Страница:
– Мы еще не закончили, приятельница.
– Паскуда. – Припудривая оцарапанную щеку и вытирая кровь под носом, Екатерина всхлипнула. – Я тебе устрою разборку. Спектакль перед домом получился. Как я забыла, что она дома? Снова вздохнув, махнула рукой. – Зато теперь она все знает. А если расскажет Пряхину? Немного помолчав, Екатерина злобно рассмеялась:
– Завтра на работе увидимся.
– Турнир будет скоро, – сказала Ангелина, стоя перед открытой дверью, которая была оборудована спортивными снарядами для тренировок дома. – Скажу честно, я надеюсь с твоей помощью выиграть несколько тысяч долларов.
– Нормально, – усмехнулся сидевший на топчане Русич. – Давненько у вас подобные мероприятия проводятся?
Она засмеялась:
– Несколько лет. Если надеешься, что ты сможешь там поднять шум или как-то…
– Понимаю. Я недавно гладиаторов вспомнил. Но это было узаконено. Не боитесь, что органы вмешаются?
– Нет, – улыбнулась Ангелина. – Я же сказала – все это не в первый раз. Впрочем, подробности ты узнаешь перед началом. Мой тебе совет – тренируйся. Я понимаю, что ты не молод, но видела парней, которых ты отделал, поэтому и решила использовать тебя. Я поставлю на тебя в первых трех встречах. Если выиграешь, обещаю отпустить…
– Не надо. – Он махнул рукой. – Я вроде свыкся с мыслью, что это все, – он обвел рукой комнату, – не сон. Что ты потаскуха, я понял. Но в отличие от тех ты еще и мразь.
– Все. – Ангелина усмехнулась. – Я приду завтра. Только не пытайся что-то предпринять. Ты не успеешь даже ударить меня, как тебя убьют.
– Положим, вмазать тебе я все равно успел бы, – усмехнулся Федор. – Просто сейчас рано. Но запомни, сучка, – он криво улыбнулся, – будет и на моей улице оркестр играть марш победы. А сейчас проваливай! – Он встал. – Надо готовиться к чемпионату. Там как? Насмерть хлещутся или до первой крови?
Услышав в его голосе насмешку, женщина вышла.
– Я знаю, что буду делать, – чуть слышно проговорил Федор. – Нашли гладиатора.
– Миха. – Постукивая суковатой палкой, Топорик вышел на кухню.
– Че, дед? – спросил сидевший за столом с чашкой кофе Бугор.
– Ты мне бы обсказал, как там дела с Атаманом, – усаживаясь на табурет, вздохнул Топорик. – Все-таки знакомый он мне. Я и его отца знал. Пропащий мужик был, пьянь гольная. А Степка вроде мужик правильный. Говорят, вы мальца Ореховых похитили. Не по-людски это.
– Я не при делах, – отрезал Бугор. Допив кофе, встал. – И вообще, дед, не лез бы ты в эти дела. Я, кажется, знаю, кто тебе новость притащил. Тот старикашка. Он ведь в тех краях живет.
– Ты его не хапай, – разозлился старик. – Я Робинзону жизнью обязан. Он сапоги никому не лизал и в шестерках не хаживал. Так что его имени даже не касайся. Ты…
– Все, дед, – отрезал Бугор, – кончен базар.
– Ты как, щенок, с дедом разговариваешь?! – рыкнул Топорик. – Тебя еще и в планировке не было, когда я с ментами стрелялся. В шестерках не был. – Он громыхнул палкой по столу. – И младенцами не закрывался. Тогда хоть какие-то, но понятия были. А вы… – Хорош, дед. – Бугор начал сердится. – Тогда времена другие были. Да, короче, чего мы с тобой базарить будем? Ты уже свое отгулял и не мешай…
Сильный удар палкой меж лопаток заставил его вскрикнуть от боли. Он шагнул вперед, поймал вторично вскинутую для удара руку старика с палкой.
Другой рукой ухватив палку, вырвал ее. И тут получил короткий удар-тычок двух прямых пальцев в глаза. Взвыв, закрывая их ладонями, волчком закрутился по кухне.
Наткнулся на стол, ударился.
– Охренел! – прорычал он. – Старый! Ты же…
– Я тебе пасть на портянки порву. – Кряхтя, Топорик поднял палку. – Жбан расквашу, как арбуз моченый. Как я гулял, ты и в кино не видывал. Но мне себя под старость упрекнуть не в чем. Я по нашим правилам жил. А ты… – Он выматерился и опустил палку. – Хоть бы родичей не позорил. И отец, и мать на такое бы сроду не пошли. – Он вышел. И тут же вернулся. – Холодных нифелей от чая в марлечку и приложи, – ворчливо посоветовал он. – Шнифтам легче станет.
Мычавший с прижатыми к глазам ладонями Бугор услышал, как дед ушел в свою комнату. Фыркнув, отнял ладони от глаз.
– Вот это старый, – гордо прошептал он. – Как вилкой ткнул.
– Я вроде не сильно, – садясь на кровать, пробурчал Топорик. – Наука будет, – оправдывая себя, добавил он. – А то привык на своих шестерок рычать. Хоть бы, пока я жив, его не повязали. Ведь если его в тюрягу упрячут, сломаюсь. А он вытерпел и даже не замахнулся. Тогда вон того запросто замочил. И все дела. И даже глазом не моргнул.
– Как устроились? – войдя в одноместную палату, спросила Гладышева лежавшего на кровати с журналом в руках Андрея.
– Спасибо. – Положив журнал на столик, он растерянно посмотрел на нее.
– Отлично. А чему я обязан таким комфортом?
– Предприятию, – улыбнулась она, – где работает ваша жена.
– Зоя?
– Сейчас у вас возьмут кровь, – перешла она к делу. – Завтра с утра не ешьте. Обследование займет десять дней. Мы постараемся сделать все возможное.
– Но это все, – обвел он руками, – наверное, очень дорого стоит, вы же не благотворительная организация?
– Конечно, нет, – улыбнулась она. – Но давайте пока не будем выяснять, как и что. – Врач вышла.
– Что-то здесь не так, – покачал головой Яковлев.
– Господи, – говорила Зоя. – Что же делать? Что?
– Идти в милицию, – предложила Ксения. – Хотя, – возразила она себе, – это ничего не даст. Но надо что-то делать, потому что…
– Они уже в деревне у матери Андрея, – перебила ее Зоя. – А кроме того, Андрей в клинике. Я слышала, что там очень хорошие специалисты, но иногда там… – Не договорив, махнула рукой.
– Ну тогда обратись к этому, товарищу Андрея, – предложила Ксения, – который приходил.
– Он не станет ничего делать, – сквозь слезы с трудом выговорила Зоя. – К тому же они уже в деревне. И убьют Олю. – Зарыдав, вдруг потеряла сознание.
– Зойка, – бросилась к ней Ксения. Не зная, что делать, метнулась к телефону.
– Не надо, – услышала она тихий голос Зои. – Умоляю, никому ничего не говори. Они убьют Оленьку. – Она вновь зарыдала.
– Успокойся. – Присев рядом, Ксения выплеснула воду в лицо бьющейся в истерике Зое.
