Барабашов Валерий. Изувер

   "Машину я купил, мне теперь гараж нужен. Тачка на улице стоит, на стоянке. Мерзнет, гниет. По утрам завести не могу, а мне ездить надо".
   - Ну и что Мамед ответил? - Кашалот мрачнел все больше. Лучший друг! Страж!.. Сколько он того же шампанского за эти два года пожрал, сколько сумок с продуктами домой уволок! И на его, Кашалота, "шестерке" ездит. С-сука! Мало все. Пошел, продал... Гад ползучий! Тварь ненасытная!
   Кашалот не выдержал, длинно и грязно выругался, сплюнул в сердцах. Все остальные молчали, боясь пропустить хотя бы слово из того, что рассказывал Резаный.
   Молчал и Койот, по-прежнему сидел в отдалении, слушал. Гнев Кашалота он разделял вполне.
   Мочить надо было в первую очередь этого мента, Мерзлякова...
   Резаный продолжал:
   - Мамед сказал ему: "Капитан, я тебе заплачу, но я хочу услышать сумму. Сколько ты хочеть?" - "Пятнадцать "лимонов". Я присмотрел один недорогой гараж, кое-какие деньги у меня есть". - "Так, понятно. А о чем же идет речь?" - "Речь идет о твоей жизни, Мамед. Или о жизни кого-нибудь из вас. Кашалот собирается кого-то из вас убить". - "Зачем?" - "Чтобы напугать вас.
   Чтобы вы уехали отсюда. Или платили ему. Он хочет быть хозяином города..."
   - Ну, падла-а-а! - простонал Кашалот.
   - Но Мамед ему сначала не поверил, Борис, - Резаный шепелявил, морщился от боли, с собачьей преданностью и страхом заглядывал в глаза Кушнареву.
   - Я же его на гуляв тюкрошу, если это все подтвердится! - Кашалот не слушал уже Резаного. - За пятнадцать "лимонов"!.. Сам пришел?!
   - Сам, - снова подтвердил Резаный. - Мы ничего про такого Мерзляковане знали. Пришел, удостоверение показал, стал говорить...
   Черные блестящие глаза Резаного зажглись надеждой. Он видел, что избрал правильную тактику. Сейчас надо во что бы то ни стало потянуть время, заставить Кашалота и его бандитов переключиться на этого мента, начать разбирательство. А там видно будет...
   - С-с-с-сука-а! - Кашалот был вне себя, метался по подвалу, пинал все. что попадало ему под ноги: ящики, пустые консервные банки, пластиковые бутылки из-под "фанты"...
   Резаный поднялся, протянул к нему руки:
   - Борис! Поехали к нам, в гостиницу, тебе Мамед все расскажет. Мы не хотим с тобой воевать, мы...
   - Мосол! Жук! -- Кашалот не слушал пленника. - Живо в тачку и по газам! Одна нога здесь, другая там. Везите сюда Мерзлякова! Сейчас же!
   Он должен быть на работе, в отделе... Скажете, что взяли одного интересного для милиции человека... Не называйте Резаного, понятно? Он догадается... В кабинет к нему не входите, позвоните по телефону, вызовите на улицу. Скажите, что я зову, что мы этого человека сами поймали. Он ко мне в киоск залез, оформить его надо. Пусть посидит... Понятно?
   Мосол и Колорадский Жук кивали, отступая к двери. В следующую минуту наверху мягко заработал двигатель "Жигулей", и машина укатила.
   - Ну, если брешешь!.. - Кашалот поднес к носу Резаного увесистый свой кулак. - Тебя на куски порежу. Понял?
   Ждать пришлось недолго. Уже через час Мерзляков был в подвале. Шагнул к пленнику (Резаный так и сидел на ящике, опустив голову), рывком вздернул его за окровавленный подбородок, спросил с ходу, начальственно:
   - Этот, что ли?
   Вдруг нахмурился, вгляделся в лицо азербайджанца, отступил назад, к двери, затравленно озираясь на плотно окруживших его боевиков Кашалота.
   - Ну, чего ты? Чего испугался? - ласково спрашивал Кашалот, нависая над Мерзляковым. - Знакомый, что ли?
