– Обыкновенная спекуляция – вот мой ответ!
   Селдон едва сдержался. И когда он уже собирался возразить, рука Хьюммена деликатно, но твердо опустилась на его колено.
   Заговорил Хьюммен:
   – Вполне возможно. Верховный Старейшина, но Император думает иначе. Нам не следует обсуждать точку зрения Императора и его первого приближенного – Демерзеля. Они очень хотят заполучить этих двух ученых. Из-за этого мы и пытались спрятать их. Мне не верится в то, что вы захотите сделать черную работу за Демерзеля.
   – Они совершили преступление… – начал старик.
   – Да! Мы знаем. Верховный Старейшина, но их поступок расценивается как преступление только потому, что таково ваше желание.
   – Их поступок задел нашу Веру, наши чувства…
   – А теперь, представьте себе, какой урон будет нанесен психоистории, если эта наука попадет в хищные лапы Демерзеля. Безусловно, я допускаю, что психоистория может оказаться бесполезной… Но, допустим, хоть на одно мгновение, что это – не так, и что она попала в распоряжение Императора…
   Тогда предвидение будущего станет реальностью. В руки Императора попадет мощнейший инструмент, которым воспользуются лишь для укрепления безграничной личной власти.
   – И?
   – У вас есть сомнения в том, что официальные структуры Трантора будут стремиться к еще большей централизации власти? Задумайтесь над тем, что уже сейчас огромное количество Миров, известных человечеству, является лишь придатком Империи. Они не распоряжаются собой. Пока еще тенденции к децентрализации есть. Пусть слабые, но все-таки… Даже здесь, на Транторе, ваш сектор – отличное, доказательство этому! Вы, как Верховный Старейшина, управляете сектором, и Империя не вмешивается в этот процесс. При этом, Микоген не исключение! Как долго это продлится, если человеку, подобному Демерзелю, представится возможность предвидения будущего и влияния на ход истории?
   – Недоказанные умозаключения… – произнес Властелин Солнца Четырнадцатый. – Однако, они вызывают известные опасения…
   – С другой стороны, если этим двоим ученым удастся завершить работу? Вы скажете: маловероятно, но вряд ли они забудут о том, что именно вы оказали им помощь. Скорее всего, они смогут сделать таким образом, что бы предвидение будущего обеспечит полную самостоятельность Микогену, возврат к Потерянному Миру. А если эти двое забудут вашу доброту, обещаю вам, что я им напомню.
   – Хорошо… – начал старик.
   – Продолжим! – перебил его Хьюммен. – Нетрудно догадаться, что сейчас творится в вашей душе… Из всех соплеменников меньше всего я бы доверял Демерзелю. Даже если шансы психоистории малы (я должен быть предельно откровенен с вами, иначе я бы потерял уважение к самому себе) они, все-таки, не равны нулю. И если это приблизит вас к мечте о Потерянном Мире, что может быть для вас важнее этого?! Теперь послушайте дальше – я дал вам обещание, а мое слово – не пустой звук! Взвесьте все сказанное! Выбирайте между единственным шансом и полной безнадежностью.
   Наступила гнетущая тишина. Потом заговорил старик:
   – Не знаю, как это у тебя получается, соплеменник Хьюммен, но при каждой нашей встрече тебе удается заставить меня делать то, чего я не хочу делать!
   – Я хоть раз подвел вас, Верховный Старейшина?
   – Но никогда прежде шансы не были так малы!
   – Зато, в случае успеха, огромный выигрыш! Одно компенсирует другое.
   Властелин Солнца кивнул головой.
   – Ты прав! Забирай этих двоих и увези их из Микогена. У меня единственная просьба – они не должны больше попадаться мне на глаза, пока не завершат работу. Надеюсь, что я до этого не доживу!
   – Как знать. Верховный Старейшина! Ваш народ терпеливо ждал около двенадцати тысяч лет. Что в сравнении с этим временем – какие-нибудь пара сотен лет?
   – Если бы моя воля – я бы не стал ждать и одного мгновения. Но мой народ будет ждать столько, сколько потребуется, – он величественно поднялся и сказал: – Я очищу путь! Забирай их и уходи!

