Страница:
Если вы нашли нужный, присущий только вам способ закладывания друга, брата, сестры, матери, дальних родственников и совершенно не знакомых вам лиц, не рефлексируйте, не говорите: “А вдруг не получится”. Действуйте по первому зову вашего предательского сердца! Наслаждайтесь ожиданием того, что за каждое предательство вы получите дополнительный купон на увеличение своего прожиточного минимума.
Отдавайте себе отчет в том, что наивысшие формы предательства зиждятся на филигранно отточенных способах отторжения от себя близких вам людей; не считайте хитрость, коварство, вероломство и жестокость аморальными свойствами – для истинных предательств все средства хороши, ибо великая цель – ваше благо, благо человека! – всегда оправдает то, что заскорузлыми фанатами считалось идеалом. Долбите себе каждый день, что идеалов нет, что реализм целей есть самое великое движение и личности, и народов, а реализм целей всегда безыдеален, всегда прагматичен.
Привлекайте на свою сторону прогрессивно мыслящих и умных людей, делайте вид, что вы помогаете бедным, вносите небольшие вклады в Общества нищих, заключенных, хромых и горбатых, обнимайтесь с больными СПИДом, полиомиелитом, подагрой, ишиасом, псориазом, эхинококкозом – эти болезни не страшны для заражения таким способом, сочувствуйте евреям и другим гонимым нациям, плачьте, когда заложенные вами близкие идут на казнь, когда им рвут ноздри, копыта, царги, когда их поджаривают, полосуют, томят, топят в воде или в грязной зловонной яме, приходите в восторг, когда преданные вами близкие и далекие случайно оказываются на воле, амнистируются, бегут из ссылок, не упускайте при этом возможности снова их заложить, так как оставлять на воле “подпорченный” материал нельзя: рано или поздно он будет реваншиґровать и не исключена возможность – заложит и вас самих, объединяйтесь с сильными мира сего, отдавайте им львиную долю дохода от ваших боевых акций, тщательно разрабатывайте новые версии истребления тех, кто не угоден вам, обществу, государству, – делая все это, вы сумеете нажить себе капитал честного человека, который всегда на высоте, с которым каждый пойдет не только в разведку, но и в любой публичный дом, полетит в космос, отправится в бездну потустороннего мира!
Если вами движет истинно интеллигентная душа, если, точнее, вы ее уже нажили, дайте ей волю – разработайте систему акций, состоящих исключительно из малых и великих предательств, опутайте этой системой всех неугодных, а угодные всегда отыщутся сами и помогут вам совершить великое дело – спасение себя, а это значит и Человека с большой буквы, ибо только личность формирует личность, только ваша богатая личность создает подлинно индивидуально творческое, которое даст плоды на многие века! И первым правилом будет для вас обретение приемлемой концепции. Я подчеркиваю: приемлемой для вас и вашего окружения. Впутайте в эту концепцию тех, кому вы сможете поведать сущность ваших преобразований, заложите в подтекст ваших хитросплетений намеки на получение гарантированных благ, которые каждый обретет в результате коллективного предательства. Помните, предательство коллективное, а получение благ исключительно личное! Вовлекайте как можно больше людей в сферу ваших коллективных действий, помня: чем больше будет предателей, тем легче вам будет ориентироваться в жизни. Но не забывайте и о другом – не все должны стать предателями, иначе кого же тогда предавать!
Боритесь за вашу концепцию, даже если она ничего не представляет ни для вас, ни для окружающих. Если будет виден полный ее крах, вы чистосердечно можете от нее отказаться и этим самым вы повысите свой статус в коллективе, в социальной общности, в стране. Помните, что получаемые блага могут быть зримыми и незримыми. Предавая, вы можете стать депутатами, функционерами, заведующими отделами, председателями кооперативов, милосердных обществ, акционерных объединений, руководителями предприятий и их советниками, членами редколлегий, корреспондентами престижных газет, изданий, ревю, программ, телепередач, вещательных и молчащих компаний, сборщиками податей, таможенными инспекторами, работниками ГАИ, полиции, тайными осведомителями, сотрудниками секретных служб, торговцами, спекулянтами, казнокрадами, душеприказчиками, проститутками, сутенерами, администраторами отелей и филармоний, живописцами, чьи картины сбываются у нас и за рубежом, – вы можете открыть счет в обычном валютном банке, вы можете поехать на Гавайские острова, на остров Кипр, на любые архипелаги, включая и ГУЛАГовские (разумеется, в роли инспектора!), вы можете купить все, чему будет соответствовать уровень вашего заклада!
Создавайте клеветнические журналы, газеты, пособия, книги, брошюры, превращайте радиовещание, телепередачи и видеосеансы в большую помойку: пусть народ, разбежавшись со своих крутых рабочих мест, прыгает в эту помойку и пребывает в состоянии квазивдохновения по нескольку часов! Помните, пресса и кино – наиважнейшие из предательских искусств! Надо добиться, чтобы пресса и кино стали коллективными организаторами коллективных предательств! Для этой цели издания должны быть строго шовинистическими, особо националистическими и усиленно антисемитскими! Строгость, особость и усиленность – это доброе наследство от старых лагерных устоев, которые всегда были началом, серединой и концом предательств!