   - Да нет... Они, черные, все на одно лицо... - лепетал тот. - Так вы его в киоске поймали, да?
   Это... это мы сейчас оформим, протокольчик и вое такое прочее... Или... что надо-то, Борис Григорьевич? Я что-то не врубаюсь!..
   - Давай, Резаный, говори, - велел Кашалот. - Рассказывай все с начала. Как он пришел к вам, что говорил...
   Гейдар дернулся от проколовшей его боли в позвоночнике (кто-то хорошо достал ему ногой), заговорил, комкая слова, морщась:
   - Вот этот мент, капитан Мерзляков, приходил к нам в гостиницу, сказал, что ты, Кашалот, хочешь кого-то из нас убить для острастки, чтобы другие боялись... и взять город. Он потребовал за эту информацию у Мамеда пятнадцать "лимонов"...
   - Было, капитан? - жестко спросил Кашалот.
   - Да брешет он, брешет! - закричал Мерзляков, и красное его, распухшее от вина и хорошей жратвы лицо, казалось, вот-вот лопнет, как перезрелый помидор. - Я эту падаль первый раз вижу! Это же чудовищно - такое говорить! Такая грязь на сотрудника милиции!.. Борис Григорьевич, это же провокация, неужели ты не понимаешь?! Он специально это говорит. Как только у него язык поворачивается! Мало вы ему дали...
   С этими словами Мерзляков выхватил вдруг из внутреннего кармана теплой кожаной куртки как оказалось, взведенный уже "Макаров" и выстрелил Гейдару Резаному прямо в сердце.
   В подвале на какое-то время все онемели, потеряли дар речи и способность что-либо делать и говорить. Молча смотрели на лежащего и дергающего ногами азербайджанца, на черную дырочку пистолета, из которой в любую секунду так же вот могла вылететь смерть и положить рядом с Резаным любого из стоящих вокруг этого решительно настроенного милицейского капитана Лишь один Койот не растерялся: он спокойно, бесшумно, подошел сзади к Мерзлякову, велел ему:
   - Брось пушку.
   Мерзляков почувствовал прикосновение металла к своему затылку, разжал пальцы. "Макаров" звонко тюкнулся о бетонный пол. Колорадский Жук подхватил пистолет, подал его Кашалоту.
   Кашалот, поигрывая "Макаровым", усмехнулся:
   - Значит, свидетеля убрал, капитан? Лихо сработал, ничего не скажешь. Я и ахнуть не успел.
   Молодец. Но учти: мы все - свидетели. В случае чего, не сумеешь отказаться.
   - Чего отказываться, Борис? - хрипло выдавил из себя Мерзляков. - Мы тут все свои. Похерить надо все это... Ты же все равно собирался мочить его... Или Мамеда... Так ему и надо, этой твари. Чтобы каждая сволочь брехала тут... Бил таких и буду бить! Мы, русские...
   - Да русские-то мы русские, - Кашалот озадаченно почесал кончиком ствола переносицу. - Только поторопился ты, капитан. Надо было поговорить, понять, что к чему... Наговорили тут на тебя. А ты - скорей за пушку. Другие-то мамеды остались, а? У них можно спросить. Или ты их тоже сейчас мочить пойдешь?
   - Вот именно - наговорили, грязью облили... - бормотал Мерзляков, лихорадочно, видно, соображая, как же ему теперь выпутываться из этой истории. - Я что: я тебе правду говорю, Борис. Оговорил меня этот гад. Был я у них, да, но речи о тебе не шло. Я по своим делам, оперативным. Надо было кое-что уточнить, проверить...
   ну, обычная наша ментовская работа... ты же знаешь...
   Кашалот не слушал его, думал. Ситуация повернулась неожиданной стороной. Говорить с Мерзляковым сейчас было бесполезно - он от всего будет отказываться, это ясно как Божий день. Подтвердить слова Резаного могут, видно, его корешки из "Горного гнезда". Но не пойдешь же к ним, не спросишь... И с трупом теперь чтото надо делать.
   - Ладно, братва, Резаного больше нет, надо спрятать его... - Кашалот смотрел на Мерзлякова. - Как думаешь, капитан? Твоя же работа!
