Страница:
Она ответила сразу, что уже было здорово. Сергея ужасно тяготили несвойственные Лизавете паузы в разговорах:
— Мои одноклассники называли бургундским любое красное вино, включая портвейн «Агдам».
— Значит, домашнее. — Сергей откинулся на спинку хлипкого стульчика и чуть не засмеялся. В этом ответе он увидел прежнюю Лизавету. Впервые за последние четыре дня. — Может, еще «Маргариту»? Пока жарят прелестные ножки.
— Давай, мне необходимо что-то зажигательное… — Он опять остался доволен. Лизавета переставала быть удручающе нормальной и спокойной.
— Тогда «Маргариту», даже две, и побыстрее. Официантка кивнула, исчезла и появилась с бокалами буквально через минуту. Это при том, что возле бара толпился жаждущий народ и бармены явно не справлялись с нагрузкой.
— Вашья «Маргарита», — буквально пропела она.
— Как ты их охмуряешь? Открой секрет, — попросила Лизавета, когда расторопная девушка отошла к другому столику.
— Секрет фирмы. — Сергей Анатольевич улыбнулся совершенно по-голливудски, в тридцать три зуба. — Но для тебя, так и быть, сделаю исключение. Я вбрасываю в них энергию. Ты представь, целый день на ногах, целый день с подносом, целый день голодные лица и тарелки с едой. Одуреть проще простого. А я даю энергетический импульс. Все просто.
Лизавета допила первую «Маргариту» и охотно взялась за вторую. Щеки ее порозовели.
— Значит, пользуешься запрещенными психотехниками? И со мной тоже?
— Нет, миледи, я бы не посмел! К вам у меня особый подход! Метод называется infiltration. Термин военный, поэтому я объясню…
— Спасибо, я знаю. Если точно переводить на военный русский, это «просачивание». — У Лизаветы заплясали чертики в глазах. Она вспомнила полковника, преподававшего ей и прочим студенткам военный перевод. Старичок, в прошлом хорошо и много поработавший в военных атташатах в Британии и Франции, к занятиям относился легко, частенько отпускал их всех досрочно и всегда на хорошем английском предупреждал: «Действуйте методом инфильтрации!»
— Ну наконец-то! Давай за это выпьем! — Сергей поднял свой бокал с «Маргаритой».
— За что — за это? — сразу посерьезнела Лизавета.
— За возвращение! — Он лизнул обсыпанный солью край конического бокала. — Знаешь, чем хороша «Маргарита»? Остротой и контрастами. Холодный лимонный сок, соль и обжигающая текила, все вместе — гремучая смесь. Горячит кровь и холодит язык, радует сердце и туманит рассудок. Человек должен быть разным, а ты последние дни удручающе одинаковая. Только сейчас я увидел тебя прежнюю.
— Что же ты столько дней мучился? — Она улыбнулась. — Насколько я знаю, молча страдать не в твоих правилах!
Если бы не улыбка, Сергей забеспокоился бы. Но улыбка играла в Лизаветиных глазах и на губах. Настоящая улыбка. Не дежурный американский оскал — мол, все о'кей, — а тонкий и чуточку ироничный изгиб: «Мы понимаем, что знаем больше, чем говорим». Эту улыбку давно окрестили джокондовской. И хотя современные скептики утверждают, что прекрасная Мона Лиза ничего незаурядного за своей улыбкой не прятала, а просто страдала редким заболеванием лицевого нерва, наблюдательные мужчины знают: так и в наши дни иногда улыбаются умные женщины. Сергей опять взял бокал.
— За тебя! — и повторил по-английски: — To you, Liz! — Он намеренно вспомнил именно это ее имя — имя, которое дал ей он и только он. Сергей хотел, чтобы она вспомнила встречу, когда он впервые так назвал ее. Лизавета тут же ответила, словно отзывом на пароль:
— Почему-то на языке гордых англосаксов уменьшительно-ласкательное «Лиз» звучит не так противно, как на языке родных осин.
— Созвучия, конечно, не такие открытые, но есть еще и lizard, и lizzie. — Теперь уже отзыв на отзыв.