Глава 60

   И снова они двигались по туннелю. Однажды Селдон и Хьюммен совершили подобную поездку, когда бежали из Императорского сектора в Стрилинговский Университет. Туннель был другой. Теперь они покидали Микоген и направлялись…
   Селдон не знал – куда. Лицо Хьюммена было словно высечено из гранита и не располагало к расспросам. Хьюммен занял одно из двух передних кресел, справа от него оставалось свободное место. Селдон и Дорс расположились на двух задних.
   Селдон улыбнулся Дорс, которая выглядела подавленной.
   – Как хорошо опять надеть нормальную одежду, верно?
   – Знаешь, после того что мы пережили, – она говорила очень искренне и убежденно, – я никогда не смогу надеть хитон или наголовник… Мне кажется, что я не смогу без отвращения смотреть на лысых…
   Вопрос, который не решался задать Селдон, задала Дорс:
   – Четтер, – в ее голосе звучала обида и раздражение, – почему ты не объясняешь – куда мы направляемся?!
   Он повернул голову и мрачно посмотрел на обоих:
   – В одно место, – и, не без издевки, добавил: – где вам не удастся попасть в беду. Правда, я сомневаюсь, что такое место существует!
   Дорс сразу же начала каяться в грехах:
   – Ты прав, Четтер! Моя вина… Тогда, в Университете и здесь, на Микогене… И хоть в этот раз я была вместе с ним… Надо было отговорить, не пускать…
   – Я слишком упрям! – тепло вступился Селдон. – Дорс не виновата.
   Хьюммен не пытался упрекать. Он просто сказал:
   – Насколько я понял, ты просто хотел увидеть робота. Почему? Можешь мне объяснить?
   Селдон почувствовал как краснеет.
   – Я ошибся, Хьюммен. Рассчитывал увидеть совсем другое. Если бы я только знал – что находится в «орлином гнезде»… Я бы никогда не решился на риск. Это полное фиаско…
   – А что же ты рассчитывал увидеть, Селдон? Пожалуйста, объясни мне! Нам предстоит долгое путешествие, времени хватит.
   – Дело в том, Хьюммен, что у меня появилась идея… Если бы существовал робот-гуманоид, действующий не одно тысячелетие, и если бы он находился в Сакраториуме… Робота мы увидели, но он был металлический, мертвый – просто символ. Если бы я это знал…
   – Ну, если бы мы все знали – не было бы нужды задаваться вопросами и искать на них ответы. А где ты взял информацию о человекоподобных роботах? Понятно, что никто из микогенцев не мог сказать о них, значит, источник один – их Книга! Верно?
   – Да.
   – А как тебе удалось ее заполучить?
   Селдон помолчал, потом буркнул:
   – Это такая постыдная история…
   – Меня не легко смутить, Селдон. Рассказывай!
   И когда Селдон поведал о своем злосчастном приключении, лицо Хьюммена просветлело от едва заметной улыбки. Он начал выговаривать Селдону:
   – А тебе не пришло в голову, что все это подстроено? Ни одна Сестра никогда бы не решилась на такой поступок… если бы не приказ!
   Селдон нахмурился и резко возразил:
   – Знаешь, все это не так очевидно, как тебе кажется… Люди часто совершают странные поступки! Тебе легко издеваться теперь. А тогда ни у Дорс, ни у меня не было достаточной информации. Если ты не хочешь, чтобы я замолчал, постарайся меня избавить от насмешек!
   – Согласен, старина! Я воздержусь от замечаний. Да, кстати, надеюсь, что книга не у тебя?
   – Нет, конечно. Властелин Солнца забрал ее.
   – Как много ты успел прочитать?
   – Небольшую часть – времени не хватило! Это колоссальная книга, и… наискучнейшая!
   – Я знаю! Думаю, что я прочел больше тебя. Она не только скучная – все, что в ней написано – сплошная выдумка. Весьма одностороннее изложение представлений официального микогенского общества об истории, лишенное здравого смысла и логики. Пожалуй, она лучше, чем что-либо, дезинформирует соплеменников об истинном положении вещей. Что именно о роботах заинтересовало тебя?
   – Я уже говорил. Они упоминают человекообразных роботов. Роботов, которые внешне не отличаются от людей.
   – Сколько их было? – спросил Хьюммен.
   – Там не говорилось. Во всяком случае, я не дошел до этого места. Может быть, всего несколько экземпляров, но об одном из них в Книге упоминается как о «Ренегате». Мне показалось, что это имя носит отрицательное значение. Правда, я не знаю значения слова.
