Барабашов Валерий. Изувер

   - Жми, Юра, жми! - торопил Мельников водителя "Волги". - Не опоздать бы.
   - Куда больше... И так сто двадцать, Александр Николаевич! - отвечал водитель, не отрывая глаз от асфальта.
   Мельников промолчал. Пять-шесть минут, которые они потеряли в городе, конечно же, особой роли не сыграют. Если Волков и Махарадзе едут в аэропорт, то они обязательно там встретятся.
   А если они двинули в другую сторону? По той же Ростовской трассе, на юг?!
   В группе захвата - восемь офицеров. Экипировка боевая: пистолеты, броники под легкими куртками. Со стороны, с первого взгляда, никто бы эту самую группу захвата не признал - обычные молодые люди. Может, чуть полноватые для своих лет. Но это кому как повезет, с полнотой-то.
   Омельченко и Брянцев - на заднем сиденье "Волги". Сидят молча, никак погоню не комментируют, Мельникову не мешают. Зевнули, да, но, кажется, не все еще потеряно.
   Сзади "Волги", как приклеенный, - бежевый "жигуль", "шестерка". Тоже летят как на крыльях, не отстают. Никто из них не знает, что их ждет впереди. У Койота с Махарадзе могут быть стволы - пистолеты или короткоствольный автомат, хотя бы один на двоих, тот же "борз" [Чеченский аналог израильского автомата "узи". (Примеч. авт.).]. Его легко спрятать, им легко воспользоваться, так что надо быть начеку.
   А солнце-то какое за окнами машин! Так и сияет, золотит верхушки сосен и берез, заливает лес мощными, пронизывающими кроны деревьев лучами. Такими противоестественными были бы сейчас, в это чудесное теплое утро, автоматные очереди, хлопки пистолетных выстрелов, и тем более брошенная на ложе смерти чья-то молодая крепкая жизнь...
   ...В аэропорт они примчались в рекордно короткий срок. Хорошо, что не встретилась машина ГАИ, не пришлось ни с кем объясняться, теряя время. Гаишники, видно, еще досматривают сны.
   И вот оно - длинное серое здание аэропорта...
   Можно было перевести дух: Койот с Джабой спокойно сидели на диванчике в зале ожидания.
   Оперативники осмотрелись.
   Народу в зале мало. Летают сейчас немногие, авиабилеты не по карману. До той же Москвы выгоднее доехать поездом. Ночь переспал на жесткой полке плацкартного вагона - и здравствуй, столица!..
   В зале толклись два омоновца - в полной форме, с оружием, но сонные после ночного дежурства, нетерпеливо поглядывали на часы - когда наконец придет смена?
   Мельников подошел к ним, показал удостоверение, предупредил, чтобы они не вмешивались в то, что сейчас здесь произойдет.
   Омоновцы - молодые деревенские ребята - туповато, но послушно кивнули, отошли к дверям, заблокировали их на всякий случай.
   Разбившись на две боевые "четверки", оперативники стали "обтекать" Волкова и Махарадзе, приближаться к ним - как можно естественнее)
   незаметно.
   Шаг за шагом.
   С некоторой даже медлительностью, ленцой, посматривали на табло, слушали объявления диктора. Кто-то позевывал, кто-то похлопывал свернутой в трубку газетой, кто-то, прогуливаясь, держал руки в карманах...
   Сделали круг. Еще один, ближе.
   Чуть заметный кивок.
   Упреждающий взгляд - не спеши: не все еще вышли на линию броска. Еще не зашли со спины.
   Омельченко еще должен пройти по проходу, где сидят "объекты".
   Брянцев что-то замешкался, опаздывает на шаг-другой... Нет, все нормально, выровнялся, заходит с правой руки грузина. Держит сумку. Кажется, "молния" раскрыта... Выхватить оружие - доля секунды. Но противника надо ошеломить внезапным броском, лишить его возможности сопротивляться, парализовать его ответные действия постараться без стрельбы, чтобы негпострадали неповинные люди.
   Это называется профессиональной работой.
   Цена ошибки может оказаться очень высока.
   В ФСБ всегда помнят об этом.
   Еще шаг... другой... еще круг... руки у всех восьмерых готовы к действию... "Объекты" сидят спокойно, ничего не подозревают. Махарадзе повернул голову, глянул на Омельченко, но взгляд беспечно скользнул, уплыл куда-то вбок, на проходящую мимо бабенку...