Лизавета помолчала, выжидая, пока официантка расставит тарелки с салатами, потом взяла большой желтый, цвета топленого масла, чипс, макнула его в миску с соусом и ответила как тогда, слово в слово:
— Насчет lizzie, тут непонятно, где курица, а где яйцо. То ли дешевенькое авто назвали в честь бедной Лизы, то ли наоборот. А вот что касается ящерицы — я бы хотела быть на нее похожей, особенно сейчас!
Этого «особенно сейчас» в прошлом не было, и еще день назад Сергей не на шутку перепугался бы — столько в этом словесном довеске было горечи. Но он видел золотые искорки на донышке Лизаветиных глаз и чувствовал себя спокойным и счастливым:
— Что, сильно прищемили хвост, бедная моя саламандра? И все я…
— Ты уже считаешь себя «всем»? — Лизавета выправлялась просто на глазах. — Первые симптомы мании величия? Лучше ешь чипсы и слушай! Кстати, тунец тебе тоже не повредит. По слухам, на первой стадии болезни, именуемой mania grandioso, как раз тунец…
— Хорошо, мой милый доктор. — Сергей с удовольствием придвинул поближе большое блюдо, на котором лежали половинка авокадо, кусочек рыбы и салатный лист.
— Насчет саламандры это ты правильно придумал, меня не так просто сжечь. Даже коллективными усилиями. И твой вклад…
— Я очень виноват, я не понимал, что…
— Дай мне договорить, у меня не так часто появляется желание выговориться, лучше следи за тем, чтобы дама не слишком долго ждала спичку. — Лизавета повертела зажатой в пальцах сигаретой. — Твой вклад мы оценим чуть позже, и, каковы бы ни были проценты, он не был самым большим, да и не в больших вкладах дело. Дело в мелочности. — Она помолчала, затягиваясь, в полумраке зальчика ярко вспыхнул огонек сигареты, и вдруг резко сменила тему: — Вчера звонил Горный, следствие идет полным ходом. Даже Дагаев заговорил, только один мальчик из аэропорта молчит.
Сергей выложил на стол черную пачку с сигаретами и сделал вид, что не заметил, каким грустным вдруг стало ее лицо.
— Он вообще-то не очень распространялся, как это у них принято. Похвастался, что один из задержанных оказался настоящим международным террористом, в интерполовском розыске с девяносто пятого. Начальство милицейское так обрадовалось, что есть возможность выпендриться перед заграничными коллегами, что даже премию ребятам выписало, в размере месячного содержания. — Лизавета отпила большой глоток «Маргариты» и усмехнулась. — Правда, Игорь сказал, что выплата будет в лучшем случае к Новому году, денег в милицейском бюджете опять не хватает… По-прежнему не хватает… Слушай, как ты думаешь, почему мне хочется напиться? — Она сделала еще глоток и принялась вертеть в пальцах пустой бокал.
Сергей кивнул и позвал официантку. Та появилась на удивление скоро и так же скоро принесла еще две «Маргариты». Минут пять они молчали — оба смотрели на развеселое музыкальное трио, бодро исполнявшее «Гуантанамеру».
— Что ты имела в виду, когда говорила о мелочности? — осторожно поинтересовался Сергей.
— Премию для наших бравых рубоповцев, — взмахнула ресницами Лизавета. — И отсутствие денег на эту премию. — Она затушила сигарету в пепельнице и погрозила ему пальцем, так пытаются усовестить непослушных детишек. — Нет в бюджете денег на премию. Нету…
— А если серьезно?
Лизавета помолчала и вдруг чуть ли не залпом опорожнила бокал «Маргариты». Сергей испугался. Лизавета любила коктейли и хорошее вино, но он никогда не видел, чтобы она целенаправленно напивалась. Веселое ресторанное трио допело гимн кубинской революции, в зале стало неожиданно тихо.
— Я правильно поняла, что в деликатном деле отмывания военных денег господин Арциев представлял интересы российских олигархов, а господин Дагаев-старший старался ради масхадовцев?