Однако следует помнить: в этих лагерях слабо учитывался национальный момент! Доносы, как правило, не касались национальной природы общения. Сейчас, как никогда, складывается благоприятная почва для развития националистических предательств, стравливающих одни народы против других! Уже сам факт существования специальных изданий, где травят русских или евреев, татар или бурят, литовцев или поляков, эстонцев или немцев, корейцев или китайцев, японцев или вьетнамцев, негров или индейцев,- дает все основания разжигать предательские костры во всех точках земного шара! Не теряйте дорогих минут: сочиняйте повести и рассказы, исторические очерки и заметки, телепередачи или песни, в которых можно было бы лихо полить ненавистную вам нацию или народность! Знайте, каждое ваше выступление носит и экологический характер: злобой перекашивая свое обличье, мужчины и женщины ближе оказываются к гориллам и шакалам, тиграм и крокодилам, а ощутить в себе зов разъяренных животных – это ли не настоящий гуманизм, демократизм и коллективизм!!! Помните, если вы окончательно оглупели, если ваш прежний дар давно уже вами исчерпан, очернен, запачкан и даже умерщвлен, то предательство и клевета помогут вам ожить, реанимироваться, ибо клевета и предательство питаются мертвечиной, чернухой и полной исчерпанностью человеческих способностей. Поэтому соберитесь с силами и ступайте прямой дорогой в клеветнические издания, где можно предложить свои услуги, где вас встретят, как истинных друзей! Особенное обращение к главным редакторам и заведующим отделами издательств, газет и журналов: оставаясь наедине с собой, старайтесь разжигать в себе чувство ненависти к избранным вами социальным общностям! Несколько методических советов: даже если вы оказались наедине с любимой женщиной, не умолкая, говорите о том, как вы ненавидите русских или евреев, татар или чеченцев, немцев или англичан. Даже если вы находитесь в состоянии оргазма – орите во всю мочь: “Смерть евреям (или русским, или армянам, или осетинам)!” Говорите о своей ненависти, когда вы за столом или в туалете, в кинотеатре и на пикнике, в зоопарке или на катке, в картинной галерее и в курительной комнате, в пивном баре или за карточным столом, не умолкайте!!! Никогда не остывайте от неприязни к другим враждебным вам народам! Пусть всегда ненависть оформляется конкретным предательством! Знайте, что вы уже накопили достаточный опыт закладывания ближних, вам лишь стоит этот опыт активизировать, чтобы каждая ваша клетка участвовала в предательских акциях!
Предавая, не раскаивайтесь, ибо путь Иуды – не достоин истинного интеллигента! Истинный предатель крепок, как скала, целен, как сталь, сладок, как халва, притягателен, как бриллиант!".
Мне терять было нечего. Любаша подсунула мне магнитофон, и я наговаривал в микрофон: жрите, милостивые государи и государыни, – это и будет моим последним словом!
– Ах, это невообразимо прекрасно! Это новая этика! Новая идеология! – мычала Любаша. – Еще, еще! Дальше, дальше! – и мне стало противно, точно так она орала, когда однажды я оказался с нею в постели.
43
44
45
46
47
Отдавайте себе отчет в том, что наивысшие формы предательства зиждятся на филигранно отточенных способах отторжения от себя близких вам людей; не считайте хитрость, коварство, вероломство и жестокость аморальными свойствами – для истинных предательств все средства хороши, ибо великая цель – ваше благо, благо человека! – всегда оправдает то, что заскорузлыми фанатами считалось идеалом. Долбите себе каждый день, что идеалов нет, что реализм целей есть самое великое движение и личности, и народов, а реализм целей всегда безыдеален, всегда прагматичен.
Привлекайте на свою сторону прогрессивно мыслящих и умных людей, делайте вид, что вы помогаете бедным, вносите небольшие вклады в Общества нищих, заключенных, хромых и горбатых, обнимайтесь с больными СПИДом, полиомиелитом, подагрой, ишиасом, псориазом, эхинококкозом – эти болезни не страшны для заражения таким способом, сочувствуйте евреям и другим гонимым нациям, плачьте, когда заложенные вами близкие идут на казнь, когда им рвут ноздри, копыта, царги, когда их поджаривают, полосуют, томят, топят в воде или в грязной зловонной яме, приходите в восторг, когда преданные вами близкие и далекие случайно оказываются на воле, амнистируются, бегут из ссылок, не упускайте при этом возможности снова их заложить, так как оставлять на воле “подпорченный” материал нельзя: рано или поздно он будет реваншиґровать и не исключена возможность – заложит и вас самих, объединяйтесь с сильными мира сего, отдавайте им львиную долю дохода от ваших боевых акций, тщательно разрабатывайте новые версии истребления тех, кто не угоден вам, обществу, государству, – делая все это, вы сумеете нажить себе капитал честного человека, который всегда на высоте, с которым каждый пойдет не только в разведку, но и в любой публичный дом, полетит в космос, отправится в бездну потустороннего мира!
Если вами движет истинно интеллигентная душа, если, точнее, вы ее уже нажили, дайте ей волю – разработайте систему акций, состоящих исключительно из малых и великих предательств, опутайте этой системой всех неугодных, а угодные всегда отыщутся сами и помогут вам совершить великое дело – спасение себя, а это значит и Человека с большой буквы, ибо только личность формирует личность, только ваша богатая личность создает подлинно индивидуально творческое, которое даст плоды на многие века! И первым правилом будет для вас обретение приемлемой концепции. Я подчеркиваю: приемлемой для вас и вашего окружения. Впутайте в эту концепцию тех, кому вы сможете поведать сущность ваших преобразований, заложите в подтекст ваших хитросплетений намеки на получение гарантированных благ, которые каждый обретет в результате коллективного предательства. Помните, предательство коллективное, а получение благ исключительно личное! Вовлекайте как можно больше людей в сферу ваших коллективных действий, помня: чем больше будет предателей, тем легче вам будет ориентироваться в жизни. Но не забывайте и о другом – не все должны стать предателями, иначе кого же тогда предавать!
Боритесь за вашу концепцию, даже если она ничего не представляет ни для вас, ни для окружающих. Если будет виден полный ее крах, вы чистосердечно можете от нее отказаться и этим самым вы повысите свой статус в коллективе, в социальной общности, в стране. Помните, что получаемые блага могут быть зримыми и незримыми. Предавая, вы можете стать депутатами, функционерами, заведующими отделами, председателями кооперативов, милосердных обществ, акционерных объединений, руководителями предприятий и их советниками, членами редколлегий, корреспондентами престижных газет, изданий, ревю, программ, телепередач, вещательных и молчащих компаний, сборщиками податей, таможенными инспекторами, работниками ГАИ, полиции, тайными осведомителями, сотрудниками секретных служб, торговцами, спекулянтами, казнокрадами, душеприказчиками, проститутками, сутенерами, администраторами отелей и филармоний, живописцами, чьи картины сбываются у нас и за рубежом, – вы можете открыть счет в обычном валютном банке, вы можете поехать на Гавайские острова, на остров Кипр, на любые архипелаги, включая и ГУЛАГовские (разумеется, в роли инспектора!), вы можете купить все, чему будет соответствовать уровень вашего заклада!
