хобот. Ему понравилась ваша статья. Прахов взбешен. Всем известно, как он расправился со своим сыном. Сын собирается отомстить папане. Давайте продолжение. Хорошо о Риме и о евреях – это сейчас самая острая тема. Быть или не быть империи – вот в чем вопрос. Там же были свои паразиты. Напишите о них. С нетерпением жду с вами встречи… – последние слова были сказаны тихо и многозначительно. Едва я закончил разговор, как позвонил Шидчаншин. Он едва шевелил языком:
– Поздравляю тебя со статьями. Ты делаешь большое дело. Все окружение Хобота в восторге от тебя. Пиши еще на радость всей настоящей демократии…
Позвонил и Литургиев:
– Ты здорово им всем врезал. Найди способ в следующих статьях назвать вещи своими именами. Хватит играть в прятки. Пора открыто наступать.
Когда раздался звонок Прахова-младшего, я приготовился к худшему, но напрасно:
– Теперь меня с твоей легкой подачи называют Зевсом. Лучшей рекламы для избирательной кампании быть не могло. Спасибо тебе, дружище…
– А как же с отцом? – спросил я шепотом, но он не расслышал моего вопроса. Кричал в трубку:
– Удачи тебе, старина, ничем не грэ-э-буй, пиши на всю катушку. Особенно о паразитах…
"Господи, – думал я, – нам иной раз кажется, что мы рыцари без страха, что наша смелость безгранична, что мы первооткрыватели. А на поверку – одна суета. И никакой смелости, никаких открытий, никакого рыцарства. Больше того, пошлость! Где же та глубина души, где живет истинная духовность?! Как преодолеть собственную ограниченность, если даже угроза смерти не преодолевает ее?!
На эти вопросы нет ответов. Молчит небо, молчат деревья, молчит земля – в этом молчании великая истина, и в ней ответы на все вопросы…
– Оборвали телефоны. Народ звонит, желая узнать кое-что об авторе. Интересовался вами и Хобот. Ему понравилась ваша статья. Прахов взбешен. Всем известно, как он расправился со своим сыном. Сын собирается отомстить папане. Давайте продолжение. Хорошо о Риме и о евреях – это сейчас самая острая тема. Быть или не быть империи – вот в чем вопрос. Там же были свои паразиты. Напишите о них. С нетерпением жду с вами встречи… – последние слова были сказаны тихо и многозначительно. Едва я закончил разговор, как позвонил Шидчаншин. Он едва шевелил языком:
– Поздравляю тебя со статьями. Ты делаешь большое дело. Все окружение Хобота в восторге от тебя. Пиши еще на радость всей настоящей демократии…
Позвонил и Литургиев:
– Ты здорово им всем врезал. Найди способ в следующих статьях назвать вещи своими именами. Хватит играть в прятки. Пора открыто наступать.
Когда раздался звонок Прахова-младшего, я приготовился к худшему, но напрасно:
– Теперь меня с твоей легкой подачи называют Зевсом. Лучшей рекламы для избирательной кампании быть не могло. Спасибо тебе, дружище…
– А как же с отцом? – спросил я шепотом, но он не расслышал моего вопроса. Кричал в трубку:
– Удачи тебе, старина, ничем не грэ-э-буй, пиши на всю катушку. Особенно о паразитах…
"Господи, – думал я, – нам иной раз кажется, что мы рыцари без страха, что наша смелость безгранична, что мы первооткрыватели. А на поверку – одна суета. И никакой смелости, никаких открытий, никакого рыцарства. Больше того, пошлость! Где же та глубина души, где живет истинная духовность?! Как преодолеть собственную ограниченность, если даже угроза смерти не преодолевает ее?!
На эти вопросы нет ответов. Молчит небо, молчат деревья, молчит земля – в этом молчании великая истина, и в ней ответы на все вопросы…
73
Я сел за работу, надеясь обыграть в последующих статьях нашумевшую историю с продажей оружия членами Верховного Совета Рамановым и Катилиным, с изнасилованием актрисы Корниловой, с позорной отставкой президентского совета, с обвинением лидера партии Нигарова. Естественно, во всех бедах обвиняли евреев, а начавшаяся война в Персидском заливе всеми нитями вела в Новый Израиль. Мир трясло, как в лихорадке: будет следующая мировая война или все закончится поражением мусульман?
