Страница:
— Так вышло… — Лизавета внимательно разглядывала встречающих, но милиционеров не было и здесь.
— Мы сегодня с магнитофоном. — Сергей дотронулся до своей гигантской черной сумки. Именно в ней он таскал священный ноутбук. — Женева еще не выходила? Сегодня есть через ваш зал?
Специалист по компьютерам знал, как работают залы для особо важных персон, ничуть не хуже, чем прожженный светский хроникер.
— Кто-то есть… — Менеджеры и разведчики на прямо поставленные вопросы всегда отвечают уклончиво.
— Вот… — Ушедшая было вперед Лизавета резко повернулась и чуть не бросилась на шею Сергею. Она действовала импульсивно, но, как выяснилось впоследствии, правильно. Спряталась сама и заслонила его лицо. Их не заметили и не узнали те двое, что заставили ее прошептать неразборчивое «вот». Одного из них Лизавета узнала, потому что час назад видела фотографию в компьютере, а лицо второго вспомнила мгновенно, хотя, если бы минуту назад ее попросили описать Лечу Абдуллаевича Дагаева, она сказала бы, что не помнит, как он выглядит. И все же память подбросила ей это лицо, хотя заседания Законодательного собрания Лизавета снимала нечасто, а конкретно Дагаева не снимала вовсе.
Он не входил в когорту засветившихся на экране. Из пятидесяти городских парламентариев лишь десять-двенадцать человек входили в «горячий» журналистский список. Их знали в лицо, их дергали в перерывах назойливые репортеры, им заказывали статьи для местных, а иногда даже центральных газет. Остальные держались как бы на периферии публичности. В этом нет ничего странного или предосудительного, во всех парламентах мира были, есть и будут заднескамеечники — темные, но влиятельные лошадки. Именно такой лошадкой и был Леча Дагаев. Он не мелькал, он влиял. И Лизавета, до последней секунды не державшая его в голове, вдруг вспомнила не только седину, орлиный нос и импозантный пиджак, но и место Дагаева в большом зале Мариинского дворца — Леча Абдуллаевич обычно сидел во втором ряду, в кресле рядом с центральным проходом.
А теперь он шел по депутатскому залу аэропорта «Пулково-2» — решительный, мрачный и сосредоточенный. Развевались полы длинного черного пальто, сверкали желто-карие глаза, начищенные остроносые ботинки. Рядом с ним шел его младший брат-близнец. Именно младший и именно близнец, так показалось Лизавете, которая хоть и стояла почти спиной к этой паре, все равно усмотрела и запомнила каждую деталь. Они шли быстро, да и идти-то всего пятьдесят метров мраморного пола, минута, не больше, но Лизавета видела все, как в рапиде: детали, жесты, взгляды. Она сумела разглядеть даже пуговицы на удивительно одинаковых пальто. Заметила наманикюренные ногти старшего: Леча Абдуллаевич один раз по-отечески коснулся плеча Ильи Арциева. Оценила элегантный черно-красный клетчатый галстук русско-швейцарского банкира. И еще разглядела вторую суть этого стремительного прохода. Что-то было не так. Хотя «близнецы» шли рядом, они не то чтобы разговаривали — они общались по делу, по необходимости. Лизавета разобрала всего два слова, вполне обыденных в данной ситуации. «Машина рядом», — заверил встречающий прилетевшего. Они смотрелись если не как друзья, то как добрые знакомые. Только знакомство это и доброта припахивали фальшью. Кто-то из двоих держал камень за пазухой. Или камни держали оба. Так, с камнями, и скрылись они за автоматически распахнувшимися при их приближении дверьми.
Лизавета, проводившая их глазами, очнулась не сразу.
— Где же ребята? Они их пропустили или ждут снаружи? — спросила она шепотом. Надобности шептать не было ни малейшей, но она все равно шептала.
Сергей ответил в той же манере — еле слышным голосом:
— Вот уж не знаю. Если верить всему, что пишут про русскую милицию, то, скорее всего, пропустили.
— Тогда пойдем. Проследим, куда они пошли. — Лизавета схватила Сергея за руку. Тот даже не пошевелился.
— Ты что, не слышала? Их ждет машина. Собираешься на такси гоняться за шестисотым «Мерседесом», или на чем здесь теперь катаются солидные люди?
— Ну хоть увидим, может, ребята их ждут снаружи! — не унималась Лизавета. Она упорно тянула Сергея к выходу. Давыдов стоял, как скала у врат Тартара. — А, ладно, я сама увижу!
Она опять побежала к выходу. Странно она в последнее время себя ведет: то замирает, словно спящая красавица, то бегает, как ошпаренная сороконожка. Вчера она тоже вела себя странно… Выгоняла, выгоняла мужчину, а потом… Впрочем, ничего удивительного. Говорят даже закаленные спецназовцы теряются, когда в них стреляют, а они не могут определить откуда. В нее стреляют уже почти неделю, так что внезапность и порывистость вполне объяснимы. А то, что сейчас не объяснить, она проанализирует потом, когда будет время подумать.
Вход в VIP-зал расположен несколько в стороне от ворот для простых смертных. Там же площадка для особо важных машин, принадлежащих особо важным персонам. В этот час таковых было немного. Возле одной торчал парень в фуражке с твердым блестящим козырьком, вероятно шофер. Больше никого. Они не могли уехать так быстро. Уж хвост автомобиля Лизавета, выскочив из зала, непременно углядела бы. По крайней мере, услышала бы шум двигателя. Скорее всего, они пошли на стоянку для «простых».
Лизавета побежала вдоль здания аэровокзала. Правильно она догадалась, вон идут эти двое. Зорина прижалась к каменной стене и замерла. Надо оглядеться. Через секунду она не увидела, а почувствовала, что к ней подошел Сергей. Они вместе наблюдали за депутатом и банкиром. Вот они огибают чистенькую темно-зеленую «Тойоту», прошли мимо голубого микроавтобуса «Фольксваген», рядом с ним стоит, все правильно, белый шестисотый «Мерседес». Депутат обернулся, что-то сказал. Арциев кивнул. Квакнула система сигнализации. Сейчас они усядутся и уедут. Друзья не разлей вода.
— Что-то не видно твоих ментов. Наверное, их автомобили бегают еще медленнее, чем раздолбанный «Форд», на котором ехали мы…
Лизавета промолчала. Можно было бы вступить в спор, найти доводы, резоны и аргументы. Как выглядит банкир из Швейцарии, рубоповцы не знают, а каким паспортом он воспользовался — неизвестно. Так что Горный и Сунков сейчас, скорее всего, шерстят банки данных авиакомпаний. И знать не знают, что клиенты вот-вот уедут в неизвестном направлении. Хотя почему в неизвестном?