   - Верни пистолет, Борис Григорьевич. Он казенный, с меня спросят.
   - Ствол тебе больше по службе не понадобится, капитан, - веско произнес Кашалот. - В ментовке тебе делать нечего. Какой из тебя начальник угрозыска, если ты сам людей без суда и следствия шмаляешь? Скажешь, что потерял. По пьянке.
   Начинай запой с сегодняшнего вечера. Завтра на работу явись в подпитии, рапорт напиши, во всем честно признайся: шел домой, был выпивши...
   Проснулся в каком-то подъезде, ствола нет... Кобура есть? Так носил? Ну, тем более. Выскользнул из кармана, а кто-то подобрал. Это случается с такими, как ты. Не ты первый. Пожурят, покричат и выгонят. Зачем в ментовке такой оперативник?
   - Меня посадят, Борис!
   - А за что тебя сажать? Подумаешь, пушку потерял! То, что ты поддавал, на работе знают?..
   Ну вот. Значит, поверят. А остальное... Мы - могила, сам понимаешь, стучать на тебя не собираемся. У самих рыльце в пуху. И ты тоже будешь язык за зубами держать. Мы тебе теперь со всех сторон опасные. Если ты и правда в гостинице у Мамеда был и язык там распустил...
   - Не распускал я, Борис! Слово офицера!
   - Да из тебя офицер, как из моего хрена огнетушитель! - заорал Кашалот. - Помолчи уж, не позорься!.. "Офицер"!.. Выгонят когда с работы, ко мне придешь, я тебя, может быть, охранником возьму. Или дворником, снег будешь возле офиса грести... А вякнешь - замочим. Из твоей же пушки. Ты меня и моих парней знаешь.
   - Себе дороже, какой тут "вякнешь"?! - буркнул Мерзляков.
   - Вот и я про то же. - Кашалот одобрительно кивнул. - Полежишь на дне, помолчишь. Время пройдет, все утихнет... Если станешь у меня охранником, назад пистолет получишь. Понял?
   - Чего не понять?! Надо сейчас пулю поискать, Борис. Резаный, кажись, навылет убит. Пуля - улика.
   - Это деловой разговор... Так, мужики, ищем пулю. И Резаного потом хороним, не хрен ему тут, в подвале, оставаться...
   Труп Гейдара Резаного закопали в сугроб, прямо на улице, недалеко от шинного завода. Снегу этой зимой много, убирают его в городе плохо, лежать Резаному до весны, не иначе. Кому придет в голову, что в каких-то ста метрах от автобусной остановки, в сугробе, - труп?!
   Это Мерзляков подсказал, бывший милицейский капитан. Голова у него, конечно, работает.
   Вон что придумал!
   Глава 21
   ЧЕЛНОК СТАНОВИТСЯ АГЕНТОМ
   Белая "Ауди" опасно подрезала "жигуленок" оперативников, Андрею Омельченко пришлось круто брать вправо, прижиматься к сугробам, загромоздившим проезжую часть, и машину, едва не развернув, с силой притерло к твердым глыбам снега. Но Андрей был классным водителем, с управлением справился, к тому же на машине стоязоз ла шипованная резина, и через пару минут их послушная "2107" догнала "Ауди".
   В тачке сидел один водитель, молодой, коротко стриженный парень (он был без головного убора), гнал он "Ауди" уже по спуску к Вогрэсовскому мосту, где, к счастью, транспорта в этот вечерний час оказалось немного.
   Брянцев, сидевший справа, знаком велел парню остановиться, но тот лишь ухмыльнулся и прибавил газу: в заднем стекле "Ауди" мелькнул красный треугольник с буквой Ш, и следовательно, тачка эта гололеда и вообще скользкой дороги не боялась. Белый лимузин стал удаляться в сумраке вечера, но на "семерке" оперативников стоял форсированный двигатель, потреблявший высокооктановый бензин, и сразу же за мостом, под вой сирены, Омельченко прижал "Ауди" к бордюру.
   Сирена малость остудила пыл владельца "Ауди", он, не дожидаясь приглашения, вылез из машиныл трусцой, как и подобает вести себя провинившемуся перед представителями власти водителю, побежал к "семерке", в полной уверенности, что его тормознули гаишники, то есть менты.