   Шевельнулся и Койот, глянул на часы... хотел было встать, поглядеть на аэропортовское расписание...
   Взяли!
   Группа захвата в одно мгновение навалилась на киллера и его заказчика.
   Джаба закричал на весь зал, будто перепуганный насмерть заяц.
   Койот отбивался от оперативников молча, зло.
   Он не испугался, нет. Наверное, в первый момент он даже и не понял, что такое произошло, и сопротивлялся машинально, как стал бы сопротивляться на его месте любой нормальный человек.
   Он отбивался руками, ногами, вырывался - на него никак не удавалось надеть наручники. Он дергался и тогда, когда его подняли четыре пары сильных мужских рук и понесли к выходу. Он выскользнул, ударился лицом о бетонный пол, вскрикнул.
   Щелкнули наконец наручники.
   Сбежались пассажиры, приняли потасовку за хулиганскую разборку, кто-то завопил:
   - Прекратите безобразие! Милиция-а-а! Вы что там стоите, как столбы?! Смотрите, что делают!
   Омоновцы наблюдали за действом со всем вниманием и интересом. Молодые, деревенские учились у "старшего брата" работе. Пригодится
   ...Джабу и Койота везли в разных машинах.
   Едва "Волга" сорвалась с места, навалились на Волкова с допросом:
   - Где оружие, Волков? Стволы?! Ну!
   - К... какие стволы?
   - Которые ты забрал у милиционеров! Из которых стрелял в инкассаторов! Говори!
   - Не знаю ничего... Вы ошиблись... - Койот вел себя довольно хладнокровно. Этой выдержке можно было позавидовать.
   - Говори, хуже будет! Лучше сам стволы сдай.
   - Не знаю ничего... Вы меня с кем-то спутали.
   - Ничего мы не спутали. Знаем, зачем ты летишь... вернее, собирался лететь в Москву. Знаем, зачем вас с Джабой ждет Гога.
   - Вы знаете, я не знаю... Вы ошиблись.
   В "жигуленке" шел другой разговор.
   Джаба Махардзе, насмерть перепуганный, стучал зубами на весь салон. Спрашивал.
   - Вы что, ребята... Вы из какой банды? За что взяли? Я никому плохого ничего не делал... А про "КамАЗ" скажу...
   - Говори. И про Волкова рассказывай. Мы знаем, зачем вы собирались в Москву.
   - Вы кто такие, ребята?
   - Мы из управления ФСБ.
   - Господи-и, чекисты! - завопил вдруг Махарадзе - радости его не было предела. - К порядочным людям попал. Ну хоть живой останусь.
   А то ведь что подумал: навалились, скрутили, повезли... Кто такие? Душа в пятки ушла, с жизнью уже попрощался...
   В "Волге" шла своя беседа, которую тоже скучной не назовешь.
   Мельников кричал по рации, в "жигуленок":
   - Сворачивай в лес. Сейчас будем кончать этого, нашего! Молчит, собака! Говорит, что ошиблись... Потом и вашего замочим...
   Койот молчал. Он понял, что к чему. И лишь усмехнулся. Он читал в одном из детективов, что оперативники почти всегда пользуются этим психологическим приемом - стараются "расколоть"
   ошалевшего от внезапного задержания преступника в первые же минуты...
   Задержанных довезли в ИВС живыми и здоровыми. Только у Койота распух и налился небесной синевой синяк под глазом.
   Нечего было трепыхаться в нежных объятиях ФСБ. Оперативники этого не любят. Накрыли - протягивай лапы для наручников...
   Глава 34
   НЕЧАЯННОЕ УБИЙСТВО
   В это же утро в Придонске произошло еще одно событие, связанное с именем Павла Волкова. Трагическое.
   ...Людмила, брошенная жена Койота, вместе с матерью, Верой Ивановной, возилась на кухне.
   Женщины затеяли печь блинчики - дешево и калорийно. Мука у них была, пол-литра кефира и пара яиц в холодильнике отыскались, остальное - дело проворных женских рук и горячей сковородки. Блинчики еще вчера попросил Костик. Слово это он выговаривал по-своему: "Бинцик". Ну, "бинцик" так "бинцик". И мать и бабушка мальчика поняли, дружно захлопотали у плиты, радуясь тому, что стопка пышных румяных блинчиков быстро росла на тарелке, и Костик, когда проснется, поест их с удовольствием, да и они позавтракают вместе с ним, а потом Людмила отправится с сыном в поликлинику - показать его хирургу. Ходить Костик стал гораздо лучше, и речь постепенно выравнивалась, становилась понятнее. Но левая ножка все же их беспокоила:
   Костик ее как бы приволакивал, подтаскивал за собой. Сразу это в глаза не бросалось, но если присмотреться, понаблюдать за тем, как мальчик передвигается по комнате, становилось ясно, что ребенка необходимо опять показать врачу.