Даже если эта их «дружба» совершенно напускная, даже если Дагаев собирается казнить сына любовницы, пролившего кровь его брата, вряд ли он сразу повезет его к месту казни. Приговоренный может занервничать, устроить шум… Зачем рисковать? Куда проще привезти его домой, устроить поминки, а уж потом…
Сейчас они уедут, и тогда…
— Надо выяснить адрес Дагаева, — прошептала Лизавета. — Они, наверное, поедут к нему домой…
— Посмотрим…
Ничего они не посмотрели. Выстрела слышно не было. Но сразу стало понятно, что он был, и не один. Арциев, уже открывший правую переднюю дверь машины, охнул, странно изогнулся и начал оседать на асфальт. Скрюченными пальцами он попытался зацепиться за край дверцы, но сил не хватило, и банкир упал рядом с «Мерседесом». На белой дверце остался кровавый след. Дагаев рухнул там, где стоял, перед серебристой решеткой на носу машины.
Лизавета, завороженная страшным зрелищем, бессознательно подалась вперед. Давыдов схватил ее за плечи и буквально вдавил в стену.
Дальше все стало происходить очень быстро. Выскочили из стеклянной будки ребята-охранники, опустить шлагбаум они почему-то забыли. Впрочем, шлагбаум и не помог бы. В другом углу площадки заурчали белые «Жигули» с затемненными стеклами. Невидимый водитель резко крутанул руль, и машину выбросило на размоченный дождем газон. Но «Жигули», даже архаичная «шестерка», не так плохи, как о них говорят. Или этот конкретный автомобиль кое-чем отличался от своих собратьев. Или водитель был мастером. «Жигули» даже не забуксовали. Надрывно завывая, машина понеслась по грязи. Невесть откуда свалились Горный и Сунков. Если бы над автостоянкой была крыша, Лизавета решила бы, что они спрыгнули с потолка. Теперь же получалось, что они упали с неба. Выскочили совершенно неожиданно, во всяком случае, для Лизаветы. Убегавшие увидели их гораздо раньше, может, потому и решили удрать. Горный размахивал пистолетом, Сунков, низенький и изящный, стремительно догонял и не мог догнать скачущие по газону «Жигули». На этот раз выстрелы услышали все.
Застыла как вкопанная, только что вывалившаяся из дверей аэровокзала группа иностранных туристов. В окошке торгового киоска показалась ошарашенная физиономия продавца. Обычно они сидят в норах, не высовываясь. Заволновалась русская публика на автобусной остановке.
Наверное, наши люди никогда не усвоят правила безопасности. Иностранцы, постояв секунду, тут же, как подкошенные, попадали на землю, а наши — ничего подобного: они продолжали озираться, стараясь понять, кто, где и кого убивает.
Стрельба продолжалась, причем Горный умудрялся палить не останавливаясь. И попадал. Белые «Жигули» сначала захромали на одно колесо, потом взорвалась вторая покрышка. Распахнулись обе передние дверцы, и оттуда выскочили два не очень высоких парня. Они были похожи друг на друга и одеты почти одинаково. Коричневато-зеленые куртки, просторные черные джинсы, кожаные кепки. Так одеваются люди, прежде всего думающие о комфорте и свободе. Так одеваются телевизионные операторы и корреспонденты. И видимо, не только они.
Погоня шла на равных, без машин. Две коричневые кожаные куртки неслись за двумя матерчатыми цвета хаки. Четыре мужчины на вязкой сырой земле, и у каждого в руке пистолет. Казаки и разбойники. Воры и полицейские. Только публике на остановке пока непонятно, кто есть кто.
Опять выстрел. Кто стрелял, непонятно, только на рукаве цвета хаки растеклось темное пятно. Один из убегающих заметно отстал. Сунков настиг его в три прыжка. Итак, минус два. Теперь бегут только двое.
Лизавета, притиснутая к стене сильной рукой, задыхалась от страха и возбуждения. Она в погоне не участвовала, но больше, чем все остальные наблюдатели, знала, что, собственно, происходит, и всей душой болела за Горного.
Еще до того, как броситься в погоню, Игорь прикинул, куда могут рвануть киллеры, и понял, что уйти они не смогут. Поэтому стрелял не на поражение. Их следовало брать живыми.
Только когда Горный повалил человека в кепке на землю, Лизавета вспомнила о главных героях и перевела взгляд на «Мерседес». Там ничего не изменилось. Два тела в черных пальто. Разлетевшиеся длинные полы очень походили на черные крылья. Казалось, что рядом с белой машиной валяются два дохлых ворона. А к ним бежали люди в сером, сразу пятеро. Милиция. Наконец-то публике станет ясно, кто за нас, а кто против.
Вооруженные люди в серой форме приблизились к белому «Мерседесу». Один склонился над Дагаевым, другой подошел к швейцарскому банкиру, трое изготовились отражать нападение. Только нападающих уже не было. Сунков и Горный знали свое дело. Без посторонней помощи они нейтрализовали мужчин из белой «шестерки» и надели на них наручники. Лизавета, не так давно делавшая сюжет о милицейском спецоборудовании, даже издалека определила, что это оперативная модель под названием «Нежность-1».
Сразу по окончании погони, как только прекратилась стрельба, дисциплинированные интуристы встали, отряхнулись и пошли к стоявшему в стороне «Икарусу». Российская публика тоже расслабилась. По крайней мере, милиционеров, сгруппировавшихся возле двух убитых или раненых, не донимали добровольные свидетели. Ларечник опять укрылся за стенками киоска, покупатели вспомнили, что они вышли не для того, чтобы глазеть на ментов, потенциальные пассажиры еще не пришедшего автобуса принялись обсуждать увиденное.
Двух задержанных стрелков вели к серому милицейскому кольцу. И пока их вели, Лизавета сумела разглядеть обоих. Никакие не отморозки, наоборот, человеки с ярко выраженной индивидуальностью. Особенно один, потерявший в процессе гонки на выживание стандартную кепку. Худой, невысокий и жилистый, с обритой наголо головой и яркими, умными, чуть навыкате глазами. Лицо, измазанное весенней грязью, было окончательно и бесповоротно обезображено интеллектом.
Второй парень, молодой, чернявый и с усиками, тоже не был похож на героя криминальной хроники. Совсем не таких людей показывали по телевизору с сакраментальным диагнозом: «Подозревается в серии вооруженных нападений. Всех, кто так или иначе сталкивался с этим человеком, просим звонить по телефону…»
Сергей, следивший за происходящим ничуть не менее внимательно, чем Лизавета, первым нарушил молчание:
— Ну, ладно, на сей раз они справились, хотя в фильмах это выглядит несколько иначе.