Перед моими глазами стояли два дымчатых топазика, искрящихся смехом и совершенством небывалой красоты. Я наконец-то оформил документы на прописку, попросил Анну купить мне новые обои и оклеить ими подвал, так как собирался переехать туда немедленно.
Ошарашила меня Анна. Однажды вечером она пришла ко мне. Я обратил внимание на то, что она была одета изысканно. Ее кожа светилась необычным светом, какой ни с чем спутать нельзя. Она сказала:
– Степан Николаевич, не уезжайте отсюда. Мы вам не будем мешать. Мы будем сидеть где-нибудь в уголочке. Будем ухаживать за вами и будем любить вас…
На ее глазах выступили слезы. Она опустилась передо мною на колени, и я не мог не обнять ее.
– Как поживают наши Топазики? – весело спросил я, приподымая Анну.
– О, Топазики живут великолепно. Он ждет вас. Все ручками машет, показывает на дверь и кричит: "У-у-у-у". Так он вас называет.
– Ты прекрасная женщина, – ответил я и почувствовал в своих словах отвратительный, высокомерный педантизм. – Я очень хорошо к тебе отношусь… А теперь за работу.
Анна погасла. Когда она шла по улице, я чувствовал ее глухие рыдания. Под знаком грустных предчувствий я сел за письменный стол: развратный лицедейский Рим ждал меня…
Перед моими глазами стояли два дымчатых топазика, искрящихся смехом и совершенством небывалой красоты. Я наконец-то оформил документы на прописку, попросил Анну купить мне новые обои и оклеить ими подвал, так как собирался переехать туда немедленно.
Ошарашила меня Анна. Однажды вечером она пришла ко мне. Я обратил внимание на то, что она была одета изысканно. Ее кожа светилась необычным светом, какой ни с чем спутать нельзя. Она сказала:
– Степан Николаевич, не уезжайте отсюда. Мы вам не будем мешать. Мы будем сидеть где-нибудь в уголочке. Будем ухаживать за вами и будем любить вас…
На ее глазах выступили слезы. Она опустилась передо мною на колени, и я не мог не обнять ее.
– Как поживают наши Топазики? – весело спросил я, приподымая Анну.
– О, Топазики живут великолепно. Он ждет вас. Все ручками машет, показывает на дверь и кричит: "У-у-у-у". Так он вас называет.
– Ты прекрасная женщина, – ответил я и почувствовал в своих словах отвратительный, высокомерный педантизм. – Я очень хорошо к тебе отношусь… А теперь за работу.
Анна погасла. Когда она шла по улице, я чувствовал ее глухие рыдания. Под знаком грустных предчувствий я сел за письменный стол: развратный лицедейский Рим ждал меня…
74
…Были прославленные актеры, которые изображали евреев. Были прославленные актеры, которые изображали неугодных греков, дакийцев, парфян, фракийцев. В Риме актеры величали себя не слугами Диониса, как в Греции, а паразитами Аполлона. Быть паразитом, то есть собутыльником бога искусств, было делом почетным. Кроме самих актеров сильно желали называться паразитами и высшие чиновники, священнослужители, драматурги, крупные общественные деятели. Славившиеся своими пиршествами и подстрекательством так называемые квиндецимвиры, пятнадцать избранных для обрядов мужей, возглавляли почетное племя паразитов Рима. Основная деятельность этих мужей состояла в предсказывании экономических, политических и военных событий. Они были государственными гадателями. Время от времени сенат поручал им пророчествовать, чтобы избавить страну от ненужных потрясений. Так, в преддверии иудейской войны паразиты Аполлона сказали: "Надо убить сто тысяч евреев и уничтожить оплот еврейства – Иерусалим".