– Чего это вы с Зойкой схватились? – усмехаясь, спросил сестру Семен.
– Уж больно она из себя строит, – фыркнула та. – Не знаю, как у нее с карате и чем она там занималась, но бороться умеет и сильная. Я бы ее все равно сделала, если бы не Гога…
– Это как сказать, – поддел ее брат. – Она то же самое говорила. Но вы как девчонки-школьницы. Одна ляпнула, а другая с ходу завелась.
– Ну, это понятно – какая женщина не хочет доказать окружающим, что она сильнее и ловчее соперницы.
– И поэтому тоже. Но главное здесь в Гоге. Я же заметил, что ты на него глаз положила. Скажешь, не так?
– Так, – смеясь, кивнула Елизавета.
– Вот это ничего себе. – Семен покрутил головой. – Обеим уже по тридцать с лишним, а они того и гляди за волосы одна Другую схватят.
– Как я поняла, – сказала Елизавета, – они работали с тобой в Москве, Они и тут этим занимаются?
– Я – нет, – усмехнулся Семен, – а они – не знаю. – Вы что-то говорили о старой учительнице. Значит, хотите ее кинуть за жилье.
– Уж больно ты догадлива, – хмуро заметил он. – Но запомни: не дай Бог, где вякнешь. Я в этом не участвую, но долю свою с них получу.
– Так, может, и мне что-то достанется? – Она, смеясь посмотрела на брата.
– Видела, как ты на нее глаза пялил, – сердито проговорила Зоя.
– Перестань, – усмехнулся Гога, оторвавшись от банки с молоком. – Баба она вполне, смотрится. Но от добра добра не ищут. Ты поэтому и затеяла эту борьбу в грязи?
– И поэтому тоже. Девка она сильная и знает кое-что, но…
– Перестань, Зайчик. – Гога поставил банку с молоком и, подойдя, обнял женщину. – Ну кого мне нужно? У меня есть ты, красивая, сильная и проверенная в делах. Я люблю тебя и, – он подхватил притворно взвизгнувшую Зою на руки, – хочу тебя.
– Вот что, милый майоришко, – расхаживающий по комнате Кардинал остановился, – надеюсь, ты понимаешь, что Атаман не должен давать показаний. Все разговоры о том, что он блатной и ему сдавать кого-то западло, всего лишь слова. Сейчас или чуть позже он поймет, что для него это самый лучший вариант защиты, и тогда может перейти в нападение. Отправит писульку в органы, где подробно изложит дела нашей фирмы, и тогда все. Мы, конечно, выберемся, но основная часть наших людей сядет, и надолго сядет. Среди них будешь ты. – Он ткнул пальцем в сторону перепуганного майора. – Мы бы его давно взяли, но нам мешает милиция. А сейчас туда еще и солдатиков подтянули. Неужели они не допускают мысли о том, что он мог проскочить?
– Такие варианты имеются, – облизнув пересохшие губы, кивнул Наседин. – Но вероятность очень мала. Сразу были оповещены соседи. Кроме того, по всем самым маленьким населенным пунктам была разослана информация о розыске опасного преступника. И если бы Атаман хоть где-то засветился, мы бы знали. Он ранен, с ним брат. Сейчас все склоняются к тому, что они подельники. Несколько раз вызывали жену Орехова. Но она наотрез отказалась что-либо говорить. За ней установлено наблюдение. Но сегодня ее потеряли. Знают только, что она ходила к родственникам своего приемного отца, погибшего два года назад при весьма загадочных обстоятельствах.
– Надеюсь, сейчас этим не начнут заниматься?
– Разумеется, нет. Что же касается…
– Ты вот что сделаешь… – перебил майора Кардинал.
– Все нормально, – кивнул Робинзон, – так что не боись. Супружница твоя, значится, вооружилась. Чуть меня ножиком не ткнула, – весело вспомнил он.
– А хлопчик за тебя весь в беспокойстве. Хорошо, когда детишки имеются. – Он вздохнул.
– Слава тебе Господи, – прошептал Виктор, облегченно вздохнув.
– Я сказал все, – старик повернулся к Разину, – как мы, значится, обговорили. Что надумано очень хорошо – это ясно. Но вот в чем меня сомнение гложет. Если ты так им подгадить можешь, не пойдут ли они на крайние меры? Ведь терять все одно нечего. Хватанут Степку и Ритусю и скажут: али ты, Атаман, мать твою в кочерыжку, приходи, али…
– А ведь они могут! – ахнул Виктор.
– Не-а, – уверенно отверг это предположение Атаман. – Если я выйду, то меня с ходу мусора выцепят. Им не в кайф это будет. Не будут они рисковать.
– Может, ты напишешь бумагу? – спросил Виктор. – И я…
– Вот тогда они точно Ритусю и Степку убьют, – перебил его Робинзон. – Но, видать, дела сурьезные, коли так все закрутилось.
– А почему ты нам помогаешь? – спросил Степан.
– Решил напоследок в бороде почесать, – усмехнулся старик. – Если бы с год назад вот так вы заявились, я бы вас, наверное, принять принял, но отравил либо пристрелил бы. Глядишь, и орден бы от милиции заполучил. Или от мафии какую благодарность заимел. А зараз уж больно желание имеется им поперек горла непроглатываемой костью, значится, встать, потому как жить на этом свете мне осталось совсем, значится, немножко. И желаю я прожить последние денечки весело. Как в молодости, – усмехнулся он. – Я, когда по лесам с автоматом хаживал, довольный был. Наверное, потому, что молод. Нравилось мне, что люди боятся. Потом, значится, все-таки за смерть отца и матери мстил. Но чтоб за нас ни говаривали, дома людские не жег и простых граждан не вбивал.
– Но ты сам говорил, – хмыкнул Степан, – что родственника сжег.
– Так это ж разве человек. – Робинзон покачал головой.
– Он один был? – с интересом спросил Виктор.
– С им жена и трое детишек, один другого меньше. Поэтому я выпустил всех и даже его не вбил. Было время, жалел об этом. Но и во время злости все едино детей и его выпустил бы. Это страшно, когда при детях родных вбивают. По себе знаю.
Братья переглянулись.
– Вы зараз настороже будьте, – поднимаясь, предупредил Робинзон. – У меня уже раза два в доме обыскивали. И усадьбу осматривали. Даже в погреб лазали.
– Слышали, – вздохнул Степан. – Я думал…
– Так что сидите як мыши, – повторил старик. – Еды и воды я нанес достаточно. Водицу все же берегите. Кто знает, что тамочки получится далее. Я пошел.
– Дед, – остановил его Степан. – А если ты вдруг того, ноги протянешь? Нам здесь точно хана будет.
– Все возможно, – кивнул Робинзон. В таком случае давайте вот как решим. Перед обедом, часиков в двенадцать, я буду каждый день спускаться за картошкой. Счас она уже мягкая становится, потому и держать ее лучше в погребе. Как залезу, слышать будете. Ежели пару дней не будет, значится, отдал Богу душу.
– Ты особо не торопись, – усмехнулся Атаман. – Ты нам сейчас как батя родимый. У нас с ним отцы разные, а ты вроде как общий.