Создавайте клеветнические журналы, газеты, пособия, книги, брошюры, превращайте радиовещание, телепередачи и видеосеансы в большую помойку: пусть народ, разбежавшись со своих крутых рабочих мест, прыгает в эту помойку и пребывает в состоянии квазивдохновения по нескольку часов! Помните, пресса и кино – наиважнейшие из предательских искусств! Надо добиться, чтобы пресса и кино стали коллективными организаторами коллективных предательств! Для этой цели издания должны быть строго шовинистическими, особо националистическими и усиленно антисемитскими! Строгость, особость и усиленность – это доброе наследство от старых лагерных устоев, которые всегда были началом, серединой и концом предательств!
Однако следует помнить: в этих лагерях слабо учитывался национальный момент! Доносы, как правило, не касались национальной природы общения. Сейчас, как никогда, складывается благоприятная почва для развития националистических предательств, стравливающих одни народы против других! Уже сам факт существования специальных изданий, где травят русских или евреев, татар или бурят, литовцев или поляков, эстонцев или немцев, корейцев или китайцев, японцев или вьетнамцев, негров или индейцев,- дает все основания разжигать предательские костры во всех точках земного шара! Не теряйте дорогих минут: сочиняйте повести и рассказы, исторические очерки и заметки, телепередачи или песни, в которых можно было бы лихо полить ненавистную вам нацию или народность! Знайте, каждое ваше выступление носит и экологический характер: злобой перекашивая свое обличье, мужчины и женщины ближе оказываются к гориллам и шакалам, тиграм и крокодилам, а ощутить в себе зов разъяренных животных – это ли не настоящий гуманизм, демократизм и коллективизм!!! Помните, если вы окончательно оглупели, если ваш прежний дар давно уже вами исчерпан, очернен, запачкан и даже умерщвлен, то предательство и клевета помогут вам ожить, реанимироваться, ибо клевета и предательство питаются мертвечиной, чернухой и полной исчерпанностью человеческих способностей. Поэтому соберитесь с силами и ступайте прямой дорогой в клеветнические издания, где можно предложить свои услуги, где вас встретят, как истинных друзей! Особенное обращение к главным редакторам и заведующим отделами издательств, газет и журналов: оставаясь наедине с собой, старайтесь разжигать в себе чувство ненависти к избранным вами социальным общностям! Несколько методических советов: даже если вы оказались наедине с любимой женщиной, не умолкая, говорите о том, как вы ненавидите русских или евреев, татар или чеченцев, немцев или англичан. Даже если вы находитесь в состоянии оргазма – орите во всю мочь: “Смерть евреям (или русским, или армянам, или осетинам)!” Говорите о своей ненависти, когда вы за столом или в туалете, в кинотеатре и на пикнике, в зоопарке или на катке, в картинной галерее и в курительной комнате, в пивном баре или за карточным столом, не умолкайте!!! Никогда не остывайте от неприязни к другим враждебным вам народам! Пусть всегда ненависть оформляется конкретным предательством! Знайте, что вы уже накопили достаточный опыт закладывания ближних, вам лишь стоит этот опыт активизировать, чтобы каждая ваша клетка участвовала в предательских акциях!
Предавая, не раскаивайтесь, ибо путь Иуды – не достоин истинного интеллигента! Истинный предатель крепок, как скала, целен, как сталь, сладок, как халва, притягателен, как бриллиант!".
Мне терять было нечего. Любаша подсунула мне магнитофон, и я наговаривал в микрофон: жрите, милостивые государи и государыни, – это и будет моим последним словом!
– Ах, это невообразимо прекрасно! Это новая этика! Новая идеология! – мычала Любаша. – Еще, еще! Дальше, дальше! – и мне стало противно, точно так она орала, когда однажды я оказался с нею в постели.