Обряд государственного гадания совершался и совершается во всех странах и по сей день. Гадание стало онаученным, предсказания размыты и оформлены специальными научными выкладками, но смысл их остался один и тот же: "Чтобы выжить, надо найти врага". Жрецы, как и предсказатели более позднего времени, именуемые в третьем тысячелетии прогнозистами, писали пророческие книги, проводили сотни специальных исследований, разрабатывали систему обрядов и празднеств по поводу массовых убийств, расстрелов, казней и назначений на престол. Особым почетом пользовались памятные столбы, соборы, арки, пантеоны, воздвигнутые в честь наиболее крупных уничтожений врагов. В Риме паразиты воздвигали и специальные столбы по поводу тех торжеств, которые необходимо было повторять каждое столетие. Эти торжества были названы секулярными играми.
В ходе секулярных игр разгорались страсти с такой силой, что во время торжеств пламя убийств перебрасывалось не только на иудеев, или греков, или парфян, но на всех тех, кто похож на них. Лукиан писал, что в Риме во время игр стираются стыд, добродетель и справедливость, а освобожденное ими место в душе каждого человека наполняется илом, на котором пышным цветом расцветают низменная страсть, жажда убийств и преступлений.
Жрецы объединялись в коллегии, или в комиссии, из пятнадцати человек, поэтому квимдецимвир являлся членом той или иной жреческой коллегии, или комиссии. Так, коллегия quimdecimviri sacris faciund ведала сивиллиными книгами, а коллегия agris dandis занималась распределением земель.
Жизнь жрецов-паразитов сопровождалась ореолом тайн, зловещих предугадываний, мрачных мыслей и чувств. Священные книги пророчицы Сивиллы хранились в Риме за семью замками. К ним не имели постоянного доступа даже жрецы. Лишь по решению сената жрецы в особо трудные для страны дни могли воспользоваться книгами женщины-пророка и получить ответ на то, как надо поступить Риму в трудное для страны время. Книги хранились в храме Аполлона и могли изыматься всей коллегией только по решению сената. Император Домициан, как великий самодержец, нарушил и это правило. Он дал тайный приказ взять в храме Аполлона вещие книги Сивиллы. Первый министр империи Норбан докладывал шепотом:
– Чтобы обезопасить страну от волнений, нужно убить сто тысяч евреев, пятьдесят греков и двух римлян. Но этого мало: надо совершить тяжкое преступление – изнасиловать и предать казни весталку Корнелию, обвинив ее в прелюбодеянии.
– Но как это сделать?
– Все подготовлено, мой господин.
– Знает об этом министр финансов еврей Регин?
– Знает и будет молчать. За молчание он попросил три конфискованные ювелирные фабрики.
– Чьи фабрики?
– Суспилия, Децима и Секста.
– Эти фабрики еще не конфискованы.
– После еврейских погромов мы наметили восемь процессов с казнью и с полной конфискацией имущества казненных. Только первые пять процессов дадут казне два миллиарда сестерциев.
– Но этого же мало!
– Мы продадим оружие парфянам, армянам и дакийцам.
– Но они же наши враги!
– Зато мы получим за тайную переправу оружия и воинских доспехов шесть миллиардов сестерциев. А ваши доблестные войска все равно разобьют врагов.
Обряд государственного гадания совершался и совершается во всех странах и по сей день. Гадание стало онаученным, предсказания размыты и оформлены специальными научными выкладками, но смысл их остался один и тот же: "Чтобы выжить, надо найти врага". Жрецы, как и предсказатели более позднего времени, именуемые в третьем тысячелетии прогнозистами, писали пророческие книги, проводили сотни специальных исследований, разрабатывали систему обрядов и празднеств по поводу массовых убийств, расстрелов, казней и назначений на престол. Особым почетом пользовались памятные столбы, соборы, арки, пантеоны, воздвигнутые в честь наиболее крупных уничтожений врагов. В Риме паразиты воздвигали и специальные столбы по поводу тех торжеств, которые необходимо было повторять каждое столетие. Эти торжества были названы секулярными играми.