– Тогда постараюсь с гостями к Господу Богу повременить, – усмехнулся и старик.
– Уж постарайся, – хлопнул его по плечу Атаман.
– Ты вот тут сидишь, – внезапно сказал Виктор, – а если в это время кто-то придет? И полезет в погреб?
– У меня сигнализация установлена. – Улыбнувшись, Робинзон потеребил бороденку. – Везде, где к усадьбе подойти можно, сигналки стоят. Наступаешь, и хлопок. Это дело я сразу сделал, как только сюда приехал.
– А чего хлопает? – не понял Степан.
– Так хлопушки. Нога на доску, значится, ступает, доска в углубление вдавливается. В досочке гвоздики с двух сторон забиты. К шляпкам – нитка капроновая. Ее порвать очень трудно. А ниточки до последнего натянуты и привязаны к кольцам хлопушек. Маленькое усилие, и хлопушки бах, – он махнул руками, – и человеку ниче, и мне слыхать. Это я в каком-то журнале вычитал. А когда я дома, значится, снимаю хлопушки. Доску подниму и отцеплю от гвоздиков петельки.
– Ну ты и мудришь! – захохотал Атаман.
– Жисть, она научит любой мудрости, – усмехнулся Робинзон.
– А если собака или еще кто-нибудь вроде? – сдержанно улыбнулся Виктор.
– И нехай, – махнул рукой старик. – Бабахнется, зараз наверх и выбираюсь. Ежели, конечно, я к вам ходом сюда, обратно, доски не ставлю.
– Варит у тебя башка, – одобрил Степан.
– Тем и живу покедова, – кивнул Робинзон и полез назад.
– Вы пока остаетесь, – сказал Кардинал сидевшим на стульях московским мотоциклистам. – У кого есть удостоверения? – Двое, достав, показали. Кардинал усмехнулся:
– А если задержат и начнут проверять?
– Мы не лезем в их дела, – усмехнулся плотный молодой мужчина. – Мы в отпуске. А это наши друзья. – Он махнул рукой на остальных. – Пока срабатывало.
– Но сейчас там ОМОН и какой-то майор из Москвы, – вмешался стоявший у двери Валерий. – Этому лучше не попадаться. Говорят, он какого-то подполковника разнес.
– Из Главного управления по борьбе с организованной преступностью, – кивнул Шустрый. – Акимов.
– Значит, они поняли, что Атаман нужен живым, – процедил Кардинал. – Атаман должен сдохнуть! – Ты, – обернувшись, ожег взглядом Шакала, – будешь заходить в каждый дом, обнюхивать каждый туалет. Даю три дня. Потом будем говорить по-другому.
Шакал опустил голову.
– Десять тысяч баксов каждому, – посмотрел Эдуард на мотоциклистов. – И пятнадцать тому, кто убьет Атамана.
– А если мы его все расстреляем, – усмехнулся Шустрый, – как по приговору ревтрибунала?
– Значит, все получите по пятнадцать и по десять за то, что найдете.
Мотоциклисты одобрительно загудели.
– А как мои люди? – осторожно спросил Валерий. Его вызвал Кардинал и нехотя попросил извинения за поспешное и несправедливое увольнение.
– Вас это тоже касается, – успокоил его Кардинал. Москвичи, покосившись на Валерия, с ухмылками переглянулись.
– Ну а ты, – Кардинал взглянул на Шакала, – исправляй свою ошибку. Даю три дня, и ни минутой больше.
– Шеф, – заглянул в дверь заменивший Шакала рослый мужчина с перебитой переносицей, – к вам Семенова.
– Не совсем вовремя, но не принять даму – значит обидеть ее. Проводи наверх, – велел Кардинал. Мотоциклисты обменялись понимающими взглядами. Ниндзя заметил это.
– Да! – схватив трубку телефона, кричал Семенов. Я это! Я! Как ты там, сынок?
– Нормален, пап, – услышал он в потрескивающей трубке голос сына. – Решил позвонить. Соскучился. Домой хочу, а бабка не пускает.
– Не пускает? – переспросил Семенов. Он тут же вспомнил разговор с женой.
– Алеша! Я приеду. Завтра или послезавтра.
– Ты поедешь домой?
– Конечно, – ответил сын. – Мне здесь надоело. Да и на Адриатике не очень весело было. Мама все в основном по показам мод ходила. У нее там какие-то подруги объявились. Приезжай.
– А если появится Игорь? – с улыбкой спросил Кардинал.
– Во-первых, плевала я на него, – пренебрежительно ответила Мила. – Во-вторых, он занят. Ему сегодня сын будет звонить. Вот из-за Алешки я и живу с ним. Вернее, он со мной проживает. – Она засмеялась. – Я вышла за него потому, что с таким, как Игорь, можно не бояться трудностей. Он всегда будет содержать семью в достатке. А я никогда не отличалась преданностью. Хотя люблю, чтобы мне были верны, – лукаво улыбаясь, добавила она. – Я родила ребенка и очень скоро поняла, что Игорь не тот человек, с которым бы я хотела прожить всю жизнь. Но сейчас он меня устраивает. Я живу так, как мне хочется. Если понравился мужчина, я сделаю так, что он будет моим. Поэтому меня ненавидят женщины и у меня нет подруг. Еще немного, лет восемь, – и я успокоюсь. Стану верной женой и любящей матерью. Но не сейчас. Я молода, красива и хочу кипучей жизни. Ты понимаешь меня?
– Что ты шлюха, – без улыбки ответил он, – да. И еще: ты хищница. Ты пользуешься своей внешностью, деньгами мужа и его любовью к сыну. Ты всегда достигаешь того, чего хочешь?
– Когда я увидела тебя впервые в Москве, – улыбнулась Мила, – я была с Семеновым. Увидела тебя. И…
– Сразу влюбилась, – с усмешкой перебил ее Кардинал.
– Нет. Просто подумала, если ты будешь рядом, я постараюсь, чтобы ты пусть на ночь, на час, но стал моим. Я добилась этого.
– Ну ты и стерва. – Кардинал заключил ее в объятия.
– Я так и думала, – усмехнулась державшая телефон Алиса. – А почему ты звонишь мне? Неужели думаешь, что я расскажу Семенову? Он об этом знает. Или ты сам приревновал? Мне кажется, ты тоже не против…
– Об этом чуть позже, – перебил ее Валерий. – Пока.
– Пока, – кивнула Рутина и, отключив телефон, некоторое время задумчиво смотрела перед собой. – Зачем он мне позвонил?
– Салют. – Выйдя из подъезда, Бугор приветствовал стоявших около двух машин пятерых парней. Он был в темных очках.
– Вроде и солнца уже нет, – усмехнулся один. – Ты чего нацепил?
– Да нарвался в подвале, – нехотя ответил Михаил. – Дед за картошкой послал. А хрен знает, где там и что. В общем, вошел, и на лыжи шнифтами напоролся. – Приподняв очки, вздохнул.
– Нормалек, – покачал головой другой, увидев припухшие, слегка посиневшие веки. – Так, на хрен, и без глаз остался бы.
– Я ж говорю – на лыжи. И как раз прям шнифтами.