   – Почему ты мне не рассказал об этом, – удивилась Дорс. – Если бы ты поделился, я могла бы объяснить. Это очень древнее слово, оно означает предательство. Древние были подвержены страхам в связи с этим словом. Предатель, так или иначе, стыдился своих поступков, ренегат же гордился предательством.
   Хьюммен пытался возразить:
   – Я восхищен твоими знаниями древних языков, Дорс, но если Ренегат действительно существует, если это гуманоид, то совершенно очевидно, что Старейшины не стали бы помещать в своем святилище предателя, – врага!
   Селдон признался:
   – Я не знал значения слова, но понял из книги, что «Ренегат» ассоциируется у микогенцев с предателем. Я решил, что они содержат его как свидетельство своего триумфа!
   – Было ли какое-нибудь указание в книге на то, что Ренегат был повергнут?
   – Нет… Возможно, я пропустил это место…
   – Вряд ли! Любая победа микогенцев смакуется от страницы к странице!
   – Кроме того, я встретил еще одно упоминание о Ренегате, – не без внутреннего колебания признался Селдон, – только не уверен, что правильно понял…
   – Я же говорю, – перебил Хьюммен, – книга бестолковая!
   – И все-таки, мне показалось, что они убеждены в способности Ренегата улавливать человеческие эмоции… перехватывать их.
   – Любой более-менее выдающийся политик может обладать этим свойством, – пожав плечами, возразил Хьюммен. – Это называется – харизма, когда срабатывает.
   Селдон вздохнул.
   – Хотелось бы верить, что речь шла именно об этом… Кажется, я бы многое отдал за то, чтобы, отыскать этого древнего гуманоида и задать ему ряд вопросов.
   – Для чего? – спросил Хьюммен.
   – Для того, чтобы лучше понять изначальное галактическое общество, состоящее из нескольких Миров. На примере такой миниатюрной Галактики можно было бы попытаться вывести законы психоистории…
   – А ты уверен в том, что получил бы достоверную информацию? Спустя тысячи лет, можно ли доверять памяти робота? За это время объем его памяти мог разрушиться…
   – Верно! – неожиданно вступила в разговор Дорс. – Примерно то же, что происходит с компьютерными записями, помнишь, я тебе говорила? С течением времени ячейки его памяти могли переполниться, разрушиться, информация – затереться… Ты можешь извлечь информацию какой угодно давности, но чем древнее она – тем менее достоверна; неважно, о чем идет речь!
   Хьюммен кивнул.
   – Это основополагающий принцип информатики!
   – Нельзя ли предположить, – задумчиво произнес Селдон, – что часть информации, самой важной, может быть защищена? Если мы имеем дело с очень большими объемами, то чем больше объем, тем надежнее защищаются отдельные его части?
   – Ключ к пониманию – слово «отдельные». То, что могло быть описано (иными словами – сохранено) в Книге может не представлять для тебя ни малейшего научного интереса. И, наоборот, туда не вошла информация, которая необходима тебе. Аналогично и с памятью робота.
   Селдон разочарованно развел руками:
   – За что бы я ни хватался в поисках ответа, все пути приводят в тупик… Стоит ли продолжать, в таком случае…
   – Сейчас все может казаться безнадежным, – Хьюммен говорил совершенно безразличным тоном, – но вот появляется гениальный человек, которого выдвигает само время, и все меняется. Тебе необходимо время! Кажется, мы подъезжаем к стоянке. Давайте-ка выйдем и перекусим.
   После обеда (показавшегося после Микогена весьма посредственным), Селдон признался:
   – Ты кажется, считаешь меня тем самым гением, которого выдвинуло время! А вдруг я не тот человек?
   Хьюммен согласился:
   – Все может быть! Но я не знаю другого. Альтернативы нет! Следовательно, я могу надеяться только на тебя!
   Селдон печально вздохнул.
   – Знаешь, меня это начинает все больше и больше захватывать…

Паровые штольни

   Амариль, Юго – …математик, второй после Хари Селдона, внесший значительный вклад в детальную разработку психоистории. Именно он…
   Однако условия, в которых прошла его молодость, еще более драматичны, чем его судьба как ученого. Рожденный в семье низшего сословия, в одном из секторов древнего Трантора – Дахле, он был обречен на прозябание.
   Счастливый случай, познакомивший двух математиков, позволил ему…
Галактическая энциклопедия.

Глава 61

   Император Галактики чувствовал себя истощенным – психически истощенным.