В ходе секулярных игр разгорались страсти с такой силой, что во время торжеств пламя убийств перебрасывалось не только на иудеев, или греков, или парфян, но на всех тех, кто похож на них. Лукиан писал, что в Риме во время игр стираются стыд, добродетель и справедливость, а освобожденное ими место в душе каждого человека наполняется илом, на котором пышным цветом расцветают низменная страсть, жажда убийств и преступлений.
Жрецы объединялись в коллегии, или в комиссии, из пятнадцати человек, поэтому квимдецимвир являлся членом той или иной жреческой коллегии, или комиссии. Так, коллегия quimdecimviri sacris faciund ведала сивиллиными книгами, а коллегия agris dandis занималась распределением земель.
Жизнь жрецов-паразитов сопровождалась ореолом тайн, зловещих предугадываний, мрачных мыслей и чувств. Священные книги пророчицы Сивиллы хранились в Риме за семью замками. К ним не имели постоянного доступа даже жрецы. Лишь по решению сената жрецы в особо трудные для страны дни могли воспользоваться книгами женщины-пророка и получить ответ на то, как надо поступить Риму в трудное для страны время. Книги хранились в храме Аполлона и могли изыматься всей коллегией только по решению сената. Император Домициан, как великий самодержец, нарушил и это правило. Он дал тайный приказ взять в храме Аполлона вещие книги Сивиллы. Первый министр империи Норбан докладывал шепотом:
– Чтобы обезопасить страну от волнений, нужно убить сто тысяч евреев, пятьдесят греков и двух римлян. Но этого мало: надо совершить тяжкое преступление – изнасиловать и предать казни весталку Корнелию, обвинив ее в прелюбодеянии.
– Но как это сделать?
– Все подготовлено, мой господин.
– Знает об этом министр финансов еврей Регин?
– Знает и будет молчать. За молчание он попросил три конфискованные ювелирные фабрики.
– Чьи фабрики?
– Суспилия, Децима и Секста.
– Эти фабрики еще не конфискованы.
– После еврейских погромов мы наметили восемь процессов с казнью и с полной конфискацией имущества казненных. Только первые пять процессов дадут казне два миллиарда сестерциев.
– Но этого же мало!
– Мы продадим оружие парфянам, армянам и дакийцам.
– Но они же наши враги!
– Зато мы получим за тайную переправу оружия и воинских доспехов шесть миллиардов сестерциев. А ваши доблестные войска все равно разобьют врагов.
75
– Но за продажу оружия надо будет покарать, как за измену родине.
– Все предусмотрено. В измене родине мы обвиним Катилия и Рамаю. Конфискация их имущества даст казне два миллиарда сестерциев. Итого десять миллиардов. Если к этим десяти прибавить еще шесть, которые мы получим от еврейских погромов на правом берегу Тибра, да плюс пятнадцать миллиардов, которые даст нам побежденная Иудея, то мы, мой Владыка и Бог, выйдем из крайне затруднительного положения.
– Как оппозиция?
– Они все еще считают, что вернулись дни свободы! Они выступают на сходках, пишут возмутительные таблички, призывают к неповиновению. Свою речь оппозиционер Гельвидий считает самой большой победой. Он призвал к земельной и денежной реформе. Лигарий выступил против правительства, и его поддержали евреи. Все накалено в Риме. Все ждут кровавого исхода. Слухи идут самые невероятные. Говорят, что еврей Регин сам призвал к разгрому евреев на правом берегу Тибра.
– Отлично, мой Норбан. Отлично. Нам нужны такие слухи. А что говорит еврей Иосиф?
– Он выступает с речами, доказывая, что не было в Риме более умного императора. Бог и Владыка Домициан, говорит он, дал гражданам римским и всем проживающим в империи свободу и демократию, справедливость и гласность. Каждый может говорить то, что ему вздумается. Население страны получило должное количество хлеба и зрелищ, мяса и вина, хорошие законы и дисциплину, теперь остается только повиноваться и жить в покое и тишине, и у народа только две просьбы, чтобы сенаторы не слишком жирели, а сборщики податей не брали бы слишком больших взяток. При Домициане, доказывает он, на душу населения приходится слишком много часов сна, удовольствий, хлеба и вина, не как тогда, когда была демократия сената.
– А кто изнасилует весталку?