43
Милостивые читатели наших и зарубежных стран! Граждане Пегии, Каледонии, Шакалии, Заокеании, Муарии, Марихуании и других спец- и неспецпоселений этой земли! Если на кого-нибудь из вас будут надевать смирительную рубашку с двухметровыми рукавами из плотной ткани, пахнущей резиной, и запущенной гонореей, и старой водокачкой, проситесь, чтобы руки вам завязывали не сзади, а спереди, потому что лежать на завязанных сзади руках немыслимо как больно! Я даю вам этот ценнейший совет не только из чувства милосердия, но исходя и из моих чисто провидческих данных. Все мы в этом мире повязаны одной смирительной рубашкой. И если ваши передние конечности окажутся в этих отвратительных рукавах, напоминающих пожарные шланги, то знайте – ваши прелестные лапки не пребывают в одиночестве – рядом с ними стонут от боли сотни и даже миллионы рук всех тех, кого вы предали, и даже тех, кого вы не успели предать! Не стремитесь занять всю площадь этого гнусного пожарного шланга – подвиньтесь, господа и дамы, дайте расположиться рядом с вами еще миллионам уже состарившихся или не успевших родиться, женщинам и старикам, мужчинам и детям, белым и черным, красным и фиолетовым. Все мы под единым Богом ходим, и всем нам уготована единая участь. Это неважно, что в Каледонии бананы ничего не стоят, а в Шакалии швейцарским сыром кормят свиней, неважно, что Заокеания завалена изделиями высшего качества, которые тоже ничего не стоят, все равно всех ждут одни и те же шланги серого цвета, в зеленоватых мокрых пятнах, попробуйте разместиться в этих плотных одеяниях так, чтобы душа ваша не была сильно стеснена и ближнему дала приют рядом с вами. Но и это неважно, главное, умоляйте, упрашивайте ваших истязателей, чтобы вас не клали на спину, как кладут на прилавки заколотую свинью с развернутыми передними и задними ногами, точь-в-точь наш ближний, приконченный в обозначенный срок, – просите, чтобы вас положили животом вниз, тогда ваши руки окажутся сверху и вы не будете усиливать боль, нажимая на них всей тяжестью вашего благородного тела. Конечно же, и здесь есть свои издержки, вам придется физиономией упираться в плоскость каменного или деревянного стола, придется коленными чашечками скользить по жесткому ложу, бесполезно ища безболезненное пристанище. Если вы женщина, то вы можете испытать крайнее неудобство от того, что ваша грудь окажется придавленной и втиснутой в складки распроклятых рукавов – но это все мелочи в сравнении с тем, когда вы лежите на связанных руках! И секрет мне, да и вам при случае, а этот случай не за горами! – откроется, когда вы действительно испытаете это адское мучение и узнаете, что такое сумки плечевых суставов. Оказывается, я раньше ничего подобного не знал, наши суставы в сумках!!! Они надежно защищены от внешних ударов, от матушки-природы, но не от человека, овладевшего всеми тайнами сложного покроя смирительной рубашки, которая всегда в самый раз, в самый рост, в самую ширь на любую фигуру, на любую задницу и на любые плечи! Когда вас положат на собственные руки и крепенько прихватят с боков, чтобы вы не смогли перевернуться, и вы начнете давить на ваши суставы, а потом тщетно ерзать, чтобы найти избавление от дикой боли, то сумки от ваших ерзаний начнут лопаться, а это примерно то же самое в смысле ощущений, что и… ах, говорить об этом не могу… читал когда-то в средневековых романах, одним словом, что-то несусветное. И беда в том, что процесс разрыва тканей этих сумок длителен, он продолжается до тех пор, пока вы лежите, он сопровождается легкими обмороками, стонами, которые вырываются из вашей груди! И совсем другое, когда вы лежите на животе. Ваши руки покоятся над вами. Они летают в светлом озарении вашего бытия. Питаются духами вашей собственной ауры. Помните, руки – это те же глаза, те же органы чувств, то же половое зрение, половое чувство и половая добродетель. Руками, находящимися в несвободе, вы как бы зовете к себе Бога, умоляете: "Приди ко мне, освободи меня!"
Я в самом начале сказал вам, что руководствуюсь своими провидческими данными. Я еще раз готов сказать самое главное!
Жители Каледонии, Заокеании, России, Муарии, Марихуании и жители всех прочих поселений! Тренируйтесь в лежании кверху и книзу руками до того, как вы окажетесь на экзекуционном столе! Совершайте выше описанные процедуры с вашими близкими, вашими дальними, родными и безродными, с руководителями и подчиненными, с белыми и черными, с красными и фиолетовыми. Добивайтесь добровольного смирения в недрах смирительных рубашек! Пусть ваши сумки плечевых суставов рвутся постепенно, пусть на месте разрывов нарастают швы – они вам пригодятся, когда настанет час вашего приобщения к светлому таинству!
Помните, что вы столько нагрешили в этом мире, что за вас уже никто не пойдет на Крест, никто не будет искупать вашу вину, ибо вам самим придется корчиться в муках светлого озарения, как корчился я, когда омерзительная Любаша за то, что я отказался дальше, дальше! сочинять свой манифест всеобъемлющего предательства, велела одеть меня в смирительную рубашку и положить пузом кверху, а с боков прихватить еще широченными кожаными ремнями. Я просил ее:
– Готов тебе дать сто манифестов. Только развяжи! Ты самая добрая и красивая!
– Ах вот как ты заговорил! Трус! Мы с тобой, как с лучшим из людей. А ты, как последняя тварь.
– В конце концов, меня нельзя уродовать до эксдермации!
– Никто не уродует вас, господин Сечкин. Полежите ночку, поймете, что такое настоящее высокое чувство, будете проситься на Крест, как на праздник.
И ушла, бестия! А я лежал на связанных руках, и брезент смирительной рубахи плотно облегал мое приговоренное несчастное тело.
Я в самом начале сказал вам, что руководствуюсь своими провидческими данными. Я еще раз готов сказать самое главное!
Жители Каледонии, Заокеании, России, Муарии, Марихуании и жители всех прочих поселений! Тренируйтесь в лежании кверху и книзу руками до того, как вы окажетесь на экзекуционном столе! Совершайте выше описанные процедуры с вашими близкими, вашими дальними, родными и безродными, с руководителями и подчиненными, с белыми и черными, с красными и фиолетовыми. Добивайтесь добровольного смирения в недрах смирительных рубашек! Пусть ваши сумки плечевых суставов рвутся постепенно, пусть на месте разрывов нарастают швы – они вам пригодятся, когда настанет час вашего приобщения к светлому таинству!
Помните, что вы столько нагрешили в этом мире, что за вас уже никто не пойдет на Крест, никто не будет искупать вашу вину, ибо вам самим придется корчиться в муках светлого озарения, как корчился я, когда омерзительная Любаша за то, что я отказался дальше, дальше! сочинять свой манифест всеобъемлющего предательства, велела одеть меня в смирительную рубашку и положить пузом кверху, а с боков прихватить еще широченными кожаными ремнями. Я просил ее:
– Готов тебе дать сто манифестов. Только развяжи! Ты самая добрая и красивая!
– Ах вот как ты заговорил! Трус! Мы с тобой, как с лучшим из людей. А ты, как последняя тварь.
– В конце концов, меня нельзя уродовать до эксдермации!
– Никто не уродует вас, господин Сечкин. Полежите ночку, поймете, что такое настоящее высокое чувство, будете проситься на Крест, как на праздник.
И ушла, бестия! А я лежал на связанных руках, и брезент смирительной рубахи плотно облегал мое приговоренное несчастное тело.
44
Каким образом нашла меня тетя Гриша, я так и не узнал. Она пришла ночью. Легонько коснулась моего плеча:
– Степа. Сыночек. Принесла тебе творожку.