   Его губы устали от бесконечных благосклонных улыбок, которые он был обязан выдавливать из себя через определенные промежутки времени. Ему ломило шею от нескончаемых поворотов головы, когда он вынужден был изображать заинтересованность то в одном собеседнике, то в другом. Его уши болели от бесчисленных излияний, которые он обязан был выслушивать. Все его тело ныло от невероятно большого числа вставаний, необходимых для приветствия и протягивания руки навстречу входящим гостям. Все это составляло его постоянные обязанности при встрече Мэров, Вице-королей и Министров, их жен, мужей со всех частей Трантора и, что было еще хуже, из всех уголков Галактики. Тысячи гостей, все в разнообразных одеждах – от витиевато-украшенных до диковинных. Он должен был воспринимать резавшее слух бесконечное разнообразие акцентов, трудно переносимое из-за желания говоривших – следовать изысканным традициям Галактической Вселенной. Самым отвратительным было то, что Императору надлежало помнить содержание огромного числа обязательств, условностей, соглашений – часто с трудом разбирая услышанное. Весь церемониал был запротоколирован – все взгляды… жесты… При этом Демерзель неусыпно следил, чтобы все неуклонно соблюдалось.
   Да – это участь всех Императоров. Разумеется, все это было предписано первому человеку нации не без его одобрения и согласия. Демерзель, разумеется, сказал бы, что у него обо всех гостях все записано и зафиксировано. Возможно, возможно…
   Счастливчик – этот Демерзель! Император не мог покинуть Дворец и то пространство, которое относилось к его резиденции. Демерзель же мог отправиться в любую точку Галактики. Император был всегда на виду, всегда окружен свитой, его обступали бесчисленные визитеры: просто влиятельные или особо влиятельные. Демерзель оставался незамеченным, он никогда не позволял себе появляться на землях Дворца. Он был неслышен, невидим (поэтому вдвойне опасен). Если можно так сказать, Император, облеченный безграничной властью и привилегиями, оставался «внутренним» человеком. Демерзель же – человеком «внешним», не отмеченным ни титулом, ни наградами, но, фактически, всемогущим. Это забавляло Императора.
   Иногда он размышлял над тем, что может наступить такой момент, когда без предупреждения, без объявления своих намерений – он арестует Демерзеля, посадит его в тюрьму, сошлет в ссылку, подвергнет пытке или просто – уничтожит. И вот тогда, после этого многовекового добровольного заточения он будет избавлен от этих изнурительных приемов, этикета, условностей… Он понимал, что вряд ли удастся сохранить власть в Галактике, даже на самом Транторе, но уж здесь – на территории Дворца и окрестностей – у него будет подлинная полная власть! Мечты проходили, и он понимал их бесполезность. Демерзель служил его отцу, и Клеон не мог вспомнить случая, когда бы тот обходился без его помощи. Демерзель знал все, умел всем распорядиться, умел все сделать. Более того, когда что-нибудь случалось – именно Демерзель отвечал за все, во всем был виноват. Император был недосягаем для критики, ему нечего было бояться – кроме дворцового переворота и покушения со стороны соседей и близких. И именно Демерзель мог предотвратить и эту, единственную, опасность. От мысли, что он останется без Демерзеля, Императора пробрала дрожь. Разумеется, были императоры, правящие лично, у них были бездарные премьеры и министры, занимающие престижные должности, но они как-то управлялись… Клеон не мог. Он нуждался в Демерзеле. Теперь ему казалось странным: как он мог, еще минуту назад, мечтать об избавлении от этого человека. Это было невозможно, исключено… И неважно, насколько изобретательно он, Клеон, все обставит – Демерзель узнает, почувствует… Клеон умрет раньше.
   Может быть даже, Демерзель займет его трон. А может быть, начнет служить новому Императору… Или, все-таки, искушение – самому сесть на трон – окажется сильнее? Нет… Никогда! У него слишком много врагов…
   Если Демерзель попытается распространить свою власть на весь Мир – удача и везение покинут его. Клеон был уверен в этом. Он чувствовал, что это неоспоримо.
   И это означало, что пока Клеон принимал правила игры – он был в безопасности:
   Демерзель будет верно служить, не пытаясь удовлетворить собственные амбиции. В эту минуту появился сам Демерзель. Одет он был настолько строго и просто, что Клеон невольно смутился из-за великолепия и роскоши собственного платья. Причем, это чувство не возникало у Владыки наедине с собой, только в присутствии Демерзеля.