Лизавета не могла не согласиться с замечанием своего спутника. Даже на пленках, представленных пресс-службой ГУВД, на пленках, которые ругали все — от монтажеров до ответственных выпускающих, все выглядело не так обыденно. Там обычно действовали, причем куда более решительно, могучие парни в масках и с автоматами. Укладывали бандитов мордой в снег или грязь, кричали и хэкали, как заправские каратисты. Сейчас ничего подобного не произошло, даже странно. Наверное, РУБОП и прочие силовые структуры, обуреваемые ведомственным патриотизмом, присылают видео, не совсем соответствующее действительности.
— Пойдем, пора домой… — Сергей сжал ее руку.
— Давай сначала переговорим с ними! — Лизавета, не отрываясь, смотрела на людей, копошившихся возле «Мерседеса».
— Зачем?
— Может, они не знают, что это Арциев! В конце концов, мы зачем приехали?!
Сергей промолчал, а Лизавета вырвала руку и чуть не бегом бросилась к милицейской группе.
— Ты зачем сюда приехала?! — спросил Митя Сунков, как только она подошла.
Лизавета оставила вопрос без ответа. Она уже совсем очухалась и ничуть не походила на растерянную девочку, которая прятала лицо, столкнувшись в VIP-зале с парой высокопоставленных преступников. В ней проснулся журналист, и действовала она соответственно. Лизавета не отвечала, она спрашивала.
— Дагаев ранен?
— Вроде нет. Крови не видно. Я вообще не понимаю, почему он без сознания, может, контузия… — откликнулся Митя, осматривавший Дагаева. — Или косит. А второй наповал…
— Опять та же история, один выстрел в яблочко, второй кое-как, — пробурчал Горный, занимавшийся карманами банкира. — Так, паспорт… Он у нас, оказывается, гражданин Монако, Анри Бертель… А мы ломали голову, почему Арциева нет среди пассажиров. Что у тебя?
— Сразу четыре паспорта… И билеты в Прагу, вылет в шестнадцать ноль-ноль. — Митя посмотрел на часы. — Вот-вот пропадут.
Он быстро перелистал паспорта. Лизавета смотрела сбоку, но и она сумела разглядеть лица на черно-белых фотографиях. Сам Дагаев, правда, фамилия другая. Потом парень, обритый наголо, — если верить документу из депутатского кармана, его звали Федор Иванович Судейкин. В третьем паспорте неизвестная личность с черными усиками. В четвертом — фотография второго задержанного. То же круглое лицо, те же глаза. В белых полосках на розовом фоне пропечатано: Иванов Михаил Андреевич.
— Ладно, пакуйте клиентов, и к нам, — объявил Горный старшему милицейской группы. — Со своей стороны оформите все, как следует. Отберите показания у свидетелей, и побольше. Чтобы потом не выяснилось, что ангелы катались по газону от полноты чувств, а стволы им подбросили мерзкие провокаторы из РУБОПа.
— А с этим как быть? — Милиционер указал на носилки с Дагаевым.
Горный наклонился над бесчувственным телом в черном пальто, двумя пальцами приоткрыл правый глаз депутата, ухмыльнулся и сказал:
— Этого тоже к нам. Он там быстро придет в себя. Врачи у нас хорошие, оживят.
— Будет сделано.
— Мы поедем сами по себе.
— А нас не подбросите до города? — немедленно поинтересовалась Лизавета. Поймав суровый взгляд Горного, она добавила: — Здесь такси дороговато ловить, выбросите нас возле ближайшего метро. В конце концов…
Горный посмотрел сначала на Лизавету, потом на часы.
— Хорошо, едем.
Снова пошел дождь — противный, мелкий, затяжной. Не апрель, а октябрь. Рубоповский пикапчик аккуратно рассекал лужи.
— До метро не обязательно, — вдруг сказал Горный. — Нам ведь и дальше по пути. Мы на Чайковского.
Лизавета оценила этот акт высокой доброжелательности и решила выжать из ситуации максимум возможного.
— Слушай, а почему вы тут одни на них вышли? У вас же есть всякие силовые отряды, ребята в масках и так далее. Вы их не вызывали?
— Не успели…
— А почему билетов четыре, паспортов тоже, а людей только трое?
— Пока не знаю, — ответил Горный, следя за дорогой. — Вот Дагаев перестанет косить, тогда спросим.
— Он косит?
— Естественно. Такая рана даже комару мимо сердца. А он мужик крепкий.
— И зачем ему это надо?
— Об этом тоже спросим. Скорее всего, думает о дальнейшем житье-бытье. Он, как я понимаю, на встречу с нами не рассчитывал. Угрохали бы Арциева-младшего, и поминай, как звали. Злата Прага, потом, к примеру, Лондон, далее — везде.
— Он что, думал, что такое убийство не заметят? — удивился Сергей.
На этот раз ответил Митя — с подковыркой, но без грубости:
— Не-а, это ведь не Лондон, господин хороший. Стреляли они с глушителем. На автостоянке пусто. Потом Дагаев усадил бы друга на переднее сиденье, стеклышки там темнее крымской ночи. И сидел бы жмурик как миленький сколько надо. А у них рейс через два часа.
— Да, но ведь на стоянке есть охрана!
Тут даже Лизавета фыркнула. Все-таки господин Давыдов очень далек от народа. Она сама до недавнего взрыва была автолюбителем и знала, что единственная задача охраны у шлагбаума — собирать российские дензнаки за постой. За сохранность вверенного имущества, а также за личную безопасность клиентов они ответственности не несут.
— И все-таки почему четыре билета? Может, у них кто на контроле стоял? Где-нибудь возле касс предварительной продажи авиабилетов? — осторожно предположила Лизавета.
— Может, и стоял. Но тогда он слинял и мы его не увидим. Разве что на фотографии в паспорте.
— Почему же вы фотографию милиционерам в Пулково не оставили? Они бы посмотрели за пассажиропотоком. — Сергей сказал это, когда они стояли под красным на светофоре.
Впервые Горный дернул машину, и дернул так, что Лизавета чуть не впилилась носом в спинку переднего сиденья.
— Я смотрю, этот парень понимает в нашем деле больше меня. Может, пойдешь к нам работать? Есть вакансии!
— У меня с биографией напряг. Связи с криминальными структурами плюс возможная вербовка западными спецслужбами… Не пройду мандатную комиссию. Или как это у вас теперь называется?