— Скорее всего, так, — напряженно ответил Сергей. — Ну и что? — Он дотронулся до ее руки. На безымянном пальце сидело дареное им кольцо. Ему опять стало страшно, он вспомнил, какую информацию спрятал в виртуальных дебрях. Лизавета же продолжала:
— Значит, в финансовой сфере войны не было? Значит, наши мальчики в касках и их мальчики с зелеными лентами на голове умирали в Грозном и Комсомольском для того, чтобы в Цюрихе или Женеве пухли частные счета? Вообще получается частная какая-то история. Чтобы разбогатеть — воюют. Чтобы отомстить за брата сыну любовницы — используют центр подготовки террористов. С помощью отдельно взятых террористов — убирают с дороги любовницу мужа. — Лизавета вздохнула и сделала вид, что не заметила гримасу, исказившую лицо Сергея. — И все закамуфлировано высокими словами, лозунгами и идеями. Гер-р-рои! А идеи-то, оказывается, есть только у одного-единственного мальчика, который молчит. Остальные поют, чтобы хоть как-то выгородить себя любимого. И что у нас в остатке, если вычесть слова? Частная история, которая потрясла мир! Так выпьем же за это!
Еще один большой глоток, и бокал опять пуст. Появилась официантка со «свиными прелестями», в ту же секунду запиликал пейджер, упрятанный Лизаветой в сумочку. Она достала приборчик и прочитала послание. Савва в своем репертуаре. Лизавета улыбнулась и взялась за следующую «Маргариту». Сергей молчал, наблюдая, как официантка расставляет тарелки и бокалы.
— Ты можешь что-то изменить? — задал он вопрос, как только они снова остались наедине.
— Ты насчет премии рубоповцам? — посмотрела на него Лизавета и покачала головой. — Нет, не могу. Самое смешное, что их беспокоит не премия, а то, что они не могут прищучить бойца из пресс-центра, который сливал информацию, состоял, так сказать, компаньоном в индивидуальном частном предприятии «Деньги — расследования — деньги» вместе с нашим Говоровым. Тоже герой! Он вне политики, вне идей, он просто расследует, а потом продает статью с информацией кому надо и кто готов платить. И попробуй ему сказать, что к журналистике это не имеет отношения!
— Давай я скажу! — предложил Сергей.
— Это будет воистину героический поступок! — расхохоталась Лизавета. — Он у нас персона влиятельная! Ты это сделаешь из идейных соображений или потому, что хорошо ко мне относишься?
— Это существенно? Если второе, то это помешает тебе сказать: «Герой, люблю тебя!»?
— В общем, нет. Мы же договорились о роли частных интересов в истории!
— Тогда покончим со «свиными прелестями», и вперед! — Сергей придвинул к себе тарелку, на которой шеф-повар живописно разложил картофель, салат и бедро молоденькой хрюшки. Лизавета тоже взяла вилку. Свинину здесь готовить умели.
— Кстати, о чем тебе сообщили? — спросил Давыдов, когда они расправились с горячим. Сергей помнил, как пищал пейджер.
— Ничего существенного. Коллеги поздравляют. Ярослав отменил свой приказ, и ведущая Зорина может приступить к работе, раз она, оказывается, не замешана в криминальной истории.
— Значит, медовый месяц придется провести здесь? — невозмутимо отреагировал на сказанное Сергей. — Или ты возьмешь небольшой отпуск? Скажем, дней на семь-восемь…
Он говорил о медовом месяце как о чем-то решенном и неизбежном. Лизавета опять рассмеялась. Перед ней снова сидел веселый романтик, с которым не страшны огонь, вода и медные трубы.
— Тебе не кажется, что ты спешишь?
— Наоборот, я опоздал уже на три месяца. Если бы я исполнил предсказание гадалки и женился на тебе в прошлом году, то, может, и не было бы всей этой истории!
— Зато была бы какая-нибудь другая… — улыбнулась Лизавета.
Она еще не знала, хочет ли она замуж за веселого хакера, хочет ли она вернуться на работу, которую считала и называла любимой. Лизавета вообще не знала, чего она хочет. А ведь это неправильно… Так или нет?