   – Демерзель, – признался Император Галактики, – я устал!
   – Церемониал обременителен, Сир, – пробормотал Демерзель.
   – Тогда зачем я должен подвергать себя этой муке каждый вечер?
   – Не каждый, но довольно часто. Это дает возможность подданным видеть Вас, и быть замеченными Вашим Величеством. Все это позволяет сохранять спокойствие в Империи.
   – Империя сохраняет спокойствие под давлением власти, – мрачно заметил Клеон. – Полагаю, что пришло время управлять улыбкой, медалями и наградами!
   – Совершенно справедливо! Если все это обеспечивает равновесие в Империи – нельзя пренебрегать и подобными способами. Ваше царствование проходит спокойно, Ваше Величество.
   – Ты – знаешь почему! Потому что ты – на моей стороне. Моя заслуга лишь в том, что я способен оценить твою незаменимость. – Он лукаво взглянул на Демерзеля. – Мой сын не годится в преемники. Он не слишком одарен. Что, если я сделаю тебя своим наследником?
   Демерзель холодно возразил:
   – Сир, это невозможно! Я никогда не смогу посягнуть на трон и на права законного наследника. Кроме того, если я огорчил Ваше Величество – прикажите наказать меня. Император, я полагаю, что ничто не заслуживает большего наказания, чем посягательство на императорскую власть!
   Клеон расхохотался.
   – Такая высокая оценка значения трона, Демерзель, исключает любую мысль о наказании… Давай поговорим о чем-нибудь! Скоро я отправлюсь ко сну, но, пока я еще не готов к спальной церемонии – давай поболтаем!
   – О чем, Сир?
   – О чем-нибудь… Хоть об этом… математике, придумавшем психоисторию, ты помнишь… Сегодня за обедом я вспомнил про него. Вот интересно: что, если психоисторический анализ подскажет способ оставаться императором и обходиться без церемоний?
   – Все-таки, я полагаю, Сир, что даже самый умный психоисторик не сможет вообразить подобного!
   – Тогда расскажи мне последние новости про него. Он все еще среди этих лысых микогенцев? Ведь ты обещал мне, что уберешь его оттуда.
   – Да, верно. Ваше Величество, – обещал. Кое-что в этом направлении мне удалось. Однако, должен признаться, я потерпел неудачу…
   – Неудачу?! – Император позволил себе нахмуриться. – Я недоволен!
   – О, нет. Сир! Я планировал вынудить его на незаконный поступок, за совершение которого должно было последовать наказание на Микогене. В этом случае, он был бы вынужден апеллировать к Императору и оказался бы в наших руках. Достаточно было одного поступка – серьезного для микогенцев – и совершенно безобидного с нашей точки зрения. Мне удалось скрыть свою роль в предприятии. Это была тонкая игра, Сир!
   – Не сомневаюсь, – согласился Клеон, – но ты потерпел неудачу. Неужели Мэр Микогена…
   – Его называют Верховным Старейшиной, Сир.
   – Никогда не мог запомнить титулы! Так, что же? Этот Верховный Старейшина отказался помочь?
   – Напротив, Сир. Он согласился, и математик Селдон довольно скоро попался в ловушку.
   – В чем же дело?
   – Ему позволили покинуть Сектор…
   – Почему? – Клеон почти негодовал.
   – Я не уверен, Сир, но предполагаю, что кто-то предложил более высокую цену.
   – Кто? Мэр Вии?!
   – Возможно, Сир, но я не уверен. Вия находится под неусыпным контролем. Если бы они заполучили математика, я бы знал об этом.
   Недовольство сошло с лица Императора. Теперь он был в ярости.
   – Демерзель! Очень плохо! Я недоволен! Подобные оплошности наводят меня на мысль о том, что ты перестал соответствовать занимаемому при дворе положению! Какие же меры мы предпримем против Микогена? Они оказали сопротивление императорской воле!
   Дермезел низко поклонился, признавая гнев Владыки, но твердым тоном возразил:
   – Выступать сейчас против Микогена, Сир – это безумие! Большая ошибка. Раскол к которому она приведет – на руку Вие.
   – Но мы же должны предпринять что-то?!
   – Возможно, и нет, Сир. Все не так плохо, как кажется.