– Развяжи руки, тетя Гриша.
– Не могу. Не положено, – ответила она. – За мною следят. Сюда шла – крыльцо обвалилось. Только переступила порог, а оно за моей спиной – брык! Видишь, вся в пыли.
– Ну ослабь хотя бы веревочки, Агриппина Домициановна.
– Не могу, милый. Не могу. И не проси. Съешь творожку. Когда УУУПРа сгорела, меня в БИРНАЙПРОДСИЛ перевели. И не выговоришь. Это биржа по найму труда и его продаже. Теперь труд продают и покупают. А Шубкин отделом ведает.
– Разве он не сгорел?
– Слегка поджарился. Теперь всем говорит: я готовился стать фиолетовым. И впрямь рожа у него в рубцах, иссиня-красная.
– Скажи, чтоб он пришел ко мне.
– Это я могу. Он и спит на службе. Напьется, как свинья, и спит. Я сейчас пойду в контору. Деньжата есть у тебя? Возьми мои две сотенные: пригодятся.
Шубкин пришел под утро.
– Что же они, сволочи, так с тобой? Могли бы и поаккуратней. Ведь актер, как никак, – Шубкин хрипло рассмеялся, откашливаясь. – А я, брат, чуть не сгорел. Ты мне пару стольников не подкинешь?
– Возьми в кармане,
Шубкин вытащил две сотенные. Спрятал у себя на груди. Я взмолился:
– Развяжи руки. Боль нестерпимая.
– Я могу развязать. Но это не решение проблемы. Надо глубже смотреть. В твоем деле нельзя мельчить. Пойду с вертушки позвоню Агенобарбову. Он теперь в почете. В семье Прахова по субботам выступает. Пашка Прахов тоже пошел вверх: депутатским баром стал ведать. Вот воля ему!
– Позвони Прахову.
– Это я тебе обещаю как на духу. Сегодня же позвоню.
Часа через два мне передали записку от Прахова. В ней было написано: "Встретимся на спектакле. Обязательно приду. Рад за тебя и даже слегка завидую. Крепись, старина. Целую. Прахов".
Мои надежды рухнули.
– Степа. Сыночек. Принесла тебе творожку.
– Развяжи руки, тетя Гриша.
– Не могу. Не положено, – ответила она. – За мною следят. Сюда шла – крыльцо обвалилось. Только переступила порог, а оно за моей спиной – брык! Видишь, вся в пыли.
– Ну ослабь хотя бы веревочки, Агриппина Домициановна.
– Не могу, милый. Не могу. И не проси. Съешь творожку. Когда УУУПРа сгорела, меня в БИРНАЙПРОДСИЛ перевели. И не выговоришь. Это биржа по найму труда и его продаже. Теперь труд продают и покупают. А Шубкин отделом ведает.
– Разве он не сгорел?
– Слегка поджарился. Теперь всем говорит: я готовился стать фиолетовым. И впрямь рожа у него в рубцах, иссиня-красная.
– Скажи, чтоб он пришел ко мне.
– Это я могу. Он и спит на службе. Напьется, как свинья, и спит. Я сейчас пойду в контору. Деньжата есть у тебя? Возьми мои две сотенные: пригодятся.
Шубкин пришел под утро.
– Что же они, сволочи, так с тобой? Могли бы и поаккуратней. Ведь актер, как никак, – Шубкин хрипло рассмеялся, откашливаясь. – А я, брат, чуть не сгорел. Ты мне пару стольников не подкинешь?
– Возьми в кармане,
Шубкин вытащил две сотенные. Спрятал у себя на груди. Я взмолился:
– Развяжи руки. Боль нестерпимая.
– Я могу развязать. Но это не решение проблемы. Надо глубже смотреть. В твоем деле нельзя мельчить. Пойду с вертушки позвоню Агенобарбову. Он теперь в почете. В семье Прахова по субботам выступает. Пашка Прахов тоже пошел вверх: депутатским баром стал ведать. Вот воля ему!
– Позвони Прахову.
– Это я тебе обещаю как на духу. Сегодня же позвоню.
Часа через два мне передали записку от Прахова. В ней было написано: "Встретимся на спектакле. Обязательно приду. Рад за тебя и даже слегка завидую. Крепись, старина. Целую. Прахов".
Мои надежды рухнули.
45
Добрых два часа я провозился с гвоздем. Он торчал почти в самом карнизе. Я подвинулся к гвоздю вплотную. Гвоздь был ржавый, старый, погнутый, но достаточно крепкий. Я ни о чем не думал, ничего не решал. Я действовал: хотел во что бы то ни стало зацепить за гвоздь шейную вену и что есть силы потянуть на себя. Дважды мне удавалось вонзить гвоздь в шею, но вена почему-то ускользала. Кровь шла не внутрь (я рассчитывал захлебнуться), а вовне.
Третья моя попытка сорвалась, потому что пришел Агенобарбов.
– А вот это ты зря. Если уж так не хочется тебе играть в спектакле, могу взять замену. Твой Ксавий приговорен фиолетовыми, отличный материал, и он соглашается. Потом, дружище, здесь есть шанс. Фиолетовые на последнем собрании приняли решение: публика имеет право прекратить или приостановить эксдермацию. Все будет зависеть от того, как приговоренный сыграет.
– Я не в состоянии играть, – сказал я шепотом.
– А тебе не придется особо трудиться. Все за тебя сделает фонограмма. Главное – твое тело. Такие мышцы. Такой торс – Родену и не снилось ваять такие бицепсы.
– Делайте со мной, что хотите, – сказал я. – Только развяжите руки. Затекли.
– Развязать, – приказал Агенобарбов. – Врача, парикмахера, массажиста, гримера!
В один миг явились названные люди и стали меня обрабатывать. Я глядел в зеркало и наблюдал, как менялось мое лицо.