— Так и называется. — Сунков и Горный переглянулись. — Ну, раз ты такой умный, скажи, что еще нужно сделать?
Сергей ответил не сразу.
— Совет хотите? Совет я дам, только если ты будешь следить за дорогой. А то ты так по-хамски подрезал вон тот «Москвич», что парень уже заработал пятнадцать суток за нецензурные выражения в твой адрес.
— Уникальный человек. Тут тебе и советы по криминалистике, и рекомендации по вождению. Кладезь талантов! Все-таки стоит тебя протащить через мандатную комиссию.
— Спасибо! — Сергей помолчал. — Не знаю, что вы сами планируете, но я бы заглянул на квартиру к этому Дагаеву. Вы знаете, где он живет?
Милиционеры опять переглянулись.
— Хорошая идея. Оперативное мышление чувствуется…
Господин Давыдов комплимент не услышал. Точнее, сделал вид, что не услышал. Но лицо у него стало опять мальчишеским, серые глаза заблестели.
— Ладно. Приехали. Мы вас на Невском высадим! — сказал Горный.
— А к Дагаеву не поедете? — поинтересовалась Лизавета, которую вдруг обуяло смертельное любопытство. Оно-то и делает из человека журналиста. Ее уже не так тянуло домой, она даже забыла, как деревенела от страха, увидев в депутатском зале Дагаева и его спутника. Ей хотелось одного — узнать, что будет дальше.
— Не знаю. Посмотрим на оперативную ситуацию.
— А можно мы с вами? — не унималась девушка.
— Это еще в каком качестве?
— Понятых!
— Если мы таких понятых таскать будем, то Дагаев может даже на адвокатов не разоряться! Дело отошьют по процессуальным мотивам.
— А если без понятых заявитесь, то все будет в порядке? Ордера-то на обыск у вас нет. — Лизавета не специализировалась на криминальной хронике, но азы УК и УПК помнила. — И вообще, нам ничто не мешает поехать за вами следом. Я к тому же потерпевшая, мое присутствие процессуально оправдано, может, я кого опознаю. А господин Давыдов меня сопровождает, потому что иначе у меня может быть нервное потрясение. И вообще, раз мы вам помогли, то имеем право рассчитывать на взаимность, — разнообразные аргументы слетали с ее губ с невероятной скоростью. Но крещендо было нежным. Первым прыснул Митя Сунков, потом расхохотался Горный.
— Теперь понятно, почему наш министр издал внутреннее распоряжение держаться от журналистов подальше, а несанкционированные интервью запретил вообще!
— Значит, возьмете! — Лизавета знала, что точку следует ставить вовремя. А еще она знала, что работающие «на земле» милиционеры относились и к министерскому начальству, и к начальству главка так же, как Иосиф Бродский относился к Евгению Евтушенко. То есть, если министр «против», то они автоматически «за».
ЛЮДИ ВСТРЕЧАЮТСЯ, ЛЮДИ СТРЕЛЯЮТСЯ…
— Мы сегодня с магнитофоном. — Сергей дотронулся до своей гигантской черной сумки. Именно в ней он таскал священный ноутбук. — Женева еще не выходила? Сегодня есть через ваш зал?
Специалист по компьютерам знал, как работают залы для особо важных персон, ничуть не хуже, чем прожженный светский хроникер.
— Кто-то есть… — Менеджеры и разведчики на прямо поставленные вопросы всегда отвечают уклончиво.
— Вот… — Ушедшая было вперед Лизавета резко повернулась и чуть не бросилась на шею Сергею. Она действовала импульсивно, но, как выяснилось впоследствии, правильно. Спряталась сама и заслонила его лицо. Их не заметили и не узнали те двое, что заставили ее прошептать неразборчивое «вот». Одного из них Лизавета узнала, потому что час назад видела фотографию в компьютере, а лицо второго вспомнила мгновенно, хотя, если бы минуту назад ее попросили описать Лечу Абдуллаевича Дагаева, она сказала бы, что не помнит, как он выглядит. И все же память подбросила ей это лицо, хотя заседания Законодательного собрания Лизавета снимала нечасто, а конкретно Дагаева не снимала вовсе.
Он не входил в когорту засветившихся на экране. Из пятидесяти городских парламентариев лишь десять-двенадцать человек входили в «горячий» журналистский список. Их знали в лицо, их дергали в перерывах назойливые репортеры, им заказывали статьи для местных, а иногда даже центральных газет. Остальные держались как бы на периферии публичности. В этом нет ничего странного или предосудительного, во всех парламентах мира были, есть и будут заднескамеечники — темные, но влиятельные лошадки. Именно такой лошадкой и был Леча Дагаев. Он не мелькал, он влиял. И Лизавета, до последней секунды не державшая его в голове, вдруг вспомнила не только седину, орлиный нос и импозантный пиджак, но и место Дагаева в большом зале Мариинского дворца — Леча Абдуллаевич обычно сидел во втором ряду, в кресле рядом с центральным проходом.
А теперь он шел по депутатскому залу аэропорта «Пулково-2» — решительный, мрачный и сосредоточенный. Развевались полы длинного черного пальто, сверкали желто-карие глаза, начищенные остроносые ботинки. Рядом с ним шел его младший брат-близнец. Именно младший и именно близнец, так показалось Лизавете, которая хоть и стояла почти спиной к этой паре, все равно усмотрела и запомнила каждую деталь. Они шли быстро, да и идти-то всего пятьдесят метров мраморного пола, минута, не больше, но Лизавета видела все, как в рапиде: детали, жесты, взгляды. Она сумела разглядеть даже пуговицы на удивительно одинаковых пальто. Заметила наманикюренные ногти старшего: Леча Абдуллаевич один раз по-отечески коснулся плеча Ильи Арциева. Оценила элегантный черно-красный клетчатый галстук русско-швейцарского банкира. И еще разглядела вторую суть этого стремительного прохода. Что-то было не так. Хотя «близнецы» шли рядом, они не то чтобы разговаривали — они общались по делу, по необходимости. Лизавета разобрала всего два слова, вполне обыденных в данной ситуации. «Машина рядом», — заверил встречающий прилетевшего. Они смотрелись если не как друзья, то как добрые знакомые. Только знакомство это и доброта припахивали фальшью. Кто-то из двоих держал камень за пазухой. Или камни держали оба. Так, с камнями, и скрылись они за автоматически распахнувшимися при их приближении дверьми.
Лизавета, проводившая их глазами, очнулась не сразу.
— Где же ребята? Они их пропустили или ждут снаружи? — спросила она шепотом. Надобности шептать не было ни малейшей, но она все равно шептала.