   Но Омельченко показал ему красное удостоверение с двуглавым орлом и текстом, из которого автохулиган уяснил, что имеет дело с сотрудниками управления ФСБ.
   Гонор с парня вмиг слетел, он залопотал испуганно, что, мол, не видел, не хотел, просит его извинить. При этом он как-то прятал глаза, и, конечно, это обстоятельство не ускользнуло от наблюдательных офицеров.
   - Да ты что голову-то роняешь? Пьян, что ли, а, Литовкин? - спрашивал Брянцев, глядя то в документы хозяина "Ауди", то ему в лицо. - Посмотри на нас, чего стесняешься?
   Литовкин поднял глаза, и оперативники сразу все поняли: парень накачан наркотиками. Глаза желтые, зрачки расширены, взгляд отсутствующий, дикий.
   - Э-э, гражданин хороший, - протянул Омельченко. - Да ты, похоже, кайфуешь, а?
   - Кайфую, - мотнул тот головой. - А че, нельзя? На свои, на кровные. Заработал.
   - Да ты нас чуть не сбил!
   - Виноват, товарищ капитан! Больше такого не повторится! - Литовкин пьяно усмехался, тянулся в стойку "смирно", но у него это плохо получалось.
   - Во всяком случае, сегодня не повторится. - Омельченко протянул руку, властно потребовал: - Ключи!
   Парень отдал. Стоило это ему напряженной умственной работы: и ключи не сразу, конечно, протянул, и на лице его четко проступила внутренняя борьба. Но разум, не совсем задавленный дозой, все же взял верх, он подчинился. Знал, возможно, по опыту: со службой безопасности лучше не связываться. Тем более, что офицеры были при оружии. Брянцев хладнокровно расстегнул куртку, где у него в наплечной кобуре покоился "Макаров".
   - Когда укололся? - спросил Омельченко Литовкина.
   - Ну... может, час назад. Может, меньше.
   - И решил покататься?
   - Ага, решил. Кайф!
   - Наркотики еще есть?
   - М-м... - парень сделал невольный шаг к машине. Но в следующее мгновение повернулся, спросил с вызовом: - Шмон, что ли? А ордер у вас на обыск есть?
   - Закон разрешает нам обыскать твою тачку. - Омельченко отстранил парня, распахнул правую дверцу машины.
   - Разрешает - ищи! - Литовкин равнодушно махнул рукой.
   - Может, сам скажешь?.. Где?
   - В бардачке. Где ж еще?! Только купил. В смысле сегодня.
   Брянцев страховал Бориса, перекрыл парню и путь к побегу, заставил его широко расставить ноги и положить руки на крышу "Ауди". Впрочем, парень ни бежать, ни сопротивляться не собирался - он растерялся да и пребывал в каком-то заторможенном состоянии. Так глупо напороться на сотрудников ФСБ...
   В бардачке под всяким шоферским хламом Омельченко нашел несколько самодельных запаянных полиэтиленовых пакетиков в половину спичечного коробка. В пакетиках - легкий, коричневатого цвета порошок.
   - Мак?
   - Мак.
   - Говоришь, купил?
   - Да, сегодня.
   - Милицию будем звать? Понятых? Это мы быстро, у нас рация.
   - Ребята, не надо...
   - Мы тебе не ребята.
   - Простите, товарищ капитан! Это я... от волнения. Я...
   - Машина чья?
   - Отца. По доверенности езжу, вы же читали.
   - Хороший ты сюрприз отцу приготовил, нечего сказать. Гоняешь по городу, как сумасшедший, да еще под наркотой.
   - Простите, товарищ капитан! Больше не повторится. - Парень, кажется, на глазах "трезвел". - Не сообщайте никуда, не надо. Отец мне больше не даст машины. А у меня своей нет, а кататься очень хочется. Я очень люблю ездить.
   - Чем занимаешься? - спросил Брянцев и разрешил Литовкину повернуться, стать нормально.
   В карманах у парня ничего опасного не отыскалось, тощенький, хлипкий юноша двум тренированным офицерам вреда причинить не мог.
   - "Челнок" я. Мотаюсь с сумками туда-сюда.