Светлана вошла в раздевалку и, покосившись на только что открывшую дверцу своего шкафчика Екатерину, хотела что-то сказать, но сдержалась. Обе молча, стараясь не замечать друг друга, раздевались. Достав камуфляжные костюмы, сделали шаг назад и столкнулись спинами. Выронив одежду, повернулись.
В руках обеих были вскинутые резиновые дубинки.
– Бабы, – услышали они. Опустив дубинки, начали одеваться. – Вы того, – предупредил заглянувший в раздевалку парень в черном костюме и маске. – Особо работниц не терроризируйте. Заказ приличный пришел. Они должны работать. Ясно?
Обе молча кивнули. Первой выходила Екатерина. Она задела плечом спину Светланы. Та ударила ее кулаком. Екатерина отбила удар и выбросила ногу.
Светлана ушла от носка солдатского ботинка. Обе приготовились к драке.
– Задерживаемся, – услышали они голос Алисы. – Быстрей! Обменявшись злыми взглядами, вышли. И обе увидели Пряхина, о чем-то разговаривающего с Рутиной.
– Я подойду. – Он улыбнулся Светлане.
– Сейчас я испорчу тебе настроение, – прошептала Светлана. – Я все слышала, о чем вы с Генкой говорили, тварина.
Екатерина быстро пошла к спуску. Пряхин, кивнув Алисе, направился к Светлане. Но, остановившись, достал сотовый телефон. Несколько секунд слушал, затем, посмотрев на часы, что-то сказал.
– Извини, – обратился он к Светлане, – мне необходимо срочно ехать к Семенову.
– Что? – спросила Лола. Выслушав ответ, беспомощно оглянулась на стоявшего у окна Родиона.
– Ты чего? – спросил тот.
Лола отключила сотовый и растерянно посмотрела на него.
– Да что с тобой? – недовольно буркнул он. – Чего вылупилась, как будто впервые…
– Она сказала, что, если мы хоть пальцем тронем мальчишку, Атаман перешлет бумаги в прокуратуру. – Что делать?
– Нужно Валерку найти. – Выхватив у нее телефон, он прожал номер. – Вот это да, – пробормотал Родион. – Значит, он где-то в городе.
– Да, – услышал он в трубке голос брата.
– Валер, Лолка только что звонила Ритке Ореховой. Короче, приезжай. Срочно.
– А что такое? Что она…
– Приезжай. И свяжись с Кардиналом. Он тоже нужен.
– Ты думаешь, о чем базаришь? – усмехнулся Ниндзя. – «Он тоже нужен». Да он нас пошлет…
– Атаман сказал, что отошлет бумаги в прокуратуру, – сказал Родион.
Держа в руке телефонную трубку, Рита удивленно смотрела на нее. Затем поднесла ее к уху. В ней по-прежнему пульсировали гудки отбоя.
– Подействовало, – улыбнулась она. – Ура! Наша взяла!
– Ты чего, мама? – Степа выскочил из своей комнаты. – Звонила мне одна крутая, – положив трубку, насмешливо улыбнулась Рита. – Говорила, мы твоего сыночка и тебя, если брат мужа не объявится… А я и говорю, как дед тот велел: если с моей головы или с головы нашего сына упадет хоть один волосок. Атаман сразу высылает бумаги в прокуратуру. И знаешь, что она сказала? – рассмеялась Рита. – Только так удивленно, кажется, даже испуганно: «Чего?» – передразнила она Лолу. – И все, положила трубку. Так что теперь больше не будут пугать нас. – Смеясь, обхватила сына и, напевая, закружилась с ним по комнате.
– Мам, – мальчик освободился из Ритиных рук, – а если они приедут? Спросят, откуда ты это знаешь? Что говорить будешь?
– Думаешь, могут приехать? – Улыбка мгновенно исчезла ее губ.
Он молча кивнул.
– Не знаю. – Рита заволновалась. – Но скажу то же, что и Лолке этой говорила.
– А они спросят, откуда ты это знаешь.
– Я скажу – был он у нас.
Мальчик вздохнул.
– Зря я так сказала, – пробормотала Рита. Подойдя к сыну, положила руки ему на плечи. – Ты боишься? – негромко спросила она.
Прижавшись к матери мальчик заплакал.
– Пусть только сунутся, – разозлилась Рита, – мы им и сами покажем. Я сейчас. – Осторожно освободившись из рук сына, быстро ушла в комнату.
Вернулась с одностволкой. Потом достала из шкафа двустволку. Сын удивленно смотрел на решительные действия матери. Она достала патронташ.
Переломив ствол одностволки, вставила патрон. Щелкнув, сложила ружье и поставила его к стене. То же проделала с двустволкой.
– Пусть только явятся, – сказала она. – Стрелять я умею, отец твой научил.
– Мама, ты действительно будешь стрелять?
– Не раздумывая.
– Мне дядя Степа пистолет дал, – признался мальчик. – Я, когда меня к дяде Ване ты повезла, его у себя в комнате спрятал.
– Пистолет? – Рита испуганно взглянула на сына.
– Да. – Мальчик пошел в свою комнату. Вернулся почти сразу с «Макаровым» в руке.
– Господи! – Ахнув, она прижала руки к лицу. – Положи его. Или лучше выброси.
– Нет. Мне дядя Степа показал, как из него стреляют. Если они придут, я буду стрелять, – решительно заявил мальчик. – Ты, мама, женщина, и то хочешь сопротивляться. А я все-таки пусть не взрослый, но мужик. И я буду драться.
– Выщелкнув обойму, он положил ее на стол.
Вздохнув, видимо, вспоминая, неумело передернул затвор. На пол со стуком упал патрон. Рита изумленно смотрела на него.
– Не трогай! – Мать ухватила сына за руку.
– Хочешь, позвони им, – протягивая перепуганной пожилой женщине мобильный телефон, усмехнулся рослый парень. – Они нам сказали, чтобы мы здесь были как дома. И тебя, старая, и внучку твою берегли, – насмешливо добавил он.
– А внучка у нее ништяк, – усмехнулся куривший на стуле парень.
Еще один рассматривал в комнате фотографии.
– А в натуре, – первый шагнул вперед и протянул руку к Оле. Взвизгнув, та отскочила и схватила со стола утюг.
– Не подходи! – выкрикнула она.
– Не тронь ее. – Оттолкнув парня, старуха закрыла собой внучку.
– Хорош, Клюв, – недовольно бросил третий. – Ниндзя велел быть предельно вежливыми. Не боись, бабуля, они больше не будут. Если кто придет, мы родственники, поняла?
Старуха, не сводя с двух других напряженного взгляда, кивнула.
– Делайте что хотите, только запомните: чуть что – и вашу маманю, Зою Андреевну, с ходу завалят. А потом и вас. Но пока все нормально. Мы здесь, чтобы вас от бандита оберегать. Слышали, ищут одного? Вот нас и прислали. А вы, – он повернулся к приятелям, – Клюв, ты особенно, не замай чувиху. И ты, Рябой, на бабусю не наезжай. Въехали? Не послушаетесь – я Ниндзе звякну, и тогда пишите завещания.
– Ты, Болт, сам не особо блатуй, – лишь бы что-нибудь сказать, буркнул Клюв, – а то уж из себя больно крутого ставишь.