   А вот руки у Костика почти поправились, стали сильными, цепкими. Людмила, да и Вера Ивановна тоже, часами массировали ему пальчики, разминали их, гладили. Купили резиновое кольцо, каким пользуются спортсмены, и мячик. Костик, втянувшись, и сам потом тискал и мял эти игрушки. И чудо свершилось: руки мальчонки стали выздоравливать, набирать силу.
   - Ты знаешь, мам, - сказала Людмила, снимая со сковородки очередной блин. - Он меня вчера так цапнул за руку! Я аж вскрикнула. Силы как у... она хотела сказать "у Павла", но спохватилась, передумала. - Прямо как у взрослого.
   - Ну и хорошо, - спокойно отвечала Вера Ивановна, и лицо ее посветлело. - Значит, выздоравливает наш мальчик. Ему ведь скоро учиться, потом работать. Как без рук? Даже если хромать будет, ничего, а вот руки...
   Она вздохнула. Слова словами, а как-то еще будет на самом деле? Ребенок растет без отца, рассчитывать на помощь со стороны не приходится. Кто ему станет помогать? А без денег - какая учеба в нынешнее время? Школу бы закончил да специальность какую-нибудь хорошую приобрел. Стал бы Костик, например, мастером по ремонту телевизоров. Телевизоров много, они ломаются...
   - Павел давно что-то не приходил, Люся, - снова заговорила Вера Ивановна. - Вы что - опять поругались?
   - Я ему сказала, чтобы он носа больше к нам не показывал, мам, - не оборачиваясь, ответила Людмила сурово и решительно. - Все, хватит.
   Поиздевался над нами, покуролесил. Я на развод подам. Соберу вот денег... Ужасно дорого сейчас все это, даже развестись проблема Развестись - дело нехитрое. - Вера Ивановна села к столу, сложила на коленях руки. - А вот семью сохранить... И ты, Люся, виновата кое в чем. Гордая слишком, несговорчивая. А что получила - и тебе плохо, и Костику. Семью беречь надо.
   - Да какая это семья, мама! Ты что - не видишь? Месяцами дома не бывает, а придет - вечная ругань, оскорбления. Мне девчонки сказали, что есть у него женщина, Мариной зовут, продавщица в каком-то киоске. Да пошел он куда подальше, чтобы я с ним после всего этого жила. Он для меня больше не существует. Не такой я себе семейную жизнь представляла. Помучилась, хватит.
   - Сынок у вас, дате, - гнула свое Вера Ивановна. - А если с тобой что случится? И я еле ползаю.
   - Да что со мной может случиться, мам? Чего ты плетешь?
   - Мало ли. Вон, на Донбасской, моложе тебя девушку машина сбила... Дите сиротой останется Кому он нужен?
   Конечно, Вера Ивановна вела свою линию: ей хотелось, несмотря ни на что, помирить Людмилу с Павлом, хотелось, чтобы у Костика были и отец и мать. Хорошие ли, плохие... какие есть, что теперь поделаешь? И ради ребенка надо снова сойтись, простить друг другу обиды. У молодых все бывает...
   Людмила не слушала мать. Павел для нее - отрезанный теперь ломоть. Все! Решено раз и навсегда. Никаких прощений, никаких новых попыток наладить семейную жизнь. Разбитое - не склеишь. А Костик... что ж, без отца, конечно, не очень-то хорошо, но вырастет. С матерью и бабушкой (дай ей Бог здоровья!). Таких детей, как Костик, полгорода. Ну, пусть поменьше четверть. Ничего, как-нибудь перебьются. Костику скоро семь, мальчишка поправляется, набирается силы, выздоравливает. Вот сходят они сегодня к врачу, посоветуются. Сейчас она допечет блины, пойдет будить сына...