— Мои одноклассники называли бургундским любое красное вино, включая портвейн «Агдам».
— Значит, домашнее. — Сергей откинулся на спинку хлипкого стульчика и чуть не засмеялся. В этом ответе он увидел прежнюю Лизавету. Впервые за последние четыре дня. — Может, еще «Маргариту»? Пока жарят прелестные ножки.
— Давай, мне необходимо что-то зажигательное… — Он опять остался доволен. Лизавета переставала быть удручающе нормальной и спокойной.
— Тогда «Маргариту», даже две, и побыстрее. Официантка кивнула, исчезла и появилась с бокалами буквально через минуту. Это при том, что возле бара толпился жаждущий народ и бармены явно не справлялись с нагрузкой.
— Вашья «Маргарита», — буквально пропела она.
— Как ты их охмуряешь? Открой секрет, — попросила Лизавета, когда расторопная девушка отошла к другому столику.
— Секрет фирмы. — Сергей Анатольевич улыбнулся совершенно по-голливудски, в тридцать три зуба. — Но для тебя, так и быть, сделаю исключение. Я вбрасываю в них энергию. Ты представь, целый день на ногах, целый день с подносом, целый день голодные лица и тарелки с едой. Одуреть проще простого. А я даю энергетический импульс. Все просто.
Лизавета допила первую «Маргариту» и охотно взялась за вторую. Щеки ее порозовели.
— Значит, пользуешься запрещенными психотехниками? И со мной тоже?
— Нет, миледи, я бы не посмел! К вам у меня особый подход! Метод называется infiltration. Термин военный, поэтому я объясню…
— Спасибо, я знаю. Если точно переводить на военный русский, это «просачивание». — У Лизаветы заплясали чертики в глазах. Она вспомнила полковника, преподававшего ей и прочим студенткам военный перевод. Старичок, в прошлом хорошо и много поработавший в военных атташатах в Британии и Франции, к занятиям относился легко, частенько отпускал их всех досрочно и всегда на хорошем английском предупреждал: «Действуйте методом инфильтрации!»
— Ну наконец-то! Давай за это выпьем! — Сергей поднял свой бокал с «Маргаритой».
— За что — за это? — сразу посерьезнела Лизавета.
— За возвращение! — Он лизнул обсыпанный солью край конического бокала. — Знаешь, чем хороша «Маргарита»? Остротой и контрастами. Холодный лимонный сок, соль и обжигающая текила, все вместе — гремучая смесь. Горячит кровь и холодит язык, радует сердце и туманит рассудок. Человек должен быть разным, а ты последние дни удручающе одинаковая. Только сейчас я увидел тебя прежнюю.
— Что же ты столько дней мучился? — Она улыбнулась. — Насколько я знаю, молча страдать не в твоих правилах!
Если бы не улыбка, Сергей забеспокоился бы. Но улыбка играла в Лизаветиных глазах и на губах. Настоящая улыбка. Не дежурный американский оскал — мол, все о'кей, — а тонкий и чуточку ироничный изгиб: «Мы понимаем, что знаем больше, чем говорим». Эту улыбку давно окрестили джокондовской. И хотя современные скептики утверждают, что прекрасная Мона Лиза ничего незаурядного за своей улыбкой не прятала, а просто страдала редким заболеванием лицевого нерва, наблюдательные мужчины знают: так и в наши дни иногда улыбаются умные женщины. Сергей опять взял бокал.
— За тебя! — и повторил по-английски: — To you, Liz! — Он намеренно вспомнил именно это ее имя — имя, которое дал ей он и только он. Сергей хотел, чтобы она вспомнила встречу, когда он впервые так назвал ее. Лизавета тут же ответила, словно отзывом на пароль:
— Почему-то на языке гордых англосаксов уменьшительно-ласкательное «Лиз» звучит не так противно, как на языке родных осин.
— Созвучия, конечно, не такие открытые, но есть еще и lizard, и lizzie. — Теперь уже отзыв на отзыв.