– Два грека, три еврея и четыре армянина…
– Успеют за ночь?
– Успеют, мой Бог и Владыка.
– Важно, чтобы были прямые доказательства, что насилие организовано вождями оппозиции Лигарием и Васалием. Первый – кровопийца Испанской провинции, а второй выкачал все богатства Фракии и Месопотамии. Надо подготовить сенат, чтобы они потребовали казни этих злодеев.
– Сенат настроен против них.
– И народ надо настроить.
– Триста распространителей слухов, шестьсот подстрекателей и двести пятьдесят скандалистов заброшены на базары, площади, дороги и предместья Рима – молва о злодействе сенаторов, греков и евреев мигом разнесется по всему свету. Сейчас уже слухи охватили пол-империи. Сейчас, даже если бы мы пожелали спасти Лигария, ничего бы не получилось. Он приговорен самой пророчицей Сивиллой.
Не успел Домициан проводить Норбана, как вошел министр финансов Регин.
– Какие новости, мой еврей? – спросил император.
– Творится невероятное, мой Владыка и Бог! Самые невероятные слухи ходят по Риму. Говорят о погромах на правом берегу Тибра.
– Кто распускает слухи?
– Неизвестно, мой Владыка и Бог.
– Может быть, Лигарий?
– Вполне возможно. Он всегда был юдофобом!
– Говорят, у него неплохая ювелирная мастерская…
– Прекрасная мастерская. Всю жизнь я мечтал о такой мастерской.
– Еще какие слухи, мой еврей?
– Все мечтают о диктатуре. Только она может помочь каждому сохранить жизнь.
– Еще какие слухи?
– О злодействе сенаторов все говорят. Говорят, убили трех римских воинов, нанесли по двенадцать ножевых ран.
– С какой целью убили?
– Говорят, настроить армию против народа.
– А о весталках ничего не говорят? – улыбнулся Домициан.
– Ничего, мой всевидящий Бог и Владыка, – робко ответил Регин.
– Все предусмотрено. В измене родине мы обвиним Катилия и Рамаю. Конфискация их имущества даст казне два миллиарда сестерциев. Итого десять миллиардов. Если к этим десяти прибавить еще шесть, которые мы получим от еврейских погромов на правом берегу Тибра, да плюс пятнадцать миллиардов, которые даст нам побежденная Иудея, то мы, мой Владыка и Бог, выйдем из крайне затруднительного положения.
– Как оппозиция?
– Они все еще считают, что вернулись дни свободы! Они выступают на сходках, пишут возмутительные таблички, призывают к неповиновению. Свою речь оппозиционер Гельвидий считает самой большой победой. Он призвал к земельной и денежной реформе. Лигарий выступил против правительства, и его поддержали евреи. Все накалено в Риме. Все ждут кровавого исхода. Слухи идут самые невероятные. Говорят, что еврей Регин сам призвал к разгрому евреев на правом берегу Тибра.
– Отлично, мой Норбан. Отлично. Нам нужны такие слухи. А что говорит еврей Иосиф?
– Он выступает с речами, доказывая, что не было в Риме более умного императора. Бог и Владыка Домициан, говорит он, дал гражданам римским и всем проживающим в империи свободу и демократию, справедливость и гласность. Каждый может говорить то, что ему вздумается. Население страны получило должное количество хлеба и зрелищ, мяса и вина, хорошие законы и дисциплину, теперь остается только повиноваться и жить в покое и тишине, и у народа только две просьбы, чтобы сенаторы не слишком жирели, а сборщики податей не брали бы слишком больших взяток. При Домициане, доказывает он, на душу населения приходится слишком много часов сна, удовольствий, хлеба и вина, не как тогда, когда была демократия сената.
– А кто изнасилует весталку?
– Два грека, три еврея и четыре армянина…
– Успеют за ночь?
– Успеют, мой Бог и Владыка.
– Важно, чтобы были прямые доказательства, что насилие организовано вождями оппозиции Лигарием и Васалием. Первый – кровопийца Испанской провинции, а второй выкачал все богатства Фракии и Месопотамии. Надо подготовить сенат, чтобы они потребовали казни этих злодеев.