   А Костик давно уже не спал. Слыша, что мать и бабушка заняты на кухне (из-за закрытой двери доносились их голоса), он вылез из кроватки и взял отцовскую отвертку. Он вспомнил, как отец приподняв матрац, подковырнул под ним отверткой дно, приподнял и положил туда "Бу-бу". Костик проделал то же самое и достал сверток. Развернул, вынул из пакета "Бу-бу". Восхищенно смотрел на тускло отсвечивающую вороненую сталь, гладил ствол пистолета, заглядывал в круглую черную дырочку. Твердил, воображая себя Бог весть кем: "Бу! Бу!" Потом уронил пистолет, который довольно громко стукнулся о доски пола.
   Людмила услышала звук, сказала: "Что-то там упало. Костик, что ли, поднялся?"
   Она пошла в спальню, а Костик уже снова держал "Макаров" в руках. Пальчики его тянулись к спусковому крючку, а глаза выбирали цель.
   Он увидел вошедшую мать, навел на нее пистолет, грозно нахмурил белесые бровки:
   - Бу! Бу!
   - Эт...то что такое? - успела сказать Людмила. - Ты где это взял, Кос...
   Ударил выстрел. Пуля попала Людмиле в шею, пробила сонную артерию фонтаном брызнула кровь. Людмила рухнула тут же, у двери, зажала рану рукой, захрипела. Жила она минуту, не больше.
   На выстрел кинулась Вера Ивановна. Костик и ее встретил грозным: "Бу!Бу!" Снова выстрел.
   Дико закричав, Вера Ивановна отклонилась, шагнула к внуку, схватилась за ствол. Он выстрелил еще раз. Пуля разворотила бабке плечо, и Вера Ивановна упала без сознания.
   Дверь квартиры сотрясалась от ударов - сначала ломились соседи, а потом и вызванная по телефону милиция.
   Костик очень испугался, спрятался в бабушкиной комнате за диван - его едва вытащили оттуда...
   Глава 35
   МИНУС ОДИН КИЛЛЕР
   На стрельбу в квартире Веры Ивановны Кудрявцевой из УВД выезжал подполковник Сидорчук. Конечно, сначала примчалась опергруппа из Левобережного РОВД, все там засняли и промерили, извлекли из-за дивана ребенка, пытались узнать у него, что, мол, тут произошло? Но мальчик, судя по всему, был очень напуган. В луже крови лежала мать. Также в крови стонала бабушка, вокруг - посторонние люди. И потому ничего путного милиционеры от него не узнали. Да и вбежавшая в квартиру соседка, Наталья Алексеевна, пояснила операм, что ребенок этот - не совсем здоров, плохо еще говорит и потому вряд ли он чем-то может помочь милиции. Но Костик все же тыкал ручонкой в сторону своей кроватки, без конца повторял: "Бу! Бу!", показывал при этом на мать и бабушку и плакал. Понять что-либо из его рассказа было трудно, оперы решили, что в квартире побывал маньяк или грабитель, женщины ему в чем-то помешали, и он уложил обеих. А мальчик все это видел из своей кроватки и пытается рассказать... Никому из оперативников даже в голову не могло прийти, что этот перепуганный ребенок и является убийцей...
   Наталья Алексеевна, соседка, в беседе с оперативниками сразу же назвала имя зятя Веры Ивановны, Павла, вспомнила их разговор, в свою очередь пересказала его старшему из оперативников, майору милиции со смешной фамилией Кубло. Кубло сейчас же послал машину с двумя своими подчиненными на квартиру Волковых, но там никого не оказалось.
   Когда прибыла "скорая" и Веру Ивановну уносили, она на мгновение открыла глаза, прошептала склонившемуся к ней Кубло: "Костик стрелял... внучок мой..."
   Оперативник не поверил, переспросил, но Вера Ивановна впала в забытье санитары неосторожно качнули носилки, причинили женщине новую боль.
   Сообщение об убийце в корне меняло ситуацию, его не надо было искать, он сидел на полу рядом с мертвой матерью и горько плакал. Так их обоих и сфотографировал "Полароидом" спец из опергруппы. Снимок получился весьма впечатляющим.
   Оставалось ответить на вопрос: как пистолет попал в руки ребенка? Почему он оказался в квартире Кудрявцевой?
   Разумеется, многие оперативники знали, что группа Сидорчука из управления, а также прокуратура области ищут убийцу постовых милиционеров и инкассатора, ищут и оружие, и потому Сидорчуку сообщили о случившемся по телефону. Алексей Иванович тотчас выехал на место происшествия. Сообщили и Крайко, и уже через полчаса оба они лицезрели ужасную картину.