   - Так. И куда же ты мчался?
   - Танька ждет. Я обещал к семи подскочить, а тут вы меня перехватили.
   - У нее есть телефон?
   - Есть.
   - Придется позвонить. Скажешь, что машина поломалась. В таком виде ты никуда не поедешь.
   - Я понимаю... Ребята... Простите, товарищ капитан, а что вы с машиной собираетесь делать?
   Ключи зачем отняли? А если у вас удостоверение поддельное и никакие вы не офицеры безопасности?.. Бывает же, я читал в газете, что некоторые в форму переодеваются, в милицейскую, и отнимают машины...
   Оперативники посмеялись.
   - Ну, бандиты действуют по-другому, Литовкин.
   Омельченко подбросил на ладони пакетики с маком. Отрава почти невесома: в пакетиках - один-два грамма порошка, не больше. Но ее вполне хватает для инъекции, для того, чтобы одуреть...
   - Так ты говоришь, сегодня купил?
   - Да.
   - У кого?
   - Ну... Я не помню. У какого-то парня.
   - У какого? Как выглядел? Назови приметы.
   Место и время покупки. Ну, Литовкин, живее соображай, не придумывай ничего, не выкручивайся. Или нам все же вызвать милицию? Спрашивать станут то же самое, но неприятностей будет больше.
   - Что вы хотите, товарищ капитан?
   - Во-первых, я хочу, чтобы такие, как ты, по городу не мотались, во-вторых, чтобы ты нам сказал: где такие пакетики можно приобрести? У кого ты их купил?
   - Ну... в киоске одном, на Левом берегу. У Дворца шинников.
   - Так, это уже теплее, - Брянцев жестом велел Литовкину следовать за ним в "Жигули". - Давай-ка, юноша, сядем, потолкуем не спеша. На улице стоять холодно, зима. Да и запишем коечто для памяти.
   Все трое уселись в "семерку", и парень, уже не кочевряжась и не выдумывая, рассказал, что наркотики покупает в киоске "Братан" по сходной цене, там многие покупают. Продает эти пакетики Марина, фамилию он не знает, не спрашивал - зачем? Кому зря она, конечно, не продает, в число ее покупателей он, Литовкин, попал по рекомендации одного парня, который на игле сидит уже года два. Знакомого этого зовут Геннадий, он, кажется, нигде не работает и не учится, вор, карманник. Предлагал заняться этим ремеслом и ему, Литовкину, но тот отказался - лучше уж "челночить"...
   - Ты сам давно на игле? - спросил Омельченко.
   - Месяцев семь.
   - Уже лечиться пора Потом поздно будет. Ты вроде бы разумный парень.
   Литовкин дисциплинированно и согласно кивнул, но свои мысли по этому поводу вслух не высказал. Во .всяком случае, парень не производил впечатление пропащего, опытный глаз оперативников сумел бы отличить законченного наркомана от начинающего.
   Омельченко неторопливо беседовал с парнем, а Брянцев, включив свет в салоне, шуршал бумагами В папке, искал чистый листок.
   - Пиши, Литовкин. Объяснительную. На имя начальника управления ФСБ генерала Николаева.
   Пиши коротко, по делу. Я - такой-то, проживающий там-то, семь месяцев принимаю наркотики посредством уколов... Покупаю их у Марины, фамилию ее не знаю, которая работает продавцом в киоске "Братан"... Наркотики покупал по такой-то цене. Свел меня с Мариной Геннадий...
   он же мне предлагал участвовать в воровской шайке, шмонать в троллейбусах и автобусах, а также на рынках... Сегодня, восемнадцатого февраля, в семь часов вечера при задержании у меня изъято шесть пакетиков опия, которые я купил сегодня же в киоске "Братан"... Подпись и дата.
   Литовкин задержал руку.
   - Товарищ капитан... это же киоск Кашалота, левобережный авторитет такой, знаете? Они же прибьют меня потом. Марина расскажет... И Геннадий не простит.
   Омельченко глянул на Брянцева, тот понял его взгляд, Кашалот им был прекрасно известен, но сведения о нем как о торговце наркотиками шли к ним в руки впервые.