   – Не понимаю тебя…
   – Должно быть, Вы помните, Ваше Величество, что математик сомневался в прикладном значении своей теории?
   – Разумеется, я помню, но это ничего не меняет.
   – Возможно, и так. Но если ему удастся все-таки найти практическое применение своим выкладкам, мы выиграем больше, Сир! А в том, что математик прилагает вполне определенные усилия к этому – я абсолютно уверен. Его странное поведение на Микогене, как я понял, было результатом этих попыток. В таком случае – для нас полезнее предоставить его самому себе. Иначе мы можем воздвигнуть препятствия на пути его продвижениях цели.
   – Согласен! Но только в том случае, если Вия не опередит нас.
   – Этого не произойдет. Ваше Величество, я позабочусь об этом.
   – Так же, как ты позаботился о его выдаче нам?!
   – Ошибок больше не будет, Сир, – холодно заверил Демерзель.
   Император многообещающе проговорил:
   – Демерзель, лучше бы тебе выполнить обещание. Я не намерен впредь прощать промахи! – Потом жалобным голосом добавил: – Боюсь, что сегодняшняя ночь будет бессонной…

Глава 62

   Джират Тисалвер с Дахла был невысоким. Его макушка едва доставала до носа Селдона. Но он не испытывал неловкости из-за этого. У него были приятные, выразительные черты. Очаровательная улыбка, густые черные усы и пушистые черные кудри. Вместе с женой и дочерью-подростком он занимал небольшую квартирку из нескольких комнат, очень чистенькую, но совершенно не обставленную. При первой встрече он заявил:
   – Господин Селдон и госпожа Венабили, я не смогу предоставить вам тех удобств, к которым вы привыкли. Никакой роскоши! Дахл вообще очень беден. Ну, а мы с женой не из высшего сословья.
   – Тем больше наша признательность, – вежливо ответил Селдон.
   – Не стоит благодарности, мистер Селдон. Мистер Хьюммен позаботился о щедром вознаграждении. Это существенное подспорье для нашего скромного бюджета. И с кредитками вы не испытаете трудностей.
   Селдон вспомнил последние слова Хьюммена:
   – Это уже третье место, которое я выбрал для твоего убежища. Первые два были, практически, недосягаемы для императорских властей, но находились под наблюдением, потому что пребывание там было логичным. Новое место – отличается! Бедный уголок Трантора, непримечательный, но и плохо защищенный! Вполне вероятно, что ни Демерзель ни Император не предполагают, что ты можешь находиться там. Ты обещаешь мне, что постараешься избегать осложнений?
   – Я постараюсь, Четтер, – несколько подавлено пообещал Селдон. – Ты, наверное, думаешь, что я только и делаю, что гоняюсь за приключениями. Поверь, я лишь ищу возможные пути разгадки головоломки!
   – Я прекрасно понимаю, – согласился Хьюммен. – Твоя любознательность уже привела тебя на Внешнюю Окраину в Стрилинговском Секторе; в «орлиное гнездо» на Микогене. Остается только гадать, что может произойти на Дахле… Что же касается Вас, доктор Венабили, я не сомневаюсь в вашем желании уберечь Селдона, но нужно быть более внимательной. Вы должны четко представлять, что он – самая важная фигура на Транторе… в Галактике. Не забывайте об осторожности!
   – Я, как и прежде, буду делать все возможное, – Дорс была задета.
   – А что касается семьи, которая приютит вас, у них есть причуды, но они очень хорошие люди. Я уже имел с ними дело, раньше. Постарайтесь не причинять им хлопот.
   Тисалвер не производил впечатления человека, обремененного чьим-то присутствием.
   Он был явно доволен своими новыми жильцами и не скрывал своего расположения.
   Причем, это было искренне и вовсе не связано с наличием у гостей кредиток. Он никогда не покидал пределов Дахла, и мог часами слушать рассказы Селдона и Дорс.
   И его жена, вечно улыбающаяся и приветливая, и их дочь, с засунутым в рот пальцем и любопытно заглядывающая в щель их комнаты, – все семейство с нетерпением ждало все новых и новых рассказов. Обычно семья собиралась после обеда и ждала, когда же Селдон и Дорс начнут новую историю. Пища, кстати, была сытной, и, даже после изысканной микогенской кухни, вполне сносной. «Стол» представлял собой длинную полку закрепленную на одной из стен, а есть было принято, стоя.