– Паскуда. – Припудривая оцарапанную щеку и вытирая кровь под носом, Екатерина всхлипнула. – Я тебе устрою разборку. Спектакль перед домом получился. Как я забыла, что она дома? Снова вздохнув, махнула рукой. – Зато теперь она все знает. А если расскажет Пряхину? Немного помолчав, Екатерина злобно рассмеялась:
– Завтра на работе увидимся.
– Турнир будет скоро, – сказала Ангелина, стоя перед открытой дверью, которая была оборудована спортивными снарядами для тренировок дома. – Скажу честно, я надеюсь с твоей помощью выиграть несколько тысяч долларов.
– Нормально, – усмехнулся сидевший на топчане Русич. – Давненько у вас подобные мероприятия проводятся?
Она засмеялась:
– Несколько лет. Если надеешься, что ты сможешь там поднять шум или как-то…
– Понимаю. Я недавно гладиаторов вспомнил. Но это было узаконено. Не боитесь, что органы вмешаются?
– Нет, – улыбнулась Ангелина. – Я же сказала – все это не в первый раз. Впрочем, подробности ты узнаешь перед началом. Мой тебе совет – тренируйся. Я понимаю, что ты не молод, но видела парней, которых ты отделал, поэтому и решила использовать тебя. Я поставлю на тебя в первых трех встречах. Если выиграешь, обещаю отпустить…
– Не надо. – Он махнул рукой. – Я вроде свыкся с мыслью, что это все, – он обвел рукой комнату, – не сон. Что ты потаскуха, я понял. Но в отличие от тех ты еще и мразь.
– Все. – Ангелина усмехнулась. – Я приду завтра. Только не пытайся что-то предпринять. Ты не успеешь даже ударить меня, как тебя убьют.
– Положим, вмазать тебе я все равно успел бы, – усмехнулся Федор. – Просто сейчас рано. Но запомни, сучка, – он криво улыбнулся, – будет и на моей улице оркестр играть марш победы. А сейчас проваливай! – Он встал. – Надо готовиться к чемпионату. Там как? Насмерть хлещутся или до первой крови?
Услышав в его голосе насмешку, женщина вышла.
– Я знаю, что буду делать, – чуть слышно проговорил Федор. – Нашли гладиатора.
– Миха. – Постукивая суковатой палкой, Топорик вышел на кухню.
– Че, дед? – спросил сидевший за столом с чашкой кофе Бугор.
– Ты мне бы обсказал, как там дела с Атаманом, – усаживаясь на табурет, вздохнул Топорик. – Все-таки знакомый он мне. Я и его отца знал. Пропащий мужик был, пьянь гольная. А Степка вроде мужик правильный. Говорят, вы мальца Ореховых похитили. Не по-людски это.
– Я не при делах, – отрезал Бугор. Допив кофе, встал. – И вообще, дед, не лез бы ты в эти дела. Я, кажется, знаю, кто тебе новость притащил. Тот старикашка. Он ведь в тех краях живет.
– Ты его не хапай, – разозлился старик. – Я Робинзону жизнью обязан. Он сапоги никому не лизал и в шестерках не хаживал. Так что его имени даже не касайся. Ты…
– Все, дед, – отрезал Бугор, – кончен базар.
– Ты как, щенок, с дедом разговариваешь?! – рыкнул Топорик. – Тебя еще и в планировке не было, когда я с ментами стрелялся. В шестерках не был. – Он громыхнул палкой по столу. – И младенцами не закрывался. Тогда хоть какие-то, но понятия были. А вы… – Хорош, дед. – Бугор начал сердится. – Тогда времена другие были. Да, короче, чего мы с тобой базарить будем? Ты уже свое отгулял и не мешай…
Сильный удар палкой меж лопаток заставил его вскрикнуть от боли. Он шагнул вперед, поймал вторично вскинутую для удара руку старика с палкой.
Другой рукой ухватив палку, вырвал ее. И тут получил короткий удар-тычок двух прямых пальцев в глаза. Взвыв, закрывая их ладонями, волчком закрутился по кухне.
Наткнулся на стол, ударился.
– Охренел! – прорычал он. – Старый! Ты же…
– Я тебе пасть на портянки порву. – Кряхтя, Топорик поднял палку. – Жбан расквашу, как арбуз моченый. Как я гулял, ты и в кино не видывал. Но мне себя под старость упрекнуть не в чем. Я по нашим правилам жил. А ты… – Он выматерился и опустил палку. – Хоть бы родичей не позорил. И отец, и мать на такое бы сроду не пошли. – Он вышел. И тут же вернулся. – Холодных нифелей от чая в марлечку и приложи, – ворчливо посоветовал он. – Шнифтам легче станет.
Мычавший с прижатыми к глазам ладонями Бугор услышал, как дед ушел в свою комнату. Фыркнув, отнял ладони от глаз.
– Вот это старый, – гордо прошептал он. – Как вилкой ткнул.
– Я вроде не сильно, – садясь на кровать, пробурчал Топорик. – Наука будет, – оправдывая себя, добавил он. – А то привык на своих шестерок рычать. Хоть бы, пока я жив, его не повязали. Ведь если его в тюрягу упрячут, сломаюсь. А он вытерпел и даже не замахнулся. Тогда вон того запросто замочил. И все дела. И даже глазом не моргнул.
– Как устроились? – войдя в одноместную палату, спросила Гладышева лежавшего на кровати с журналом в руках Андрея.
– Спасибо. – Положив журнал на столик, он растерянно посмотрел на нее.
– Отлично. А чему я обязан таким комфортом?
– Предприятию, – улыбнулась она, – где работает ваша жена.
– Зоя?
– Сейчас у вас возьмут кровь, – перешла она к делу. – Завтра с утра не ешьте. Обследование займет десять дней. Мы постараемся сделать все возможное.
– Но это все, – обвел он руками, – наверное, очень дорого стоит, вы же не благотворительная организация?
– Конечно, нет, – улыбнулась она. – Но давайте пока не будем выяснять, как и что. – Врач вышла.
– Что-то здесь не так, – покачал головой Яковлев.
– Господи, – говорила Зоя. – Что же делать? Что?
– Идти в милицию, – предложила Ксения. – Хотя, – возразила она себе, – это ничего не даст. Но надо что-то делать, потому что…
– Они уже в деревне у матери Андрея, – перебила ее Зоя. – А кроме того, Андрей в клинике. Я слышала, что там очень хорошие специалисты, но иногда там… – Не договорив, махнула рукой.
– Ну тогда обратись к этому, товарищу Андрея, – предложила Ксения, – который приходил.
– Он не станет ничего делать, – сквозь слезы с трудом выговорила Зоя. – К тому же они уже в деревне. И убьют Олю. – Зарыдав, вдруг потеряла сознание.
– Зойка, – бросилась к ней Ксения. Не зная, что делать, метнулась к телефону.
– Не надо, – услышала она тихий голос Зои. – Умоляю, никому ничего не говори. Они убьют Оленьку. – Она вновь зарыдала.
– Успокойся. – Присев рядом, Ксения выплеснула воду в лицо бьющейся в истерике Зое.