   - Ты вот что, Миша, - мягко сказал парню Омельченко. - Мы люди ответственные и сталкивать вас лбами с Кашалотом не собираемся. Это действительно опасно. Но и пройти мимо такого факта не имеем права, наоборот. Тебе, можно сказать, "повезло", наш отдел как раз и дельцами наркобизнеса интересуется. Единственное, что мы можем тебе пообещать, так это то, что пока не будем афишировать наше с тобой знакомство. Устраивает?
   - "Пока"?
   - Разумеется. До поры до времени, посмотрим на твое поведение. Знакомство, видишь, случайное, но для нас весьма интересное.
   - Я понимаю, товарищ капитан... А вы что - и отцу скажете?
   - Миша, ты взрослый человек, сам должен все решить. Скажем - не скажем... Не в этом дело.
   - Да нет, я понял... Я вам нужен.
   - Еще раз повторяю: ты взрослый человек и должен сам отвечать за свои поступки и грехи...
   Тебе отец машину надолго дал?
   - До утра.
   - Гм. Хорошо. Тачку мы твою поставим на платную стоянку, с милицией связываться не будем, у нас вот с коллегой есть надежда, что ты все же не пропащий еще человек... - Омельченко смотрел прямо в глаза Литовкину. - А утром, когда "протрезвеешь", машину заберешь...
   - Я и сейчас... Товарищ капитан, я почти отошел от кайфа, я...
   - Нет, я же сказал! - Омельченко отдал ключи от "Ауди" Брянцеву. - Олег твою тачку погонит, ты поедешь со мной, вместе и поставим.
   Вернемся к мосту, там есть большая платная стоянка. До утра постоит, а в восемь тридцать приедешь к нам в управление, позвонишь вот по этому телефону... - Омельченко подал парню клочок бумажки с цифрами. И глазами снова показал на листок с "объяснительной" - подписывай.
   Литовкин замялся.
   - Товарищ капитан... ну, это... вы меня в стукачи вербуете, да?
   Омельченко помрачнел, строго глянул на Брянцева:
   - Олег, вызови милицию. Нам ехать надо, некогда этого гражданина уговаривать. С ним почеловечески, сочувственно, а он...
   Брянцев открыл бардачок, взялся за трубку радиотелефона - Товарищ капитан! Подождите! - парень заискивающе и жалко улыбнулся. - Я ж никогда в такую ситуацию не попадал, с милицией и то дела не имел. Я и раньше ездил, и меня не останавливали, я правил не нарушал... А сегодня скорости прибавил, и вы налетели...
   - Это ты чуть на нас не налетел! - возразил Брянцев, и в интонации его голоса было больше ожидания, чем угрозы, - в таком деликатном деле пережимать не следует. - И мы же тебе похорошему говорим: или - или. Сейчас милиции сообщим - и ты загремишь вместе с этим осиным гнездом, что в "Братане". А там уж сами разбирайтесь. Простят тебе - не простят...
   Литовкин попросил сигарету. Закурил, пальцы его вздрагивали. При всем при том был он, конечно, не дурак и в данный момент балансировал на проволоке - в какую сторону упасть, где спрыгнуть. И тут мало хорошего, в агентах ходить, и там на перо в один миг насадят, как муху. Литовкин пообщался уже со средой наркоманов, знал, что у них там все просто.
   Омельченко с Брянцевым молчали. Пусть думает человек.
   - А когда-нибудь... Случайно или, может, кто из ваших проговорится... хрипло спросил Литовкин. - Мало ли! Живые люди!
   - У нас не проговариваются, Миша, - спокойно сказал Омельченко. - У нас за это очень строго карают. Агентура - такое дело. Сам умри, а агента не выдавай.
   - Да я, вообще-то, читал... слышал. Только как-то все неожиданно получилось. Ехал себе... - Литовкин докурил сигарету и окурок выбросил в приоткрытое окно.
   Важный психологический пик в их беседе был, кажется, преодолен, и оперативники перевели дух.
   Парень решительно вздохнул и подписал бумагу.
   - Может, я все-таки поеду, а, товарищ капитан? - спросил он Омельченко.