– Какая прекрасная кожа, – говорила гримерша. – Я слегка уберу вот эти царапинки и ссадинки. Я только что гримировала Ксавия. Он педантично требователен. Надеется, что его переведут в дублеры. А вы не соглашайтесь. У вас есть верный шанс. Народ взбунтуется, когда увидит ваше прекрасное лицо. Генофонд надо беречь. Это хорошо понимают фиолетовые, и этого не понимали красные.
Гримерша была болтливой, и в ее болтовне явно проскальзывало какое-то тайное знание. Она намекала, что может связать меня кое с кем. Я чувствовал, что речь идет о Зиле. Но видеть ее не хотел. Не хотел еще раз услышать, что не только моя душа, но и кожа продана темным силам. В этом месте моих раздумий гримерша осклабилась:
– А вы напрасно так думаете, – сказала она. – Сейчас темных сил нет. Все поменялось местами. Мы в свету, а ваши боги во тьме кромешной. Что ж, посветите им своим единственным и последним факелом… Ступайте. В вашем запасе больше семи часов.
Третья моя попытка сорвалась, потому что пришел Агенобарбов.
– А вот это ты зря. Если уж так не хочется тебе играть в спектакле, могу взять замену. Твой Ксавий приговорен фиолетовыми, отличный материал, и он соглашается. Потом, дружище, здесь есть шанс. Фиолетовые на последнем собрании приняли решение: публика имеет право прекратить или приостановить эксдермацию. Все будет зависеть от того, как приговоренный сыграет.
– Я не в состоянии играть, – сказал я шепотом.
– А тебе не придется особо трудиться. Все за тебя сделает фонограмма. Главное – твое тело. Такие мышцы. Такой торс – Родену и не снилось ваять такие бицепсы.
– Делайте со мной, что хотите, – сказал я. – Только развяжите руки. Затекли.
– Развязать, – приказал Агенобарбов. – Врача, парикмахера, массажиста, гримера!
В один миг явились названные люди и стали меня обрабатывать. Я глядел в зеркало и наблюдал, как менялось мое лицо.
– Какая прекрасная кожа, – говорила гримерша. – Я слегка уберу вот эти царапинки и ссадинки. Я только что гримировала Ксавия. Он педантично требователен. Надеется, что его переведут в дублеры. А вы не соглашайтесь. У вас есть верный шанс. Народ взбунтуется, когда увидит ваше прекрасное лицо. Генофонд надо беречь. Это хорошо понимают фиолетовые, и этого не понимали красные.
Гримерша была болтливой, и в ее болтовне явно проскальзывало какое-то тайное знание. Она намекала, что может связать меня кое с кем. Я чувствовал, что речь идет о Зиле. Но видеть ее не хотел. Не хотел еще раз услышать, что не только моя душа, но и кожа продана темным силам. В этом месте моих раздумий гримерша осклабилась:
– А вы напрасно так думаете, – сказала она. – Сейчас темных сил нет. Все поменялось местами. Мы в свету, а ваши боги во тьме кромешной. Что ж, посветите им своим единственным и последним факелом… Ступайте. В вашем запасе больше семи часов.
46
Все ложь!
47
– Мне удалось к вам пробраться, – это отец Иероним переступил мой порог.
Втайне я обрадовался. Однако сказал:
– У меня нет сил даже слушать вас. Все ложь! Одна моя смерть правда…
– Успокойтесь. Я принес вам Благую Весть. Сегодня ночью я услышал повеление прийти к вам. Вы приуготовлены к великой участи. Ваша душа призвана увидеть истинную красоту, чтобы рассказать о ней людям. Для этого ваша душа должна стать еще прекраснее, а каждый человек, глядя на вас, восжелает увидеть Исключительное и Божественное. А для этого начнет с того, что сам сделается Прекрасным и Божественным. Вы оказались в Промысле Божием. Великие Святые потому и были Боговидцами, что их души были действительным инструментом Богопознания и Богоприближения. И, кроме них, такими инструментами являлись миллионы других чистых сердец, искренне любящих истину. Вы сию минуту лишены воли. Ваши силы иссякли. Между тем важнейшим условием постижения Бога является воля к Вере, жажда Истины, благоговение перед ней и басстрашие перед лицом как практических, так и теоретических трудностей. Ваше внутреннее усилие должно быть направлено на то, чтобы сбросить отягчающие цепи и ослепляющие повязки, но велик будет и результат усилия.
– Если вы обо мне, то напрасно. Я не герой и моя воля не способна подвигнуть меня на героический шаг.
– Я долгое время наблюдал за вами, читал ваши рукописи. Я понял то, как ваш разум утомительно кружил где-то возле Истины, но не способен был ее постичь, ибо путь к ней – это путь через тонкий мост, висящий над бездной. Человек мыслящий, говорил кто-то из великих, понимает, что на этом берегу у него ничего нет, но ведь вступить на мост и пройти по нему – нужна невероятная затрата сил. А вдруг эта затрата ни к чему? Не лучше ли быть в предсмертных корчах тут же у моста? Или идти по мосту, быть может, идти всю жизнь, всю жизнь ожидая другого края? Что лучше: вечно умирать в виду, быть может обетованной страны, замерзать в ледяном холоде абсолютного Ничто или истощать усилия, последние, быть может, ради химеры, ради миража, который будет удаляться по мере того, как путник делает усилия приблизиться?
– Я еще раз вам хочу сказать: я останусь на этом берегу. Отчаяние подкосило мои силы.
– И вот тогда жаждущий истины сказал: "Господи, если Ты существуешь, помоги бедной душе, Сам приведи меня к Себе! Хочу ли я, или не хочу, спаси меня! Силою привлеки меня". И хочу напомнить, что Царство Божие силою берется, а не бессильем. Так говорил Христос и так говорил Махатма Ганди.