   Фотограф опергруппы, зная, что снимки следователю прокуратуры также понадобятся, подал Эмме Александровне несколько глянцевых квадратиков, где были сняты убитая Людмила Волкова, тяжело раненная ее мать, плачущий убийца, кровь, валявшийся на полу пистолет.
   Крайко взяла мальчика за руку, увела с собой в спальню.
   - Костик, лапушка, скажи, где ты взял пистолетик? А? Покажи мне место.
   - Бу! Бу! - твердил малыш. - Я бу-бу... Мама упала...
   - А "бу-бу" ты где взял, Костик? Покажи тете.
   Он повел ее к своей кроватке, показал отвертку, стал ковырять ею фанеру днища, и Крайко все поняла.
   - Алексей Иванович! Валентин! - позвала она Сидорчука и вызванного из квартиры Костенкина, и те явились на ее зов.
   - Вот где этот мерзавец прятал "Макаров"! - сказала Крайко. - И будь вы, сыщики, хоть семи пядей во лбу, а попробуй догадайся... Какое кощунство!..
   - Ребенок, наверное, подсмотрел, - предположил Сидорчук. - А может, Волков и не прятался вовсе.
   - Поехали, Алексей Иванович! - решительно поднялась со стула Эмма Александровна. - Лучшего момента не придумаешь!
   * * *
   Областной изолятор временного содержания - новое четырехэтажное здание, обнесенное высоким бетонным забором и колючей проволокой - располагался на конечной остановке одного из троллейбусных маршрутов. Многие горожане и не догадывались, что неприметный этот, казенного вида дом, внешне напоминающий обыкновенную контору, - надежно защищает их от всякого отребья: тут проводят первые дни схваченные на улицах, вокзалах или притонах воры, убийцы, грабители...
   Койот сидел в камере-одиночке на первом этаже. Узкая, с железной дверью комната, под самым потолком - окно, забранное решеткой и квадратами толстого непрозрачного стекла. Сторона - солнечная, и в камере светло, просторно.
   Его привезли сюда прямо из аэропорта. Проверили карманы, отобрали поясной ремень, шнурки, часы, брелок с ключами. Пара здоровенных милицейских сержантов втолкнула его в камеру, один из них сказал с ухмылкой:
   - Отдыхай пока. Скоро следователи заявятся, начнут тебя кидать от стенки к стенке.
   Второй заржал, замахнулся кулачищем: "У, мразь!" Но бить не стал, хотя расплывшийся уже под глазом Койота синяк явно провоцировал сержанта, хотелось добавить. Но он утешил себя тем, что все еще впереди - ублюдок этот, как они поняли с напарником, не спешит развязывать язык, оперативники из ФСБ, которые привезли его сюда, явно недовольны задержанным. Ну, ничего, заговорит, заговорит. И не такие тут языки развязывали...
   Койот сел на койку, напряг мысль. Как вести себя? Что говорить? Почему их с Джабой взяли в аэропорту, а не на квартире? Где содержится Джаба?
   Не надо ничего говорить - в этом спасение.
   Главное - молчать про пистолеты. Вещдок, приложенный к делу, предъявленный в суде - это конец, это расстрел. Но если он сможет благополучно "уйти" от убийства милиционеров и инкассатора, то остается еще "КамАЗ" и убийство водителя Крылышкина. Это если Валентина развяжет язык. Тогда им с Жориком "светит" лет по семь-восемь. Впрочем, суд решит по-своему, Жорик уже судим, ему могут впаять больше.
   Меньше всех пострадает, конечно, сама Валентина, да она и меньше всех виновата А если с перепугу заговорит Джаба? Но что он - совсем, что ли, дурак? Зачем ему сознаваться в каких-то там московских планах? В крайнем случае может сказать: да, мы знакомы с Волковым, купили у него в прошлом году "КамАЗ", но не знали же, что он ворованный, что на нем кровь!
   Думали, что познакомились в Придонске с порядочными людьми...
   Так бы стал говорить Павел на месте Джабы.
   Это самая выигрышная и правдоподобная версия поведения. Они собирались лететь в Москву закупать товары, на ярмарку в Лужники. Все! Стоять на этом скалой. Скалой! Пусть следователи хоть треснут.
   ..Дверь открылась, и в камеру вошли Крайко с Сидорчуком.
   Представились.