– Сенат настроен против них.
– И народ надо настроить.
– Триста распространителей слухов, шестьсот подстрекателей и двести пятьдесят скандалистов заброшены на базары, площади, дороги и предместья Рима – молва о злодействе сенаторов, греков и евреев мигом разнесется по всему свету. Сейчас уже слухи охватили пол-империи. Сейчас, даже если бы мы пожелали спасти Лигария, ничего бы не получилось. Он приговорен самой пророчицей Сивиллой.
Не успел Домициан проводить Норбана, как вошел министр финансов Регин.
– Какие новости, мой еврей? – спросил император.
– Творится невероятное, мой Владыка и Бог! Самые невероятные слухи ходят по Риму. Говорят о погромах на правом берегу Тибра.
– Кто распускает слухи?
– Неизвестно, мой Владыка и Бог.
– Может быть, Лигарий?
– Вполне возможно. Он всегда был юдофобом!
– Говорят, у него неплохая ювелирная мастерская…
– Прекрасная мастерская. Всю жизнь я мечтал о такой мастерской.
– Еще какие слухи, мой еврей?
– Все мечтают о диктатуре. Только она может помочь каждому сохранить жизнь.
– Еще какие слухи?
– О злодействе сенаторов все говорят. Говорят, убили трех римских воинов, нанесли по двенадцать ножевых ран.
– С какой целью убили?
– Говорят, настроить армию против народа.
– А о весталках ничего не говорят? – улыбнулся Домициан.
– Ничего, мой всевидящий Бог и Владыка, – робко ответил Регин.
76
Надо сказать, что не только Летона, но и другие богини протестовали против ошкуривания женщин. И, надо сказать, добились многого: по их настоянию кожу женщин прокалывали предметами, сжигали вместе с телом или закапывали в землю. Эта практика, надо сказать, сохранилась и по сей день, за что все народы благодарны Летоне и ее прекрасным подружкам.
Летона сама явилась к афинянке Лидии, а затем к римлянке Корнелии и благословила их на мученическую смерть. Особенно ее поразила весталка Корнелия, которую обвинили в осквернении храма. Как же прекрасна была тогда Корнелия! Какая нежная кожа была у нее! Как светилась кожа и какой аромат исходил от нее! Даже простые смертные, как-то: колбасник Гелий, торговец шерстью Гилон и родственник Лигария Суэций, упали в обморок, когда мельком увидели опечаленную Корнелию. Очнувшись, они решили собственными глазами посмотреть, как знатные паразиты расправляются с такими невинными созданиями, как юная Корнелия. И в теплый весенний день они направились к Аппиевой площади…
Летона сама явилась к афинянке Лидии, а затем к римлянке Корнелии и благословила их на мученическую смерть. Особенно ее поразила весталка Корнелия, которую обвинили в осквернении храма. Как же прекрасна была тогда Корнелия! Какая нежная кожа была у нее! Как светилась кожа и какой аромат исходил от нее! Даже простые смертные, как-то: колбасник Гелий, торговец шерстью Гилон и родственник Лигария Суэций, упали в обморок, когда мельком увидели опечаленную Корнелию. Очнувшись, они решили собственными глазами посмотреть, как знатные паразиты расправляются с такими невинными созданиями, как юная Корнелия. И в теплый весенний день они направились к Аппиевой площади…
77
В теплый весенний день, когда над Римом висело ласковое нежаркое солнце, а маслины уже вовсю цвели, на Аппиевой площади в тени у разграбленного дома Лигария сидели несколько воинов, колбасник Гелий, торговец шерстью грек Гилон и дальний родственник вольноотпущенника Лигария Суэций. Они мирно беседовали, подтрунивая над воином Клавдием:
– У тебя на груди такая грязь и такая шерсть, что никаких доспехов не надо.
– Откуда могут взяться новые доспехи, когда все оружие продано парфянам.
– У тебя на груди такая грязь и такая шерсть, что никаких доспехов не надо.
– Откуда могут взяться новые доспехи, когда все оружие продано парфянам.