Сергей ответил в той же манере — еле слышным голосом:
— Вот уж не знаю. Если верить всему, что пишут про русскую милицию, то, скорее всего, пропустили.
— Тогда пойдем. Проследим, куда они пошли. — Лизавета схватила Сергея за руку. Тот даже не пошевелился.
— Ты что, не слышала? Их ждет машина. Собираешься на такси гоняться за шестисотым «Мерседесом», или на чем здесь теперь катаются солидные люди?
— Ну хоть увидим, может, ребята их ждут снаружи! — не унималась Лизавета. Она упорно тянула Сергея к выходу. Давыдов стоял, как скала у врат Тартара. — А, ладно, я сама увижу!
Она опять побежала к выходу. Странно она в последнее время себя ведет: то замирает, словно спящая красавица, то бегает, как ошпаренная сороконожка. Вчера она тоже вела себя странно… Выгоняла, выгоняла мужчину, а потом… Впрочем, ничего удивительного. Говорят даже закаленные спецназовцы теряются, когда в них стреляют, а они не могут определить откуда. В нее стреляют уже почти неделю, так что внезапность и порывистость вполне объяснимы. А то, что сейчас не объяснить, она проанализирует потом, когда будет время подумать.
Вход в VIP-зал расположен несколько в стороне от ворот для простых смертных. Там же площадка для особо важных машин, принадлежащих особо важным персонам. В этот час таковых было немного. Возле одной торчал парень в фуражке с твердым блестящим козырьком, вероятно шофер. Больше никого. Они не могли уехать так быстро. Уж хвост автомобиля Лизавета, выскочив из зала, непременно углядела бы. По крайней мере, услышала бы шум двигателя. Скорее всего, они пошли на стоянку для «простых».
Лизавета побежала вдоль здания аэровокзала. Правильно она догадалась, вон идут эти двое. Зорина прижалась к каменной стене и замерла. Надо оглядеться. Через секунду она не увидела, а почувствовала, что к ней подошел Сергей. Они вместе наблюдали за депутатом и банкиром. Вот они огибают чистенькую темно-зеленую «Тойоту», прошли мимо голубого микроавтобуса «Фольксваген», рядом с ним стоит, все правильно, белый шестисотый «Мерседес». Депутат обернулся, что-то сказал. Арциев кивнул. Квакнула система сигнализации. Сейчас они усядутся и уедут. Друзья не разлей вода.
— Что-то не видно твоих ментов. Наверное, их автомобили бегают еще медленнее, чем раздолбанный «Форд», на котором ехали мы…
Лизавета промолчала. Можно было бы вступить в спор, найти доводы, резоны и аргументы. Как выглядит банкир из Швейцарии, рубоповцы не знают, а каким паспортом он воспользовался — неизвестно. Так что Горный и Сунков сейчас, скорее всего, шерстят банки данных авиакомпаний. И знать не знают, что клиенты вот-вот уедут в неизвестном направлении. Хотя почему в неизвестном?
Даже если эта их «дружба» совершенно напускная, даже если Дагаев собирается казнить сына любовницы, пролившего кровь его брата, вряд ли он сразу повезет его к месту казни. Приговоренный может занервничать, устроить шум… Зачем рисковать? Куда проще привезти его домой, устроить поминки, а уж потом…
Сейчас они уедут, и тогда…
— Надо выяснить адрес Дагаева, — прошептала Лизавета. — Они, наверное, поедут к нему домой…
— Посмотрим…
Ничего они не посмотрели. Выстрела слышно не было. Но сразу стало понятно, что он был, и не один. Арциев, уже открывший правую переднюю дверь машины, охнул, странно изогнулся и начал оседать на асфальт. Скрюченными пальцами он попытался зацепиться за край дверцы, но сил не хватило, и банкир упал рядом с «Мерседесом». На белой дверце остался кровавый след. Дагаев рухнул там, где стоял, перед серебристой решеткой на носу машины.
Лизавета, завороженная страшным зрелищем, бессознательно подалась вперед. Давыдов схватил ее за плечи и буквально вдавил в стену.
Дальше все стало происходить очень быстро. Выскочили из стеклянной будки ребята-охранники, опустить шлагбаум они почему-то забыли. Впрочем, шлагбаум и не помог бы. В другом углу площадки заурчали белые «Жигули» с затемненными стеклами. Невидимый водитель резко крутанул руль, и машину выбросило на размоченный дождем газон. Но «Жигули», даже архаичная «шестерка», не так плохи, как о них говорят. Или этот конкретный автомобиль кое-чем отличался от своих собратьев. Или водитель был мастером. «Жигули» даже не забуксовали. Надрывно завывая, машина понеслась по грязи. Невесть откуда свалились Горный и Сунков. Если бы над автостоянкой была крыша, Лизавета решила бы, что они спрыгнули с потолка. Теперь же получалось, что они упали с неба. Выскочили совершенно неожиданно, во всяком случае, для Лизаветы. Убегавшие увидели их гораздо раньше, может, потому и решили удрать. Горный размахивал пистолетом, Сунков, низенький и изящный, стремительно догонял и не мог догнать скачущие по газону «Жигули». На этот раз выстрелы услышали все.
Застыла как вкопанная, только что вывалившаяся из дверей аэровокзала группа иностранных туристов. В окошке торгового киоска показалась ошарашенная физиономия продавца. Обычно они сидят в норах, не высовываясь. Заволновалась русская публика на автобусной остановке.
Наверное, наши люди никогда не усвоят правила безопасности. Иностранцы, постояв секунду, тут же, как подкошенные, попадали на землю, а наши — ничего подобного: они продолжали озираться, стараясь понять, кто, где и кого убивает.
Стрельба продолжалась, причем Горный умудрялся палить не останавливаясь. И попадал. Белые «Жигули» сначала захромали на одно колесо, потом взорвалась вторая покрышка. Распахнулись обе передние дверцы, и оттуда выскочили два не очень высоких парня. Они были похожи друг на друга и одеты почти одинаково. Коричневато-зеленые куртки, просторные черные джинсы, кожаные кепки. Так одеваются люди, прежде всего думающие о комфорте и свободе. Так одеваются телевизионные операторы и корреспонденты. И видимо, не только они.
Погоня шла на равных, без машин. Две коричневые кожаные куртки неслись за двумя матерчатыми цвета хаки. Четыре мужчины на вязкой сырой земле, и у каждого в руке пистолет. Казаки и разбойники. Воры и полицейские. Только публике на остановке пока непонятно, кто есть кто.
Опять выстрел. Кто стрелял, непонятно, только на рукаве цвета хаки растеклось темное пятно. Один из убегающих заметно отстал. Сунков настиг его в три прыжка. Итак, минус два. Теперь бегут только двое.