   Крайко села рядом с Койотом, как-то по-особому глянула на него. От этой седовласой женщины исходила какая-то мощная сила, Койот сразу ее почувствовал.
   - Все ответы уже продумал, Паша? - ровно проговорила она. - Время у тебя было.
   - Я же не знаю, о чем вы меня будете спрашивать, - резонно возразил он.
   - Спроси ты.
   - Почему меня... привезли сюда? Здесь, насколько я понимаю, сидят преступники.
   - Ты преступник и есть, Паша. И очень опасный. Мы тебя долго искали.
   - Ваши оперативники ошиблись, спутали меня с кем-то.
   - Ничего они не спутали, Паша. В ФСБ работают профессионалы.
   - ФСБ? Значит, меня арестовала служба безопасности? Не милиция?! Но я... я же не какойнибудь разведчик... хм!
   - Паша, подумай о себе. Ты молод. Тебе лучше сознаться во всем, помочь следствию. Это зачтется.
   - Мне не в чем сознаваться. Я ничего плохого не сделал.
   - Ты убил двух милиционеров, Паша. Ты нападал на инкассаторов, убил одного из них, ранил нескольких человек. Ты стрелял из пистолетов убитых милиционеров. И один из них...
   - Никаких пистолетов у меня нет...
   - ...И один из них ты спрятал в кроватке сына, Костика. А сыночек твой смотри что наделал.
   С этими словами Крайко вынула из сумки фотографии, подала Койоту. Сказала:
   - Людмила мертва. Теща твоя, Вера Ивановна, в реанимации, в очень тяжелом состоянии, ее жизнь висит на волоске. Костик сказал мне полчаса назад, что пистолет в кроватку положил ему ты. Спрятал. Пистолет - один из тех, что ты взял у милиционеров, мы проверили по картотеке, вот Алексей Иванович проверял...
   Койот потрясенно смотрел на фотографии.
   Убитая, в луже крови Людмила, плачущий Костяк, пистолет на полу, тяжело раненная Вера Ивановна... Разве он, Павел, желал им смерти?!
   - Не-ет... Нет... - он мотал головой, не верил своим глазам. Койот был потрясен.
   - Когда ты навещал сына, ты носил ему странные игрушки, Паша, продолжала Крайко. - Пистолетики, ружья, наручники... Ты что - готовил из него убийцу? Почему именно эти игрушки?!
   - Что вы такое говорите?! - не выдержал, взвился Койот. - Какого еще убийцу?! Просто покупал, какие были. Самые дешевые. На дорогие матпини и компьютеры у меня не было денег.
   - Когда ты положил пистолет в кроватку сына, Волков? - вмешался в разговор Сидорчук. - Сразу после нападения на инкассаторов? Или позже?
   Койот опустил голову, молчал.
   - Паша, повторяю, подумай о себе. - Голос Крайко по-прежнему спокоен, ровен. - Тебя могут оставить в живых, не всех расстреливают.
   Сознайся, сними груз с души.
   Койот снова взял в руки фотографии. Сказал глухо:
   - Мне надо подумать.
   Крайко встала
   - Хорошо. Я приду завтра утром. Снимки оставляю. И ручку с бумагой.
   На следующее утро Эмма Александровна держала в руках документ, который многое решил в ходе следствия и в судьбе Павла Волкова.
   "Начальнику УВД Придонской области
   генералу милиции ТРОПИНИНУ
   Заявление
   Добровольно, без всякого давления со стороны следственных органов, заявляю, что я, Павел Витальевич Волков, 1970 года рождения, проживающий, город Придонск, ул. Артуровская, 16, кв. 5, в июне 1994 года (точную дату не помню)
   напал на инкассаторов у магазина "Сельхозпродукты", что на улице Дмитровской, с оружием - пистолетами Макарова, которые я купил на рынке у неизвестных мне парней, которых звали Гена и Сергей. Расплачиваться я должен был деньгами, взятыми у инкассаторов. Но деньги я не взял.
   Потом я искал Гену и Сергея на рынке, ждал их в условленный день, но они не пришли. Милиционеров я не убивал.
   Заявление написано собственноручно.
   Павел Волков
   г. Придонск.
   13 мая 1995 г."
   Крайко взяла листок, прочитала. Спросила:
   - Где второй пистолет, Паша?
   - У нас дома, на чердаке.
   - Отец твой знает место?