– Чего это вы с Зойкой схватились? – усмехаясь, спросил сестру Семен.
– Уж больно она из себя строит, – фыркнула та. – Не знаю, как у нее с карате и чем она там занималась, но бороться умеет и сильная. Я бы ее все равно сделала, если бы не Гога…
– Это как сказать, – поддел ее брат. – Она то же самое говорила. Но вы как девчонки-школьницы. Одна ляпнула, а другая с ходу завелась.
– Ну, это понятно – какая женщина не хочет доказать окружающим, что она сильнее и ловчее соперницы.
– И поэтому тоже. Но главное здесь в Гоге. Я же заметил, что ты на него глаз положила. Скажешь, не так?
– Так, – смеясь, кивнула Елизавета.
– Вот это ничего себе. – Семен покрутил головой. – Обеим уже по тридцать с лишним, а они того и гляди за волосы одна Другую схватят.
– Как я поняла, – сказала Елизавета, – они работали с тобой в Москве, Они и тут этим занимаются?
– Я – нет, – усмехнулся Семен, – а они – не знаю. – Вы что-то говорили о старой учительнице. Значит, хотите ее кинуть за жилье.
– Уж больно ты догадлива, – хмуро заметил он. – Но запомни: не дай Бог, где вякнешь. Я в этом не участвую, но долю свою с них получу.
– Так, может, и мне что-то достанется? – Она, смеясь посмотрела на брата.
– Видела, как ты на нее глаза пялил, – сердито проговорила Зоя.
– Перестань, – усмехнулся Гога, оторвавшись от банки с молоком. – Баба она вполне, смотрится. Но от добра добра не ищут. Ты поэтому и затеяла эту борьбу в грязи?
– И поэтому тоже. Девка она сильная и знает кое-что, но…
– Перестань, Зайчик. – Гога поставил банку с молоком и, подойдя, обнял женщину. – Ну кого мне нужно? У меня есть ты, красивая, сильная и проверенная в делах. Я люблю тебя и, – он подхватил притворно взвизгнувшую Зою на руки, – хочу тебя.
– Вот что, милый майоришко, – расхаживающий по комнате Кардинал остановился, – надеюсь, ты понимаешь, что Атаман не должен давать показаний. Все разговоры о том, что он блатной и ему сдавать кого-то западло, всего лишь слова. Сейчас или чуть позже он поймет, что для него это самый лучший вариант защиты, и тогда может перейти в нападение. Отправит писульку в органы, где подробно изложит дела нашей фирмы, и тогда все. Мы, конечно, выберемся, но основная часть наших людей сядет, и надолго сядет. Среди них будешь ты. – Он ткнул пальцем в сторону перепуганного майора. – Мы бы его давно взяли, но нам мешает милиция. А сейчас туда еще и солдатиков подтянули. Неужели они не допускают мысли о том, что он мог проскочить?
– Такие варианты имеются, – облизнув пересохшие губы, кивнул Наседин. – Но вероятность очень мала. Сразу были оповещены соседи. Кроме того, по всем самым маленьким населенным пунктам была разослана информация о розыске опасного преступника. И если бы Атаман хоть где-то засветился, мы бы знали. Он ранен, с ним брат. Сейчас все склоняются к тому, что они подельники. Несколько раз вызывали жену Орехова. Но она наотрез отказалась что-либо говорить. За ней установлено наблюдение. Но сегодня ее потеряли. Знают только, что она ходила к родственникам своего приемного отца, погибшего два года назад при весьма загадочных обстоятельствах.
– Надеюсь, сейчас этим не начнут заниматься?
– Разумеется, нет. Что же касается…
– Ты вот что сделаешь… – перебил майора Кардинал.
– Все нормально, – кивнул Робинзон, – так что не боись. Супружница твоя, значится, вооружилась. Чуть меня ножиком не ткнула, – весело вспомнил он.
– А хлопчик за тебя весь в беспокойстве. Хорошо, когда детишки имеются. – Он вздохнул.
– Слава тебе Господи, – прошептал Виктор, облегченно вздохнув.
– Я сказал все, – старик повернулся к Разину, – как мы, значится, обговорили. Что надумано очень хорошо – это ясно. Но вот в чем меня сомнение гложет. Если ты так им подгадить можешь, не пойдут ли они на крайние меры? Ведь терять все одно нечего. Хватанут Степку и Ритусю и скажут: али ты, Атаман, мать твою в кочерыжку, приходи, али…
– А ведь они могут! – ахнул Виктор.
– Не-а, – уверенно отверг это предположение Атаман. – Если я выйду, то меня с ходу мусора выцепят. Им не в кайф это будет. Не будут они рисковать.
– Может, ты напишешь бумагу? – спросил Виктор. – И я…
– Вот тогда они точно Ритусю и Степку убьют, – перебил его Робинзон. – Но, видать, дела сурьезные, коли так все закрутилось.
– А почему ты нам помогаешь? – спросил Степан.
– Решил напоследок в бороде почесать, – усмехнулся старик. – Если бы с год назад вот так вы заявились, я бы вас, наверное, принять принял, но отравил либо пристрелил бы. Глядишь, и орден бы от милиции заполучил. Или от мафии какую благодарность заимел. А зараз уж больно желание имеется им поперек горла непроглатываемой костью, значится, встать, потому как жить на этом свете мне осталось совсем, значится, немножко. И желаю я прожить последние денечки весело. Как в молодости, – усмехнулся он. – Я, когда по лесам с автоматом хаживал, довольный был. Наверное, потому, что молод. Нравилось мне, что люди боятся. Потом, значится, все-таки за смерть отца и матери мстил. Но чтоб за нас ни говаривали, дома людские не жег и простых граждан не вбивал.
– Но ты сам говорил, – хмыкнул Степан, – что родственника сжег.
– Так это ж разве человек. – Робинзон покачал головой.
– Он один был? – с интересом спросил Виктор.
– С им жена и трое детишек, один другого меньше. Поэтому я выпустил всех и даже его не вбил. Было время, жалел об этом. Но и во время злости все едино детей и его выпустил бы. Это страшно, когда при детях родных вбивают. По себе знаю.
Братья переглянулись.
– Вы зараз настороже будьте, – поднимаясь, предупредил Робинзон. – У меня уже раза два в доме обыскивали. И усадьбу осматривали. Даже в погреб лазали.
– Слышали, – вздохнул Степан. – Я думал…
– Так что сидите як мыши, – повторил старик. – Еды и воды я нанес достаточно. Водицу все же берегите. Кто знает, что тамочки получится далее. Я пошел.
– Дед, – остановил его Степан. – А если ты вдруг того, ноги протянешь? Нам здесь точно хана будет.
– Все возможно, – кивнул Робинзон. В таком случае давайте вот как решим. Перед обедом, часиков в двенадцать, я буду каждый день спускаться за картошкой. Счас она уже мягкая становится, потому и держать ее лучше в погребе. Как залезу, слышать будете. Ежели пару дней не будет, значится, отдал Богу душу.
– Ты особо не торопись, – усмехнулся Атаман. – Ты нам сейчас как батя родимый. У нас с ним отцы разные, а ты вроде как общий.
– Тогда постараюсь с гостями к Господу Богу повременить, – усмехнулся и старик.