Лизавета, притиснутая к стене сильной рукой, задыхалась от страха и возбуждения. Она в погоне не участвовала, но больше, чем все остальные наблюдатели, знала, что, собственно, происходит, и всей душой болела за Горного.
Еще до того, как броситься в погоню, Игорь прикинул, куда могут рвануть киллеры, и понял, что уйти они не смогут. Поэтому стрелял не на поражение. Их следовало брать живыми.
Только когда Горный повалил человека в кепке на землю, Лизавета вспомнила о главных героях и перевела взгляд на «Мерседес». Там ничего не изменилось. Два тела в черных пальто. Разлетевшиеся длинные полы очень походили на черные крылья. Казалось, что рядом с белой машиной валяются два дохлых ворона. А к ним бежали люди в сером, сразу пятеро. Милиция. Наконец-то публике станет ясно, кто за нас, а кто против.
Вооруженные люди в серой форме приблизились к белому «Мерседесу». Один склонился над Дагаевым, другой подошел к швейцарскому банкиру, трое изготовились отражать нападение. Только нападающих уже не было. Сунков и Горный знали свое дело. Без посторонней помощи они нейтрализовали мужчин из белой «шестерки» и надели на них наручники. Лизавета, не так давно делавшая сюжет о милицейском спецоборудовании, даже издалека определила, что это оперативная модель под названием «Нежность-1».
Сразу по окончании погони, как только прекратилась стрельба, дисциплинированные интуристы встали, отряхнулись и пошли к стоявшему в стороне «Икарусу». Российская публика тоже расслабилась. По крайней мере, милиционеров, сгруппировавшихся возле двух убитых или раненых, не донимали добровольные свидетели. Ларечник опять укрылся за стенками киоска, покупатели вспомнили, что они вышли не для того, чтобы глазеть на ментов, потенциальные пассажиры еще не пришедшего автобуса принялись обсуждать увиденное.
Двух задержанных стрелков вели к серому милицейскому кольцу. И пока их вели, Лизавета сумела разглядеть обоих. Никакие не отморозки, наоборот, человеки с ярко выраженной индивидуальностью. Особенно один, потерявший в процессе гонки на выживание стандартную кепку. Худой, невысокий и жилистый, с обритой наголо головой и яркими, умными, чуть навыкате глазами. Лицо, измазанное весенней грязью, было окончательно и бесповоротно обезображено интеллектом.
Второй парень, молодой, чернявый и с усиками, тоже не был похож на героя криминальной хроники. Совсем не таких людей показывали по телевизору с сакраментальным диагнозом: «Подозревается в серии вооруженных нападений. Всех, кто так или иначе сталкивался с этим человеком, просим звонить по телефону…»
Сергей, следивший за происходящим ничуть не менее внимательно, чем Лизавета, первым нарушил молчание:
— Ну, ладно, на сей раз они справились, хотя в фильмах это выглядит несколько иначе.
Лизавета не могла не согласиться с замечанием своего спутника. Даже на пленках, представленных пресс-службой ГУВД, на пленках, которые ругали все — от монтажеров до ответственных выпускающих, все выглядело не так обыденно. Там обычно действовали, причем куда более решительно, могучие парни в масках и с автоматами. Укладывали бандитов мордой в снег или грязь, кричали и хэкали, как заправские каратисты. Сейчас ничего подобного не произошло, даже странно. Наверное, РУБОП и прочие силовые структуры, обуреваемые ведомственным патриотизмом, присылают видео, не совсем соответствующее действительности.
— Пойдем, пора домой… — Сергей сжал ее руку.
— Давай сначала переговорим с ними! — Лизавета, не отрываясь, смотрела на людей, копошившихся возле «Мерседеса».
— Зачем?
— Может, они не знают, что это Арциев! В конце концов, мы зачем приехали?!
Сергей промолчал, а Лизавета вырвала руку и чуть не бегом бросилась к милицейской группе.
— Ты зачем сюда приехала?! — спросил Митя Сунков, как только она подошла.
Лизавета оставила вопрос без ответа. Она уже совсем очухалась и ничуть не походила на растерянную девочку, которая прятала лицо, столкнувшись в VIP-зале с парой высокопоставленных преступников. В ней проснулся журналист, и действовала она соответственно. Лизавета не отвечала, она спрашивала.
— Дагаев ранен?
— Вроде нет. Крови не видно. Я вообще не понимаю, почему он без сознания, может, контузия… — откликнулся Митя, осматривавший Дагаева. — Или косит. А второй наповал…
— Опять та же история, один выстрел в яблочко, второй кое-как, — пробурчал Горный, занимавшийся карманами банкира. — Так, паспорт… Он у нас, оказывается, гражданин Монако, Анри Бертель… А мы ломали голову, почему Арциева нет среди пассажиров. Что у тебя?
— Сразу четыре паспорта… И билеты в Прагу, вылет в шестнадцать ноль-ноль. — Митя посмотрел на часы. — Вот-вот пропадут.
Он быстро перелистал паспорта. Лизавета смотрела сбоку, но и она сумела разглядеть лица на черно-белых фотографиях. Сам Дагаев, правда, фамилия другая. Потом парень, обритый наголо, — если верить документу из депутатского кармана, его звали Федор Иванович Судейкин. В третьем паспорте неизвестная личность с черными усиками. В четвертом — фотография второго задержанного. То же круглое лицо, те же глаза. В белых полосках на розовом фоне пропечатано: Иванов Михаил Андреевич.
— Ладно, пакуйте клиентов, и к нам, — объявил Горный старшему милицейской группы. — Со своей стороны оформите все, как следует. Отберите показания у свидетелей, и побольше. Чтобы потом не выяснилось, что ангелы катались по газону от полноты чувств, а стволы им подбросили мерзкие провокаторы из РУБОПа.
— А с этим как быть? — Милиционер указал на носилки с Дагаевым.
Горный наклонился над бесчувственным телом в черном пальто, двумя пальцами приоткрыл правый глаз депутата, ухмыльнулся и сказал:
— Этого тоже к нам. Он там быстро придет в себя. Врачи у нас хорошие, оживят.
— Будет сделано.
— Мы поедем сами по себе.
— А нас не подбросите до города? — немедленно поинтересовалась Лизавета. Поймав суровый взгляд Горного, она добавила: — Здесь такси дороговато ловить, выбросите нас возле ближайшего метро. В конце концов…
Горный посмотрел сначала на Лизавету, потом на часы.
— Хорошо, едем.
Снова пошел дождь — противный, мелкий, затяжной. Не апрель, а октябрь. Рубоповский пикапчик аккуратно рассекал лужи.