   - Миша, в таком состоянии тебе лучше не рисковать. Мы же решили: ставим машину на стоянку до утра, ты звонишь своей девушке, можешь с нашего телефона... Утром приходишь, мы возвращаем тебе ключи - отдохнувшему и не представляющему опасности для других. Расстаемся друзьями. Да, кстати, обращаться к нам лучше по имени-отчеству, так удобнее. И в разговоре, и когда будешь звонить.
   - Мне часто придется звонить? - парень заметно напрягся.
   - Да нет. Может, два-три раза... Мы и сами позвоним, если нужно будет встретиться. Дома есть телефон?
   - Есть.
   - Ну вот. Знакомый коммерсант позвонил, что тут такого?
   - Ничего, я понимаю... Значит, мне все про наркотики... про Кашалота надо будет узнавать, да?
   - Миша, успокойся, отдохни до утра, подумай. Утро вечера мудренее, знаешь, наверное, русскую пословицу? Ну вот. Завтра спокойно поговорим... Ты позвони своей девушке, позвони.
   Ждет ведь.
   Брянцев снова открыл крышку бардачка, извлек аппарат, спросил номер. Трубка говорила громко, и все трое хорошо слышали нежный и немного взволнованный голос девушки:
   - Миша, что случилось? Ты где?
   - Тань, да ты понимаешь... Что-то с зажиганием. Короче, заглох, меня сейчас на стоянку оттащат, а потом я приду. Поняла?
   - Поняла-а... - распевно отвечала пассия Литовкина. - Давай быстрей, мясо уже остыло.
   "Ауди" поставили на стоянку у Вогрэсовского моста, безлошадного кавалера отвезли на свидание с возлюбленной на оперативных "Жигулях", и все четверо были довольны исходом происшествия: Омельченко с Брянцевым заполучили, кажется, источник информации в интересующей их среде, начинающий наркоман Литовкин из двух зол выбрал меньшее, а его пассия обрела-таки на ночь своего молодого любовника, который мог бы коротать ее где-нибудь в милицейских застенках...
   * * *
   Все трое - Мельников, Омельченко и Брянцев - пришли на работу пораньше, за полчаса до того, как появится у серого здания УФСБ наркоман Литовкин, и сидели сейчас в кабинете Мельникова, решали - как укрепить с любителем быстрой езды отношения, не пережать. Утро в самом деле вечера мудренее. Вчера парень был испуган, во всем сознался, продавца наркотиков назвал, бумагу подписал, ночью же мог кому-нибудь позвонить, посоветоваться. Мог девушке своей открыться, а у той знакомства среди юристов, те назвали вещи своими именами - вербовка агента посредством шантажа, действие с точки зрения права незаконное, подсудное, и злой на органы адвокат может, конечно, раскрутить эту историю до большого скандала. Но будет ли этот "злой и опытный" защищать провинившегося наркомана, с какой стати? Ради скандала, сенсации в бульварной газетенке? В конце концов, что он, Литовкин, может сказать адвокату? Что его задержали оперативники ФСБ, нашли у него наркотик, взяли объяснительную, машину как источник повышенной опасности для окружающих поставили на платную стоянку, а утром вернули ключи. Только и всего. Теперь же эту объяснительную надо передать в райотдел милиции по месту задержания Литовкина, и дальше колесо закрутится само собой...
   Так, подбрасывая друг другу вопросы, три офицера прокачали ситуацию, решив пока наверх, в кабинеты замов начальника управления и самому генералу, ничего не сообщать - преждевременно. Придет Литовкин за ключами, все станет ясно. Обрел их отдел... ну, пусть и не друга, агента, или же небольшие неприятности. Доказать, что его вербовали, Литовкин щ сможет, документально это никак не отражено, его возможное заявление адвокату может быть расценено как фантазия, бред человека, знакомого с иглой и наркотиками, а глюки (галлюцинации), как известно, бывают самые невероятные.
   Так, на всякий случай, офицеры себя подстраховали, надеясь все же на положительный результат. И к дорожному этому случайному знакомству все трое отнеслись весьма серьезно - Литовкин терся возле одного из авторитетов города. И надо было рискнуть, надо.
   Придет? Не придет?
   Придет - ключи от машины и документы у них, в управлении.