Лизавета помолчала, выжидая, пока официантка расставит тарелки с салатами, потом взяла большой желтый, цвета топленого масла, чипс, макнула его в миску с соусом и ответила как тогда, слово в слово:
— Насчет lizzie, тут непонятно, где курица, а где яйцо. То ли дешевенькое авто назвали в честь бедной Лизы, то ли наоборот. А вот что касается ящерицы — я бы хотела быть на нее похожей, особенно сейчас!
Этого «особенно сейчас» в прошлом не было, и еще день назад Сергей не на шутку перепугался бы — столько в этом словесном довеске было горечи. Но он видел золотые искорки на донышке Лизаветиных глаз и чувствовал себя спокойным и счастливым:
— Что, сильно прищемили хвост, бедная моя саламандра? И все я…
— Ты уже считаешь себя «всем»? — Лизавета выправлялась просто на глазах. — Первые симптомы мании величия? Лучше ешь чипсы и слушай! Кстати, тунец тебе тоже не повредит. По слухам, на первой стадии болезни, именуемой mania grandioso, как раз тунец…
— Хорошо, мой милый доктор. — Сергей с удовольствием придвинул поближе большое блюдо, на котором лежали половинка авокадо, кусочек рыбы и салатный лист.
— Насчет саламандры это ты правильно придумал, меня не так просто сжечь. Даже коллективными усилиями. И твой вклад…
— Я очень виноват, я не понимал, что…
— Дай мне договорить, у меня не так часто появляется желание выговориться, лучше следи за тем, чтобы дама не слишком долго ждала спичку. — Лизавета повертела зажатой в пальцах сигаретой. — Твой вклад мы оценим чуть позже, и, каковы бы ни были проценты, он не был самым большим, да и не в больших вкладах дело. Дело в мелочности. — Она помолчала, затягиваясь, в полумраке зальчика ярко вспыхнул огонек сигареты, и вдруг резко сменила тему: — Вчера звонил Горный, следствие идет полным ходом. Даже Дагаев заговорил, только один мальчик из аэропорта молчит.
Сергей выложил на стол черную пачку с сигаретами и сделал вид, что не заметил, каким грустным вдруг стало ее лицо.
— Он вообще-то не очень распространялся, как это у них принято. Похвастался, что один из задержанных оказался настоящим международным террористом, в интерполовском розыске с девяносто пятого. Начальство милицейское так обрадовалось, что есть возможность выпендриться перед заграничными коллегами, что даже премию ребятам выписало, в размере месячного содержания. — Лизавета отпила большой глоток «Маргариты» и усмехнулась. — Правда, Игорь сказал, что выплата будет в лучшем случае к Новому году, денег в милицейском бюджете опять не хватает… По-прежнему не хватает… Слушай, как ты думаешь, почему мне хочется напиться? — Она сделала еще глоток и принялась вертеть в пальцах пустой бокал.
Сергей кивнул и позвал официантку. Та появилась на удивление скоро и так же скоро принесла еще две «Маргариты». Минут пять они молчали — оба смотрели на развеселое музыкальное трио, бодро исполнявшее «Гуантанамеру».
— Что ты имела в виду, когда говорила о мелочности? — осторожно поинтересовался Сергей.
— Премию для наших бравых рубоповцев, — взмахнула ресницами Лизавета. — И отсутствие денег на эту премию. — Она затушила сигарету в пепельнице и погрозила ему пальцем, так пытаются усовестить непослушных детишек. — Нет в бюджете денег на премию. Нету…
— А если серьезно?
Лизавета помолчала и вдруг чуть ли не залпом опорожнила бокал «Маргариты». Сергей испугался. Лизавета любила коктейли и хорошее вино, но он никогда не видел, чтобы она целенаправленно напивалась. Веселое ресторанное трио допело гимн кубинской революции, в зале стало неожиданно тихо.
— Я правильно поняла, что в деликатном деле отмывания военных денег господин Арциев представлял интересы российских олигархов, а господин Дагаев-старший старался ради масхадовцев?