— До метро не обязательно, — вдруг сказал Горный. — Нам ведь и дальше по пути. Мы на Чайковского.
Лизавета оценила этот акт высокой доброжелательности и решила выжать из ситуации максимум возможного.
— Слушай, а почему вы тут одни на них вышли? У вас же есть всякие силовые отряды, ребята в масках и так далее. Вы их не вызывали?
— Не успели…
— А почему билетов четыре, паспортов тоже, а людей только трое?
— Пока не знаю, — ответил Горный, следя за дорогой. — Вот Дагаев перестанет косить, тогда спросим.
— Он косит?
— Естественно. Такая рана даже комару мимо сердца. А он мужик крепкий.
— И зачем ему это надо?
— Об этом тоже спросим. Скорее всего, думает о дальнейшем житье-бытье. Он, как я понимаю, на встречу с нами не рассчитывал. Угрохали бы Арциева-младшего, и поминай, как звали. Злата Прага, потом, к примеру, Лондон, далее — везде.
— Он что, думал, что такое убийство не заметят? — удивился Сергей.
На этот раз ответил Митя — с подковыркой, но без грубости:
— Не-а, это ведь не Лондон, господин хороший. Стреляли они с глушителем. На автостоянке пусто. Потом Дагаев усадил бы друга на переднее сиденье, стеклышки там темнее крымской ночи. И сидел бы жмурик как миленький сколько надо. А у них рейс через два часа.
— Да, но ведь на стоянке есть охрана!
Тут даже Лизавета фыркнула. Все-таки господин Давыдов очень далек от народа. Она сама до недавнего взрыва была автолюбителем и знала, что единственная задача охраны у шлагбаума — собирать российские дензнаки за постой. За сохранность вверенного имущества, а также за личную безопасность клиентов они ответственности не несут.
— И все-таки почему четыре билета? Может, у них кто на контроле стоял? Где-нибудь возле касс предварительной продажи авиабилетов? — осторожно предположила Лизавета.
— Может, и стоял. Но тогда он слинял и мы его не увидим. Разве что на фотографии в паспорте.
— Почему же вы фотографию милиционерам в Пулково не оставили? Они бы посмотрели за пассажиропотоком. — Сергей сказал это, когда они стояли под красным на светофоре.
Впервые Горный дернул машину, и дернул так, что Лизавета чуть не впилилась носом в спинку переднего сиденья.
— Я смотрю, этот парень понимает в нашем деле больше меня. Может, пойдешь к нам работать? Есть вакансии!
— У меня с биографией напряг. Связи с криминальными структурами плюс возможная вербовка западными спецслужбами… Не пройду мандатную комиссию. Или как это у вас теперь называется?
— Так и называется. — Сунков и Горный переглянулись. — Ну, раз ты такой умный, скажи, что еще нужно сделать?
Сергей ответил не сразу.
— Совет хотите? Совет я дам, только если ты будешь следить за дорогой. А то ты так по-хамски подрезал вон тот «Москвич», что парень уже заработал пятнадцать суток за нецензурные выражения в твой адрес.
— Уникальный человек. Тут тебе и советы по криминалистике, и рекомендации по вождению. Кладезь талантов! Все-таки стоит тебя протащить через мандатную комиссию.
— Спасибо! — Сергей помолчал. — Не знаю, что вы сами планируете, но я бы заглянул на квартиру к этому Дагаеву. Вы знаете, где он живет?
Милиционеры опять переглянулись.
— Хорошая идея. Оперативное мышление чувствуется…
Господин Давыдов комплимент не услышал. Точнее, сделал вид, что не услышал. Но лицо у него стало опять мальчишеским, серые глаза заблестели.
— Ладно. Приехали. Мы вас на Невском высадим! — сказал Горный.
— А к Дагаеву не поедете? — поинтересовалась Лизавета, которую вдруг обуяло смертельное любопытство. Оно-то и делает из человека журналиста. Ее уже не так тянуло домой, она даже забыла, как деревенела от страха, увидев в депутатском зале Дагаева и его спутника. Ей хотелось одного — узнать, что будет дальше.
— Не знаю. Посмотрим на оперативную ситуацию.
— А можно мы с вами? — не унималась девушка.
— Это еще в каком качестве?
— Понятых!
— Если мы таких понятых таскать будем, то Дагаев может даже на адвокатов не разоряться! Дело отошьют по процессуальным мотивам.
— А если без понятых заявитесь, то все будет в порядке? Ордера-то на обыск у вас нет. — Лизавета не специализировалась на криминальной хронике, но азы УК и УПК помнила. — И вообще, нам ничто не мешает поехать за вами следом. Я к тому же потерпевшая, мое присутствие процессуально оправдано, может, я кого опознаю. А господин Давыдов меня сопровождает, потому что иначе у меня может быть нервное потрясение. И вообще, раз мы вам помогли, то имеем право рассчитывать на взаимность, — разнообразные аргументы слетали с ее губ с невероятной скоростью. Но крещендо было нежным. Первым прыснул Митя Сунков, потом расхохотался Горный.
— Теперь понятно, почему наш министр издал внутреннее распоряжение держаться от журналистов подальше, а несанкционированные интервью запретил вообще!
— Значит, возьмете! — Лизавета знала, что точку следует ставить вовремя. А еще она знала, что работающие «на земле» милиционеры относились и к министерскому начальству, и к начальству главка так же, как Иосиф Бродский относился к Евгению Евтушенко. То есть, если министр «против», то они автоматически «за».
ЛЮДИ ВСТРЕЧАЮТСЯ, ЛЮДИ СТРЕЛЯЮТСЯ…
Леча Абдуллаевич Дагаев проживал на Английской набережной, рядом с Дворцом бракосочетаний. Дом был очень красивый, хотя строил его не Кваренги и не Растрелли. Апартаменты депутата Законодательного собрания находились на последнем этаже. В восемнадцатом веке это указывало на недостаточно высокий статус жильца. Двадцатый век и новые технологии помогли превратить мансарду в жилье класса «люкс». Впрочем, и сам дом уже лет семь как перешел в класс «люкс», причем здесь в полной мере отдали долг высоким технологиям. Консьержа заменили видеокамерой и кодовым компьютерным замком. Входная дверь, с окошечком, выглядела как дубовая, но на самом деле была сделана из высокопрочной пластмассы. Парадную лестницу отреставрировали под приглядом высокопрофессиональных мастеров. Возможно, тут приложили руку те, кто поднимал из руин дворцы Петергофа, Пушкина и Павловска. Гладкая лепнина, пестрый мрамор перил и ступенек, зеркала в настенных медальонах. Все новое, блестящее, но при этом и не смотрится, как примитивный новодел. Мастера позаботились также о том, чтобы двери отдельных квартир вписывались в интерьер.