– Уж постарайся, – хлопнул его по плечу Атаман.
– Ты вот тут сидишь, – внезапно сказал Виктор, – а если в это время кто-то придет? И полезет в погреб?
– У меня сигнализация установлена. – Улыбнувшись, Робинзон потеребил бороденку. – Везде, где к усадьбе подойти можно, сигналки стоят. Наступаешь, и хлопок. Это дело я сразу сделал, как только сюда приехал.
– А чего хлопает? – не понял Степан.
– Так хлопушки. Нога на доску, значится, ступает, доска в углубление вдавливается. В досочке гвоздики с двух сторон забиты. К шляпкам – нитка капроновая. Ее порвать очень трудно. А ниточки до последнего натянуты и привязаны к кольцам хлопушек. Маленькое усилие, и хлопушки бах, – он махнул руками, – и человеку ниче, и мне слыхать. Это я в каком-то журнале вычитал. А когда я дома, значится, снимаю хлопушки. Доску подниму и отцеплю от гвоздиков петельки.
– Ну ты и мудришь! – захохотал Атаман.
– Жисть, она научит любой мудрости, – усмехнулся Робинзон.
– А если собака или еще кто-нибудь вроде? – сдержанно улыбнулся Виктор.
– И нехай, – махнул рукой старик. – Бабахнется, зараз наверх и выбираюсь. Ежели, конечно, я к вам ходом сюда, обратно, доски не ставлю.
– Варит у тебя башка, – одобрил Степан.
– Тем и живу покедова, – кивнул Робинзон и полез назад.
– Вы пока остаетесь, – сказал Кардинал сидевшим на стульях московским мотоциклистам. – У кого есть удостоверения? – Двое, достав, показали. Кардинал усмехнулся:
– А если задержат и начнут проверять?
– Мы не лезем в их дела, – усмехнулся плотный молодой мужчина. – Мы в отпуске. А это наши друзья. – Он махнул рукой на остальных. – Пока срабатывало.
– Но сейчас там ОМОН и какой-то майор из Москвы, – вмешался стоявший у двери Валерий. – Этому лучше не попадаться. Говорят, он какого-то подполковника разнес.
– Из Главного управления по борьбе с организованной преступностью, – кивнул Шустрый. – Акимов.
– Значит, они поняли, что Атаман нужен живым, – процедил Кардинал. – Атаман должен сдохнуть! – Ты, – обернувшись, ожег взглядом Шакала, – будешь заходить в каждый дом, обнюхивать каждый туалет. Даю три дня. Потом будем говорить по-другому.
Шакал опустил голову.
– Десять тысяч баксов каждому, – посмотрел Эдуард на мотоциклистов. – И пятнадцать тому, кто убьет Атамана.
– А если мы его все расстреляем, – усмехнулся Шустрый, – как по приговору ревтрибунала?
– Значит, все получите по пятнадцать и по десять за то, что найдете.
Мотоциклисты одобрительно загудели.
– А как мои люди? – осторожно спросил Валерий. Его вызвал Кардинал и нехотя попросил извинения за поспешное и несправедливое увольнение.
– Вас это тоже касается, – успокоил его Кардинал. Москвичи, покосившись на Валерия, с ухмылками переглянулись.
– Ну а ты, – Кардинал взглянул на Шакала, – исправляй свою ошибку. Даю три дня, и ни минутой больше.
– Шеф, – заглянул в дверь заменивший Шакала рослый мужчина с перебитой переносицей, – к вам Семенова.
– Не совсем вовремя, но не принять даму – значит обидеть ее. Проводи наверх, – велел Кардинал. Мотоциклисты обменялись понимающими взглядами. Ниндзя заметил это.
– Да! – схватив трубку телефона, кричал Семенов. Я это! Я! Как ты там, сынок?
– Нормален, пап, – услышал он в потрескивающей трубке голос сына. – Решил позвонить. Соскучился. Домой хочу, а бабка не пускает.
– Не пускает? – переспросил Семенов. Он тут же вспомнил разговор с женой.
– Алеша! Я приеду. Завтра или послезавтра.
– Ты поедешь домой?
– Конечно, – ответил сын. – Мне здесь надоело. Да и на Адриатике не очень весело было. Мама все в основном по показам мод ходила. У нее там какие-то подруги объявились. Приезжай.
– А если появится Игорь? – с улыбкой спросил Кардинал.
– Во-первых, плевала я на него, – пренебрежительно ответила Мила. – Во-вторых, он занят. Ему сегодня сын будет звонить. Вот из-за Алешки я и живу с ним. Вернее, он со мной проживает. – Она засмеялась. – Я вышла за него потому, что с таким, как Игорь, можно не бояться трудностей. Он всегда будет содержать семью в достатке. А я никогда не отличалась преданностью. Хотя люблю, чтобы мне были верны, – лукаво улыбаясь, добавила она. – Я родила ребенка и очень скоро поняла, что Игорь не тот человек, с которым бы я хотела прожить всю жизнь. Но сейчас он меня устраивает. Я живу так, как мне хочется. Если понравился мужчина, я сделаю так, что он будет моим. Поэтому меня ненавидят женщины и у меня нет подруг. Еще немного, лет восемь, – и я успокоюсь. Стану верной женой и любящей матерью. Но не сейчас. Я молода, красива и хочу кипучей жизни. Ты понимаешь меня?
– Что ты шлюха, – без улыбки ответил он, – да. И еще: ты хищница. Ты пользуешься своей внешностью, деньгами мужа и его любовью к сыну. Ты всегда достигаешь того, чего хочешь?
– Когда я увидела тебя впервые в Москве, – улыбнулась Мила, – я была с Семеновым. Увидела тебя. И…
– Сразу влюбилась, – с усмешкой перебил ее Кардинал.
– Нет. Просто подумала, если ты будешь рядом, я постараюсь, чтобы ты пусть на ночь, на час, но стал моим. Я добилась этого.
– Ну ты и стерва. – Кардинал заключил ее в объятия.
– Я так и думала, – усмехнулась державшая телефон Алиса. – А почему ты звонишь мне? Неужели думаешь, что я расскажу Семенову? Он об этом знает. Или ты сам приревновал? Мне кажется, ты тоже не против…
– Об этом чуть позже, – перебил ее Валерий. – Пока.
– Пока, – кивнула Рутина и, отключив телефон, некоторое время задумчиво смотрела перед собой. – Зачем он мне позвонил?
– Салют. – Выйдя из подъезда, Бугор приветствовал стоявших около двух машин пятерых парней. Он был в темных очках.
– Вроде и солнца уже нет, – усмехнулся один. – Ты чего нацепил?
– Да нарвался в подвале, – нехотя ответил Михаил. – Дед за картошкой послал. А хрен знает, где там и что. В общем, вошел, и на лыжи шнифтами напоролся. – Приподняв очки, вздохнул.
– Нормалек, – покачал головой другой, увидев припухшие, слегка посиневшие веки. – Так, на хрен, и без глаз остался бы.
– Я ж говорю – на лыжи. И как раз прям шнифтами.