– Отец Иероним, мне нравится все, что вы говорите, но моя душа так устроена, что я никогда и ни во что не верил. Чисто логически я приемлю формулу, что человек с Богом обретает полноту бытия и что повиновение Богу есть свобода, но моя душа сопротивляется разуму, ибо не желает быть еще и еще раз обманутой. Я никогда не видел большой разницы между учениями Древнего Египта, Индии, Китая, между учениями Христа, Мухамеда, Будды. Я никогда не понимал, почему надо одних Богов отвергать во имя других Богов. Разумом я верю, что есть Единый Бог, есть его Пророки и Учителя, а душа мучается от неверия, от сомнений. Если бы я верил, я бы с радостью, наверное, пошел бы на любую казнь…
Потом отец Иероним долго говорил о душе человеческой, о том, что человек не обречен на изолированное существование на островках индивидуального сознания, что между этими островками есть мосты: это понятия, учения, символы, догматы. Он говорил о том, что человек может и не знать, что Бог близок его душе, что не существует пропасти между Ним и нами. Его незримое присутствие во всем мироздании, в наших душах, в лесах и долах, в утренней заре и в сумерках, в распускающемся цветке и в таинственной жизни неба и земли. И он читал стихи:
И ты открылся мне: Ты – мир,
Ты – все. Ты – небо и вода,
Ты – голос бури. Ты – эфир,
Ты – мысль поэта. Ты – звезда…
Безмерный, сокровенный, непостижимый мир Абсолюта, мир души человеческой не исчезает бесследно. Абсолют вечен, как вечна душа.
Я слушал, а сам думал о себе, о том, каким несчастным и отвратительным я рос всю жизнь, как стремился ко лжи, как лгал, как предавал лучшее, что было во мне.
– Отец Иероним, мне нет пощады, а потому и избранником не могу быть. Всю жизнь я винил других. Винил потому, что ненавидел всех, кроме себя. Природа дала мне многое: силы, красоту, разум,ґ способность творить. И еще одно чудо было подарено мне: быть любимым. Да, это великое чудо. И великое испытание. Я его не выдержал. Мне была дарована великая любовь двух женщин: моей мамы и моей возлюбленной юной Анжелы. Обе женщины, думаю, по моей вине умерли в один год, в один месяц и в один день. Я уехал с Анжелой к морю (мама сказала: "Поезжай, сыночек, что же ты из-за меня будешь торчать в городе в такую жару", а я знал, что нельзя оставлять ее одну, сердце чуяло, беда случится, а я все-таки поцеловал маму и лживо промямлил: "Я скоро вернусь", а сам уже тогда знал, что не застану ее в живых, когда вернусь, так оно и случилось). Я получил телеграмму, когда уже садился в прогулочный катер, хозяйский мальчишка прибежал и вручил мне телеграмму, я знал, что в телеграмме беда, но спрятал ее в карман и ничего не сказал Анжеле, а она сказала: "Ты бледен", а я ответил: "Что-то мне нездоровится". И мы поехали, и прогулка была не прогулкой, а казнью, и Анжела почувствовала беду, потребовала, чтобы мы вернулись. В тот же день я вылетел к маме, сказав Анжеле, что скоро вернусь, а сам знал, что не застану Анжелу в живых, а все равно поцеловал ее в щеку и быстро убежал к самолету. Какая же она была прекрасная: тоненькая, в белом платье, тяжелые русые волосы ветер разметал, а я все глядел на нее из окна самолета, и все время знал, что вижу ее в последний раз. Я даже не сделал попытки отогнать горькие мысли. Так оно и произошло. Трое неизвестных ворвались в ее комнату, надругались и убили. Я приехал на следующий день после маминых похорон. Я не хотел встречаться ни с мертвой Анжелой, ни с родителями и родственниками Анжелы. И это была еще одна, впрочем, привычная для меня мерзость.
Я – дитя паразитарной системы. Я – истинный паразитарий. Даже в чем-то талантливый паразитарий. Талантливо присваивающий себе все паразитарные сущности. У меня были друзья и враги. Я был намного хуже моих врагов и намного отвратительнее моих друзей. Во мне всегда клокотала неприязнь ко всем, с кем сталкивала меня жизнь. С детства я впитал в себя не просто ненависть, а ее сгустки. Ненависть, соединенная со страхом, – это и есть мое нутро, прикрытое разными аксессуарами: искусством, болтовней о культуре, этическими догмами. Я не случайно употребляю это гнусное словечко "аксессуары". Я занимался украшательством, подмигиванием, подкрашиванием, передергиванием, облаиванием, уродованием, я делал все, чтобы не стало моего лица. Мне и история, и религия, и культура понадобились лишь для того, чтобы обаксессуарить самого себя, чтобы иссурогатить свою личину, напялить ее на себя, изменив до неузнаваемости мое истинное лицо, сотканное из страха и ненависти.
Втайне я обрадовался. Однако сказал:
– У меня нет сил даже слушать вас. Все ложь! Одна моя смерть правда…
– Успокойтесь. Я принес вам Благую Весть. Сегодня ночью я услышал повеление прийти к вам. Вы приуготовлены к великой участи. Ваша душа призвана увидеть истинную красоту, чтобы рассказать о ней людям. Для этого ваша душа должна стать еще прекраснее, а каждый человек, глядя на вас, восжелает увидеть Исключительное и Божественное. А для этого начнет с того, что сам сделается Прекрасным и Божественным. Вы оказались в Промысле Божием. Великие Святые потому и были Боговидцами, что их души были действительным инструментом Богопознания и Богоприближения. И, кроме них, такими инструментами являлись миллионы других чистых сердец, искренне любящих истину. Вы сию минуту лишены воли. Ваши силы иссякли. Между тем важнейшим условием постижения Бога является воля к Вере, жажда Истины, благоговение перед ней и басстрашие перед лицом как практических, так и теоретических трудностей. Ваше внутреннее усилие должно быть направлено на то, чтобы сбросить отягчающие цепи и ослепляющие повязки, но велик будет и результат усилия.
– Если вы обо мне, то напрасно. Я не герой и моя воля не способна подвигнуть меня на героический шаг.