— Хорошо живут люди, красиво, — сказал Митя Сунков, когда они поднимались по пологим, легким даже для сердечников ступенькам. Строители восемнадцатого века любили людей и думали о них, а не об экономии площадей или стройматериалов.
— Если бы они еще не впутывались в некрасивые истории со стрельбой и взрывами! — мрачно заметил Горный.
Лизавета и Сергей молчали.
Вот и искомая квартира, номер восемь. Дверь с узорчатыми филенками, цвета мореного дуба, но наверняка это не дерево, а хитроумная броня. Бронзовая ручка в форме львиной морды. Рядом звонок, тоже бронзовый, тоже морда льва, в зубах кольцо. Никаких электронных трелей — где-то в квартире спрятан бронзовый колокольчик. Его звон и услышали все четверо, когда Горный решительно дернул за кольцо.
Вскоре послышались шаги, и дверь открылась без всяких мещанских «кто там?» и «что надо?».
На пороге стоял полуобнаженный молодой мужчина. Полуобнаженный — это значит в брюках и носках, выше пояса на нем ничего не было. Стоящие дыбом черные жесткие волосы, два черных глаза, усы, радостная улыбка — это все, что удалось разглядеть в полумраке. Впрочем, улыбка исчезла, как только мужчина рассмотрел, кому так доверчиво открыл дверь. Он тут же попытался ее захлопнуть, и захлопнул бы, если бы Митя предусмотрительно не поставил на порог ногу.
— Погоди, брат, мы из ЖЭКа, депутата ищем, — миролюбиво сообщил он полуобнаженному жильцу квартиры, в которой был прописан депутат Законодательного собрания Дагаев.
Тот молчал и упорно тянул дверь на себя. Силы были примерно равны, и борьба могла затянуться. Но вмешался Горный. Он, казалось бы, просто сомкнул пальцы на ручке двери. И тут Лизавета, пожалуй, впервые поняла, что такое «гора мускулов». Мужчина в брюках тихонько пискнул и отступил. Митя немедленно последовал за ним, потом вошли Горный, Лизавета и Сергей.
В прихожей было темно. Полоска дневного света из комнаты — вот и все освещение. Впустивший гостей парень остановился в дверном проеме, стало еще темнее.
— Черт, темно, как в котельной. Свет зажги, а? А то ни зги, понимаешь… Тут и впрямь депутат проживает? — Сунков старался говорить экая и гхэкая — так, как говорят разнорабочие и слесари РЭУ и ГРЭПов. Но встал очень толково, чтобы перекрыть в случае чего выход на кухню. И не в дверях, а за ними, чтобы не провоцировать других обитателей депутатской квартиры.
Игорь Горный, мягко оттеснив плечом Сергея, перекрыл входную дверь.
— Слушай, свет зажги. — Он тоже принялся бутафорить.
— Зачем? — не выдержал полуголый жилец. Даже одного слова хватило, чтобы определить, из каких мест он родом. Парень говорил с явным кавказским акцентом.
Неожиданно вспыхнула люстра под потолком. Лизавета догадалась, что выключатель нашел Сергей, остальные не двигались. Парень дернулся, будто собираясь бежать, но усилием воли заставил себя остановиться. Все остальные тоже напряглись.
— Хорошо живут люди, красиво, — сказал Митя Сунков, когда они поднимались по пологим, легким даже для сердечников ступенькам. Строители восемнадцатого века любили людей и думали о них, а не об экономии площадей или стройматериалов.
— Если бы они еще не впутывались в некрасивые истории со стрельбой и взрывами! — мрачно заметил Горный.
Лизавета и Сергей молчали.
Вот и искомая квартира, номер восемь. Дверь с узорчатыми филенками, цвета мореного дуба, но наверняка это не дерево, а хитроумная броня. Бронзовая ручка в форме львиной морды. Рядом звонок, тоже бронзовый, тоже морда льва, в зубах кольцо. Никаких электронных трелей — где-то в квартире спрятан бронзовый колокольчик. Его звон и услышали все четверо, когда Горный решительно дернул за кольцо.
Вскоре послышались шаги, и дверь открылась без всяких мещанских «кто там?» и «что надо?».
На пороге стоял полуобнаженный молодой мужчина. Полуобнаженный — это значит в брюках и носках, выше пояса на нем ничего не было. Стоящие дыбом черные жесткие волосы, два черных глаза, усы, радостная улыбка — это все, что удалось разглядеть в полумраке. Впрочем, улыбка исчезла, как только мужчина рассмотрел, кому так доверчиво открыл дверь. Он тут же попытался ее захлопнуть, и захлопнул бы, если бы Митя предусмотрительно не поставил на порог ногу.
— Погоди, брат, мы из ЖЭКа, депутата ищем, — миролюбиво сообщил он полуобнаженному жильцу квартиры, в которой был прописан депутат Законодательного собрания Дагаев.
Тот молчал и упорно тянул дверь на себя. Силы были примерно равны, и борьба могла затянуться. Но вмешался Горный. Он, казалось бы, просто сомкнул пальцы на ручке двери. И тут Лизавета, пожалуй, впервые поняла, что такое «гора мускулов». Мужчина в брюках тихонько пискнул и отступил. Митя немедленно последовал за ним, потом вошли Горный, Лизавета и Сергей.
В прихожей было темно. Полоска дневного света из комнаты — вот и все освещение. Впустивший гостей парень остановился в дверном проеме, стало еще темнее.
— Черт, темно, как в котельной. Свет зажги, а? А то ни зги, понимаешь… Тут и впрямь депутат проживает? — Сунков старался говорить экая и гхэкая — так, как говорят разнорабочие и слесари РЭУ и ГРЭПов. Но встал очень толково, чтобы перекрыть в случае чего выход на кухню. И не в дверях, а за ними, чтобы не провоцировать других обитателей депутатской квартиры.
Игорь Горный, мягко оттеснив плечом Сергея, перекрыл входную дверь.
— Слушай, свет зажги. — Он тоже принялся бутафорить.
— Зачем? — не выдержал полуголый жилец. Даже одного слова хватило, чтобы определить, из каких мест он родом. Парень говорил с явным кавказским акцентом.
Неожиданно вспыхнула люстра под потолком. Лизавета догадалась, что выключатель нашел Сергей, остальные не двигались. Парень дернулся, будто собираясь бежать, но усилием воли заставил себя остановиться. Все остальные тоже напряглись.