   - Нет. Я никому ничего не говорил. Когда Гена и Сергей не пришли, я решил пистолеты спрятать. Думал, что они потом придут.
   Койот врал, Крайко знала, что он врет, но виду не подала Нужно было заполучить второй ствол.
   - Схему можешь нарисовать? Где искать пистолет.
   - Могу.
   ...Уже через полтора часа Сидорчук, изрядно вывозившись на пыльном чердаке, нашел завернутый в полиэтиленовый пакет пистолет. "Макаров" был хорошо вычищен и смазан и, наверное, пролежал бы на чердаке еще несколько лет, до тех пор, пока Койот - не случись последних событий - взял бы его в руки. И снова чья-то безвинная душа отлетела бы в мир иной...
   * * *
   Теперь вздохнули посвободнее и офицеры управления ФСБ. Шакал - за решеткой, оружие найдено, Волков частично в совершенных преступлениях сознался. В том, что он сознается и в остальном, ни у кого сомнения не было. Улик против него достаточно, свидетелей - тоже. Вещдоки преступления - пистолеты - в наличии.
   Конечно, он, Волков, в первую ночь после задержания придумал версию: на инкассаторов нападал, да, тут сложно отказаться (инкассаторы Рудаков и Швец, срочно доставленные на опознание, в один голос заявили: "Да, он!"). А вот как убивал милиционеров - никто не видел. Но выдержать мощнейший прессинг Крайко и ее напарника Костенкина не смогли бы в этой ситуации и более опытные, имеющие не одну ходку убийцы. Волков же, при всем своем хладнокровии и умении держать себя, был потрясен случившимся у него дома, своим арестом и тем, каким образом разгадали его тайну. Потому он "посыпался" в первые же часы допроса.
   Он сознался, что "Гена и Сергей", у которых он якобы купил пистолеты, выдумка.
   Нарисовал новую схему - лесного участка в пригороде Придонска, где он в первые месяцы хранил в земле пистолеты.
   Указал, где утопил обрез.
   Подробно описал, как готовился к убийству милиционеров и как осуществил это преступление.
   Признался в убийстве шофера "КамАЗа" Крылышкина.
   Рассказал, зачем собирался лететь в Москву...
   Следователи едва успевали записывать показания Койота...
   А офицеры отделения Мельникова занимались уже новым делом. К Шакалу прямого отношения оно не имело, хотя и было связано с именем его бывшей любовницы Марины Безугловой.
   Речь шла о наркотиках.
   Находящийся в СИЗО Мосол (Аркадий Масленников) поведал Мельникову и его офицерам немало интересного.
   На столе у Александра Николаевича красовался свежий лист ватмана, на котором была красиво нарисована схема поступления наркотиков в Придонск. "Цепочка смерти" выглядела следующим образом:
   М. Безуглова (киоск "Братан"), В. Князев (маг. "Фрегат"), Ю. Аскольдов (киоск "Лира")... - сбытчики опия и героина.
   А. Масленников (Мосол) - посредник.
   Р. Мерзоев (Рустам), Я. Бобонцев (Яхонт) - курьеры.
   Рахматулла (Хорог, Таджикистан) - продавец наркотиков.
   Узнать, откуда поступал к Рахматулле товар, другие каналы поступления поручалось Андрею Омельченко и Олегу Брянцеву. С согласия центрального аппарата ФСБ им предстояло внедриться в наркоструктуру Придонска и Москвы. Похоже, они могли выйти и на таинственного Амирана.
   ВМЕСТО ЭПИЛОГА
   Следствие по делу Павла Волкова шло более года. По ходу следствия из дела были выделены в самостоятельное производство несколько других:
   Валентины Клегщовой, бывшего капитана милиции Мерзлякова, Мосола с Колорадским Жуком, сбытчиков наркотиков. Каждый был приговорен к различным срокам заключения.
   Павла Волкова приговорили к исключительной мере наказания - расстрелу.
   Но Россия, вступая в Совет Европы, собирается подписать конвенцию об отмене смертной казни. Расстрелы смертников приостановлены - последнего, осужденного к высшей мере, расстреляли в августе 1996 года.
   Воспрянули, надеясь остаться в живых, около 500 российских душегубов убийц, грабителей, насильников, - лишивших жизни других людей.
   Кого-то из них ждут большие сроки.
   Иных - пожизненное заключение.
   Эта медленная казнь - пожизненная смерть - ожидает и Павла Волкова.
   Октябрь 1996 - март 1997гг.