– Я долгое время наблюдал за вами, читал ваши рукописи. Я понял то, как ваш разум утомительно кружил где-то возле Истины, но не способен был ее постичь, ибо путь к ней – это путь через тонкий мост, висящий над бездной. Человек мыслящий, говорил кто-то из великих, понимает, что на этом берегу у него ничего нет, но ведь вступить на мост и пройти по нему – нужна невероятная затрата сил. А вдруг эта затрата ни к чему? Не лучше ли быть в предсмертных корчах тут же у моста? Или идти по мосту, быть может, идти всю жизнь, всю жизнь ожидая другого края? Что лучше: вечно умирать в виду, быть может обетованной страны, замерзать в ледяном холоде абсолютного Ничто или истощать усилия, последние, быть может, ради химеры, ради миража, который будет удаляться по мере того, как путник делает усилия приблизиться?
– Я еще раз вам хочу сказать: я останусь на этом берегу. Отчаяние подкосило мои силы.
– И вот тогда жаждущий истины сказал: "Господи, если Ты существуешь, помоги бедной душе, Сам приведи меня к Себе! Хочу ли я, или не хочу, спаси меня! Силою привлеки меня". И хочу напомнить, что Царство Божие силою берется, а не бессильем. Так говорил Христос и так говорил Махатма Ганди.
– Отец Иероним, мне нравится все, что вы говорите, но моя душа так устроена, что я никогда и ни во что не верил. Чисто логически я приемлю формулу, что человек с Богом обретает полноту бытия и что повиновение Богу есть свобода, но моя душа сопротивляется разуму, ибо не желает быть еще и еще раз обманутой. Я никогда не видел большой разницы между учениями Древнего Египта, Индии, Китая, между учениями Христа, Мухамеда, Будды. Я никогда не понимал, почему надо одних Богов отвергать во имя других Богов. Разумом я верю, что есть Единый Бог, есть его Пророки и Учителя, а душа мучается от неверия, от сомнений. Если бы я верил, я бы с радостью, наверное, пошел бы на любую казнь…
Потом отец Иероним долго говорил о душе человеческой, о том, что человек не обречен на изолированное существование на островках индивидуального сознания, что между этими островками есть мосты: это понятия, учения, символы, догматы. Он говорил о том, что человек может и не знать, что Бог близок его душе, что не существует пропасти между Ним и нами. Его незримое присутствие во всем мироздании, в наших душах, в лесах и долах, в утренней заре и в сумерках, в распускающемся цветке и в таинственной жизни неба и земли. И он читал стихи:
И ты открылся мне: Ты – мир,
Ты – все. Ты – небо и вода,
Ты – голос бури. Ты – эфир,
Ты – мысль поэта. Ты – звезда…
Безмерный, сокровенный, непостижимый мир Абсолюта, мир души человеческой не исчезает бесследно. Абсолют вечен, как вечна душа.
Я слушал, а сам думал о себе, о том, каким несчастным и отвратительным я рос всю жизнь, как стремился ко лжи, как лгал, как предавал лучшее, что было во мне.
– Отец Иероним, мне нет пощады, а потому и избранником не могу быть. Всю жизнь я винил других. Винил потому, что ненавидел всех, кроме себя. Природа дала мне многое: силы, красоту, разум,ґ способность творить. И еще одно чудо было подарено мне: быть любимым. Да, это великое чудо. И великое испытание. Я его не выдержал. Мне была дарована великая любовь двух женщин: моей мамы и моей возлюбленной юной Анжелы. Обе женщины, думаю, по моей вине умерли в один год, в один месяц и в один день. Я уехал с Анжелой к морю (мама сказала: "Поезжай, сыночек, что же ты из-за меня будешь торчать в городе в такую жару", а я знал, что нельзя оставлять ее одну, сердце чуяло, беда случится, а я все-таки поцеловал маму и лживо промямлил: "Я скоро вернусь", а сам уже тогда знал, что не застану ее в живых, когда вернусь, так оно и случилось). Я получил телеграмму, когда уже садился в прогулочный катер, хозяйский мальчишка прибежал и вручил мне телеграмму, я знал, что в телеграмме беда, но спрятал ее в карман и ничего не сказал Анжеле, а она сказала: "Ты бледен", а я ответил: "Что-то мне нездоровится". И мы поехали, и прогулка была не прогулкой, а казнью, и Анжела почувствовала беду, потребовала, чтобы мы вернулись. В тот же день я вылетел к маме, сказав Анжеле, что скоро вернусь, а сам знал, что не застану Анжелу в живых, а все равно поцеловал ее в щеку и быстро убежал к самолету. Какая же она была прекрасная: тоненькая, в белом платье, тяжелые русые волосы ветер разметал, а я все глядел на нее из окна самолета, и все время знал, что вижу ее в последний раз. Я даже не сделал попытки отогнать горькие мысли. Так оно и произошло. Трое неизвестных ворвались в ее комнату, надругались и убили. Я приехал на следующий день после маминых похорон. Я не хотел встречаться ни с мертвой Анжелой, ни с родителями и родственниками Анжелы. И это была еще одна, впрочем, привычная для меня мерзость.
Я – дитя паразитарной системы. Я – истинный паразитарий. Даже в чем-то талантливый паразитарий. Талантливо присваивающий себе все паразитарные сущности. У меня были друзья и враги. Я был намного хуже моих врагов и намного отвратительнее моих друзей. Во мне всегда клокотала неприязнь ко всем, с кем сталкивала меня жизнь. С детства я впитал в себя не просто ненависть, а ее сгустки. Ненависть, соединенная со страхом, – это и есть мое нутро, прикрытое разными аксессуарами: искусством, болтовней о культуре, этическими догмами. Я не случайно употребляю это гнусное словечко "аксессуары". Я занимался украшательством, подмигиванием, подкрашиванием, передергиванием, облаиванием, уродованием, я делал все, чтобы не стало моего лица. Мне и история, и религия, и культура понадобились лишь для того, чтобы обаксессуарить самого себя, чтобы иссурогатить свою личину, напялить ее на себя, изменив до неузнаваемости мое истинное лицо, сотканное из страха и ненависти.