— Скорее всего, так, — напряженно ответил Сергей. — Ну и что? — Он дотронулся до ее руки. На безымянном пальце сидело дареное им кольцо. Ему опять стало страшно, он вспомнил, какую информацию спрятал в виртуальных дебрях. Лизавета же продолжала:
— Значит, в финансовой сфере войны не было? Значит, наши мальчики в касках и их мальчики с зелеными лентами на голове умирали в Грозном и Комсомольском для того, чтобы в Цюрихе или Женеве пухли частные счета? Вообще получается частная какая-то история. Чтобы разбогатеть — воюют. Чтобы отомстить за брата сыну любовницы — используют центр подготовки террористов. С помощью отдельно взятых террористов — убирают с дороги любовницу мужа. — Лизавета вздохнула и сделала вид, что не заметила гримасу, исказившую лицо Сергея. — И все закамуфлировано высокими словами, лозунгами и идеями. Гер-р-рои! А идеи-то, оказывается, есть только у одного-единственного мальчика, который молчит. Остальные поют, чтобы хоть как-то выгородить себя любимого. И что у нас в остатке, если вычесть слова? Частная история, которая потрясла мир! Так выпьем же за это!
Еще один большой глоток, и бокал опять пуст. Появилась официантка со «свиными прелестями», в ту же секунду запиликал пейджер, упрятанный Лизаветой в сумочку. Она достала приборчик и прочитала послание. Савва в своем репертуаре. Лизавета улыбнулась и взялась за следующую «Маргариту». Сергей молчал, наблюдая, как официантка расставляет тарелки и бокалы.
— Ты можешь что-то изменить? — задал он вопрос, как только они снова остались наедине.
— Ты насчет премии рубоповцам? — посмотрела на него Лизавета и покачала головой. — Нет, не могу. Самое смешное, что их беспокоит не премия, а то, что они не могут прищучить бойца из пресс-центра, который сливал информацию, состоял, так сказать, компаньоном в индивидуальном частном предприятии «Деньги — расследования — деньги» вместе с нашим Говоровым. Тоже герой! Он вне политики, вне идей, он просто расследует, а потом продает статью с информацией кому надо и кто готов платить. И попробуй ему сказать, что к журналистике это не имеет отношения!
— Давай я скажу! — предложил Сергей.
— Это будет воистину героический поступок! — расхохоталась Лизавета. — Он у нас персона влиятельная! Ты это сделаешь из идейных соображений или потому, что хорошо ко мне относишься?
— Это существенно? Если второе, то это помешает тебе сказать: «Герой, люблю тебя!»?
— В общем, нет. Мы же договорились о роли частных интересов в истории!
— Тогда покончим со «свиными прелестями», и вперед! — Сергей придвинул к себе тарелку, на которой шеф-повар живописно разложил картофель, салат и бедро молоденькой хрюшки. Лизавета тоже взяла вилку. Свинину здесь готовить умели.
— Кстати, о чем тебе сообщили? — спросил Давыдов, когда они расправились с горячим. Сергей помнил, как пищал пейджер.
— Ничего существенного. Коллеги поздравляют. Ярослав отменил свой приказ, и ведущая Зорина может приступить к работе, раз она, оказывается, не замешана в криминальной истории.
— Значит, медовый месяц придется провести здесь? — невозмутимо отреагировал на сказанное Сергей. — Или ты возьмешь небольшой отпуск? Скажем, дней на семь-восемь…
Он говорил о медовом месяце как о чем-то решенном и неизбежном. Лизавета опять рассмеялась. Перед ней снова сидел веселый романтик, с которым не страшны огонь, вода и медные трубы.
— Тебе не кажется, что ты спешишь?
— Наоборот, я опоздал уже на три месяца. Если бы я исполнил предсказание гадалки и женился на тебе в прошлом году, то, может, и не было бы всей этой истории!
— Зато была бы какая-нибудь другая… — улыбнулась Лизавета.
Она еще не знала, хочет ли она замуж за веселого хакера, хочет ли она вернуться на работу, которую считала и называла любимой. Лизавета вообще не знала, чего она хочет. А ведь это неправильно… Так или нет?