Светлана вошла в раздевалку и, покосившись на только что открывшую дверцу своего шкафчика Екатерину, хотела что-то сказать, но сдержалась. Обе молча, стараясь не замечать друг друга, раздевались. Достав камуфляжные костюмы, сделали шаг назад и столкнулись спинами. Выронив одежду, повернулись.
В руках обеих были вскинутые резиновые дубинки.
– Бабы, – услышали они. Опустив дубинки, начали одеваться. – Вы того, – предупредил заглянувший в раздевалку парень в черном костюме и маске. – Особо работниц не терроризируйте. Заказ приличный пришел. Они должны работать. Ясно?
Обе молча кивнули. Первой выходила Екатерина. Она задела плечом спину Светланы. Та ударила ее кулаком. Екатерина отбила удар и выбросила ногу.
Светлана ушла от носка солдатского ботинка. Обе приготовились к драке.
– Задерживаемся, – услышали они голос Алисы. – Быстрей! Обменявшись злыми взглядами, вышли. И обе увидели Пряхина, о чем-то разговаривающего с Рутиной.
– Я подойду. – Он улыбнулся Светлане.
– Сейчас я испорчу тебе настроение, – прошептала Светлана. – Я все слышала, о чем вы с Генкой говорили, тварина.
Екатерина быстро пошла к спуску. Пряхин, кивнув Алисе, направился к Светлане. Но, остановившись, достал сотовый телефон. Несколько секунд слушал, затем, посмотрев на часы, что-то сказал.
– Извини, – обратился он к Светлане, – мне необходимо срочно ехать к Семенову.
– Что? – спросила Лола. Выслушав ответ, беспомощно оглянулась на стоявшего у окна Родиона.
– Ты чего? – спросил тот.
Лола отключила сотовый и растерянно посмотрела на него.
– Да что с тобой? – недовольно буркнул он. – Чего вылупилась, как будто впервые…
– Она сказала, что, если мы хоть пальцем тронем мальчишку, Атаман перешлет бумаги в прокуратуру. – Что делать?
– Нужно Валерку найти. – Выхватив у нее телефон, он прожал номер. – Вот это да, – пробормотал Родион. – Значит, он где-то в городе.
– Да, – услышал он в трубке голос брата.
– Валер, Лолка только что звонила Ритке Ореховой. Короче, приезжай. Срочно.
– А что такое? Что она…
– Приезжай. И свяжись с Кардиналом. Он тоже нужен.
– Ты думаешь, о чем базаришь? – усмехнулся Ниндзя. – «Он тоже нужен». Да он нас пошлет…
– Атаман сказал, что отошлет бумаги в прокуратуру, – сказал Родион.
Держа в руке телефонную трубку, Рита удивленно смотрела на нее. Затем поднесла ее к уху. В ней по-прежнему пульсировали гудки отбоя.
– Подействовало, – улыбнулась она. – Ура! Наша взяла!
– Ты чего, мама? – Степа выскочил из своей комнаты. – Звонила мне одна крутая, – положив трубку, насмешливо улыбнулась Рита. – Говорила, мы твоего сыночка и тебя, если брат мужа не объявится… А я и говорю, как дед тот велел: если с моей головы или с головы нашего сына упадет хоть один волосок. Атаман сразу высылает бумаги в прокуратуру. И знаешь, что она сказала? – рассмеялась Рита. – Только так удивленно, кажется, даже испуганно: «Чего?» – передразнила она Лолу. – И все, положила трубку. Так что теперь больше не будут пугать нас. – Смеясь, обхватила сына и, напевая, закружилась с ним по комнате.
– Мам, – мальчик освободился из Ритиных рук, – а если они приедут? Спросят, откуда ты это знаешь? Что говорить будешь?
– Думаешь, могут приехать? – Улыбка мгновенно исчезла ее губ.
Он молча кивнул.
– Не знаю. – Рита заволновалась. – Но скажу то же, что и Лолке этой говорила.
– А они спросят, откуда ты это знаешь.
– Я скажу – был он у нас.
Мальчик вздохнул.
– Зря я так сказала, – пробормотала Рита. Подойдя к сыну, положила руки ему на плечи. – Ты боишься? – негромко спросила она.
Прижавшись к матери мальчик заплакал.
– Пусть только сунутся, – разозлилась Рита, – мы им и сами покажем. Я сейчас. – Осторожно освободившись из рук сына, быстро ушла в комнату.
Вернулась с одностволкой. Потом достала из шкафа двустволку. Сын удивленно смотрел на решительные действия матери. Она достала патронташ.
Переломив ствол одностволки, вставила патрон. Щелкнув, сложила ружье и поставила его к стене. То же проделала с двустволкой.
– Пусть только явятся, – сказала она. – Стрелять я умею, отец твой научил.
– Мама, ты действительно будешь стрелять?
– Не раздумывая.
– Мне дядя Степа пистолет дал, – признался мальчик. – Я, когда меня к дяде Ване ты повезла, его у себя в комнате спрятал.
– Пистолет? – Рита испуганно взглянула на сына.
– Да. – Мальчик пошел в свою комнату. Вернулся почти сразу с «Макаровым» в руке.
– Господи! – Ахнув, она прижала руки к лицу. – Положи его. Или лучше выброси.
– Нет. Мне дядя Степа показал, как из него стреляют. Если они придут, я буду стрелять, – решительно заявил мальчик. – Ты, мама, женщина, и то хочешь сопротивляться. А я все-таки пусть не взрослый, но мужик. И я буду драться.
– Выщелкнув обойму, он положил ее на стол.
Вздохнув, видимо, вспоминая, неумело передернул затвор. На пол со стуком упал патрон. Рита изумленно смотрела на него.
– Не трогай! – Мать ухватила сына за руку.
– Хочешь, позвони им, – протягивая перепуганной пожилой женщине мобильный телефон, усмехнулся рослый парень. – Они нам сказали, чтобы мы здесь были как дома. И тебя, старая, и внучку твою берегли, – насмешливо добавил он.
– А внучка у нее ништяк, – усмехнулся куривший на стуле парень.
Еще один рассматривал в комнате фотографии.
– А в натуре, – первый шагнул вперед и протянул руку к Оле. Взвизгнув, та отскочила и схватила со стола утюг.
– Не подходи! – выкрикнула она.
– Не тронь ее. – Оттолкнув парня, старуха закрыла собой внучку.
– Хорош, Клюв, – недовольно бросил третий. – Ниндзя велел быть предельно вежливыми. Не боись, бабуля, они больше не будут. Если кто придет, мы родственники, поняла?
Старуха, не сводя с двух других напряженного взгляда, кивнула.
– Делайте что хотите, только запомните: чуть что – и вашу маманю, Зою Андреевну, с ходу завалят. А потом и вас. Но пока все нормально. Мы здесь, чтобы вас от бандита оберегать. Слышали, ищут одного? Вот нас и прислали. А вы, – он повернулся к приятелям, – Клюв, ты особенно, не замай чувиху. И ты, Рябой, на бабусю не наезжай. Въехали? Не послушаетесь – я Ниндзе звякну, и тогда пишите завещания.
– Ты, Болт, сам не особо блатуй, – лишь бы что-нибудь сказать, буркнул Клюв, – а то уж из себя больно крутого ставишь.